Страница:
Глаза немного привыкли к темноте, и он стал вглядываться, лежит ли кто-нибудь на широкой, ручной работы кровати. Но не успел уяснить. В дальнем углу постели что-то шевельнулось, вспыхнул свет. Слишком яркий. Лишь несколько секунд спустя он разглядел бледное лицо Эвелин, державшей в руке свечу.
Волосы ее были собраны в тугой узел. Когда она потянулась за халатом, Алекс увидел, что на Эвелин теплая ночная сорочка из плотной фланели со стоячим воротником. Это ему не очень понравилось. Он остановил ее руку, которая уже взяла со стула халат.
— Не надо, не одевайся. Залезай под одеяло, я сейчас к тебе присоединюсь.
И он начал стаскивать с себя сюртук, проклиная портного, который так точно снял мерку, что одежда липла к телу, словно вторая кожа.
— Нет. Прежде поговорим.
Эвелин опять потянулась за халатом.
— Не надо, Эвелин. Я слишком устал, чтобы спорить.
Алекс почувствовал, как на него тяжелым грузом наваливается усталость. Все мелочи семейного существования для него были в новинку. Конечно, не интимные, а скорее эмоциональные. Он и так открылся этой женщине больше, чем кому бы то ни было в жизни. И сейчас был не готов раскрыться еще шире, сделать себя еще более уязвимым. Сейчас он, наоборот, корил себя за чрезмерную откровенность. Хотелось, чтобы их отношения строились на какой-то более рациональной основе, но в то же время Алекс понимал, что это невозможно.
— Прекрасно, не будем говорить. — Эвелин завернулась в халат и стала искать тапочки. — Когда будешь готов, скажешь. Я буду внизу, на софе.
В комнате было холодно, а внизу наверняка еще холоднее, но Эвелин была готова скорее замерзнуть, чем позволить Алексу прикоснуться к себе. Вот так, без извинений, без ничего… Да он и вины за собой не чувствовал!
— Черт подери, Эвелин! Я отсутствовал дома три дня и две ночи. Я едва соображаю, а разговаривать вообще не могу. Я хочу спать. Ты можешь это понять?
— Я прекрасно понимаю. Спи, ради бога! Просто я не желаю спать в одной постели с человеком, который отсутствовал три дня и две ночи после того, как он женился на мне! Ты не послал даже записки, даже не подумал о том, как я себя чувствую! Я думала, ты хотя бы подождешь, пока я тебе надоем, прежде чем возвращаться к старому. Но, оказывается, теперь, когда вопросы приличий улажены, наша женитьба для тебя просто незначительный эпизод. Спокойной ночи, Алекс!
Едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться от обиды, копившейся все эти дни, она хотела обойти его и выскользнуть из комнаты.
Он не сделал ни единого движения, но и дороги ей не уступил. Стоял, сложив руки на груди, и смотрел на нее тяжелым от ярости взглядом.
— К старому?!.. Да если бы ты сама не убежала куда-то сломя голову сразу после моего ухода, ты получила бы и записку, и встретилась бы со мной вчера, когда я заходил объяснить мою задержку. Кстати, не хочешь рассказать мне, где ты была в разгар нашей брачной ночи? Какие дурацкие причуды исполняла?
— Дурацкие причуды? Так вот, значит, чем я, по-твоему, занимаюсь все время? Вот чем ты считаешь всю нашу борьбу?.. Хорошо же ты ко мне относишься! Удивительно, как это ты вообще не догадался притащить меня сюда за волосы, получить от меня все, что хотелось, и опять отправиться к собутыльникам в ближайшую таверну? Это, конечно, тебе больше по вкусу!
— Да уж, сам удивляюсь, почему до сих пор не перегнул такую покладистую женушку через колено и не всыпал как следует, чтобы поучить уму-разуму. Ты думала, что останешься здесь и будешь и после женитьбы изображать из себя великого общественного деятеля, разгуливая в штанах, а я буду платить за тебя штрафы? Позвольте вас разочаровать, дорогая супруга. Ничего я платить не собираюсь! Ты либо уедешь со мной, либо отправишься в тюрьму.
— Подлец! Я с самого начала знала, что ты хочешь именно этого!.. Но еще не поздно, можно все исправить… Зачем мне это нужно? Просто удивительно, как другие так долго могли терпеть твое присутствие!.. Будь ты проклят, Алекс Хэмптон! Я тебя не боюсь!.. Сама найду контрабандистов и приведу их в суд! А ты можешь убираться к черту!
Она рванулась к двери, но Алекс схватил ее за руку и притянул к себе. Ее жестокие слова укололи больнее, чем он ожидал, больнее, чем он мог себе представить. Потому что были слишком похожи на правду. Он привык пользоваться своей силой, чтобы подчинять людей или держать их на расстоянии. А женщины просто боялись его. Он привык обходиться с ними сурово и не собирался превращаться в сюсюкающего слюнтяя. Он не доверял женщинам, и чем сильнее в них нуждался, тем хуже к ним относился. Эвелин оказалась первой женщиной, которая поняла это. Согласилась быть рядом с ним, потому что думала, что так же нужна Алексу, как и он ей. А теперь разглядела, кем он был на самом деле — обыкновенным негодяем!
Он толкнул ее на кровать, но Эвелин не упала. Она перескочила через угол кровати и отпрянула в дальний угол комнаты. Алекс понимал, что лучше отпустить ее, но не смог. Что-то властное и могучее заставило его опять схватить ее и швырнуть на кровать. Собственное бессилие твердило, что нужно взять ее, сломить, заставить подчиниться. До сих пор он мог подчинить себе любую женщину… Но тут он остановился. Из него словно выпустили дух… Да, подчинить он мог любую. Но в этом не было силы. Сила была в том, чтобы заставить такую женщину, как Эвелин, почувствовать, что он нужен ей, что она не может без него… Он думал, что так оно и есть. А теперь доказал только собственную слабость.
— Ладно. Не буду тревожить ваш сон. Я ухожу…
Эвелин, лежа на кровати, приподнялась на локтях и сжала кулаки, готовая к схватке. Алекс стоял над ней, глядя на обрисовавшуюся под сорочкой грудь, все еще чувствуя в ладонях ее гибкую талию. Он мог сокрушить ее, разорвать пополам. Но что-то в лице Эвелин остановило его, и он понял, что никогда так не сможет сделать. Алекс поднял руки и стиснул кулаки.
— Но пойми одно. — Кулаки разжались, и руки бессильно опустились. — Ты все равно уедешь со мной. Твоя мать заслуживает большего, чем дочь-преступница, сидящая в тюрьме. И зять ее никогда не сбежит, бросив жену на произвол судьбы. Она так ждет этой поездки и отправится в нее, хочешь ты или нет…
Такого Эвелин не ожидала. Должно быть, он на самом деле плохо соображал. Слишком устал, чтобы придумать что-нибудь поумнее. Алекс возвышался над ней настоящей горой, и она прекрасно понимала, что он мог бы с ней сделать. Ей очень хотелось увидеть сейчас его лицо, но свеча освещала только руки и грудь. И все же Эвелин не чувствовала страха. Наоборот, она чувствовала, что Алекс бессилен и беспомощен. Захотелось протянуть к нему руку, погладить, усадить рядом с собой. Но этого делать не следовало. Взгляд Эвелин скользнул по его бедрам. То, что четко обрисовалось там, под тканью бриджей, лучше всяких слов сказало ей, какую власть она имеет над ним. Она подняла глаза, но не успела сказать ни слова. Алекс повернулся и вышел из комнаты. И тогда Эвелин ощутила, насколько она продрогла, и стала натягивать на себя одеяло. Сердце сжалось от тоски. Вскочив с кровати, кинулась к окну, чтобы посмотреть, как он прошествует в таверну, утолить свои неуемные желания… Но из дома никто не выходил. Эвелин нахмурилась. Она была уверена, что Алекс отбудет прямиком в гостиницу, где услужливая горничная облегчит его страдания и утешит. Но когда и через несколько минут он не показался из дома, в сердце ее закрался страх. Неужели он вернется? И что делать — запирать дверь или готовить повинные слова?
С тревогой прислушиваясь к шагам внизу, она вспомнила, что софа, на которой сама собиралась ночевать, уже упакована и готова к отправке, а огонь в очаге давно погас. Потом услышала звук кресала и представила, как он высекает огонь. Значит, собрался растопить камин.
Лежа под одеялом, Эвелин слушала, как он ходил по комнатам, разыскивая подушку и одеяло. Не очень-то ему будет там удобно.
Сам выбрал. Пусть теперь и мучается. Эвелин повернулась на бок и зажмурила глаза. В конце концов, это он принудил ее к браку по каким-то своим соображениям. Пусть теперь знает, каково оно.
В комнате было холодно, и постель никак не нагревалась. Эвелин захотелось плакать. Кто знал, что все будет так? Она тоже виновата — вышла замуж за человека, который никогда не полюбит ее. Они никогда не поймут друг друга, а те прекрасные мечты, что были перед свадьбой, так и останутся мечтами. Она увидела счастье там, где его и быть не могло.
Она засыпала и видела его глаза… которые вдруг потемнели, стали холодными и злыми. Он захохотал и выкрикнул:
— Виновна! Виновна по всем пунктам!..
Утром она встала, тихонько оделась и выскользнула на кухню готовить завтрак. Она слышала шумное дыхание Алекса, доносившееся из комнаты, но заглянуть не решилась. Его чувства ее не волновали, а вот с собственными эмоциями она при виде спящего мужа могла и не справиться.
Если повезет и он проспит долго, она сможет позавтракать и убежать в гавань без никому не нужных пререканий. Необходимо еще разыскать пакет, который привез граф, но Эвелин не могла решиться. Ведь это значило копаться в его личных вещах, а у нее осталась гордость. Эвелин не знала, хорошо это или плохо, но в отчаянии цеплялась за те крохи собственного достоинства, что еще остались после опустошительного вторжения Алекса в ее жизнь.
Борясь с желанием сбежать, она разожгла огонь и поставила на плиту кофейник. Нарезала ломтиками остатки солонины и положила на сковородку. В доме, в ожидании скорого отъезда, почти не имелось запасов, остались только яйца да свежий хлеб, который мать пекла вчера. Она будет хорошей женой и приготовит настоящий завтрак, если даже дорогой муженек не захочет есть его.
Шаги в гостиной она услышала, когда закипал кофе. Эвелин торопливым движением сняла кофейник с огня и в спешке обожгла руку. Чертыхнувшись, поставила кофейник на стол и принялась сосать обожженный палец. Она не принесла ему ни полотенца, ни воды — все это находилось в их общей спальне. Как это она не подумала? Значит, теперь Алексу придется рыться в ее вещах. Эвелин поджала губы и постаралась не думать об этом, но все равно прислушивалась к шагам.
В доме находились только они, и переключить внимание было не на что. Эвелин попыталась напевать про себя, тем не менее, продолжая прислушиваться к его шагам и соображая, куда он пошел и что сейчас делает. Нарочно громко стучала тарелками, расставляя их на столе, и вообще старалась создавать побольше шума, но это не помогало. Все равно не могла не думать о его присутствии.
Слышала, когда он приближался к кухне, чувствовала, когда стоял на пороге, наблюдая за ней. Пыталась делать вид, что не замечает его, но не могла же она вечно стоять наклонившись над плитой. Убрав сковородку с огня, она наконец повернулась и увидела его.
Он был гладко выбрит, в свежей рубашке, чистых бриджах, волосы гладко зачесаны назад. Правда, бант на затылке сидел немного косо.
— Не хочу, чтобы меня обвинили еще в том, что уморила тебя голодом, — сказала она самым обыденным тоном, раскладывая по тарелкам яичницу.
— Я почти не спал. — В темных глазах Алекса пряталась тревога. — Всю ночь думал.
Он взял у нее тяжелый кофейник и наполнил чашки, потом подвинул ей стул.
Стараясь выглядеть спокойной, Эвелин оправила юбки и села. Затаив дыхание, ощутила, как его рука скользнула мимо сшшкн ее стула. Стол был слишком мал, и Алексу пришлось сесть рядом. Его колено коснулось ее юбки. На его слова она не ответила. Сказать было нечего.
Алекс тянул свой кофе, глядя, как она добавляет себе сливки, размешивает сахар. Тени под глазами говорили, что Эвелин тоже не спала. На этом мысли Алекса кончались, и он не знал, как вырваться из порочного круга. В детстве у него было не так уж много собеседников, и воспитатель не учил его, как строить отношения с людьми. Он прекрасно себя чувствовал на балах, где разговоры ни к чему не обязывали и слова ничего не значили. Общался со слугами и работниками он тоже легко, но в такой простой ситуации чувствовал себя совершенно беспомощным.
— В том, что ты сказала прошлой ночью, была доля правды, — наконец выдавил он из себя, — Я не хотел принуждать тебя выходить замуж, но выглядит это именно так.
Глаза Эвелин расширились от изумления, рука дрогнула, и она поспешно поставила чашку на стол, чтобы не расплескать кофе. Да уж, привлечь ее внимание он сумел.
— Я не знаю, кто направил нас в гостиницу и украл наших лошадей, — продолжал он торопливо. — Но тебя я ни в чем не виню. Я думал, что делаю только то, чего ты сама хочешь, но, оказывается, что и я этого хотел… И я знаю, что если бы опять представилась возможность, то вновь поступил бы точно так.
Эвелин невольно улыбнулась и опустила глаза, чтобы не дать разглядеть в них, как низко она пала. Он пытался быть разумным. Значит, и ей оставалось только делать то же самое.
— Не думаю, что мне есть что сказать, — неуверенно ответила она чуть дрогнувшим голосом.
Алекс, казалось, не слышал.
— Если ли бы у меня была возможность заплатить штраф, я сделал бы это. Но суд отказывается принимать долговые расписки. А такое количество наличности мы редко возим с собой. Мы, конечно, загружаем корабль на обратный путь, но товары получаем по векселям или в зачет за привезенный груз. Правда, перед приездом Грэнвилла я собирался потребовать у поставщиков полной оплаты, но потом надобность в этом отпала, так как ты согласилась выйти за меня. А сейчас у них нет денег… Я думал, что мы сможем отплыть беспрепятственно. А по прибытии в Англию граф собирался договориться, чтобы твое дело пересмотрели. Но это все потребует времени, и у меня просто нет выбора. Мы должны уехать до суда.
Эвелин не хотела прерывать его, но все же чувствовала необходимость кое-что выяснить.
— Что за пакет привез граф? Если в нем список преступников, то разве мы не можем пойти в суд и потребовать пересмотра?
Это было именно то, над чем Алекс размышлял всю ночь, но так ничего и не придумал. Инстинкт подсказывал, что самое логичное и очевидное решение не будет самым лучшим. Он покачал головой.
— Это принесет больше вреда, чем пользы. Поверь мне, Эвелин. Эти бумаги можно использовать, чтобы вывести из-под подозрений твои склады и мой корабль, но они не доказывают твоей невиновности. В твоем складе обнаружены запрещенные товары, и этот факт остается фактом. Кроме того, судья знает, что ты общалась с бунтовщиками, так что с его стороны на смягчение приговора рассчитывать не стоит. Ему должны приказать вышестоящие власти.
Эвелин почувствовала, как все сжалось внутри, и скорбно кивнула.
— Тогда на самом деле нет выбора. Остается ехать с тобой или идти в тюрьму. Мы больше ничего не успеем… В конце концов, я сама согласилась. Тебе не понадобилось приставлять пистолет к моей голове.
Алекс не заметил ее шутки. Важность того, что он должен был сказать, поглощала все его внимание. Крепко сжав чашку и уставившись в стол, он начал говорить о том, что пришло ему в голову в бессонные часы, когда казалось, что между ними все кончено.
— Да. Угроза тюрьмы лучше всякого пистолета. Я видел, как на тебя подействовали несколько часов заключения, и понял, что ты ни за что не согласишься вернуться в тюрьму. Прости, Эвелин… но так получилось. Теперь я вижу, что получилось совсем не то. Ты не собиралась становиться послушной, безропотной женой такого человека, как я. Никто из нас не хочет, да и не может, серьезно меняться. Так что лучше всего, я думаю…
Алекс замолчал, прежде чем сказать те последние слова, после которых от их брака останется одно название, но был один важный момент, который предстояло выяснить.
— Остается узнать, беременна ты или нет.
Густая краска залила щеки Эвелин.
— Прошло слишком мало времени… — пробормотала она, не поднимая глаз.
Значит, надежда оставалась, но ее было слишком мало. Глубоко вздохнув, Алекс решил сказать все до конца.
— В любом случае тебе придется уехать со мной. Пока доплывем до Англии, будем знать. Если ребенка нет, подадим прошение на развод. Брачного соглашения мы не подписывали, так что у тебя всегда есть возможность заявить, что тебя принудили выйти замуж. Как бы там ни было, я прослежу за тем, чтобы отправить тебя с матерью обратно и чтобы ни у кого не возникло сомнений в наших намерениях…
Алекс закрыл глаза и подождал, пока боль внутри утихнет. Он еще не решил, был это самый отважный или самый трусливый поступок в его жизни, но чувствовал себя отвратительно. Он только что обрек себя на мучительное шестинедельное расставание с женщиной, к которой его тянуло так, как ни к одной женщине в жизни. Что могло быть хуже?
Эвелин сидела, оглушенная его откровением. Она хотела договориться, прийти к какому-то разумному решению о том месте, которое она будет занимать в его жизни. О том, что он предложил, она не думала. Развод!.. Они женаты всего три дня, а он уже готов отшвырнуть ее прочь. От обиды все сжалось внутри, Эвелин будто окаменела. Она не могла не то что говорить, но и думать. Больше всего она сейчас боялась встретиться с ним взглядом. Он ждал только ее согласия, а что она могла сказать, как ответить? Он не собирался менять своей жизни ради нее, а она не собиралась делить его с другими.
— Как скажешь, Алекс, — проговорила она медленно и кивнула.
Не было даже слез. Боль заморозила их.
Глава 22
Волосы ее были собраны в тугой узел. Когда она потянулась за халатом, Алекс увидел, что на Эвелин теплая ночная сорочка из плотной фланели со стоячим воротником. Это ему не очень понравилось. Он остановил ее руку, которая уже взяла со стула халат.
— Не надо, не одевайся. Залезай под одеяло, я сейчас к тебе присоединюсь.
И он начал стаскивать с себя сюртук, проклиная портного, который так точно снял мерку, что одежда липла к телу, словно вторая кожа.
— Нет. Прежде поговорим.
Эвелин опять потянулась за халатом.
— Не надо, Эвелин. Я слишком устал, чтобы спорить.
Алекс почувствовал, как на него тяжелым грузом наваливается усталость. Все мелочи семейного существования для него были в новинку. Конечно, не интимные, а скорее эмоциональные. Он и так открылся этой женщине больше, чем кому бы то ни было в жизни. И сейчас был не готов раскрыться еще шире, сделать себя еще более уязвимым. Сейчас он, наоборот, корил себя за чрезмерную откровенность. Хотелось, чтобы их отношения строились на какой-то более рациональной основе, но в то же время Алекс понимал, что это невозможно.
— Прекрасно, не будем говорить. — Эвелин завернулась в халат и стала искать тапочки. — Когда будешь готов, скажешь. Я буду внизу, на софе.
В комнате было холодно, а внизу наверняка еще холоднее, но Эвелин была готова скорее замерзнуть, чем позволить Алексу прикоснуться к себе. Вот так, без извинений, без ничего… Да он и вины за собой не чувствовал!
— Черт подери, Эвелин! Я отсутствовал дома три дня и две ночи. Я едва соображаю, а разговаривать вообще не могу. Я хочу спать. Ты можешь это понять?
— Я прекрасно понимаю. Спи, ради бога! Просто я не желаю спать в одной постели с человеком, который отсутствовал три дня и две ночи после того, как он женился на мне! Ты не послал даже записки, даже не подумал о том, как я себя чувствую! Я думала, ты хотя бы подождешь, пока я тебе надоем, прежде чем возвращаться к старому. Но, оказывается, теперь, когда вопросы приличий улажены, наша женитьба для тебя просто незначительный эпизод. Спокойной ночи, Алекс!
Едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться от обиды, копившейся все эти дни, она хотела обойти его и выскользнуть из комнаты.
Он не сделал ни единого движения, но и дороги ей не уступил. Стоял, сложив руки на груди, и смотрел на нее тяжелым от ярости взглядом.
— К старому?!.. Да если бы ты сама не убежала куда-то сломя голову сразу после моего ухода, ты получила бы и записку, и встретилась бы со мной вчера, когда я заходил объяснить мою задержку. Кстати, не хочешь рассказать мне, где ты была в разгар нашей брачной ночи? Какие дурацкие причуды исполняла?
— Дурацкие причуды? Так вот, значит, чем я, по-твоему, занимаюсь все время? Вот чем ты считаешь всю нашу борьбу?.. Хорошо же ты ко мне относишься! Удивительно, как это ты вообще не догадался притащить меня сюда за волосы, получить от меня все, что хотелось, и опять отправиться к собутыльникам в ближайшую таверну? Это, конечно, тебе больше по вкусу!
— Да уж, сам удивляюсь, почему до сих пор не перегнул такую покладистую женушку через колено и не всыпал как следует, чтобы поучить уму-разуму. Ты думала, что останешься здесь и будешь и после женитьбы изображать из себя великого общественного деятеля, разгуливая в штанах, а я буду платить за тебя штрафы? Позвольте вас разочаровать, дорогая супруга. Ничего я платить не собираюсь! Ты либо уедешь со мной, либо отправишься в тюрьму.
— Подлец! Я с самого начала знала, что ты хочешь именно этого!.. Но еще не поздно, можно все исправить… Зачем мне это нужно? Просто удивительно, как другие так долго могли терпеть твое присутствие!.. Будь ты проклят, Алекс Хэмптон! Я тебя не боюсь!.. Сама найду контрабандистов и приведу их в суд! А ты можешь убираться к черту!
Она рванулась к двери, но Алекс схватил ее за руку и притянул к себе. Ее жестокие слова укололи больнее, чем он ожидал, больнее, чем он мог себе представить. Потому что были слишком похожи на правду. Он привык пользоваться своей силой, чтобы подчинять людей или держать их на расстоянии. А женщины просто боялись его. Он привык обходиться с ними сурово и не собирался превращаться в сюсюкающего слюнтяя. Он не доверял женщинам, и чем сильнее в них нуждался, тем хуже к ним относился. Эвелин оказалась первой женщиной, которая поняла это. Согласилась быть рядом с ним, потому что думала, что так же нужна Алексу, как и он ей. А теперь разглядела, кем он был на самом деле — обыкновенным негодяем!
Он толкнул ее на кровать, но Эвелин не упала. Она перескочила через угол кровати и отпрянула в дальний угол комнаты. Алекс понимал, что лучше отпустить ее, но не смог. Что-то властное и могучее заставило его опять схватить ее и швырнуть на кровать. Собственное бессилие твердило, что нужно взять ее, сломить, заставить подчиниться. До сих пор он мог подчинить себе любую женщину… Но тут он остановился. Из него словно выпустили дух… Да, подчинить он мог любую. Но в этом не было силы. Сила была в том, чтобы заставить такую женщину, как Эвелин, почувствовать, что он нужен ей, что она не может без него… Он думал, что так оно и есть. А теперь доказал только собственную слабость.
— Ладно. Не буду тревожить ваш сон. Я ухожу…
Эвелин, лежа на кровати, приподнялась на локтях и сжала кулаки, готовая к схватке. Алекс стоял над ней, глядя на обрисовавшуюся под сорочкой грудь, все еще чувствуя в ладонях ее гибкую талию. Он мог сокрушить ее, разорвать пополам. Но что-то в лице Эвелин остановило его, и он понял, что никогда так не сможет сделать. Алекс поднял руки и стиснул кулаки.
— Но пойми одно. — Кулаки разжались, и руки бессильно опустились. — Ты все равно уедешь со мной. Твоя мать заслуживает большего, чем дочь-преступница, сидящая в тюрьме. И зять ее никогда не сбежит, бросив жену на произвол судьбы. Она так ждет этой поездки и отправится в нее, хочешь ты или нет…
Такого Эвелин не ожидала. Должно быть, он на самом деле плохо соображал. Слишком устал, чтобы придумать что-нибудь поумнее. Алекс возвышался над ней настоящей горой, и она прекрасно понимала, что он мог бы с ней сделать. Ей очень хотелось увидеть сейчас его лицо, но свеча освещала только руки и грудь. И все же Эвелин не чувствовала страха. Наоборот, она чувствовала, что Алекс бессилен и беспомощен. Захотелось протянуть к нему руку, погладить, усадить рядом с собой. Но этого делать не следовало. Взгляд Эвелин скользнул по его бедрам. То, что четко обрисовалось там, под тканью бриджей, лучше всяких слов сказало ей, какую власть она имеет над ним. Она подняла глаза, но не успела сказать ни слова. Алекс повернулся и вышел из комнаты. И тогда Эвелин ощутила, насколько она продрогла, и стала натягивать на себя одеяло. Сердце сжалось от тоски. Вскочив с кровати, кинулась к окну, чтобы посмотреть, как он прошествует в таверну, утолить свои неуемные желания… Но из дома никто не выходил. Эвелин нахмурилась. Она была уверена, что Алекс отбудет прямиком в гостиницу, где услужливая горничная облегчит его страдания и утешит. Но когда и через несколько минут он не показался из дома, в сердце ее закрался страх. Неужели он вернется? И что делать — запирать дверь или готовить повинные слова?
С тревогой прислушиваясь к шагам внизу, она вспомнила, что софа, на которой сама собиралась ночевать, уже упакована и готова к отправке, а огонь в очаге давно погас. Потом услышала звук кресала и представила, как он высекает огонь. Значит, собрался растопить камин.
Лежа под одеялом, Эвелин слушала, как он ходил по комнатам, разыскивая подушку и одеяло. Не очень-то ему будет там удобно.
Сам выбрал. Пусть теперь и мучается. Эвелин повернулась на бок и зажмурила глаза. В конце концов, это он принудил ее к браку по каким-то своим соображениям. Пусть теперь знает, каково оно.
В комнате было холодно, и постель никак не нагревалась. Эвелин захотелось плакать. Кто знал, что все будет так? Она тоже виновата — вышла замуж за человека, который никогда не полюбит ее. Они никогда не поймут друг друга, а те прекрасные мечты, что были перед свадьбой, так и останутся мечтами. Она увидела счастье там, где его и быть не могло.
Она засыпала и видела его глаза… которые вдруг потемнели, стали холодными и злыми. Он захохотал и выкрикнул:
— Виновна! Виновна по всем пунктам!..
Утром она встала, тихонько оделась и выскользнула на кухню готовить завтрак. Она слышала шумное дыхание Алекса, доносившееся из комнаты, но заглянуть не решилась. Его чувства ее не волновали, а вот с собственными эмоциями она при виде спящего мужа могла и не справиться.
Если повезет и он проспит долго, она сможет позавтракать и убежать в гавань без никому не нужных пререканий. Необходимо еще разыскать пакет, который привез граф, но Эвелин не могла решиться. Ведь это значило копаться в его личных вещах, а у нее осталась гордость. Эвелин не знала, хорошо это или плохо, но в отчаянии цеплялась за те крохи собственного достоинства, что еще остались после опустошительного вторжения Алекса в ее жизнь.
Борясь с желанием сбежать, она разожгла огонь и поставила на плиту кофейник. Нарезала ломтиками остатки солонины и положила на сковородку. В доме, в ожидании скорого отъезда, почти не имелось запасов, остались только яйца да свежий хлеб, который мать пекла вчера. Она будет хорошей женой и приготовит настоящий завтрак, если даже дорогой муженек не захочет есть его.
Шаги в гостиной она услышала, когда закипал кофе. Эвелин торопливым движением сняла кофейник с огня и в спешке обожгла руку. Чертыхнувшись, поставила кофейник на стол и принялась сосать обожженный палец. Она не принесла ему ни полотенца, ни воды — все это находилось в их общей спальне. Как это она не подумала? Значит, теперь Алексу придется рыться в ее вещах. Эвелин поджала губы и постаралась не думать об этом, но все равно прислушивалась к шагам.
В доме находились только они, и переключить внимание было не на что. Эвелин попыталась напевать про себя, тем не менее, продолжая прислушиваться к его шагам и соображая, куда он пошел и что сейчас делает. Нарочно громко стучала тарелками, расставляя их на столе, и вообще старалась создавать побольше шума, но это не помогало. Все равно не могла не думать о его присутствии.
Слышала, когда он приближался к кухне, чувствовала, когда стоял на пороге, наблюдая за ней. Пыталась делать вид, что не замечает его, но не могла же она вечно стоять наклонившись над плитой. Убрав сковородку с огня, она наконец повернулась и увидела его.
Он был гладко выбрит, в свежей рубашке, чистых бриджах, волосы гладко зачесаны назад. Правда, бант на затылке сидел немного косо.
— Не хочу, чтобы меня обвинили еще в том, что уморила тебя голодом, — сказала она самым обыденным тоном, раскладывая по тарелкам яичницу.
— Я почти не спал. — В темных глазах Алекса пряталась тревога. — Всю ночь думал.
Он взял у нее тяжелый кофейник и наполнил чашки, потом подвинул ей стул.
Стараясь выглядеть спокойной, Эвелин оправила юбки и села. Затаив дыхание, ощутила, как его рука скользнула мимо сшшкн ее стула. Стол был слишком мал, и Алексу пришлось сесть рядом. Его колено коснулось ее юбки. На его слова она не ответила. Сказать было нечего.
Алекс тянул свой кофе, глядя, как она добавляет себе сливки, размешивает сахар. Тени под глазами говорили, что Эвелин тоже не спала. На этом мысли Алекса кончались, и он не знал, как вырваться из порочного круга. В детстве у него было не так уж много собеседников, и воспитатель не учил его, как строить отношения с людьми. Он прекрасно себя чувствовал на балах, где разговоры ни к чему не обязывали и слова ничего не значили. Общался со слугами и работниками он тоже легко, но в такой простой ситуации чувствовал себя совершенно беспомощным.
— В том, что ты сказала прошлой ночью, была доля правды, — наконец выдавил он из себя, — Я не хотел принуждать тебя выходить замуж, но выглядит это именно так.
Глаза Эвелин расширились от изумления, рука дрогнула, и она поспешно поставила чашку на стол, чтобы не расплескать кофе. Да уж, привлечь ее внимание он сумел.
— Я не знаю, кто направил нас в гостиницу и украл наших лошадей, — продолжал он торопливо. — Но тебя я ни в чем не виню. Я думал, что делаю только то, чего ты сама хочешь, но, оказывается, что и я этого хотел… И я знаю, что если бы опять представилась возможность, то вновь поступил бы точно так.
Эвелин невольно улыбнулась и опустила глаза, чтобы не дать разглядеть в них, как низко она пала. Он пытался быть разумным. Значит, и ей оставалось только делать то же самое.
— Не думаю, что мне есть что сказать, — неуверенно ответила она чуть дрогнувшим голосом.
Алекс, казалось, не слышал.
— Если ли бы у меня была возможность заплатить штраф, я сделал бы это. Но суд отказывается принимать долговые расписки. А такое количество наличности мы редко возим с собой. Мы, конечно, загружаем корабль на обратный путь, но товары получаем по векселям или в зачет за привезенный груз. Правда, перед приездом Грэнвилла я собирался потребовать у поставщиков полной оплаты, но потом надобность в этом отпала, так как ты согласилась выйти за меня. А сейчас у них нет денег… Я думал, что мы сможем отплыть беспрепятственно. А по прибытии в Англию граф собирался договориться, чтобы твое дело пересмотрели. Но это все потребует времени, и у меня просто нет выбора. Мы должны уехать до суда.
Эвелин не хотела прерывать его, но все же чувствовала необходимость кое-что выяснить.
— Что за пакет привез граф? Если в нем список преступников, то разве мы не можем пойти в суд и потребовать пересмотра?
Это было именно то, над чем Алекс размышлял всю ночь, но так ничего и не придумал. Инстинкт подсказывал, что самое логичное и очевидное решение не будет самым лучшим. Он покачал головой.
— Это принесет больше вреда, чем пользы. Поверь мне, Эвелин. Эти бумаги можно использовать, чтобы вывести из-под подозрений твои склады и мой корабль, но они не доказывают твоей невиновности. В твоем складе обнаружены запрещенные товары, и этот факт остается фактом. Кроме того, судья знает, что ты общалась с бунтовщиками, так что с его стороны на смягчение приговора рассчитывать не стоит. Ему должны приказать вышестоящие власти.
Эвелин почувствовала, как все сжалось внутри, и скорбно кивнула.
— Тогда на самом деле нет выбора. Остается ехать с тобой или идти в тюрьму. Мы больше ничего не успеем… В конце концов, я сама согласилась. Тебе не понадобилось приставлять пистолет к моей голове.
Алекс не заметил ее шутки. Важность того, что он должен был сказать, поглощала все его внимание. Крепко сжав чашку и уставившись в стол, он начал говорить о том, что пришло ему в голову в бессонные часы, когда казалось, что между ними все кончено.
— Да. Угроза тюрьмы лучше всякого пистолета. Я видел, как на тебя подействовали несколько часов заключения, и понял, что ты ни за что не согласишься вернуться в тюрьму. Прости, Эвелин… но так получилось. Теперь я вижу, что получилось совсем не то. Ты не собиралась становиться послушной, безропотной женой такого человека, как я. Никто из нас не хочет, да и не может, серьезно меняться. Так что лучше всего, я думаю…
Алекс замолчал, прежде чем сказать те последние слова, после которых от их брака останется одно название, но был один важный момент, который предстояло выяснить.
— Остается узнать, беременна ты или нет.
Густая краска залила щеки Эвелин.
— Прошло слишком мало времени… — пробормотала она, не поднимая глаз.
Значит, надежда оставалась, но ее было слишком мало. Глубоко вздохнув, Алекс решил сказать все до конца.
— В любом случае тебе придется уехать со мной. Пока доплывем до Англии, будем знать. Если ребенка нет, подадим прошение на развод. Брачного соглашения мы не подписывали, так что у тебя всегда есть возможность заявить, что тебя принудили выйти замуж. Как бы там ни было, я прослежу за тем, чтобы отправить тебя с матерью обратно и чтобы ни у кого не возникло сомнений в наших намерениях…
Алекс закрыл глаза и подождал, пока боль внутри утихнет. Он еще не решил, был это самый отважный или самый трусливый поступок в его жизни, но чувствовал себя отвратительно. Он только что обрек себя на мучительное шестинедельное расставание с женщиной, к которой его тянуло так, как ни к одной женщине в жизни. Что могло быть хуже?
Эвелин сидела, оглушенная его откровением. Она хотела договориться, прийти к какому-то разумному решению о том месте, которое она будет занимать в его жизни. О том, что он предложил, она не думала. Развод!.. Они женаты всего три дня, а он уже готов отшвырнуть ее прочь. От обиды все сжалось внутри, Эвелин будто окаменела. Она не могла не то что говорить, но и думать. Больше всего она сейчас боялась встретиться с ним взглядом. Он ждал только ее согласия, а что она могла сказать, как ответить? Он не собирался менять своей жизни ради нее, а она не собиралась делить его с другими.
— Как скажешь, Алекс, — проговорила она медленно и кивнула.
Не было даже слез. Боль заморозила их.
Глава 22
— Я говорила с Томасом о продаже складов. — Эвелин наконец нарушила тишину, которая, повиснув тяжким грузом, готовилась раздавить их.
Алекс ошалело взглянул на нее, потом сообразил.
— О чем?
Эвелин отважилась взглянуть на него и сказала с оттенком упрека:
— Ты, конечно, не заметил, но обороты в последнее время резко упали. А новый налог еще больше подкосит торговлю. И я подумала, что деньги Джейкоба нужно куда-нибудь вложить. Я попросила Томаса подумать об этом.
— Только не Хэндерсон, — сказал Алекс, поднося чашку к губам, — Мы поговорим об этом позже. Сейчас Не время искать инвесторов… У меня ощущение, что в эту пятницу опять начнется.
Эти слова вывели Эвелин из оцепенения.
— Почему? Что случилось? Разве губернатор не отказался от марок?
— Он отказался. Но вопрос сейчас не в том, куда их отправили, а в том, что их может не оказаться, когда в пятницу закон войдет в силу. Почему никого не волнует, что будет тогда?
Эвелин пожала плечами.
— Они не получат наших денег, вот и все.
— Да пойми, что тогда без марок вы не сможете засвидетельствовать ни один документ, разгрузить ни один корабль. Ни одна бумага не будет считаться законной без марки!.. Без марок весь город можно закрыть или посадить под арест!..
Эвелин смотрела на него расширившимися глазами — до нее начинал доходить смысл его слов.
— Ни кораблей, ни складов, ни работы… Господи, Алекс, но мы же все умрем с голоду!..
— Ты не умрешь. Ты уедешь со мной, не забывай. — С выражением мрачной решимости на лице он встал из-за стола. — Мне нужно на причал, присмотреть за погрузкой. Отчаливаем, как только закончим. Предупреди мать, что времени очень мало.
Не дав ей времени ответить, Алекс направился из комнаты, на ходу натягигая сюртук. Чувствуя внутри странную пустоту, он спустился с крыльца и повернул в сторону адвокатской конторы.
Хэндерсон только что явился на работу, когда в офис вошел Алекс. Напудренный парик адвоката был на своем месте, аккуратно подвязанный к волосам на затылке. Одет Томас был хоть и не так изысканно, как Хэмптон, но все же вполне пристойно для здешних мест. Но Алекса мало интересовало искусство местных портных, он смотрел на лицо Хэндерсона. Он знал, что молодой адвокат пользовался успехом у женщин, умел улестить их приятным обхождением, да и выглядел неплохо. Алекс знал такой тип мужчин, хотя близко с ними не сталкивался. Но почему Эвелин так доверяла этому проныре? Это нужно выяснить.
— Насколько я понял, моя жена обсуждала с вами вопрос о продаже складов, — начал он вполне безобидно.
Хэндерсон кивнул и жестом предложил Алексу сесть. Сам он удобно устроился в кресле за столом и теперь хотел, чтобы собеседник оказался на одном уровне с ним. Вид внушительной фигуры Алекса, занявшей почти все свободное пространство тесной комнаты, смущал его.
— Припоминаю, у нас состоялся такой разговор в связи с тем, что ее дядя имеет в виду некоторых инвесторов, готовых приобрести это предприятие. В данных обстоятельствах, думаю, это лучший выбор.
— Ясно. — Алекс вытянул ноги и принялся рассматривать серебряные пряжки на своих нечищеных башмаках. Слуге нужно дать взбучку. Потом он побарабанил пальцами по ручке кресла. — Я согласен, что склады необходимо продать, и уже говорил со своим старшим партнером, чтобы купить их. Но мы не хотим, чтобы репутация «Грэнвилл Энтерпрайз» каким-то образом пострадала при сделке. Мы не желаем иметь каких-либо дел с людьми, нарушающими закон. Поэтому все нужно тщательно проверить. Сделка подобного рода может состояться только после всесторонней проверки.
Он смотрел на адвоката с таким выражением, словно старался проникнуть в его мысли.
— У нас есть подозрения, что через склады проходили контрабандные товары. Поэтому я должен удостовериться, что все компании, причастные к незаконным сделкам, понесут ответственность. Если будет нужно, я могу представить некоторые доказательства. Надеюсь, вы меня понимаете. Но пока я предпочел бы избежать скандала.
Алекс поднялся во весь свой рост и смотрел на адвоката не обещающим ничего хорошего взглядом.
— Я совсем не разбираюсь в торговле, мистер Хэмптон, — отозвался адвокат. — Только хочу, чтобы семейным имуществом Веллингтонов распорядились наилучшим образом. Если Эвелин вам доверяет, какой смысл мне спорить?
— Вот и прекрасно. Тогда счет за свои услуги можете предъявить ее дяде. Он вас поймет… Желаю всего хорошего.
Алекс больше не считал нужным вежливо улыбаться. Он развернулся на каблуках и, не поклонившись, вышел.
Все же он слишком легко выпускал этого крючкотвора. Алекс не сомневался, что именно с подачи Хэндерсона дядя Джордж состряпал план освободить Эвелин от ее складов якобы ради ее же собственной пользы. Если бы Эвелин продала склады с аукциона, нашлось бы немало покупателей, и она имела бы возможность выбора. Кроме того, его собственные шаги по выявлению контрабандистов заставили их зашевелиться. Черт, но пока что с ними нужно считаться! Все карты, по сути, были у них на руках.
Скандал повредил бы репутации семейного предприятия Веллингтонов. И еще у него было подозрение, что в шайке не обошлось без местного судьи, и представлять доказательства пришлось бы пособнику контрабандистов. И после этого надеяться на справедливый суд? Нет, пока не время.
В то время как Алекс направился в гавань, Хэндерсон поспешно запер контору и поспешил к дому Аптопов.
Джорджа Аптона столь ранний визит адвоката неприятно удивил.
— Вы что, позавтракать со мной пришли? — спросил он. Хэндерсон вместо ответа кивнул на приотворенную дверь в соседнюю комнату.
— Вы один?
Аптон взял его за локоть и повел к запертой двери в библиотеку.
— Там свояченица и граф Грэнвилл. Что случилось? Вы вчера говорили, что склады уже у нас в кармане. Этой сумасбродке опять что-нибудь в голову ударило?
Они вошли в библиотеку, и Аптон плотно прикрыл дверь. Хэндерсон подошел к окну.
— Ее свежеиспеченный лондонский муж знает о нас. В пакете, о котором вы узнали, имеются доказательства. Хэмптон только что был у меня в конторе и прозрачно намекнул на это. Теперь, если склады продать, это сыграет ему на руку.
Аптон зло выругался и достал графин с бренди.
— Мы избавились от всего, что может послужить доказательством. Так что с нашей стороны все чисто. Они могут проследить грузопотоки, но мы к этому отношения не имеем.
Хэндерсон резко повернулся и яростно посмотрел на Аптона. — Он настроен очень серьезно. У него точно что-то на нас имеется, иначе не вел бы себя так. Он не успокоится, пока мы не свернем все дело. Мы не сможем больше пользоваться его кораблями и этими складами. Он задушит нас.
Аптон присел в кожаное кресло, лицо его под седым париком как-то сразу постарело.
— Сказать по правде, устал я от всего этого. Да и чего ради теперь прилагать усилия?
Адвокат, хищно оскалившись, наклонился над ним.
— Очень рад это слышать!.. Конечно, вам-то что? Вы уже старик и достаточно заработали на остаток жизни. А со мной как? Если бы вы не поторопились выдать вашу племянницу замуж за этого денди, то ничего бы не случилось! Почему я должен расплачиваться за ваши ошибки? Вы знаете, сколько адвокатов в городе? Вы знаете, сколько приходится работать, чтобы сводить концы с концами?.. Не стоит прилагать усилий! — передразнил он Аптона. — К моей жизни тоже не стоит прилагать усилий? Нет! На этом можно неплохо заработать, и я не откажусь от контрабанды, чтобы ублажить вашу бог знает что возомнившую о себе племянницу!
Аптон сжал пальцами переносицу и зажмурился.
— Да что вам в ней? Она скоро уедет в Англию. Нужно беспокоиться о том, что может предъявить нам ее муж. Мне сдается, что если он до сих пор не потащил нас в суд, то и дальше не будет спешить, если не пронюхает, что мы продолжаем пользоваться его кораблями. Но необходимо налаживать другие линии.
— Я буду чувствовать себя в безопасности только когда эти бумаги окажутся у меня в руках. — Хэндерсон рывком приблизился к самому лицу своего престарелого компаньона. — В любом случае, мне нужно ехать в Англию, искать новые пути поставок, пока вы здесь будете искать новые склады. Ничего, скоро мы опять развернемся.
Алекс ошалело взглянул на нее, потом сообразил.
— О чем?
Эвелин отважилась взглянуть на него и сказала с оттенком упрека:
— Ты, конечно, не заметил, но обороты в последнее время резко упали. А новый налог еще больше подкосит торговлю. И я подумала, что деньги Джейкоба нужно куда-нибудь вложить. Я попросила Томаса подумать об этом.
— Только не Хэндерсон, — сказал Алекс, поднося чашку к губам, — Мы поговорим об этом позже. Сейчас Не время искать инвесторов… У меня ощущение, что в эту пятницу опять начнется.
Эти слова вывели Эвелин из оцепенения.
— Почему? Что случилось? Разве губернатор не отказался от марок?
— Он отказался. Но вопрос сейчас не в том, куда их отправили, а в том, что их может не оказаться, когда в пятницу закон войдет в силу. Почему никого не волнует, что будет тогда?
Эвелин пожала плечами.
— Они не получат наших денег, вот и все.
— Да пойми, что тогда без марок вы не сможете засвидетельствовать ни один документ, разгрузить ни один корабль. Ни одна бумага не будет считаться законной без марки!.. Без марок весь город можно закрыть или посадить под арест!..
Эвелин смотрела на него расширившимися глазами — до нее начинал доходить смысл его слов.
— Ни кораблей, ни складов, ни работы… Господи, Алекс, но мы же все умрем с голоду!..
— Ты не умрешь. Ты уедешь со мной, не забывай. — С выражением мрачной решимости на лице он встал из-за стола. — Мне нужно на причал, присмотреть за погрузкой. Отчаливаем, как только закончим. Предупреди мать, что времени очень мало.
Не дав ей времени ответить, Алекс направился из комнаты, на ходу натягигая сюртук. Чувствуя внутри странную пустоту, он спустился с крыльца и повернул в сторону адвокатской конторы.
Хэндерсон только что явился на работу, когда в офис вошел Алекс. Напудренный парик адвоката был на своем месте, аккуратно подвязанный к волосам на затылке. Одет Томас был хоть и не так изысканно, как Хэмптон, но все же вполне пристойно для здешних мест. Но Алекса мало интересовало искусство местных портных, он смотрел на лицо Хэндерсона. Он знал, что молодой адвокат пользовался успехом у женщин, умел улестить их приятным обхождением, да и выглядел неплохо. Алекс знал такой тип мужчин, хотя близко с ними не сталкивался. Но почему Эвелин так доверяла этому проныре? Это нужно выяснить.
— Насколько я понял, моя жена обсуждала с вами вопрос о продаже складов, — начал он вполне безобидно.
Хэндерсон кивнул и жестом предложил Алексу сесть. Сам он удобно устроился в кресле за столом и теперь хотел, чтобы собеседник оказался на одном уровне с ним. Вид внушительной фигуры Алекса, занявшей почти все свободное пространство тесной комнаты, смущал его.
— Припоминаю, у нас состоялся такой разговор в связи с тем, что ее дядя имеет в виду некоторых инвесторов, готовых приобрести это предприятие. В данных обстоятельствах, думаю, это лучший выбор.
— Ясно. — Алекс вытянул ноги и принялся рассматривать серебряные пряжки на своих нечищеных башмаках. Слуге нужно дать взбучку. Потом он побарабанил пальцами по ручке кресла. — Я согласен, что склады необходимо продать, и уже говорил со своим старшим партнером, чтобы купить их. Но мы не хотим, чтобы репутация «Грэнвилл Энтерпрайз» каким-то образом пострадала при сделке. Мы не желаем иметь каких-либо дел с людьми, нарушающими закон. Поэтому все нужно тщательно проверить. Сделка подобного рода может состояться только после всесторонней проверки.
Он смотрел на адвоката с таким выражением, словно старался проникнуть в его мысли.
— У нас есть подозрения, что через склады проходили контрабандные товары. Поэтому я должен удостовериться, что все компании, причастные к незаконным сделкам, понесут ответственность. Если будет нужно, я могу представить некоторые доказательства. Надеюсь, вы меня понимаете. Но пока я предпочел бы избежать скандала.
Алекс поднялся во весь свой рост и смотрел на адвоката не обещающим ничего хорошего взглядом.
— Я совсем не разбираюсь в торговле, мистер Хэмптон, — отозвался адвокат. — Только хочу, чтобы семейным имуществом Веллингтонов распорядились наилучшим образом. Если Эвелин вам доверяет, какой смысл мне спорить?
— Вот и прекрасно. Тогда счет за свои услуги можете предъявить ее дяде. Он вас поймет… Желаю всего хорошего.
Алекс больше не считал нужным вежливо улыбаться. Он развернулся на каблуках и, не поклонившись, вышел.
Все же он слишком легко выпускал этого крючкотвора. Алекс не сомневался, что именно с подачи Хэндерсона дядя Джордж состряпал план освободить Эвелин от ее складов якобы ради ее же собственной пользы. Если бы Эвелин продала склады с аукциона, нашлось бы немало покупателей, и она имела бы возможность выбора. Кроме того, его собственные шаги по выявлению контрабандистов заставили их зашевелиться. Черт, но пока что с ними нужно считаться! Все карты, по сути, были у них на руках.
Скандал повредил бы репутации семейного предприятия Веллингтонов. И еще у него было подозрение, что в шайке не обошлось без местного судьи, и представлять доказательства пришлось бы пособнику контрабандистов. И после этого надеяться на справедливый суд? Нет, пока не время.
В то время как Алекс направился в гавань, Хэндерсон поспешно запер контору и поспешил к дому Аптопов.
Джорджа Аптона столь ранний визит адвоката неприятно удивил.
— Вы что, позавтракать со мной пришли? — спросил он. Хэндерсон вместо ответа кивнул на приотворенную дверь в соседнюю комнату.
— Вы один?
Аптон взял его за локоть и повел к запертой двери в библиотеку.
— Там свояченица и граф Грэнвилл. Что случилось? Вы вчера говорили, что склады уже у нас в кармане. Этой сумасбродке опять что-нибудь в голову ударило?
Они вошли в библиотеку, и Аптон плотно прикрыл дверь. Хэндерсон подошел к окну.
— Ее свежеиспеченный лондонский муж знает о нас. В пакете, о котором вы узнали, имеются доказательства. Хэмптон только что был у меня в конторе и прозрачно намекнул на это. Теперь, если склады продать, это сыграет ему на руку.
Аптон зло выругался и достал графин с бренди.
— Мы избавились от всего, что может послужить доказательством. Так что с нашей стороны все чисто. Они могут проследить грузопотоки, но мы к этому отношения не имеем.
Хэндерсон резко повернулся и яростно посмотрел на Аптона. — Он настроен очень серьезно. У него точно что-то на нас имеется, иначе не вел бы себя так. Он не успокоится, пока мы не свернем все дело. Мы не сможем больше пользоваться его кораблями и этими складами. Он задушит нас.
Аптон присел в кожаное кресло, лицо его под седым париком как-то сразу постарело.
— Сказать по правде, устал я от всего этого. Да и чего ради теперь прилагать усилия?
Адвокат, хищно оскалившись, наклонился над ним.
— Очень рад это слышать!.. Конечно, вам-то что? Вы уже старик и достаточно заработали на остаток жизни. А со мной как? Если бы вы не поторопились выдать вашу племянницу замуж за этого денди, то ничего бы не случилось! Почему я должен расплачиваться за ваши ошибки? Вы знаете, сколько адвокатов в городе? Вы знаете, сколько приходится работать, чтобы сводить концы с концами?.. Не стоит прилагать усилий! — передразнил он Аптона. — К моей жизни тоже не стоит прилагать усилий? Нет! На этом можно неплохо заработать, и я не откажусь от контрабанды, чтобы ублажить вашу бог знает что возомнившую о себе племянницу!
Аптон сжал пальцами переносицу и зажмурился.
— Да что вам в ней? Она скоро уедет в Англию. Нужно беспокоиться о том, что может предъявить нам ее муж. Мне сдается, что если он до сих пор не потащил нас в суд, то и дальше не будет спешить, если не пронюхает, что мы продолжаем пользоваться его кораблями. Но необходимо налаживать другие линии.
— Я буду чувствовать себя в безопасности только когда эти бумаги окажутся у меня в руках. — Хэндерсон рывком приблизился к самому лицу своего престарелого компаньона. — В любом случае, мне нужно ехать в Англию, искать новые пути поставок, пока вы здесь будете искать новые склады. Ничего, скоро мы опять развернемся.