Райс Луанн. Дитя лета

   – Что, разве тебе не хочется узнать?– спросила Джессика, подкидывая камушек так, как подкидывала футбольный мяч на поле.
   – Конечно, хочется, – ответила Роуз.
   – Ну тогда спрашивай, – раззадоривала ее Джессика. – Давай же! Я тебе подскажу. Спроси, как меня зовут по-настоящему.
   – Я знаю – Джессика Тейлор…
   – Может да, а может, и нет. Может быть, Тейлор – это имя моего отчима. А может быть, мы с мамой решили так назвать себя в честь Джеймса Тейлора. Потому что нам ужасно нравится его музыка.
   – Нам с мамой тоже нравится его музыка!
   – Однажды мой настоящий папа видел его на концерте. Когда ездил в Тэнглвуд.
   Твой настоящий папа? – переспросила Роуз. Ей хотелось расспросить подругу поподробнее, но что-то неуловимое в выражении лица Джессики удерживало ее. Та вдруг зажмурилась и выпятила челюсть. Это длилось одно мгновение, как вспышка, которая тут же угасла, но Роуз это заметила. Слова «твой настоящий папа» словно проложили межу, отсекая девочек друг от друга, и отдались в сердце Роуз еще одной пойманной птицей.
   – Какой все-таки замечательный здесь воздух. – Джессика решила сменить тему разговора; они снова медленно двинулись по дорожке. – Поэтому мы сюда и переехали, подальше от грязи и выхлопов. Во всяком случае, мама всем так говорит. Но, может быть…
   – Что может быть?
   – Может быть, настоящая причина, почему мы сюда переехали, – это еще одна ужасная тайна! – сказала Джессика. Она легонько дернула Роуз за одну косичку и затем указала ей. на дом, видневшийся на вершине склона. Сквозь густой кустарник шли оленьи тропы; они вели в сосновый лес, окружавший большой каменный дом, в котором жил местный океанограф. – Пойдем туда, пошпионим за Капитаном Крюком.
   – Что-то мне эта затея не нравится, – поморщилась Роуз и вновь ощутила странное волнение. – Он ведь все-таки наш друг, и мамин магазин находится рядом с его офисом.
   – Да, но это же внизу, у пристани, – ответила Джессика. – А о том, что происходит в этом громадном странном доме, она, наверное, и понятия не имеет. Может, этот тип – сумасшедший ученый и маму нужно от него спасать? А вдруг он настоящий пират, ведь его и называют как-то вроде… кажется, Капитан Крюк?
   – Его зовут доктор Нил, – сказала Роуз.
   Она знала, что многие дети называют его «Капитан Крюк», но сама никогда этого не делала. Роуз понимала, что люди бывают разные и отличаются друг от друга самым разным образом. Ей было приятно, что они с доктором Нилом были чем-то похожи, поэтому не любила, когда дети подсмеивались над ним. Он был очень высокий и спокойный, с темными волосами, глубоко посаженными глазами и тонким ртом, и он никогда не улыбался. Только когда бывал с Роуз и ее мамой.
   – Мне не нравится, что прекрасный магазин твоей мамы находится прямо рядом с ним, – заявила Джессика. – Однорукий тип, который всю жизнь гоняется за акулами… – Ее передернуло. – То ли дело китобои – нормальные люди, у них суда красивые.
   – На мой день рождения мы поедем смотреть китов, – сказала Роуз.
   – Знаю, жду не дождусь. Ведь у меня тоже день рождения в этот день.
   – Правда? Да ладно, это ведь шутка?
   – Может, и шутка… а может, и нет.
   Роуз сразу же представила школьный класс, где весь испещренный цветными флажками на стене был вывешен бюллетень с датами рождения одноклассников. День рождения Джессики приходился на август.
   – Да шутка, конечно, – сказала Роуз. – Ты же родилась 4 августа – там, на доске в классе написано.
   Джессика улыбнулась:
   – Ну, поймала меня. Значит, в субботу день рождения будет только у одной из нас. Везет тебе!
   – Надеюсь, что к тому времени появится Нэнни. Она всегда приходит ко мне на день рождения.
   – А кто такая эта Нэнни?
   – Познакомишься.
   – Мы правда увидим китов?
   – Правда, – ответила Роуз. – Они возвращаются сюда каждое лето. Это их дом, точно как у нас.
   – Вот из-за чего Нилы так богаты? Из-за того, что у них есть все эти суда?
   – Наверное.
   У Роуз начинали неметь пальцы на руках, губы слегка покалывало. Дорога шла в гору, к восточной излучине. Главное добраться до вершины, а там уже путь пойдет под гору. До верху оставалось уже совсем немного.
   – Мой отчим говорит, что киты – это просто рыбы-переростки, а люди, которые платят большие деньги за то, чтобы на них поглядеть, – простофили. У него был какой-то предок, который разбогател на китах.
   – Киты – это млекопитающие, – сказала Роуз, внимательно глядя под ноги. – Они дышат воздухом, как мы.
   Городок находился в окружении холмов; от большого белого отеля они тянулись к мысу хорошо защищенной бухты, выходившей в залив Святого Лаврентия. Ледяная река Линдхерст сбегала вниз по склону, прорубая путь сквозь отвесные скалы и образуя фьорд. Из школьных уроков Роуз запомнила, что вся эта территория сформировалась в ледниковый период, что скалы были изо льда и что река, впадающая в залив, богата рыбой – вот почему это место так любили киты и тюлени.
   – Пойдем! – Джессика вдруг схватила Роуз за руку и потащила ее по направлению к оленьей тропе, ведущей к дому доктора Нила. Роуз подняла глаза. Крепкие белые сосны Новой Шотландии, казалось, приподнимали на своих ветвях каменный дом к небу, удерживая его в воздухе, так что солнце сплошь заливало его огромную крытую шифером крышу. На деревьях пели певчие птички – они вернулись с юга после долгого перелета. Но даже ослепительное солнце и птичье пение, даже надежда повидать доктора Нила не облегчали путь – слишком крутой был подъем.
   – Ну что, идешь? Где ты там? – подгоняла Джессика.
   Роуз наклонилась вперед, оперлась руками о колени и остановилась немного передохнуть.
   – Давай лучше спустимся вниз, к маминому магазину, ладно? Она нас чем-нибудь накормит и, может быть, поучит тебя вышивать свои инициалы.
   – Цыпленок ты! – крикнула Джессика.
   Роуз пожала плечами, сделав вид, что согласна, но при этом заметила, что в действительности Джессика и сама довольна, что не нужно взбираться по темному, страшному склону. Роуз по-прежнему стояла, опершись о колени и собираясь с силами.
   – Ну, ладно, – сказала Джессика, – тогда мы – футболисты, я посылаю тебе передачу, посмотрим, как ты примешь мой мяч.
   Джессика отфутболила в ее сторону камушек, ожидая, что подруга поддержит игру. Роуз выпрямилась, но дорога домой оказалась такой долгой, и ощущение пойманной птички в груди все обострялось. Она взглянула на свои руки и заметила, что Джессика проследила за ее взглядом. Пальцы стали совершенно синими. На лице Джессики появилось выражение ужаса.
   – Роуз!
   – Просто мне холодно, – проговорила та, – только и всего.
   – Но ведь жара на улице!
   Не на шутку встревожившись, Роуз поддела ногой камушек и отправила его в кусты – как бы нечаянно. Джессика недоверчиво хмыкнула и побежала вниз по склону по направлению к бухте.
   – Догоняй! – крикнула она.
   Роуз хотелось присесть, но она отчаянно стыдилась Джессики. Джессика была ее новой подругой и не знала. .. Теперь все время под гору, убеждала себя Роуз. Я справлюсь… Она обвела взглядом городок над бухтой и остановила его на мамином магазине. Затем глубоко вздохнула и поплелась дальше.

***

   Кейп-Хок не принадлежал к числу городков с рядами элегантных домов, некогда заселенных морскими капитанами. Здесь тротуары не были выложены кирпичом и не утопали в зелени тенистых вязов. Его причалы не привлекали вереницы длинных белых яхт и катавшихся на них людей. В городе был всего один хороший отель и небольшой кемпинг для путешественников. Самые красивые дома принадлежали членам одной семьи, им же принадлежала гостиница и все китобойные и экскурсионно-прогулочные суда.
   Этот маленький форпост Новой Шотландии с его китовой флотилией пересекали всего четыре улицы – Церковная, Школьная, Водная и Передняя. По обе стороны тротуаров лежали подтаявшие снеговые кучи, а морские ветры были так назойливы и безжалостны, что устоять против них было под силу лишь крепким соснам и коренастым дубам. Ни одному капитану, за исключением только одного человека, не удалось сколотить на тяжелой жизни в этих водах достаточный капитал, чтобы построить дом, достойный упоминания. Единственный, кто в этом преуспел, построил целых три дома – для себя и своих детей. Человека этого звали Текумзея Нил.
   Этот особенный дом на набережной был построен в 1842 году, после третьего путешествия капитана Нила вокруг мыса Горн на борту судна под названием «Пик». Городское предание гласило, что в последние годы жизни он постоянно преследовал одного необыкновенного кита. Однако три предыдущих похода оказались удачными; Текумзея продал китовый жир в Нью-Бедфорде и Галифаксе и построил дом в Кейп-Хок.
   Сверкающий белой обшивочной доской, с черными ставнями и красной дверью, его главный дом в центре города высился в три этажа над вдовьей тропой над заливом Святого Лаврентия. Этот дом, как и другие строения капитана, никогда не расставался с семейством Нилов, переходя от поколения к поколению. Уже более двух столетий там жили потомки рода, но нынешнее поколение немного отступило от традиции и распорядилось иначе: два верхних этажа оставались жилыми, а нижний был пущен под коммерческие цели, его разделили пополам и одну половину сдали внаем. В дом вели широкие гранитные ступени, широкое крыльцо с белыми перилами и красная дверь.
   Оказавшись за дверью, посетитель попадал в небольшое помещение, служившее главной прихожей. Над лестницей висела довольно оригинальная люстра, оставшаяся еще от старого капитана Нила. Лили Мэлоун – женщина, арендовавшая одну из половин первого этажа под магазин, – постаралась придать главной прихожей приветливый вид, развесив там вышивки собственной работы, а также творения других жительниц городка. Там же она поместила несколько рисунков своей дочери Роуз.
   Лили Мэлоун сидела в дальнем конце своей лавки, заканчивая писать приглашения на торжество и паковать подарки. Под ее рабочим столом выстроились в ряд шестнадцать бумажных пакетов, спрятанных на случай, если вдруг кто-то из тех, кому они предназначались, ненароком забредет в лавку. Сегодня здесь побывали пять клиентов, трое из которых были членами ее клуба по рукоделию «Нанук» и участниками выставки в холле. Кроме того, с утра дважды доставляли пряжу и нитки, включая редкую – предмет всеобщей мечты и охоты – франко-персидскую пряжу, смесь шерсти и шелка всевозможных изумительных оттенков – от утреннего клевера до закатных гор.
   В магазине было два больших окна с видом на док, китобойные и прогулочные суда и бухту. Рукоделие являлось главным предметом внимания ее лавки: здесь имелись нитки для всевозможных видов вышивки – и крестом и гарусом, огромный выбор хлопка, шелков, комбинированных волокон, французской и персидской шерсти, металлических нитей всех цветов и оттенков. Палитра цветов завораживала. Только розовых оттенков шелка было двадцать два! – розовая ракушка, розовый песок, леденец, розовая герань, увядающая роза, турецкая гвоздика и еще много-много розового.
   Если говорить отвлеченно, хозяйке нравилась сама идея создавать что-то при помощи маленьких стежков, укладывая их один к одному и постепенно создавая что-то очень красивое. С практической точки зрения это занятие приносило кусок хлеба на стол.
   Казалось, это причудливое место на тысячи миль было удалено от мира. Женщины со всего района стайками слетались к дверям магазинчика Лили. Некоторые тратили деньги, которых у них и не было вовсе. Лили позволяла им покупать пряжу и полотно в кредит; здесь собиралось шумное общество, говорившее на языке пеленок и кастрюлек.
   Хороший доход приносили также и гости отеля, во всяком случае, в летние месяцы года. Лили посмотрела из окна на склон холма. Вытянутое, элегантное белое здание трехэтажной гостиницы блестело на солнце, как северная цитадель. Ее ярко-красную крышу венчал нарядный купол с надписью «Гостиница Кейп-Хок». Два самостоятельных крыла огибали снаружи идеально ухоженный сад, где пышно цвели розы, циннии, бархатцы, шпорник и штокрозы. Камилла Нил знала, как выращивать цветы, в этом ей не откажешь, подумала Лили.
   Мгновение спустя мимо окон в сторону причала прогромыхал школьный автобус. Лили отдернула кружевную занавеску, чтобы посмотреть, как из автобуса выходят последние ребятишки. Она ощутила слабое, почти неуловимое чувство облегчения: если автобус пришел, значит, Роуз дома. Как глупо, подумала она. Роуз уже почти девять лет, она очень смышленая и самостоятельная девочка и постоянно напоминала Лили, что способна сама о себе позаботиться.
   Внезапно дверь распахнулась, и вошли две женщины – завсегдатаи магазинчика, члены клуба рукоделия «Нанук». Марлена была родом из этих мест, Синди – уроженка Бристоля, находившегося в сорока милях отсюда. Лили улыбнулась и помахала им рукой.
   – Привет, Синди! Привет, Марлена! Как дела?
   – Отлично, Лили, – ответила Синди. – Я закончила вышивать накидки на сиденья стульев для столовой и готова взяться за что-нибудь еще!
   – Она возится с ними уже – сколько? три года?– уточнила Марлена.
   – Ты принесла мне посмотреть хотя бы одну из них? – спросила Лили. Она держала слух в напряжении, ожидая телефонного звонка: либо она сама, либо Роуз всегда звонили друг другу после школы. Синди порылась в сумке и вытащила оттуда два вышитых квадрата с красивым рисунком, выполненным в осенних тонах темно-красного и золотого.
   – Они идеально подходят к ее столовой, – доложила Марлена.
   – Чудесно! – сказала Лили, внимательно разглядывая аккуратные стежки. – Я помню, как ты начинала первый, это было в клубе. Сколько всего ты их сделала – шесть?
   – Восемь, – гордо ответила Синди.
   Лили разложила накидки на столе. Они были слегка неровные, как все вышивки, выполненные вручную. Полотно было превосходное, только самые края, когда-то белоснежные, слегка посерели от многомесячного пребывания в руках. Независимо от того, насколько тщательно вымыты руки, кожные жиры впитываются в ткань и загрязняют вышивальные нити.
   – Я знаю, что теперь нужно постирать их и натянуть. Чем ты посоветуешь их стирать?
   – Конским мылом, – сказала Лили и поставила на стол кувшин с пинтой раствора для мытья лошадей. – Оно нежное и дешевое и хорошо делает свое дело. Я всегда держу его запас у себя в лавке.
   Женщины весело ворковали, а Лили все прислушивалась к телефону – он так и не зазвонил. Она слышала, как звучит ее собственный голос: он объяснял, как нужно натягивать готовую вышивку, чтобы снова получить правильный квадрат, как исправить все неровности, образовавшиеся в процессе работы. Постирать, закатать в полотенце, чтобы удалить избыток воды, выправить форму при помощи специальной рамы и приколоть к гладильной доске булавками из нержавейки.
   Пока Синди платила за конское мыло, Марлена перебирала куски полотна с готовыми под вышивку рисунками. Лили сняла трубку телефона, сделала быстрый звонок, просто чтобы убедиться, что с Роуз все в порядке. Но тут ее отвлекла Марлена.
   – Вот этот очень хорош, – сказала она, выбрав полотняный квадрат с изображением домика у моря; в ящиках на окнах пышно росли петуньи и плющ, а вдалеке виднелась парусная лодка. – А нет ли еще чего-нибудь в этом роде?
   – Все продано, – ответила Лили.
   – Ты делаешь огромное дело, – сказала Синди. – Это так нужно. Твой магазин – единственный адрес на пятьдесят миль вокруг этого богом забытого места, где можно что-то найти по рукоделию, да ты еще и кружок ведешь… Честное слово, я бы мужа уже трижды бросила, если бы не «Нанук».
   – По правде сказать, я тоже выдержала здешнюю жизнь только благодаря нашему клубу, – подхватила Марлена, отложив последний непроданный Лили эскиз для вышивки из серии «Милый сердцу дом».
   – Вы едете с нами в круиз? – весело рассмеялась Лили, пробивая чек.
   – В честь Роуз? Чтобы отпраздновать все, что положено? А как же иначе!
   – Уж не упустим такого случая, – заверила Синди.
   – Тогда до субботы, – сказала Лили. – Сбор в доке. Мы зафрахтовали «Текумзею II» – лучшее судно во флоте.
   – Все лучшее для «Нанук»! До встречи!
   Едва они переступили порог, Лили потянулась к телефону и набрала номер. Зазвучал голос автоответчика: Здравствуйте, в настоящий момент нас нет дома…. Услышав сигнал к ответу, Лили сказала:
   – Роуз ты там? Возьми трубку! – Но никто не ответил ей.
   На крыльце скрипнули шаги. Лили отдернула белую кружевную занавеску, ожидая увидеть доктора Лаэма Нила, океанографа, чей офис находился по другую сторону от прихожей. Он был прямым потомком капитана Текумзеи Нила, изначального владельца этого дома. В отличие от остальных членов рода, рыбаков и китобоев, он посвятил жизнь изучению рыб, в основном акул. Замкнутый, непонятный, этот человек больше времени проводил с акулами, нежели с людьми, – о чем тут говорить?
   Но это оказался не он, а всего лишь курьер, доставивший что-то в офис Лаэма.
   Лили повесила трубку. Села, взялась за шитье – привычка, которая всегда ее успокаивала, – и проложила несколько стежков. Наверное, Роуз не услышала телефонного звонка. Может быть, она вышла во двор, чтобы покормить уток. Или ушла к кому-то в гости, забыв позвонить матери. Существовало так много естественных объяснений…
   Когда вдруг распахнулась дверь ее лавки, Лили удивленно обернулась. Это была Джессика, ровесница Роуз, но значительно более рослая девочка. Одетая в желтую сорочку и брючки из синей шотландки, она стояла в дверном проеме, слегка приоткрыв рот и жестами призывая Лили следовать за собой.
   – Что такое, Джессика? – вскочила Лили. – Что-то случилось?
   – Там Роуз, с ней что-то происходит, она не может идти, у нее посинели пальцы, ей пришлось сесть!
   – Где она?
   – Там, на площади, рядом с каменным рыбаком, – сказала Джессика и заплакала, но Лили было некогда ее успокаивать, она пулей вылетела из магазина.

***

   Роуз сидела на постаменте, опершись спиной на статую рыбака. Требовалось слишком большое усилие, чтобы держать голову прямо, поэтому она уткнулась лбом в колени. Грудь сдавило, каждый вздох обжигал легкие, словно ей приходилось дышать через соломинку. Еще до того, как стихли шаги Джессики, Роуз услышала, как кто-то подбежал и, поскольку глаза ее были опущены к земле, то по большим тяжелым ботинкам она поняла, что это не мама.
   – Роуз, мама сейчас будет. Твоя подруга побежала за ней.
   Это был океанограф, доктор Нил; на его ботинках поблескивала рыбья чешуя. В солнечном свете она казалась осколками хрусталя, сплошь в ярких огоньках и радугах. Он нагнулся, и Роуз почувствовала его руку у себя на затылке.
   – Все будет хорошо, мама уже идет. Расслабься и постарайся поглубже дышать, хорошо, милая?
   Роуз кивнула и раскрыла рот, вбирая воздух. Она знала, что это пройдет, все будет в норме; так бывало всегда, но каждый раз, как это случалось, ее охватывала тревога. В воображении пронеслась картина того, что могло бы произойти дальше. Врачи, Бостон, пункт скорой помощи. Да, скорая помощь снова неминуема. Ей было всего девять, а она уже могла бы сама написать историю своей болезни.
   Доктор Нил коснулся ее лба. Она закрыла глаза. Ладонь его руки была прохладная. Потом она почувствовала, как он взял ее запястье, – понятно, проверял пульс. Наверное, ему стало страшно от того, что он там обнаружил. Роуз знала, что многим становилось страшно. Она посмотрела на него. Его тоже боялись. Что-то в них есть общее. Он не улыбался – впрочем, улыбаться было нечему.
   Однажды перепуганный учитель силой заставил ее лечь, хотя все, что Роуз требовалось, – это немного прийти в себя. В другой раз мама одной девочки так перепугалась, что помчала ее на машине в клинику в Телфорд, несмотря на то что Роуз просила ее этого не делать. Океанограф не стал делать ни того ни другого. Он казался очень спокойным, как будто знал, что с иными вещами просто так не справиться.
   Он присел на корточки и взял девочку за руку.
   Она не шелохнулась. Они смотрели друг другу в глаза все время, пока она старалась активно дышать. Ей даже не хотелось моргать, чтобы не отрываться взглядом от этих темно-голубых глаз. Наверное, вода, в которой плавают акулы, такого же цвета, как его глаза, но ей было не страшно. Он моргнул раз, два, но так ни разу и не улыбнулся.
   – Не уходите, – попросила она.
   – Конечно, не уйду, – заверил он.
   – Мне нужна мама.
   – Она уже идет. Потерпи минутку…
   – Мне нужна Нэнни.
   – Мы все очень ее любим, – сказал Лаэм. – Она обязательно появится. Сегодня утром она дала мне знать, что уже в пути.
   – Она спешит ко мне на день рождения?
   При упоминании о дне рождения доктор Нил не выразил удивления, но в голубых глазах вспыхнул огонек. Его семья владела прогулочными судами, и, несмотря на то что приглашенными были сплошь девочки, Роуз хотелось, чтобы он тоже поехал с ними. Она знала, что он обычно не водит китобойные суда, но, может быть, на сей раз он согласится сделать исключение. Ей очень хотелось попросить его об этом, но у нее совершенно не было сил.
   – Да, Роуз, к тебе на день рождения. Не напрягайся, опусти головку. Вот так, моя девочка. Дыши хорошенько.
   Роуз так много хотелось сказать ему – пригласить к себе на день рождения, спросить, больно ли ему было, когда он потерял руку, поведать о том, как она сочувствует, что ему пришлось ехать в больницу на операцию, потому что она это знает по себе.
   Вот подоспела мама; Роуз почувствовала ее присутствие еще до того, как услышала и увидела ее. Мама быстро пересекла площадь и внезапно оказалась рядом, Роуз поняла это прежде, чем та успела произнести слово. Океанограф продолжал держать девочку за руку. Дав знак, что уходит, он тихонько пожал ее. В ответ Роуз тоже легонько пожала ему руку.
   – Я здесь, Роуз, – сказала мама.
   Девочка почувствовала, как она обняла ее, как-то особенно, потому что сразу вдруг появилась уверенность, что все будет хорошо.
   – Мы возвращались домой пешком, – объяснила Роуз. Мама держала ее совсем легко, стараясь не давить на сердце и легкие. Роуз старательно дышала, вбирая кислород. Она внимательно разглядывала протез доктора Нила, заменявший ему руку; когда-то, будучи еще молодым, до протеза он носил крюк, и городские ребятишки прозвали его «Капитан Крюк». Эта кличка накрепко приклеилась к нему. Роуз посмотрела на свои собственные руки. Слегка опухшие кончики пальцев по-прежнему отливали синевой, но уже не так, как несколько минут назад. И дышалось значительно легче, поэтому девочка попыталась встать.
   – Посиди еще минутку, – предложил доктор Нил.
   – Спасибо вам за помощь, – поблагодарила его мать Роуз.
   – Не за что. Я рад, что оказался рядом.
   – Вы знали, что делать…
   Тот не ответил. Роуз подняла глаза вверх и увидела, как он смотрит на маму – их взгляды на мгновение встретились, и мама почему-то залилась румянцем. Наверное, ей показалось, что она сказала какую-то глупость. Конечно, он знал, что делать, – он же знает Роуз с пеленок. Девочка встала, и в глазах запрыгали крошечные звезды.
   – Мне уже лучше, – сказала она, игнорируя эти искры.
   – Подожди еще немного, не вскакивай, – остановила ее мама, но Роуз решительно тряхнула головой.
   – Уже все прошло. В Бостон ехать не нужно. Можем подождать до назначенного срока.
   – Ты опоздала на автобус? – спросила мама, не реагируя на замечание дочери о Бостоне.
   Но ответ был и так понятен. Мама слишком хорошо знала свою дочь.
   – Нужно было позвонить мне.
   Закрыв глаза, Роуз подумала о Джессике. Ее новая подруга многого не знала, у нее не было достаточно времени, чтобы пронаблюдать, что Роуз не участвует ни в одном спортивном состязании, пропускает все игры, не играет в футбол. Она не знала, что Роуз обычно возят от дверей до дверей, в отличие от других детей, которые выходят на остановках или там, где им удобно, а дальше идут пешком.
   – И ты прошла весь путь до дома пешком? Прямо от школы ?
   – Да, – подтвердила Роуз.
   Дыхание налаживалось. Доктор Нил до сих пор стоял рядом, но тут вдруг отвернулся и отступил назад – ему просто не хотелось смущать Роуз, слушая, как мама сейчас начнет бранить ее. Роуз подняла глаза, но тот стоял, повернувшись к ней спиной.
   – Мам, – начала она.
   – Все в порядке, Роуз.
   – Ведь мой день рождения не отменится?
   – День рождения Роуз, – отозвался доктор Нил. – Красный день календаря, и другого такого нет.
   – Спасибо, Лаэм, – пробормотала мама с каким-то забавным, блестящим выражением глаз.
   – Не за что. Береги себя, Роуз.
   – И вы тоже! – откликнулась девочка, и доктор Нил зашагал прочь.
   По голубому летнему небу плыли белые облака, и чайки кружились над доком. Взглянув под ноги, Роуз увидела на земле радужные рыбьи чешуйки. Она подобрала их и старательно спрятала в карман – туда же, где лежал камушек, которым они с Джессикой перекидывались по пути домой. Он назвал день ее рождения красным днем календаря.
   – Немногословный человек, – сказала мама; она всегда говорила так о тех, кого не понимала или недолюбливала.
   Роуз плотно оперлась плечом на каменного рыбака. Между тем как мама глядела вслед океанографу, Роуз подняла голову и взглянула прямо в лицо статуе. На каменном человеке была надета зюйдвестка, а в поднятой руке он держал фонарь, словно вглядывался в морскую даль. На постаменте были выбиты имена всех рыбаков города, не вернувшихся из плавания. Памятник поставили в их честь.