Конец! Теперь я знаю, что такое смертельный страх, а умру я через три секунды, подумала Альбертина.
— Прыгай! — заорал месье Флип.
На какой-то миг Альбертина подумала, что белые пушинки — это обрывки облаков, и сквозь эти облака она летит прямо на небо. И вскоре с облегчением поняла, что это — облако гусиного пуха, из-за которого ей не было ничего видно. Значит, пока еще рано задумываться о том, пустят ли ее на небо, потому что она жива, вне всяких сомнений!
Альбертина выкарабкалась из подушек. Она оказалась на большом диване, где так приятно было нежиться у камина холодными зимними вечерами.
— Эй, месье Флип?
Из-под двух больших роскошных подушек высовывался кончик туфли.
— Вы живы, месье Флип? Кончик туфли дернулся.
— Кхемпфемпф!
Альбертина вскочила и принялась разбрасывать подушки в разные стороны, пока наконец не показалась голова дворецкого. Он застрял в щели под обивкой.
— Кхемпфемпф! — повторил месье Флип. Альбертина потянула его изо всех сил. Раз — и Флип выскочил из щели. Реденькие волосы торчали у него на голове во все стороны, словно наэлектризованные. Раздув красные, как свекла, щеки, он сидел на разоренном диване. Альбертина не могла удержаться от смеха, уж слишком этот благородный слуга походил на индюка перед закланием.
— Аммммпппфффф! — давился месье Флип, обеими руками хватаясь за горло.
Альбертина что есть силы стукнула его по спине. Изо рта у него вывалился большой ком пуха.
— Я п-полагаю, тормоза нужно основательно отремонтировать! — Месье Флип изо всех сил старался сохранять свои обычные чинные повадки.
— Все косточки на месте? — поинтересовалась Альбертина, которую до сих пор душил смех.
— Самое главное, чтобы наши гости были довольны, — мы старались в нашем доме всегда придерживаться этого правила, — ответил месье Флип и дальше вел себя так, будто вообще ничего особенного не случилось.
А необычные сани с грохотом приземлились у каминной решетки, распавшись на части. Примерно там, где расположены были задние закрылки, вдруг выскочил и раскрылся небольшой пар шют.
— Он должен был раскрыться еще на втором лестничном пролете, — горько вздохнул месье Флип, безуспешно пытаясь пригладить волосы. — Время?
— По моим часам — осталось сорок восемь секунд.
— В таком случае я рискну предложить то, что, собственно говоря, ни благородной даме, ни господину, в сущности, не подобает — побежать бегом!
Новая владелица Вюншельберга
Соблазнительное предложение
Клетчатые устраивают испытание
— Прыгай! — заорал месье Флип.
На какой-то миг Альбертина подумала, что белые пушинки — это обрывки облаков, и сквозь эти облака она летит прямо на небо. И вскоре с облегчением поняла, что это — облако гусиного пуха, из-за которого ей не было ничего видно. Значит, пока еще рано задумываться о том, пустят ли ее на небо, потому что она жива, вне всяких сомнений!
Альбертина выкарабкалась из подушек. Она оказалась на большом диване, где так приятно было нежиться у камина холодными зимними вечерами.
— Эй, месье Флип?
Из-под двух больших роскошных подушек высовывался кончик туфли.
— Вы живы, месье Флип? Кончик туфли дернулся.
— Кхемпфемпф!
Альбертина вскочила и принялась разбрасывать подушки в разные стороны, пока наконец не показалась голова дворецкого. Он застрял в щели под обивкой.
— Кхемпфемпф! — повторил месье Флип. Альбертина потянула его изо всех сил. Раз — и Флип выскочил из щели. Реденькие волосы торчали у него на голове во все стороны, словно наэлектризованные. Раздув красные, как свекла, щеки, он сидел на разоренном диване. Альбертина не могла удержаться от смеха, уж слишком этот благородный слуга походил на индюка перед закланием.
— Аммммпппфффф! — давился месье Флип, обеими руками хватаясь за горло.
Альбертина что есть силы стукнула его по спине. Изо рта у него вывалился большой ком пуха.
— Я п-полагаю, тормоза нужно основательно отремонтировать! — Месье Флип изо всех сил старался сохранять свои обычные чинные повадки.
— Все косточки на месте? — поинтересовалась Альбертина, которую до сих пор душил смех.
— Самое главное, чтобы наши гости были довольны, — мы старались в нашем доме всегда придерживаться этого правила, — ответил месье Флип и дальше вел себя так, будто вообще ничего особенного не случилось.
А необычные сани с грохотом приземлились у каминной решетки, распавшись на части. Примерно там, где расположены были задние закрылки, вдруг выскочил и раскрылся небольшой пар шют.
— Он должен был раскрыться еще на втором лестничном пролете, — горько вздохнул месье Флип, безуспешно пытаясь пригладить волосы. — Время?
— По моим часам — осталось сорок восемь секунд.
— В таком случае я рискну предложить то, что, собственно говоря, ни благородной даме, ни господину, в сущности, не подобает — побежать бегом!
Новая владелица Вюншельберга
Настенные часы в библиотеке пробили ровно девять часов, когда Альбертина и месье Флип распахнули створки дверей. Тетя Кора, дядя Руфус, а также нотариус Бальдур Винкельфукс, сидевший по другую сторону массивного дубового стола, вздрогнули от неожиданности в своих роскошных кожаных креслах. На мгновение наступила мертвая тишина. Все трое вопросительно смотрели на вновь прибывших.
Альбертина украдкой взглянула на месье Флипа и подмигнула ему. Высоко подняв брови, она глазами указала на его шаровары.
— Оп-па! — Месье Флип заметил свою оплошность, но как ни в чем не бывало прошествовал к маленькому чайному столику, стоявшему у высоких дверей, ведущих на террасу. Не успел он дойти до столика, как на нем уже красовался парадный костюм дворецкого. Только вот волосы по-прежнему стояли торчком, как у панка.
— Сейчас ровно девять часов. Я пришла точно в срок, — переведя дыхание, сказала Альбертина. Она украдкой бросила взгляд на библиотеку. Тысячи, да нет, наверняка десятки тысяч книг стояли здесь на высоких стеллажах темного дерева. Без альпинистского снаряжения до верхних полок не добраться. На широком пульте старинной конторки стопками разложены были древние документы, географические карты, пергаментные свитки.
— Я полагаю, что вы выбрали не самое удачное время, чтобы носиться по всем этажам, — язвительно сказала тетя Кора, которая разодета была в пух и прах — в ядовито-пестрый пух и прах. Толстые бедра были обтянуты ярко-желтым платьем, а из выреза на груди торчал жуткий искусственный цветок — розовый в зеленую крапинку. Тетя Кора выглядела как ходячий леденец. Она с натужной элегантностью поигрывала кончиками норкового палантина и с кривой улыбкой смотрела на нотариуса.
Винкельфукс сухо откашлялся. Он сидел во главе стола и был самым бледным и самым худым человеком, какого Альбертине доводилось видеть в жизни. Свет из окна библиотеки падал прямо ему на лицо и отражался в стеклах очков, поэтому казалось, что глаз у него нет вовсе — одни очки.
— Мы ведь здесь только… — приступила Альбертина к своей оправдательной речи.
— … для того собрались, чтобы огласить завещание, — сказала тетя Кора. Присутствие Альбертины ей совершенно не нравилось. — Детка, поезжай-ка ты прямо сейчас назад, в свой приют. Что тебе сидеть здесь, среди взрослых? — запела она сладким голосом и взяла старомодную, украшенную вышивкой дорожную сумку с подставки, которая находилась рядом с ее креслом. Детей легко подкупить, подумала тетя Кора. Такая сумка — королевский подарок. — Вот тебе на память. Ну и — счастливого пути!
Сумка шевелилась и бугрилась волнами, словно там, внутри, заблудился сумасбродный кролик.
Месье Флип, молча расставлявший на серебряном сервировочном столике кофейные чашки, словно укушенный тарантулом, бросился к тете Коре и вырвал сумку у нее из рук.
— Вы что, угробить нас всех хотите?! Вы вообще представляете себе, что может наделать такой вот карманный торнадо? — возбужденно крикнул он.
— Что это за бред такой? — возмутилась тетя Кора.
— Торнадо, которые хранятся в сумках, или, иначе, карманные торнадо — это просто еще не набравшие силы торнадо, и в состоянии покоя они легко умещаются в обыкновенной дорожной сумке. Еще раз замечу, в состоянии покоя. Но если их оттуда выпустить, они мгновенно вырастут и произведут чудовищные разрушения. Этот торнадо Лиззи привезла с Бермудских островов в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году, — объявил месье Флип и осторожно водрузил сумку на ее прежнее место, на подставку.
— Наверное, уже пора… — возвысил голос нотариус, поглядывая на часы.
— Вы совершенно правы. Давайте наконец начнем. Чем скорее будет покончено с формальностями, тем лучше — для меня, — перебила его тетя Кора.
Винкельфукс извлек из своего черного портфеля конверт, еще раз откашлялся, поправил очки в никелированной оправе и воззрился на лист бумаги. Нет, похоже, глаза у него все-таки есть.
— При оглашении завещания покойной госпожи Элизабет Шульце присутствуют: а) внучатая племянница покойной — Альб…
— Кого это интересует? Всякому ясно, кто здесь присутствует. Дайте-ка мне, я все быстро прочитаю, — вмешалась тетя Кора и протянула руку к завещанию.
Рука Винкельфукса молниеносно схватила конверт. Тетя Кора успела ухватиться за уголок и изо всех сил тянула его к себе.
— Попрошу! — прошипел Винкельфукс. Он снял очки и пронзительно посмотрел, на тетю Кору.
Тетя Кора, надувшись, откинулась обратно в мягкое кресло. Норковый палантин при попытке овладеть конвертом соскользнул на пол. Теперь норка слегка пошевеливалась на ковре.
Альбертина старалась не упускать из виду этот явно оживший палантин, но, когда ей удалось незаметно сунуть голову под стол, выяснилось, что норка уже куда-то улизнула.
Тетя Кора нетерпеливо барабанила по столу своими желтыми лакированными ногтями. Другую руку она протянула к чашке, которую месье Флип проносил мимо нее.
Но дворецкий ловко проскользнул мимо и склонился к Альбертине.
— Горячий шоколад желаете, фройляйн Альбертина? — прошептал он и вручил Альбертине чашку. — О-о-о, увы, — повернулся он затем к Коре Рабеншлаг, — к сожалению, это была последняя капля шоколада, я так сожалею, я безутешен!
— Итак, я имею честь продолжать! — нотариус осуждающе посмотрел на месье Флипа.
Торжественным жестом Винкельфукс вскрыл конверт. Одной рукой он опирался о стол. Очки его куда-то исчезли. Он держал завещание на расстоянии буквально сантиметра от глаз. Еще раз откашлялся.
— «Я, Элизабет Шульце, изъявляю свою волю, чтобы месье Флип до конца дней своих проживал на вилле Вюншельберг…»
Тетя Кора шумно вздохнула и вцепилась ногтями в подлокотники.
— «Кроме того, в его владение переходят мои большие кофры для заокеанских путешествий, моя личная библиотека и мой любимый автомобиль „Бугатти Т-41 Ройял“ выпуска тысяча девятьсот двадцать девятого года…» — Нотариус тут же вручил месье Флипу ключ от той части библиотеки, которую Лиззи на протяжении всей своей жизни держала в секрете даже от своего верного слуги. — «… Моя племянница Кора получает мой большой портрет из рыцарского коридора…»
— Вот старая ведьма! — пробормотала тетя Кора.
— Позвольте, позвольте! — Месье Флип выступил вперед. — Поосторожней в выражениях, речь идет о шедевре кисти Поблы Пакосси, возможно, величайшей художницы нашего времени!
— Господа! — призвал всех к порядку нотариус. — «… Далее, я завещаю ей курятник в стиле модерн…»
— Опустите всю эту белиберду! Где там говорится про виллу, эй вы, Винный-Тьфукс… Вонькофрукс… Ванный-штопс… Винкельфукс! — Тетя Кора вскочила и схватила Винкельфукса за шиворот.
Альбертина выпучила глаза и потянулась за чашкой с какао. Но рука наткнулась на пустоту. Чашка исчезла. Она скользнула глазами по большому столу, заглянула и на сервировочный столик. Чашки не было. Нигде, куда ни глянь. И только было она разочарованно откинулась на спинку кресла, как краем глаза заметила клетчатую ногу, мелькнувшую за дверью.
— Отт… — Но конец имени Альбертина предпочла проглотить. Она тихонько повернулась к двери.
Винкельфукс вновь заправил в брюки крахмальную рубашку, которую изрядно потрепала тетя Кора, и, перекрывая крики, завершил-таки фразу:
— «… завещаю ей курятник в стиле модерн, дабы излишне громкое кудахтанье…» — все слышали, здесь отчетливо написано: «кудахтанье» — «… не тревожило главную наследницу всех моих земель и владений, Альбертину Шульце».
Услышав свое имя, Альбертина испуганно замерла. Внезапно стало абсолютно тихо. Ужас, вот попалась, подумала она и обернулась.
Тетя Кора стояла словно громом пораженная.
Месье Флип удивленно поднял брови. Но постепенно на его лицо вернулась улыбка. Она родилась в уголке рта и вскоре превратилась в широкую ухмылку. Ну конечно, как он мог подумать, что Лиззи отдаст виллу в руки такой грозовой козы, как Кора.
— Главную наследницу? — переспросила Альбертина.
Эти слова словно расколдовали присутствующих, и все вновь зашевелились.
Тетя Кора беззвучно упала в кресло.
Месье Флип нервно постукивал кофейником о серебряный столик.
— Главная наследница. Это значит… значит, у вас… э-э, значит, вы новая владелица виллы. Вилла со всем ее содержимым принадлежит вам одной. А это, в свою очередь, означает, что вы можете делать с ней все, что захотите.
— И мне не нужно теперь возвращаться обратно к Раппельмайерше? — прошептала она, обращаясь скорее к себе самой, чем к окружающим.
— Что вы сказали? — спросил месье Флип. Вместо ответа Альбертина бросилась ему на шею, чмокнула его в щеку и со скоростью ветра выбежала из комнаты.
— Ну, этот темперамент ни с чем не спутать, его она уналедовала от своей бабки! — заметил дворецкий. — Если мадам желает ознакомиться с курятником, то я в полном распоряжении мадам, — обратился он к Коре. — Ах, пока не забыл… — Месье Флип достал ключ от личной библиотеки Лиззи и открыл стеклянную дверь, преграждавшую доступ посторонних к некоторым избранным книгам. — Я ведь имею право забрать отсюда одну из моих книг. — Он взобрался на лестницу и забормотал: — «Тарантул — Яды»… «Термопластик»… нет, не то… «Трансильвания»… Где же она?.. А-а, вот она. — Он вытащил толстую книгу в кожаном переплете и исчез из библиотеки.
Альбертина украдкой взглянула на месье Флипа и подмигнула ему. Высоко подняв брови, она глазами указала на его шаровары.
— Оп-па! — Месье Флип заметил свою оплошность, но как ни в чем не бывало прошествовал к маленькому чайному столику, стоявшему у высоких дверей, ведущих на террасу. Не успел он дойти до столика, как на нем уже красовался парадный костюм дворецкого. Только вот волосы по-прежнему стояли торчком, как у панка.
— Сейчас ровно девять часов. Я пришла точно в срок, — переведя дыхание, сказала Альбертина. Она украдкой бросила взгляд на библиотеку. Тысячи, да нет, наверняка десятки тысяч книг стояли здесь на высоких стеллажах темного дерева. Без альпинистского снаряжения до верхних полок не добраться. На широком пульте старинной конторки стопками разложены были древние документы, географические карты, пергаментные свитки.
— Я полагаю, что вы выбрали не самое удачное время, чтобы носиться по всем этажам, — язвительно сказала тетя Кора, которая разодета была в пух и прах — в ядовито-пестрый пух и прах. Толстые бедра были обтянуты ярко-желтым платьем, а из выреза на груди торчал жуткий искусственный цветок — розовый в зеленую крапинку. Тетя Кора выглядела как ходячий леденец. Она с натужной элегантностью поигрывала кончиками норкового палантина и с кривой улыбкой смотрела на нотариуса.
Винкельфукс сухо откашлялся. Он сидел во главе стола и был самым бледным и самым худым человеком, какого Альбертине доводилось видеть в жизни. Свет из окна библиотеки падал прямо ему на лицо и отражался в стеклах очков, поэтому казалось, что глаз у него нет вовсе — одни очки.
— Мы ведь здесь только… — приступила Альбертина к своей оправдательной речи.
— … для того собрались, чтобы огласить завещание, — сказала тетя Кора. Присутствие Альбертины ей совершенно не нравилось. — Детка, поезжай-ка ты прямо сейчас назад, в свой приют. Что тебе сидеть здесь, среди взрослых? — запела она сладким голосом и взяла старомодную, украшенную вышивкой дорожную сумку с подставки, которая находилась рядом с ее креслом. Детей легко подкупить, подумала тетя Кора. Такая сумка — королевский подарок. — Вот тебе на память. Ну и — счастливого пути!
Сумка шевелилась и бугрилась волнами, словно там, внутри, заблудился сумасбродный кролик.
Месье Флип, молча расставлявший на серебряном сервировочном столике кофейные чашки, словно укушенный тарантулом, бросился к тете Коре и вырвал сумку у нее из рук.
— Вы что, угробить нас всех хотите?! Вы вообще представляете себе, что может наделать такой вот карманный торнадо? — возбужденно крикнул он.
— Что это за бред такой? — возмутилась тетя Кора.
— Торнадо, которые хранятся в сумках, или, иначе, карманные торнадо — это просто еще не набравшие силы торнадо, и в состоянии покоя они легко умещаются в обыкновенной дорожной сумке. Еще раз замечу, в состоянии покоя. Но если их оттуда выпустить, они мгновенно вырастут и произведут чудовищные разрушения. Этот торнадо Лиззи привезла с Бермудских островов в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году, — объявил месье Флип и осторожно водрузил сумку на ее прежнее место, на подставку.
— Наверное, уже пора… — возвысил голос нотариус, поглядывая на часы.
— Вы совершенно правы. Давайте наконец начнем. Чем скорее будет покончено с формальностями, тем лучше — для меня, — перебила его тетя Кора.
Винкельфукс извлек из своего черного портфеля конверт, еще раз откашлялся, поправил очки в никелированной оправе и воззрился на лист бумаги. Нет, похоже, глаза у него все-таки есть.
— При оглашении завещания покойной госпожи Элизабет Шульце присутствуют: а) внучатая племянница покойной — Альб…
— Кого это интересует? Всякому ясно, кто здесь присутствует. Дайте-ка мне, я все быстро прочитаю, — вмешалась тетя Кора и протянула руку к завещанию.
Рука Винкельфукса молниеносно схватила конверт. Тетя Кора успела ухватиться за уголок и изо всех сил тянула его к себе.
— Попрошу! — прошипел Винкельфукс. Он снял очки и пронзительно посмотрел, на тетю Кору.
Тетя Кора, надувшись, откинулась обратно в мягкое кресло. Норковый палантин при попытке овладеть конвертом соскользнул на пол. Теперь норка слегка пошевеливалась на ковре.
Альбертина старалась не упускать из виду этот явно оживший палантин, но, когда ей удалось незаметно сунуть голову под стол, выяснилось, что норка уже куда-то улизнула.
Тетя Кора нетерпеливо барабанила по столу своими желтыми лакированными ногтями. Другую руку она протянула к чашке, которую месье Флип проносил мимо нее.
Но дворецкий ловко проскользнул мимо и склонился к Альбертине.
— Горячий шоколад желаете, фройляйн Альбертина? — прошептал он и вручил Альбертине чашку. — О-о-о, увы, — повернулся он затем к Коре Рабеншлаг, — к сожалению, это была последняя капля шоколада, я так сожалею, я безутешен!
— Итак, я имею честь продолжать! — нотариус осуждающе посмотрел на месье Флипа.
Торжественным жестом Винкельфукс вскрыл конверт. Одной рукой он опирался о стол. Очки его куда-то исчезли. Он держал завещание на расстоянии буквально сантиметра от глаз. Еще раз откашлялся.
— «Я, Элизабет Шульце, изъявляю свою волю, чтобы месье Флип до конца дней своих проживал на вилле Вюншельберг…»
Тетя Кора шумно вздохнула и вцепилась ногтями в подлокотники.
— «Кроме того, в его владение переходят мои большие кофры для заокеанских путешествий, моя личная библиотека и мой любимый автомобиль „Бугатти Т-41 Ройял“ выпуска тысяча девятьсот двадцать девятого года…» — Нотариус тут же вручил месье Флипу ключ от той части библиотеки, которую Лиззи на протяжении всей своей жизни держала в секрете даже от своего верного слуги. — «… Моя племянница Кора получает мой большой портрет из рыцарского коридора…»
— Вот старая ведьма! — пробормотала тетя Кора.
— Позвольте, позвольте! — Месье Флип выступил вперед. — Поосторожней в выражениях, речь идет о шедевре кисти Поблы Пакосси, возможно, величайшей художницы нашего времени!
— Господа! — призвал всех к порядку нотариус. — «… Далее, я завещаю ей курятник в стиле модерн…»
— Опустите всю эту белиберду! Где там говорится про виллу, эй вы, Винный-Тьфукс… Вонькофрукс… Ванный-штопс… Винкельфукс! — Тетя Кора вскочила и схватила Винкельфукса за шиворот.
Альбертина выпучила глаза и потянулась за чашкой с какао. Но рука наткнулась на пустоту. Чашка исчезла. Она скользнула глазами по большому столу, заглянула и на сервировочный столик. Чашки не было. Нигде, куда ни глянь. И только было она разочарованно откинулась на спинку кресла, как краем глаза заметила клетчатую ногу, мелькнувшую за дверью.
— Отт… — Но конец имени Альбертина предпочла проглотить. Она тихонько повернулась к двери.
Винкельфукс вновь заправил в брюки крахмальную рубашку, которую изрядно потрепала тетя Кора, и, перекрывая крики, завершил-таки фразу:
— «… завещаю ей курятник в стиле модерн, дабы излишне громкое кудахтанье…» — все слышали, здесь отчетливо написано: «кудахтанье» — «… не тревожило главную наследницу всех моих земель и владений, Альбертину Шульце».
Услышав свое имя, Альбертина испуганно замерла. Внезапно стало абсолютно тихо. Ужас, вот попалась, подумала она и обернулась.
Тетя Кора стояла словно громом пораженная.
Месье Флип удивленно поднял брови. Но постепенно на его лицо вернулась улыбка. Она родилась в уголке рта и вскоре превратилась в широкую ухмылку. Ну конечно, как он мог подумать, что Лиззи отдаст виллу в руки такой грозовой козы, как Кора.
— Главную наследницу? — переспросила Альбертина.
Эти слова словно расколдовали присутствующих, и все вновь зашевелились.
Тетя Кора беззвучно упала в кресло.
Месье Флип нервно постукивал кофейником о серебряный столик.
— Главная наследница. Это значит… значит, у вас… э-э, значит, вы новая владелица виллы. Вилла со всем ее содержимым принадлежит вам одной. А это, в свою очередь, означает, что вы можете делать с ней все, что захотите.
— И мне не нужно теперь возвращаться обратно к Раппельмайерше? — прошептала она, обращаясь скорее к себе самой, чем к окружающим.
— Что вы сказали? — спросил месье Флип. Вместо ответа Альбертина бросилась ему на шею, чмокнула его в щеку и со скоростью ветра выбежала из комнаты.
— Ну, этот темперамент ни с чем не спутать, его она уналедовала от своей бабки! — заметил дворецкий. — Если мадам желает ознакомиться с курятником, то я в полном распоряжении мадам, — обратился он к Коре. — Ах, пока не забыл… — Месье Флип достал ключ от личной библиотеки Лиззи и открыл стеклянную дверь, преграждавшую доступ посторонних к некоторым избранным книгам. — Я ведь имею право забрать отсюда одну из моих книг. — Он взобрался на лестницу и забормотал: — «Тарантул — Яды»… «Термопластик»… нет, не то… «Трансильвания»… Где же она?.. А-а, вот она. — Он вытащил толстую книгу в кожаном переплете и исчез из библиотеки.
Соблазнительное предложение
Тетя Кора лежала в своем кресле, как побитый пудель. Руки безвольно свешивались с подлокотников. Дядя Руфус вооружился географической картой XII века, на которой была изображена Великая Китайская стена, и так энергично обмахивал свою жену, что матерчатый цветок у нее на груди болтался туда-сюда. Но Кора не шевелилась.
Винкельфукс потирал руки.
— Ну эта старушка Лиззи Шульце! Горазда на сюрпризы! — Он привел в порядок бумаги, подписал какой-то бланк и аккуратно положил его рядом с завещанием.
Никто не заметил, как некто очень внушительный открыл дверь веранды и вошел в библиотеку. В жирных пальцах этот человек, живот которого намного превосходил животик месье Флипа, держал крохотную собачонку с растопыренными ушами и выпученными глазами. Голубой сюртучок со стоячим воротничком заменял голенькой собачке отсутствующую шерсть.
— Мадам, — толстяк подошел к тете Коре, которая, казалось, издавала последние хрипы, — такое наследство свалит с ног даже самую сильную женщину. Фриденсрайх Болленштиль — предприниматель в области строительства, бургомистр и скромный меценат в нашем родном Нижнем Вюншельберге — знает это лучше, чем кто бы то ни было. Разрешите представиться. — Он снял с головы коричневую фетровую шляпу и отвесил низкий, размашистый поклон. Череп Болленштиля был так же гол, как его собачка.
Из нагрудного кармана пиджака при поклоне высыпались три леденца, лакричная конфета в виде улитки и пригоршня круглых карамелек, завернутых в блестящие бумажки. Собачка рванулась к лакричной улитке, но Болленштиль спас черный кренделек. Он подбросил его вверх и поймал языком. Язык у него был такой длинный, что вполне мог служить буксирным канатом.
— Дэжи, Дэжи, жлая шшобачка, — приговаривал Болленштиль с набитым ртом. С чавканьем лакричная улитка исчезла у него в глотке.
— Моя вилла… — стонала тетя Кора, постепенно приходя в себя.
— … это настоящая жемчужина, вне всякого сомнения, — перебил ее Болленштиль. — Никто не оценит ее лучше, чем такой светский человек, как я. Но я все-таки хотел бы…
— Моя вилла… — все повторяла и повторяла тетя Кора.
Бормотание тети Коры нимало не смущало Болленштиля.
— Ваша вилла перейдет в мою собственность за круглую сумму в миллион наличными. Этот дом всегда вызывал у меня восхищение. — Он щелкнул пальцами, и господин Гоменингер, личный шофер бургомистра, откашлялся. Незаметный человек в синем костюме до сих пор никому не бросался в глаза. — Прошу вас. — И он встал по стойке «смирно». — Чемодан! — В протянутых руках шофер держал кожаный чемодан с блестящими медными замками.
Болленштиль элегантным движением расстегнул замки, крышка подскочила, открываясь, и больно ударила Гомецингера по носу.
Сиреневые пачки купюр рядами сияли перед взором тети Коры: семь рядов вдоль, четыре поперек. Глаза у тети Коры загорелись. Она медленно выпустила свои желтые лакированные когти и протянула дрожащую руку к гладким новым купюрам. В мгновение ока она совершенно очнулась.
— Господин Болленштиль, здесь недоразумение, — подал голос нотариус.
Тетя Кора издала яростное шипение и посмотрела на Винкельфукса испепеляющим взглядом кобры.
— Здесь просто-напросто лежит миллион, и больше ничего. Попридержите язык, по возможности за зубами.
— Но…
— Но это мы можем урегулировать с глазу на глаз, господин нотариус. — Тетя Кора схватила черный портфель Винкельфукса и сунула его ему под нос. — Желаю приятного дня.
Не успел нотариус и рта раскрыть, как тетя Кора вытолкала его на веранду. Левую руку она положила на ручку двери. Мало ли что, подумала она. Правой же рукой она описала в воздухе широкую дугу и с милейшей улыбкой повернулась к господину Болленштилю.
— Так на чем мы остановились, любезнейший? — Тетя Кора уже воображала себя одной из тех шотландских землевладелиц, которым она так завидовала, когда смотрела воскресные сериалы.
— Мы остановились на миллионе, уважаемая.
— Ах да, господин Кнолленшпиль…
— Болленштиль, уважаемая милостивая госпожа.
— Извините, виновата, господин Болленштпиль.
Тетя Кора обежала вокруг большого дубового стола, отодвинула в сторону своего мужа Руфуса и села вплотную к господину Болленштилю.
Дэзи зарычала и оскалила зубенки, которые были не больше миндальных крошек на любимом кексе Болленштиля.
— Дайте мне всего два денечка на улаживание кое-каких формальностей. Ну, вы понимаете.
Болленштиль размашисто захлопнул чемодан, схватил костистую лапку тети Коры своей колбасовидной лапой и поцеловал ее с таким элегантным причмокиванием, что дядя Руфус скривился от отвращения.
— Два денечка я, разумеется, подожду, милейшая. Примите вот это как залог и как знак моего почтения. — Болленштиль перевернул руку тети Коры и вложил в нее пачку денег.
Тетя Кора покраснела. Она смущенно отвела глаза, словно Болленштиль предложил ей руку и сердце.
— Оставляю милейшей даме этот маленький документик. Достаточно вашей подписи вот здесь, внизу слева, и эта развалюха принадлежит мне, а чемоданчик и документик — вам.
Пока Болленштиль, делая ручкой и посылая воздушные поцелуйчики, плыл назад к веранде, тетя Кора мило махала ему вслед.
— Такой великодушный мужчина, такой добрый, такой галантный! Через два денечка, до встречи, — щебетала она.
Но как только Болленштиль, посылая последний поцелуйчик, скрылся в саду, вся любезность мгновенно сошла с лица тети Коры. Температура в библиотеке быстро снизилась и достигла точки замерзания. Поглядев на завещание, которое лежало на столе, она разразилась истеричным смехом и сжала кулаки. Опытный боксер вновь вернулся на ринг! Кора Рабеншлаг, урожденная Шульце, найдет способ отвадить эту девчонку с ее карманчиками от виллы Вюншельберг. В этом у нее не было ни малейшего сомнения. Даешь завещание в свою пользу!
— Господин Винкельфуксик! — защебетала она и ринулась на веранду. — Дорогой наш главный директор нотариальной конторы Винкельфукс, у меня к вам один маленький-маленький вопросик.
Болленштиль с ухмылкой опустился на заднее сиденье своего роскошного лимузина, дверцу которого услужливо, с низким поклоном распахнул перед ним Гомецингер. Мягкая, удобная обивка сидений из натуральной кожи тончайшей выделки поглотила толстяка целиком. Колеса с широкими шинами и хромированными крышками, на которых были выгравированы две сплетенные буквы «Ф» и «Б», обозначавшие «Фриденсрайх Болленштиль», шуршали по гравию дорожки.
Болленштиль оглянулся и бросил взгляд на виллу.
— Человек — это звучит гордо! — продекламировал он, награждая себя за труды целой упаковкой мармеладных мышек.
Дэзи, скуля, попрошайничала, сидя у него на руках.
— Ну, мой зайчик, фас, фас! — дразнил он собачонку, зажав между зубов сладкую мышку.
Дэзи изготовилась к прыжку. Но, почуяв голым носиком запах хозяина, она ретировалась и снова заскулила.
— Глупая малявка! — Болленштиль швырнул собачку на красную бархатную подушку по правую руку от себя. — Если бы ты, разиня, выполнил задание как надо, мне бы не пришлось наносить этот поганый визит, — рявкнул Болленштиль на своего шофера. — Этому пугалу в образе женщины еще и ручку целовать, тьфу!
Гомецингер поерзал в водительском кресле.
— Прошу прощения, господин Болленштиль, — он нервно поправил галстук, — но мы с Куликовым оказались в меньшинстве.
— Да мне плевать на это! Вы должны были убрать наследницу еще до того, как она переступит порог дома. Никаких наследниц, никакого наследства! И все перешло бы тогда к общине Нижнего Вюншельберга. А община Нижнего Вюншельберга — это кто?
Во всем Нижнем Вюншельберге любое слово Фриденсрайха Болленштиля было законом. Поэтому Гомецингер громко провозгласил:
— Община Нижнего Вюншельберга — это Фриденсрайх Болленштиль!!! — У него возник неодолимый позыв встать по стойке «смирно», сомкнув каблуки, но правая нога была ему, к сожалению, необходима, чтобы давить на газ.
Болленштиль удовлетворенно хмыкнул. Буквально за полдня он сровняет с землей эту виллу; не пройдет и недели, как через этот участок земли будут проложены шесть полос автобана. Обильно пропитанные черной смолой, с ровной разделительной чертой посередине и боковым карманом, который расположен будет в месте съезда к золотому дну — к бензозаправке Фриденсрайха Болленштиля. Экскаватор с чугунной бабой для сноса виллы уже стоял наготове с того самого момента, как Лиззи Шульце похоронили.
Ну хорошо, два дня он, так и быть, еще подождет. Предвкушение праздника, как известно, приятнее самого праздника.
Гомецингер на протяжении нескольких минут подумывал о том, не сбросить ли ему шефа в шахту старой каменоломни. Там частенько находили косуль и кабанов, засыпанных камнепадом. С бургомистром такое несчастье тоже вполне могло произойти. Мечтательная улыбка пробежала по лицу шофера. Этот миллиончик в чемодане взят наверняка из черной кассы Болленштиля, предназначавшейся для особых случаев. Поэтому денег ни один человек не хватится, а Гомецингер смоется с ними на уединенный островок в Карибском море.
Ох, даже если вся гора Маттерхорн в Швейцарских Альпах обрушится Болленштилю на голову, он все равно умудрится выбраться из-под этого лавинного потока живым и невредимым, подумал Гомецингер, и отказался от идеи с внезапной гибелью бургомистра от запланированного камнепада.
Винкельфукс потирал руки.
— Ну эта старушка Лиззи Шульце! Горазда на сюрпризы! — Он привел в порядок бумаги, подписал какой-то бланк и аккуратно положил его рядом с завещанием.
Никто не заметил, как некто очень внушительный открыл дверь веранды и вошел в библиотеку. В жирных пальцах этот человек, живот которого намного превосходил животик месье Флипа, держал крохотную собачонку с растопыренными ушами и выпученными глазами. Голубой сюртучок со стоячим воротничком заменял голенькой собачке отсутствующую шерсть.
— Мадам, — толстяк подошел к тете Коре, которая, казалось, издавала последние хрипы, — такое наследство свалит с ног даже самую сильную женщину. Фриденсрайх Болленштиль — предприниматель в области строительства, бургомистр и скромный меценат в нашем родном Нижнем Вюншельберге — знает это лучше, чем кто бы то ни было. Разрешите представиться. — Он снял с головы коричневую фетровую шляпу и отвесил низкий, размашистый поклон. Череп Болленштиля был так же гол, как его собачка.
Из нагрудного кармана пиджака при поклоне высыпались три леденца, лакричная конфета в виде улитки и пригоршня круглых карамелек, завернутых в блестящие бумажки. Собачка рванулась к лакричной улитке, но Болленштиль спас черный кренделек. Он подбросил его вверх и поймал языком. Язык у него был такой длинный, что вполне мог служить буксирным канатом.
— Дэжи, Дэжи, жлая шшобачка, — приговаривал Болленштиль с набитым ртом. С чавканьем лакричная улитка исчезла у него в глотке.
— Моя вилла… — стонала тетя Кора, постепенно приходя в себя.
— … это настоящая жемчужина, вне всякого сомнения, — перебил ее Болленштиль. — Никто не оценит ее лучше, чем такой светский человек, как я. Но я все-таки хотел бы…
— Моя вилла… — все повторяла и повторяла тетя Кора.
Бормотание тети Коры нимало не смущало Болленштиля.
— Ваша вилла перейдет в мою собственность за круглую сумму в миллион наличными. Этот дом всегда вызывал у меня восхищение. — Он щелкнул пальцами, и господин Гоменингер, личный шофер бургомистра, откашлялся. Незаметный человек в синем костюме до сих пор никому не бросался в глаза. — Прошу вас. — И он встал по стойке «смирно». — Чемодан! — В протянутых руках шофер держал кожаный чемодан с блестящими медными замками.
Болленштиль элегантным движением расстегнул замки, крышка подскочила, открываясь, и больно ударила Гомецингера по носу.
Сиреневые пачки купюр рядами сияли перед взором тети Коры: семь рядов вдоль, четыре поперек. Глаза у тети Коры загорелись. Она медленно выпустила свои желтые лакированные когти и протянула дрожащую руку к гладким новым купюрам. В мгновение ока она совершенно очнулась.
— Господин Болленштиль, здесь недоразумение, — подал голос нотариус.
Тетя Кора издала яростное шипение и посмотрела на Винкельфукса испепеляющим взглядом кобры.
— Здесь просто-напросто лежит миллион, и больше ничего. Попридержите язык, по возможности за зубами.
— Но…
— Но это мы можем урегулировать с глазу на глаз, господин нотариус. — Тетя Кора схватила черный портфель Винкельфукса и сунула его ему под нос. — Желаю приятного дня.
Не успел нотариус и рта раскрыть, как тетя Кора вытолкала его на веранду. Левую руку она положила на ручку двери. Мало ли что, подумала она. Правой же рукой она описала в воздухе широкую дугу и с милейшей улыбкой повернулась к господину Болленштилю.
— Так на чем мы остановились, любезнейший? — Тетя Кора уже воображала себя одной из тех шотландских землевладелиц, которым она так завидовала, когда смотрела воскресные сериалы.
— Мы остановились на миллионе, уважаемая.
— Ах да, господин Кнолленшпиль…
— Болленштиль, уважаемая милостивая госпожа.
— Извините, виновата, господин Болленштпиль.
Тетя Кора обежала вокруг большого дубового стола, отодвинула в сторону своего мужа Руфуса и села вплотную к господину Болленштилю.
Дэзи зарычала и оскалила зубенки, которые были не больше миндальных крошек на любимом кексе Болленштиля.
— Дайте мне всего два денечка на улаживание кое-каких формальностей. Ну, вы понимаете.
Болленштиль размашисто захлопнул чемодан, схватил костистую лапку тети Коры своей колбасовидной лапой и поцеловал ее с таким элегантным причмокиванием, что дядя Руфус скривился от отвращения.
— Два денечка я, разумеется, подожду, милейшая. Примите вот это как залог и как знак моего почтения. — Болленштиль перевернул руку тети Коры и вложил в нее пачку денег.
Тетя Кора покраснела. Она смущенно отвела глаза, словно Болленштиль предложил ей руку и сердце.
— Оставляю милейшей даме этот маленький документик. Достаточно вашей подписи вот здесь, внизу слева, и эта развалюха принадлежит мне, а чемоданчик и документик — вам.
Пока Болленштиль, делая ручкой и посылая воздушные поцелуйчики, плыл назад к веранде, тетя Кора мило махала ему вслед.
— Такой великодушный мужчина, такой добрый, такой галантный! Через два денечка, до встречи, — щебетала она.
Но как только Болленштиль, посылая последний поцелуйчик, скрылся в саду, вся любезность мгновенно сошла с лица тети Коры. Температура в библиотеке быстро снизилась и достигла точки замерзания. Поглядев на завещание, которое лежало на столе, она разразилась истеричным смехом и сжала кулаки. Опытный боксер вновь вернулся на ринг! Кора Рабеншлаг, урожденная Шульце, найдет способ отвадить эту девчонку с ее карманчиками от виллы Вюншельберг. В этом у нее не было ни малейшего сомнения. Даешь завещание в свою пользу!
— Господин Винкельфуксик! — защебетала она и ринулась на веранду. — Дорогой наш главный директор нотариальной конторы Винкельфукс, у меня к вам один маленький-маленький вопросик.
Болленштиль с ухмылкой опустился на заднее сиденье своего роскошного лимузина, дверцу которого услужливо, с низким поклоном распахнул перед ним Гомецингер. Мягкая, удобная обивка сидений из натуральной кожи тончайшей выделки поглотила толстяка целиком. Колеса с широкими шинами и хромированными крышками, на которых были выгравированы две сплетенные буквы «Ф» и «Б», обозначавшие «Фриденсрайх Болленштиль», шуршали по гравию дорожки.
Болленштиль оглянулся и бросил взгляд на виллу.
— Человек — это звучит гордо! — продекламировал он, награждая себя за труды целой упаковкой мармеладных мышек.
Дэзи, скуля, попрошайничала, сидя у него на руках.
— Ну, мой зайчик, фас, фас! — дразнил он собачонку, зажав между зубов сладкую мышку.
Дэзи изготовилась к прыжку. Но, почуяв голым носиком запах хозяина, она ретировалась и снова заскулила.
— Глупая малявка! — Болленштиль швырнул собачку на красную бархатную подушку по правую руку от себя. — Если бы ты, разиня, выполнил задание как надо, мне бы не пришлось наносить этот поганый визит, — рявкнул Болленштиль на своего шофера. — Этому пугалу в образе женщины еще и ручку целовать, тьфу!
Гомецингер поерзал в водительском кресле.
— Прошу прощения, господин Болленштиль, — он нервно поправил галстук, — но мы с Куликовым оказались в меньшинстве.
— Да мне плевать на это! Вы должны были убрать наследницу еще до того, как она переступит порог дома. Никаких наследниц, никакого наследства! И все перешло бы тогда к общине Нижнего Вюншельберга. А община Нижнего Вюншельберга — это кто?
Во всем Нижнем Вюншельберге любое слово Фриденсрайха Болленштиля было законом. Поэтому Гомецингер громко провозгласил:
— Община Нижнего Вюншельберга — это Фриденсрайх Болленштиль!!! — У него возник неодолимый позыв встать по стойке «смирно», сомкнув каблуки, но правая нога была ему, к сожалению, необходима, чтобы давить на газ.
Болленштиль удовлетворенно хмыкнул. Буквально за полдня он сровняет с землей эту виллу; не пройдет и недели, как через этот участок земли будут проложены шесть полос автобана. Обильно пропитанные черной смолой, с ровной разделительной чертой посередине и боковым карманом, который расположен будет в месте съезда к золотому дну — к бензозаправке Фриденсрайха Болленштиля. Экскаватор с чугунной бабой для сноса виллы уже стоял наготове с того самого момента, как Лиззи Шульце похоронили.
Ну хорошо, два дня он, так и быть, еще подождет. Предвкушение праздника, как известно, приятнее самого праздника.
Гомецингер на протяжении нескольких минут подумывал о том, не сбросить ли ему шефа в шахту старой каменоломни. Там частенько находили косуль и кабанов, засыпанных камнепадом. С бургомистром такое несчастье тоже вполне могло произойти. Мечтательная улыбка пробежала по лицу шофера. Этот миллиончик в чемодане взят наверняка из черной кассы Болленштиля, предназначавшейся для особых случаев. Поэтому денег ни один человек не хватится, а Гомецингер смоется с ними на уединенный островок в Карибском море.
Ох, даже если вся гора Маттерхорн в Швейцарских Альпах обрушится Болленштилю на голову, он все равно умудрится выбраться из-под этого лавинного потока живым и невредимым, подумал Гомецингер, и отказался от идеи с внезапной гибелью бургомистра от запланированного камнепада.
Клетчатые устраивают испытание
Альбертина выскочила из библиотеки в холл, надеясь отыскать там Отто. Значит, эти трое вовсе не смылись и уж точно не были сном! Она обшарила в холле все закоулки, но следов Отто нигде не обнаружила. Кажется, он был мастером бесследно исчезать. Не отправился ли он в цветочный кабинетик?
Альбертина не без труда одолела бесконечную лестницу на второй этаж и была рада, что там ее поджидала повозка, правда, без рикши в коричневых шароварах. Она села в повозку, склонилась к рулю и помчалась быстрее ветра. Не будь она астрономом, с помощью такого вот трехколесного чудища она вполне могла бы зарабатывать себе на жизнь.
Перевернутый коридор мгновенно оказался позади.
Отто очень удивится, в этом она была уверена. Вилла принадлежала теперь ей, и как новая владелица, она могла делать здесь все, что ей заблагорассудится. Поэтому Отто со своей бандой мог оставаться в доме, сколько захочет.
Дверь в цветочный кабинетик была приоткрыта. Сквозь щель доносились негромкие голоса. Сердце у нее подскочило и замерло.
Она уже собиралась войти, когда услышала голос Клары:
— Что мы со всем этим хламом будем делать?
Альбертина осторожно приоткрыла дверь пошире и заглянула в щель.
Все трое стояли вокруг небольшой кучки барахла: там были старая люстра, парочка эмалевых шкатулок, африканский головной убор из страусовых перьев. Клара запихивала в старый холщовый мешок китайскую вазочку. Отто одной рукой держал чашечку из-под какао, а другой насаживал на нос очки Винкельфукса.
Пауле придирчиво осматривал норковый палантин тети Коры, потом презрительно сморщил нос.
— Это ж не натуральный мех, ты, фраер. Эта тряпка ничо общего с мехом не имеет.
Неукротимая ярость проснулась в Альбертине.
Значит, эта банда собирается ее всерьез обокрасть, после того как прошлой ночью она спасла им всем жизнь и спрятала их в надежном убежище.
— Хорош болтать. Пора сматываться. — Клара швырнула под ноги Отто холщовый мешок. Звякнул фарфор, и стало ясно, что китайская вазочка свое отжила.
Отто схватил Клару за рукав.
— А как же Альбертина?
— О ней вам нечего беспокоиться, — сказала Альбертина и открыла дверь.
Все трое испуганно обернулись.
— А-а-альбертина! — запинаясь, выговорил Отто. С огромными очками на носу выглядел он довольно потешно.
— Вы лучше заботились бы о самих себе. Подлая воровская шайка — вот вы кто! Поэтому и полиция за вами гоняется. А я-то, дурочка, вам помогала! — гневно сказала Альбертина и вырвала из рук у Отто мешок с награбленным добром. Она разочаровалась в них, особенно в Отто. Что ни говори, встреча с ним прошлой ночью показалась ей чем-то особенным. Так, во всяком случае, она считала до сих пор.
Клара тоже ухватилась за мешок. Как смеет эта малявка разговаривать с клетчатыми таким тоном! Да еще и угрожать им! Она посмотрела сверху вниз на Альбертину, которая была почти на голову ниже ее, и небрежно поправила прядку.
— Запомни, малявка, мы вовсе не подлая воровская шайка, мы — знаменитая, непобедимая банда клетчатых. — И она окинула своих спутников призывным взглядом.
Пауле и Отто выстрелили как из пушки:
Но Альбертина крепко вцепилась в мешок.
Альбертина не без труда одолела бесконечную лестницу на второй этаж и была рада, что там ее поджидала повозка, правда, без рикши в коричневых шароварах. Она села в повозку, склонилась к рулю и помчалась быстрее ветра. Не будь она астрономом, с помощью такого вот трехколесного чудища она вполне могла бы зарабатывать себе на жизнь.
Перевернутый коридор мгновенно оказался позади.
Отто очень удивится, в этом она была уверена. Вилла принадлежала теперь ей, и как новая владелица, она могла делать здесь все, что ей заблагорассудится. Поэтому Отто со своей бандой мог оставаться в доме, сколько захочет.
Дверь в цветочный кабинетик была приоткрыта. Сквозь щель доносились негромкие голоса. Сердце у нее подскочило и замерло.
Она уже собиралась войти, когда услышала голос Клары:
— Что мы со всем этим хламом будем делать?
Альбертина осторожно приоткрыла дверь пошире и заглянула в щель.
Все трое стояли вокруг небольшой кучки барахла: там были старая люстра, парочка эмалевых шкатулок, африканский головной убор из страусовых перьев. Клара запихивала в старый холщовый мешок китайскую вазочку. Отто одной рукой держал чашечку из-под какао, а другой насаживал на нос очки Винкельфукса.
Пауле придирчиво осматривал норковый палантин тети Коры, потом презрительно сморщил нос.
— Это ж не натуральный мех, ты, фраер. Эта тряпка ничо общего с мехом не имеет.
Неукротимая ярость проснулась в Альбертине.
Значит, эта банда собирается ее всерьез обокрасть, после того как прошлой ночью она спасла им всем жизнь и спрятала их в надежном убежище.
— Хорош болтать. Пора сматываться. — Клара швырнула под ноги Отто холщовый мешок. Звякнул фарфор, и стало ясно, что китайская вазочка свое отжила.
Отто схватил Клару за рукав.
— А как же Альбертина?
— О ней вам нечего беспокоиться, — сказала Альбертина и открыла дверь.
Все трое испуганно обернулись.
— А-а-альбертина! — запинаясь, выговорил Отто. С огромными очками на носу выглядел он довольно потешно.
— Вы лучше заботились бы о самих себе. Подлая воровская шайка — вот вы кто! Поэтому и полиция за вами гоняется. А я-то, дурочка, вам помогала! — гневно сказала Альбертина и вырвала из рук у Отто мешок с награбленным добром. Она разочаровалась в них, особенно в Отто. Что ни говори, встреча с ним прошлой ночью показалась ей чем-то особенным. Так, во всяком случае, она считала до сих пор.
Клара тоже ухватилась за мешок. Как смеет эта малявка разговаривать с клетчатыми таким тоном! Да еще и угрожать им! Она посмотрела сверху вниз на Альбертину, которая была почти на голову ниже ее, и небрежно поправила прядку.
— Запомни, малявка, мы вовсе не подлая воровская шайка, мы — знаменитая, непобедимая банда клетчатых. — И она окинула своих спутников призывным взглядом.
Пауле и Отто выстрелили как из пушки:
Клара протянула Пауле и Отто сжатый кулак. Мальчишки поставили свои кулаки на кулак Клары. Все вместе они произнесли девиз банды до конца:
Трое клетчатых ребят —
Это вам не детский сад!
Наша банда — всех сильнее!
Наша банда — всех страшнее!
— Я-то подозреваю, что ты из банды «Миссис Монета» и помогала нам только потому, что мы были в большинстве и потому что тебе известно, как клетчатые расправляются со своими врагами. — И Клара снова потянула мешок к себе.
Клетчатых не разлучить,
Вечно так тому и быть!
Но Альбертина крепко вцепилась в мешок.