Страница:
Внезапно послышался звук копыт по засохшей грязи. Кто-то приближался к их тропинке, но она не видела, кто именно, пока лошадь не поднялась на вершину холма и не обогнула сосны, отделяющие их дом от рудокопов, работающих на земле Стивена.
«Пожалуйста, — всерьез подумала она, — пусть это будет кто-нибудь с весточкой о Бенджамене!»
Сначала Мэдди заметила чалого, потом бледное, усыпанное веснушками личико Бенджамена и его взъерошенные волосенки. И лишь в последнюю очередь ее взгляд остановился на всаднике, державшем в плену ее брата, и от страха у нее стеснило грудь.
Никогда в жизни она еще не встречала мужчины, который бы обладал такой привлекательной, бьющей через край мужественностью. В сумерках подробности виделись смутно, но она разглядела, что он был высок, худ, но мускулист, с густым загаром и доброжелательной белозубой улыбкой.
Хотя лицо его густо заросло бородой, под нею угадывались грубоватые черты. У незнакомца были пронзительно-голубые глаза и большие сильные руки с длинными пальцами.
— Что вы делаете с моим братом? — не очень вежливо спросила Мэдди, когда он подъехал ближе. Что-то в этом человеке смущало ее. — Я настаиваю, чтобы вы назвали себя! Что вам нужно?
Дэн засмеялся:
— Ради Бога, леди, я делаю доброе дело!
Бенджамен попытался слезть с коня, Дэн разжал руки, и тот приземлился, если так можно назвать его падение в грязь.
— Мэдди, он просто похитил меня! Просто схватил и посадил на лошадь! Разве это по закону? Он мог продать меня индейцам или еще что-нибудь в этом роде!
Мужчину явно развеселили слова Бенджамена. Наконец, перестав смеяться, он посмотрел вниз и встретился с блестящими, удлиненными зелеными глазами самой утонченно-изысканной женщины, какую когда-либо видел на Западе или в Вашингтоне.
— У младшего братца склонность к мелодраме, — сказал он, — полученная, вероятно, во время визитов к Зеленому Фасаду…
— Зеленому Фасаду? — переспросила Мэдди, сморщив брови. — Что это такое?
— Ну, это, кажется, еще называется Театром, мэм.
Совершенно смущенная и встревоженная, Мадлен взглянула вниз и обнаружила брата, который поспешно спрятался за ее спиной. — Но вы же не хотите сказать, что мой брат гулял в том… квартале города?
— А вот теперь мы подошли к тому, что мне следовало бы поговорить с отцом мальчика. — Дэн спрыгнул с Уотсона и встал, возвысившись над Мэдди. — Тема и в самом деле не для ваших утонченных ушей.
— Не сомневаюсь, что вы правы, сэр…
— Зовите меня Лисом… Мэдди. — Он сейчас чувствовал себя Лисом, и с этим именем ему было очень удобно.
— Вы можете обращаться ко мне — мисс Эвери, — чопорно заявила она, взглянув на сжавшегося от страха Бенджамена. — Иди в дом и жди меня, молодой человек.
Когда захлопнулась входная дверь, Мэдди подняла лицо и встретилась с чистым, пристальным взглядом Лиса.
— Мой отец в отъезде, и в его отсутствие Бенджамен находится на моем попечении. Буду с вами честной, мистер Лис. Мы недавно живем в Дидвуде, приехали из Филадельфии. Я здесь еще не совсем освоилась…
Взметнув брови, он лаконично произнес:
— Вы горожанка? Никогда бы не догадался, мэм. — Вы, конечно, шутите, но это довольно неуместно. Не знаю, кто вы, сэр, и почему взяли на себя труд привезти домой моего брата, но я благодарна вам. А теперь, пожалуйста, расскажите мне, что именно он делал в этом… квартале?
— Я не могу рассказывать об этом леди, мисс Эвери! — Лис снял шляпу и держал ее в огрубевших от солнца руках.
Теперь Мэдди наконец заметила, что его роскошные волосы уникального оттенка густого каштана вьются над воротником. В нем все дышало такой мужественностью и уверенностью в себе, что она невольно отступила, смущенная и на какой-то момент испугавшаяся. В молодых людях, которых она знала в Филадельфии — интеллектуалах с хорошими манерами и чистыми ногтями, — не было ничего подобного.
— Ценю вашу заботу, мистер Лис, но…
— Действительно лишь «Лис», мэм.
Мгновение поколебавшись, Мадлен вздохнула и продолжила:
— Я понимаю… Лис, многое здесь, в Дидвуде, глубоко шокирует меня, но обстоятельства заставляют меня знать эти темные стороны жизни, если я собираюсь оградить от них брата. Поэтому я вынуждена настаивать, чтобы вы просветили меня. — Мэдди подумала: может быть она слишком официально излагает свои мысли этому земному человеку? Вежливо улыбнувшись, она добавила: — Вы понимаете, о чем я говорю?
— То, что я не ношу бумажный воротничок и сюртук, как у принца Альберта, еще не означает, что я туп, — ответил Лис, грубо засмеявшись. Он потер глаза, внезапно почувствовав, как усталость наваливается на него. — Знаете, я ведь и сам только что приехал в Дидвуд после долгого путешествия и…
— Я бы, разумеется, пригласила вас в дом, сэр, если бы не необходимость поговорить без свидетелей. Я должна, как могу, ограждать от всяких волнений свою бабушку.
— Разумеется. — Никогда, даже в самых диких снах, он не мог бы вообразить, что найдет на Черных Холмах столь неуместную здесь женщину. Он уже чуть было не раскрыл рот, чтобы о многом порасспросить ее, но воздержался.
— Я благодарен за эти милые слова, мисс Эвери, но мы оба знаем, что я не из тех, кого вы пригласили бы в свой дом на чашку чая. Подумайте об этом, может быть, пройдет время, и вы найдете в этих местах кого-нибудь подостойнее. Но это уже другой вопрос. Вы хотели знать о Зеленом Фасаде и Бенджамене…
— Да, пожалуйста, — покраснев, Мэдди опустила глаза и начала нервно теребить персиковую оборку на рукаве.
Лис затаил дыхание. В какой-то мере он наслаждался этой сценой.
— Вы знакомы с брачными отношениями мужчин и женщин, мисс Эвери?
— Прошу прощения, — воскликнула она, раскрыв рот от удивления.
— Вы настаивали, чтобы я был откровенен. Мне повторить вопрос?
— Нет! — ее лицо горело. — Я не могу представить, как этот неприличный предмет может иметь какое-то отношение к… ради Бога! Естественно, как незамужняя женщина я лично не знакома с тем, о чем вы упомянули. Однако я имею представление, если вы это имеете в виду.
— Восхищаюсь вашей деликатностью, мэм. — Его глаза, более голубые, чем небо, буквально плясали от веселья. — Тогда, я допускаю, вы сознаете, что не все незамужние женщины так же целомудренны, как вы. И так уж случилось, что в Дидвуде полно этих падших женщин. В самом деле, этот город просто разрываем грехом.
У Мэдди сильно забилось сердце.
— Какое, черт возьми, отношение это имеет к Бенджамену?
— Он просто любопытен, что вполне естественно. Увидев его на «Бесплодных землях», я подумал, что он может узнать немного больше, чем нужно в… Сколько ему лет?
— Девять, — чуть слышно произнесла Мэдди.
Лис покачал головой.
— Ну что ж, может быть, слишком поздно, но будем надеяться, что в нем еще осталось немного невинности. Видите ли, в Зеленом Фасаде, как и в других заведениях, насколько я знаю, обитают эти… Ночные леди…
— Выражение мне знакомо, но думаю, Бенджамен вряд ли поймет, чем занимаются подобные женщины, если даже он и прошел по улице, или что вы там говорили.
— Боюсь, что здесь нечто большее. — Дэн терял терпение, ведя этот осторожный, окольный разговор. — На одной из аллей есть пара будок, закрытых только занавесками. Эти будки, встроенные в Зеленый Фасад снаружи, предназначены… для мужчин, которые не хотят утруждать себя… обычными формальностями. Ваш брат бродил около одной из этих занавесок, слушая звуки, доносящиеся оттуда, и пытаясь заглянуть за за…
— Нет! — Кровь отлила от лица Мэдди, у нее побледнели даже губы. — Вы лжете!
— Черт меня побери. Послушайте, леди, я говорил об этом настолько вежливо, насколько мог! Я лишь пытался помочь, но, если вы собираетесь оскорблять меня, я буду счастлив уйти. Есть дюжины мест, которые я посетил бы с большим удовольствием, чем это.
— И все на «Бесплодных землях», полагаю! — выпалила она в ярости, обезумев от шока.
— Не то чтобы это было ваше дело, черт побери, но да! Мне тридцать два года, а не девять, и если я хочу снизойти до некоторых плотских удовольствий, то это мое дело. Так что, если вы намерены оскорблять меня…
У Мадлен было такое чувство, будто она барахтается в море нереальности. Ее мать… Господи, что сказала бы или подумала ее мать, если бы узнала, как проводит время ее дорогой сыночек? Как она может удержать его в этом порочном городе, разве что держать его в доме под замком?
Ее охватило чувство бессилия, которое забирало последние следы мужества. Ей стало холодно в этот жаркий июльский день, к горлу подступила тошнота…
От Лиса не ускользнул блеск волос Мэдди, когда она опустила голову, потом он услышал шуршание платья из тафты и заметил, что она оседает. Потрясенный, он понял, что она падает в обморок… Ему удалось подхватить ее прежде, чем она повалилась в грязь. Прижав к своей широкой груди ее стройное, но, тем не менее, не худенькое тело. Лис не смог сдержать иронической улыбки: похоже, в конце концов он войдет в ее чистый и приличный дом.
Глава 3
«Пожалуйста, — всерьез подумала она, — пусть это будет кто-нибудь с весточкой о Бенджамене!»
Сначала Мэдди заметила чалого, потом бледное, усыпанное веснушками личико Бенджамена и его взъерошенные волосенки. И лишь в последнюю очередь ее взгляд остановился на всаднике, державшем в плену ее брата, и от страха у нее стеснило грудь.
Никогда в жизни она еще не встречала мужчины, который бы обладал такой привлекательной, бьющей через край мужественностью. В сумерках подробности виделись смутно, но она разглядела, что он был высок, худ, но мускулист, с густым загаром и доброжелательной белозубой улыбкой.
Хотя лицо его густо заросло бородой, под нею угадывались грубоватые черты. У незнакомца были пронзительно-голубые глаза и большие сильные руки с длинными пальцами.
— Что вы делаете с моим братом? — не очень вежливо спросила Мэдди, когда он подъехал ближе. Что-то в этом человеке смущало ее. — Я настаиваю, чтобы вы назвали себя! Что вам нужно?
Дэн засмеялся:
— Ради Бога, леди, я делаю доброе дело!
Бенджамен попытался слезть с коня, Дэн разжал руки, и тот приземлился, если так можно назвать его падение в грязь.
— Мэдди, он просто похитил меня! Просто схватил и посадил на лошадь! Разве это по закону? Он мог продать меня индейцам или еще что-нибудь в этом роде!
Мужчину явно развеселили слова Бенджамена. Наконец, перестав смеяться, он посмотрел вниз и встретился с блестящими, удлиненными зелеными глазами самой утонченно-изысканной женщины, какую когда-либо видел на Западе или в Вашингтоне.
— У младшего братца склонность к мелодраме, — сказал он, — полученная, вероятно, во время визитов к Зеленому Фасаду…
— Зеленому Фасаду? — переспросила Мэдди, сморщив брови. — Что это такое?
— Ну, это, кажется, еще называется Театром, мэм.
Совершенно смущенная и встревоженная, Мадлен взглянула вниз и обнаружила брата, который поспешно спрятался за ее спиной. — Но вы же не хотите сказать, что мой брат гулял в том… квартале города?
— А вот теперь мы подошли к тому, что мне следовало бы поговорить с отцом мальчика. — Дэн спрыгнул с Уотсона и встал, возвысившись над Мэдди. — Тема и в самом деле не для ваших утонченных ушей.
— Не сомневаюсь, что вы правы, сэр…
— Зовите меня Лисом… Мэдди. — Он сейчас чувствовал себя Лисом, и с этим именем ему было очень удобно.
— Вы можете обращаться ко мне — мисс Эвери, — чопорно заявила она, взглянув на сжавшегося от страха Бенджамена. — Иди в дом и жди меня, молодой человек.
Когда захлопнулась входная дверь, Мэдди подняла лицо и встретилась с чистым, пристальным взглядом Лиса.
— Мой отец в отъезде, и в его отсутствие Бенджамен находится на моем попечении. Буду с вами честной, мистер Лис. Мы недавно живем в Дидвуде, приехали из Филадельфии. Я здесь еще не совсем освоилась…
Взметнув брови, он лаконично произнес:
— Вы горожанка? Никогда бы не догадался, мэм. — Вы, конечно, шутите, но это довольно неуместно. Не знаю, кто вы, сэр, и почему взяли на себя труд привезти домой моего брата, но я благодарна вам. А теперь, пожалуйста, расскажите мне, что именно он делал в этом… квартале?
— Я не могу рассказывать об этом леди, мисс Эвери! — Лис снял шляпу и держал ее в огрубевших от солнца руках.
Теперь Мэдди наконец заметила, что его роскошные волосы уникального оттенка густого каштана вьются над воротником. В нем все дышало такой мужественностью и уверенностью в себе, что она невольно отступила, смущенная и на какой-то момент испугавшаяся. В молодых людях, которых она знала в Филадельфии — интеллектуалах с хорошими манерами и чистыми ногтями, — не было ничего подобного.
— Ценю вашу заботу, мистер Лис, но…
— Действительно лишь «Лис», мэм.
Мгновение поколебавшись, Мадлен вздохнула и продолжила:
— Я понимаю… Лис, многое здесь, в Дидвуде, глубоко шокирует меня, но обстоятельства заставляют меня знать эти темные стороны жизни, если я собираюсь оградить от них брата. Поэтому я вынуждена настаивать, чтобы вы просветили меня. — Мэдди подумала: может быть она слишком официально излагает свои мысли этому земному человеку? Вежливо улыбнувшись, она добавила: — Вы понимаете, о чем я говорю?
— То, что я не ношу бумажный воротничок и сюртук, как у принца Альберта, еще не означает, что я туп, — ответил Лис, грубо засмеявшись. Он потер глаза, внезапно почувствовав, как усталость наваливается на него. — Знаете, я ведь и сам только что приехал в Дидвуд после долгого путешествия и…
— Я бы, разумеется, пригласила вас в дом, сэр, если бы не необходимость поговорить без свидетелей. Я должна, как могу, ограждать от всяких волнений свою бабушку.
— Разумеется. — Никогда, даже в самых диких снах, он не мог бы вообразить, что найдет на Черных Холмах столь неуместную здесь женщину. Он уже чуть было не раскрыл рот, чтобы о многом порасспросить ее, но воздержался.
— Я благодарен за эти милые слова, мисс Эвери, но мы оба знаем, что я не из тех, кого вы пригласили бы в свой дом на чашку чая. Подумайте об этом, может быть, пройдет время, и вы найдете в этих местах кого-нибудь подостойнее. Но это уже другой вопрос. Вы хотели знать о Зеленом Фасаде и Бенджамене…
— Да, пожалуйста, — покраснев, Мэдди опустила глаза и начала нервно теребить персиковую оборку на рукаве.
Лис затаил дыхание. В какой-то мере он наслаждался этой сценой.
— Вы знакомы с брачными отношениями мужчин и женщин, мисс Эвери?
— Прошу прощения, — воскликнула она, раскрыв рот от удивления.
— Вы настаивали, чтобы я был откровенен. Мне повторить вопрос?
— Нет! — ее лицо горело. — Я не могу представить, как этот неприличный предмет может иметь какое-то отношение к… ради Бога! Естественно, как незамужняя женщина я лично не знакома с тем, о чем вы упомянули. Однако я имею представление, если вы это имеете в виду.
— Восхищаюсь вашей деликатностью, мэм. — Его глаза, более голубые, чем небо, буквально плясали от веселья. — Тогда, я допускаю, вы сознаете, что не все незамужние женщины так же целомудренны, как вы. И так уж случилось, что в Дидвуде полно этих падших женщин. В самом деле, этот город просто разрываем грехом.
У Мэдди сильно забилось сердце.
— Какое, черт возьми, отношение это имеет к Бенджамену?
— Он просто любопытен, что вполне естественно. Увидев его на «Бесплодных землях», я подумал, что он может узнать немного больше, чем нужно в… Сколько ему лет?
— Девять, — чуть слышно произнесла Мэдди.
Лис покачал головой.
— Ну что ж, может быть, слишком поздно, но будем надеяться, что в нем еще осталось немного невинности. Видите ли, в Зеленом Фасаде, как и в других заведениях, насколько я знаю, обитают эти… Ночные леди…
— Выражение мне знакомо, но думаю, Бенджамен вряд ли поймет, чем занимаются подобные женщины, если даже он и прошел по улице, или что вы там говорили.
— Боюсь, что здесь нечто большее. — Дэн терял терпение, ведя этот осторожный, окольный разговор. — На одной из аллей есть пара будок, закрытых только занавесками. Эти будки, встроенные в Зеленый Фасад снаружи, предназначены… для мужчин, которые не хотят утруждать себя… обычными формальностями. Ваш брат бродил около одной из этих занавесок, слушая звуки, доносящиеся оттуда, и пытаясь заглянуть за за…
— Нет! — Кровь отлила от лица Мэдди, у нее побледнели даже губы. — Вы лжете!
— Черт меня побери. Послушайте, леди, я говорил об этом настолько вежливо, насколько мог! Я лишь пытался помочь, но, если вы собираетесь оскорблять меня, я буду счастлив уйти. Есть дюжины мест, которые я посетил бы с большим удовольствием, чем это.
— И все на «Бесплодных землях», полагаю! — выпалила она в ярости, обезумев от шока.
— Не то чтобы это было ваше дело, черт побери, но да! Мне тридцать два года, а не девять, и если я хочу снизойти до некоторых плотских удовольствий, то это мое дело. Так что, если вы намерены оскорблять меня…
У Мадлен было такое чувство, будто она барахтается в море нереальности. Ее мать… Господи, что сказала бы или подумала ее мать, если бы узнала, как проводит время ее дорогой сыночек? Как она может удержать его в этом порочном городе, разве что держать его в доме под замком?
Ее охватило чувство бессилия, которое забирало последние следы мужества. Ей стало холодно в этот жаркий июльский день, к горлу подступила тошнота…
От Лиса не ускользнул блеск волос Мэдди, когда она опустила голову, потом он услышал шуршание платья из тафты и заметил, что она оседает. Потрясенный, он понял, что она падает в обморок… Ему удалось подхватить ее прежде, чем она повалилась в грязь. Прижав к своей широкой груди ее стройное, но, тем не менее, не худенькое тело. Лис не смог сдержать иронической улыбки: похоже, в конце концов он войдет в ее чистый и приличный дом.
Глава 3
— Бабушка Сьюзен! Иди сюда! Быстро! — кричал Бенджамен, стуча башмачками по ступенькам. — Этот человек, этот ужасный человек несет Мэдди! Может быть, она умерла! Может быть, он убил ее!
Сьюзен вошла в гостиную, спокойно вытирая руки о свой белоснежный передник.
— Бенджамен Франклин Эвери, ты опять шпионил у окна?
— Ну ты же не следила, а кто-то должен наблюдать за тем, чтобы Мэдди не причинили вреда! — Руки и лицо мальчика были чисто вымыты, но волосы по-прежнему стояли торчком. — Бабушка, скорее!
— Ты подсматривал… или подслушивал? — Сьюзен хладнокровно открыла дверь как раз в тот момент, когда на пороге появился Лис с безжизненным телом Мэдди на руках.
— Боже мой! Что случилось с нашей Медди?
— Кажется, она упала в обморок, — ответил Лис. — Куда мне положить ее?
Сьюзен провела его наверх в спальню и указала на большую постель, на которой теперь спали Стивен с сыном. Лис мягко положил Мэдди на белое с голубым стеганое одеяло и отступил, чтобы полюбоваться девушкой, такой прекрасной в своем покое.
— Что с ней? — громко спросил Бенджамен. Мадлен чуть пошевелилась, когда бабушка приложила к ее лбу влажную тряпку. Лис тем временем бросил на мальчика грозный взгляд.
— Я считаю, что ты виновен в беде, случившейся с твоей сестрой.
— Как? Меня там даже и не было! Вы, наверное, что-то с ней сделали, так же как затащили меня на свою лошадь, когда я просил оставить меня в покое. Я думаю…
— Замолчи, Бенджамен! — резко прикрикнула Сьюзен. Наклонившись, она внимательно посмотрела в его дерзкую мордашку: — Я не позволю тебе разговаривать так грубо, особенно со старшими.
— Бабушка… — выдохнула Мэдди, с усилием открыв глаза.
— Дорогая, ты устала, — старая женщина нежно улыбнулась ей и поцеловала в щеку. — Отдохни несколько минут, я принесу тебе супчика, и мы поговорим.
Когда Мадлен закрыла глаза, Сьюзен выставила Лиса и Бенджамена из спальни. Закрыв за собой дверь, она сначала повернулась к внуку.
— Молодой человек, поднимись наверх и ляг на мою постель. Держи глаза и уши закрытыми, пока я тебя не позову!
Бенджамен, прищурившись, посмотрел на Лиса, но подчинился. Медленно и шумно он поднимался по лестнице, как будто шел на виселицу. Когда он скрылся из вида и на верхнем этаже воцарилась тишина, Сьюзен вздохнула и повернулась к высокому, грубо-привлекательному незнакомцу.
— По-моему, сэр, мы еще не представились друг другу. Меня зовут Сьюзен Хэмпшир O'Xapa.
Он взял ее крошечную белую ручку и улыбнулся.
— Это честь, миссис O'Xapa. А я — Лис, на самом деле Дэниэл-Лис, но я предпочитаю прозвище. Так проще.
— Проще? — она прикусила нижнюю губу и проницательно уставилась на него. — Это интересно. Дэн быстро сменил тему.
— Мисс Эвери упомянула, что вы приехали из Филадельфии. Не имели ли вы честь быть родственницей сенатора Лайона Хэмпшира из Филадельфии?
Теперь Сьюзен была и впрямь заинтригована. Не похоже, чтобы многие из дидвудских распутников, бежавших от своего отвратительного прошлого, знали сенатора из Пенсильвании, карьера которого достигла зенита полстолетия назад.
— Могу сказать с гордостью, что Лайон Хэмпшир — мой отец и самый лучший человек, которого я когда-либо знала, кроме, разумеется, моего дорого мужа Патрика. А откуда вы знаете о папе?
Лис молча проклинал свой неудержимый язык. — Теперь, когда вы упомянули, я не могу вспомнить! Вероятно, нам рассказывали о нем в школе или мама. Она была учительницей и заставляла меня читать даже тогда, когда мне не хотелось. Я только помню, что мне всегда нравилось имя Лайон.
— Так же, как вам нравится имя Лис? — осведомилась она с добродушной улыбкой. — Не обращайте внимания. Я дразню вас, а мне не следовало бы. Вместо этого я должна извиниться перед вами за поведение своих внуков. Я слышала, как Мадлен на улице повысила на вас голос, и это меня шокировало. Она всегда вела себя как истинная леди, особенно с новыми знакомыми. А Бенджамен, Господи, он и вовсе был ужасен! Его мать недавно умерла, и это оказалось для него гораздо большим ударом, чем он думает. Она была моей дочерью, так что мы все горевали. Мы приехали на Запад, чтобы соединиться с отцом детей, но Стивен слишком занят и к тому же часто бывает в отъезде, чтобы приучить мальчика к дисциплине, как это полагается.
Лиса очаровало простодушие Сьюзен 0'Хара. Ее гордое лицо говорило о бездне мудрости и юмора, немного напомнив ему его собственную мать.
— Ну что ж, извинения я принял, но в них не было необходимости. Если по правде, то мне понравилась мисс Эвери. Если я ее и расстроил, то, может быть, я и себя немного подразнил!
Лис направился к двери, и Сьюзен пошла проводить его, внимательно слушая, что он говорил: — Что же касается вашего внука… я с вами согласен. Ему совершенно необходима твердая рука, предпочтительно мужская. Вас, миссис 0'Хара, он явно уважает, но ему известно, что вы не поедете за ним верхом, не схватите на улице и не привезете домой, чтобы наказать.
— Вы можете говорить мне все, что угодно, — произнесла она нарочито смиренным тоном, когда они уже стояли на тропинке. — Сомневаюсь, что я упаду в обморок, но вам, вероятно, следует быть готовым и к этому.
Он откинул голову назад и громко рассмеялся. Потом уже более спокойно он рассказал ей столько, сколько ей необходимо было знать, опуская пикантные подробности о будках для удобства. «Достаточно, — решил он, — что она будет знать, что Бенджамен прогуливается по „Бесплодным землям“, вместо того чтобы невинно играть с другими мальчишками. Она достаточно знает жизнь, чтобы домыслить все остальное».
— Ну, падать в обморок вряд ли стоит, но Мэдди старается во всем быть похожей на свою мать. — Сьюзен с минуту постучала об пол ногой, о чем-то думая. — Хотя что-то предпринимать надо. Лис, а вы не хотите поужинать с нами послезавтра вечером? Вы мне нравитесь и, думаю, будете хорошо влиять на Бенджамена. Вероятно, за семейным столом вы сможете поладить. — Она замолчала, наблюдая за игрой мыслей в его голубых глазах. — Только… если вы не проездом через Дидвуд… Не имеет смысла привязываться к вам, если через неделю вы уже уедете отсюда.
Дэн погладил короткую, выцветшую на солнце бороду и трогательно усмехнулся.
— Нет, мэм, я планирую остаться здесь на некоторое время. И мне бы очень хотелось прийти к вам на ужин. Благодарю вас за приглашение. — С этими словами он вскочил на Уотсона и наклонился к Сьюзен: — А вы уверены, что вам не следует на этот счет посоветоваться с вашими родственниками? Сомневаюсь, что кто-нибудь из них будет рад видеть меня!
— Пшшш! — Сьюзен помахала рукой, как бы прогоняя его. — Приходите в шесть часов, а остальное предоставьте мне!
К тому времени, как Лис вернулся на «Бесплодные земли» и оставил Уотсона на конюшне, он уже не испытывал удовольствия от своих планов срочно провести распутный вечер. Однако он поднял на свое широкое плечо скатанную постель и дорожный вьюк и зашагал по грязи к Жемчужному театру.
В Дидвуде уже было несколько дюжин баров, много биллиардных и игорных домов, но «театры» с дурной репутацией жители знали лучше всего: Жемчужный, Бэлла Унион, Мелодион и Зеленый Фасад.
Большинство салунов имело такой вид, будто были выстроены за одну ночь, а некоторые из них представляли собой не более чем палатки. Их крыши протекали, а стены имели тенденцию оседать от пьяных драк и бурь. Лису больше нравился более крепкий вид «Жемчуга», и, конечно, там наверху есть настоящие комнаты для свиданий. «Бесплодные земли» были так переполнены, что Лис задумался, нельзя ли получить просто ночлег, не тратясь на девочку.
«Жемчуг» был набит выпивающими изможденными и грязными рудокопами, а вокруг карточных столов толпились жуликоватые личности, готовые играть всю ночь. Лис встал у стойки бара рядом с очень грузным и дурно пахнущим человеком. Он подумал, не исходит ли и от него такой же запах, но потом решил, что Мадлен Эвери как-нибудь дала бы об этом знать, например деликатно сморщив носик от отвращения. Энни Сандей научила сына понимать подобные намеки. После долгого ожидания хозяин бара наконец обратил на него внимание, и Лис, заказав двойной виски, безотлагательно опрокинул его. Вероятно, это сотрет память о нескольких прошедших неделях и всех конфликтных эмоциях, бурлящих в нем с момента его последней стычки с Кастером.
— Еще, приятель? — спросил его бармен, хрупкий, плешивый человечек с черными усами.
Лис кивнул. Вторую порцию он выпил чуть медленнее, но вместо того чтобы стереть его мысли, виски, казалось, только подстегнул их. Он всегда старался жить достойно, позволяя себе лишь безобидные мужские грешки. Он не был святым, но верил в права и свободы, на которых основана Америка.
Почему же тогда это испытание в Монтане оставило у него во рту привкус трусости? Он первый бы предложил идти в бой и настаивал бы на этом, если бы чувствовал, что дело правое. Он по-прежнему разрывался между чувством долга, присущим настоящему американцу, и симпатией к индейцам. На какой же стороне правда?
Что за черт, думал он. Эту проблему не под силу решить одному человеку, так какое же значение имеет то, что он думает или делает?
— Послушай, я думала, ты забыл меня, — промурлыкал тоненький голосок ему в плечо.
Лис взглянул вниз горящими глазами и обнаружил маленькую девушку с черными, как вороново крыло, волосами, которая недавно заигрывала с ним, стоя на балконе. На ней было поношенное платье из ярко-розового атласа, перешитое так, что открывалась половина ее груди. Ткань юбки крепилась на турнюре, посаженным высоко сзади, и ниспадала на усыпанный опилками пол. Она благоухала туалетной водой, на шее ее была повязана тонкая синяя лента. Лису это понравилось.
— Нет, не забыл, — дотронулся он загорелым пальцем до ее щеки. — Как тебя зовут, лапушка?
— Виктория. — Она не могла поверить, что и вблизи он также привлекателен, как и на расстоянии, но это была правда. У него были невероятно голубые глаза, ровные зубы и копна каштановых волос, а сильное лицо обрамляла аккуратная бородка. Похоже, что он может поднять ее одной рукой. — Мама назвала меня так в честь королевы Англии.
Лис изогнул бровь дугой, оценивая ироничность ситуации.
— С ее стороны это был прекрасный жест, ведь…
— Люди говорят, я красивее, чем королева Виктория, — заметила она.
Виктория попросила у бармена джин и горькое пиво, Лис заплатил за них и снова протянул свой стакан. Он, наконец, начинал испытывать чувства, на которые уже не надеялся, — некое оцепенение и крайнюю отдаленность от внешнего мира. Он вдруг с легкостью поверил в то, что у него нет проблем, ни вины, ни прошлого, ни будущего. Момент требовал от него лишь улыбки и наслаждения жизнью.
— У тебя такой вид, будто ты совершенно выбился из сил, добираясь до Дидвуда, — сказала Виктория, наклонившись к нему так, что ее пышная грудь прижалась к его широкой груди. — Ну и как, стоило?
Прежде чем он успел ответить, кто-то призвал всех к спокойствию, и на маленькой сцене «Жемчужины», расположенной в удаленном конце бара, появилось странное трио: женщина в причудливом красном бархатном платье, слишком жарком для сезона, мужчина со скрипкой и юноша, несущий нечто невообразимое, что на самом деле оказалось трубой. Перед сценой остановился мужчина, призывавший к тишине, и помахал рукой в воздухе.
— А теперь, джентльмены, — крикнул он, — прошу внимания! Вы присутствуете на редком празднике чувств и имеете счастливую возможность быть свидетелями представления одной и единственной Королевы песни. Да, друзья, я действительно говорю о всемирно известной мисс Виоле де Монморанси, которая оказалась в Дидвуде накануне гастролей по великим столицам Европы, где она покажет свое несравненное искусство перед королями, королевами и императорами!
Когда мисс де Монморанси начала свою первую балладу в сопровождении двух музыкантов, Лису пришло в голову, что она выглядит несколько потрепанной для роли всемирно известной дивы. Виктория, казалось, прочла его мысли.
— У тебя такой вид, словно тебе нужен небольшой отдых. Хочешь, поднимемся наверх, где немного поспокойнее? Я сниму с тебя сапоги и помассирую тебе шею…
Забавная вещь — инстинкт, который притягивает мужчину к женщине! Лису был безразличен запах Виктории, и все же он действовал на него, она не казалась ему привлекательной, но его тело как-то реагировало на ее горячие выпуклости, когда она прижималась к нему, и на зовущие нотки в ее голосе.
Энни Сандей обычно говорила, что настоящий мужчина поднимается выше своих инстинктов и никогда не будет спать с женщиной, которую не любит, не говоря уже о той, с которой едва знаком. Слишком плохо, что мир не мог жить по стандартам Энни Сандей. Порок иногда искушал Лиса, и тогда ему хотелось действовать безрассудно. Может быть, на самом деле, это было проявлением слабости, но слово «безрассудство» звучало более мужественно.
— Твои слова звучат приглашением, и я буду дураком, если откажусь, Виктория! Захвачу бутылочку, если среди ночи нам захочется выпить. — Он собрал все свое имущество и последовал за Викторией наверх по лестнице, начинавшей уже перекашиваться от слишком усердной эксплуатации. Она еще пахла свежесрубленной сосной, дешевыми духами и немытыми мужскими телами. Лис наблюдал за колебаниями турнюра Виктории, шедшей впереди.
Несколько смущенный этим зрелищем и своими низкими инстинктами, он невольно улыбнулся.
Наверху было несколько комнат с дверями, задернутыми занавесками и надписанными над ними именами девушек.
Лис с облегчением обнаружил, что в комнате Виктории настоящая дверь, это показалось ему хорошим предзнаменованием.
Повернув ручку и посторонившись, Виктория робко и застенчиво взглянула на него из-под ресниц, и Лис почти поверил, что это искренне. Войдя в узкую спальню, окно которой выходило на Главную улицу, Лис бросил свои вещи на пол, снял шляпу и глубоко вздохнул.
— Садись сюда, на постель, и располагайся поудобнее, — сказала Виктория. — Вот сюда, ложись. Я сниму с тебя сапоги.
Абсолютное измождение в сочетании с изрядной дозой виски сразили Лиса, как только он опустил голову на кружевную накидку подушки. Он смутно ощущал, как Виктория снимала с него сапоги.
— Не знаю, — удалось ему пробормотать, — хорошая ли эта идея. Мне бы надо принять ванну…
Виктория плеснула виски в стакан и поднесла к его губам, воркуя:
— Да ладно тебе, не волнуйся. Думаешь, я в этом городе привыкла к чистым мужчинам? — Она засмеялась, удивленная этим его замечанием. — Я знаю, что ты устал и что тебе нужно, чтобы хорошо поспать ночью. Только лежи тихо. Я тебя раздену!
Господи, «устал» было слишком слабым выражением, чтобы передать, что он чувствовал. Постель, этакая глыба с продавленными пружинами, казалась ему дарами ангелов, и Лис с наслаждением погрузился в нее, пустив свои мысли на самотек.
Перед его взором предстал Кастер при свете зари, с его подстриженными локонами, верхом на Вик. Потом ему привиделась гремучая змея, подкрадывающаяся к нему, спящему под лунным светом Вайоминга. Мадлен Эвери, готовящая чай и подающая его в своих лучших китайских чашках, говорящая ему, что Лис не должен входить в их дом, пока не примет ванну и не наденет чистую, выглаженную одежду. «Ты должен носить бумажный воротник, — сказала она, отпрянув от него, — и фрак, как у принца Альберта, и не позволять себе ругаться…»
Виктория тем временем сетовала на то, что раздеть такого большого мужчину, особенно если он, кажется, совершенно без сознания, — тяжелая работа. И все же она наслаждалась каждым мгновением, каждым мимолетным взглядом на это стройное, загорелое тело. Чем больше открывалось ее взору, тем усерднее она молилась, чтобы он достаточно пришел в себя, чтобы заняться с ней любовью. Лис был самым красивым мужчиной из всех, кого она видела со времени своего приезда в Дидвуд. Его волосы, освещенные светом лампы, вились над воротником и на висках. Глаза с густыми ресницами окружали извилистые «смешинки». У него было сильное, обветренное лицо, заросшее бородой, но что-то в его скулах, линии носа и форме рта говорило ей о том, что этот человек получил хорошее воспитание. Он был человеком, которого она видела на картинках, но никогда не встречала в жизни.
Прикусив губу, она расстегнула его брюки из оленьей кожи и медленно стянула их на бедра и дальше, по его длинным, мускулистым ногам. Ее сердце сильно забилось, она отступила со вздохом при виде голого Лиса — на нем не было нижнего белья.
Сьюзен вошла в гостиную, спокойно вытирая руки о свой белоснежный передник.
— Бенджамен Франклин Эвери, ты опять шпионил у окна?
— Ну ты же не следила, а кто-то должен наблюдать за тем, чтобы Мэдди не причинили вреда! — Руки и лицо мальчика были чисто вымыты, но волосы по-прежнему стояли торчком. — Бабушка, скорее!
— Ты подсматривал… или подслушивал? — Сьюзен хладнокровно открыла дверь как раз в тот момент, когда на пороге появился Лис с безжизненным телом Мэдди на руках.
— Боже мой! Что случилось с нашей Медди?
— Кажется, она упала в обморок, — ответил Лис. — Куда мне положить ее?
Сьюзен провела его наверх в спальню и указала на большую постель, на которой теперь спали Стивен с сыном. Лис мягко положил Мэдди на белое с голубым стеганое одеяло и отступил, чтобы полюбоваться девушкой, такой прекрасной в своем покое.
— Что с ней? — громко спросил Бенджамен. Мадлен чуть пошевелилась, когда бабушка приложила к ее лбу влажную тряпку. Лис тем временем бросил на мальчика грозный взгляд.
— Я считаю, что ты виновен в беде, случившейся с твоей сестрой.
— Как? Меня там даже и не было! Вы, наверное, что-то с ней сделали, так же как затащили меня на свою лошадь, когда я просил оставить меня в покое. Я думаю…
— Замолчи, Бенджамен! — резко прикрикнула Сьюзен. Наклонившись, она внимательно посмотрела в его дерзкую мордашку: — Я не позволю тебе разговаривать так грубо, особенно со старшими.
— Бабушка… — выдохнула Мэдди, с усилием открыв глаза.
— Дорогая, ты устала, — старая женщина нежно улыбнулась ей и поцеловала в щеку. — Отдохни несколько минут, я принесу тебе супчика, и мы поговорим.
Когда Мадлен закрыла глаза, Сьюзен выставила Лиса и Бенджамена из спальни. Закрыв за собой дверь, она сначала повернулась к внуку.
— Молодой человек, поднимись наверх и ляг на мою постель. Держи глаза и уши закрытыми, пока я тебя не позову!
Бенджамен, прищурившись, посмотрел на Лиса, но подчинился. Медленно и шумно он поднимался по лестнице, как будто шел на виселицу. Когда он скрылся из вида и на верхнем этаже воцарилась тишина, Сьюзен вздохнула и повернулась к высокому, грубо-привлекательному незнакомцу.
— По-моему, сэр, мы еще не представились друг другу. Меня зовут Сьюзен Хэмпшир O'Xapa.
Он взял ее крошечную белую ручку и улыбнулся.
— Это честь, миссис O'Xapa. А я — Лис, на самом деле Дэниэл-Лис, но я предпочитаю прозвище. Так проще.
— Проще? — она прикусила нижнюю губу и проницательно уставилась на него. — Это интересно. Дэн быстро сменил тему.
— Мисс Эвери упомянула, что вы приехали из Филадельфии. Не имели ли вы честь быть родственницей сенатора Лайона Хэмпшира из Филадельфии?
Теперь Сьюзен была и впрямь заинтригована. Не похоже, чтобы многие из дидвудских распутников, бежавших от своего отвратительного прошлого, знали сенатора из Пенсильвании, карьера которого достигла зенита полстолетия назад.
— Могу сказать с гордостью, что Лайон Хэмпшир — мой отец и самый лучший человек, которого я когда-либо знала, кроме, разумеется, моего дорого мужа Патрика. А откуда вы знаете о папе?
Лис молча проклинал свой неудержимый язык. — Теперь, когда вы упомянули, я не могу вспомнить! Вероятно, нам рассказывали о нем в школе или мама. Она была учительницей и заставляла меня читать даже тогда, когда мне не хотелось. Я только помню, что мне всегда нравилось имя Лайон.
— Так же, как вам нравится имя Лис? — осведомилась она с добродушной улыбкой. — Не обращайте внимания. Я дразню вас, а мне не следовало бы. Вместо этого я должна извиниться перед вами за поведение своих внуков. Я слышала, как Мадлен на улице повысила на вас голос, и это меня шокировало. Она всегда вела себя как истинная леди, особенно с новыми знакомыми. А Бенджамен, Господи, он и вовсе был ужасен! Его мать недавно умерла, и это оказалось для него гораздо большим ударом, чем он думает. Она была моей дочерью, так что мы все горевали. Мы приехали на Запад, чтобы соединиться с отцом детей, но Стивен слишком занят и к тому же часто бывает в отъезде, чтобы приучить мальчика к дисциплине, как это полагается.
Лиса очаровало простодушие Сьюзен 0'Хара. Ее гордое лицо говорило о бездне мудрости и юмора, немного напомнив ему его собственную мать.
— Ну что ж, извинения я принял, но в них не было необходимости. Если по правде, то мне понравилась мисс Эвери. Если я ее и расстроил, то, может быть, я и себя немного подразнил!
Лис направился к двери, и Сьюзен пошла проводить его, внимательно слушая, что он говорил: — Что же касается вашего внука… я с вами согласен. Ему совершенно необходима твердая рука, предпочтительно мужская. Вас, миссис 0'Хара, он явно уважает, но ему известно, что вы не поедете за ним верхом, не схватите на улице и не привезете домой, чтобы наказать.
— Вы можете говорить мне все, что угодно, — произнесла она нарочито смиренным тоном, когда они уже стояли на тропинке. — Сомневаюсь, что я упаду в обморок, но вам, вероятно, следует быть готовым и к этому.
Он откинул голову назад и громко рассмеялся. Потом уже более спокойно он рассказал ей столько, сколько ей необходимо было знать, опуская пикантные подробности о будках для удобства. «Достаточно, — решил он, — что она будет знать, что Бенджамен прогуливается по „Бесплодным землям“, вместо того чтобы невинно играть с другими мальчишками. Она достаточно знает жизнь, чтобы домыслить все остальное».
— Ну, падать в обморок вряд ли стоит, но Мэдди старается во всем быть похожей на свою мать. — Сьюзен с минуту постучала об пол ногой, о чем-то думая. — Хотя что-то предпринимать надо. Лис, а вы не хотите поужинать с нами послезавтра вечером? Вы мне нравитесь и, думаю, будете хорошо влиять на Бенджамена. Вероятно, за семейным столом вы сможете поладить. — Она замолчала, наблюдая за игрой мыслей в его голубых глазах. — Только… если вы не проездом через Дидвуд… Не имеет смысла привязываться к вам, если через неделю вы уже уедете отсюда.
Дэн погладил короткую, выцветшую на солнце бороду и трогательно усмехнулся.
— Нет, мэм, я планирую остаться здесь на некоторое время. И мне бы очень хотелось прийти к вам на ужин. Благодарю вас за приглашение. — С этими словами он вскочил на Уотсона и наклонился к Сьюзен: — А вы уверены, что вам не следует на этот счет посоветоваться с вашими родственниками? Сомневаюсь, что кто-нибудь из них будет рад видеть меня!
— Пшшш! — Сьюзен помахала рукой, как бы прогоняя его. — Приходите в шесть часов, а остальное предоставьте мне!
К тому времени, как Лис вернулся на «Бесплодные земли» и оставил Уотсона на конюшне, он уже не испытывал удовольствия от своих планов срочно провести распутный вечер. Однако он поднял на свое широкое плечо скатанную постель и дорожный вьюк и зашагал по грязи к Жемчужному театру.
В Дидвуде уже было несколько дюжин баров, много биллиардных и игорных домов, но «театры» с дурной репутацией жители знали лучше всего: Жемчужный, Бэлла Унион, Мелодион и Зеленый Фасад.
Большинство салунов имело такой вид, будто были выстроены за одну ночь, а некоторые из них представляли собой не более чем палатки. Их крыши протекали, а стены имели тенденцию оседать от пьяных драк и бурь. Лису больше нравился более крепкий вид «Жемчуга», и, конечно, там наверху есть настоящие комнаты для свиданий. «Бесплодные земли» были так переполнены, что Лис задумался, нельзя ли получить просто ночлег, не тратясь на девочку.
«Жемчуг» был набит выпивающими изможденными и грязными рудокопами, а вокруг карточных столов толпились жуликоватые личности, готовые играть всю ночь. Лис встал у стойки бара рядом с очень грузным и дурно пахнущим человеком. Он подумал, не исходит ли и от него такой же запах, но потом решил, что Мадлен Эвери как-нибудь дала бы об этом знать, например деликатно сморщив носик от отвращения. Энни Сандей научила сына понимать подобные намеки. После долгого ожидания хозяин бара наконец обратил на него внимание, и Лис, заказав двойной виски, безотлагательно опрокинул его. Вероятно, это сотрет память о нескольких прошедших неделях и всех конфликтных эмоциях, бурлящих в нем с момента его последней стычки с Кастером.
— Еще, приятель? — спросил его бармен, хрупкий, плешивый человечек с черными усами.
Лис кивнул. Вторую порцию он выпил чуть медленнее, но вместо того чтобы стереть его мысли, виски, казалось, только подстегнул их. Он всегда старался жить достойно, позволяя себе лишь безобидные мужские грешки. Он не был святым, но верил в права и свободы, на которых основана Америка.
Почему же тогда это испытание в Монтане оставило у него во рту привкус трусости? Он первый бы предложил идти в бой и настаивал бы на этом, если бы чувствовал, что дело правое. Он по-прежнему разрывался между чувством долга, присущим настоящему американцу, и симпатией к индейцам. На какой же стороне правда?
Что за черт, думал он. Эту проблему не под силу решить одному человеку, так какое же значение имеет то, что он думает или делает?
— Послушай, я думала, ты забыл меня, — промурлыкал тоненький голосок ему в плечо.
Лис взглянул вниз горящими глазами и обнаружил маленькую девушку с черными, как вороново крыло, волосами, которая недавно заигрывала с ним, стоя на балконе. На ней было поношенное платье из ярко-розового атласа, перешитое так, что открывалась половина ее груди. Ткань юбки крепилась на турнюре, посаженным высоко сзади, и ниспадала на усыпанный опилками пол. Она благоухала туалетной водой, на шее ее была повязана тонкая синяя лента. Лису это понравилось.
— Нет, не забыл, — дотронулся он загорелым пальцем до ее щеки. — Как тебя зовут, лапушка?
— Виктория. — Она не могла поверить, что и вблизи он также привлекателен, как и на расстоянии, но это была правда. У него были невероятно голубые глаза, ровные зубы и копна каштановых волос, а сильное лицо обрамляла аккуратная бородка. Похоже, что он может поднять ее одной рукой. — Мама назвала меня так в честь королевы Англии.
Лис изогнул бровь дугой, оценивая ироничность ситуации.
— С ее стороны это был прекрасный жест, ведь…
— Люди говорят, я красивее, чем королева Виктория, — заметила она.
Виктория попросила у бармена джин и горькое пиво, Лис заплатил за них и снова протянул свой стакан. Он, наконец, начинал испытывать чувства, на которые уже не надеялся, — некое оцепенение и крайнюю отдаленность от внешнего мира. Он вдруг с легкостью поверил в то, что у него нет проблем, ни вины, ни прошлого, ни будущего. Момент требовал от него лишь улыбки и наслаждения жизнью.
— У тебя такой вид, будто ты совершенно выбился из сил, добираясь до Дидвуда, — сказала Виктория, наклонившись к нему так, что ее пышная грудь прижалась к его широкой груди. — Ну и как, стоило?
Прежде чем он успел ответить, кто-то призвал всех к спокойствию, и на маленькой сцене «Жемчужины», расположенной в удаленном конце бара, появилось странное трио: женщина в причудливом красном бархатном платье, слишком жарком для сезона, мужчина со скрипкой и юноша, несущий нечто невообразимое, что на самом деле оказалось трубой. Перед сценой остановился мужчина, призывавший к тишине, и помахал рукой в воздухе.
— А теперь, джентльмены, — крикнул он, — прошу внимания! Вы присутствуете на редком празднике чувств и имеете счастливую возможность быть свидетелями представления одной и единственной Королевы песни. Да, друзья, я действительно говорю о всемирно известной мисс Виоле де Монморанси, которая оказалась в Дидвуде накануне гастролей по великим столицам Европы, где она покажет свое несравненное искусство перед королями, королевами и императорами!
Когда мисс де Монморанси начала свою первую балладу в сопровождении двух музыкантов, Лису пришло в голову, что она выглядит несколько потрепанной для роли всемирно известной дивы. Виктория, казалось, прочла его мысли.
— У тебя такой вид, словно тебе нужен небольшой отдых. Хочешь, поднимемся наверх, где немного поспокойнее? Я сниму с тебя сапоги и помассирую тебе шею…
Забавная вещь — инстинкт, который притягивает мужчину к женщине! Лису был безразличен запах Виктории, и все же он действовал на него, она не казалась ему привлекательной, но его тело как-то реагировало на ее горячие выпуклости, когда она прижималась к нему, и на зовущие нотки в ее голосе.
Энни Сандей обычно говорила, что настоящий мужчина поднимается выше своих инстинктов и никогда не будет спать с женщиной, которую не любит, не говоря уже о той, с которой едва знаком. Слишком плохо, что мир не мог жить по стандартам Энни Сандей. Порок иногда искушал Лиса, и тогда ему хотелось действовать безрассудно. Может быть, на самом деле, это было проявлением слабости, но слово «безрассудство» звучало более мужественно.
— Твои слова звучат приглашением, и я буду дураком, если откажусь, Виктория! Захвачу бутылочку, если среди ночи нам захочется выпить. — Он собрал все свое имущество и последовал за Викторией наверх по лестнице, начинавшей уже перекашиваться от слишком усердной эксплуатации. Она еще пахла свежесрубленной сосной, дешевыми духами и немытыми мужскими телами. Лис наблюдал за колебаниями турнюра Виктории, шедшей впереди.
Несколько смущенный этим зрелищем и своими низкими инстинктами, он невольно улыбнулся.
Наверху было несколько комнат с дверями, задернутыми занавесками и надписанными над ними именами девушек.
Лис с облегчением обнаружил, что в комнате Виктории настоящая дверь, это показалось ему хорошим предзнаменованием.
Повернув ручку и посторонившись, Виктория робко и застенчиво взглянула на него из-под ресниц, и Лис почти поверил, что это искренне. Войдя в узкую спальню, окно которой выходило на Главную улицу, Лис бросил свои вещи на пол, снял шляпу и глубоко вздохнул.
— Садись сюда, на постель, и располагайся поудобнее, — сказала Виктория. — Вот сюда, ложись. Я сниму с тебя сапоги.
Абсолютное измождение в сочетании с изрядной дозой виски сразили Лиса, как только он опустил голову на кружевную накидку подушки. Он смутно ощущал, как Виктория снимала с него сапоги.
— Не знаю, — удалось ему пробормотать, — хорошая ли эта идея. Мне бы надо принять ванну…
Виктория плеснула виски в стакан и поднесла к его губам, воркуя:
— Да ладно тебе, не волнуйся. Думаешь, я в этом городе привыкла к чистым мужчинам? — Она засмеялась, удивленная этим его замечанием. — Я знаю, что ты устал и что тебе нужно, чтобы хорошо поспать ночью. Только лежи тихо. Я тебя раздену!
Господи, «устал» было слишком слабым выражением, чтобы передать, что он чувствовал. Постель, этакая глыба с продавленными пружинами, казалась ему дарами ангелов, и Лис с наслаждением погрузился в нее, пустив свои мысли на самотек.
Перед его взором предстал Кастер при свете зари, с его подстриженными локонами, верхом на Вик. Потом ему привиделась гремучая змея, подкрадывающаяся к нему, спящему под лунным светом Вайоминга. Мадлен Эвери, готовящая чай и подающая его в своих лучших китайских чашках, говорящая ему, что Лис не должен входить в их дом, пока не примет ванну и не наденет чистую, выглаженную одежду. «Ты должен носить бумажный воротник, — сказала она, отпрянув от него, — и фрак, как у принца Альберта, и не позволять себе ругаться…»
Виктория тем временем сетовала на то, что раздеть такого большого мужчину, особенно если он, кажется, совершенно без сознания, — тяжелая работа. И все же она наслаждалась каждым мгновением, каждым мимолетным взглядом на это стройное, загорелое тело. Чем больше открывалось ее взору, тем усерднее она молилась, чтобы он достаточно пришел в себя, чтобы заняться с ней любовью. Лис был самым красивым мужчиной из всех, кого она видела со времени своего приезда в Дидвуд. Его волосы, освещенные светом лампы, вились над воротником и на висках. Глаза с густыми ресницами окружали извилистые «смешинки». У него было сильное, обветренное лицо, заросшее бородой, но что-то в его скулах, линии носа и форме рта говорило ей о том, что этот человек получил хорошее воспитание. Он был человеком, которого она видела на картинках, но никогда не встречала в жизни.
Прикусив губу, она расстегнула его брюки из оленьей кожи и медленно стянула их на бедра и дальше, по его длинным, мускулистым ногам. Ее сердце сильно забилось, она отступила со вздохом при виде голого Лиса — на нем не было нижнего белья.