Страница:
Глаза Раймонда угрожающе блестели, жестокая ухмылка кривила губы. Одним рывком он содрал с девушки остатки одежды, оставив лишь золотую цепь на шее.
— Наконец-то шлюха господина открыта для всеобщего обозрения. Как долго я этого ждал!
Раймонд сделал глоток из чаши. Эльвина смотрела на него, уже ни на что не надеясь. Снадобье не оказало никакого эффекта, и она не знала, чего в ней больше — страха или разочарования.
Раймонд жадно шарил по ее телу, и Эльвина закрыла глаза, моля Бога послать ей скорый конец. Вильям подошел сзади и начал тереться об нее, тиская грудь.
Она чувствовала, что сходит с ума. Один из них готовил ее тело к тому, чтобы другой мог воспользоваться им. Интересно, они станут брать ее по очереди или оба сразу? Эльвина не могла произнести ни звука, но душа ее исходила криком.
Наконец Раймонд ударом мощного кулака сбил Вильяма с ног, даже не заметив, что его дружок так и не поднялся. Все происходило словно во сне.
— Милорд, я хочу пить. Не дадите ли вы мне глоток из вашей чаши, прежде чем…
Раймонд не отличался большим умом, но его врожденная жестокость должна была помочь ей. Он взял чашу и жадно выпил, вылив остатки на пол.
Эльвина попятилась, наступив на спящую собаку. Та вскочила, и Эльвина, потеряв равновесие, упала на пол. В тот же миг Раймонд навалился на нее, схватил за грудь, пытаясь коленом раздвинуть ноги, но безуспешно.
Безжизненное тело Раймонда придавило Эльвину к полу. Она с трудом сдерживала тошноту. С невесть откуда взявшейся силой Эльвина отшвырнула Раймонда от себя, поднялась на колени, и тут ее стало рвать.
С огромным трудом Эльвина поднялась на ноги, схватилась за стул, чтобы не упасть, дотянулась до платья и надела его на себя. Она выжила, и на тот момент это было главное. На негнущихся ногах девушка побрела в кухню.
Сэр Алек спал, упав на стол. Герта скребла медный таз, уже и без того сияющий, как солнце. Элис сидела у Гандальфа на коленях, спрятав лицо у него на плече. Гандальф был в странном оцепенении.
— Дайте мне кинжал! — крикнула Эльвина.
Ни один из них не пошевельнулся. Эльвина подошла к Гандальфу и протянула руку.
— Кинжал! Время пришло.
Гандальф встал, мягко отстранив Элис, но не торопился давать Эльвине то, что она просила. Он хотел обнять ее за плечи, но она увернулась, подбежала к сэру Алеку и попыталась вытянуть у него из-за пояса меч. Меч никак не поддавался, но она с маниакальным упорством тянула и тянула его на себя. Она должна привести приговор в исполнение. Иначе нельзя.
Гандальф схватил ее за руки и оттащил от спящего старика.
Подхватив бесчувственную девушку на руки, Гандальф, не проронив ни слова, понес ее наверх.
Глава 18
— Наконец-то шлюха господина открыта для всеобщего обозрения. Как долго я этого ждал!
Раймонд сделал глоток из чаши. Эльвина смотрела на него, уже ни на что не надеясь. Снадобье не оказало никакого эффекта, и она не знала, чего в ней больше — страха или разочарования.
Раймонд жадно шарил по ее телу, и Эльвина закрыла глаза, моля Бога послать ей скорый конец. Вильям подошел сзади и начал тереться об нее, тиская грудь.
Она чувствовала, что сходит с ума. Один из них готовил ее тело к тому, чтобы другой мог воспользоваться им. Интересно, они станут брать ее по очереди или оба сразу? Эльвина не могла произнести ни звука, но душа ее исходила криком.
Наконец Раймонд ударом мощного кулака сбил Вильяма с ног, даже не заметив, что его дружок так и не поднялся. Все происходило словно во сне.
— Милорд, я хочу пить. Не дадите ли вы мне глоток из вашей чаши, прежде чем…
Раймонд не отличался большим умом, но его врожденная жестокость должна была помочь ей. Он взял чашу и жадно выпил, вылив остатки на пол.
Эльвина попятилась, наступив на спящую собаку. Та вскочила, и Эльвина, потеряв равновесие, упала на пол. В тот же миг Раймонд навалился на нее, схватил за грудь, пытаясь коленом раздвинуть ноги, но безуспешно.
Безжизненное тело Раймонда придавило Эльвину к полу. Она с трудом сдерживала тошноту. С невесть откуда взявшейся силой Эльвина отшвырнула Раймонда от себя, поднялась на колени, и тут ее стало рвать.
С огромным трудом Эльвина поднялась на ноги, схватилась за стул, чтобы не упасть, дотянулась до платья и надела его на себя. Она выжила, и на тот момент это было главное. На негнущихся ногах девушка побрела в кухню.
Сэр Алек спал, упав на стол. Герта скребла медный таз, уже и без того сияющий, как солнце. Элис сидела у Гандальфа на коленях, спрятав лицо у него на плече. Гандальф был в странном оцепенении.
— Дайте мне кинжал! — крикнула Эльвина.
Ни один из них не пошевельнулся. Эльвина подошла к Гандальфу и протянула руку.
— Кинжал! Время пришло.
Гандальф встал, мягко отстранив Элис, но не торопился давать Эльвине то, что она просила. Он хотел обнять ее за плечи, но она увернулась, подбежала к сэру Алеку и попыталась вытянуть у него из-за пояса меч. Меч никак не поддавался, но она с маниакальным упорством тянула и тянула его на себя. Она должна привести приговор в исполнение. Иначе нельзя.
Гандальф схватил ее за руки и оттащил от спящего старика.
Подхватив бесчувственную девушку на руки, Гандальф, не проронив ни слова, понес ее наверх.
Глава 18
Несколько дней Эльвину била лихорадка. Герта и Элис по очереди сидели с ней, стараясь сбить жар. Гандальф и сэр Алек сторожили дверь. В бреду Эльвина кричала так, что леденела кровь, насылая проклятия на головы тех, кто был виновен в ее позоре.
К тому времени как она пришла в себя, ее столь тщательно скрываемая тайна стала бы явью для всех, даже если бы круглый животик не выпирал так гордо.
Герта начала причитать и охать, когда Эльвина, наконец избавившись от жара, спустилась вниз. Под одеждой живот почти не был заметен, но мудрая Герта поняла все. Она и так вот уже неделю, как грызла всех поедом за то, что никто не заметил признаков беременности Эльвины раньше.
— Сиди здесь и грейся у очага. Негоже тебе бегать по лестницам с ребенком сэра Филиппа в животе! Как же ты, противная девчонка, не сказала нам об этом! Еще бы чуть-чуть, и было бы поздно.
Все утро она бранила Эльвину, но та не обращала на Герту никакого внимания. Эльвина делала все то же, что и обычно, с каким-то отсутствующим видом, ни к кому не обращаясь и отвечая на все односложно.
Когда солнце как следует прогрело землю, она отправилась на огород. Несколько часов кряду Эльвина работала там, обращаясь по имени к каждому крохотному растеньицу, воспевая ту пользу, что оно приносит. Никто не посмел побеспокоить ее, все решили, что она слегка тронулась умом. Эльвина лишь усмехалась про себя, незаметно касаясь места, где только что начал шевелиться ребенок. Уж этого она от себя не отпустит.
Несмотря на всеобщие возражения, Эльвина продолжала прислуживать за столом, как и раньше. Раймонд и Вильям поглядывали на нее с опаской и отчасти с чувством неловкости: они вдруг заметили ее округлившийся живот.
Сэр Джеффри появился неожиданно поздним сентябрьским вечером. Сэр Алек велел открыть рыцарю в доспехах, нетерпеливо колотившему в ворота железной перчаткой.
Шел сильный дождь с градом, и, торопливо затворив дверь за гостем, сэра Джеффри провели в зал. В свете факелов его броня грозно блестела, пурпурный сагум добавлял ему таинственности и величия. Джеффри обвел взглядом собравшихся и задержал его на Эльвине в некотором удивлении.
— Добро пожаловать в Сент-Обен, сэр Джеффри. Еда скоро будет готова. Если вы путешествуете без оруженосца, Гандальф поможет вам.
— Надо полагать, сэр Филипп здесь? — спросил Джеффри, оглядевшись.
Сэр Алек нахмурился.
— Сейчас нет. Присоединяйтесь к нам. Выпьем, пока женщины принесут нам еду.
Мужчины уселись за стол, а женщины пошли за едой на кухню.
Эльвина заметила удивление в глазах сэра Джеффри, увидевшего ее здесь одну, без Филиппа, но не сделала никаких попыток развеять недоумение. Мужчины скоро все ему разъяснят, и он сочтет ее такой же, какой и другие — шлюхой и несостоявшейся убийцей. Чего Эльвина никак не ожидала, так это того, что сэр Джеффри выкажет растерянность, не увидев ее за столом.
— Вы не присоединитесь к нам, миледи? Джеффри галантно указал на место напротив, где должен был сидеть хозяин замка.
Эльвина покраснела и покачала головой:
— Нет, сэр.
Не сказав более ни слова, она удалилась на кухню, оставив Джеффри выяснять, в чем дело.
И все же Эльвина чувствовала на себе его любопытный взгляд, когда, повинуясь окрику Раймонда, вернулась и налила ему еще вина. Нервничая, она пролила немного на стол, за что Вильям довольно чувствительно шлепнул ее. Сэр Джеффри вскочил с места в гневе, но сэр Алек удержал его, дав Эльвине время улизнуть.
Далее все приступили к трапезе молча, и Эльвина вздохнула с облегчением, увидев, что придворный более не предпринимает никаких попыток положить конец грубости наемников, выражавшейся и в действиях, и в скабрезных замечаниях. Драка ничего не решит, и она, Эльвина, не стоит ничьей жизни.
Но сэра Джеффри оказалось не так-то легко заставить не замечать происходящего. Когда ужин подходил к концу, он встал из-за стола и последовал за Эльвиной в коридор, ведущий на кухню. Джеффри перехватил ее, когда она несла оттуда кубки с вином. В темном коридоре их никто не мог ни увидеть, ни услышать.
— Что означает это безобразие? — раздраженно прошептал он, нежно сжимая ее руку. — Почему вы позволяете им так с собой обращаться?
— А как еще они должны обращаться со мной, сэр? Со шлюхой ведут себя иначе, чем с леди.
— Не называйте себя так! Всякий, у кого есть глаза, видит, кто вы!
Эльвина попыталась выдернуть руку, но он держал ее крепко.
— И что, Филипп мирится со всем этим?
— Он и послал меня сюда с ними, не так ли? — горько усмехнулась Эльвина.
— Что вы совершили, чтобы заслужить такую судьбу? — опросил Джеффри.
Эльвина пожала плечами.
— Я воткнула кинжал ему в спину.
Джеффри едва не вскрикнул от удивления, пальцы его разжались, и Эльвина попыталась протиснуться между ним и стеной, но рыцарь взял ее за плечи.
— Когда-нибудь вы скажете мне, почему вы это сделали, но первым делом я должен вытащить вас отсюда. Филипп не стоит вас, если так обращается с вами.
Она не ожидала, что он поцелует ее, нежно, ласково. Погладив Эльвину по щеке и поддерживая за талию, Джеффри осторожно коснулся ее губ.
Несколько месяцев Эльвина не знала, что такое ласка, и это свидетельство того, что она все еще может быть желанна, пробудило в ней теплое чувство к нему, но не более. Когда рука его коснулась груди Эльвины, она отстранилась, и Джеффри отпустил ее.
— Ты не пожалеешь о том, что ушла со мной, любовь моя. Я буду одевать тебя так, как ты того заслуживаешь, и с гордостью представлю тебя ко двору. Я буду заботиться о тебе куда лучше, чем этот олух Филипп. Он не понимает, чем одарила его судьба, если не ценит такой драгоценный подарок, как вы, миледи.
Эльвина снисходительно улыбнулась. Столько красивых слов, и все напрасно.
— Вы очень благородны и щедры, милорд. Не боитесь в ответ на вашу доброту получить нож в спину?
— Из ваших рук я приму это за счастье! — рассмеялся Джеффри.
— Не проявляйте излишнего милосердия, милорд. Оставьте меня здесь и займитесь своими делами. Так будет лучше всего.
Джеффри решительно покачал головой, поглаживая платиновые косы.
— Ни за что. Вы ведь не предпочтете этот ад двору его величества, не так ли? Насколько я помню, однажды вы высказали желание увидеть Вестминстер. Верно?
Эльвина вздохнула и отступила на шаг.
— Полагаете, я стану украшением двора в таком положении, милорд?
Она обтянула округлившийся живот, расправив складки на платье.
Улыбка Джеффри растаяла. Он все еще надеялся. Темные глаза его, устремленные на нее, выражали смятение. Она могла бы почти дословно воспроизвести диалог, который Джеффри вел с самим собой. Но вот рука его бессильно упала.
— Если бы я знал, что вы согласитесь быть со мной после того, как родится ребенок, я бы нашел для вас безопасное место, где вы могли бы жить до рождения малыша.
Но вы ведь не хотите становиться любовницей другого мужчины?
— Нет, милорд, не хочу.
— Может, Господь покарает Филиппа за все, что он сделал, но не в моей власти выносить ему приговор. А вот проучить его как следует — это я могу. Поедете со мной посмотреть, как это будет происходить?
— Я хотела бы, но не смею. Вы расскажете мне обо всем, когда вернетесь.
Эльвина улыбалась. Впервые за много недель она почувствовала себя человеком, и надежда согрела ее сердце.
Сэр Джеффри выехал утром, оставив после себя возросшую напряженность. Королевский посланник мог заехать в Сент-Обен лишь по пути в лагерь Филиппа, и, хотя он ничего не говорил о своих планах, Раймонд и Вильям явно забеспокоились. Эльвина ловила на себе косые взгляды Раймонда и чувствовала, как в ней усиливается страх.
Сэр Алек тоже заметил беспокойство двух других рыцарей и стал защищать Эльвину куда смелее, чем раньше. Опасаясь результатов его неосмотрительных действий, Эльвина старалась не покидать комнату.
Но меры предосторожности оказались недейственными. Однажды утром, через несколько дней после отъезда Джеффри, услышав ржание лошадей и голоса во дворе, Эльвина выскользнула из комнаты, желая посмотреть, что происходит. Раймонд и Вильям последнее время постоянно перешептывались, и она боялась, что они затевают для нее какую-нибудь новую пытку.
Зал был пуст, двери в замок открыты, чтобы дать доступ солнцу и воздуху. На дворе было славно, но Эльвина прекрасно понимала, что подышать воздухом лучше в огороде под окнами кухни. В кухню она и направилась. Но не успела пройти и половины пути, как двери захлопнулись и она осталась один на один с одетым в кольчугу Раймондом.
— Я уезжаю. Не хочешь поцеловать меня на прощание?
Эльвина ничуть не обрадовалась этому известию. Злоба в глазах Раймонда указывала на то, что ей едва ли удастся дожить до той благословенной минуты. Эльвина вспомнила черный ход, но она не знала, как проникнуть в него из кухни. Следовало скорее бежать наверх к себе, но Раймонд заслонял собой лестницу.
Раймонд не сделал и двух шагов, а Эльвина уже неслась по черной лестнице. Она не слышала позади себя никаких звуков, но боялась остановиться. Она знала только одно безопасное место — свою спальню, туда и побежала. Распахнув дверь и влетев внутрь, Эльвина завизжала от ужаса, ибо из темного угла ей навстречу выступил Раймонд. Он злобно ухмылялся. Догадавшись, куда побежит Эльвина, он направился туда же кратчайшим путем. Она хотела было открыть дверь, но Раймонд схватил ее за руки и закрыл засов.
— А теперь, девка, мы займемся тем, что я тебе давно обещал. Времени в обрез, но мне много и не надо. Я решил, что лучший способ не дать тебе исчезнуть — это привязать тебя к кровати.
Раймонд поволок Эльвину к кровати и бросил на матрас. Эльвина увернулась и откатилась в сторону, но он ударил ее, правда, не так сильно, чтобы она потеряла сознание, но вполне достаточно для того, чтобы заставить ее прекратить сопротивление.
Раймонд отрезал кусок веревки, висящей у пояса, и связал Эльвине руки, второй конец веревки он продел сквозь резной орнамент изголовья кровати и туго затянул петлю. Эльвина тщетно пыталась придумать какой-нибудь способ спастись. Она ругалась на всех известных ей языках и осыпала проклятиями своего мучителя.
— Давай, давай, пробуй на мне свои ведьмины штучки. Преврати меня в жеребца, и я все равно возьму тебя. Думаешь, крики тебе помогут? Чтобы пробраться сюда сквозь все эти двери, понадобится немало времени, а к тому моменту я покончу с тобой.
Он обмотал веревку вокруг лодыжек девушки, и, как ни молотила она ногами, ему удалось раздвинуть их и закрепить.
Удовлетворенный сделанным, Раймонд стал раздеваться.
— Я не стану снимать с тебя платья. Пусть оно прикрывает твой уродливый живот. Может, я избавлю тебя от Филиппова отродья. Ну разве это не благо для тебя?
Раймонд торопливо стаскивал штаны.
Эльвина отчаянно завизжала, когда Раймонд влез на кровать. Матрас прогнулся под его весом. Он еще раз ударил ее. Эльвина видела, как с каждым ударом его мужская плоть становится все больше и тверже. Осознав, что насилие возбуждает его, она затихла.
Раймонд выругался, возбуждение исчезло. Не успела Эльвина осознать, что ей повезло, как Раймонд ударил ее кулаком в бок так, что у нее перехватило дыхание.
В последовавшей затем тишине Эльвина расслышала доносящийся снизу шум и завизжала изо всех сил. Раймонд еще раз стукнул ее.
Топор вонзился в дуб со страшной силой, и Раймонд приподнялся на локтях. Топор ударил еще раз, расколов засов из толстой доски. Раймонд вскочил с кровати, наспех одеваясь, и тут дверь затрещала в третий раз и распахнулась.
Высокий мужчина в полной боевой выкладке заполнил собой дверной проем. В одной руке он держал топор, в другой — меч. Его броню и плащ покрывала пыль, но Эльвине казалось, что от него исходит сияние.
— Филипп!
Он обвел взглядом комнату и, словно одержимый, кинулся на полураздетого рыцаря. Раймонд упал на пол, но тут же поднялся, готовый к бою, с горящими от ненависти глазами.
— Ты ударил меня в спину, трус, — бросил Филипп с презрением и гневом, — и убежал, узнав, что я не умер. Уже за одно это я должен убить тебя. Но за то, что ты сделал сейчас, хотела этого девчонка или нет, я прикажу повесить тебя вниз головой и хлестать плетью до тех пор, пока жизнь не уйдет из тебя капля за каплей.
Раймонд выставил вперед меч, обходя Филиппа кругом, хотя тот еще не поднял оружия. Вместо того чтобы начать бой, Филипп отошел к кровати, давая возможность своему противнику выйти через проломанную дверь. Эльвина застыла в немом изумлении. Итак, Филипп знал имя человека, нанесшего ему удар. Имя того, кто должен был прикрыть его в бою, имя предателя! Но почему, ради всего святого, он вообразил, что она по своей воле легла с таким негодяем, как Раймонд? Но Филипп держался не менее угрожающе, чем Раймонд. Так как же ей быть? Эльвину охватила ярость. Между тем Филипп поднял меч.
— Я дам тебе больше шансов, чем ты дал мне. Я не буду драться с тобой здесь. Позволяю тебе сразиться с моими людьми внизу.
Филипп сделал выпад, заставляя Раймонда отступить к выходу. Тот споткнулся, и Филипп ударом сапога спустил его с лестницы.
Дверь за Раймондом захлопнулась, и Филипп остался наедине с Эльвиной. Сняв железные перчатки и бросив их на пол, он пристально посмотрел в ее расширенные от страха глаза. Когда он отстегнул меч и стал снимать кольчугу, Эльвина в ужасе прошептала:
— Нет, Филипп! Ради Бога, не делай этого!
Ее взгляд выражал тревогу, но кровь его уже кипела от гнева.
— Шлюха, в конце концов ты оказалась просто шлюхой. Стянув сапоги и гетры, он начал снимать штаны.
— Со сколькими ты переспала? Я слышал о тебе историй больше, чем ты провела здесь без меня ночей.
Эльвина во все глаза смотрела, как он, сняв с себя все, встал перед ней во всей своей мужественной наготе. Она смотрела, как Филипп шел к ней на длинных мускулистых Ногах. Он шел к ней, объятый гневом, как много раз до этого, и она возмущенно крикнула ему:
— Грязный ублюдок! Лживый сын шлюхи! Сначала ты приставил ко мне этих свиней, а теперь винишь меня! Отвяжи меня, не то я убью тебя собственными руками! Или ты такой же трус, как тот, что привязал меня здесь? Освободи меня, Филипп!
Он перерезал веревки еще до того, как Эльвина закончила свою тираду, и навалился на нее всей тяжестью своего мускулистого тела.
Эльвина вопила от негодования, когда руки его сжимали ей грудь и губы Филиппа ласкали соски. Она вопила, когда он раз за разом все глубже входил в нее, тем глубже и резче, чем сильнее Эльвина боролась. В конце концов она и сама перестала понимать, для чего извивается — чтобы увернуться от его толчков или, напротив, устремиться навстречу ему.
— Ну, Эльвина, убей же меня, — пробормотал Филипп. — Это единственный способ избавиться от меня, малютка викинг.
— Я ненавижу тебя, — всхлипнула она, и он накрыл ее рот поцелуем, заставив полностью капитулировать. Язык его овладел ее ртом, Филипп прижимал Эльвину к груди, он был в ней весь, так глубоко, насколько это вообще возможно.
Она кричала от счастья и боли, рожденной этой битвой. Филипп был победителем, мужчиной, не знавшим поражений, и сейчас ему суждено выйти из схватки победителем. Руки ее обнимали бугристую от мышц спину и бедра, она выгибалась дугой, с жадностью встречая каждый его толчок. А потом кровь прилила к голове с такой силой, что перед глазами Эльвины замелькали искры. Филипп коснулся губами ее щеки, и она отвернулась, не зная, чего в ней больше: гнева или стыда.
— Шлюха, — тихо пробормотал он, — не думаю, что другие твои любовники так же хорошо удовлетворяли тебя. Ты, кажется, оголодала.
— Свинья! Мне и смотреть на тебя противно, — с чувством произнесла она, но ткнуть его кулаком не посмела.
— Вот и меня воротит всякий раз, как я смотрю на тебя, — в тон ей ответил Филипп и, откатившись в сторону, прижал Эльвину к постели. Схватив платье за ворот, он разорвал его до самого низа, после чего сделал то же с нижней рубашкой.
Филипп крепко держал Эльвину за руки, не давая дергаться, любуясь молочной белизной ее груди. Затем он скользнул взглядом ниже и замер, глядя на округлившийся, пока еще небольшой живот.
Шрам на щеке Филиппа побелел, когда он провел ладонью по ее потяжелевшей груди вниз, к животу.
— Чей? Ты хотя бы знаешь?
— Ублюдок! — процедила Эльвина сквозь зубы. — Если ты не знаешь, чей это ребенок, с чего бы мне говорить тебе?
— Проблема вполне разрешима, как мне кажется, — ответил он.
Легко соскочив с кровати, Филипп босиком подошел к взломанной двери, совершенно не стесняясь своей наготы.
Эльвина поспешила укрыться, только сейчас поняв, что все это время Гандальф и сэр Алек стояли под дверью. Неужели они с Филиппом приговорены постоянно заниматься любовью при свидетелях?
— Где этот трусливый ублюдок? — взревел Филипп.
— Он умчался до того, как я успел приказать остановить его. За ним пустились в погоню, но его конь хорошо отдохнул, а ваши — устали с дороги. Боюсь, другой исчез еще до вашего прибытия.
Сэр Алек пытался заглянуть в комнату через плечо Филиппа, но тот был слишком широк в плечах.
— Другой! Так что, кроме Раймонда, был еще кто-то?
— Сэр Вильям сопровождал его. Мы думали, вы приказали им охранять Эльвину.
— Разбей тебя паралич, старый болван! Ты что, вообразил, будто я спятил? Я бы скорее доверил цыплят лисе, чем позволил этим двоим близко подойти к моей женщине. Совсем, старик, лишился ума?
Эльвина вздохнула с облегчением. Теперь душа ее была спокойна. Филипп не посылал к ней этих зверей. Он мог запереть ее и посадить на хлеб и воду, мог избить, и она приняла бы свою судьбу. Филипп мог наказать ее за проступок, и Эльвина поняла бы его, но унижения она бы не простила.
Филипп крепко ударил по двери кулаком, не в силах сдержать боли и гнева. Он не смел посмотреть в глаза женщины, которую обещал защищать, а вместо того так жестоко предал. Сердитый голос Гандальфа заставил Филиппа поднять глаза.
— Милорд! До сегодняшнего дня Эльвина была защищена от любого насилия, и только вы знаете, что случилось сейчас в этой комнате.
Филипп онемел от такой дерзости, однако принял к сведению сказанное.
— И ты смеешь мне говорить об этом? — подозрительно прищурившись, спросил он. — Ты, кто держал ее в своих объятиях каждую ночь с того дня, как вы прибыли сюда! Если она отдавалась тебе по своей воле, ты считаешь, что насилия не было?
Эльвина видела лишь спину Филиппа и то, как вздулись у него мышцы. Она понимала, как он страдает. Пусть Филипп заслужил страдания за то, что сделал с ней, но Эльвина не могла этого вынести.
Она встала, завернувшись в простыню. Ступая босиком по каменному полу, Эльвина подошла к нему сзади. Филипп не слышал ее шагов, но внезапно изменившиеся выражения лиц его собеседников дали Филиппу понять, что она рядом. Он обернулся и отступил в сторону.
— Ты пришел ко мне в гневе. Разве это не считается насилием? — Не давая ему времени ответить, Эльвина продолжила: — Из любви ко мне Гандальф проводил каждую ночь под дверью моей спальни в каморке тайного хода, о котором ты, вероятно, знаешь. Он делал это, зная, что единственной наградой ему будет твой гнев. Только моя глупость не позволила мне заключить его в объятия, хотя я знаю, что любовь Гандальфа дорогого стоит. Ты как-то сказал мне, что отправишь меня к нему, когда я отяжелею от твоего семени и стану некрасивой. Время пришло, и я готова уйти с ним.
Эльвина смотрела Филиппу в глаза, не замечая ни грустной улыбки Гандальфа, ни удивления сэра Алека. Гнев и недоверие боролись с восхищением и с чем-то еще, чему Эльвина боялась дать название.
— Нет, это время никогда не придет, — твердо заявил Филипп и, захлопнув дверь перед носом у испуганных Гандальфа и Алека, потащил Эльвину в комнату. Он схватил простыню, и Эльвина разжала руки, удерживающие ткань. Филипп пожирал глазами ее округлившуюся фигуру. — Значит, ребенок мой.
— Ты сделал то, что хотел, — с вызовом бросила она. — В очередной раз доказал, что ты мужчина. Теперь собираешься держать меня при себе, чтобы доказывать свою мужскую состоятельность всем в округе? Пусти меня.
Филипп хищно усмехнулся.
— Нет, я всего лишь заронил свое семя в плодородную почву и теперь хочу посмотреть, как оно будет расти. Я никогда не буду знать недостатка в бастардах, если стану заниматься тобой регулярно.
Эльвина вскрикнула от возмущения, когда он, одним махом подняв ее, понес на кровать. Швырнув ее на перину, Филипп лег рядом. Когда она попыталась откатиться, он привлек ее к себе, давая понять, что снова готов в бой.
— Внезапно я почувствовал вкус к беременным женщинам, хотя ты не выглядишь еще особенно внушительно, — усмехнулся Филипп, накрывая ладонью аккуратный круглый живот.
Эльвина не хотела спорить с ним. Ей нравилась его грубость, как и случайная и редкая нежность, как и его страсть и жар в постели. Эльвину не привлекала изысканная галантность сэра Джеффри, и грубоватая прямота Филиппа возбуждала ее куда сильнее, чем любая самая сладкая лесть. Она предпочитала гнев лицемерию. Эльвина стерпела бы его побои, но только не безразличие. Она любила его и принимала таким, каков он есть, и так, как он позволял ей.
На этот раз Филипп был нежен: он касался губами синяков, оставленных Раймондом, и поцелуи его уносили боль. Они словно открывали друг друга заново и слились воедино без боли и сожаления.
— Если это ненависть, то я боюсь того дня, когда ты полюбишь кого-то, — усмехнувшись, прошептал Филипп и был вознагражден тычком под ребра.
— Ты мерзкий и вредный, и от тебя я научилась не доверять никому из мужчин.
Он слишком глубоко проник в ее сердце, и Эльвина не смела дать ему это понять. Филипп женат, а она всего лишь его любовница, которой уже давно пора бы прискучить ему.
— Вот и славно, так тому и быть. Не доверяй никому. За тем, что тебе надо, приходи только ко мне!
Филипп любовался ее молодой грудью. Взгляд его упал на кольцо, лежавшее в ложбинке. Он приподнял тяжелую золотую цепь и поднес кольцо к глазам.
— Что это? Раньше ты его не носила.
— Это кольцо моего отца. Тильда хранила его у себя, пока ты не отправил меня сюда. Наверное, она надеялась защитить меня с помощью талисмана отца.
Филипп вертел кольцо между пальцами, любуясь игрой света в серебристо-голубых глазах.
— Если это кольцо — то самое, что я вернул ей, тогда оно сильно изменилось к лучшему. Может, все дело в том, кто его носит.
Филипп усмехнулся, переведя взгляд на ложбинку, в которой лежало кольцо, затем положил его на ладонь. Что-то в рисунке, выбитом на кольце, привлекло его внимание, и он поднес украшение к глазам.
К тому времени как она пришла в себя, ее столь тщательно скрываемая тайна стала бы явью для всех, даже если бы круглый животик не выпирал так гордо.
Герта начала причитать и охать, когда Эльвина, наконец избавившись от жара, спустилась вниз. Под одеждой живот почти не был заметен, но мудрая Герта поняла все. Она и так вот уже неделю, как грызла всех поедом за то, что никто не заметил признаков беременности Эльвины раньше.
— Сиди здесь и грейся у очага. Негоже тебе бегать по лестницам с ребенком сэра Филиппа в животе! Как же ты, противная девчонка, не сказала нам об этом! Еще бы чуть-чуть, и было бы поздно.
Все утро она бранила Эльвину, но та не обращала на Герту никакого внимания. Эльвина делала все то же, что и обычно, с каким-то отсутствующим видом, ни к кому не обращаясь и отвечая на все односложно.
Когда солнце как следует прогрело землю, она отправилась на огород. Несколько часов кряду Эльвина работала там, обращаясь по имени к каждому крохотному растеньицу, воспевая ту пользу, что оно приносит. Никто не посмел побеспокоить ее, все решили, что она слегка тронулась умом. Эльвина лишь усмехалась про себя, незаметно касаясь места, где только что начал шевелиться ребенок. Уж этого она от себя не отпустит.
Несмотря на всеобщие возражения, Эльвина продолжала прислуживать за столом, как и раньше. Раймонд и Вильям поглядывали на нее с опаской и отчасти с чувством неловкости: они вдруг заметили ее округлившийся живот.
Сэр Джеффри появился неожиданно поздним сентябрьским вечером. Сэр Алек велел открыть рыцарю в доспехах, нетерпеливо колотившему в ворота железной перчаткой.
Шел сильный дождь с градом, и, торопливо затворив дверь за гостем, сэра Джеффри провели в зал. В свете факелов его броня грозно блестела, пурпурный сагум добавлял ему таинственности и величия. Джеффри обвел взглядом собравшихся и задержал его на Эльвине в некотором удивлении.
— Добро пожаловать в Сент-Обен, сэр Джеффри. Еда скоро будет готова. Если вы путешествуете без оруженосца, Гандальф поможет вам.
— Надо полагать, сэр Филипп здесь? — спросил Джеффри, оглядевшись.
Сэр Алек нахмурился.
— Сейчас нет. Присоединяйтесь к нам. Выпьем, пока женщины принесут нам еду.
Мужчины уселись за стол, а женщины пошли за едой на кухню.
Эльвина заметила удивление в глазах сэра Джеффри, увидевшего ее здесь одну, без Филиппа, но не сделала никаких попыток развеять недоумение. Мужчины скоро все ему разъяснят, и он сочтет ее такой же, какой и другие — шлюхой и несостоявшейся убийцей. Чего Эльвина никак не ожидала, так это того, что сэр Джеффри выкажет растерянность, не увидев ее за столом.
— Вы не присоединитесь к нам, миледи? Джеффри галантно указал на место напротив, где должен был сидеть хозяин замка.
Эльвина покраснела и покачала головой:
— Нет, сэр.
Не сказав более ни слова, она удалилась на кухню, оставив Джеффри выяснять, в чем дело.
И все же Эльвина чувствовала на себе его любопытный взгляд, когда, повинуясь окрику Раймонда, вернулась и налила ему еще вина. Нервничая, она пролила немного на стол, за что Вильям довольно чувствительно шлепнул ее. Сэр Джеффри вскочил с места в гневе, но сэр Алек удержал его, дав Эльвине время улизнуть.
Далее все приступили к трапезе молча, и Эльвина вздохнула с облегчением, увидев, что придворный более не предпринимает никаких попыток положить конец грубости наемников, выражавшейся и в действиях, и в скабрезных замечаниях. Драка ничего не решит, и она, Эльвина, не стоит ничьей жизни.
Но сэра Джеффри оказалось не так-то легко заставить не замечать происходящего. Когда ужин подходил к концу, он встал из-за стола и последовал за Эльвиной в коридор, ведущий на кухню. Джеффри перехватил ее, когда она несла оттуда кубки с вином. В темном коридоре их никто не мог ни увидеть, ни услышать.
— Что означает это безобразие? — раздраженно прошептал он, нежно сжимая ее руку. — Почему вы позволяете им так с собой обращаться?
— А как еще они должны обращаться со мной, сэр? Со шлюхой ведут себя иначе, чем с леди.
— Не называйте себя так! Всякий, у кого есть глаза, видит, кто вы!
Эльвина попыталась выдернуть руку, но он держал ее крепко.
— И что, Филипп мирится со всем этим?
— Он и послал меня сюда с ними, не так ли? — горько усмехнулась Эльвина.
— Что вы совершили, чтобы заслужить такую судьбу? — опросил Джеффри.
Эльвина пожала плечами.
— Я воткнула кинжал ему в спину.
Джеффри едва не вскрикнул от удивления, пальцы его разжались, и Эльвина попыталась протиснуться между ним и стеной, но рыцарь взял ее за плечи.
— Когда-нибудь вы скажете мне, почему вы это сделали, но первым делом я должен вытащить вас отсюда. Филипп не стоит вас, если так обращается с вами.
Она не ожидала, что он поцелует ее, нежно, ласково. Погладив Эльвину по щеке и поддерживая за талию, Джеффри осторожно коснулся ее губ.
Несколько месяцев Эльвина не знала, что такое ласка, и это свидетельство того, что она все еще может быть желанна, пробудило в ней теплое чувство к нему, но не более. Когда рука его коснулась груди Эльвины, она отстранилась, и Джеффри отпустил ее.
— Ты не пожалеешь о том, что ушла со мной, любовь моя. Я буду одевать тебя так, как ты того заслуживаешь, и с гордостью представлю тебя ко двору. Я буду заботиться о тебе куда лучше, чем этот олух Филипп. Он не понимает, чем одарила его судьба, если не ценит такой драгоценный подарок, как вы, миледи.
Эльвина снисходительно улыбнулась. Столько красивых слов, и все напрасно.
— Вы очень благородны и щедры, милорд. Не боитесь в ответ на вашу доброту получить нож в спину?
— Из ваших рук я приму это за счастье! — рассмеялся Джеффри.
— Не проявляйте излишнего милосердия, милорд. Оставьте меня здесь и займитесь своими делами. Так будет лучше всего.
Джеффри решительно покачал головой, поглаживая платиновые косы.
— Ни за что. Вы ведь не предпочтете этот ад двору его величества, не так ли? Насколько я помню, однажды вы высказали желание увидеть Вестминстер. Верно?
Эльвина вздохнула и отступила на шаг.
— Полагаете, я стану украшением двора в таком положении, милорд?
Она обтянула округлившийся живот, расправив складки на платье.
Улыбка Джеффри растаяла. Он все еще надеялся. Темные глаза его, устремленные на нее, выражали смятение. Она могла бы почти дословно воспроизвести диалог, который Джеффри вел с самим собой. Но вот рука его бессильно упала.
— Если бы я знал, что вы согласитесь быть со мной после того, как родится ребенок, я бы нашел для вас безопасное место, где вы могли бы жить до рождения малыша.
Но вы ведь не хотите становиться любовницей другого мужчины?
— Нет, милорд, не хочу.
— Может, Господь покарает Филиппа за все, что он сделал, но не в моей власти выносить ему приговор. А вот проучить его как следует — это я могу. Поедете со мной посмотреть, как это будет происходить?
— Я хотела бы, но не смею. Вы расскажете мне обо всем, когда вернетесь.
Эльвина улыбалась. Впервые за много недель она почувствовала себя человеком, и надежда согрела ее сердце.
Сэр Джеффри выехал утром, оставив после себя возросшую напряженность. Королевский посланник мог заехать в Сент-Обен лишь по пути в лагерь Филиппа, и, хотя он ничего не говорил о своих планах, Раймонд и Вильям явно забеспокоились. Эльвина ловила на себе косые взгляды Раймонда и чувствовала, как в ней усиливается страх.
Сэр Алек тоже заметил беспокойство двух других рыцарей и стал защищать Эльвину куда смелее, чем раньше. Опасаясь результатов его неосмотрительных действий, Эльвина старалась не покидать комнату.
Но меры предосторожности оказались недейственными. Однажды утром, через несколько дней после отъезда Джеффри, услышав ржание лошадей и голоса во дворе, Эльвина выскользнула из комнаты, желая посмотреть, что происходит. Раймонд и Вильям последнее время постоянно перешептывались, и она боялась, что они затевают для нее какую-нибудь новую пытку.
Зал был пуст, двери в замок открыты, чтобы дать доступ солнцу и воздуху. На дворе было славно, но Эльвина прекрасно понимала, что подышать воздухом лучше в огороде под окнами кухни. В кухню она и направилась. Но не успела пройти и половины пути, как двери захлопнулись и она осталась один на один с одетым в кольчугу Раймондом.
— Я уезжаю. Не хочешь поцеловать меня на прощание?
Эльвина ничуть не обрадовалась этому известию. Злоба в глазах Раймонда указывала на то, что ей едва ли удастся дожить до той благословенной минуты. Эльвина вспомнила черный ход, но она не знала, как проникнуть в него из кухни. Следовало скорее бежать наверх к себе, но Раймонд заслонял собой лестницу.
Раймонд не сделал и двух шагов, а Эльвина уже неслась по черной лестнице. Она не слышала позади себя никаких звуков, но боялась остановиться. Она знала только одно безопасное место — свою спальню, туда и побежала. Распахнув дверь и влетев внутрь, Эльвина завизжала от ужаса, ибо из темного угла ей навстречу выступил Раймонд. Он злобно ухмылялся. Догадавшись, куда побежит Эльвина, он направился туда же кратчайшим путем. Она хотела было открыть дверь, но Раймонд схватил ее за руки и закрыл засов.
— А теперь, девка, мы займемся тем, что я тебе давно обещал. Времени в обрез, но мне много и не надо. Я решил, что лучший способ не дать тебе исчезнуть — это привязать тебя к кровати.
Раймонд поволок Эльвину к кровати и бросил на матрас. Эльвина увернулась и откатилась в сторону, но он ударил ее, правда, не так сильно, чтобы она потеряла сознание, но вполне достаточно для того, чтобы заставить ее прекратить сопротивление.
Раймонд отрезал кусок веревки, висящей у пояса, и связал Эльвине руки, второй конец веревки он продел сквозь резной орнамент изголовья кровати и туго затянул петлю. Эльвина тщетно пыталась придумать какой-нибудь способ спастись. Она ругалась на всех известных ей языках и осыпала проклятиями своего мучителя.
— Давай, давай, пробуй на мне свои ведьмины штучки. Преврати меня в жеребца, и я все равно возьму тебя. Думаешь, крики тебе помогут? Чтобы пробраться сюда сквозь все эти двери, понадобится немало времени, а к тому моменту я покончу с тобой.
Он обмотал веревку вокруг лодыжек девушки, и, как ни молотила она ногами, ему удалось раздвинуть их и закрепить.
Удовлетворенный сделанным, Раймонд стал раздеваться.
— Я не стану снимать с тебя платья. Пусть оно прикрывает твой уродливый живот. Может, я избавлю тебя от Филиппова отродья. Ну разве это не благо для тебя?
Раймонд торопливо стаскивал штаны.
Эльвина отчаянно завизжала, когда Раймонд влез на кровать. Матрас прогнулся под его весом. Он еще раз ударил ее. Эльвина видела, как с каждым ударом его мужская плоть становится все больше и тверже. Осознав, что насилие возбуждает его, она затихла.
Раймонд выругался, возбуждение исчезло. Не успела Эльвина осознать, что ей повезло, как Раймонд ударил ее кулаком в бок так, что у нее перехватило дыхание.
В последовавшей затем тишине Эльвина расслышала доносящийся снизу шум и завизжала изо всех сил. Раймонд еще раз стукнул ее.
Топор вонзился в дуб со страшной силой, и Раймонд приподнялся на локтях. Топор ударил еще раз, расколов засов из толстой доски. Раймонд вскочил с кровати, наспех одеваясь, и тут дверь затрещала в третий раз и распахнулась.
Высокий мужчина в полной боевой выкладке заполнил собой дверной проем. В одной руке он держал топор, в другой — меч. Его броню и плащ покрывала пыль, но Эльвине казалось, что от него исходит сияние.
— Филипп!
Он обвел взглядом комнату и, словно одержимый, кинулся на полураздетого рыцаря. Раймонд упал на пол, но тут же поднялся, готовый к бою, с горящими от ненависти глазами.
— Ты ударил меня в спину, трус, — бросил Филипп с презрением и гневом, — и убежал, узнав, что я не умер. Уже за одно это я должен убить тебя. Но за то, что ты сделал сейчас, хотела этого девчонка или нет, я прикажу повесить тебя вниз головой и хлестать плетью до тех пор, пока жизнь не уйдет из тебя капля за каплей.
Раймонд выставил вперед меч, обходя Филиппа кругом, хотя тот еще не поднял оружия. Вместо того чтобы начать бой, Филипп отошел к кровати, давая возможность своему противнику выйти через проломанную дверь. Эльвина застыла в немом изумлении. Итак, Филипп знал имя человека, нанесшего ему удар. Имя того, кто должен был прикрыть его в бою, имя предателя! Но почему, ради всего святого, он вообразил, что она по своей воле легла с таким негодяем, как Раймонд? Но Филипп держался не менее угрожающе, чем Раймонд. Так как же ей быть? Эльвину охватила ярость. Между тем Филипп поднял меч.
— Я дам тебе больше шансов, чем ты дал мне. Я не буду драться с тобой здесь. Позволяю тебе сразиться с моими людьми внизу.
Филипп сделал выпад, заставляя Раймонда отступить к выходу. Тот споткнулся, и Филипп ударом сапога спустил его с лестницы.
Дверь за Раймондом захлопнулась, и Филипп остался наедине с Эльвиной. Сняв железные перчатки и бросив их на пол, он пристально посмотрел в ее расширенные от страха глаза. Когда он отстегнул меч и стал снимать кольчугу, Эльвина в ужасе прошептала:
— Нет, Филипп! Ради Бога, не делай этого!
Ее взгляд выражал тревогу, но кровь его уже кипела от гнева.
— Шлюха, в конце концов ты оказалась просто шлюхой. Стянув сапоги и гетры, он начал снимать штаны.
— Со сколькими ты переспала? Я слышал о тебе историй больше, чем ты провела здесь без меня ночей.
Эльвина во все глаза смотрела, как он, сняв с себя все, встал перед ней во всей своей мужественной наготе. Она смотрела, как Филипп шел к ней на длинных мускулистых Ногах. Он шел к ней, объятый гневом, как много раз до этого, и она возмущенно крикнула ему:
— Грязный ублюдок! Лживый сын шлюхи! Сначала ты приставил ко мне этих свиней, а теперь винишь меня! Отвяжи меня, не то я убью тебя собственными руками! Или ты такой же трус, как тот, что привязал меня здесь? Освободи меня, Филипп!
Он перерезал веревки еще до того, как Эльвина закончила свою тираду, и навалился на нее всей тяжестью своего мускулистого тела.
Эльвина вопила от негодования, когда руки его сжимали ей грудь и губы Филиппа ласкали соски. Она вопила, когда он раз за разом все глубже входил в нее, тем глубже и резче, чем сильнее Эльвина боролась. В конце концов она и сама перестала понимать, для чего извивается — чтобы увернуться от его толчков или, напротив, устремиться навстречу ему.
— Ну, Эльвина, убей же меня, — пробормотал Филипп. — Это единственный способ избавиться от меня, малютка викинг.
— Я ненавижу тебя, — всхлипнула она, и он накрыл ее рот поцелуем, заставив полностью капитулировать. Язык его овладел ее ртом, Филипп прижимал Эльвину к груди, он был в ней весь, так глубоко, насколько это вообще возможно.
Она кричала от счастья и боли, рожденной этой битвой. Филипп был победителем, мужчиной, не знавшим поражений, и сейчас ему суждено выйти из схватки победителем. Руки ее обнимали бугристую от мышц спину и бедра, она выгибалась дугой, с жадностью встречая каждый его толчок. А потом кровь прилила к голове с такой силой, что перед глазами Эльвины замелькали искры. Филипп коснулся губами ее щеки, и она отвернулась, не зная, чего в ней больше: гнева или стыда.
— Шлюха, — тихо пробормотал он, — не думаю, что другие твои любовники так же хорошо удовлетворяли тебя. Ты, кажется, оголодала.
— Свинья! Мне и смотреть на тебя противно, — с чувством произнесла она, но ткнуть его кулаком не посмела.
— Вот и меня воротит всякий раз, как я смотрю на тебя, — в тон ей ответил Филипп и, откатившись в сторону, прижал Эльвину к постели. Схватив платье за ворот, он разорвал его до самого низа, после чего сделал то же с нижней рубашкой.
Филипп крепко держал Эльвину за руки, не давая дергаться, любуясь молочной белизной ее груди. Затем он скользнул взглядом ниже и замер, глядя на округлившийся, пока еще небольшой живот.
Шрам на щеке Филиппа побелел, когда он провел ладонью по ее потяжелевшей груди вниз, к животу.
— Чей? Ты хотя бы знаешь?
— Ублюдок! — процедила Эльвина сквозь зубы. — Если ты не знаешь, чей это ребенок, с чего бы мне говорить тебе?
— Проблема вполне разрешима, как мне кажется, — ответил он.
Легко соскочив с кровати, Филипп босиком подошел к взломанной двери, совершенно не стесняясь своей наготы.
Эльвина поспешила укрыться, только сейчас поняв, что все это время Гандальф и сэр Алек стояли под дверью. Неужели они с Филиппом приговорены постоянно заниматься любовью при свидетелях?
— Где этот трусливый ублюдок? — взревел Филипп.
— Он умчался до того, как я успел приказать остановить его. За ним пустились в погоню, но его конь хорошо отдохнул, а ваши — устали с дороги. Боюсь, другой исчез еще до вашего прибытия.
Сэр Алек пытался заглянуть в комнату через плечо Филиппа, но тот был слишком широк в плечах.
— Другой! Так что, кроме Раймонда, был еще кто-то?
— Сэр Вильям сопровождал его. Мы думали, вы приказали им охранять Эльвину.
— Разбей тебя паралич, старый болван! Ты что, вообразил, будто я спятил? Я бы скорее доверил цыплят лисе, чем позволил этим двоим близко подойти к моей женщине. Совсем, старик, лишился ума?
Эльвина вздохнула с облегчением. Теперь душа ее была спокойна. Филипп не посылал к ней этих зверей. Он мог запереть ее и посадить на хлеб и воду, мог избить, и она приняла бы свою судьбу. Филипп мог наказать ее за проступок, и Эльвина поняла бы его, но унижения она бы не простила.
Филипп крепко ударил по двери кулаком, не в силах сдержать боли и гнева. Он не смел посмотреть в глаза женщины, которую обещал защищать, а вместо того так жестоко предал. Сердитый голос Гандальфа заставил Филиппа поднять глаза.
— Милорд! До сегодняшнего дня Эльвина была защищена от любого насилия, и только вы знаете, что случилось сейчас в этой комнате.
Филипп онемел от такой дерзости, однако принял к сведению сказанное.
— И ты смеешь мне говорить об этом? — подозрительно прищурившись, спросил он. — Ты, кто держал ее в своих объятиях каждую ночь с того дня, как вы прибыли сюда! Если она отдавалась тебе по своей воле, ты считаешь, что насилия не было?
Эльвина видела лишь спину Филиппа и то, как вздулись у него мышцы. Она понимала, как он страдает. Пусть Филипп заслужил страдания за то, что сделал с ней, но Эльвина не могла этого вынести.
Она встала, завернувшись в простыню. Ступая босиком по каменному полу, Эльвина подошла к нему сзади. Филипп не слышал ее шагов, но внезапно изменившиеся выражения лиц его собеседников дали Филиппу понять, что она рядом. Он обернулся и отступил в сторону.
— Ты пришел ко мне в гневе. Разве это не считается насилием? — Не давая ему времени ответить, Эльвина продолжила: — Из любви ко мне Гандальф проводил каждую ночь под дверью моей спальни в каморке тайного хода, о котором ты, вероятно, знаешь. Он делал это, зная, что единственной наградой ему будет твой гнев. Только моя глупость не позволила мне заключить его в объятия, хотя я знаю, что любовь Гандальфа дорогого стоит. Ты как-то сказал мне, что отправишь меня к нему, когда я отяжелею от твоего семени и стану некрасивой. Время пришло, и я готова уйти с ним.
Эльвина смотрела Филиппу в глаза, не замечая ни грустной улыбки Гандальфа, ни удивления сэра Алека. Гнев и недоверие боролись с восхищением и с чем-то еще, чему Эльвина боялась дать название.
— Нет, это время никогда не придет, — твердо заявил Филипп и, захлопнув дверь перед носом у испуганных Гандальфа и Алека, потащил Эльвину в комнату. Он схватил простыню, и Эльвина разжала руки, удерживающие ткань. Филипп пожирал глазами ее округлившуюся фигуру. — Значит, ребенок мой.
— Ты сделал то, что хотел, — с вызовом бросила она. — В очередной раз доказал, что ты мужчина. Теперь собираешься держать меня при себе, чтобы доказывать свою мужскую состоятельность всем в округе? Пусти меня.
Филипп хищно усмехнулся.
— Нет, я всего лишь заронил свое семя в плодородную почву и теперь хочу посмотреть, как оно будет расти. Я никогда не буду знать недостатка в бастардах, если стану заниматься тобой регулярно.
Эльвина вскрикнула от возмущения, когда он, одним махом подняв ее, понес на кровать. Швырнув ее на перину, Филипп лег рядом. Когда она попыталась откатиться, он привлек ее к себе, давая понять, что снова готов в бой.
— Внезапно я почувствовал вкус к беременным женщинам, хотя ты не выглядишь еще особенно внушительно, — усмехнулся Филипп, накрывая ладонью аккуратный круглый живот.
Эльвина не хотела спорить с ним. Ей нравилась его грубость, как и случайная и редкая нежность, как и его страсть и жар в постели. Эльвину не привлекала изысканная галантность сэра Джеффри, и грубоватая прямота Филиппа возбуждала ее куда сильнее, чем любая самая сладкая лесть. Она предпочитала гнев лицемерию. Эльвина стерпела бы его побои, но только не безразличие. Она любила его и принимала таким, каков он есть, и так, как он позволял ей.
На этот раз Филипп был нежен: он касался губами синяков, оставленных Раймондом, и поцелуи его уносили боль. Они словно открывали друг друга заново и слились воедино без боли и сожаления.
— Если это ненависть, то я боюсь того дня, когда ты полюбишь кого-то, — усмехнувшись, прошептал Филипп и был вознагражден тычком под ребра.
— Ты мерзкий и вредный, и от тебя я научилась не доверять никому из мужчин.
Он слишком глубоко проник в ее сердце, и Эльвина не смела дать ему это понять. Филипп женат, а она всего лишь его любовница, которой уже давно пора бы прискучить ему.
— Вот и славно, так тому и быть. Не доверяй никому. За тем, что тебе надо, приходи только ко мне!
Филипп любовался ее молодой грудью. Взгляд его упал на кольцо, лежавшее в ложбинке. Он приподнял тяжелую золотую цепь и поднес кольцо к глазам.
— Что это? Раньше ты его не носила.
— Это кольцо моего отца. Тильда хранила его у себя, пока ты не отправил меня сюда. Наверное, она надеялась защитить меня с помощью талисмана отца.
Филипп вертел кольцо между пальцами, любуясь игрой света в серебристо-голубых глазах.
— Если это кольцо — то самое, что я вернул ей, тогда оно сильно изменилось к лучшему. Может, все дело в том, кто его носит.
Филипп усмехнулся, переведя взгляд на ложбинку, в которой лежало кольцо, затем положил его на ладонь. Что-то в рисунке, выбитом на кольце, привлекло его внимание, и он поднес украшение к глазам.