В ходе многочисленных турне, которые совершала Лиззи, эта парочка поразительно не похожих друг на друга людей — высокая, стройная Лиззи и маленький, кругленький Флип — объехала все континенты. Как-то раз Флип начал подтрунивать над Лиззи, говоря, что она не дотягивает до египетской царицы, которая во все свои путешествия брала с собой не только обширную свиту, но еще и походную пирамиду. Лиззи тут же стала наводить справки, где можно раздобыть походную пирамиду. Ее страсть к собирательству обуздать было невозможно. Как только Лиззи узнавала о чем-нибудь таинственном или забавном, она не успокаивалась, пока эта вещь не становилась ее собственностью.
   — Под конец за нами повсюду следовал товарный состав из четырех вагонов, которые доверху наполнены были приобретениями Лиззи, — закончил Флип свой рассказ. — И я имею право с гордостью сказать, что именно мне пришла в голову идея купить эту виллу, чтобы все чудеса, хранившиеся до сих пор во мраке железнодорожных вагонов, увидели свет. Дом тысячи чудес — целый парк развлечений в одном доме! Популярность этого дома была грандиозной и не падала много лет!
   — Можно я ее примерю? — спросила Альбертина, поглаживая сверкающую ткань плаща.
   Месье Флип пододвинул высокий стул, сделанный из пня, и велел Альбертине на него взобраться. Он набросил накидку ей на плечи. Тихонько позвякивая сверкающими камнями, бархатная ткань опустилась вниз, до самой земли, окутав Альбертину.
   Альбертина вытянула вперед руки, которые для такого плаща были, пожалуй, еще коротковаты, и медленно раскинула их.
   — Ну что? Так же все сияет, как у Лиззи?
   — В общем да, — улыбнулся Флип, — явлением сверхновой это пока нельзя назвать, но, я надеюсь, кое-что может получиться.
   — Шикарная вещь! — В дверях стоял Отто. — Я не помешал?
   — Отто! Не говори глупости, заходи! — сказала Альбертина. — Ты никогда не мешаешь!
   — А мне все равно пора уходить. — Флип снял у нее с плеч плащ и исчез за дверью.
   — Ты теперь, поди, начнешь показывать такие же дурацкие… ну, я хотел сказать, такие же сумасшедшие фокусы, как тетя Лиззи, и будешь выуживать у богатых мальчишек их сны? — Отто попытался улыбнуться, но у него ничего не получилось.
   — Как бы не так! — ответила Альбертина. — Тетя Лиззи завещала чемодан месье Флипу, и никто не знает, как этот фокус делался.
   Альбертина чувствовала: что-то не дает Отто покоя. С этими мальчишками не знаешь, как себя и вести, можешь вообще никогда не узнать, в чем дело. Но она как-то не любила и не умела обсуждать, что там творится у них в душе.
   Но Отто сам сразу заговорил о том, что его волновало:
   — Надеюсь, я и в образе замухрышки с дворянским титулом тебе не противен?
   — Ну конечно, ты мне нравишься! И с титулом, и без титула, не важно. Для меня ты — Отто Карвуттке.
   Глаза у Отто печально блестели. Он подошел к окну и стал смотреть в трубу. Альбертина не должна видеть, что по щекам у него катятся слезы. Одной рукой он беспорядочно передвигал «Спектр-2004», другой — поспешно вытащил из кармана клетчатый платок и быстро вытер лицо.
   — У тебя есть папа. Не важно, что он в Сибири. У тебя есть Люминос. Есть матрешки. Есть Флип, и на самый худой конец — эта самая Раппельмайерша. А у меня что? — Он больше не мог сдерживать рыданий. — Отто Карвуттке! — с ненавистью выговорил он. — Мальчишка из чемодана, полное ничто!
   — Ну а кто стоит сейчас передо мной? Ведь ты же существуешь, точно так же, как и я!
   — Ой, ты просто фантазерка! — Отто отвернулся от нее. — Веришь в какой-то звездный телефон, даже с куклами разговариваешь.
   — Дурачок, неужели ты не понимаешь? — сказала Альбертина. — Лашло выдумал тебя, потому что хотел быть таким, как ты. Ты есть, потому что кто-то изо всех сил в тебя верил. Он хотел быть таким же веселым, храбрым и свободным, как ты. Ты для него — образец для подражания. В жизни он был один, зато во сне вы с ним становились как братья.
   — Я совершенно не подумал об этом, — признался Отто.
   — Кроме того, у тебя есть Клара! И Пауле! Самая лучшая банда — и в реальном мире, и в мире снов — пылко воскликнула Альбертина. — И еще есть я, — добавила она тихо и застенчиво.
   Но Отто все равно услышал.
   Оба мгновенно покраснели до корней волос, и неизвестно было, кто покраснел больше. На один короткий миг, который казался вечностью, ничто, кроме попискивания растений, не прерывало мучительную тишину.
   В фотороманах, которые Яцци тайком читала под одеялом, такие разговоры выглядели как-то иначе, подумала Альбертина. Ну скажи же что-нибудь, Отто Карвуттке!
   Но Отто продолжал молча складывать свой носовой платок и сложил его уже до размеров спичечного коробка.
   — Сядь! — сказала Альбертина как-то уж слишком громко.
   Отто сел на стул, сделанный из пня.
   Альбертина обмотала матрешек обрывком веревочки, которую достала из кармана жилетки, накинула на плечи пижамную куртку вместо плаща и встала перед Отто.
   — Уважаемая публика, мадам Лиззи…
   — Мадам Альбертина, если уж на то пошло, — перебил ее Отто.
   — Сейчас мадам Альбертина отправит старшего брата маленького Лашло в царство снов! — Матрешки на веревочке закачались перед самым носом Отто. — Раз, два, три, много-много снов — сейчас ты быстренько уснешь.
   Отто старательно выпучил глаза, а потом, словно мешок, осел на стуле.
   — Ну-ка колись быстро! Что ты видишь? — спросила Альбертина.
   — Я вижу во сне, что Лашло, Пауле, Клара, я, твой папа и ты, короче все мы, летим верхом на вашей звезде, на Люминосе, верхом, месье Флип волочет гигантскую корзину с жратвой, а я… я отморозил себе уши!
   — А ну-ка где там твои ушки? Сейчас мы их тебе ототрем! — Альбертина со смехом потянулась к нему. Отто инстинктивно схватил ее за руку, Альбертина потеряла равновесие, и они оба грохнулись на пол вместе со стулом.
   Альбертина, которая упала назад и почти не ушиблась, тут же вскочила на ноги, а Отто все лежал, приваленный стулом, и стонал.
   — Я гибну, настал мой смертный час, принцесса, прощай! А-а-а! — театрально стонал Отто.
   — Ничего не настал. Сны не могут пораниться, и поэтому они живут целую вечность и еще три дня! — Альбертина прыгнула на свою лилейную постель. — Являешься вот так, ни с того ни с сего, в Дом тысячи чудес и понятия ни о чем не имеешь! — Она бросила в него одной из лилейных подушек.
   Кто-то постучал в дверь.
   — Войдите, если это только не моя злобная тетка! — задорно крикнула Альбертина.
   — Я что, похож на тетку? — В щелку двери просунул голову Пауле.
   — У вас тут закрытое частное представление или все-таки в зале еще есть свободные места? — спросила Клара. — Между прочим, есть кое-что интересненькое, что банде клетчатых… — Клара сделала угрожающую паузу, — … обязательно надо обсудить.
   «Вступительное испытание клетчатых!» — пронеслось в голове у Альбертины.
   Клара подозвала к себе Пауле и Отто. Они тесно сдвинули головы, положили руки друг другу на плечи и начали было шептаться, но Клара быстро прервала обсуждение:
   — Значит, результат голосования у нас получается: три — против, никого за, да?
   Пауле кивнул.
   Альбертина побледнела. Значит, даже Отто не проголосовал за нее?
   — Альбертина Шульце, поскольку ты не нашла чемодан и не расправилась с полицейскими, — гробовым голосом сказала Клара, — то мы считаем, что испытание клетчатых ты не выдержала.
   Хотя Альбертина никогда в жизни не имела дела с бандами, но закон есть закон, это ей было ясно.
   — Понимаю, — выдавила она из себя и больше ничего сказать не могла, потому что все остальные слова потонули бы в слезах и рыданиях, а плаксой она выглядеть вовсе не хотела.
   Отто положил руку ей на плечо:
   — Но ввиду особых заслуг перед бандой клетчатых, учитывая то, что без тебя мы так бы и пылились до сих пор в этом душном чемодане, в силу вступает седьмой параграф нашего Устава.
   Клара и Пауле вместе с Отто хором докончили:
   — Мы объявляем тебя почетным членом банды клетчатых.
   Альбертина крепко сжала Машу, которая лежала у нее в кармашке, а другой рукой вытерла со щеки слезу.
   Отто прошептал Кларе что-то на ухо.
   — А что? — спросила она.
   Отто порылся в карманах. Щепку, отломившуюся от спинки стула, он тут же сунул обратно, потом протянул Кларе свой мятый клетчатый носовой платок.
   Клара сморщилась, но, поскольку лучшего ордена клетчатых в данный момент не подворачивалось, пришлось довольствоваться платком.
   — Гордо носи этот орден, и пусть он всегда напоминает тебе о том, что ты — из банды клетчатых! — провозгласила она.
   — Я еще в него ни разу не сморкался! — уверил Альбертину Отто и демонстративно громко шмыгнул носом.
   Клара не торопясь повязала Альбертине на запястье платок и протянула ей сжатый кулак. Альбертина робко положила на него свой. Предводительница клетчатых задорно ей подмигнула.
   — Трое клетчатых… — тихо начала Альбертина. Клара отрицательно помотала головой.
   — Четверо клетчатых ребят — это вам не детский сад! — заново начала Альбертина, теперь уже громко и решительно.
 
   Наша банда — всех сильнее! Наша банда — всех страшнее!
 
   Мальчишки поставили свои кулаки поверх кулаков Клары и Альбертины. Все вместе они договорили девиз банды клетчатых до конца:
 
   Клетчатых не разлучить, Значит, так тому и быть!
 
   Еще несколько мгновений Альбертина не могла прийти в себя. Сердце у нее громко стучало.
   — А теперь выкладывайте! Шульце Длинные Руки хочет знать все. Как живет банда клетчатых? — Альбертина похлопала рукой около себя, и Клара уютно устроилась рядом с ней.
   Отто и его банда действовали всегда одинаково: Пауле отвлекал жертву, чтобы Клара могла беспрепятственно опустошить карманы и сумочки. Самый быстрый и самый ловкий из них, Отто, доставлял добычу в безопасное место. Они всегда работали втроем, и их банда была непобедима.
   — Отто Карвуттке прославился потому, что воровал только у богатых и большую часть награбленного распределял между уличными детьми. Отто сам бдительно следил за этим. Мы оставляем себе только самое необходимое, чтобы выжить.
   — Решил стать новым Робином Гудом? — спросила Альбертина.
   — Не знаю такого! — Пауле упер руки в боки, силясь принять угрожающую позу, насколько это вообще возможно было в таком вот тесном, не по размеру, заляпанном машинным маслом пиджачке с пуговицами из деревяшек. — Между прочим, бронетанковый Пауле тоже хочет знать обо всем… ну, обо всем, что тут у вас, в вашем мире!
   В детективах про Карвуттке, которые так любил читать Лашло фон Прокауэр, все действие происходило в двадцатые годы, поэтому для клетчатых современный мир должен был казаться по крайней мере столь же непостижимым, как для Альбертины все эти тайны сновидений. Мобильники и скейтборды, супермаркеты, компьютеры, «мыльные оперы», реактивные самолеты, микро-волновки и космические полеты — банда клетчатых не имела обо всем этом ни малейшего понятия. Отто с трудом мог представить себе, что реактивный истребитель за несколько часов домчится до Америки, что содержание всех книг с целой книжной полки умещается на маленьком серебристом диске или что грязное белье можно засунуть в машину и достать оттуда чистым.
   — Люди даже на Луну уже слетали и побегали по ней! — завершила Альбертина свой рассказ. Она зевнула. Усталость внезапно навалилась на нее. Альбертина натянула лилейное одеяло до самого подбородка.
   В гамаке над ее головой царила уже полная тишина. Клара и Пауле незаметно залезли туда, и в какой-то момент глаза у них закрылись сами собой.
   Только Отто не спалось. Он подошел к окну.
   — Эй, Альбертина!
   — Что?
   — Ты уже спишь?
   — Да.
   — А в другой башне до сих пор свет горит!
   — Там живет месье Флип. Он наверняка оторваться не может от книг, которые достались ему в наследство. Спи, Отто.
   — Скажи, а ты не хотела бы еще разок заглянуть в этот чемодан?
   — Мне пришлось дать месье Флипу честное слово, что я к нему и пальцем не притронусь. Я уж не говорю о том, что ключ у него.
   — Ну, ключ для нас — не проблема…
   — Отто! Мы крадем только для того, чтобы хоть как-то прожить и не умереть, ты сам так сказал!
   — Да нет, это я так просто, кое-какие мысли высказываю. — И Отто поудобнее устроился на пальмовом листе.
   — Тогда забудь эту свою мысль навсегда. И пусть тебе приснится что-нибудь очень хорошее! — Пока она погружалась в сон, мысли продолжали роиться у нее в голове. Оказывается, сны умеют спать и это прекрасно у них получается, подумала она, а чтобы увидеть сны, обязательно надо заснуть — если не заснешь, никаких снов не будет. Интересно, а что же происходит, когда сами сны засыпают и при этом видят сны?..

«Ждать, да чаек попивать»

   — Я богатая, я еще богаче, я всех богаче! — вопила в этот самый момент тетя Кора, да так громко, что половина Нижнего Вюншельберга и уж точно все жильцы отеля «Шпитц», где тетя Кора устроила командный пункт для дальнейшей борьбы, услышали ее вопли и вздрогнули.
   Руфус потряс жену за плечо, но ее никак было не вырвать из лап этого оглушающего всех сна.
   — Прочь с дороги! — Кора резко повернулась, протянула руки с желтыми когтями, схватила за горло Руфуса и сжала изо всех сил. — Прочь, я сказала, Царица тьмы пришла к вам и требует свою дань!
   Глаза ее мужа начали уже вылезать из орбит, но в отчаянии он изо всех сил пнул Кору в коленку, и это спасло его от неминуемой смерти. Кора почти задушила его.
   — Грубое чудовище, что ты себе позволяешь! — заорала на него тетя Кора, вытаращив глаза. — Я только-только заснула, а ты оторвал меня от моих сладких снов! — Одним движением отшвырнула она в сторону и одеяло, и Руфуса и соскочила на пол. Отель «Шпитц» не смог предоставить ей королевских покоев, вместо этого ей досталась каморка под крышей. Точнее говоря, это был закуток, в котором раньше ютилась прислуга. Коре Рабеншлаг пришлось отказаться и от своей косметической маски, и от настоящей французской ночной рубашки. Все это, к сожалению, осталось там, на вилле, название которой она не собиралась произносить вслух до тех пор, пока вся эта развалюха не перейдет в полное ее пользование. Она и не думала покидать поле боя. Альбертина и ее комичные друзья выиграли, конечно, одно сражение, но настоящая борьба только начинается. «Ждать, да чаек попивать» — таков был ее девиз. Коре Рабеншлаг всегда удавалось найти выход из любой ситуации!
   Она открыла чердачное оконце. Напротив у Куликова, этого неудачника с его чесоточными собачками, еще горел свет.
   — Охотник на мелкую и крупную дичь! Тоже мне! На вшей ему охотиться, больше он ни на что не годен! — прошипела Кора.
   Куликов показался за стеклянной дверью магазина, низко поклонился и распахнул дверь пошире. Из магазина вышел Болленштиль, неся под мышкой объемистый бесформенный пакет. Не успел он ступить на тротуар, как из окна серебристого автомобиля, припаркованного у края поребрика, бросилось на него что-то ярко-голубое. Оно начало рвать в клочья коричневую оберточную бумагу, из-под которой показался кое-как завернутый в нее трансмазурский волк из магазина Куликова.
   — Дэзи, злая собачка! — закричал Болленштиль, но было уже поздно.
   Дэзи вовсю пользовалась возможностью показать своему дальнему родственнику, который был раз в двадцать больше ее, кому в доме Болленштиля принадлежит первое слово.
   Лицо Коры в чердачном окошке исказила злорадная усмешка. Правильно, правильно, милая собачечка, подумала она. Покрепче сжимай зубки, а попутно укуси-ка этого Болленштиля разок-другой, ладно?
   Но Дэзи, быстренько показав беззащитному волку, где раки зимуют, поскорее удалилась обратно под защиту лимузина.
   Болленштиль сунул волка обратно в руки Куликову.
   — Халтурно запаковали! Придется вам теперь над ним потрудиться, лентяй!
   Гомецингер тихонько посмеивался в кулачок, сидя за рулем. Так ему и надо, этому Куликову.
   — А что касается вас, Гомецингер, — если вы еще хоть раз оставите Дэзечку без присмотра и выпустите ее на улицу, то считайте, что лишились работы, дома и вообще всего! — Болленштиль захлопнул за собой дверцу машины. — Домой, быстро! Я устал, а завтра устраиваю большое представление на моей вилле.

Нежелательный визит

   — Альбертина! — громко сказала Клара. — Подъем!
   Альбертина вскочила. Она протерла глаза и облегченно вздохнула: вся банда была на месте. На этой вилле, где сон и реальность так тесно переплетаются, приходится быть настороже.
   — Если ты всегда так шумишь, когда тебе что-то снится, то тогда мне нужна собственная комната, — сказала Клара.
   — Места на вилле достаточно, — засмеялась Альбертина и еще раз блаженно потянулась. — Сначала мы позавтракаем, то есть я позавтракаю. — Она до сих пор никак не могла привыкнуть к тому, что люди из снов ничего не едят, если только речь в том сне, из которого они пришли, не шла о еде.
   В холле ее уже поджидал месье Флип. Как только Альбертина вместе с друзьями появилась на лестнице, он подтолкнул носорога с оркестром на спине. Скрипя и громыхая, серо-коричневое животное затопало вперед. Деревянные музыканты старались изо всех сил, фальшиво играя один туш за другим.
   — Нижайше прошу новую владелицу Вюншельберга подойти к церемониймейстеру, месье Флипу! — прокричал дворецкий.
   Отзвучал последний туш, и Флип, словно дервиш, трижды обернулся кругом. На третий раз в воздухе развернулась черная сверкающая ткань. Флип подбросил ее высоко вверх, и, словно звездный дождь, бывшая сценическая мантия Лиззи опустилась на Альбертину. Плащ лег ей на плечи, словно был сшит специально для нее.
   Месье Флип трудился над ним почти всю ночь: кроил, наметывал, шил. Только на рассвете мантия была готова, теперь она подходила только Альбертине.
   — Угодно ли вам, Альбертине Шульце, вступить во владение наследством вашей покойной двоюродной бабушки, хранить и почитать чудеса этого дома?
   Негромкое «Да!» прозвучало в ответ, и Альбертина подняла обе руки.
   Венок из звезд на ее мантии сиял таким светом, какого Флип не видел уже много лет. Да, подумал он, точно такой же огонь исходил тогда от Лиззи. Он захлопал в ладоши. Словно бушевание карманного торнадо, загремели аплодисменты.
   Это клетчатые поддержали всеобщее ликование.
   Внезапно на весь холл загремел львиный рык.
   — Кто бы это мог быть? — удивилась Альбертина.
   — В лучшем случае какая-нибудь продуктовая автолавка заблудилась, — сказал месье Флип.
   Отто заглянул в маленькое окошечко на дверях.
   — Какой-то толстяк с голой собачкой, — тихонько сказал он остальным.
   Клара оттолкнула Отто в сторону и посмотрела тоже.
   — Это — тот самый дядька, который всем вчера запрещал давать вам продукты в долг, мисьо Флип. Мы сами слышали.
   Теперь понятно, почему я ни в одном магазине ничего не мог получить, подумал дворецкий, повернулся кругом — и уже стоял перед ребятами в мундире наполеоновской гвардии.
   — Это наверняка Фриденсрайх Болленштиль. В общем и целом, а также в мелочах и частностях ничего хорошего сие для нас не означает. — Он трижды глубоко вдохнул и выдохнул, сжал кисти рук, а потом быстро расправил пальцы, так что каждый палец громко хрустнул.
   Пауле, сгорая от любопытства, отодвинул Клару от смотрового окошка.
   — У него еще чемодан в руках.
   — Он уже несколько месяцев подряд пытается прибрать виллу к рукам. По его проекту тут должны быть автобан и бензозаправка. Его бензозаправка, разумеется! — Флип откашлялся и самым что ни на есть солидным тоном произнес: — Простите, кто там?
   — Фриденсрайх Болленштиль. Эй вы, комедиант несчастный, быстро откройте дверь!
   Месье Флип взглянул на Альбертину. Она кивнула ему, и он открыл дверь. Болленштиль ворвался в холл, не удостоив месье Флипа даже взглядом, и поднял вверх чемодан.
   — Ты знаешь, что там? — пролаял господин Болленштиль и мрачно посмотрел на Альбертину.
   Альбертина скрестила руки на груди и посмотрела на него не менее мрачно.
   — Неужели миллион? — сказала она с вызовом.
   — Или завтрак для Альбертины? — Отто, Клара и Пауле встали за спиной у Альбертины и точно так же скрестили руки. Уж они покажут этому толстому дядьке, как связываться с бандой клетчатых!
   — Если вам по вкусу долговые расписки и неоплаченные счета, тогда, пожалуйста, можете ими завтракать, — нагло расхохотался господин Болленштиль и откинул крышку чемодана. Оттуда хлынул ворох бумажек. — Хочу довести до твоего сведения несколько фактов. Во-первых: ты — банкрот. Во-вторых, я велел отключить у тебя воду, свет и вообще все. В-третьих: кредита ты больше нигде не получишь. В-четвертых: я переписал на себя все долги, которые понаделали эта попрыгушка Лиззи и вот этот человечишка. В-пятых: это стоило мне немало, можно сказать — целое состояние. В-шестых: исчезни отсюда, это мое последнее требование. В-седьмых: у тебя сорок восемь часов сроку, и либо ты оплатишь все долги, либо вилла переходит в мою собственность. И наконец, восьмое: надеюсь, мы никогда больше не увидимся! Никто не решался вымолвить ни слова. Альбертина подошла к чемодану и выхватила какую-то долговую расписку.
   — Можно попробовать? — с невинным видом спросила она Болленштиля, сунула бумажку в рот и с наслаждением разжевала. — М-м-м, такой вкусный круасан де бумажан мне давно не попадался! Все прыснули со смеху.
   Болленштиль, сопя, захлопнул чемодан и зашагал к дверям. — Сорок восемь часов! — прокричал он, и дверь за ним с треском захлопнулась.
   — Просим вас снова и как можно скорее почтить нас в Доме тысячи чудес! — проскрежетала маленькая деревянная обезьянка в форме привратника, которая сидела в клетке над дверью. Она вновь и вновь повторяла свои слова.
   — Лучше не надо, не почитайте нас больше никогда! — крикнул Отто вслед бургомистру.
   — Парцифаль, тихо! — месье Флип ударил в ладоши, и обезьянка замолчала. — Ну что ж, у всего есть своя хорошая сторона: этот Болленштиль вернул Парцифаля к жизни. Ведь он у нас уже как минимум восемь лет не разговаривал.
   После этого наступило подавленное молчание. Оно прерывалось только громким бурчанием в животе у Альбертины.
   Ох, все оказалось много хуже, чем я опасался, думал месье Флип. Он хрустнул пальцами и оказался в поварском колпаке и белом кителе.
   — Разрешите пригласить вас в столовую на легкий завтрак!
   Альбертина шла за месье Флипом, и ее одолевали не самые приятные чувства. Круассан де бумажан! Это был классный ответ! Но, если она все поняла правильно, здесь нужны были не классные ответы, а просто много денег, чтобы покрыть долги. Может быть, и не стоило ей так дразнить Болленштиля.
   Столовая находилась рядом с лестницей. Входить в нее нужно было прямо через раскрытую пасть кита.
   — Этот кит, если вы его как следует рассмотрите, — удивительно точная копия настоящего кита. Много лет назад мы с Лиззи попали в шторм. Кажется, это было где-то недалеко от Гаити. Волны величиной с гору разметали наш корабль на тысячу обломков. И мы точно утонули бы, если бы в самый последний момент нас не заглотил гигантский белый кит. Пять дней мы жили у него в брюхе бесплатными квартирантами и питались рыбой, которую он глотал. На шестой день нашего кита поймали гаитянские китоловы и таким образом спасли нас. В знак благодарности за гостеприимство кита Лиззи и оформила весь этот зал. Моя же благодарность — должен признаться откровенно — держится в очень жестких пределах, потому что с момента пребывания внутри кита я страдаю ужасной аллергией на рыбу.
   Клетчатые рассмеялись. Все они считали, что месье Флип в данном случае перегнул палку в своих фантазиях.
   Они добрались до помещения, представлявшего собой брюхо кита. Своды округлой формы поддерживались китовыми ребрами. Между ребрами виднелось бледно-розовое тело кита. В центре располагался огромный праздничный стол, а вокруг него вместо стульев стояли бочки — такие, как на старинных парусных судах.
   Месье Флип дважды хлопнул в ладоши, но ничего не изменилось.
   — Ах да, извините, ведь вся обслуга сегодня отдыхает. — И он, невесело улыбнувшись, трижды повернул колесо старого штурвала, закрепленного во главе стола. Пустая столешница перевернулась, и все увидели празднично украшенный стол, который ломился от яств. Посередине возвышалась целая индюшка, а вокруг нее — жареные перепелиные грудки, гроздья винограда, тефтели и котлеты, целая гора картофельных драников — высокая и кривая, как Пизанская башня. На обоих концах стола поблескивали стеклянные сосуды с зеленой и красной амброзией.
   — Вот где деньги-то лежат! — Отто взял со стола один из многочисленных серебряных ножичков.
   — Отто! Положи сейчас же на место! — Клара осуждающе посмотрела на него.