День был в полном разгаре, когда Питер снова проснулся. Постель рядом была пуста и холодна, но он чувствовал вкусные запахи, долетавшие в спальню из его маленькой кухни с первобытным очагом. Вот когда он понял, что должен делать.
   Питер не дрогнул при этой мысли. В жизни каждого мужчины наступает час, когда надо сделать свой выбор. У Маллони было два пути: или он будет мотаться по белу свету в поисках призрачной птицы счастья, или осядет на месте и заживет своим домом. Питер выбрал второе.
   Его выстиранная и выглаженная одежда лежала аккуратной стопкой на стуле рядом с кроватью. Когда-то у него были целый шкаф одежды и слуга, отвечавший за его гардероб. Тогда он не ценил того, что имел. Зато ценит то, что у него есть сейчас. Вернее, того, кто у него есть сейчас. А есть у Маллони замечательная женщина, которая поедет за ним на край света, чтобы скрасить его дом. Самое малое, что он может для нее сделать, — это дать ей самый лучший дом, какой только может.
   Одевался Питер медленно, не надеясь на то, что сил его хватит надолго. Он уже не горел в лихорадке, но чувствовал огромную слабость. Правда, кое что в нем выздоровело окончательно. При воспоминании о том, как Дженис любила его этой ночью, Питер еле застегнул брюки.
   Присев на край кровати, чтобы унять головокружение, Питер застегнул последние пуговицы на рубашке, медленно встал и, убедившись, что не упадет от слабости, сделал шаг к двери. И еще один.
   Питер стоял, привалившись плечом к косяку, и любовался Дженис. Лицо ее пылало от жара огня, золотые локоны падали на изящную шею. Даже в стареньком платье она была красивой женщиной. Наверное, Питер наживет себе неприятности, одев ее в вечерние платья, но она заслужила всего самого лучшего.
   Бетси в комнате не было. Питер чувствовал, как сильно давят ему брюки, но сдержал свой позыв. Сначала надо поговорить. Пусть Дженис знает, что он не обманщик и не подведет ее.
   Она обернулась, и улыбка жены наполнила теплом все его существо, а когда их глаза встретились, вспыхнувший на ее щеках румянец буквально испепелил его. Он заставил-таки краснеть эту невозмутимую классную даму!
   — Так вкусно пахнет, Дженни, — выдавил он, с трудом оторвавшись от косяка и подходя ближе.
   Она была взволнованна.
   — Я еще плохо умею готовить над огнем. — Она встревоженно посмотрела на Питера. — Может, лучше еще полежишь? Я принесу тебе завтрак в постель.
   Поймав Дженис за плечи, он чмокнул ее в щеку.
   — Я словно заново родился, мадам. И это все ты виновата!
   Она быстро обняла его, но тут же смущенно отступила, как будто совершила нечто непростительно смелое.
   — Ну что ж, садись, я налью тебе кофе.
   Питер удержал ее за талию. Дженис вопросительно подняла на него глаза.
   — По-моему, там наверху, в горах, уже идет снег. Надо выбираться отсюда, пока нас не занесло. Таунсенд не оставил здесь золота?
   Дженис кивнула на закрытые сумки, стоявшие в углу рядом с камином.
   — Он пошел искать тебе врача. Я не знаю, когда он вернется.
   Питер пересчитал сумки и радостно вздохнул. Таунсенд оставил все.
   — Мы встретимся с ним на тропе или в городе. Этого золота хватит, чтобы расплатиться с нашими долгами, но и только. Мне придется снова занимать, чтобы мы встали на ноги.
   Дженис выслушала это с видимой радостью.
   — По-моему, Гэйдж неплохой городок. Интересно, нужен ли там учитель?
   — Если и нужен, пусть ищут без нашей помощи. А я отвезу тебя в Огайо, — решительно ответил Питер.
   Дженис резко обернулась и удивленно уставилась на него:
   — В Огайо? Зачем нам туда ехать?
   А он-то думал, жена обрадуется возвращению к цивилизации! Наверное, она просто не поняла. Питер попытался объяснить:
   — Там я смогу вернуться к работе, к нашему семейному делу. А вы с Бетси будете со своей семьей. Наверное, нам придется какое-то время пожить с моими родителями, пока я не заработаю на собственный дом. Но в их доме можно разместить хоть целый полк. У нас все будет хорошо!
   Дженис хотелось снова пощупать ему лоб, не начался ли жар. Нервно вытерев руки о фартук, она повернулась к огню, над которым жарила картошку.
   — Я думала, ты займешь деньги и откроешь здесь какой-нибудь магазинчик. Я помогла бы тебе со счетами и прочим. Даже Бетси была бы полезной, она могла бы вытирать пыль и расставлять товары на полках. А если я найду работу учителя, то мы вообще прекрасно заживем.
   Раздраженный тем, что жена его явно не понимает, Питер поставил чашку на стол.
   — Ты хочешь, чтобы я стал каким-то бедным лавочником, у которого жена должна работать, чтобы платить по счетам? Нет уж, спасибо! Я сказал тебе, что позабочусь о тебе и Бетси, значит, я это сделаю! Мы вернемся в Огайо, и тебе не придется работать. Ты будешь заниматься только домом. У тебя будут такие же платья, как у Джорджи. Бетси пойдет в хорошую школу и станет учиться рисованию в художественных классах.
   — Я люблю работать! — Глаза Дженис сверкали от гнева. — И я не хочу возвращаться в Огайо! Ты тоже не хочешь, только не признаешься в этом. Не глупи, Питер! Мы прекрасно сможем прожить и здесь.
   Он поставил чашку на стол — на этот раз с громким стуком — и вперился в Дженис таким же сверкающим взглядом:
   — О да, конечно, сможем! Ты будешь работать как вол и одеваться, как жена старьевщика, а Бетси будет вытирать пыль и драить полы. Я не это имел в виду, когда обещал позаботиться о вас. Я дал слово, и я сдержу его! Мы едем в Огайо!
   Дженис стянула с себя фартук и швырнула ему в ноги. Питер встал, и она бесстрашно смотрела на него снизу вверх.
   — Если хочешь, можешь ехать в Огайо сам! А я не желаю возвращаться туда, где люди будут тыкать в меня пальцами и смеяться. Моя сестра работает в твоем проклятом магазине, Питер! И ее муж тоже. Как ты думаешь, как они будут себя чувствовать, если я приглашу их в гости? Они что, придут к нам в дешевой одежде из хлопка и целлулоидных воротничках, а мы встретим их в богатых нарядах из их дорогого магазина? И представим их твоим друзьям и родственникам, разодетым в шелка и кружева, да? И как я после этого буду себя чувствовать? И как посмотрят их друзья на то, что они водят дружбу с женой босса? Любое заслуженное ими повышение будет расцениваться как устроенное по знакомству, как бы хорошо они ни работали. Нет, Питер, мне никогда не нравилось в Огайо. Я хочу, чтобы люди ценили меня за мой труд, а не за мои связи.
   — Да мне плевать, черт возьми, что подумают люди! — Взбешенный Питер схватил Дженис за руки. — На то, чтобы обеспечить тебе достойное существование, здесь мне потребуются годы труда. А что будет, если появятся дети и ты не сможешь работать? Если они заболеют, как мы будем платить врачам? Нет, я не позволю тебе вернуться к прежней нищете!
   — Ах так? Значит, ты все решил за меня? А на мое мнение тебе наплевать? Значит, вот каким мужем ты хочешь быть? Будешь слушать только себя одного, делать так, как хочешь ты сам? А мне, значит, надо молча печь тебе хлеб, одевать твоих детей и раздвигать ноги, когда тебе этого хочется?
   Уязвленный такой грубостью, Питер отпустил ее. Они чуть ли не кричали друг на друга. Он еще никогда в жизни ни на кого не кричал, но сейчас ему хотелось вопить, трясти Дженис за плечи, только чтобы она поняла.
   — Я не позволю тебе голодать здесь, в дикой глуши. И это мое последнее слово! — резко заявил он, не представляя, как еще можно ее убедить.
   Повисшую между ними напряженную тишину вдруг разорвал далекий крик, который перешел в вопль ужаса:
   — Дженис!..
   Оба метнулись к двери. Дженис первая выбежала во двор и успела заметить, как за поворотом горной тропы мелькнули двое всадников. Они увозили с собой плачущую Бетси.
   — Стивен! — гневно вскричала она и, подобрав юбки, бросилась за ними.

Глава 33

   — Бетси! — Надрывные крики Дженис уносились ветром в горы и раскатывались там гулким эхом.
   Первые редкие снежинки сыпались из темных хмурых туч и беспокойно вились у нее над головой.
   Питер забросил седло на своего коня и быстро затянул под ним подпруги. Сообразив, что ей не угнаться за скачущими под гору лошадьми, Дженис побежала в дом, схватила тяжелую куртку Питера на подкладке из овечьей шерсти, револьверы и винтовку, оставленную Таунсендом возле седельных сумок. Когда она вернулась, Питер уже запрыгивал в седло.
   Он набросил куртку, нагнулся, чтобы поцеловать ее, и принял оружие.
   — Я догоню их! Отсюда вниз есть только одна тропа.
   У него едва хватало сил держаться в седле, а он собирался гнаться по горной дороге за двумя отчаянными бандитами. Дженис пожалела, что не умеет скакать верхом, а то бы она сама помчалась в погоню. Но у нее хватило здравого смысла не затевать напрасные споры. Конечно, ехать должен Питер!
   Она смотрела ему вслед, и сердце ее надрывалось от безмолвного ужаса. Ей хотелось вопить, голосить изо всех сил, своим криком сотрясать горы и раскручивать тучи. Ну почему Бог так мучает ее? Почему она так беспомощна?
   Вот стоит здесь и смотрит, как ее больной муж скачет вдогонку за мужчиной, который не стоит того, чтобы чистить ему ботинки. Как могла она быть настолько слепа в юности? Она годами училась справляться с любыми невзгодами, и вот снова, как уже было когда-то, осталась один на один со своими страхами, причем из-за того же самого человека. Ну нет, на этот раз она убьет Стивена!
   Бессильная в своей ярости, Дженис вернулась в дом, достала свою самую теплую одежду и стала быстро одеваться. Ведь отсюда вниз ведет только одна тропа. Не сидеть же здесь сложа руки, когда Бетси грозит опасность! Интересно, кто второй мужчина? Впрочем, какая разница? Главное, чтобы Бетси и Питер вернулись домой.
   Старый дробовик, который оставил ей Мартин, стоял возле сумок с золотом. Золото! Вот что она предложит Стивену! Он не устоит. Может, она его плохо знала в пятнадцать лет, но теперь, став старше на десять лет, Дженис поняла, что движет некоторыми людьми. Стивен возьмет золото — в обмен на свою дочь.
   Сумки были очень тяжелыми. Оглядевшись, Дженис вспомнила про камни, которыми закладывала камин. Откатив их, она обнаружила еще несколько. Стиснув зубы и моля Бога, чтобы ей на голову не обрушился весь дымоход, Дженис разгребла яму за догоравшим огнем. Затоптав последние тлеющие угольки, она протащила сумки по уплотненному грунту под каминной решеткой и затолкала их в яму. Она набила карманы самородками из последней сумки и сунула ее в яму к остальным. Она и не знала, что золото выглядит как простой булыжник, но надеялась, что Питер и его партнер знали, что делали.
   Дженис побросала все, что нашла из съестного, в холщовый мешок, обмотала голову шалью, надела свою теплую накидку и вышла из дома, прихватив дробовик и мешок с продуктами. Если под гору только одна дорога, то рано или поздно она встретит на ней Питера и Бетси, надеясь, что это случится, когда они будут возвращаться домой.
   Снег повалил сильнее, когда она ступила на тропу. В Огайо часто шел снег, а ей приходилось ходить на работу каждый день и в любую погоду. Хоть в дождь, хоть в метель пробираться по грязному месиву в туфлях с дырявыми подошвами. Переехав в Техас, она забыла про эти мучения, но ходить по снегу было для Дженис делом знакомым. К тому же теперь на ней были добротные кожаные полусапожки без дыр на подметках.
   Поначалу идти было легко. Она даже различала на дороге следы от копыт.
   Мело все сильней, и вскоре тропа скрылась под слоем белого снега. Дженис испугалась, что сбилась с пути, хотя и старалась держаться самого широкого прогала между деревьями и кустами, надеясь, что это и есть дорога.
   Когда Дженис выходила из-под укрытия деревьев, ветер с воем налетал на нее, пробирая до костей. Сначала у нее занемели пальцы на руках и ногах, потом больно защипало нос. Она обмоталась шалью по самые глаза, но летящая с неба ледяная крупа жалила, точно пчелиный рой. В Огайо никогда не было такого снега.
   Но о том, чтобы повернуть назад, Дженис не думала. Назад пути для нее не было. Ее жизнь была впереди, под горой. Она не знала, чем сможет помочь, но хотела быть там — на случай, если понадобится.
   Дженис не помнила, сколько времени заняла поездка в фургоне по этой дороге. Конечно, верхом на лошади намного быстрее. Возможно, Питер с Бетси уже сидят в универсальном магазине у Генри и Глэдис, весело греются у камина и пьют горячий шоколад. Хотелось бы в это верить. Питер еще совсем больной, ему нельзя долго быть на таком пронизывающем ветру, а Бетси с ее слабым здоровьем вообще противопоказаны холода. Им обоим нужны тепло и хорошее питание.
   На всякий случай Дженис сохранила большую часть продуктов. Судьба никогда особо не жаловала ни ее, ни тех, кого она любила. Дженис надеялась, что с ними все в порядке, и все же страшилась худшего.
   Снег все шел и шел. Дженис увязала в глубоких сугробах, кое-где проваливаясь по колено, с трудом волочила по снегу свои намокшие юбки. Она старалась обходить сугробы, но боялась отойти в сторону и сбиться с пути, который, надеялась, был верным.
   Дженис пыталась прикинуть, сколько миль могла пройти в час и сколько часов уже шла. Мартин, кажется, сказал, что до городка меньше десяти миль? Она, конечно, успеет добраться туда засветло. Дженис с сомнением взглянула на свинцовое небо: «Похоже, сегодня стемнеет рано».
   Дженис успокаивала себя тем, что Питер, конечно, решил переждать снегопад в городке и, наверное, рассердится, увидев ее там. Сегодня утром он буквально кричал на нее. Когда Дженис придет в городок, он раскричится еще громче.
   Она едва передвигала окоченевшие ноги, уши занемели от мороза. Ветер, казалось, злобно смеялся над ней, дуя ей в лицо и примораживая к ногам намокшую от снега юбку. И хотя внизу снега было меньше, небо постепенно темнело: как видно, ночь застанет ее на горе.
   Дженис показалось, что она услышала волчий вой. Непослушные пальцы еле держали ружье. Внимательно оглядев местность впереди, она увидела лишь серые тени, которые могли быть чем угодно. Застыв, она ждала, не зашевелится ли какая-то из этих теней, и, к своему удивлению, дождалась. Тень снова пришла в движение.
   Здесь Дженис была почти беззащитна. С горы она уже сошла и вступила на холмистый пригорок. Неужели волки бродят так низко?
   Если это был волк, то волк раненый. Серая тень, сгорбившись, припала к земле и снова попыталась подняться. У Дженис пересохло в горле. Человек?!
   Если это Стивен или его дружок, надо оставить их умирать. Дженис хотела, чтобы они умерли. Но они могли сказать ей, где искать Бетси. Она должна знать. Дженис подошла ближе, держа ружье на изготовку — так, как ее учили. Тень почти укрепилась на ногах, но зашаталась и, глухо застонав, снова упала. Дженис опустила дробовик, чувствуя, как земля уходит из-под ног вместе со всеми ее надеждами. Это стонал Питер!
   Она побежала к нему, путаясь в мокрых юбках и увязая в снегу. В сапожках хлюпала вода, легкие обжигал ледяной ветер. Питер снова тяжело встал на ноги, но подбежавшая Дженис поскользнулась, схватилась за него, и оба повалились в снег. Она обвила его руками, отчаянно борясь с подступавшими рыданиями.
   — Боже мой, Дженни! — Питер обнял ее и крепче прижал к себе, снова и снова повторяя ее имя, как будто она была сном.
   — Что случилось? Где твой конь? Где Бетси?
   Гоня прочь страх, Дженис высвободилась из его рук, с трудом поднялась на ноги и помогла встать Питеру. Они оба промокли до нитки и замерзнут здесь, на склоне, если не будут двигаться.
   — Они стреляли в меня, но ранили коня, в ногу.
   Оперевшись на ее плечо, Питер пытался удержаться на ногах. Дженис с ужасом слушала, как он кашляет. Она знала, что от такого хриплого легочного кашля можно умереть.
   — Конь встал на дыбы, и я вылетел из седла. Прости, Дженни, я просто не смог удержаться. А стрелять в ответ не рискнул. Нам надо скорее в тепло. Какого черта ты здесь делаешь?
   Повинуясь инстинкту, она потянулась к своему мешку с продуктами, кое-как отломила онемевшими пальцами кусок сыра и протянула Питеру, но, похоже, еда его сейчас не интересовала. Дженис видела, что у Питера снова жар. А он как одержимый помчался спасать ее дочь. Сердце Дженис разрывалось от безмолвных рыданий над безумной жестокостью судьбы.
   Но она взяла себя в руки, заставила Питера съесть сыр и повела его вниз. Он тяжело опирался на плечо жены, и она устала. Когда она споткнулась, он подхватил ее. И все же рядом с мужем она чувствовала себя увереннее: уже не пугали грозная тень высокой горы впереди или медленно сгущавшаяся тьма. Теперь, рядом с любимым, ей не страшно было и умереть.
   Но нет, она не может умереть! Она не могла оставить Бетси сиротой. Дженис должна выжить! И вряд ли ей удалось бы это без Питера. Его жуткий кашель не давал оторваться от реальности; его обнимавшая рука не давала сердцу замерзнуть от леденящего страха за дочь, его заверения в том, что они на верной дороге и скоро придут, придавали силы идти. Она полностью доверилась мужу — шла, куда он вел, слушала, что он говорил, чувствуя только горячую тяжесть его руки на своих плечах.
   — Свет! Вон там, впереди! Дженни, мы пришли! — Питер сжал ее плечи. — Без тебя я бы не дошел.
   «И я без тебя не дошла бы», — подумала Дженис, но сказать не могла — больно было даже дышать. Ноги отяжелели, точно налились свинцом. Вокруг была такая непроглядная тьма, что она бы проплутала целую вечность. Она даже сейчас не видела света, который заметил Питер.
   Наконец и Дженис разглядела силуэт лачужки. В ней не было света, но Дженис готова была остановиться прямо здесь, только бы укрыться от этого бесконечного завывания ветра и жуткого холода.
   — Тебе нужен огонь, Дженис. Ты должна согреться. И потом, люди могут рассказать нам что-то про Бетси. Ее должны были видеть здесь.
   Его слова, звучавшие над самым ухом, согрели и дали сил сделать еще несколько шагов. Питер уже совсем задыхался от кашля, но продолжал тащить Дженис, толкая ее вперед. Окна универсального магазина светились манящим теплом. Питер поднялся на крыльцо и громко постучал. Они буквально ввалились через порог, когда дверь наконец открылась.
   — О Боже! Что вы делаете на улице в такую ночь? — В голосе всегда невозмутимого Генри послышалось беспокойство.
   — Я Маллони, — успел выдохнуть Питер в промежутке между кашлем, шатаясь на ногах. — Моя жена Дженис. Меня сбросил конь.
   Дженис не помнила, как добралась до задней комнаты и оказалась у долгожданного огня. Разум ее онемел точно так же, как и все тело. Дженис не знала, сколько времени провела в этом состоянии полного оцепенения, но постепенно жизнь возвращалась к ней. Сквозь потрескивание дров в камине до ее сознания долетели голоса говоривших рядом людей и хриплый кашель Питера.
   — Дилижанс ушел в полдень, — сказал кто-то.
   Дженис заставила себя сосредоточиться на этом голосе. Глэдис! Она вспомнила толстую ворчливую тетку-попутчицу.
   Потом послышались низкие перекаты мужского голоса. Слов она не могла разобрать, но сами звуки приятными волнами растекались по телу. Питер! Закрыв глаза, она поплыла по этим волнам. Питер… По всему телу разлилось блаженное тепло. Питер найдет Бетси. Непременно! Дженис не знала, откуда в ней была эта глупая уверенность. Питер болен, без коня и без денег, но она уже ни о чем не тревожилась, словно растворилась в тепле и звуках любимого голоса.
   Она не заметила, как Генри и Глэдис вышли из комнаты, почувствовав лишь, как уверенные пальцы расстегнули ее платье, стащили с нее мокрую холодную одежду, вложили ей в руки горячую кружку, которую она с трудом поднесла к губам, и медленно начала пить. Дженис узнала вкус виски. Она терпеть не могла виски, но все равно пила, потому что оно было теплое. «Встань, Дженни, я сниму с тебя юбки», — услышала Дженис родной голос.
   На плечах каким-то волшебным образом уже появилось одеяло.
   Дженис не могла припомнить, когда в последний раз кто-то о ней заботился. Она послушно встала, и мокрые грязные юбки упали на пол. Голые ноги тут же были обмотаны стеганым одеялом — теплым, нагретым у огня. Дженис облегченно вздохнула.
   — Дай я посмотрю твои ноги, Дженни.
   Она покорно вытянула ноги в кожаных полусапожках. Питер завозился с мокрыми шнурками и в конце концов просто отрезал их. Дженис почти не чувствовала ног, когда он стягивал с них упавшие чулки. Прихлебывая виски, она с любопытством смотрела на свои посиневшие пальцы.
   Сильные уверенные руки принялись растирать их, и Дженис, ощутив болезненное покалывание, попыталась выдернуть ногу, но Питер держал крепко.
   — Думаю, все будет в порядке. Хорошо хоть, ты догадалась надеть теплые чулки. Какого черта тебя понесло за мной, ты что, с ума сошла?
   Она не могла понять, сердится муж или нет. Да это было и не важно. Ей хотелось только одного — спать. Откинув с глаз волосы, она попыталась собраться с мыслями, но заметила, что Питер по-прежнему в мокрой одежде.
   — Сними это, — пробормотала она, качнувшись на табуретке.
   — Слушаюсь, мэм, — согласился Питер без всякой иронии.
   Потуже завернувшись в одеяла, Дженис смотрела, как он разделся догола и обтерся насухо другим одеялом. Хоть он и похудел, но не утратил своей мужской привлекательности. Издав легкий вздох удивления, она закрыла глаза и чуть не свалилась в огонь — Питер успел подхватить.
   — Добрые хозяева разрешили нам переночевать у камина. На полу не очень удобно спать, зато нам будет тепло. Дженни, дай я тебя обниму!
   Она не стала возражать и тихо прижалась к его обнаженному телу. Питер сделал из одеял постель, и они легли. Было так приятно прижиматься к его теплому боку, ощущать его рядом! Вот когда Дженис впервые по-настоящему почувствовала себя замужем, поняла, что значит быть частью другого человека. Какое это было приятное чувство!
   Вскоре она забылась сном, а Питер лежал рядом, стараясь не разбудить ее своим кашлем.
   Дилижанс ушел в полдень, на нем похитители увезли Бетси. Следующий отправится, когда расчистят дороги. Когда это будет — через неделю или только весной?
   И как он скажет жене, что Бетси пропала?

Глава 34

   — Что она делает? — Стивен кивнул на девочку, которая рылась в холодном пепле, оставшемся после ночного огня.
   В этой убогой гостинице никто с утра не затопит погасший камин.
   — Я разрешил ей поискать угольную палочку, она обрадовалась. Пусть себе роется! — отозвался Бобби Фэарвезер, потягивая пиво, не притронувшись к жирному бекону, который принесли на завтрак.
   Несколько минут спустя девочка уже радостно устроилась за столом у окна и что-то рисовала на обратной стороне старого объявления о розыске преступников. Каким-то образом ей все же удалось расчесать свои спутанные кудряшки, и теперь, не без изящества примостившись на краю разбитого стула, она была похожа скорее на маленькую фею, чем на земное, человеческое создание. Стивен нахмурился и беспокойно взглянул в окно. Он понимал, что Дженис не может их преследовать, но его не покидало такое чувство, что вот-вот разразится гром небесный и казнит его.
   Отбросив прочь эти идиотские мысли, он спросил время у неряшливой женщины, которая пришла убрать тарелки. Скоро поезд. Стивен взял свои седельные сумки и подошел к дочери:
   — Пойдем, малышка, пора!
   Он заглянул в листок. На вид девочка была еще мала, чтобы писать, но кто ее знает? Нет, волноваться не стоит, это всего лишь рисунок, мужское лицо. Услышав его слова, Бетси улыбнулась, росчерком подписала свое имя, дату и протянула лист женщине, которая подошла к ней за стаканом невыпитого молока.
   — Не очень хорошо получилось, но я подумала, может, вам понравится, — смущенно прошептала она официантке.
   Женщина что-то буркнула себе под нос, недобро глянула на мужчину, который не дал ей на чай, и сунула листок в карман фартука. Бетси проводила свой рисунок грустным взглядом и послушно пошла за мужчиной, который уводил ее от дома и от семьи. Девочка не поверила в то, что он ее отец. Конечно, он врет. Бетси была больше уверена в своем заботливом зяте, нежели в этом грубияне с крепкими кулаками, который командовал ею, точно у нее своей головы не было на плечах.
   Пока они на вокзале ждали поезда, Бетси рисовала своей угольной палочкой на расписании поездов. Стивена, похоже, не волновало то, что она портит общественное имущество. Внимательно вглядевшись в лицо своего попутчика, Бетси закончила рисунок.
 
   — Мой конь так и не объявился. Наверное, вернулся в гору. — Питер надеялся, что в конюшне осталось достаточно корма. Жеребец был чертовски хорош, жаль, если пропадет. — Я возьму фургон.
   Дженис начала собирать вещи.
   — Нам надо купить еще еды. На дорогу в дилижансе ушло почти два дня. — Она достала из кармана один кусок камня. — Как ты думаешь, Генри возьмет это вместо денег?
   Питер потрясенно покачал головой. Жена не переставала удивлять его!
   — Теперь понятно, почему вчера ночью эти юбки показались мне свинцовыми. А я-то думал, что они просто намокли и замерзли. Выходит, ты всю дорогу тащила с собой эти булыжники?
   Дженис посмотрела на камень в своей руке, затем снова на Питера.
   — Но это же золото, да? Много унести я не могла, но подумала, что…
   Он взял камень и взвесил его на ладони.
   — Оно необработанное, но Генри, наверное, возьмет и такое. Таунсенд говорит, что это золото очень плохого качества, но оно все же лучше, чем долговая расписка.
   Дженис потянулась за своей шерстяной накидкой, но Питер перехватил ее руку: