Страница:
— Неплохо, — состорожничала Дженис.
Зная пристрастие Эви к модной одежде, трудно было поверить, чтобы у нее в гардеробе нашлось скромное платье из хлопка, пусть и старое.
— Вот и отлично! Слушай, мы с тобой смастерим такое платье, что твой муж просто рухнет к твоим ногам! Это будет нечто!
С этими словами Эви упорхнула наверх, где находился ее гардероб.
Дженис с благоговейным трепетом смотрела, как поочередно распахиваются дверцы шкафов, являя на свет платья из шелка, атласа, шерсти, фуляра, шитья и кружев. Эви перебирала их одно за другим, одно за другим отвергая, пока наконец не добралась до того, которое искала, и победно сдернула с вешалки батистовое платье в ярко-голубую с белым полоску.
— А цвет тебе очень идет! Обожаю переделывать старые платья, а ты? Чувствуешь себя творцом!
Дженис нерешительно притронулась к дорогой ткани платья. Хлопок был мягким, как шелк. Каскад оборок сзади на юбке и отделка лентами спереди сводили Дженис с ума. Ей безумно захотелось померить эту красоту. У нее никогда не было таких элегантных платьев: она не могла позволить себе тратить деньги на такое количество ткани и время на такое количество отделки.
— Ты уверена? — пробормотала она с сомнением в голосе, стараясь держаться вежливо, хотя ее так и подмывало схватить платье и убежать.
— Ну конечно! Взгляни-ка на талию! Да мне больше не влезть в него и через миллион лет! Пойдем примеришь и посмотрим, что можно сделать.
В конце дня Дженис стояла на стуле, облаченная в чудесное платье, а Джасмин последними стежками подшивала подол, в то время как Эви с Кармен торопливо переделывали отпоротый шлейф в оборки для юбки. Голубой шейный бант теперь поддерживал верхнюю юбку, а лиф открывался у горла, украшенный белым кружевом. Дженис гладила рукой ряды оборок на юбке, удивляясь, как можно было додуматься предложить такое великолепие для танцев в конюшне.
— Tres elegant[3], — пробормотала Джасмин, отступив назад и восхищаясь своей работой. — Теперь волосы… — задумчиво добавила она. — Нам надо что-то сделать с волосами.
— Гардении! — заявила Кармен решительно. — Ей надо надеть гардении. Они отлично будут сочетаться с белыми полосками.
Дженис попробовала было возразить, но ее не стали слушать.
— Я поручу Китти прогладить подол, пока мы будем мыться, — сказала Эви. — Дженис, как вымоешь голову, спускайся сюда, пока волосы еще мокрые. Мы немного завьем их и взобьем локоны.
— Ты бы лучше выгнала из дома ее мужа, — вмешалась Кармен. — Он весь день ходит за ней по пятам, как гончий пес. Я поручу Мануэлю его отвлечь.
Женщины, пересмеиваясь, обсуждали предстоящий вечер и то, как сделать Дженис еще более соблазнительной.
Глава 21
Глава 22
Зная пристрастие Эви к модной одежде, трудно было поверить, чтобы у нее в гардеробе нашлось скромное платье из хлопка, пусть и старое.
— Вот и отлично! Слушай, мы с тобой смастерим такое платье, что твой муж просто рухнет к твоим ногам! Это будет нечто!
С этими словами Эви упорхнула наверх, где находился ее гардероб.
Дженис с благоговейным трепетом смотрела, как поочередно распахиваются дверцы шкафов, являя на свет платья из шелка, атласа, шерсти, фуляра, шитья и кружев. Эви перебирала их одно за другим, одно за другим отвергая, пока наконец не добралась до того, которое искала, и победно сдернула с вешалки батистовое платье в ярко-голубую с белым полоску.
— А цвет тебе очень идет! Обожаю переделывать старые платья, а ты? Чувствуешь себя творцом!
Дженис нерешительно притронулась к дорогой ткани платья. Хлопок был мягким, как шелк. Каскад оборок сзади на юбке и отделка лентами спереди сводили Дженис с ума. Ей безумно захотелось померить эту красоту. У нее никогда не было таких элегантных платьев: она не могла позволить себе тратить деньги на такое количество ткани и время на такое количество отделки.
— Ты уверена? — пробормотала она с сомнением в голосе, стараясь держаться вежливо, хотя ее так и подмывало схватить платье и убежать.
— Ну конечно! Взгляни-ка на талию! Да мне больше не влезть в него и через миллион лет! Пойдем примеришь и посмотрим, что можно сделать.
В конце дня Дженис стояла на стуле, облаченная в чудесное платье, а Джасмин последними стежками подшивала подол, в то время как Эви с Кармен торопливо переделывали отпоротый шлейф в оборки для юбки. Голубой шейный бант теперь поддерживал верхнюю юбку, а лиф открывался у горла, украшенный белым кружевом. Дженис гладила рукой ряды оборок на юбке, удивляясь, как можно было додуматься предложить такое великолепие для танцев в конюшне.
— Tres elegant[3], — пробормотала Джасмин, отступив назад и восхищаясь своей работой. — Теперь волосы… — задумчиво добавила она. — Нам надо что-то сделать с волосами.
— Гардении! — заявила Кармен решительно. — Ей надо надеть гардении. Они отлично будут сочетаться с белыми полосками.
Дженис попробовала было возразить, но ее не стали слушать.
— Я поручу Китти прогладить подол, пока мы будем мыться, — сказала Эви. — Дженис, как вымоешь голову, спускайся сюда, пока волосы еще мокрые. Мы немного завьем их и взобьем локоны.
— Ты бы лучше выгнала из дома ее мужа, — вмешалась Кармен. — Он весь день ходит за ней по пятам, как гончий пес. Я поручу Мануэлю его отвлечь.
Женщины, пересмеиваясь, обсуждали предстоящий вечер и то, как сделать Дженис еще более соблазнительной.
Глава 21
Питер, забыв о стоявшей рядом Бетси, во все глаза смотрел на очаровательное видение, спускавшееся по ступенькам лестницы. Если не считать дня их свадьбы, он видел свою жену исключительно в унылых платьях старой девы. Он был не из тех, кто обращает слишком много внимания на наряды, и до этой минуты отсутствие женских украшений в одежде жены мало трогало его. Потрясенному Питеру пришлось поднести руку к лицу и проверить, на месте ли челюсть.
Дженис буквально плыла по ступенькам в пене кружев, величественно колыхавшихся при каждом шаге. Белые полоски платья подчеркивали свежесть и прозрачность лица, а насыщенно-голубые оттеняли его белизну. Создавалось впечатление, что платье было частью самой женщины. А ее лицо! Миндалевидный разрез глаз в обрамлении длинных ресниц, точеная линия носа и кораллово-розовые губы. Взглянув ниже, Питер просто потерял бы голову от пышного бюста и тоненькой талии. Охваченный сильным приливом желания, Питер судорожно сглотнул. Черт возьми, как же ему дотянуть до конца вечера!
Дженис подошла ближе, и Питера окутал необычный аромат гардений. Он обнял жену за талию, привлек к себе и нежно поцеловал в лоб, не обращая внимания на любопытных.
— Беру назад все, что сказал тебе раньше, — тихо проговорил он, уткнувшись в ее душистые волосы. — Ты не будешь танцевать ни с кем, кроме меня. Клянусь, что ни на секунду не выпущу тебя из виду!
— Я не умею танцевать, — чуть слышно откликнулась Дженис.
В этот момент раздались нестройные аплодисменты зрителей, затаившихся в темных углах гостиной. Зал начал наполняться гостями, и Дженис взяла за руку Бетси.
Питер переваривал услышанное, когда к нему подошел хозяин дома. Пожав ему руку, он прокомментировал очарование Дженис, последнее соотношение ставок на завтрашние бега и количество фургонов и экипажей, уже съехавшихся во двор. Мальчики Родригесы упрашивали Питера пойти с ними на кухню и проверить пунш, но тот непоколебимо стоял рядом с женой, обнимая ее за талию. Воспользовавшись минутой уединения, он прошептал Дженис на ушко:
— Сегодня вечером я буду твоим учителем. Ты согласна?
Она встретила взгляд и поняла, что танцы — не единственное, чему он хочет ее научить. При мысли об этом Дженис утратила остатки самообладания. Ей никогда не доводилось быть объектом столь пристального внимания — не только мужского, но и вообще чьего-либо, и от волнения она впала в замороженное состояние. Но теперь жар в глазах Питера растопил лед, сделав ее совершенно беззащитной.
Она чувствовала себя такой же беспомощной, как только что вылупившийся из яйца цыпленок. Но надежно обнимавшая ее талию рука Питера вселяла некоторую уверенность. Ей удалось ответить на веселую остроту Кармен, улыбнуться старомодной галантности Джеймса Пейтона и мило отшутиться от латиноамериканских заигрываний Мануэля. Эти люди еще никогда не смотрели на нее так, как сейчас, и вконец смущенная Дженис мысленно благодарила мужа за поддержку. Она всегда была старой девой-учительшей, и новый образ обольстительной красавицы давался ей с трудом.
— Послушай, в красоте нет ничего плохого, — небрежно сказал Питер, когда они вышли на веранду и на время остались одни. — Тебя не могут осудить за то, чем одарил тебя Бог.
— Нет, могут. Люди только и делают это, — взволнованно ответила Дженис первое, что пришло на ум, и эти слова стали продолжением того спора, который она вот уже много лет вела с собой.
В том, что она забеременела, была ее вина. Так говорили люди. Не надо было выставлять напоказ свою красоту перед молодыми людьми, такими, как Стивен. Мужчин легко сбить с истинного пути, и женщинам подобает всегда быть скромными и стыдливыми. Строила глазки — получай по заслугам! У Дженис от испуга подвело живот, когда она осознала справедливость этих слов. И сегодня ночью ей придется заплатить за то, что сейчас она выставляет себя напоказ.
Питер быстро взглянул на нее, но милостиво избавил от расспросов.
— Друзья не осудят, — резко сказал он. — Ты можешь прятаться от чужих, но не от меня, не от своих близких, не от этих людей, которые собрались здесь. Мы знаем, что ты красива — внутри и снаружи. И никто не осудит тебя за это.
Дженис сомневалась в этом, но было слишком поздно что-то менять. Бетси смотрела на нее восторженно-изумленными глазами, точно она превратилась в неземную богиню. Наверное, девочку тоже надо научить тому, что быть красивой хорошо. В Бетси угадывалось столько будущей красоты, сколько не было ни в одной женщине, которых Дженис знала, включая и Эви. Ее дочери потребуется поддержка, чтобы быть сильной, и Дженис должна как-то научить ее этому, но, к сожалению, в данном вопросе она чувствовала себя совершенно некомпетентной.
Конюшня уже наполнялась людьми, большинство из которых были незнакомы Дженис. Те, кому ее представили, казались вполне доброжелательными. И все же она радовалась, что Питер держался рядом. Она просто не представляла, что с ней было бы, если бы муж оставил ее и присоединился к мужскому обществу за столом. А что будет с ней, когда Питер уедет в Нью-Мексико?
Но сегодня вечером Дженис не хотела думать о грустном. Она никогда раньше не была ни на вечеринках, ни на танцах, хотя всю жизнь мечтала об этом, так же, как и о многом другом, чего была лишена. Надо благодарить Питера уже за то, что он познакомил ее с этим миром, — даже если знакомство это продлится совсем недолго. И Дженис решила забыть обо всем плохом и наслаждаться прелестями незнакомой богатой жизни.
По сигналу Тайлера музыканты грянули бесшабашно-веселый рил[4]. Дженис стояла в боковых рядах зрителей и притопывала в такт ногой, с улыбкой глядя на то, как толпа постепенно делится на пары, встает в танцевальные фигуры и, поймав ритм, пускается в пляс. Она ничего не понимала в музыке и танцах, но с удовольствием смотрела на яркий парад разноцветных платьев и ритмических движений. Веселое возбуждение публики невольно передалось и ей.
— Надеюсь, ты надела удобные туфли? Сегодня вечером я собираюсь затанцевать тебя до полного изнеможения.
Дженис удивленно вскинула глаза, но Питер уже ухватил ее за талию и увлек в круг танцующих.
— Такой танец я не учил дома, но с виду в нем нет ничего сложного, — сказал он, повторяя движения других танцоров.
Пораженная его невежеством, Дженис сосредоточилась на шагах. Когда ей наконец показалось, что она ухватила рисунок движений, музыка кончилась. Но музыканты тут же заиграли новую мелодию, и Питер снова закружил ее по залу. Они двигались так быстро, что захватывало дух. Ноги ее едва касались пола. Питер нес ее, и она летела. Его силы и ловкости было достаточно, чтобы она забыла обо всем на свете. Это было удивительное ощущение, и Дженис с восторженной благодарностью встретила его взгляд.
— Браво, миссис Маллони, вы неотразимо послушны! — заявил он с усмешкой. — Надеюсь, вы всегда будете так сдаваться во власть моих чар?
— И вовсе я не сдаюсь! — выдохнула Дженис возмущенно, летя вместе с ним по кругу.
И все же она сдавалась. Даже когда музыканты заиграли медленный танец и он уверенно повел ее в вальсе, Дженис следовала за каждым его движением. Эта податливость удивила даже ее саму. Будь на его месте какой-то другой мужчина, она стала бы в его руках деревянной, но Питеру удалось разрушить все ее баррикады. Дженис парила вместе с ним, и у нее было не больше собственной воли, чем у летящего по ветру мотылька.
Все внимание Дженис было поглощено танцевальными шагами, и она на время забыла о тревожной близости своего мужа. Но, освоившись с ритмом, вдруг стала замечать, как крепко сжимает ее руку его рука, как уверенно обнимает он ее за талию, привлекая так близко, что она чувствует ритмичное покачивание его бедер. Знакомая дрожь волнения охватила ее. Она еще не настолько уверенно танцевала, чтобы смотреть по сторонам, и все ее поле зрения заполняли широкие плечи и грудь Питера, а еще его улыбка, когда она поднимала глаза. Он смотрел на нее не отрываясь, и очень скоро Дженис уже не могла отвести взгляда от его горящих глаз. Когда кончился танец, она подумала, что так навсегда и останется в этой позе — в плотном кольце его рук под его пожирающим взором.
К счастью, подбежала Бетси, и им волей-неволей пришлось оторваться друг от друга. Но весь оставшийся вечер их не покидало упоительно-сладостное возбуждение того момента.
Время от времени Дженис втягивалась в кружок болтавших женщин или в детскую ссору возле кубка с пуншем. Но как только к ней приближался какой-то другой мужчина, Питер тут же оказывался рядом. Он ничего не говорил, не притрагивался к ней, не пытался увести. Просто ждал, когда жена обменяется с джентльменом любезностями и решит, принять или нет его приглашение на танец. Дженис не знала, что бы он сделал, прими она чьи-то приглашения, но она всем отказывала. Танцевать с другими мужчинами ей было совсем не интересно.
Когда наконец до Питера это дошло, его желание, похоже, утроилось. Танцуя с ней, он касался ее только так, как того дозволяли светские приличия, но Дженис чувствовала его горячий взгляд на своей груди, его нетерпеливо-жаркую руку, скользившую по спине, и понимала, почему он прячется за ее юбками и вальсирует так, будто ему что-то мешает. Он изо всех сил старался сохранять галантную учтивость джентльмена, но мысли его уже были в постели, которую они разделят после танцев.
Ее мысли были там же.
Время шло, и на душе у Дженис становилось все тревожней. Этой ночью ей придется полностью сдаться ему, а она еще не решила, хорошо это или плохо. Хочет ли она носить ребенка, который может появиться после этого их соития? Она не знала даже, нужно ли им было вообще жениться. Она знала лишь одно: Питер ждет, чтобы она стала ему женой в полном смысле этого слова, и мысль об этом уже больше не вызывала в ней отвращения.
Это открытие потрясло Дженис, когда Питер оттащил ее в тень и нежно поцеловал в губы. Вряд ли кто-нибудь их заметил. Изрядное количество выпитого пива и вина взвинтило веселье общества, и те, кто не прятался подобно им по укромным уголкам в поисках уединения, носились по залу в головокружительном вихре танца. Здесь на них никто не обращал внимания, и Дженис не стала возражать, когда Питер прижал ее крепче, так что она почувствовала его желание даже через спасительный слой своих нижних юбок. Она задрожала, понимая, что эта дрожь — признак не столько страха, сколько возбуждения.
— Дети ушли спать. А когда мы сможем последовать их примеру? — хрипло проговорил он возле ее уха.
— Питер, нам надо поговорить.
Она попыталась выставить между ними руки, чтобы отстранить его, но лишь ухватилась пальцами за его рубашку. Сюртук и жилет он снял намного раньше из-за жары.
— Разговор — это не решение. Мы муж и жена, Дженни. Пора уже начинать вести себя сообразно с этим. Мне кажется, ты больше не боишься меня, верно?
Она жутко боялась его, но не в том смысле, какой он имел в виду. Она боялась собственной беспомощности. Она боялась того, что он мог и хотел сделать с ее жизнью и с ее будущим. Но то, что он хотел сделать с ее телом, больше не пугало Дженис, она сама жаждала остаться наедине с мужем и убедиться в том, что он ее хочет. Но все эти желания были не настолько сильны, чтобы подавить другие ее страхи.
— Но ты же хочешь бросить меня, — слабо возразила Дженис.
— Я вернусь за тобой.
Он решительно схватил ее за талию и потащил к двери конюшни.
— Я не могу быть уверена в этом. Питер, это неприлично!
Дженис отчаянно пыталась вырваться, пока он, уворачиваясь от компании хохочущих гостей, тащил ее в темноту.
— А прилично будет, если я овладею тобой вон в том стогу сена? Но именно это и произойдет, если мы не уйдем отсюда. Я дал тебе время, Дженис. Неужели я тебе все еще противен?
Потрясенная этим вопросом, Дженис позволила Питеру вытащить ее во двор, а там остановилась и взглянула ему в лицо. Хорошо знакомые ей красивые черты были сейчас в тени, но она все же заметила в них боль. Нежно дотронувшись до его щеки, она проговорила:
— Противен? Как ты можешь такое спрашивать?
— А что мне еще думать, когда моя жена каждый раз убегает от меня. Возможно, нам надо поговорить. Ты должна рассказать мне, что у тебя произошло с тем первым мужчиной. Он сделал тебе больно, Дженис? В этом все дело? Или только во мне?
— Нет, не в тебе, а в нас обоих. Мы с тобой все делаем не так, и у нас ничего не получится. Ты бросишь меня, а я не смогу еще раз пережить все это. Понимаешь, не смогу! Уезжай, покупай свою дурацкую гору, но меня не трогай! Так будет лучше, вот увидишь.
Дженис приподняла юбки и попыталась вырваться из его крепких рук. От ее же собственных слов страхи в ее душе переросли в панику. Пережить то, что уже когда-то было с ней? Нет, только не это! Питер уедет на Запад, и она его никогда больше не увидит. Ведь она дала себе зарок никогда не попадать в такую жуткую ситуацию — остаться беременной и брошенной без гроша. Никогда!
В этот момент из кустов возникла высокая тень, и Дженис вскрикнула от неожиданности. Фигура шагнула к ним, став угрожающе близкой, и Питер отодвинул Дженис себе за спину.
— Послушай, сынок, мне кажется, леди хочет уйти. Советую тебе отпустить ее.
— Кто ты такой и какого черта ты указываешь, что мне делать с моей женой?
Дженис услышала в тоне Питера удивление. Она и сама удивилась бы не меньше, если бы нахлынувший уже страх не сковал все ее мысли и чувства. Что делать — бежать за помощью или бежать от себя самой?
— Говорю последний раз, сэр, отпустите леди!
Незнакомец, наверное, был пьян. Дженис стала кричать и заметила Тайлера и Мануэля, вынырнувших из тьмы. Теперь ее единственной задачей было как можно быстрее увести мужа подальше. Питер будет в порядке, а вот она нет, если позволит ему действовать так, как он хочет.
Питер отпустил ее руку и тут же замахнулся на незнакомца. Все произошло пугающе быстро, и Дженис съежилась, услышав, как они столкнулись.
Тайлер вскрикнул и помчался к ним. Незнакомец отреагировал с той же жестокой силой, влепив Питеру мощный удар снизу. Тот зашатался, но не упал. Дженис в ужасе попятилась. Они дрались абсолютно безо всякой причины! Из-за ничего! Из-за нее мужчины, конечно, не стали бы драться.
Тайлер схватил незнакомца за шиворот и попытался развернуть его к себе. Мужчина дал ему локтем под дых и снова бросился на Питера. Питер увернулся и двинул кулаком в челюсть противнику, но едва задел его.
Из конюшни на шум выбегали другие мужчины и тут же вступали в драку. Вряд ли в темноте они понимали, кто и почему дерется. Мануэль отпихнул кого-то в сторону, получив за труды кулаком в лицо. Еще кто-то попытался оттащить от незнакомца Питера, и он начал отбиваться на два фронта. Незнакомец развернулся и натолкнулся на Тайлера, когда тот пытался отплатить за полученный удар. Мелкая потасовка быстро перерастала в массовую битву.
Пораженная Дженис отошла в сторону. Ее всю трясло, но она не могла четко определить причину своего страха. Она боялась за Питера, но он, казалось, совсем не волновался за жену. Дженис считала его джентльменом, не способным на подобную бессмысленную жестокость, но его кулаки летали быстрее и били сильнее, чем чьи-то еще. Надо было что-то сделать, как-то прекратить эту драку, но подспудный порыв толкал ее бежать со всех ног и прятаться.
К месту сражения зашагал отряд женщин под предводительством Эви, в руках у женщин были ведра с холодной водой из лошадиных корыт. Завидев их, Дженис припустила к дому, оставляя поле боя более стойким воинам.
В душе она понимала, что это начало конца. Оставалось только надеяться, что Питер с ней согласится.
Дженис буквально плыла по ступенькам в пене кружев, величественно колыхавшихся при каждом шаге. Белые полоски платья подчеркивали свежесть и прозрачность лица, а насыщенно-голубые оттеняли его белизну. Создавалось впечатление, что платье было частью самой женщины. А ее лицо! Миндалевидный разрез глаз в обрамлении длинных ресниц, точеная линия носа и кораллово-розовые губы. Взглянув ниже, Питер просто потерял бы голову от пышного бюста и тоненькой талии. Охваченный сильным приливом желания, Питер судорожно сглотнул. Черт возьми, как же ему дотянуть до конца вечера!
Дженис подошла ближе, и Питера окутал необычный аромат гардений. Он обнял жену за талию, привлек к себе и нежно поцеловал в лоб, не обращая внимания на любопытных.
— Беру назад все, что сказал тебе раньше, — тихо проговорил он, уткнувшись в ее душистые волосы. — Ты не будешь танцевать ни с кем, кроме меня. Клянусь, что ни на секунду не выпущу тебя из виду!
— Я не умею танцевать, — чуть слышно откликнулась Дженис.
В этот момент раздались нестройные аплодисменты зрителей, затаившихся в темных углах гостиной. Зал начал наполняться гостями, и Дженис взяла за руку Бетси.
Питер переваривал услышанное, когда к нему подошел хозяин дома. Пожав ему руку, он прокомментировал очарование Дженис, последнее соотношение ставок на завтрашние бега и количество фургонов и экипажей, уже съехавшихся во двор. Мальчики Родригесы упрашивали Питера пойти с ними на кухню и проверить пунш, но тот непоколебимо стоял рядом с женой, обнимая ее за талию. Воспользовавшись минутой уединения, он прошептал Дженис на ушко:
— Сегодня вечером я буду твоим учителем. Ты согласна?
Она встретила взгляд и поняла, что танцы — не единственное, чему он хочет ее научить. При мысли об этом Дженис утратила остатки самообладания. Ей никогда не доводилось быть объектом столь пристального внимания — не только мужского, но и вообще чьего-либо, и от волнения она впала в замороженное состояние. Но теперь жар в глазах Питера растопил лед, сделав ее совершенно беззащитной.
Она чувствовала себя такой же беспомощной, как только что вылупившийся из яйца цыпленок. Но надежно обнимавшая ее талию рука Питера вселяла некоторую уверенность. Ей удалось ответить на веселую остроту Кармен, улыбнуться старомодной галантности Джеймса Пейтона и мило отшутиться от латиноамериканских заигрываний Мануэля. Эти люди еще никогда не смотрели на нее так, как сейчас, и вконец смущенная Дженис мысленно благодарила мужа за поддержку. Она всегда была старой девой-учительшей, и новый образ обольстительной красавицы давался ей с трудом.
— Послушай, в красоте нет ничего плохого, — небрежно сказал Питер, когда они вышли на веранду и на время остались одни. — Тебя не могут осудить за то, чем одарил тебя Бог.
— Нет, могут. Люди только и делают это, — взволнованно ответила Дженис первое, что пришло на ум, и эти слова стали продолжением того спора, который она вот уже много лет вела с собой.
В том, что она забеременела, была ее вина. Так говорили люди. Не надо было выставлять напоказ свою красоту перед молодыми людьми, такими, как Стивен. Мужчин легко сбить с истинного пути, и женщинам подобает всегда быть скромными и стыдливыми. Строила глазки — получай по заслугам! У Дженис от испуга подвело живот, когда она осознала справедливость этих слов. И сегодня ночью ей придется заплатить за то, что сейчас она выставляет себя напоказ.
Питер быстро взглянул на нее, но милостиво избавил от расспросов.
— Друзья не осудят, — резко сказал он. — Ты можешь прятаться от чужих, но не от меня, не от своих близких, не от этих людей, которые собрались здесь. Мы знаем, что ты красива — внутри и снаружи. И никто не осудит тебя за это.
Дженис сомневалась в этом, но было слишком поздно что-то менять. Бетси смотрела на нее восторженно-изумленными глазами, точно она превратилась в неземную богиню. Наверное, девочку тоже надо научить тому, что быть красивой хорошо. В Бетси угадывалось столько будущей красоты, сколько не было ни в одной женщине, которых Дженис знала, включая и Эви. Ее дочери потребуется поддержка, чтобы быть сильной, и Дженис должна как-то научить ее этому, но, к сожалению, в данном вопросе она чувствовала себя совершенно некомпетентной.
Конюшня уже наполнялась людьми, большинство из которых были незнакомы Дженис. Те, кому ее представили, казались вполне доброжелательными. И все же она радовалась, что Питер держался рядом. Она просто не представляла, что с ней было бы, если бы муж оставил ее и присоединился к мужскому обществу за столом. А что будет с ней, когда Питер уедет в Нью-Мексико?
Но сегодня вечером Дженис не хотела думать о грустном. Она никогда раньше не была ни на вечеринках, ни на танцах, хотя всю жизнь мечтала об этом, так же, как и о многом другом, чего была лишена. Надо благодарить Питера уже за то, что он познакомил ее с этим миром, — даже если знакомство это продлится совсем недолго. И Дженис решила забыть обо всем плохом и наслаждаться прелестями незнакомой богатой жизни.
По сигналу Тайлера музыканты грянули бесшабашно-веселый рил[4]. Дженис стояла в боковых рядах зрителей и притопывала в такт ногой, с улыбкой глядя на то, как толпа постепенно делится на пары, встает в танцевальные фигуры и, поймав ритм, пускается в пляс. Она ничего не понимала в музыке и танцах, но с удовольствием смотрела на яркий парад разноцветных платьев и ритмических движений. Веселое возбуждение публики невольно передалось и ей.
— Надеюсь, ты надела удобные туфли? Сегодня вечером я собираюсь затанцевать тебя до полного изнеможения.
Дженис удивленно вскинула глаза, но Питер уже ухватил ее за талию и увлек в круг танцующих.
— Такой танец я не учил дома, но с виду в нем нет ничего сложного, — сказал он, повторяя движения других танцоров.
Пораженная его невежеством, Дженис сосредоточилась на шагах. Когда ей наконец показалось, что она ухватила рисунок движений, музыка кончилась. Но музыканты тут же заиграли новую мелодию, и Питер снова закружил ее по залу. Они двигались так быстро, что захватывало дух. Ноги ее едва касались пола. Питер нес ее, и она летела. Его силы и ловкости было достаточно, чтобы она забыла обо всем на свете. Это было удивительное ощущение, и Дженис с восторженной благодарностью встретила его взгляд.
— Браво, миссис Маллони, вы неотразимо послушны! — заявил он с усмешкой. — Надеюсь, вы всегда будете так сдаваться во власть моих чар?
— И вовсе я не сдаюсь! — выдохнула Дженис возмущенно, летя вместе с ним по кругу.
И все же она сдавалась. Даже когда музыканты заиграли медленный танец и он уверенно повел ее в вальсе, Дженис следовала за каждым его движением. Эта податливость удивила даже ее саму. Будь на его месте какой-то другой мужчина, она стала бы в его руках деревянной, но Питеру удалось разрушить все ее баррикады. Дженис парила вместе с ним, и у нее было не больше собственной воли, чем у летящего по ветру мотылька.
Все внимание Дженис было поглощено танцевальными шагами, и она на время забыла о тревожной близости своего мужа. Но, освоившись с ритмом, вдруг стала замечать, как крепко сжимает ее руку его рука, как уверенно обнимает он ее за талию, привлекая так близко, что она чувствует ритмичное покачивание его бедер. Знакомая дрожь волнения охватила ее. Она еще не настолько уверенно танцевала, чтобы смотреть по сторонам, и все ее поле зрения заполняли широкие плечи и грудь Питера, а еще его улыбка, когда она поднимала глаза. Он смотрел на нее не отрываясь, и очень скоро Дженис уже не могла отвести взгляда от его горящих глаз. Когда кончился танец, она подумала, что так навсегда и останется в этой позе — в плотном кольце его рук под его пожирающим взором.
К счастью, подбежала Бетси, и им волей-неволей пришлось оторваться друг от друга. Но весь оставшийся вечер их не покидало упоительно-сладостное возбуждение того момента.
Время от времени Дженис втягивалась в кружок болтавших женщин или в детскую ссору возле кубка с пуншем. Но как только к ней приближался какой-то другой мужчина, Питер тут же оказывался рядом. Он ничего не говорил, не притрагивался к ней, не пытался увести. Просто ждал, когда жена обменяется с джентльменом любезностями и решит, принять или нет его приглашение на танец. Дженис не знала, что бы он сделал, прими она чьи-то приглашения, но она всем отказывала. Танцевать с другими мужчинами ей было совсем не интересно.
Когда наконец до Питера это дошло, его желание, похоже, утроилось. Танцуя с ней, он касался ее только так, как того дозволяли светские приличия, но Дженис чувствовала его горячий взгляд на своей груди, его нетерпеливо-жаркую руку, скользившую по спине, и понимала, почему он прячется за ее юбками и вальсирует так, будто ему что-то мешает. Он изо всех сил старался сохранять галантную учтивость джентльмена, но мысли его уже были в постели, которую они разделят после танцев.
Ее мысли были там же.
Время шло, и на душе у Дженис становилось все тревожней. Этой ночью ей придется полностью сдаться ему, а она еще не решила, хорошо это или плохо. Хочет ли она носить ребенка, который может появиться после этого их соития? Она не знала даже, нужно ли им было вообще жениться. Она знала лишь одно: Питер ждет, чтобы она стала ему женой в полном смысле этого слова, и мысль об этом уже больше не вызывала в ней отвращения.
Это открытие потрясло Дженис, когда Питер оттащил ее в тень и нежно поцеловал в губы. Вряд ли кто-нибудь их заметил. Изрядное количество выпитого пива и вина взвинтило веселье общества, и те, кто не прятался подобно им по укромным уголкам в поисках уединения, носились по залу в головокружительном вихре танца. Здесь на них никто не обращал внимания, и Дженис не стала возражать, когда Питер прижал ее крепче, так что она почувствовала его желание даже через спасительный слой своих нижних юбок. Она задрожала, понимая, что эта дрожь — признак не столько страха, сколько возбуждения.
— Дети ушли спать. А когда мы сможем последовать их примеру? — хрипло проговорил он возле ее уха.
— Питер, нам надо поговорить.
Она попыталась выставить между ними руки, чтобы отстранить его, но лишь ухватилась пальцами за его рубашку. Сюртук и жилет он снял намного раньше из-за жары.
— Разговор — это не решение. Мы муж и жена, Дженни. Пора уже начинать вести себя сообразно с этим. Мне кажется, ты больше не боишься меня, верно?
Она жутко боялась его, но не в том смысле, какой он имел в виду. Она боялась собственной беспомощности. Она боялась того, что он мог и хотел сделать с ее жизнью и с ее будущим. Но то, что он хотел сделать с ее телом, больше не пугало Дженис, она сама жаждала остаться наедине с мужем и убедиться в том, что он ее хочет. Но все эти желания были не настолько сильны, чтобы подавить другие ее страхи.
— Но ты же хочешь бросить меня, — слабо возразила Дженис.
— Я вернусь за тобой.
Он решительно схватил ее за талию и потащил к двери конюшни.
— Я не могу быть уверена в этом. Питер, это неприлично!
Дженис отчаянно пыталась вырваться, пока он, уворачиваясь от компании хохочущих гостей, тащил ее в темноту.
— А прилично будет, если я овладею тобой вон в том стогу сена? Но именно это и произойдет, если мы не уйдем отсюда. Я дал тебе время, Дженис. Неужели я тебе все еще противен?
Потрясенная этим вопросом, Дженис позволила Питеру вытащить ее во двор, а там остановилась и взглянула ему в лицо. Хорошо знакомые ей красивые черты были сейчас в тени, но она все же заметила в них боль. Нежно дотронувшись до его щеки, она проговорила:
— Противен? Как ты можешь такое спрашивать?
— А что мне еще думать, когда моя жена каждый раз убегает от меня. Возможно, нам надо поговорить. Ты должна рассказать мне, что у тебя произошло с тем первым мужчиной. Он сделал тебе больно, Дженис? В этом все дело? Или только во мне?
— Нет, не в тебе, а в нас обоих. Мы с тобой все делаем не так, и у нас ничего не получится. Ты бросишь меня, а я не смогу еще раз пережить все это. Понимаешь, не смогу! Уезжай, покупай свою дурацкую гору, но меня не трогай! Так будет лучше, вот увидишь.
Дженис приподняла юбки и попыталась вырваться из его крепких рук. От ее же собственных слов страхи в ее душе переросли в панику. Пережить то, что уже когда-то было с ней? Нет, только не это! Питер уедет на Запад, и она его никогда больше не увидит. Ведь она дала себе зарок никогда не попадать в такую жуткую ситуацию — остаться беременной и брошенной без гроша. Никогда!
В этот момент из кустов возникла высокая тень, и Дженис вскрикнула от неожиданности. Фигура шагнула к ним, став угрожающе близкой, и Питер отодвинул Дженис себе за спину.
— Послушай, сынок, мне кажется, леди хочет уйти. Советую тебе отпустить ее.
— Кто ты такой и какого черта ты указываешь, что мне делать с моей женой?
Дженис услышала в тоне Питера удивление. Она и сама удивилась бы не меньше, если бы нахлынувший уже страх не сковал все ее мысли и чувства. Что делать — бежать за помощью или бежать от себя самой?
— Говорю последний раз, сэр, отпустите леди!
Незнакомец, наверное, был пьян. Дженис стала кричать и заметила Тайлера и Мануэля, вынырнувших из тьмы. Теперь ее единственной задачей было как можно быстрее увести мужа подальше. Питер будет в порядке, а вот она нет, если позволит ему действовать так, как он хочет.
Питер отпустил ее руку и тут же замахнулся на незнакомца. Все произошло пугающе быстро, и Дженис съежилась, услышав, как они столкнулись.
Тайлер вскрикнул и помчался к ним. Незнакомец отреагировал с той же жестокой силой, влепив Питеру мощный удар снизу. Тот зашатался, но не упал. Дженис в ужасе попятилась. Они дрались абсолютно безо всякой причины! Из-за ничего! Из-за нее мужчины, конечно, не стали бы драться.
Тайлер схватил незнакомца за шиворот и попытался развернуть его к себе. Мужчина дал ему локтем под дых и снова бросился на Питера. Питер увернулся и двинул кулаком в челюсть противнику, но едва задел его.
Из конюшни на шум выбегали другие мужчины и тут же вступали в драку. Вряд ли в темноте они понимали, кто и почему дерется. Мануэль отпихнул кого-то в сторону, получив за труды кулаком в лицо. Еще кто-то попытался оттащить от незнакомца Питера, и он начал отбиваться на два фронта. Незнакомец развернулся и натолкнулся на Тайлера, когда тот пытался отплатить за полученный удар. Мелкая потасовка быстро перерастала в массовую битву.
Пораженная Дженис отошла в сторону. Ее всю трясло, но она не могла четко определить причину своего страха. Она боялась за Питера, но он, казалось, совсем не волновался за жену. Дженис считала его джентльменом, не способным на подобную бессмысленную жестокость, но его кулаки летали быстрее и били сильнее, чем чьи-то еще. Надо было что-то сделать, как-то прекратить эту драку, но подспудный порыв толкал ее бежать со всех ног и прятаться.
К месту сражения зашагал отряд женщин под предводительством Эви, в руках у женщин были ведра с холодной водой из лошадиных корыт. Завидев их, Дженис припустила к дому, оставляя поле боя более стойким воинам.
В душе она понимала, что это начало конца. Оставалось только надеяться, что Питер с ней согласится.
Глава 22
Питер заметил, когда убежала Дженис. Отвлекшись, он не увидел нацеленного на него удара и через секунду оказался на земле. Но кулак не мог сделать больнее, чем это сделало бегство жены.
Эви со своим «водяным» батальоном вступила в круг дерущихся, и Питер откатился с линии сражения. Он был весь в пыли и не испытывал желания попасть под воду, чтобы пыль превратилась в грязь. Та, к кому он испытывал желание, уже перебежала лужайку и исчезла в доме.
Питер выругался. Какого черта он связался с этим придурком? Конечно, во всем виновато его собственное подавляемое раздражение. А почему полез незнакомец? Питер оглянулся, но не мог отсюда сказать, кто из этих облепленных грязью воинов его противник. Теперь его не найдешь. Надо идти к Дженис, пока она не отгородилась от него окончательно.
И что же, интересно, он опять сделал не так? Господи Боже, ведь она все-таки его жена! Может быть, в тот первый раз он немного грубовато обошелся с ней, но с тех пор чего он только не делал, чтобы загладить свою вину и произвести хорошее впечатление! Уж не собирается ли она отказывать ему вечно? Но он не располагает вечностью. У него в распоряжении есть только одна, сегодняшняя, ночь, а завтра он уедет — быть может, на несколько месяцев. Нет, он не может ждать несколько месяцев!
Питер бегом пересек лужайку и влетел в дом, совершенно уверенный в том, что Дженис укрылась в башне. Хотя он почти ничего не знал о своей жене, но в одном не сомневался: та сила, которой она прикрывалась от мира, была на самом деле не больше чем иллюзией. Она очень искусно научилась прикрываться этим щитом. Но Питеру удалось разглядеть, как мелькает под маской сильной, уверенной в себе женщины растерянная слабая девочка. И эта самая девочка убежала сейчас от него.
Питер быстро добрался до верхней площадки башни и остановился, тяжело и часто дыша. Обнаружив, что дверь, ведущая в их комнаты, по-прежнему открыта, он с облегчением выдохнул. Значит, у него еще есть время убедить ее… В чем? Да во всем, чего ей хочется.
В гостиной было темно, но он знал, что Дженис здесь. Питер пересек комнату и подошел к двери в спальню. И оторопело уставился на ручку двери. Закрыто!
Он и не знал, что у этого проклятого замка есть ключ. Несмотря на все их споры и разногласия за последнюю неделю, Дженис ни разу не запиралась от него. Он спал рядом с ней каждую ночь — возможно, злой как черт, но в одной постели с женой! А теперь, когда у них все шло так гладко, Дженис вдруг закрылась от него — невероятно!
Да на его месте любой уважающий себя мужчина послал бы ее ко всем чертям, уехал после скачек и подал на развод сразу, как только заимел бы деньги. Ни одна женщина не стоит того, чтобы так долго и трудно ее добиваться. С ней явно что-то не так. Питер нисколько не сомневался в том, что раньше Дженис не была такой дикой. Он, кажется, никогда не пытался взять ее силой. Наверное, она слишком долго жила без мужчины.
Да, любой мужчина на его месте плюнул бы, но он не любой. Он женился на этой женщине, и она будет его. В прошлом он слишком часто позволял чему-то и кому-то ускользать из его рук и сейчас не хотел, чтобы это случилось снова. Питер не знал, каким образом удержать ее, но знал, что больше не позволит ей прятаться от него.
Воодушевившись этим решением, Питер выглянул в окно, выходившее на деревья. Луна уже начала спускаться по небосклону, но еще освещала башню и плоскую крышу галереи внизу. Он посмотрел на соседнее окно, ведущее в спальню. В такую жаркую душную ночь оно наверняка открыто.
Наверное, он рехнулся, если задумал такое. Особняк Монтейнов имел два высоких этажа и чердак. Башня возвышалась над пристроенным чердаком. Отсюда чертовски далеко до земли. Но в данный момент Питер не видел другого пути.
Он не собирался упрашивать и умолять под дверью, как и не собирался спать на кушетке в гостиной. Какого черта? Он будет спать там, где ему положено, — рядом со своей женой.
Вечеринка была еще в разгаре, когда он спустился по лестнице. Питер заглянул в детскую и, убедившись, что Бетси спит, вышел во двор. Возле сарая он увидел приставную лестницу, ее бросили здесь, когда чистили конюшню.
Тащить длинную лестницу на второй этаж было делом нелегким, но до башни она не доставала. Алисия Монтейн выглянула из своей спальни и с интересом посмотрела на Питера, но его совершенно не волновало, что подумают о нем люди. Пусть завтра девочка болтает языком, к тому времени он уже решит с Дженис все проблемы.
Оставив лестницу на полу в холле второго этажа, он взбежал по ступенькам на чердак и проверил окна. Как он и ожидал, слуховое окно, выходившее на крышу галереи второго этажа, оказалось достаточно большим, чтобы протащить через него лестницу.
Вернувшись на второй этаж, Питер перенес ее наверх по второму лестничному пролету. Теперь он окончательно понял, что сошел с ума. На нем были его лучшие брюки и рубашка, которые безнадежно запачкались в пыли и поту. Челюсть от удара болела, у него был вид безумца. Но он решил завладеть той женщиной, которая лежала в постели этажом выше, и он завладеет ею, так же как завладеет горой, даже если для этого придется поставить на кон свою жизнь. Мужчина должен иметь цель и идти к ней через все преграды. Лучше уж выставить себя на всеобщее посмешище, но добиться своего, чем сидеть сложа руки и проливать слезы бессилия.
С трудом протащив лестницу через узкое слуховое оконце, он установил ее на крыше галереи. Питер оценил на глаз это расстояние. Интересно, спит ли Дженис? Он надеялся, что не оставил в спальне свои револьверы. Если жена еще не заснула, то может принять мужа за грабителя и застрелить.
Эта мысль не остановила его. Перемахнув через слуховое окно на крышу галереи, он укрепил лестницу пона-дежнее и полез наверх.
Дженис лежала в кровати, откинув противомоскитную сетку, чтобы было легче дышать. За окном доносились какие-то царапающие звуки, но она не обращала на них внимания. Она слышала, как Питер следом вошел в комнаты башни, слышала его шаги у двери спальни, слышала, как он повернул ручку. Затаив дыхание, она ждала его возмущенных криков, но так и не дождалась их. Он просто ушел.
Хотелось ли ей плакать? Наверное, нет. Она привыкла к одиночеству. Вот и хорошо, что все так закончилось и им не пришлось ни говорить, ни делать того, о чем они жалели бы после. Питер поймет, что без нее ему будет лучше. Когда-нибудь в будущем, возможно, он даже поблагодарит ее за такое решение. Вот только в своем будущем Дженис не была уверена: как и на что будет жить? И все-таки намного легче порвать сейчас, пока она еще не привыкла надеяться на ненадежного человека.
Странные царапающие звуки не прекращались. Если бы это ветки деревьев, качаясь от ветра, задевали стену дома, то она почувствовала бы в комнате освежающее дуновение. По вечерам в башню всегда залетал ветер с реки. Но сегодня в спальне застоялся дневной жаркий воздух, и Дженис изнемогала от духоты.
Эви со своим «водяным» батальоном вступила в круг дерущихся, и Питер откатился с линии сражения. Он был весь в пыли и не испытывал желания попасть под воду, чтобы пыль превратилась в грязь. Та, к кому он испытывал желание, уже перебежала лужайку и исчезла в доме.
Питер выругался. Какого черта он связался с этим придурком? Конечно, во всем виновато его собственное подавляемое раздражение. А почему полез незнакомец? Питер оглянулся, но не мог отсюда сказать, кто из этих облепленных грязью воинов его противник. Теперь его не найдешь. Надо идти к Дженис, пока она не отгородилась от него окончательно.
И что же, интересно, он опять сделал не так? Господи Боже, ведь она все-таки его жена! Может быть, в тот первый раз он немного грубовато обошелся с ней, но с тех пор чего он только не делал, чтобы загладить свою вину и произвести хорошее впечатление! Уж не собирается ли она отказывать ему вечно? Но он не располагает вечностью. У него в распоряжении есть только одна, сегодняшняя, ночь, а завтра он уедет — быть может, на несколько месяцев. Нет, он не может ждать несколько месяцев!
Питер бегом пересек лужайку и влетел в дом, совершенно уверенный в том, что Дженис укрылась в башне. Хотя он почти ничего не знал о своей жене, но в одном не сомневался: та сила, которой она прикрывалась от мира, была на самом деле не больше чем иллюзией. Она очень искусно научилась прикрываться этим щитом. Но Питеру удалось разглядеть, как мелькает под маской сильной, уверенной в себе женщины растерянная слабая девочка. И эта самая девочка убежала сейчас от него.
Питер быстро добрался до верхней площадки башни и остановился, тяжело и часто дыша. Обнаружив, что дверь, ведущая в их комнаты, по-прежнему открыта, он с облегчением выдохнул. Значит, у него еще есть время убедить ее… В чем? Да во всем, чего ей хочется.
В гостиной было темно, но он знал, что Дженис здесь. Питер пересек комнату и подошел к двери в спальню. И оторопело уставился на ручку двери. Закрыто!
Он и не знал, что у этого проклятого замка есть ключ. Несмотря на все их споры и разногласия за последнюю неделю, Дженис ни разу не запиралась от него. Он спал рядом с ней каждую ночь — возможно, злой как черт, но в одной постели с женой! А теперь, когда у них все шло так гладко, Дженис вдруг закрылась от него — невероятно!
Да на его месте любой уважающий себя мужчина послал бы ее ко всем чертям, уехал после скачек и подал на развод сразу, как только заимел бы деньги. Ни одна женщина не стоит того, чтобы так долго и трудно ее добиваться. С ней явно что-то не так. Питер нисколько не сомневался в том, что раньше Дженис не была такой дикой. Он, кажется, никогда не пытался взять ее силой. Наверное, она слишком долго жила без мужчины.
Да, любой мужчина на его месте плюнул бы, но он не любой. Он женился на этой женщине, и она будет его. В прошлом он слишком часто позволял чему-то и кому-то ускользать из его рук и сейчас не хотел, чтобы это случилось снова. Питер не знал, каким образом удержать ее, но знал, что больше не позволит ей прятаться от него.
Воодушевившись этим решением, Питер выглянул в окно, выходившее на деревья. Луна уже начала спускаться по небосклону, но еще освещала башню и плоскую крышу галереи внизу. Он посмотрел на соседнее окно, ведущее в спальню. В такую жаркую душную ночь оно наверняка открыто.
Наверное, он рехнулся, если задумал такое. Особняк Монтейнов имел два высоких этажа и чердак. Башня возвышалась над пристроенным чердаком. Отсюда чертовски далеко до земли. Но в данный момент Питер не видел другого пути.
Он не собирался упрашивать и умолять под дверью, как и не собирался спать на кушетке в гостиной. Какого черта? Он будет спать там, где ему положено, — рядом со своей женой.
Вечеринка была еще в разгаре, когда он спустился по лестнице. Питер заглянул в детскую и, убедившись, что Бетси спит, вышел во двор. Возле сарая он увидел приставную лестницу, ее бросили здесь, когда чистили конюшню.
Тащить длинную лестницу на второй этаж было делом нелегким, но до башни она не доставала. Алисия Монтейн выглянула из своей спальни и с интересом посмотрела на Питера, но его совершенно не волновало, что подумают о нем люди. Пусть завтра девочка болтает языком, к тому времени он уже решит с Дженис все проблемы.
Оставив лестницу на полу в холле второго этажа, он взбежал по ступенькам на чердак и проверил окна. Как он и ожидал, слуховое окно, выходившее на крышу галереи второго этажа, оказалось достаточно большим, чтобы протащить через него лестницу.
Вернувшись на второй этаж, Питер перенес ее наверх по второму лестничному пролету. Теперь он окончательно понял, что сошел с ума. На нем были его лучшие брюки и рубашка, которые безнадежно запачкались в пыли и поту. Челюсть от удара болела, у него был вид безумца. Но он решил завладеть той женщиной, которая лежала в постели этажом выше, и он завладеет ею, так же как завладеет горой, даже если для этого придется поставить на кон свою жизнь. Мужчина должен иметь цель и идти к ней через все преграды. Лучше уж выставить себя на всеобщее посмешище, но добиться своего, чем сидеть сложа руки и проливать слезы бессилия.
С трудом протащив лестницу через узкое слуховое оконце, он установил ее на крыше галереи. Питер оценил на глаз это расстояние. Интересно, спит ли Дженис? Он надеялся, что не оставил в спальне свои револьверы. Если жена еще не заснула, то может принять мужа за грабителя и застрелить.
Эта мысль не остановила его. Перемахнув через слуховое окно на крышу галереи, он укрепил лестницу пона-дежнее и полез наверх.
Дженис лежала в кровати, откинув противомоскитную сетку, чтобы было легче дышать. За окном доносились какие-то царапающие звуки, но она не обращала на них внимания. Она слышала, как Питер следом вошел в комнаты башни, слышала его шаги у двери спальни, слышала, как он повернул ручку. Затаив дыхание, она ждала его возмущенных криков, но так и не дождалась их. Он просто ушел.
Хотелось ли ей плакать? Наверное, нет. Она привыкла к одиночеству. Вот и хорошо, что все так закончилось и им не пришлось ни говорить, ни делать того, о чем они жалели бы после. Питер поймет, что без нее ему будет лучше. Когда-нибудь в будущем, возможно, он даже поблагодарит ее за такое решение. Вот только в своем будущем Дженис не была уверена: как и на что будет жить? И все-таки намного легче порвать сейчас, пока она еще не привыкла надеяться на ненадежного человека.
Странные царапающие звуки не прекращались. Если бы это ветки деревьев, качаясь от ветра, задевали стену дома, то она почувствовала бы в комнате освежающее дуновение. По вечерам в башню всегда залетал ветер с реки. Но сегодня в спальне застоялся дневной жаркий воздух, и Дженис изнемогала от духоты.