Страница:
Схватив ее в свои объятия. Лис вытащил шпильки из ее великолепных волос и прошептал:
— И почему же, Ваше Безумство?
— Потому что я безумно счастлива, — шепотом призналась она в крахмальную манишку его рубашки и обнаружила, что ее муж уже успел снять пиджак, жилет и галстук, пока она осматривала свою новую кухню. — Бессмысленно делать вид, что я выше всего этого. Я отчаянно тебя люблю! Если бы ты хотел, ты мог бы разбить мое сердце!
— Моя дорогая глупышка, зачем бы мне это делать? Ты со мной в безопасности до конца наших дней!
Его голос, низкий и невероятно пьянящий, вызвал новый прилив эмоций и новые слезы радости.
— Лис, зачем ты это сделал? Я имею в виду, женился на мне? Ты говорил лишь…
— Пожалуйста, не напоминай мне о каждой глупости, что я наговорил за последние недели, — произнес он с самоуничижающим смешком, крепче обнимая ее. — С того самого момента, как мы вернулись в Дидвуд, в наши разъединенные, но прижатые друг к другу дома, мне до боли не хватало тебя, и эта боль терзала меня и днем и ночью. Может быть, это не требовало немедленного радикального решения, если бы мама не ждала. — Он, улыбаясь, провел пальцами по ее шелковистым волосам: — Господи, она же свела меня с ума! Я не мог бы быть с тобой наедине, когда она была бы здесь. Мое решение подтолкнул ее проект. Она пошла в лавку Стара и Бьюллока за мебелью для этого дома в тот самый день, когда я сделал тебе предложение. Я понял, что должен что-то очень быстро предпринять, или она возьмет верх, и будет слишком поздно для этого дома, а может быть, и для нас. Если мама что-либо начинает, она превращается в снежный ком, перерастающий в лавину!
— Я все еще не могу поверить, что ты построил ей собственную хижину, и так быстро!
Он засмеялся:
— Я решил это в тот же вечер, когда мы вернулись домой. Да, я вспомнил… Я начал планировать и еще кое-что в тот вечер. Закрой глаза, и я покажу тебе мой свадебный подарок.
Она крепко зажмурила глаза, протестуя:
— Но у меня не было возможности приготовить подарок тебе!
— Ваше Безумство, вы самый лучший подарок для меня! — многозначительно ответил Лис. Он взял ее за руку и повел в другую часть дома за лестницей. — Ну ладно. Теперь можешь взглянуть!
Открыв глаза, Мэдди увидела сказочную кровать с пологом, стоящую перед ними. Широкий луч солнца врывался в окно и окутывал золотистым светом простое сооружение с высокими столбиками по углам, обструганными в форме карандаша. К столбикам был прикреплен белоснежный балдахин из нескольких ярдов белого батиста, красиво драпированного по сторонам и водопадом спадающего по углам кровати. На веревочном переплетении лежала соблазнительная перина с двумя пышными подушками, и все это венчало изысканное стеганое одеяло с двумя вышитыми обручальными кольцами.
Через несколько мгновений Лису пришлось вынуть носовой платок, чтобы нежно промокнуть свежий ливень слез Мэдди.
— Тебе нравится? — наконец со смехом спросил он. Когда она безмолвно кивнула, он обвил ее сзади руками и поцеловал в затылок: — Я знал, что тебе понравится! И ты, конечно, узнала подарок, который сделала нам твоя бабушка?
— Это стеганое одеяло было подарено на свадьбу бабушке Сьюзен и дедушке Патрику… шестьдесят лет тому назад. Бабушкина мать, Миген, сделала его сама в компании других жен сенаторов из Вашингтона. — Мэдди покачала головой, изумленная, растроганная.
— Как замечательно, что она подарила его нам… Лис, ты сделал эту кровать сам, как и этот маленький коттедж для твоей матери?
— Да, в свободное время, — лаконично признался он.
— И бабушка Сьюзен знала все, что здесь затевалось с самого начала? Да?
— Мммм… да. — Коснувшись губами ее затылка, он прошептал: — Господи, как ты волшебно пахнешь! О Мэдди…
До нее дошло, что его пальцы расстегивают пуговки платья на ее спине и делают это с такой ловкостью, что она даже не почувствовала, что происходит, пока ткань не упала и он не коснулся ребром ладони ее лопатки.
— Эта кровать — самый прекрасный подарок, который я когда-либо получала, — торжественно произнесла она. — Я хочу сказать тебе это!
— Ну, я должен кое в чем признаться. — Он опустил рукава ее платья и поцеловал каждое из ее кремовых плеч.
— Признаться? — по ее телу пробежала легкая дрожь удовольствия.
— Насчет кровати. Как подарка! — Схватив ее за бедра сильными руками, Лис притянул ее к себе так, что она почувствовала твердость его тела даже через одежду.
— Мои мотивы были не совсем сентиментальны! Делая эту кровать, я немного думал и о себе!
Она растаяла, щеки ее покраснели, тогда как под юбками разлилась предательская теплота.
— О чем ты думал? — собственный голос показался ей пьяным.
— Может быть, я лучше покажу вам, миссис Мэттыоз?
— Пожалуйста…
Внутреннее парение напомнило Мэдди о том дне, когда она, обнаженная, стояла под водопадом в ярком солнечном свете, и о той страсти, которой она позволила расцвести, когда они с Лисом занимались любовью на воздухе, возбужденные закатом в прериях. Как будто внутри нее всегда жило это чудесное существо, а Лис повернул ключ, освободивший его.
Трепеща от ожидания, Мэдди улыбалась его голубым глазам, когда он медленно раздевал ее. С нее слетела муслиновая нижняя юбка, затем корсет, развязывая который, Лис заставил ее задрожать от возбуждения. Наконец он обнажил ее грудь с торчащими уплотненными сосками, но Ляс предпочел прикоснуться к ним лишь взглядом.
Мэдди забыла, какой слабой она может стать, страстно желая Лиса, какой невероятно распутной он заставлял ее почувствовать себя. Он опустился перед ней на колени, спустил чулки и снял туфли. Мэдди лишь протянула руку и прикоснулась к его вьющимся волосам.
Когда он поднялся, Мэдди доверчиво стояла перед ним лишь с обручальным кольцом с бриллиантом на пальце.
— Ты слишком красива, чтобы выразить это словами! — прошептал Лис. Он улыбнулся и почувствовал порыв любви, увидев ее стройные плечи, прямую спину и поднятый подбородок.
Она стояла, греясь в лучах солнца и в одобрительном взгляде мужа. Медно-золотистая грива ее волос разлилась но ее бедрам, ошеломляя гораздо больше, чем любой драгоценный камень или дорогое платье. Казалось, прошли веха с тех пор, как он увидел ее красивые молочно-белые ноги, усыпанные веснушками, полную грудь с ярко-розовыми сосками, узкую талию и изящные темно-рыжие завитки волос на клинышке между ног. Его жена была гораздо более чем красивой, она была желанной, ее тело было более совершенно, чем любое другое, потому что он так любил ее.
— Мне это нравится! — с неотразимой улыбкой произнесла она.
— О? — Какое счастье, что он нашел эту блестящую, пленительную женщину!
Мэдди протянула руку и приподнялась на цыпочки.
— У меня такое чувство, словно я бабочка, хотя я никогда и не предполагала такого… — Она грациозно наклонила свое обнаженное тело, глаза ее сияли: — Жаль, что я не могу объяснить лучше…
— Не надо. Я понимаю.
— Да, полагаю. — Выражение ее лица смягчилось, и она стала расстегивать его накрахмаленную белую рубашку.
— Ты совершил со мной это… превращение. — Ее руки казались маленькими и бледными на фоне мускулистой, загорелой груди Лиса. Она обожала ощущение волос на его груди, одновременно жестких и ласкающих, когда своими пальцами зарывалась в них и разглаживала.
Лис ловко сбросил с себя одежду и стоял перед ней загорелый и сильный в туманном луче солнца. Он поднял Мэдди и покрыл ее рот своим, осознавая среди этого блаженства этого бесконечного, обжигающего поцелуя ее изысканную хрупкость, запах ее груди, прижатой к его сильному телу ее хрупкость, когда его руки ласкали ее. От нее исходил великолепный аромат, который он никогда бы не смог точно определить. Полевые цветы, ваниль, лаванда… нет, просто Мэдди.
Его руки обхватили ее ягодицы, и она выгнулась, прижавшись к нему, обвив ногами его талию. Оба испытали внезапный шок, когда ее раздвинутые бедра выдали ее возбуждение. Она была ярко-розовой и свежей, как роза, открывшаяся на рассвете.
Их губы разъединились, глаза встретились, расширившись, и оба они испытали мгновение восторженного смеха. Лис прошептал преувеличенно-злодейским тоном:
— Время в постель, дорогая моя миссис Мэттьюз, не бойтесь…
— Мои обязанности жены, — робко прошептала она, кивнув, — я знаю, я должна…
— Да, в самом деле!
Их добродушное подшучивание было забыто, когда он поднес ее к брачному ложу и опустил на роскошную перину.
— Как облако! — изумленно прошептала Мэдди.
— Хорошая постель важна для счастливого брака, — ответил Лис.
— Кто тебе это сказал?
— Твоя бабушка. А теперь тихо! — Он пристально посмотрел на нее, горя нетерпением, и все же желая сделать так, чтобы каждый благословенный миг запомнился им обоим. Он поднял ноги Мэдди и стал целовать кончики ее пальцев и их элегантные изгибы.
Когда его губы обжигающими поцелуями стали покрывать шелковистую кожу другой ноги, Мэдди начала тихонько постанывать от возбуждения.
Сквозь ресницы она наблюдала, как Лис целует внутреннюю сторону ее бедер, и сгорала от нетерпения, ожидая большего. Как в сладком сне, он оказался на ней, и их губы растворились. Она обняла его и прижалась, чтобы пропитаться его горячим сильным телом. Они неистово перекатывались метались, голодные, дающие и берущие. Потом Мэдди оказалась на груди Лиса и, широко расставив ноги, настойчиво терлась об него.
Лис массировал ее зад, пока они целовались, тихонько продвигаясь дальше, между ее ног. Она вздрогнула, затем продвинула пальцами его копье и поднялась на руки так, чтобы он мог целовать, массировать и сосать ее грудь. Ему нравилось видеть ее над собой с удивленно запрокинутой головой и наблюдать настойчивость, с которой она приближала кульминацию.
— О! — Глаза его открылись и увидели ее лицо. — О! — Судороги, казалось, сотрясали все ее тело, и соски ее сморщились и затвердели. Когда она благополучно перенесла эту бурю чувств, Лис нашел свой путь в нее, заполнив ее до конца.
— Это… бесстыдно, — удалось ей выдохнуть, и, поцеловав его, она легла на него, обессиленная. Лису любопытно было увидеть, что будет дальше, как она будет действовать в этом положении власти над ним; она же упивалась этим, двигаясь на нем медленно и терзая его. Удовольствие было мучительным, и Лису пришло в голову, что впереди их ждет много радостных мгновений, когда они изучат возможности каждого в физической любви.
— Ваше Сладостное Безумство, я люблю вас! — пробормотал он и перевернул ее на белоснежные подушки, не нарушая связи между двумя телами.
— Я люблю тебя! — вскрикнула Мэдди, поймав себя на том, что опять рыдает, встречая ритмичные рывки мужа.
Лиса переполняла нежность к ней, словно они действительно были частью друг друга, и он, наклонившись, поцеловал ее сладко-соленые слезы. Когда настал кульминационный момент, то, казалось, он вырвался из самых глубин его души, образовывая новую связь между ними. Мэдди прижала его к себе, пригладила его волосы я уловила предательский блеск его голубых глаз.
— О Лис, мы очень, очень счастливы, не так ли?
Он смог только кивнуть.
Мэдди проснулась в середине ночи и вспомнила, где она и почему. Она почувствовала горячий прилив радости, охватившей ее. Это их постель, их дом, и сегодня лишь начало десятилетий бесценного счастья.
На Холмах стояла мягкая ночь. Одеяло, подаренное им бабушкой Сьюзен, лежало аккуратно сложенное на спинке стула.
При льющемся в окно свете луны белые простыни выглядели светящимися, а тело Лиса очень темным по контрасту с ними.
Когда ее глаза привыкли к темноте, Мэдди увидела тарелки с остатками бабушкиной еды на них, стоящие на двух сдвинутых вместе стульях, придвинутых к постели в виде временного стола, так, чтобы супруги могли весь вечер провести в постели.
Так они и сделали.
Они болтали, рассказывали друг другу новые и новые истории о своем детстве, оживляли воспоминания о ранних неделях их собственных отношений и строили планы обустройства своего дома. Сидя в постели и опираясь обнаженными спинами о подушки, они ели ягоды, маисовый хлеб с медом, сочный ростбиф, запивая все персиковым соком. Они возвращались друг к другу, снова голодные и восторженные, и Лис причесывал волосы Мэдди, причесывал и ласкал, пока не село солнце и Мэдди начала дремать. Она заставила его лечь навзничь на простыни и при мерцающем свете лампы сделала ему полный массаж, рассматривая каждую деталь его тела, которое она обожала. В довершение всего она с восторгом обнаружила, что ее муж смешлив!
После полуночи Мэдди медленно проснулась и почувствовала, что Лис тихо касается ее губами, от этого она впала в беспричинный трепет. Каждый раз, когда они занимались любовью, казался новым, особенным и по-своему возбуждающим.
Часа через два Мэдди снова проснулась и поняла, что приближается рассвет. Лис тоже проснулся, но душа его покинула их брачное ложе. Лежа на спине, он пристально смотрел на сооруженный им балдахин, руки его были сцеплены над головой, и на щеке временами шевелился мускул.
— Лис? — очень тихо произнесла Мэдди. Всю ночь они спали, прижавшись друг к другу или, по крайней мере, держась за руки, но сейчас Мэдди поняла, что он забыл о ней.
— Что-то… Что-то не так?
Он не взглянул на нее.
— Меня беспокоит многое, что не в моей власти, — ответил он с легкой иронией. — У мужчин есть дурная привычка — думать о том, что может случиться худшее, и ничто не в силах предотвратить это.
— Не понимаю. О чем ты говоришь? — Мэдди оперлась на локоть и попыталась прочесть, что написано на его лице. Его точеные черты лишь увеличивали ее тревогу.
Лис вздохнул.
— Ну, если ты потрудишься обдумать наше положение, тебе станет понятно, что ничего не изменилось с тех пор, какя сказал тебе в Бир Батте, что я обречен, если в Дидвуде узнают, кто я, и станет известно о моем прошлом. Появилась здесь моя мама и разболтала всем мое имя, но я подумал — какого черта и даже женился на тебе… — Лис по-прежнему смотрел вверх. — Факт, что я могу втянуть тебя в эту неразбериху, если случится худшее. Тогда — конец маленькому миру наших грез.
Странное чувство ужаса украдкой подползло к сердцу Мэдди.
— Лис, не будем думать об этих неприятностях. Конечно, у нас есть проблемы, настоящие проблемы, но бесполезно лежать без сна в нашу брачную ночь, мучаясь из-за них…
— Мужчины не мучаются, если говорить правду, — перебил он не без удивления.
— Вот например, что мне делать с Улыбкой Солнца? Ты думаешь, что я не чувствую себя ответственной за нее, раз мы привезли ее сюда и она моя сводная сестра? Ты думаешь, что я не чувствую себя виноватой за свое отношение к ней? Я знаю, что должна была вытянуть ее оттуда и что-то сделать, чтобы помочь ей почувствовать себя любимой. Ты думаешь, что…
— О Боги! — смеясь, воскликнул Лис. — Не спрашивай меня, потому что ты ставишь очень много задач перед нами обоими! Мне явно придется прекратить свои предрассветные раздумья теперь, когда мы женаты! Как я могу лежать и размышлять, когда моя жена неспокойна?
Облако рассеялось. Теперь они оба смеялись, прижавшись друг к другу и неистово целуясь. Опьяненная радостью, Мэдди попыталась пощекотать ранее открытые ею его чувствительные точки, но Лис поймал ее запястья и «пригвоздил» ее на постели.
— Никогда за всю мою жизнь ни одна женщина не имела наглости щекотать меня! — заявил он глубоким, властным голосом.
— Подразумевается, что это меня отпугнет? — парировала Мэдди, прижимаясь к его груди.
— Я подумал, что мне следовало попытаться…
— Прости!
Лис отпустил ее, и они с возрожденным желанием стали целовать и ласкать друг друга.
Что бы ни принесло им будущее, пока они вместе, они выдержат все… Мэдди бы выразила это словами, но ее губы были заняты другим. Кроме того, она осознавала, что Лис, вероятно, понимает все это и без ее слов.
Глава 26
— Простите, господа, — произнес Сол Старк. — Мы идем на похороны.
Лис взял жену за руку. Они взглянули друг на друга, непостижимым образом одновременно пронзенные чувством, что тучи над ними сгущаются снова.
— Похороны?
— О да! Ваша семья была занята свадьбой! Примите поздравления, уф… — Стар смутился, когда ему нужно было назвать Лиса по имени, но вовсе не торопился выяснять его.
— Мне неприятно быть дурным вестником, но проповедника Смита убили.
Сьюзен 0'Хара тяжело вздохнула, и Лис для поддержки обнял ее другой рукой. Мэдди побелела.
— Преподобный Смит совершал богослужение на нашей свадьбе, — слабо произнесла она. — Как могло… — я хочу сказать, менее чем два дня назад он ел свадебный торт в гостиной моего отца!
Стар и Бьюллок в унисон нараспев ответили:
— Индейцы!
— Надеюсь, вы уточните, — попросил Лис. Сет Бьюллок намекнул партнеру, чтобы тот отправился на похороны в дом проповедника Смита. Когда дверь за Солом Старом закрылась, Бьюллок сказал:
— Я как раз писал письмо преподобному Чедвику в Луисвиль, Кентукки, в котором сообщаю ему подробности смерти друга. Его имя и адрес я обнаружил среди бумаг проповедника Смита. Печальное занятие…
— Но что же произошло? — настаивал Лис. — Когда проповедник Смит вчера во второй половине дня возвращался в Дидвуд из Крук-Сити, на него напала группа индейцев. Его застрелили прямо в сердце: мы считаем, что смерть была мгновенной. Конечно, нет сомнений, что он теперь со своим Хозяином в мире гораздо лучшем, чем этот.
Бьюллок снял котелок и какое-то время печально смотрел в пол.
— Я буду вести службу на могиле преподобного Смита и намерен прочитать его стихи. Вы слышали?
— Я не знала, что он был поэтом, — сказала Мэдди. — Мне бы очень хотелось услышать его стихи.
Сет Бьюллок вынул из кармана костюма лист бумаги, развернул его и прочел:
Этот вечер первого июня, А снег так быстро падает. Высокие сосны вздыхают, воют и стонут, Отзываясь на сильный порыв ветра. Кругом сгустились ночные тени, Слабо горит огонь, Я сижу и вижу, как тлеют угольки, И думаю о минувших днях.
Над комнатой опустилась тишина, затем Сьюзен О`Хара печально произнесла:
— Действительно прелестно!
Бьюллок кивнул и положил листок в карман.
— Должно быть, проповедник Смит одним из первых приехал в Дидвуд, если написал о летней буре. Он был настоящим посланцем Бога, который жил здесь без всяких удобств и каждый день рисковал жизнью, чтобы принести некоторый мир в души людей. Я считаю, он был мучеником.
Лис подумал о Бешеном Билле. Жить в Дидвуде теперь казалось просто рискованным.
— Интересно, почему же индейцы убили проповедника Смита? — размышлял он. — Кто-нибудь их видел? Есть доказательства?
— Ну, сэр, те, кто нашел тело, рассказали мне, что это были индейцы, так как, вероятно, они оставили какой-нибудь знак.
Он снова надел шляпу и направился к двери.
— Леди, будьте добры, побудьте в лавке, пока я не вернусь. Я могу предложить журнал образцов. Я недолго. — Уже держа руку на дверной ручке, он обратился к Лису: — Не могу понять, зачем вы привезли эту индианку в такой город как Дидвуд. Люди в этих местах всегда будут искать кого-то с кем нужно разделаться. Я уверен, будь я индейцем, то не чувствовал бы себя в Дидвуде в безопасности. — Бьюллок поднял косматые брови и добавил: — Ничего личного, разумеется. Просто обращение к разумному человеку. Мне нравится ваша семья.
Оставшись одни, Мэдди с бабушкой Сьюзен сели за стол и стали просматривать журналы образцов, тихо и печально переговариваясь между собой. Лис слушал их, и сердце его теснила боль от потери еще одного хорошего человека.
Обращение Бьюллока «к разумному человеку» направило его мысли по другому пути.
— Вы не будете возражать, если я на время покину вас? — спросил он.
Мэдди не возражала против того, чтобы он занялся своими делами, но попросила сделать так, чтобы они могли вместе возвратиться домой. Лис поцеловал ее и бабушку Сьюзен и направился к двери.
— Нам всем не везет, — рассеянно проговорила Сьюзен.
— Везет в том, что мы еще живы в этом городе, — мрачно ответил Лис и вышел на Главную улицу.
Сначала Лису показалось, что Дидвуд не изменился с тех пор, как он впервые въехал в него на Уотсоне, но, приглядевшись внимательнее, он заметил существенные перемены.
Берега ущелья, все еще пустые и грязные, были устланы обгорелыми стволами вырубленных деревьев, напоминающими черные дубины. Повсюду, куда ни глянешь, рылись многочисленные рудокопы, забиравшиеся даже между домами, выстроившимися в линию по Главной улице и Шерман-стрит.
Так же, как и ранее, с балконов домов зазывали к себе проститутки, по салунам сновали игроки и хулиганы, так же торговцы выбрасывали прямо на улицу всякие отбросы, так ye суетились китайцы в своем квартале на севере Дидвуда.
Однако теперь узкое ущелье было больше набито людьми, чем несколько недель назад. Лис вспомнил свою последнюю прогулку с Биллом Хиккоком, тогда они заметили, что новые заведения вырастают в Дидвуде, как сорняки. Джекоб Голдберг перебрался сюда из Монтаны, пока они с Мэдди были в Бир Батте, и теперь владел лавкой «Большой Рог», принадлежавшей раньше Гешхерсту, переехавшему теперь в Лид. Появились новые рестораны и гостиницы, не говоря уже о салунах и музыкальных залах.
Джек Лэнгриш со своей женой открыл свой театр, где под брезентовым навесом показывались разные пьески, исполняемые двумя актрисами. На днях миссис Лэнгриш сообщила Энни, что для детей Дидвуда открывается новая школа, которой руководит учитель по имени Уильям Кэммод.
Лис размышлял над всеми этими переменами, в очередной раз убедившись в том, что тех, кто достаточно находчив и смел, в будущем ожидает процветание. Они с Мэдди решили остаться. Он откроет собственную лесопилку, управлять которой будет Титус, а начнут они с того, что посадят саженцы взамен срубленных деревьев.
Прогресс пойдет и с ними и без них, но у Лиса и Мэдди, по крайней мере, есть все основания жить здесь.
Теперь у него появилось даже какое-то теплое чувство к этому городу, хотя убийство проповедника Смита несколько обескураживало. Он не хотел думать, что кто-то из тех, кого он знал в Бир Батте, мог сделать это, но, припоминая слова Пса на совете в Большом типи, он понял, что это возможно. У индейцев лакота отношение к белым было такое же, как к ворам, нарушившим границы их священного Паха Сапа. Гражданам Дидвуда никогда не понять, что творится в душах индейцев, да они и не хотели ни понимать, ни сочувствовать им. Это означало бы признание индейцев такими же существами, как и белые люди, с их правдами и неправдами, их чувствами. Пропасть между индейцами и белыми слишком велика, чтобы через нее когда-либо можно было бы перекинуть мост.
Неужели Улыбка Солнца здесь в опасности? Лис блуждал по «Бесплодным землям», слушая и наблюдая, пытаясь уловить настроение Дидвуда. Задача была нетрудной. Из Жемчужного театра, как фрегат на всех парусах, выплыла Гарнет Лумис. В дешевом платье из красного шелка, украшенном потрепанными перьями, с испитым, накрашенным до безобразия лицом, морщинистая и жирная, она служила ходячей рекламой «Бесплодным землям».
— Погоди-ка минуту, дорогой! — Схватив Лиса за рукав рубашки, она крепко держала его. — Куда ты так спешишь? Проходи-ка, и я позволю тебе угостить меня стаканчиком!
От нее уже несло виски, но Лис поборол свое отвращение.
— Очень любезно с твоей стороны пригласить меня, Гарнет, но, если ты слышала, я теперь женатый человек. Да, да, новобрачный! Я должен стараться вести себя соответственно!
Она протянула другую руку, чтобы дотронуться до локонов, вьющихся над его воротником:
— Бог хорошо поработал, делая тебя! Несправедливо, что только одна женщина имеет тебя всего. Ну, по крайней мере, наша малышка Виктория больше не чахнет по тебе. Пару дней назад ей сделал предложение миллионер из Денвера. Она уехала с ним сегодня утром. Заживет в особняке и заделается мачехой трем юнцам!
— Правда? — От этого сообщения у Лиса стало легче на душе. — Надеюсь, она будет счастлива. Виктория добрейшая женщина. Меня, может быть, не было бы в живых, если бы не она!
— А как же Лорна? — прошипела Гарнет, махнув головой в сторону рыжеволосой девушки, в одиночестве сидящей перед стойкой бара. — Не думай, что мы не знаем, что ты разбил ее сердце, и как ты сначала хотел ее, потому что она напоминает высокомерную девушку, которая думала, что она слишком хороша, чтобы приглашать меня в свой дом!
— Ты говоришь о моей жене, — холодно ответил Лис. — И думаю, Лорна вряд ли думает о своем разбитом сердце. Мне кажется, что для девушек сверху это в порядке вещей. А теперь, прости, у меня другие дела.
Голос Гарнет внезапно понизился до злобного шепота:
— Я знала, что ты друг… индейцев, с самого начала! Ты думаешь, ты лучше, чем мы, остальные, имея свой дом на холме, но ты не можешь устанавливать свои собственные правила, и тебе не удастся выйти сухим из воды!
— О чем, черт подери, ты говоришь? — спросил он.
— Об этой индианке. Ты думаешь, люди в этом городе потерпят это?
— Правильно, Гарнет, — послышался знакомый голос. — Наш друг возомнил себя чем-то вроде султана в этом доме, спрятанном от всего города.
— И почему же, Ваше Безумство?
— Потому что я безумно счастлива, — шепотом призналась она в крахмальную манишку его рубашки и обнаружила, что ее муж уже успел снять пиджак, жилет и галстук, пока она осматривала свою новую кухню. — Бессмысленно делать вид, что я выше всего этого. Я отчаянно тебя люблю! Если бы ты хотел, ты мог бы разбить мое сердце!
— Моя дорогая глупышка, зачем бы мне это делать? Ты со мной в безопасности до конца наших дней!
Его голос, низкий и невероятно пьянящий, вызвал новый прилив эмоций и новые слезы радости.
— Лис, зачем ты это сделал? Я имею в виду, женился на мне? Ты говорил лишь…
— Пожалуйста, не напоминай мне о каждой глупости, что я наговорил за последние недели, — произнес он с самоуничижающим смешком, крепче обнимая ее. — С того самого момента, как мы вернулись в Дидвуд, в наши разъединенные, но прижатые друг к другу дома, мне до боли не хватало тебя, и эта боль терзала меня и днем и ночью. Может быть, это не требовало немедленного радикального решения, если бы мама не ждала. — Он, улыбаясь, провел пальцами по ее шелковистым волосам: — Господи, она же свела меня с ума! Я не мог бы быть с тобой наедине, когда она была бы здесь. Мое решение подтолкнул ее проект. Она пошла в лавку Стара и Бьюллока за мебелью для этого дома в тот самый день, когда я сделал тебе предложение. Я понял, что должен что-то очень быстро предпринять, или она возьмет верх, и будет слишком поздно для этого дома, а может быть, и для нас. Если мама что-либо начинает, она превращается в снежный ком, перерастающий в лавину!
— Я все еще не могу поверить, что ты построил ей собственную хижину, и так быстро!
Он засмеялся:
— Я решил это в тот же вечер, когда мы вернулись домой. Да, я вспомнил… Я начал планировать и еще кое-что в тот вечер. Закрой глаза, и я покажу тебе мой свадебный подарок.
Она крепко зажмурила глаза, протестуя:
— Но у меня не было возможности приготовить подарок тебе!
— Ваше Безумство, вы самый лучший подарок для меня! — многозначительно ответил Лис. Он взял ее за руку и повел в другую часть дома за лестницей. — Ну ладно. Теперь можешь взглянуть!
Открыв глаза, Мэдди увидела сказочную кровать с пологом, стоящую перед ними. Широкий луч солнца врывался в окно и окутывал золотистым светом простое сооружение с высокими столбиками по углам, обструганными в форме карандаша. К столбикам был прикреплен белоснежный балдахин из нескольких ярдов белого батиста, красиво драпированного по сторонам и водопадом спадающего по углам кровати. На веревочном переплетении лежала соблазнительная перина с двумя пышными подушками, и все это венчало изысканное стеганое одеяло с двумя вышитыми обручальными кольцами.
Через несколько мгновений Лису пришлось вынуть носовой платок, чтобы нежно промокнуть свежий ливень слез Мэдди.
— Тебе нравится? — наконец со смехом спросил он. Когда она безмолвно кивнула, он обвил ее сзади руками и поцеловал в затылок: — Я знал, что тебе понравится! И ты, конечно, узнала подарок, который сделала нам твоя бабушка?
— Это стеганое одеяло было подарено на свадьбу бабушке Сьюзен и дедушке Патрику… шестьдесят лет тому назад. Бабушкина мать, Миген, сделала его сама в компании других жен сенаторов из Вашингтона. — Мэдди покачала головой, изумленная, растроганная.
— Как замечательно, что она подарила его нам… Лис, ты сделал эту кровать сам, как и этот маленький коттедж для твоей матери?
— Да, в свободное время, — лаконично признался он.
— И бабушка Сьюзен знала все, что здесь затевалось с самого начала? Да?
— Мммм… да. — Коснувшись губами ее затылка, он прошептал: — Господи, как ты волшебно пахнешь! О Мэдди…
До нее дошло, что его пальцы расстегивают пуговки платья на ее спине и делают это с такой ловкостью, что она даже не почувствовала, что происходит, пока ткань не упала и он не коснулся ребром ладони ее лопатки.
— Эта кровать — самый прекрасный подарок, который я когда-либо получала, — торжественно произнесла она. — Я хочу сказать тебе это!
— Ну, я должен кое в чем признаться. — Он опустил рукава ее платья и поцеловал каждое из ее кремовых плеч.
— Признаться? — по ее телу пробежала легкая дрожь удовольствия.
— Насчет кровати. Как подарка! — Схватив ее за бедра сильными руками, Лис притянул ее к себе так, что она почувствовала твердость его тела даже через одежду.
— Мои мотивы были не совсем сентиментальны! Делая эту кровать, я немного думал и о себе!
Она растаяла, щеки ее покраснели, тогда как под юбками разлилась предательская теплота.
— О чем ты думал? — собственный голос показался ей пьяным.
— Может быть, я лучше покажу вам, миссис Мэттыоз?
— Пожалуйста…
Внутреннее парение напомнило Мэдди о том дне, когда она, обнаженная, стояла под водопадом в ярком солнечном свете, и о той страсти, которой она позволила расцвести, когда они с Лисом занимались любовью на воздухе, возбужденные закатом в прериях. Как будто внутри нее всегда жило это чудесное существо, а Лис повернул ключ, освободивший его.
Трепеща от ожидания, Мэдди улыбалась его голубым глазам, когда он медленно раздевал ее. С нее слетела муслиновая нижняя юбка, затем корсет, развязывая который, Лис заставил ее задрожать от возбуждения. Наконец он обнажил ее грудь с торчащими уплотненными сосками, но Ляс предпочел прикоснуться к ним лишь взглядом.
Мэдди забыла, какой слабой она может стать, страстно желая Лиса, какой невероятно распутной он заставлял ее почувствовать себя. Он опустился перед ней на колени, спустил чулки и снял туфли. Мэдди лишь протянула руку и прикоснулась к его вьющимся волосам.
Когда он поднялся, Мэдди доверчиво стояла перед ним лишь с обручальным кольцом с бриллиантом на пальце.
— Ты слишком красива, чтобы выразить это словами! — прошептал Лис. Он улыбнулся и почувствовал порыв любви, увидев ее стройные плечи, прямую спину и поднятый подбородок.
Она стояла, греясь в лучах солнца и в одобрительном взгляде мужа. Медно-золотистая грива ее волос разлилась но ее бедрам, ошеломляя гораздо больше, чем любой драгоценный камень или дорогое платье. Казалось, прошли веха с тех пор, как он увидел ее красивые молочно-белые ноги, усыпанные веснушками, полную грудь с ярко-розовыми сосками, узкую талию и изящные темно-рыжие завитки волос на клинышке между ног. Его жена была гораздо более чем красивой, она была желанной, ее тело было более совершенно, чем любое другое, потому что он так любил ее.
— Мне это нравится! — с неотразимой улыбкой произнесла она.
— О? — Какое счастье, что он нашел эту блестящую, пленительную женщину!
Мэдди протянула руку и приподнялась на цыпочки.
— У меня такое чувство, словно я бабочка, хотя я никогда и не предполагала такого… — Она грациозно наклонила свое обнаженное тело, глаза ее сияли: — Жаль, что я не могу объяснить лучше…
— Не надо. Я понимаю.
— Да, полагаю. — Выражение ее лица смягчилось, и она стала расстегивать его накрахмаленную белую рубашку.
— Ты совершил со мной это… превращение. — Ее руки казались маленькими и бледными на фоне мускулистой, загорелой груди Лиса. Она обожала ощущение волос на его груди, одновременно жестких и ласкающих, когда своими пальцами зарывалась в них и разглаживала.
Лис ловко сбросил с себя одежду и стоял перед ней загорелый и сильный в туманном луче солнца. Он поднял Мэдди и покрыл ее рот своим, осознавая среди этого блаженства этого бесконечного, обжигающего поцелуя ее изысканную хрупкость, запах ее груди, прижатой к его сильному телу ее хрупкость, когда его руки ласкали ее. От нее исходил великолепный аромат, который он никогда бы не смог точно определить. Полевые цветы, ваниль, лаванда… нет, просто Мэдди.
Его руки обхватили ее ягодицы, и она выгнулась, прижавшись к нему, обвив ногами его талию. Оба испытали внезапный шок, когда ее раздвинутые бедра выдали ее возбуждение. Она была ярко-розовой и свежей, как роза, открывшаяся на рассвете.
Их губы разъединились, глаза встретились, расширившись, и оба они испытали мгновение восторженного смеха. Лис прошептал преувеличенно-злодейским тоном:
— Время в постель, дорогая моя миссис Мэттьюз, не бойтесь…
— Мои обязанности жены, — робко прошептала она, кивнув, — я знаю, я должна…
— Да, в самом деле!
Их добродушное подшучивание было забыто, когда он поднес ее к брачному ложу и опустил на роскошную перину.
— Как облако! — изумленно прошептала Мэдди.
— Хорошая постель важна для счастливого брака, — ответил Лис.
— Кто тебе это сказал?
— Твоя бабушка. А теперь тихо! — Он пристально посмотрел на нее, горя нетерпением, и все же желая сделать так, чтобы каждый благословенный миг запомнился им обоим. Он поднял ноги Мэдди и стал целовать кончики ее пальцев и их элегантные изгибы.
Когда его губы обжигающими поцелуями стали покрывать шелковистую кожу другой ноги, Мэдди начала тихонько постанывать от возбуждения.
Сквозь ресницы она наблюдала, как Лис целует внутреннюю сторону ее бедер, и сгорала от нетерпения, ожидая большего. Как в сладком сне, он оказался на ней, и их губы растворились. Она обняла его и прижалась, чтобы пропитаться его горячим сильным телом. Они неистово перекатывались метались, голодные, дающие и берущие. Потом Мэдди оказалась на груди Лиса и, широко расставив ноги, настойчиво терлась об него.
Лис массировал ее зад, пока они целовались, тихонько продвигаясь дальше, между ее ног. Она вздрогнула, затем продвинула пальцами его копье и поднялась на руки так, чтобы он мог целовать, массировать и сосать ее грудь. Ему нравилось видеть ее над собой с удивленно запрокинутой головой и наблюдать настойчивость, с которой она приближала кульминацию.
— О! — Глаза его открылись и увидели ее лицо. — О! — Судороги, казалось, сотрясали все ее тело, и соски ее сморщились и затвердели. Когда она благополучно перенесла эту бурю чувств, Лис нашел свой путь в нее, заполнив ее до конца.
— Это… бесстыдно, — удалось ей выдохнуть, и, поцеловав его, она легла на него, обессиленная. Лису любопытно было увидеть, что будет дальше, как она будет действовать в этом положении власти над ним; она же упивалась этим, двигаясь на нем медленно и терзая его. Удовольствие было мучительным, и Лису пришло в голову, что впереди их ждет много радостных мгновений, когда они изучат возможности каждого в физической любви.
— Ваше Сладостное Безумство, я люблю вас! — пробормотал он и перевернул ее на белоснежные подушки, не нарушая связи между двумя телами.
— Я люблю тебя! — вскрикнула Мэдди, поймав себя на том, что опять рыдает, встречая ритмичные рывки мужа.
Лиса переполняла нежность к ней, словно они действительно были частью друг друга, и он, наклонившись, поцеловал ее сладко-соленые слезы. Когда настал кульминационный момент, то, казалось, он вырвался из самых глубин его души, образовывая новую связь между ними. Мэдди прижала его к себе, пригладила его волосы я уловила предательский блеск его голубых глаз.
— О Лис, мы очень, очень счастливы, не так ли?
Он смог только кивнуть.
Мэдди проснулась в середине ночи и вспомнила, где она и почему. Она почувствовала горячий прилив радости, охватившей ее. Это их постель, их дом, и сегодня лишь начало десятилетий бесценного счастья.
На Холмах стояла мягкая ночь. Одеяло, подаренное им бабушкой Сьюзен, лежало аккуратно сложенное на спинке стула.
При льющемся в окно свете луны белые простыни выглядели светящимися, а тело Лиса очень темным по контрасту с ними.
Когда ее глаза привыкли к темноте, Мэдди увидела тарелки с остатками бабушкиной еды на них, стоящие на двух сдвинутых вместе стульях, придвинутых к постели в виде временного стола, так, чтобы супруги могли весь вечер провести в постели.
Так они и сделали.
Они болтали, рассказывали друг другу новые и новые истории о своем детстве, оживляли воспоминания о ранних неделях их собственных отношений и строили планы обустройства своего дома. Сидя в постели и опираясь обнаженными спинами о подушки, они ели ягоды, маисовый хлеб с медом, сочный ростбиф, запивая все персиковым соком. Они возвращались друг к другу, снова голодные и восторженные, и Лис причесывал волосы Мэдди, причесывал и ласкал, пока не село солнце и Мэдди начала дремать. Она заставила его лечь навзничь на простыни и при мерцающем свете лампы сделала ему полный массаж, рассматривая каждую деталь его тела, которое она обожала. В довершение всего она с восторгом обнаружила, что ее муж смешлив!
После полуночи Мэдди медленно проснулась и почувствовала, что Лис тихо касается ее губами, от этого она впала в беспричинный трепет. Каждый раз, когда они занимались любовью, казался новым, особенным и по-своему возбуждающим.
Часа через два Мэдди снова проснулась и поняла, что приближается рассвет. Лис тоже проснулся, но душа его покинула их брачное ложе. Лежа на спине, он пристально смотрел на сооруженный им балдахин, руки его были сцеплены над головой, и на щеке временами шевелился мускул.
— Лис? — очень тихо произнесла Мэдди. Всю ночь они спали, прижавшись друг к другу или, по крайней мере, держась за руки, но сейчас Мэдди поняла, что он забыл о ней.
— Что-то… Что-то не так?
Он не взглянул на нее.
— Меня беспокоит многое, что не в моей власти, — ответил он с легкой иронией. — У мужчин есть дурная привычка — думать о том, что может случиться худшее, и ничто не в силах предотвратить это.
— Не понимаю. О чем ты говоришь? — Мэдди оперлась на локоть и попыталась прочесть, что написано на его лице. Его точеные черты лишь увеличивали ее тревогу.
Лис вздохнул.
— Ну, если ты потрудишься обдумать наше положение, тебе станет понятно, что ничего не изменилось с тех пор, какя сказал тебе в Бир Батте, что я обречен, если в Дидвуде узнают, кто я, и станет известно о моем прошлом. Появилась здесь моя мама и разболтала всем мое имя, но я подумал — какого черта и даже женился на тебе… — Лис по-прежнему смотрел вверх. — Факт, что я могу втянуть тебя в эту неразбериху, если случится худшее. Тогда — конец маленькому миру наших грез.
Странное чувство ужаса украдкой подползло к сердцу Мэдди.
— Лис, не будем думать об этих неприятностях. Конечно, у нас есть проблемы, настоящие проблемы, но бесполезно лежать без сна в нашу брачную ночь, мучаясь из-за них…
— Мужчины не мучаются, если говорить правду, — перебил он не без удивления.
— Вот например, что мне делать с Улыбкой Солнца? Ты думаешь, что я не чувствую себя ответственной за нее, раз мы привезли ее сюда и она моя сводная сестра? Ты думаешь, что я не чувствую себя виноватой за свое отношение к ней? Я знаю, что должна была вытянуть ее оттуда и что-то сделать, чтобы помочь ей почувствовать себя любимой. Ты думаешь, что…
— О Боги! — смеясь, воскликнул Лис. — Не спрашивай меня, потому что ты ставишь очень много задач перед нами обоими! Мне явно придется прекратить свои предрассветные раздумья теперь, когда мы женаты! Как я могу лежать и размышлять, когда моя жена неспокойна?
Облако рассеялось. Теперь они оба смеялись, прижавшись друг к другу и неистово целуясь. Опьяненная радостью, Мэдди попыталась пощекотать ранее открытые ею его чувствительные точки, но Лис поймал ее запястья и «пригвоздил» ее на постели.
— Никогда за всю мою жизнь ни одна женщина не имела наглости щекотать меня! — заявил он глубоким, властным голосом.
— Подразумевается, что это меня отпугнет? — парировала Мэдди, прижимаясь к его груди.
— Я подумал, что мне следовало попытаться…
— Прости!
Лис отпустил ее, и они с возрожденным желанием стали целовать и ласкать друг друга.
Что бы ни принесло им будущее, пока они вместе, они выдержат все… Мэдди бы выразила это словами, но ее губы были заняты другим. Кроме того, она осознавала, что Лис, вероятно, понимает все это и без ее слов.
Глава 26
21 августа 1876 года
Утром в понедельник Мэдди с бабушкой Сьюзен спустились на Главную улицу, сопровождаемые Лисом, у которого здесь была назначена деловая встреча. Лис довел дам до лавки Бьюллока и Стара, и, как оказалось, лишь затем, чтобы узнать, что они закрываются.— Простите, господа, — произнес Сол Старк. — Мы идем на похороны.
Лис взял жену за руку. Они взглянули друг на друга, непостижимым образом одновременно пронзенные чувством, что тучи над ними сгущаются снова.
— Похороны?
— О да! Ваша семья была занята свадьбой! Примите поздравления, уф… — Стар смутился, когда ему нужно было назвать Лиса по имени, но вовсе не торопился выяснять его.
— Мне неприятно быть дурным вестником, но проповедника Смита убили.
Сьюзен 0'Хара тяжело вздохнула, и Лис для поддержки обнял ее другой рукой. Мэдди побелела.
— Преподобный Смит совершал богослужение на нашей свадьбе, — слабо произнесла она. — Как могло… — я хочу сказать, менее чем два дня назад он ел свадебный торт в гостиной моего отца!
Стар и Бьюллок в унисон нараспев ответили:
— Индейцы!
— Надеюсь, вы уточните, — попросил Лис. Сет Бьюллок намекнул партнеру, чтобы тот отправился на похороны в дом проповедника Смита. Когда дверь за Солом Старом закрылась, Бьюллок сказал:
— Я как раз писал письмо преподобному Чедвику в Луисвиль, Кентукки, в котором сообщаю ему подробности смерти друга. Его имя и адрес я обнаружил среди бумаг проповедника Смита. Печальное занятие…
— Но что же произошло? — настаивал Лис. — Когда проповедник Смит вчера во второй половине дня возвращался в Дидвуд из Крук-Сити, на него напала группа индейцев. Его застрелили прямо в сердце: мы считаем, что смерть была мгновенной. Конечно, нет сомнений, что он теперь со своим Хозяином в мире гораздо лучшем, чем этот.
Бьюллок снял котелок и какое-то время печально смотрел в пол.
— Я буду вести службу на могиле преподобного Смита и намерен прочитать его стихи. Вы слышали?
— Я не знала, что он был поэтом, — сказала Мэдди. — Мне бы очень хотелось услышать его стихи.
Сет Бьюллок вынул из кармана костюма лист бумаги, развернул его и прочел:
Этот вечер первого июня, А снег так быстро падает. Высокие сосны вздыхают, воют и стонут, Отзываясь на сильный порыв ветра. Кругом сгустились ночные тени, Слабо горит огонь, Я сижу и вижу, как тлеют угольки, И думаю о минувших днях.
Над комнатой опустилась тишина, затем Сьюзен О`Хара печально произнесла:
— Действительно прелестно!
Бьюллок кивнул и положил листок в карман.
— Должно быть, проповедник Смит одним из первых приехал в Дидвуд, если написал о летней буре. Он был настоящим посланцем Бога, который жил здесь без всяких удобств и каждый день рисковал жизнью, чтобы принести некоторый мир в души людей. Я считаю, он был мучеником.
Лис подумал о Бешеном Билле. Жить в Дидвуде теперь казалось просто рискованным.
— Интересно, почему же индейцы убили проповедника Смита? — размышлял он. — Кто-нибудь их видел? Есть доказательства?
— Ну, сэр, те, кто нашел тело, рассказали мне, что это были индейцы, так как, вероятно, они оставили какой-нибудь знак.
Он снова надел шляпу и направился к двери.
— Леди, будьте добры, побудьте в лавке, пока я не вернусь. Я могу предложить журнал образцов. Я недолго. — Уже держа руку на дверной ручке, он обратился к Лису: — Не могу понять, зачем вы привезли эту индианку в такой город как Дидвуд. Люди в этих местах всегда будут искать кого-то с кем нужно разделаться. Я уверен, будь я индейцем, то не чувствовал бы себя в Дидвуде в безопасности. — Бьюллок поднял косматые брови и добавил: — Ничего личного, разумеется. Просто обращение к разумному человеку. Мне нравится ваша семья.
Оставшись одни, Мэдди с бабушкой Сьюзен сели за стол и стали просматривать журналы образцов, тихо и печально переговариваясь между собой. Лис слушал их, и сердце его теснила боль от потери еще одного хорошего человека.
Обращение Бьюллока «к разумному человеку» направило его мысли по другому пути.
— Вы не будете возражать, если я на время покину вас? — спросил он.
Мэдди не возражала против того, чтобы он занялся своими делами, но попросила сделать так, чтобы они могли вместе возвратиться домой. Лис поцеловал ее и бабушку Сьюзен и направился к двери.
— Нам всем не везет, — рассеянно проговорила Сьюзен.
— Везет в том, что мы еще живы в этом городе, — мрачно ответил Лис и вышел на Главную улицу.
Сначала Лису показалось, что Дидвуд не изменился с тех пор, как он впервые въехал в него на Уотсоне, но, приглядевшись внимательнее, он заметил существенные перемены.
Берега ущелья, все еще пустые и грязные, были устланы обгорелыми стволами вырубленных деревьев, напоминающими черные дубины. Повсюду, куда ни глянешь, рылись многочисленные рудокопы, забиравшиеся даже между домами, выстроившимися в линию по Главной улице и Шерман-стрит.
Так же, как и ранее, с балконов домов зазывали к себе проститутки, по салунам сновали игроки и хулиганы, так же торговцы выбрасывали прямо на улицу всякие отбросы, так ye суетились китайцы в своем квартале на севере Дидвуда.
Однако теперь узкое ущелье было больше набито людьми, чем несколько недель назад. Лис вспомнил свою последнюю прогулку с Биллом Хиккоком, тогда они заметили, что новые заведения вырастают в Дидвуде, как сорняки. Джекоб Голдберг перебрался сюда из Монтаны, пока они с Мэдди были в Бир Батте, и теперь владел лавкой «Большой Рог», принадлежавшей раньше Гешхерсту, переехавшему теперь в Лид. Появились новые рестораны и гостиницы, не говоря уже о салунах и музыкальных залах.
Джек Лэнгриш со своей женой открыл свой театр, где под брезентовым навесом показывались разные пьески, исполняемые двумя актрисами. На днях миссис Лэнгриш сообщила Энни, что для детей Дидвуда открывается новая школа, которой руководит учитель по имени Уильям Кэммод.
Лис размышлял над всеми этими переменами, в очередной раз убедившись в том, что тех, кто достаточно находчив и смел, в будущем ожидает процветание. Они с Мэдди решили остаться. Он откроет собственную лесопилку, управлять которой будет Титус, а начнут они с того, что посадят саженцы взамен срубленных деревьев.
Прогресс пойдет и с ними и без них, но у Лиса и Мэдди, по крайней мере, есть все основания жить здесь.
Теперь у него появилось даже какое-то теплое чувство к этому городу, хотя убийство проповедника Смита несколько обескураживало. Он не хотел думать, что кто-то из тех, кого он знал в Бир Батте, мог сделать это, но, припоминая слова Пса на совете в Большом типи, он понял, что это возможно. У индейцев лакота отношение к белым было такое же, как к ворам, нарушившим границы их священного Паха Сапа. Гражданам Дидвуда никогда не понять, что творится в душах индейцев, да они и не хотели ни понимать, ни сочувствовать им. Это означало бы признание индейцев такими же существами, как и белые люди, с их правдами и неправдами, их чувствами. Пропасть между индейцами и белыми слишком велика, чтобы через нее когда-либо можно было бы перекинуть мост.
Неужели Улыбка Солнца здесь в опасности? Лис блуждал по «Бесплодным землям», слушая и наблюдая, пытаясь уловить настроение Дидвуда. Задача была нетрудной. Из Жемчужного театра, как фрегат на всех парусах, выплыла Гарнет Лумис. В дешевом платье из красного шелка, украшенном потрепанными перьями, с испитым, накрашенным до безобразия лицом, морщинистая и жирная, она служила ходячей рекламой «Бесплодным землям».
— Погоди-ка минуту, дорогой! — Схватив Лиса за рукав рубашки, она крепко держала его. — Куда ты так спешишь? Проходи-ка, и я позволю тебе угостить меня стаканчиком!
От нее уже несло виски, но Лис поборол свое отвращение.
— Очень любезно с твоей стороны пригласить меня, Гарнет, но, если ты слышала, я теперь женатый человек. Да, да, новобрачный! Я должен стараться вести себя соответственно!
Она протянула другую руку, чтобы дотронуться до локонов, вьющихся над его воротником:
— Бог хорошо поработал, делая тебя! Несправедливо, что только одна женщина имеет тебя всего. Ну, по крайней мере, наша малышка Виктория больше не чахнет по тебе. Пару дней назад ей сделал предложение миллионер из Денвера. Она уехала с ним сегодня утром. Заживет в особняке и заделается мачехой трем юнцам!
— Правда? — От этого сообщения у Лиса стало легче на душе. — Надеюсь, она будет счастлива. Виктория добрейшая женщина. Меня, может быть, не было бы в живых, если бы не она!
— А как же Лорна? — прошипела Гарнет, махнув головой в сторону рыжеволосой девушки, в одиночестве сидящей перед стойкой бара. — Не думай, что мы не знаем, что ты разбил ее сердце, и как ты сначала хотел ее, потому что она напоминает высокомерную девушку, которая думала, что она слишком хороша, чтобы приглашать меня в свой дом!
— Ты говоришь о моей жене, — холодно ответил Лис. — И думаю, Лорна вряд ли думает о своем разбитом сердце. Мне кажется, что для девушек сверху это в порядке вещей. А теперь, прости, у меня другие дела.
Голос Гарнет внезапно понизился до злобного шепота:
— Я знала, что ты друг… индейцев, с самого начала! Ты думаешь, ты лучше, чем мы, остальные, имея свой дом на холме, но ты не можешь устанавливать свои собственные правила, и тебе не удастся выйти сухим из воды!
— О чем, черт подери, ты говоришь? — спросил он.
— Об этой индианке. Ты думаешь, люди в этом городе потерпят это?
— Правильно, Гарнет, — послышался знакомый голос. — Наш друг возомнил себя чем-то вроде султана в этом доме, спрятанном от всего города.