Страница:
— Жак, не принуждай меня бороться с тобой, — умоляющим голосом сказала Белла. — Мне очень не хочется сделать тебе больно…
— Тогда не борись, — прошептал он, ласково касаясь губами ее щеки и кладя руку ей на грудь. — Белла, я не против побеседовать с тобой. Но сперва хочу почувствовать твою близость. Хочу, чтобы сегодня ночью ты была моей и забыла о сдержанности.
— Жак…
Она безуспешно уклонялась от него, судорожно сжимая кулачки.
— Я чуть не потерял тебя сегодня вечером, Белла, — страстно шептал он, осыпая ее лицо поцелуями. — Ты испугалась, когда увидела меня с окровавленной рукой. Но ты не можешь представить, что пережил я сразу после выстрела, когда осознал, что мог потерять тебя. Ведь если бы я погиб, я бы потерял тебя…
— Ах, Жак, Жак…
Беспомощная перед силой его и своей страсти, девушка обвила руками шею Жака и целовала его.
Выйдя из кареты, они прошли, держась за руки, через благоухающий сад перед домом. Жак смотрел на нее с таким вожделением, что ей было и страшно и приятно. Он ведь прав, подумала Белла. Близость смерти требует испить чашу наслаждения до дна, познать самое интимное, самое полное слияние тел.
Наверху, в спальне, Жак сел на кровать и проворно снял с себя рубашку и туфли.
— Иди сюда, — позвал он.
Его хриплый от желания голос и пылкий взгляд мгновенно настроили Беллу на эротический лад. А вид его мускулистой голой груди лишь усилил вожделение. Подойдя ближе, она вдруг с опаской посмотрела на пропитанную кровью повязку.
— А как твоя рана?
Жак пренебрежительно усмехнулся.
— Побаливает. — И, глядя на Беллу голодными глазами, сказал: — Долой одежду, дорогая!
— Жак…
— Воспринимай это как неизбежную прелюдию к нашему разговору.
Дрожащая от желания Белла охотно подчинилась. Медленно сбросила с себя платье, нижнюю юбку, сорочку и белье. Жак наблюдал за ней, упиваясь каждым ее движением. Кровь стучала в ушах девушки, сердце заныло в сладком предчувствии.
Жак открыл яркую жестяную коробку, которая стояла на столике у изголовья кровати. Белла была заинтригована: что же там такое?
— Иди-ка сюда, — сказал Жак с озорным видом, — я дам тебе что-то сладкое.
Белла забралась к Жаку в постель. Он улыбнулся и проворно засунул ей в рот конфетку. А пока она сосала ее, стал легко покусывать соски Беллы, ласкать ее спину и ягодицы.
Белла застонала от удовольствия.
— Я хочу то, что еще слаще, — тихо сказала она, касаясь пальцами пуговиц на его брюках.
Она услышала томный стон Жака, когда его твердая плоть оказалась в горячем футляре ее рта.
— Сладкий… какой сладкий, — бормотала Белла, нежно целуя его возбужденное естество, забирая его глубоко в себя.
Жак судорожно гладил ее волосы.
— Да, та belle, да!
Белла подняла взгляд и сквозь слезы посмотрела Жаку в глаза.
— Я не хочу тебя терять.
— Ты никогда меня не потеряешь, Белла!
— Нет, ты не понимаешь, — прошептала она. — Я вовсе не хочу, чтобы меня преследовал твой призрак. Я хочу тебя живого, из плоти и крови.
— Ах, та cherie! — воскликнул он хриплым, исступленным голосом, резко подтянул Беллу вверх и медленно вошел в нее. Она вскрикнула, а он обхватил ее за талию и проник в нее еще глубже.
— Я живой, Белла, — пылко зашептал Жак, сжимая ее груди. — В твоих объятиях я как никогда живой. Ощути мою плоть в своей плоти. Почувствуй, услышь, как во мне бушует кровь от любви к тебе.
— Я чувствую… слышу…
— Люби меня, Белла, люби!
— Я люблю тебя, Жак!
— И я люблю тебя. Отдай мне всю себя…
— О да, да, — шептала она, принимая его и даря себя всю без остатка…
— Как твоя рана?
— Прекрасно, — заверил Жак. — Доктор был прав — в сущности, только царапина. А теперь скажи мне поцелуем «доброе утро».
Белла обхватила его за шею, поцеловала и спросила:
— Ты давно смотришь на меня?
Он нежно погладил ее щеку.
— С тех пор как проснулся. Во сне ты такая красивая!..
От его ласковых слов глаза Беллы вдруг наполнились слезами, и она отвернулась. Жак крепче прижал ее к себе.
— Что такое, милая?
— Я подумала, — тихо призналась Белла, — что такой сладостной минуты больше никогда не будет в нашей жизни.
— Конечно, будет, дорогая. — Он повернул ее лицом к себе, заглянул в лицо. — Белла, будь моей женой.
Она закрыла глаза и со стоном сказала:
— Я не могу!
— Но почему? Ночью ты твердила, что любишь меня. Ты лгала?
Она быстро открыла глаза.
— Разумеется, нет! Но ты не хочешь отказаться от сцены даже теперь, когда в тебя стреляли! Мы знаем, что через несколько дней тебя убьют, а ты отмахиваешься от всех моих предупреждений. Идешь прямой дорогой к самоуничтожению!
Жак привстал на постели, оперся спиной на подушку и задумчиво взъерошил себе волосы.
— Белла, я уже объяснил тебе мою жизненную позицию…
— Ах, эта твоя философия! — перебила его в сердцах девушка, тоже привставая и натягивая на себя простыню.
Он долго хмурился, потом спросил:
— Ты будешь довольна, если во вторник я не пойду в театр?
В глазах Беллы появилась искорка надежды.
— Да, конечно. Я буду счастлива!
— Ну а что потом? Хорошо, в этот вечер я избегу смерти от руки убийцы. Но разве он или она… угомонится на этом?
Тут пришел черед надолго нахмуриться Белле. Она задумчиво приглаживала локоны на лбу.
— Жак, — наконец сказала девушка, — для нас сейчас всего важнее время. Чем больше в нашем распоряжении времени, тем больше шанс, что мы определим убийцу. А пока не поймем, нужно проявлять максимум осторожности.
Он подумал и промолвил:
— Ладно, постараюсь не быть в театре во вторник.
— А сегодня вечером?
— Нет, сегодня вечером я буду петь.
Она тронула его за руку.
— Жак, я не могу вечно спасать тебя от тебя самого, от твоей бесшабашности. Черт возьми, я даже не ведаю, как долго мне будет позволено пробыть здесь, в этом времени!
Жак сорвал с Беллы простыню, обнял и стал целовать ее волосы.
— Белла, ты меня не покинешь — даже в том случае, если тобой распоряжаются высшие силы и я не властен удержать тебя. Вот почему ты не должна приближаться к театру, где этот чертов «калейдоскоп» может украсть тебя. К тому же тебя пытались убить — и мы не знаем, кто этот мерзавец или мерзавка. Мне делается плохо от одной мысли, что с тобой может что-нибудь произойти.
Белла покрепче прижалась к любимому. В мыслях у нее царил хаос. Похоже, они с Жаком зашли в тупик.
Вечером по пути в гримерную Белла встретила за кулисами Тоби. По искаженному личику мальчика она поняла, что случилось что-то нехорошее.
Девушка ласково тронула его за плечо и спросила:
— Что с тобой?
Мимо пробежали две смеющиеся хористки. Тоби молчал, прикусив губу. Потом взял Беллу за руку и потащил за собой к небольшой нише, где беспорядочной кучей был свален реквизит.
Озадаченная Белла увидела какую-то мебель, кусты из папье-маше, стулья и фрагменты декораций.
— Что это? Зачем ты меня сюда привел?
Тоби нагнулся и вытащил из ящика одного из столов кусок веревки. Он протянул ее Белле и указал на размочаленный конец:
— Погляди,
— Ну кусок рваной веревки. И что?
— Помнишь номер программы, когда Жак поет в лунном свете «Старую милую песню любви»? А над ним висит большая желтая луна.
— Помню.
— Так вот, эта луна весит почти семьдесят пять фунтов.
Белла уже начала понимать, что к чему, и содрогнулась.
— Ну, ну, продолжай!
Тоби подошел к ней поближе и тревожным шепотом сообщил:
— Несколько минут назад я лазил на колосники — проверить веревки, на которых висит луна. Две из них перерезаны, а третья — почти перерезана. Словом, семьдесят пять фунтов держались на одной ниточке. Кто-то здорово поработал ножом.
Белла с ужасом смотрела на него. Тоби мрачно кивнул.
— Не приди мне в голову проверить, луна упала бы сегодня вечером на голову Жака.
— Боже правый. Кто же это все проделывает?
— Хотел бы я знать!
Белла задумчиво нахмурилась.
— Может, кто-то из рабочих сцены?
— Мальчик побледнел.
— Только не я, Белла.
Она порывисто пожала ему руку.
— Конечно же, не ты, дурачок! Я просто думаю, что такие фокусы должен проделывать человек, который кое-что понимает в реквизите и не боится лазить по колосникам.
Мальчик задумался, потом возразил:
— Это мог сделать любой. В том месте такие леса, что по ним легко и удобно ходить. Даже девушка могла бы забраться туда с ножом. А уж мужчина и подавно.
Белла вздохнула.
— Но теперь-то луна висит как следует?
— О да, — заверил ее Тоби. — Мы с одним рабочим полностью заменили веревки. И вдобавок проверили все узлы. Теперь луна не свалится на голову Жака.
Белла благодарно обняла мальчика.
— Огромное тебе спасибо! Ты — наш ангел-хранитель!
Тоби робко улыбнулся.
— Белла, ты же знаешь, я не очень-то люблю Жака, однако после того, что произошло вчера, я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось. Предупреди его — пусть он будет поосторожней.
— Непременно! — воскликнула девушка, взяла из рук Тоби кусок веревки и поспешила в гримерную Жака.
Она ворвалась туда без стука и застала тенора перед зеркалом, без сорочки. Он радостно обернулся к ней.
— О, ma belle! какой приятный сюрприз!
— Жак, послушай! — еще не отдышавшись от бега, сказала Белла. — Сегодня ты не должен вы ступать!
— Что это у тебя? — спросил он, глядя на кусок веревки, которым она сердито размахивала.
Девушка быстро рассказала ему все про находку Тоби и закончила словами:
— Яснее ясного: кто-то опять пытается покончить с тобой, Жак. Так что и близко не подходи к сцене!
Он потрогал размочаленный конец веревки.
— Насколько я понимаю, Тоби укрепил луну и теперь все в порядке?
Белла сжала в отчаянии кулаки и чуть не затопала ногами.
— Луна луной, а убийца тут, и неизвестно, какой новый сюрприз он готовит. Жак, очнись! Тебе чуть не разбили голову чугунной чушкой, в тебя стреляли. А теперь — это. Сколько еще предупреждений тебе нужно? Ведь очевидно, что убийца упрям и не собирается отступать от своего замысла!
— Отчего мы так переполошились? Веревка могла сама перетереться.
Белла замахала руками.
— Там было три веревки. Две перерезаны. А третья — взгляни, она новая и прочная. А вот ровный ножевой разрез. Тоби в этом разбирается.
Жак еще раз осмотрел веревку и спорить не стал. Он вернул обрезок Белле и стал надевать сорочку.
— Белла, со мной ничего не случится. Предположим, что действительно существует преступный умысел и веревка перерезана. Но тот, кто это сделал, не знает, что его коварство раскрыто и луна закреплена нормально. Значит, он потирает руки и ждет моей смерти. Следовательно, я в безопасности, покуда убийца не понял, что его план сорвался. К тому же Этьен сказал мне, что в театре дополнительная охрана — в зрительном зале и за кулисами. Это сделано и для публики — мы показываем, что меры приняты и инцидентов больше не будет.
Белла недоверчиво покачала головой.
— Жак, охрана — дело полезное, но боюсь, толку от нее мало. Ни полиция, ни частные сыщики не способны остановить убийцу, если он полон решимости довести дело до конца. Невозможно углядеть за всем и за всеми. Неужели ты выйдешь на сцену?
— Белла, — ответил Жак, явно теряя терпение, — у меня долг перед публикой, долг перед дирекцией и труппой. Я же сказал — во вторник, меня в театре не будет.
Она в отчаянии глухо застонала.
— Но мы же не можем угадать, когда и где убийца нанесет следующий удар! А что, если в статье, которую я прихватила, неточность или опечатка — и дата неверная? Ведь статья писалась через девяносто лет после события, и автору было все равно, ошибся он на день или на пять.
Жак подошел в ней, схватил за плечи и легонько встряхнул.
— — Любимая, ты становишься истеричкой.
— Я не истеричка.
— — Да, да, — сказал он с озабоченным лицом. — Я сообщил тебе о наших с Этьеном мерах предосторожности. Но тебе мало. Ты хочешь, чтобы я отказался от собственной жизни.
— — Ничего подобного. Я хочу, чтобы ты ее спас!..
— Сцена — моя жизнь. Я не стану добровольно отказываться от нее. Могу сжать зубы и отказаться на один день — в этот чертов вторник. Но только на один день. И умоляю, не надо портить наши отношения, Белла!
— — Это ты портишь наши отношения, Жак! — Девушка задыхалась от волнения. — Ты решил, что опера важнее нашего будущего. Важнее даже твоей жизни. И если ты сейчас не прислушаешься к голосу здравого смысла, нашим отношениям конец.
— Ты шутишь!
Она сморгнула горькие слезы.
— Не шучу. Так или иначе, я тебе не пара. На сколько я понимаю, именно я вызвала ту ревность, которая направляет руку убийцы. Быть может, самый верный способ спасти тебя — это расстаться с тобой… и — кончай жизнь самоубийством на сцене.
— Белла, ты нужна мне! — умоляющим тоном воскликнул Жак.
Она с горечью рассмеялась.
— Нет, тебе нужен театр, аплодисменты, успех. Ради всего этого ты готов принести в жертву свою жизнь и любовь.
По выражению его лица она поняла, что попала в точку. Белла не стала ждать словесного подтверждения того, что прочитала в его лице. Размазывая слезы, она пулей вылетела из гримерной и побежала по коридору куда глаза глядят. Она чувствовала, что сердце ее разбито, мысли путались.
Сразу после начала представления она увидела у кулис справа и слева от сцены четверых незнакомцев, издалека похожих на близнецов. На всех были котелки и коричневые пиджаки. Одинаковы были даже усы щеточкой и мрачное выражение лица. Незнакомцы настороженно поводили глазами. Было ясно, что это и есть нанятые директором детективы.
Несмотря на близнецов в котелках, Белла продолжала волноваться и гадать, какое еще несчастье ждет Жака. Хотя девушка не была занята в номере, она не уходила, а шагала между кулисами у самого выхода на сцену и настороженно поводила глазами, как близнецы в котелках. Сердце сжималось от тревоги.
Но ничего страшно не происходило. Вот еще номер кончился — и опять все в порядке. Лишь проходя мимо Беллы, Жак всякий раз с упреком смотрел на нее, а она отводила глаза.
Кое-как, думая о своем, Белла механически исполнила свои роли в «Полете валькирий» и «Трех девчушках». Представление двигалось к концу; у нее слегка отлегло от сердца и появилась слабая надежда, что сегодня вечером Бог милует и Жак останется в живых. К моменту, когда она переодевалась в костюм падшей девушки для номера «Ее бы лучше пожалеть, чем упрекать», внутреннее напряжение заметно спало.
«Калейдоскоп» завертелся под звуки «Старой милой песни любви», и Белла пошла на сцену. Началось привычное неприятное головокружение. Она старалась не обращать на него внимания…
И тут ее вдруг повело в сторону и закружило на месте. Дикая паника охватила Беллу. Она мгновенно узнала это кружение и сразу поняла, что ее тянут обратно в будущее. Момент для возвращения был не просто неподходящий, а трагически неподходящий.
Она не должна, не имеет права оставить Жака за несколько дней до возможной гибели!
Белла растерянно оглянулась, словно хотела зацепиться за что-то — хотя бы взглядом. Но кругом ничего, кроме мелькания огоньков «калейдоскопа».
— Нет! Нет! — исступленно закричала она, хватаясь руками за воздух. Вихрь продолжал вертеть ее, и девушка сознавала, что попытки противостоять могучей силе обречены.
Страшная секунда закончилась. Кружение прекратилось. В глаза ударил яркий свет. Раздался громкий хохот сотен людей. Белла, щурясь, смотрела в зал. Там сидела публика конца двадцатого века, а сама она, в красном платье проститутки, стояла рядом с ошарашенной парой — Виктором Дейли и Анной Марией Бернард. Певцы были одеты в костюмы эпохи итальянского Возрождения и исполняли дуэт из «Ромео и Джульетты».
О Господи, она опять здесь, а Жак остался в прошлом, один, в опасности!
Объятая ужасом, дрожа всем телом, Белла побежала прочь со сцены — под хохот зала.
Белла прибежала в свою гримерную, общую с Дикси, закрылась на замок, быстро сбросила атласное платье прошлого века и надела джинсы и майку. Она знала, что Дикси и Джон заняты в номере, а не то помчались бы за ней в гримерную.
Вдруг раздался стук в дверь. Девушка не стала отзываться и открывать. Тогда разъяренный голос Лесли Личфилда стал честить ее последними словами. Режиссер требовал, чтобы она открыла и объяснила свое поведение. К счастью, у нее хватило ума затаиться и отмолчаться. Личфилд побушевал, плюнул и ушел. Как только его шаги стихли вдали, Белла схватила сумочку и ключи и опрометью кинулась из гримерной к служебному выходу.
К автостоянке пришлось бежать под сильным дождем. Дрожа от холодного ветра, она помчалась через лужи к своей машине. По дороге к улице Святой Анны под шуршание «дворников» по ветровому стеклу, видя размытые огни фар встречных машин, Белла пыталась настроиться на другое время, на другой ритм, но ее сознание отказывалось принимать тот факт, что она уже в другой эпохе.
Девушка ясно понимала, что причиной возвращения в двадцатый век была она сама. Неведомые силы лишь отозвались на ее очередной внутренний разрыв с Жаком. Она отдалилась от него и была тут же наказана изъятием из его эпохи.
Что означает это вторичное возвращение в двадцатый век? Не дают ли ей понять, что она может спасти его, лишь отдавшись ему целиком, без задних мыслей, а заодно отдавшись и оперному искусству — беззаветно и навсегда? Но разве может она решиться на такое, когда убеждена, что Жак — на пути саморазрушения! И как она может отдаться театру, если именно в театре через три дня погибнет ее возлюбленный!
Ах, отчего она не была осторожней! Не побереглась — и вот результат: она в ста годах от любимого, которому осталось жить, возможно, меньше ста часов! Эта ужасающая реальность грозила свести ее с ума.
Но нет, еще не все потеряно, уговаривала себя Белла. Времени мало, но оно все-таки есть. Здесь, в ста годах от события, можно успеть найти какой-нибудь важный ключ к убийству Жака. И, если повезет, можно вовремя юркнуть обратно в девятнадцатый век — со спасительным секретом на руках.
Ну а сейчас надо радоваться случаю проведать бабушку. Возможность побыть с ней хоть как-то примиряет с неуместным возвращением в двадцатый век.
Белла припарковала машину возле бабушкиного дома и рванулась сквозь ливень к парадной двери. Внутри она попала в поток холодного воздуха от кондиционера, зябко поежилась и побежала наверх, перепрыгивая через две ступеньки.
По коридору ей навстречу шел врач бабушки, чинный седовласый доктор Хамфри. Сейчас его обычно веселое лицо имело угрюмый вид. Увидев промокшую До нитки внучку Изабеллы де ла Роза, он удивленно поднял брови.
— Белла, где вы пропадали столько времени? Сейчас, когда состояние вашей бабушки вызывает такую тревогу!..
— Как она?
— Изабелле становится все хуже, — грустно покачал головой доктор Хамфри. — Только кислород и спасает. Сиделки возле нее круглые сутки.
— О Боже! — в отчаянии воскликнула Белла.
— Прогноз самый неутешительный. Конечно, ее состояние может несколько улучшиться, при таких заболеваниях всякое случается. До сих пор она удивляла нас стойкостью своего организма. Но я бы не стал уповать на чудо. К сожалению, мы скоро потеряем ее.
— Я знаю, — промолвила девушка с безутешной грустью в глазах.
— И вы уж простите меня, — сухо сказал доктор, — но ваши внезапные отлучки отнюдь не идут на пользу здоровью моей пациентки. Хотя сама Изабелла настаивает на том, что знает, куда и зачем вы исчезаете, и что с вами все в порядке. — Он укоризненно покачал головой. — Надеюсь, молодая леди, вы отдаете себе отчет в своем поведении.
Белла шмыгнула носом.
— Не знаю. Жизнь пошла какая-то путаная…
Доктор покосился на нее и сказал:
— Извините, меня ждут дела. А вам бы я советовал побыстрее переодеться в сухое. Спокойной ночи, Белла.
— Спокойной ночи, доктор.
Девушка забежала в свою комнату, сбросила мокрую одежду, растерлась сухими полотенцами и накинула теплый халат. Затем тихонько вошла в бабушкину комнату.
Там она увидела сиделку, миссис Финч, которая, устроившись возле кровати, просматривала журнал. При виде Беллы она встала и вышла из комнаты, чтобы бабушка и внучка побыли наедине. В комнате горела одна настольная лампа. На столике у изголовья кровати к множеству бутылочек и коробочек с лекарствами прибавились новые. У Беллы защемило сердце.
Она подошла к постели. Старушка побледнела и осунулась еще больше, чем прежде. Слезы выступили на глазах Беллы. Бабушка с хриплым бульканьем дышала через кислородную трубку.
Взгляд Беллы упал на хрупкую руку — морщинистая кожа, вся в темных пятнах и набухших венах… Она нежно дотронулась до этой милой, любимой руки. Такая холодная! Белла ощутила приступ страха перед неизбежным и острое чувство вины. Как она смела оставлять бабушку в такой момент, когда Изабелла так беспомощна! И как она сможет оставить ее снова!
Словно почувствовав присутствие внучки, Изабелла открыла глаза и слабо улыбнулась, увидев дорогое лицо. Она попыталась что-то произнести.
— Нет, ба! — поспешила сказать Белла, нежно сжимая руку бабушки. — Пожалуйста, расслабься и спокойно дыши. Не разговаривай…
На удивление сильные пальцы бабушки сжали руку Беллы.
— Ничего, ничего, через минуту мне будет совсем хорошо, — прохрипела она. Ее голос прерывался и был слаб, но в нем чувствовалась внутренняя энергия. — Я должна поговорить с тобой, моя дорогая. Я так по тебе скучала! Как у тебя дела?
Белла присела на стул возле кровати.
— Все в порядке, — сказала она, смаргивая не вольную слезу. — Ужасно, что я бросила тебя. Я вся извелась — как ты там?
— Ну будет плакать, обними лучше свою старую бабушку.
Белла нагнулась, обняла и поцеловала старушку. Тело ее было таким невесомым, что Беллу пронзила мысль: недолго осталось, совсем недолго!.. Она выпрямилась и с вымученной улыбкой села на стул.
Изабелла погладила внучку по руке и сочувственно заглянула ей в глаза.
— Не переживай, деточка. Доктор хлопочет вокруг меня и хорошо помогает. Так что живется мне не так уж плохо. А внутри у меня мир — и с собой, и с Богом. Я не ропщу на судьбу. Я готова.
Белла проглотила болезненный комок в горле.
— Ба, не смей говорить такие вещи! Ты мне нужна. Боже, и как только я смогу снова оставить тебя!..
— Но оставить придется, — сказала бабушка. — Ведь выбора у тебя нет. Правда, дорогая?
Белла отрицательно качнула головой.
— Есть. Я решила не покидать тебя больше. На лице старушки появилось выражение тревоги и безмерного сочувствия.
— А как же Жак Лефевр? Ты ведь была с ним, не правда ли?
Белла сказала «да» и кратко поведала обо всем, что произошло: о воссоединении с Жаком и о покушениях на его жизнь.
Бабушка разволновалась:
— Ай-ай-ай! Похоже, он в серьезной опасности. Ну и каково положение теперь?
Белла в отчаянии ломала руки.
— Ах, бабушка, ума не приложу, как повернутся события! Я показала Жаку статью, где подробно описана его смерть. А он отказывается принимать опасность всерьез — даже за три дня до возможного убийства!
— Тогда ты должна немедленно возвратиться к Жаку и спасти его! — тихонько воскликнула бабушка.
— Ба, пожалуйста! — заволновалась Белла, слыша, как затруднилось дыхание Изабеллы. — Бога ради, отдохни немного. Ты себя мучаешь этим разговором.
Изабелла слабо махнула рукой, но настояниям внучки не противилась. Прошло несколько минут в полной тишине. Слышно было только свистящее, натужное дыхание бабушки. Но вот дыхание стало ровней, и старушка заговорила:
— Но ты же любишь Жака Лефевра, деточка?
Белла не хотела возобновлять разговора, щадя бабушку. Но та пришла в такое возбуждение, горела таким любопытством, что было опасно прерывать обсуждение животрепещущей темы.
— Да, я люблю Жака, — сказала Белла. — Однако он идет по неправильному пути — к собственной гибели. Он упрямо отказывается бросить сцену, сколько бы я ни твердила о том, что оставаться в театре равносильно самоубийству. Я не могу спасти его, ба…И поэтому мне разумнее остаться с тобой.
— А меня ты разве можешь спасти? — резонно возразила бабушка и с нежностью добавила: — Твое место — не здесь.
На лице девушки была написана растерянность.
— Ба, откуда ты знаешь, где мое место?
Изабелла иронически усмехнулась.
— Скажем так: сейчас я как никогда близка к источнику вечной вселенской мудрости.
Она опять свистяще задышала. Заметив это, Белла погладила сухую тощую руку.
— Отдохни, ба. Обсудим все завтра утром.
— Изабелла зевнула.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Бабушка закрыла глаза и через минуту задышала ровно.
Белла еще долго стояла над ее постелью, глядя на родное лицо. Смятение не покидало ее…
— Белла, где ты?
Жак стоял в гримерной и в отчаянии смотрел на кружевную нижнюю сорочку, висящую на спинке стула. На диванчике лежал хитон валькирии, на туалетном столике стояли открытые баночки с румянами, кольдкремом и тушью для ресниц. Между ними валялись в беспорядке шпильки, расчески, щетки для волос и прочая мелочь.
— Тогда не борись, — прошептал он, ласково касаясь губами ее щеки и кладя руку ей на грудь. — Белла, я не против побеседовать с тобой. Но сперва хочу почувствовать твою близость. Хочу, чтобы сегодня ночью ты была моей и забыла о сдержанности.
— Жак…
Она безуспешно уклонялась от него, судорожно сжимая кулачки.
— Я чуть не потерял тебя сегодня вечером, Белла, — страстно шептал он, осыпая ее лицо поцелуями. — Ты испугалась, когда увидела меня с окровавленной рукой. Но ты не можешь представить, что пережил я сразу после выстрела, когда осознал, что мог потерять тебя. Ведь если бы я погиб, я бы потерял тебя…
— Ах, Жак, Жак…
Беспомощная перед силой его и своей страсти, девушка обвила руками шею Жака и целовала его.
Выйдя из кареты, они прошли, держась за руки, через благоухающий сад перед домом. Жак смотрел на нее с таким вожделением, что ей было и страшно и приятно. Он ведь прав, подумала Белла. Близость смерти требует испить чашу наслаждения до дна, познать самое интимное, самое полное слияние тел.
Наверху, в спальне, Жак сел на кровать и проворно снял с себя рубашку и туфли.
— Иди сюда, — позвал он.
Его хриплый от желания голос и пылкий взгляд мгновенно настроили Беллу на эротический лад. А вид его мускулистой голой груди лишь усилил вожделение. Подойдя ближе, она вдруг с опаской посмотрела на пропитанную кровью повязку.
— А как твоя рана?
Жак пренебрежительно усмехнулся.
— Побаливает. — И, глядя на Беллу голодными глазами, сказал: — Долой одежду, дорогая!
— Жак…
— Воспринимай это как неизбежную прелюдию к нашему разговору.
Дрожащая от желания Белла охотно подчинилась. Медленно сбросила с себя платье, нижнюю юбку, сорочку и белье. Жак наблюдал за ней, упиваясь каждым ее движением. Кровь стучала в ушах девушки, сердце заныло в сладком предчувствии.
Жак открыл яркую жестяную коробку, которая стояла на столике у изголовья кровати. Белла была заинтригована: что же там такое?
— Иди-ка сюда, — сказал Жак с озорным видом, — я дам тебе что-то сладкое.
Белла забралась к Жаку в постель. Он улыбнулся и проворно засунул ей в рот конфетку. А пока она сосала ее, стал легко покусывать соски Беллы, ласкать ее спину и ягодицы.
Белла застонала от удовольствия.
— Я хочу то, что еще слаще, — тихо сказала она, касаясь пальцами пуговиц на его брюках.
Она услышала томный стон Жака, когда его твердая плоть оказалась в горячем футляре ее рта.
— Сладкий… какой сладкий, — бормотала Белла, нежно целуя его возбужденное естество, забирая его глубоко в себя.
Жак судорожно гладил ее волосы.
— Да, та belle, да!
Белла подняла взгляд и сквозь слезы посмотрела Жаку в глаза.
— Я не хочу тебя терять.
— Ты никогда меня не потеряешь, Белла!
— Нет, ты не понимаешь, — прошептала она. — Я вовсе не хочу, чтобы меня преследовал твой призрак. Я хочу тебя живого, из плоти и крови.
— Ах, та cherie! — воскликнул он хриплым, исступленным голосом, резко подтянул Беллу вверх и медленно вошел в нее. Она вскрикнула, а он обхватил ее за талию и проник в нее еще глубже.
— Я живой, Белла, — пылко зашептал Жак, сжимая ее груди. — В твоих объятиях я как никогда живой. Ощути мою плоть в своей плоти. Почувствуй, услышь, как во мне бушует кровь от любви к тебе.
— Я чувствую… слышу…
— Люби меня, Белла, люби!
— Я люблю тебя, Жак!
— И я люблю тебя. Отдай мне всю себя…
— О да, да, — шептала она, принимая его и даря себя всю без остатка…
* * *
Как и накануне, Белла проснулась навстречу улыбке Жака, который лежал рядом и, перевшись на локоть, любовался ею. Зевнув и потянувшись, она улыбнулась. Но тут ее взгляд наткнулся на забинтованную руку, и сразу же вернулась тревога.— Как твоя рана?
— Прекрасно, — заверил Жак. — Доктор был прав — в сущности, только царапина. А теперь скажи мне поцелуем «доброе утро».
Белла обхватила его за шею, поцеловала и спросила:
— Ты давно смотришь на меня?
Он нежно погладил ее щеку.
— С тех пор как проснулся. Во сне ты такая красивая!..
От его ласковых слов глаза Беллы вдруг наполнились слезами, и она отвернулась. Жак крепче прижал ее к себе.
— Что такое, милая?
— Я подумала, — тихо призналась Белла, — что такой сладостной минуты больше никогда не будет в нашей жизни.
— Конечно, будет, дорогая. — Он повернул ее лицом к себе, заглянул в лицо. — Белла, будь моей женой.
Она закрыла глаза и со стоном сказала:
— Я не могу!
— Но почему? Ночью ты твердила, что любишь меня. Ты лгала?
Она быстро открыла глаза.
— Разумеется, нет! Но ты не хочешь отказаться от сцены даже теперь, когда в тебя стреляли! Мы знаем, что через несколько дней тебя убьют, а ты отмахиваешься от всех моих предупреждений. Идешь прямой дорогой к самоуничтожению!
Жак привстал на постели, оперся спиной на подушку и задумчиво взъерошил себе волосы.
— Белла, я уже объяснил тебе мою жизненную позицию…
— Ах, эта твоя философия! — перебила его в сердцах девушка, тоже привставая и натягивая на себя простыню.
Он долго хмурился, потом спросил:
— Ты будешь довольна, если во вторник я не пойду в театр?
В глазах Беллы появилась искорка надежды.
— Да, конечно. Я буду счастлива!
— Ну а что потом? Хорошо, в этот вечер я избегу смерти от руки убийцы. Но разве он или она… угомонится на этом?
Тут пришел черед надолго нахмуриться Белле. Она задумчиво приглаживала локоны на лбу.
— Жак, — наконец сказала девушка, — для нас сейчас всего важнее время. Чем больше в нашем распоряжении времени, тем больше шанс, что мы определим убийцу. А пока не поймем, нужно проявлять максимум осторожности.
Он подумал и промолвил:
— Ладно, постараюсь не быть в театре во вторник.
— А сегодня вечером?
— Нет, сегодня вечером я буду петь.
Она тронула его за руку.
— Жак, я не могу вечно спасать тебя от тебя самого, от твоей бесшабашности. Черт возьми, я даже не ведаю, как долго мне будет позволено пробыть здесь, в этом времени!
Жак сорвал с Беллы простыню, обнял и стал целовать ее волосы.
— Белла, ты меня не покинешь — даже в том случае, если тобой распоряжаются высшие силы и я не властен удержать тебя. Вот почему ты не должна приближаться к театру, где этот чертов «калейдоскоп» может украсть тебя. К тому же тебя пытались убить — и мы не знаем, кто этот мерзавец или мерзавка. Мне делается плохо от одной мысли, что с тобой может что-нибудь произойти.
Белла покрепче прижалась к любимому. В мыслях у нее царил хаос. Похоже, они с Жаком зашли в тупик.
Вечером по пути в гримерную Белла встретила за кулисами Тоби. По искаженному личику мальчика она поняла, что случилось что-то нехорошее.
Девушка ласково тронула его за плечо и спросила:
— Что с тобой?
Мимо пробежали две смеющиеся хористки. Тоби молчал, прикусив губу. Потом взял Беллу за руку и потащил за собой к небольшой нише, где беспорядочной кучей был свален реквизит.
Озадаченная Белла увидела какую-то мебель, кусты из папье-маше, стулья и фрагменты декораций.
— Что это? Зачем ты меня сюда привел?
Тоби нагнулся и вытащил из ящика одного из столов кусок веревки. Он протянул ее Белле и указал на размочаленный конец:
— Погляди,
— Ну кусок рваной веревки. И что?
— Помнишь номер программы, когда Жак поет в лунном свете «Старую милую песню любви»? А над ним висит большая желтая луна.
— Помню.
— Так вот, эта луна весит почти семьдесят пять фунтов.
Белла уже начала понимать, что к чему, и содрогнулась.
— Ну, ну, продолжай!
Тоби подошел к ней поближе и тревожным шепотом сообщил:
— Несколько минут назад я лазил на колосники — проверить веревки, на которых висит луна. Две из них перерезаны, а третья — почти перерезана. Словом, семьдесят пять фунтов держались на одной ниточке. Кто-то здорово поработал ножом.
Белла с ужасом смотрела на него. Тоби мрачно кивнул.
— Не приди мне в голову проверить, луна упала бы сегодня вечером на голову Жака.
— Боже правый. Кто же это все проделывает?
— Хотел бы я знать!
Белла задумчиво нахмурилась.
— Может, кто-то из рабочих сцены?
— Мальчик побледнел.
— Только не я, Белла.
Она порывисто пожала ему руку.
— Конечно же, не ты, дурачок! Я просто думаю, что такие фокусы должен проделывать человек, который кое-что понимает в реквизите и не боится лазить по колосникам.
Мальчик задумался, потом возразил:
— Это мог сделать любой. В том месте такие леса, что по ним легко и удобно ходить. Даже девушка могла бы забраться туда с ножом. А уж мужчина и подавно.
Белла вздохнула.
— Но теперь-то луна висит как следует?
— О да, — заверил ее Тоби. — Мы с одним рабочим полностью заменили веревки. И вдобавок проверили все узлы. Теперь луна не свалится на голову Жака.
Белла благодарно обняла мальчика.
— Огромное тебе спасибо! Ты — наш ангел-хранитель!
Тоби робко улыбнулся.
— Белла, ты же знаешь, я не очень-то люблю Жака, однако после того, что произошло вчера, я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось. Предупреди его — пусть он будет поосторожней.
— Непременно! — воскликнула девушка, взяла из рук Тоби кусок веревки и поспешила в гримерную Жака.
Она ворвалась туда без стука и застала тенора перед зеркалом, без сорочки. Он радостно обернулся к ней.
— О, ma belle! какой приятный сюрприз!
— Жак, послушай! — еще не отдышавшись от бега, сказала Белла. — Сегодня ты не должен вы ступать!
— Что это у тебя? — спросил он, глядя на кусок веревки, которым она сердито размахивала.
Девушка быстро рассказала ему все про находку Тоби и закончила словами:
— Яснее ясного: кто-то опять пытается покончить с тобой, Жак. Так что и близко не подходи к сцене!
Он потрогал размочаленный конец веревки.
— Насколько я понимаю, Тоби укрепил луну и теперь все в порядке?
Белла сжала в отчаянии кулаки и чуть не затопала ногами.
— Луна луной, а убийца тут, и неизвестно, какой новый сюрприз он готовит. Жак, очнись! Тебе чуть не разбили голову чугунной чушкой, в тебя стреляли. А теперь — это. Сколько еще предупреждений тебе нужно? Ведь очевидно, что убийца упрям и не собирается отступать от своего замысла!
— Отчего мы так переполошились? Веревка могла сама перетереться.
Белла замахала руками.
— Там было три веревки. Две перерезаны. А третья — взгляни, она новая и прочная. А вот ровный ножевой разрез. Тоби в этом разбирается.
Жак еще раз осмотрел веревку и спорить не стал. Он вернул обрезок Белле и стал надевать сорочку.
— Белла, со мной ничего не случится. Предположим, что действительно существует преступный умысел и веревка перерезана. Но тот, кто это сделал, не знает, что его коварство раскрыто и луна закреплена нормально. Значит, он потирает руки и ждет моей смерти. Следовательно, я в безопасности, покуда убийца не понял, что его план сорвался. К тому же Этьен сказал мне, что в театре дополнительная охрана — в зрительном зале и за кулисами. Это сделано и для публики — мы показываем, что меры приняты и инцидентов больше не будет.
Белла недоверчиво покачала головой.
— Жак, охрана — дело полезное, но боюсь, толку от нее мало. Ни полиция, ни частные сыщики не способны остановить убийцу, если он полон решимости довести дело до конца. Невозможно углядеть за всем и за всеми. Неужели ты выйдешь на сцену?
— Белла, — ответил Жак, явно теряя терпение, — у меня долг перед публикой, долг перед дирекцией и труппой. Я же сказал — во вторник, меня в театре не будет.
Она в отчаянии глухо застонала.
— Но мы же не можем угадать, когда и где убийца нанесет следующий удар! А что, если в статье, которую я прихватила, неточность или опечатка — и дата неверная? Ведь статья писалась через девяносто лет после события, и автору было все равно, ошибся он на день или на пять.
Жак подошел в ней, схватил за плечи и легонько встряхнул.
— — Любимая, ты становишься истеричкой.
— Я не истеричка.
— — Да, да, — сказал он с озабоченным лицом. — Я сообщил тебе о наших с Этьеном мерах предосторожности. Но тебе мало. Ты хочешь, чтобы я отказался от собственной жизни.
— — Ничего подобного. Я хочу, чтобы ты ее спас!..
— Сцена — моя жизнь. Я не стану добровольно отказываться от нее. Могу сжать зубы и отказаться на один день — в этот чертов вторник. Но только на один день. И умоляю, не надо портить наши отношения, Белла!
— — Это ты портишь наши отношения, Жак! — Девушка задыхалась от волнения. — Ты решил, что опера важнее нашего будущего. Важнее даже твоей жизни. И если ты сейчас не прислушаешься к голосу здравого смысла, нашим отношениям конец.
— Ты шутишь!
Она сморгнула горькие слезы.
— Не шучу. Так или иначе, я тебе не пара. На сколько я понимаю, именно я вызвала ту ревность, которая направляет руку убийцы. Быть может, самый верный способ спасти тебя — это расстаться с тобой… и — кончай жизнь самоубийством на сцене.
— Белла, ты нужна мне! — умоляющим тоном воскликнул Жак.
Она с горечью рассмеялась.
— Нет, тебе нужен театр, аплодисменты, успех. Ради всего этого ты готов принести в жертву свою жизнь и любовь.
По выражению его лица она поняла, что попала в точку. Белла не стала ждать словесного подтверждения того, что прочитала в его лице. Размазывая слезы, она пулей вылетела из гримерной и побежала по коридору куда глаза глядят. Она чувствовала, что сердце ее разбито, мысли путались.
Сразу после начала представления она увидела у кулис справа и слева от сцены четверых незнакомцев, издалека похожих на близнецов. На всех были котелки и коричневые пиджаки. Одинаковы были даже усы щеточкой и мрачное выражение лица. Незнакомцы настороженно поводили глазами. Было ясно, что это и есть нанятые директором детективы.
Несмотря на близнецов в котелках, Белла продолжала волноваться и гадать, какое еще несчастье ждет Жака. Хотя девушка не была занята в номере, она не уходила, а шагала между кулисами у самого выхода на сцену и настороженно поводила глазами, как близнецы в котелках. Сердце сжималось от тревоги.
Но ничего страшно не происходило. Вот еще номер кончился — и опять все в порядке. Лишь проходя мимо Беллы, Жак всякий раз с упреком смотрел на нее, а она отводила глаза.
Кое-как, думая о своем, Белла механически исполнила свои роли в «Полете валькирий» и «Трех девчушках». Представление двигалось к концу; у нее слегка отлегло от сердца и появилась слабая надежда, что сегодня вечером Бог милует и Жак останется в живых. К моменту, когда она переодевалась в костюм падшей девушки для номера «Ее бы лучше пожалеть, чем упрекать», внутреннее напряжение заметно спало.
«Калейдоскоп» завертелся под звуки «Старой милой песни любви», и Белла пошла на сцену. Началось привычное неприятное головокружение. Она старалась не обращать на него внимания…
И тут ее вдруг повело в сторону и закружило на месте. Дикая паника охватила Беллу. Она мгновенно узнала это кружение и сразу поняла, что ее тянут обратно в будущее. Момент для возвращения был не просто неподходящий, а трагически неподходящий.
Она не должна, не имеет права оставить Жака за несколько дней до возможной гибели!
Белла растерянно оглянулась, словно хотела зацепиться за что-то — хотя бы взглядом. Но кругом ничего, кроме мелькания огоньков «калейдоскопа».
— Нет! Нет! — исступленно закричала она, хватаясь руками за воздух. Вихрь продолжал вертеть ее, и девушка сознавала, что попытки противостоять могучей силе обречены.
Страшная секунда закончилась. Кружение прекратилось. В глаза ударил яркий свет. Раздался громкий хохот сотен людей. Белла, щурясь, смотрела в зал. Там сидела публика конца двадцатого века, а сама она, в красном платье проститутки, стояла рядом с ошарашенной парой — Виктором Дейли и Анной Марией Бернард. Певцы были одеты в костюмы эпохи итальянского Возрождения и исполняли дуэт из «Ромео и Джульетты».
О Господи, она опять здесь, а Жак остался в прошлом, один, в опасности!
Объятая ужасом, дрожа всем телом, Белла побежала прочь со сцены — под хохот зала.
Белла прибежала в свою гримерную, общую с Дикси, закрылась на замок, быстро сбросила атласное платье прошлого века и надела джинсы и майку. Она знала, что Дикси и Джон заняты в номере, а не то помчались бы за ней в гримерную.
Вдруг раздался стук в дверь. Девушка не стала отзываться и открывать. Тогда разъяренный голос Лесли Личфилда стал честить ее последними словами. Режиссер требовал, чтобы она открыла и объяснила свое поведение. К счастью, у нее хватило ума затаиться и отмолчаться. Личфилд побушевал, плюнул и ушел. Как только его шаги стихли вдали, Белла схватила сумочку и ключи и опрометью кинулась из гримерной к служебному выходу.
К автостоянке пришлось бежать под сильным дождем. Дрожа от холодного ветра, она помчалась через лужи к своей машине. По дороге к улице Святой Анны под шуршание «дворников» по ветровому стеклу, видя размытые огни фар встречных машин, Белла пыталась настроиться на другое время, на другой ритм, но ее сознание отказывалось принимать тот факт, что она уже в другой эпохе.
Девушка ясно понимала, что причиной возвращения в двадцатый век была она сама. Неведомые силы лишь отозвались на ее очередной внутренний разрыв с Жаком. Она отдалилась от него и была тут же наказана изъятием из его эпохи.
Что означает это вторичное возвращение в двадцатый век? Не дают ли ей понять, что она может спасти его, лишь отдавшись ему целиком, без задних мыслей, а заодно отдавшись и оперному искусству — беззаветно и навсегда? Но разве может она решиться на такое, когда убеждена, что Жак — на пути саморазрушения! И как она может отдаться театру, если именно в театре через три дня погибнет ее возлюбленный!
Ах, отчего она не была осторожней! Не побереглась — и вот результат: она в ста годах от любимого, которому осталось жить, возможно, меньше ста часов! Эта ужасающая реальность грозила свести ее с ума.
Но нет, еще не все потеряно, уговаривала себя Белла. Времени мало, но оно все-таки есть. Здесь, в ста годах от события, можно успеть найти какой-нибудь важный ключ к убийству Жака. И, если повезет, можно вовремя юркнуть обратно в девятнадцатый век — со спасительным секретом на руках.
Ну а сейчас надо радоваться случаю проведать бабушку. Возможность побыть с ней хоть как-то примиряет с неуместным возвращением в двадцатый век.
Белла припарковала машину возле бабушкиного дома и рванулась сквозь ливень к парадной двери. Внутри она попала в поток холодного воздуха от кондиционера, зябко поежилась и побежала наверх, перепрыгивая через две ступеньки.
По коридору ей навстречу шел врач бабушки, чинный седовласый доктор Хамфри. Сейчас его обычно веселое лицо имело угрюмый вид. Увидев промокшую До нитки внучку Изабеллы де ла Роза, он удивленно поднял брови.
— Белла, где вы пропадали столько времени? Сейчас, когда состояние вашей бабушки вызывает такую тревогу!..
— Как она?
— Изабелле становится все хуже, — грустно покачал головой доктор Хамфри. — Только кислород и спасает. Сиделки возле нее круглые сутки.
— О Боже! — в отчаянии воскликнула Белла.
— Прогноз самый неутешительный. Конечно, ее состояние может несколько улучшиться, при таких заболеваниях всякое случается. До сих пор она удивляла нас стойкостью своего организма. Но я бы не стал уповать на чудо. К сожалению, мы скоро потеряем ее.
— Я знаю, — промолвила девушка с безутешной грустью в глазах.
— И вы уж простите меня, — сухо сказал доктор, — но ваши внезапные отлучки отнюдь не идут на пользу здоровью моей пациентки. Хотя сама Изабелла настаивает на том, что знает, куда и зачем вы исчезаете, и что с вами все в порядке. — Он укоризненно покачал головой. — Надеюсь, молодая леди, вы отдаете себе отчет в своем поведении.
Белла шмыгнула носом.
— Не знаю. Жизнь пошла какая-то путаная…
Доктор покосился на нее и сказал:
— Извините, меня ждут дела. А вам бы я советовал побыстрее переодеться в сухое. Спокойной ночи, Белла.
— Спокойной ночи, доктор.
Девушка забежала в свою комнату, сбросила мокрую одежду, растерлась сухими полотенцами и накинула теплый халат. Затем тихонько вошла в бабушкину комнату.
Там она увидела сиделку, миссис Финч, которая, устроившись возле кровати, просматривала журнал. При виде Беллы она встала и вышла из комнаты, чтобы бабушка и внучка побыли наедине. В комнате горела одна настольная лампа. На столике у изголовья кровати к множеству бутылочек и коробочек с лекарствами прибавились новые. У Беллы защемило сердце.
Она подошла к постели. Старушка побледнела и осунулась еще больше, чем прежде. Слезы выступили на глазах Беллы. Бабушка с хриплым бульканьем дышала через кислородную трубку.
Взгляд Беллы упал на хрупкую руку — морщинистая кожа, вся в темных пятнах и набухших венах… Она нежно дотронулась до этой милой, любимой руки. Такая холодная! Белла ощутила приступ страха перед неизбежным и острое чувство вины. Как она смела оставлять бабушку в такой момент, когда Изабелла так беспомощна! И как она сможет оставить ее снова!
Словно почувствовав присутствие внучки, Изабелла открыла глаза и слабо улыбнулась, увидев дорогое лицо. Она попыталась что-то произнести.
— Нет, ба! — поспешила сказать Белла, нежно сжимая руку бабушки. — Пожалуйста, расслабься и спокойно дыши. Не разговаривай…
На удивление сильные пальцы бабушки сжали руку Беллы.
— Ничего, ничего, через минуту мне будет совсем хорошо, — прохрипела она. Ее голос прерывался и был слаб, но в нем чувствовалась внутренняя энергия. — Я должна поговорить с тобой, моя дорогая. Я так по тебе скучала! Как у тебя дела?
Белла присела на стул возле кровати.
— Все в порядке, — сказала она, смаргивая не вольную слезу. — Ужасно, что я бросила тебя. Я вся извелась — как ты там?
— Ну будет плакать, обними лучше свою старую бабушку.
Белла нагнулась, обняла и поцеловала старушку. Тело ее было таким невесомым, что Беллу пронзила мысль: недолго осталось, совсем недолго!.. Она выпрямилась и с вымученной улыбкой села на стул.
Изабелла погладила внучку по руке и сочувственно заглянула ей в глаза.
— Не переживай, деточка. Доктор хлопочет вокруг меня и хорошо помогает. Так что живется мне не так уж плохо. А внутри у меня мир — и с собой, и с Богом. Я не ропщу на судьбу. Я готова.
Белла проглотила болезненный комок в горле.
— Ба, не смей говорить такие вещи! Ты мне нужна. Боже, и как только я смогу снова оставить тебя!..
— Но оставить придется, — сказала бабушка. — Ведь выбора у тебя нет. Правда, дорогая?
Белла отрицательно качнула головой.
— Есть. Я решила не покидать тебя больше. На лице старушки появилось выражение тревоги и безмерного сочувствия.
— А как же Жак Лефевр? Ты ведь была с ним, не правда ли?
Белла сказала «да» и кратко поведала обо всем, что произошло: о воссоединении с Жаком и о покушениях на его жизнь.
Бабушка разволновалась:
— Ай-ай-ай! Похоже, он в серьезной опасности. Ну и каково положение теперь?
Белла в отчаянии ломала руки.
— Ах, бабушка, ума не приложу, как повернутся события! Я показала Жаку статью, где подробно описана его смерть. А он отказывается принимать опасность всерьез — даже за три дня до возможного убийства!
— Тогда ты должна немедленно возвратиться к Жаку и спасти его! — тихонько воскликнула бабушка.
— Ба, пожалуйста! — заволновалась Белла, слыша, как затруднилось дыхание Изабеллы. — Бога ради, отдохни немного. Ты себя мучаешь этим разговором.
Изабелла слабо махнула рукой, но настояниям внучки не противилась. Прошло несколько минут в полной тишине. Слышно было только свистящее, натужное дыхание бабушки. Но вот дыхание стало ровней, и старушка заговорила:
— Но ты же любишь Жака Лефевра, деточка?
Белла не хотела возобновлять разговора, щадя бабушку. Но та пришла в такое возбуждение, горела таким любопытством, что было опасно прерывать обсуждение животрепещущей темы.
— Да, я люблю Жака, — сказала Белла. — Однако он идет по неправильному пути — к собственной гибели. Он упрямо отказывается бросить сцену, сколько бы я ни твердила о том, что оставаться в театре равносильно самоубийству. Я не могу спасти его, ба…И поэтому мне разумнее остаться с тобой.
— А меня ты разве можешь спасти? — резонно возразила бабушка и с нежностью добавила: — Твое место — не здесь.
На лице девушки была написана растерянность.
— Ба, откуда ты знаешь, где мое место?
Изабелла иронически усмехнулась.
— Скажем так: сейчас я как никогда близка к источнику вечной вселенской мудрости.
Она опять свистяще задышала. Заметив это, Белла погладила сухую тощую руку.
— Отдохни, ба. Обсудим все завтра утром.
— Изабелла зевнула.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Бабушка закрыла глаза и через минуту задышала ровно.
Белла еще долго стояла над ее постелью, глядя на родное лицо. Смятение не покидало ее…
— Белла, где ты?
Жак стоял в гримерной и в отчаянии смотрел на кружевную нижнюю сорочку, висящую на спинке стула. На диванчике лежал хитон валькирии, на туалетном столике стояли открытые баночки с румянами, кольдкремом и тушью для ресниц. Между ними валялись в беспорядке шпильки, расчески, щетки для волос и прочая мелочь.