Райс Энн. Талтос

   И тут в дверь действительно постучали. Сэмюэль соскользнул с кресла и направился к алькову.
   — Пройди, пожалуйста, в спальню, Юрий, чтобы тебя не увидели.
   Как только он с важным видом прошел мимо, Юрий поднялся, и плечо мгновенно отозвалось болью. Он прошел в спальню, прикрыл за собой дверь и обнаружил, что находится в полутемном помещении, мягкие, пышные портьеры на окнах которого едва пропускали слабый дневной свет. Юрий поднял трубку телефона, стоявшего на столике возле кровати, и быстро набрал код международной связи, а следом — территориальный код в Соединенных Штатах.
   Затем он помедлил, ощущая полную неспособность говорить успокоительную ложь Моне, желая скорее сообщить Эрону все, что узнал, и также обеспокоенный, что связь вот-вот прервут.
   Несколько раз на пути из Шотландии он оказывался у разного рода телефонов и также пытался позвонить, но карлик давал команду немедленно садиться в машину.
   Что сказать любимой малышке Моне? Что сообщить Эрону за те несколько мгновений, что будут отпущены на разговор?
   Он поспешно набрал код Нового Орлеана и номер дома Мэйфейров на углу Сент-Чарльз-авеню и Амелия-стрит и замер в тревожном ожидании, внезапно осознав, что в Штатах сейчас самый пик ночи. Непростительная бестактность с его стороны, каковы бы ни были обстоятельства
   Кто-то ответил на звонок. Он не смог узнать, кому принадлежит голос
   — Прошу прощения за беспокойство. Я звоню из Англии и пытаюсь связаться с Моной Мэйфейр, — сказал он. — Надеюсь, я не поднял на ноги весь дом?
   — Юрий? — спросила женщина
   — Да! — Он признался, но без удивления, что эта женщина узнала его по голосу.
   — Юрий, Эрон Лайтнер мертв, — сказала женщина Я Селия, кузина Беатрис. Кузина Моны. И еще многих других. Эрон убит.
   Повисла длинная пауза. Юрий не произнес ни слова. Он не думал ни о чем, не видел ничего, не пришел ни к какому заключению. Тело охватил холодный озноб страха. Неужели он больше никогда не увидит Эрона, неужели они никогда больше не смогут поговорить друг с другом? Он и Эрон… Разве можно поверить, что Эрон ушел навек?
   Он попытался шевельнуть губами, но не смог и лишь бессмысленно и глупо махнул рукой, до боли в пальцах сжимая телефонный провод.
   — Я очень сожалею, Юрий. Мы все беспокоились о тебе. Мона крайне взволнована. Где ты находишься? Постарайся позвонить Майклу Карри. Я могу дать тебе номер.
   — Со мной все в порядке, — спокойно ответил Юрий. — У меня есть тот номер.
   — Там сейчас находится Мона, Юрий. В доме на Первой улице. Будут рады узнать, где ты, что с тобой и как с тобой немедленно связаться.
   — Но Эрон…— сказал он умоляюще, не способный произнести что-либо еще.
   Голос его казался хриплым, он едва мог справиться с бременем ужасного чувства, от которого даже затуманилось зрение. Он словно утратил равновесие и осознание собственного «я».
   — Эрон…
   — Его предумышленно сбила машина Он шел от гостиницы «Поншатрен», где встречался с Беатрис и Мэри-Джейн Мэйфейр, Они сняли для Мэри-Джейн номер в отеле. Беатрис собиралась войти в вестибюль гостиницы, когда услышала какой-то шум. Она и Мэри-Джейн собственными глазами видели все, что случилось. Эрона несколько раз переехала машина
   — Значит, это действительно убийство, — сказал Юрий.
   — Несомненно. Они поймали человека, который сбил его. Какой-то бродяга Его наняли, но он не знает, кто именно. За убийство Эрона бродяге заплатили пять тысяч долларов наличными. Он выслеживал Эрона целую неделю и за это время успел потратить половину полученных денег.
   Юрию хотелось оборвать связь. Продолжать разговор казалось совершенно невозможным. Он провел языком по верхней губе, после чего заставил себя продолжить:
   — Селия, передай, пожалуйста, от меня Моне Мэйфейр… а также Майклу Карри. Я в Англии, в безопасности. Скоро свяжусь с ними. Веду себя весьма осторожно. Передай мое сочувствие Беатрис Мэйфейр. Передай всем, что я вас люблю.
   — Обязательно…
   Юрий опустил телефонную трубку на рычаг. Если даже Селия добавила что-нибудь еще, он ее не услышал.
   Теперь он молчал. И нежные пастельные цвета спальни на миг привлекли его внимание. Свет мягко отражался в зеркале. В комнате пахло свежестью.
   Отчуждение, отсутствие уверенности…
   Рим…
   Приезд Эрона…
   А теперь Эрона нет, он стерт из жизни… Не из прошлого, конечно, но из настоящего и будущего — начисто.
   Юрий не знал, как долго простоял на одном месте. Похоже, целую вечность.
   В какой-то момент он осознал, что в комнату вошел Эш.
   И к пронзившей Юрия глубокой, ужасной скорби внезапно прикоснулся голос этого человека — возможно, гибельный, но теплый и сочувствующий.
   — Почему вы плачете, Юрий?
   Слова эти были произнесены с искренностью невинного ребенка
   — Эрон Лайтнер мертв, — сказал Юрий. — Я не позвонил ему, чтобы сказать, что они пытались убить меня. Я должен был сказать ему. Должен был предупредить его…
   — Он знал, Юрий! Он знал! — послышался из-за двери резкий голос Сэмюэля. — Ты говорил мне, как он предостерегал тебя, чтобы ты не возвращался сюда, как говорил, что они могут прийти за ним в любое время.
   — Но я…
   — Не вините себя, мой юный друг, — сказал Эш. Юрий почувствовал, как большие руки нежно прикоснулись к его плечам.
   — Эрон… Эрон был мне отцом, — произнес Юрий лишенным интонации голосом. — Эрон был мне братом. Эрон был мне другом. — Внутри его клокотало чувство вины, и жуткое осознание страшной потери стало непереносимым. Поначалу казалось совершенно невозможным, что человек ушел, навсегда ушел из жизни… Но постепенно факт обретал все большую реальность, пока наконец не превратился в неоспоримую истину. Юрий снова почувствовал себя мальчиком и мысленно оказался в родной деревне, в Югославии, возле мертвою тела матери, лежащего на кровати. Тогда он последний раз познал боль, подобную той, что ощущал теперь. Он чувствовал, что не в силах вынести ее снова, и стиснул зубы, опасаясь, что вот-вот заплачет, горько, не по-мужски, или даже зарыдает в голос.
   — Таламаска убила его, — сказал Юрий. — Кто еще смог бы так поступить? Лэшер мертв. Он не мог сделать это. Они ответственны за все убийства. Талтос убивал женщин, но никогда не убивал мужчин.
   — Это Эрон убил Талтоса? — спросил Эш. — Был ли он отцом?
   — Нет. Но он любил там одну женщину, и теперь, возможно, ее жизнь тоже будет разрушена.
   Юрию хотелось закрыться в ванной. У него не было четкого представления о том, что он намерен сделать. Сесть на мраморный пол, а быть может, встать на колени и зарыдать…
   Но никто из этих странных людей не должен это слышать. С участием и заботой они увели его обратно в гостиную и усадили на софу, причем высокий более, чем другой, заботился о его больном плече, а маленький человек ринулся на кухню, чтобы приготовить горячий чай, и принес несколько пирожных и печенье на тарелке. Легкая еда, но тем не менее соблазнительная.
   Юрию показалось, что огонь в камине горит слишком сильно. Его пульс учащался. И в самом деле, тело покрылось потом. Он снял с себя тяжелый свитер, стянув его через голову, и это движение спровоцировало возвращение сильной боли в плече. Стягивая свитер, он вспомнил, что под ним ничего не надето, и теперь сидел с голой грудью и свитером в руках. Чувствуя себя неловко, он прижал свитер к себе,
   Он услышал странный слабый звук. Маленький человек принес ему белую рубашку, все еще обернутую в картонную упаковку из прачечной. Юрий взял ее, расстегнул, надел на себя. Слишком большого размера, она оказалась велика. Должно быть, рубашка принадлежала высокому — Эшу. Он закатал рукава и застегнул несколько пуговиц, чувствуя признательность карлику за возможность прикрыть наготу. Ему стало уютно, словно в просторной и мягкой пижаме. Свитер лежал на ковре. Он мог видеть травинки, прутья и кусочки земли, прилипшие к шерстинкам.
   — Я думал, что это так благородно, — сказал он, — не звонить ему, не беспокоить; сперва залечить свои раны и встать на ноги и только после этого позвонить — когда я буду совершенно здоров.
   — Почему Таламаска убила Эрона Лайтнера? — спросил Эш.
   Он возвратился в свое кресло и сидел со сжатыми между колен руками. И снова он был прямой, как шомпол, и казался невероятно прекрасным.
   Боже всемогущий! Это было, как если бы Юрий от удара потерял сознание и видел все окружающее в первый раз. Он заметил простой черный ремешок от часов на руке Эша и сами золотые часы с цифровой шкалой. Он видел рыжеволосого горбуна, стоящего у окна, которое тот приоткрыл немного, так как огонь в камине уже ревел. Он почувствовал прикосновение ледяного лезвия ветра, прорезавшего всю комнату. Он увидел, как огонь отступил и зашипел
   — Юрий, почему же?
   — Я не могу ответить. Я все еще надеялся, что мы ошиблись, что они не приложили к этому руку, что не они убили невинных людей, что это невообразимая ложь или еще что-нибудь подобное: что у них есть женщина и что они всегда хотели осуществить этот замысел Я не могу подумать о такой отвратительной причине. Ох, я не собирался оскорбить вас.
   — Разумеется нет.
   — Я хочу сказать, что я думал, будто их цели возвышенны, все их помыслы и действия чисты — орден ученых, которые ведут записи и проводят исследования, но никогда эгоистически не вмешивается в то, что они наблюдают, а лишь изучают сверхъестественное. Думаю, я был дураком! Они убили Эрона, потому что он знал обо всем этом. И именно потому они должны убить меня. Они должны дать возможность ордену снова заниматься обычными делами, не тревожиться обо всем этом. Они должны наблюдать за Обителью. Они должны принять меры, чтобы любой ценой предотвратить мое приближение к ней. Они должны предусмотреть прослушивание всех телефонных разговоров. Я не должен звонить туда, или в Амстердам, или в Рим, если захочу. Они перехватывают любой факс, который я отсылаю. Они никогда не отзовут этого наблюдателя, никогда не прекратят за мной слежку, пока я не умру.
   — Тогда кто же будет бороться с ними? Кто расскажет другим: раскроет братьям и сестрам ужасные тайны о том, что этот орден порочен… о том, что старые максимы Католической церкви, возможно, всегда были истинны. Все, что сверхъестественно и исходит не от Бога, — порочно. Найти Талтоса мужского рода! Свести его с женщиной…
   Он взглянул вверх. Лицо Эша было печально. Сэмюэль, прислонившись к закрытому окну, повернулся к ним лицом, складки на котором выражали печаль и покой. Он подумал: «Успокойся, пусть твои слова прозвучат значительно. Не следует впадать в истерию».
   — Вы говорите о столетиях, Эш, так, как другие говорят о годах, — произнес он. — В таком случае женщина в Таламаске тоже может жить столетия. Это, вероятно, всегда было их единственной целью. Из глубины темных времен тянется паутина, столь ужасающая и извращенная, что современные мужчины и женщины не могут даже постичь ее! Это слишком просто, что все эти глупые мужчины и женщины дожидаются появления единственного существа — некоего Талтоса — создания, которое способно вместе с супругой размножиться так быстро и успешно, что род им подобных мог бы быстро овладеть всем миром. Я удивляюсь, что придает им такую уверенность, невидимым и анонимным, скрытным старшинам ордена, что они сами, не будучи…
   Он замолчал. Ему никогда не приходило это в голову. Ну конечно. Был ли он когда-нибудь в одной комнате с разумным существом, которое не было бы человеком? Теперь это так и было, и кто мог сказать, сколько подобных представителей того же биологического вида жили в этом комфортабельном маленьком мире, принимаемых за людей, осуществляющих при этом только свои личные планы? Талтос. Вампир. Пожилой карлик, у которого свои планы и собственные обиды и — .л.тории.
   Как спокойны были они оба! Была ли между ними скрытая договоренность дать ему возможность раскрыть свои тайны?
   — Знаете, что мне хотелось бы сделать? — спросил Юрий.
   — И что же? — поинтересовался Эш.
   — Поехать в амстердамскую Обитель и убить их, старшин. Но это просто желание. Не думаю, что смогу найти их. Не думаю, что они сейчас в амстердамской Обители — их обычном пристанище. Я не знаю, кто они и где находятся. Сэмюэль, я хочу взять сейчас машину. Я должен поехать в дом, который здесь, в Лондоне. Я должен увидеться с братьями и сестрами.
   — Нет, — ответил Сэмюэль. — Они убьют тебя.
   — Не может быть, что все они участвуют в этом заговоре. В этом моя последняя надежда. Сейчас мы все стали жертвами обмана нескольких негодяев. Пожалуйста, дайте мне машину. Я хочу отправиться в Обитель — быстро войти внутрь, прежде чем кто-нибудь спохватится, добраться до братьев и сестер и заставить их выслушать меня. Послушайте! Я обязан это сделать! Я должен предостеречь их! Как же иначе? Ведь Эрон мертв!
   Он остановился. Он осознал, что напугал их, этих двух странных друзей. Маленький человек снова сложил руки на груди и выглядел весьма нелепо, потому что руки были очень короткими, а грудь — широкой. Складки кожи на его лбу сошлись к переносице. Эш наблюдал за ним и явно встревожился.
   — Что вам за дело до меня, каждому из вас? — внезапно сказал Юрий. — Вы спасли мне жизнь, когда в меня стреляли в горах. Но никто не просил вас так поступить. Почему? Что я для вас значу?
   Сэмюэль что-то тихо пробормотал, словно говоря: «Этот вопрос не заслуживает ответа». Эш, однако, произнес мягким голосом:
   — Может быть, мы тоже цыгане, Юрий.
   Юрий ничего не ответил, он уже не верил в высокие чувства, о которых говорил этот человек. Он не верил ни во что, за исключением того, что Эрон мертв. Он представлял себе Мону, свою маленькую рыжеволосую ведьму. Он видел ее замечательное лицо и огромную массу пышных рыжих волос. Он видел ее глаза. Но он не испытывал к ней никаких чувств. Он желал от всего сердца, чтобы она была здесь.
   — Ничего, у меня нет ничего, — шепнул он.
   — Юрий, — сказал Эш. — Пожалуйста, вспомните, что я сказал вам. Таламаска была создана для поиска Талтоса. В это вы можете мне верить. И хотя я ничего не знаю о старшинах ордена в наши дни и в наш век, я знал их в прошлом. Нет, Юрий, у них не было Талтоса тогда, и я не могу поверить, что он есть у них теперь. Какими они могут быть, Юрий, женщины моего вида?
   Голос продолжал говорить неторопливо, мягко и спокойно, но в глубине его звучала мощь.
   — Женщина Талтос так же своенравна и непосредственна, как мужчина, — сказал Эш. — Женщина сразу пошла бы к этому существу, Лэшеру. Женщину, живущую только в окружении женщин, нельзя удержать от подобного поступка. Зачем посылать смертных людей, чтобы получить такой приз и приобрести такого врага? Ох, я знаю, что вы не считаете меня грозным, но вас могут сильно поразить мои рассказы. Успокойтесь: ваши братья и сестры не так уж наивны в отношении ордена. Но я верю, что вы поступили правильно, поделившись своими соображениями. Это вовсе не старшины разрушали общепризнанное дело Таламаски, чтобы захватить Лэшера. Это был другой узкий круг его членов, открывших секреты старинного племени.
   Эш остановился. Казалось, внезапно прекратилась музыка. Эш все еще рассматривал Юрия внимательными, спокойными глазами.
   — Должно быть, вы правы, — тихо сказал Юрий. — Я бы не вынес, если бы все оказалось не так.
   — Нам по силам узнать истину, — сказал Эш. — Нам троим, вместе. И честно говоря, хотя я сразу же решил взять на себя заботу о вас после нашей первой же встречи и помогать вам как другу, потому что вообще добросердечен по натуре, я должен помогать вам также и совсем по другой причине. Я могу вспомнить времена, когда вообще не было Таламаски… Я могу вспомнить, когда там был всего один человек. Я могу вспомнить, что катакомбы, в которых хранилась библиотека, были не больше этой комнаты. Я могу вспомнить, когда в ней стало два члена, потом три, позже — пять, и затем их стало десять. Я могу вспомнить обо всех этих событиях и обо всех тех, кто пришел туда и основал орден. Я знал их, и я любил их. И, разумеется, хранил свою тайну, сокрытую в их документах. Эти документы, переведенные на современные языки, хранятся на электронных носителях информации.
   — Он говорит о том, — проговорил Сэмюэль, грубо, но медленно, несмотря на все свое раздражение, — что мы не хотим, чтобы Таламаска была разрушена Мы не хотим, чтобы ее основа изменилась. Таламаска знает слишком многое о нас, чтобы мы желали ей гибели. Она знает слишком многое о наших тайнах. По мне, это не вопрос лояльности на самом деле. Это вопрос желания, чтобы она оставила нас в покое.
   — А я говорю о лояльности, — возразил Эш. — Я говорю о любви и благодарности. Я говорю о многом.
   — Да, теперь я понимаю, — сказал Юрий. Он чувствовал, как его охватывает усталость — неизбежное завершение душевного смятения, непреодолимое желание избавиться от бремени, всепобеждающее желание погрузиться в сон.
   — Если они знают обо мне, — сказал Эш приглушенным голосом, — эта маленькая группа, конечно, придет за мной, как за этим созданием — Лэшером. — Он подкрепил свои слова жестом. Человеческие существа поступали так и прежде. Любая великая библиотека, полная тайн, опасна. Любое хранилище секретных документов может быть обворовано.
   Юрий заплакал беззвучно. Слезы не лились из его глаз, а лишь заполняли их, не вытекая за край. Он смотрел в чашку с чаем, к которому так и не прикоснулся. Теперь чай остыл. Юрий взял полотняную салфетку, расправил и промокнул ею глаза. Она была слишком груба, но его это не заботило. Он был голоден, и перед ним на тарелке лежали сласти, но он не хотел их есть. Перед лицом смерти еда казалась неуместной.
   — Я не желаю быть ангелом-хранителем Таламаски, — продолжал Эш. — У меня никогда не возникало подобного желания. Но были времена в прошлом, когда ордену грозила опасность. Я не желал спокойно наблюдать, как ордену наносят ущерб, как его разрушают, уничтожают, и, если мог, всегда стремился предотвратить это.
   — Существует множество причин, Юрий, — сказал Сэмюэль, — почему маленькая группа вероотступников из Таламаски могла попытаться поймать этого Лэшера. Только вообрази, какой бы они захватили трофей. Вероятно, эти человеческие существа, которые стремились захватить Талтоса, были движимы отнюдь не примитивными соображениями. Они не занимаются наукой, магией или религией. Они даже вообще не ученые. И они завладели бы этим редким, не поддающимся описанию существом; они стали бы наблюдать его, изучать и познавать и неизбежно начали бы размножать его — разумеется, под бдительным надзором
   — Они, возможно, разрубили бы его на куски, — сказал Эш, — как ни прискорбно, они искололи бы его иглами, чтобы убедиться, что он может кричать.
   — Да, и в этом есть некий смысл, — ответил Юрий. — Заговор созревал вне ордена Отступники или посторонние. Я устал. Мне необходимо выспаться. Не знаю, почему я говорил столь ужасные вещи вам обоим.
   — Я знаю, — ответил карлик. — Твой друг мертв. Меня не было там, чтобы спасти его.
   — Человек, пытавшийся убить тебя… — спросил Эш. — Ты убил его?
   Ему ответил Сэмюэль.
   — Нет, я убил его, но не намеренно на самом деле. Надо было или сбросить его со скалы, или позволить выстрелить еще раз в цыгана. Должен признаться, я сделал это просто так, ведь Юрий и я даже не успели обменяться хоть одним словом. Передо мной стоял человек, целившийся из ружья в другого. Тело этого мертвого лежит в горной долине. Ты хочешь найти его? Весьма возможно, Маленький народ оставил его прямо там, куда он упал.
   — Похоже, что так оно и было, — подтвердил Эш. Юрий не сказал ничего. Интуитивно он знал, что должен найти тело. Он должен будет осмотреть его, забрать документы, удостоверяющие личность. Но, скорее всего, задача окажется невыполнимой, если учесть его рану и опасность, подстерегающую в долине. Казалось, он знал что-то такое о теле, исчезающем навсегда в диких зарослях Доннелейта, и Маленьком народе, оставляющем его на гниение.
   Маленький народ…
   Даже когда упал, он не сводил глаз с крошечного народца внизу, танцевавшего, извиваясь, на маленьком пятнышке травы, — такие современные Румпельштильцхены. При свете факелов это было последнее, что он увидел, теряя сознание.
   Когда он снова открыл глаза и увидел Сэмюэля, своего спасителя, с патронташем и ружьем, с лицом, столь изможденным и старым, что оно показалось ему переплетением трех корневищ, он подумал: «Они пришли убить меня. Но я видел их. Хотел бы я рассказать Эрону. Маленький народ. Я видел их…»
   — Это группа вне Таламаски, — сказал Эш, резко пробудив его от нежелательного наваждения и вновь вытаскивая назад в этот маленький круг. — Не внутри.
   «Талтос, — подумал Юрий, — и теперь я увидел Талтоса. Я нахожусь в одной комнате с этим созданием, Талтосом».
   Не будь честь ордена опорочена, а боль в плече не напоминала бы каждый миг о недостойном нападении и предательстве, исказившем его жизнь, каким значительным событием стала бы тогда встреча с Талтосом. Но такова была цена этой встречи, не так ли? Все всегда имеет свою цену, как однажды сказал ему Эрон. И теперь он никогда, никогда не сможет обсудить это с Эроном.
   — Откуда ты знаешь, что это не была группа из Таламаски? — язвительным тоном спросил Сэмюэль.
   Он выглядел теперь совсем не так, как той ночью, когда в рваных штанах и короткой куртке сидел у огня, пересчитывая пустые места в патронташе и вставляя в них патроны. Он напоминал жуткую жабу, пил виски и все время предлагал выпить Юрию. Юрий не представлял, что может так напиться. Но это медицинское средство, не так ли?
   «Румпельштильцхен», — произнес Юрий. И маленький человек сказал: «Ты можешь называть меня, как тебе вздумается. Меня называли гораздо хуже. И все же мое имя — Сэмюэль».
   — На каком языке они поют? Когда они прекратят это пение с барабанным боем?
   — Наш язык. Успокойся. Ты мешаешь мне считать.
   Теперь человечек удобно устроился на обычном стуле и, одетый в нормальную одежду, нетерпеливо уставился на необыкновенно гибкого гиганта, Эша, повременившего с ответом.
   — Да, — сказал Юрий, старавшийся поскорее прекратить этот разговор. — Что заставляет вас думать, что эта группа не из Таламаски? «Забудь этот холод, и тьму, и бой барабанов, и приводящую в ярость боль от пули».
   — Уж слишком они неуклюжи, — ответил Эш. — Пуля из ружья. Машина, выскочившая на тротуар и ударившая Эрона Лайтнера, Существует много простых способов убивать так, чтобы другие не заметили этого вообще. Ученые всегда знают их; они обучаются этим навыкам, изучая ведьм, магов и других носителей зла. Нет. Им не надо было бы проникать в долину, преследуя человека, как бы играя с ним. Это невозможно.
   — Эш, ружье теперь стало орудием долины, — насмешливо сказал Сэмюэль. — Почему маги теперь не должны использовать ружья, если Маленький народ пользуется ими?
   — Это игрушка для долины, Сэмюэль, — спокойно ответил Эш, — и ты знаешь это. Люди из Таламаски не какие-то чудовища, которые охотятся, выслеживают добычу и вынуждены удаляться из мира в дикие заросли, а когда их видят, страх поражает сердца людей. — Он продолжал свои рассуждения: — Опасность исходит не изнутри группы старшин из Таламаски. Это — наихудшая неприятность из всех вообразимых — какая-то маленькая группка людей извне случайно приобрела определенную информацию и предпочитает ей верить. Книги, компьютерные диски. Кто знает? Возможно, эти секреты продают им слуги…
   — В таком случае мы кажемся им похожими на детей, — сказал Юрий. — Или на монахов и монахинь, вводящих в компьютер старые записи, переводящих старые секреты в компьютерные базы данных.
   — Кто был отцом Талтоса? Кто убил его? — неожиданно потребовал Эш ответа. — Вы сказали, что расскажете, если я сообщу вам некоторые вещи. Что еще я должен сделать? Я был более чем общителен. Кто отец Талтоса?
   — Майкл Карри — его имя, — сказал Юрий. — Возможно, они постараются убить и его.
   — Нет. Это им не подходит, не так ли? — сказал Эш. — Напротив, они захотят снова составить пару. Ведьма Роуан…
   — Она не может больше рожать. Но найдутся другие, их целая семья, и есть одна столь могущественная, что даже…
   Юрий почувствовал, как тяжелеет у него голова. Он поднял правую руку, прижал ее ко лбу и огорчился, что рука была такой теплой. Наклонившись вперед, он ощутил дурноту. Медленно расслабил спину, пытаясь не потянуть или не сотрясти плечо, и закрыл глаза. Затем опустил руку в брючный карман, вынул маленький бумажник и раскрыл его. Вынул из потайного кармашка маленькую яркую школьную цветную фотографию Моны: его милая с замечательной своей улыбкой, с ровными белыми зубами, с копной жестких, но прекрасных рыжих волос Девочка-ведьма, любимая ведьма, но ведьма вне всякого сомнения.
   Юрий опять вытер глаза и губы. Руки у него тряслись так сильно, что лицо Моны расплывалось.
   Он увидел, как длинные тонкие пальцы Эша коснулись края фотографии. Талтос стоял над ним, одной рукой опираясь на спинку софы, а другой удерживая фотографию, и молча изучал ее.
   — Из того же рода, что и ее мать? — тихо спросил Эш.
   Внезапно Юрий выдернул из его руки фотографию и прижал ее к груди. Он рванулся вперед, снова борясь с тошнотой, но боль в плече немедленно парализовала все движения.