Страница:
Та в ответ только смущенно улыбнулась, что было воспринято окружающими как согласие с мнением мужа. Однако переводчика такой ответ не удовлетворил, и он предложил, не заезжая в гостиницу, отправиться на Красную площадь, чтобы у Патрисии не осталось никаких сомнений в правдивости слов ее супруга. Дин с удовольствием поддержал это предложение, а вот Михаил предпочел промолчать, в душе, видимо, не слишком одобряя эту экскурсию: в его планы входило только встретить гостей и привезти их в гостиницу, а не мотаться с ними по городу и разглядывать его красоты. Здесь он с переводчиком был не согласен, но счел за благо промолчать, вполне резонно предположив, что этот парень вполне может иметь отношение к грозному ведомству на Лубянке. Михаил был недалек от истины: его попутчик хоть и числился в штате «Интуриста», но сотрудничал с КГБ, с отделом контрразведки. И задание у него было конкретное: помогать Дину Риду в его поездке по Советскому Союзу и попутно за ним наблюдать.
Когда они приехали на Красную площадь, Андрей первым выскочил из автомобиля и галантно распахнул перед Патрисией дверцу. Потом взял ее под руку и повел показывать красоты главной площади страны. Дин и Михаил шли следом, внимательно прислушиваясь к тому, что переводчик рассказывает своей спутнице. Правда, поначалу понимал он мало, поскольку Андрей говорил на английском. Но когда переводчик заметил, что к его рассказу внимательно прислушивается также его земляк, он стал чередовать английскую речь с русской. В итоге Михаил узнал много интересного. Ведь он был коренной сибиряк, приехавший в Москву несколько лет назад, и о культурных памятниках столицы знал мало, а ходить на экскурсии у него до этого не было ни времени, ни желания. А здесь все так удачно совпало. Поэтому из рассказа Андрея он узнал для себя массу интересных подробностей: что кремлевские стены раньше были из белого камня, что памятник Минину и Пожарскому располагался в другом месте, что на Лобном месте практически никого не казнили и многое, многое другое.
В конце экскурсии Андрей повел гостей в ГУМ, где провел их по всем этажам, а на выходе купил Патрисии мороженое в вафельном стаканчике, не преминув при этом сообщить:
– Уверен, что такого вкусного мороженого, Патрисия, вы нигде еще не пробовали.
Когда та надкусила холодную мякоть и почувствовала во рту необыкновенно приятный вкус, Андрей спросил:
– Ну как ощущения? Вкусно? Это потому, что в нашем мороженом присутствуют настоящие сливки. А ваш брат-капиталист норовит сэкономить каждый цент и использует разного рода химические заменители. Поэтому ваше мороженое на цвет красивое, а внутри… – Тут Андрей запнулся, видимо, пытаясь подыскать подходящее слово. Но в итоге ничего не стал говорить, а только махнул рукой, что вызвало у Патрисии приступ дикого смеха. Она даже чуть мороженым не подавилась. Этот эпизод окончательно разрядил обстановку, и весь остаток пути до гостиницы, который они проехали на автомобиле, Патрисия уже не сидела как бука, а вертела головой в разные стороны и с удовольствием слушала рассказ Андрея о достопримечательностях города, мелькавших за окнами их «Волги».
Жить гостей определили в гостинице «Украина», в двухместном номере «люкс». И первое, что сделала Патрисия, когда они вошли в него, – отправилась в ванную, чтобы убедиться, на месте ли пробка, отсутствие которой в прошлый приезд ее супруга в Москву испортило ему настроение. На этот раз все было на месте. Удовлетворенная этим фактом, Патрисия включила воду, чтобы хорошенько помыться с дороги. И ночь они провели восхитительную: любили друг друга так, как будто это было в первый раз. И даже беременность Патрисии не смогла им помешать: любящая женщина всегда найдет способ удовлетворить себя и своего возлюбленного даже в такой ситуации. А Патрисия этого очень хотела – начать свое путешествие в Москве именно с ночи любви.
На следующее утро супруги поднялись с постели выспавшиеся и полные сил и энергии. В десять утра за ними зашел Андрей, с которым они спустились в ресторан, чтобы позавтракать. После чего их путь лежал на Берсеневскую набережную, в Театр эстрады, где Дина поджидал для первой репетиции оркестр под управлением Олега Шимановского.
Когда они подъехали к театру, от внимания Дина не укрылась впечатляющая картина: огромный плакат с его изображением на фронтоне здания и толпа людей возле касс.
– Эти люди хотят попасть на ваши концерты, – подтвердил догадку Дина Андрей. – Но, увы, им ничего не светит: все билеты уже давно распроданы.
– Тогда зачем же они здесь стоят? – удивилась Патрисия.
– Они надеются на чудо и еще на спекулянтов, которые продают билеты втридорога.
Эти слова пролились на душу Дина настоящим бальзамом. И то волнение, которое он испытывал, подъезжая к театру, мгновенно улетучилось. Поэтому на сцену театра, где его поджидали оркестранты, он не вошел, а буквально влетел и тут же бросился здороваться за руку с каждым из музыкантов. Их оживленное общение длилось в течение нескольких минут, после чего Дин повесил на спинку стула свой пиджак и первым предложил начать работу. Музыканты согласились, поскольку присланные им за несколько дней до этого партитуры они уже успели хорошо выучить и могли исполнить любую из песен Дина чуть ли не с закрытыми глазами. Что, впрочем, неудивительно: оркестр Театра эстрады под управлением Олега Шимановского считался одним из лучших в стране.
Репетиции продолжались в течение нескольких дней, и Дин был вполне доволен результатом: музыканты схватывали все на лету и понимали его с полуслова. И каждый раз, когда Дин потом возвращался в гостиницу к Патрисии, он не переставал восхищаться тем, что такого единения с оркестром давно не испытывал.
– Понимаешь, это было бы невозможно, если бы этим музыкантам не нравились мои песни, – говорил Дин жене. – Мы репетируем по два-три часа, но это время пролетает как одна минута. Со мной такого давно не было.
Патрисия в ответ радовалась вместе с мужем, хотя ее чувства не были столь бурными. Ей казалось, что он находится в плену эйфории, которая охватила его на фоне того фантастического приема, который ему здесь оказывается. Однако прием приемом, но зрителей не проведешь – если им не понравятся песни Дина, их ни за что не заставишь слушать. А Патрисии многие песни Дина не то чтобы не нравились, но она была к ним равнодушна. Ей нравился рок-н-ролл, вещи молодежные, заводные, а как раз их в репертуаре мужа практически не было. Зато было много песен серьезных, протестных. И они даже однажды с Дином немного поспорили на эту тему. Но Дин быстро ее переубедил.
– Рок-н-ролл в Москве любят не меньше, чем в Америке, – заявил он тогда жене. – Во всяком случае молодежь. Но власти считают эту музыку идеологически вредной, полагая, что она прививает советской молодежи дурные вкусы. И в этом есть своя доля истины. Вспомни, как относились к рок-н-роллу в той же Америке десять лет назад. Его тоже считали аморальным и вредным. Другое дело, что в этом стиле есть свои шедевры, которые исполнять не зазорно.
– Почему же ты их не исполняешь?
– Как не исполняю? А «Hippy shake», а песни братьев Эверли? В Москве я тоже буду их петь, но очень мало. Нельзя с первых же гастролей настраивать против себя организаторов турне. К тому же ты прекрасно знаешь, в каком качестве меня хотят здесь видеть: в качестве певца песен протеста. И я не могу не оправдать их доверия. Так что, Пэтси, не торопи события: придет время и для твоего любимого рок-н-ролла. Обещаю тебе, что я даже песни «Битлз» здесь когда-нибудь спою.
В воскресенье 2 октября в Театре эстрады прошла последняя репетиция Дина Рида. Длилась она меньше обычного, поскольку к тому моменту слаженность певца и оркестра достигла своего апогея. И Дин не хотел перегружать музыкантов перед завтрашним концертом, да и сам хотел отдохнуть – он намеревался прогуляться пешком по Москве. А в качестве гида привлек все того же Андрея.
Андрей с удовольствием взялся сопроводить Дина в его пешей прогулке и маршрут выбрал следующий: по Кропоткинской набережной они вышли на Садовое кольцо и поднялись по нему до площади Маяковского. Последняя возникла в их планах не случайно: Дин хотел возложить цветы к памятнику поэта-трибуна, про которого успел здесь достаточно наслышаться. Однако судьбе было угодно сделать так, что одним возложением цветов дело не ограничилось.
Когда Дин и его спутник переходили дорогу от памятника к входу станции метро «Маяковская», прямо перед ними затормозил автобус «ЛиАЗ», из которого внезапно выскочил мужчина в синем спортивном костюме и бросился к Дину. Подбежав к нему, он заключил его в свои объятия, да такие крепкие, что ноги Дина на какое-то время даже оторвались от земли. Андрей, который стоял тут же, сначала хотел было броситься на помощь своему спутнику, но потом, вглядевшись в лицо незнакомца, ахнул:
– Бог мой, да это же Лев Яшин!
Да, это был прославленный футбольный вратарь Лев Яшин, с которым Дин имел счастье познакомиться четыре года назад во время чемпионата мира в Чили. С тех пор они больше не виделись, и эта неожиданная встреча была для обоих как гром среди ясного неба. Во всяком случае Яшин, увидев Дина в окно автобуса, закричал на весь салон водителю «Тормози!», чем изрядно перепугал товарищей. Водитель поначалу не хотел выполнять эту команду, так как дело происходило на оживленной трассе, но Яшин чуть ли не силой заставил его подчиниться. Когда его товарищи по команде увидели, какая причина заставила их вратаря выскочить из автобуса, они тоже повскакивали со своих мест и бросились следом за своим вратарем.
Дело в том, что многие игроки советской сборной, которые в тот день возвращались с тренировки перед товарищеским матчем со сборной Турции (игра была запланирована на 18 октября), тоже хорошо знали Дина Рида и были не прочь теперь снова пообщаться с ним. Все они обступили американского певца со всех сторон и стали наперебой протягивать руки для рукопожатия. И счастливый Дин только и успевал, что пожимать ладони, тянущиеся к нему со всех сторон. А Андрею, оттесненному этой толпой, пришлось взирать на происходящее со стороны. Но затем, когда рукопожатия закончились и пришла пора объясняться, Андрей решительно шагнул вперед, чтобы выступить в своем привычном качестве – переводчика. Однако он успел перевести только первую фразу Яшина, в которой он интересовался причиной появления Дина в Москве, как тут к ним подошел постовой милиционер, которого, естественно, не могло не привлечь неожиданное столпотворение на оживленном участке Садового кольца. Тем более что автомобили, которые следовали за автобусом футбольной сборной, теперь отчаянно гудели своими клаксонами.
– В чем дело, товарищи? – успел только спросить милиционер у виновников происшествия, после чего от удивления застыл на месте.
Его замешательство было понятно: прямо перед собой он увидел целое скопище национальных кумиров – знаменитых футболистов Льва Яшина, Игоря Численко, Эдуарда Стрельцова, Альберта Шестернева, Анзора Кавазашвили, Валерия Поркуяна, Йожефа Сабо и других. А поскольку милиционер был заядлым болельщиком и своих кумиров живьем видел только издали – сидя на трибуне стадиона, – теперь он здорово растерялся и в течение нескольких секунд только и делал, что хлопал глазами и нервно теребил шнурок от свистка, который держал в правой руке. Из состояния прострации стража порядка вывел Яшин, который сказал:
– Товарищ старшина, вы извините нас за невольное нарушение правил дорожного движения, но у нас уважительная причина – встретили своего старого друга и не смогли проехать мимо. Ведь друг-то особенный – американский.
– Американский? – только и смог выдавить из себя старшина.
Тут в дело вмешался Андрей, который указал милиционеру на Дина и пояснил:
– Это наш гость – американский певец Дин Рид. Он приехал в нашу страну со своими первыми гастролями, а сегодня совершает пешую прогулку по столице.
– Ах, вот в чем дело, – заулыбался милиционер и протянул свою руку Дину для рукопожатия. – Рады приветствовать вас в Москве.
После чего, возвращая своему лицу серьезное выражение, старшина произнес:
– Однако порядок есть порядок: вы уж либо куда-то в сторону отъезжайте, либо расходитесь. А то вон уже сколько машин позади вас скопилось. Да и народ начинает собираться.
Понимая, что пришло время расставаться, Дин через Андрея передал Яшину и его товарищам устное приглашение на свои концерты в Театре эстрады. Но Яшин в ответ только пожал плечами:
– Ничего не можем обещать, Дин, – усиленно готовимся к игре. Но если вырвемся, то обязательно тебе об этом сообщим.
На этой неопределенной ноте их неожиданная встреча завершилась, и уже спустя минуту движение на Садовом кольце возобновилось.
Свой первый концерт в Театре эстрады Дин давал 3 октября в семь вечера. Зал был переполнен до отказа, и публика туда пришла особенная: сплошь одна элита, включая партийных и государственных функционеров, звезд эстрады, кино, а также их друзей и родственников. Простых москвичей в зале не было, поскольку им билетов просто не досталось. Кстати, Дин это сразу почувствовал: он отыграл первое отделение, а публика сидела в зале будто мертвая, аплодируя ему лишь в паузах между песнями. Никаких криков «браво!», «бис!», а тем более танцев между рядами, которые частенько устраивала публика на его латиноамериканских концертах, здесь не было. Даже знаменитый рок-н-ролльный шлягер «Тутти-фрутти», который Дин специально включил в свою программу, чтобы расшевелить публику, был встречен более чем спокойно. Когда в перерыве между отделениями Дин спросил у Шимановского, что происходит, тот улыбнулся и сказал:
– Все нормально. Во-первых, у нас не принято, чтобы зрители вскакивали со своих мест и подпевали певцу, во-вторых – публика сегодня уж больно солидная: сплошь одни звезды и начальники.
Услышанное Дина, конечно, расстроило, но не настолько, чтобы впадать в уныние. На следующем концерте, 4 октября, он решил повести себя иначе: сам спустился со сцены в зал и, двигаясь по проходу между рядами, стал подзадоривать зрителей, призывая их активно хлопать в ладоши в такт песням. И те зашевелились: стали дружно хлопать, смеяться. С этого момента концерты Дина стали проходить уже более энергично и от былого напряжения не осталось и следа.
Дин дал в Театре эстрады шесть концертов с 3 по 9 октября. Все они прошли при полных аншлагах и оставили у Дина самые приятные впечатления. Он увидел, что публика принимает его на ура, что его творчество здесь востребовано не менее сильно, чем в Латинской Америке. И пусть по части внешних проявлений здешняя публика выглядела на концертах менее активной, однако после представлений все было, как и везде: Дина поджидали толпы поклонниц, которые требовали автографов и забрасывали его цветами. Кроме того, к Дину проявляли внимание и официальные лица. Так, днем 8 октября его пригласили выступить на пресс-конференции в Советском комитете защиты мира. Представлял Дина публике писатель Борис Полевой, который назвал Дина «удивительным певцом современности, человеком из народа, умеющим понимать сердце и душу людей, особенно молодежи».
В тот же день в газете «Известия» была помещена первая заметка, посвященная гастролям Дина Рида в Москве. Она называлась «Парень из Колорадо». Однако самому Дину больше понравилась другая публикация – в «Вечерней Москве», которая была датирована тем же днем 8 октября. Почему она? Дело в том, что она принадлежала перу человека, с которым Дин познакомился несколько дней назад после одного из своих концертов. Дин сидел в своей гримерке, когда к нему зашел Андрей в сопровождении представительного мужчины в темном костюме. Андрей представил его как популярного советского певца Марка Бернеса.
– Он, как и ты, совмещает эстраду с кинематографом, – сообщил Андрей.
Дин пожал руку гостю, после чего они проговорили почти час. Причем говорил по большей части Дин, а Бернес внимательно его слушал и в паузах задавал вопросы: о родителях Дина, о его творчестве, о сегодняшнем житье-бытье. А спустя пару дней, перед очередным концертом, когда Дин также сидел в гримерке, туда вошел Андрей с газетой в руке.
– Помнишь, я приводил к тебе человека – Марка Бернеса? Ну того, что, как и ты, совмещает кино и эстраду? – спросил Андрей. – Так вот, сегодня «Вечерняя Москва» опубликовала его заметку о тебе.
И Андрей стал читать заметку, тут же переводя ее на английский:
«Дин в белой рубашке, темной жилетке. Подростком он ушел из дома, не поладив с отцом, ненавидевшим коммунистов. Чтобы получить образование, юноше пришлось браться за любую работу.
Главная задача исполнителя сейчас, по его собственным словам, – содействовать своим творчеством борьбе против американской агрессии во Вьетнаме. Поэтому так гневны и горячи его песни на эту тему:
Когда спустя несколько минут Андрей ушел, оставив газету на столике, Патрисия, сидевшая тут же, грустно заметила:
– Ну что же, Дин, ты можешь быть доволен: тебя назвали революционным певцом. Значит, твои песни здешним властям понравились. Только зачем ты сказал, что сбежал из дома подростком, когда этого не было?
– Я действительно убегал из дома, когда отец меня поколачивал, но всегда возвращался, – ответил Дин. – Именно так я и рассказал автору заметки. Но он то ли не понял, то ли ему так перевели. Вообще так часто случается, когда общаешься с людьми через переводчика. И ты это прекрасно знаешь.
– Я-то знаю, – кивнула Патрисия. – Просто я боюсь, что если в интервью здесь про тебя будут писать разные несуразицы, тебя сочтут за вруна. А мне бы этого очень не хотелось. Кстати, за дверью сейчас находится журналист, который собирается взять у тебя очередное интервью. И ты уж постарайся, чтобы твои слова он понял правильно.
Журналистом, о котором шла речь, был сотрудник газеты «Московская правда» В. Дранников. Это будет его первая встреча с Дином Ридом, после которой они подружатся. И с тех пор, практически в каждый приезд Дина в Москву, Дранников будет писать о нем заметки. Но та, первая, станет своего рода эпохальной – именно в ней советские читатели впервые подробно познакомятся с биографией Дина Рида (другой журналист – Дмитрий Костин – в «Труде» от 9 октября расскажет только о некоторых фактах биографии Дина). «Московская правда» опубликует заметку Дранникова 12 октября под заголовком «С гитарой наперевес». В ней приводились следующие слова Дина:
«Когда я приехал в Южную Америку, я впервые для себя увидел бедность. Не подумайте, пожалуйста, будто мне не попадались бедные люди дома. Я видел их, но старался не замечать. Здесь же бедность, нищета, отчаяние людей бросались в глаза. И впервые в жизни я задумался: почему одни имеют все, а другие ничего? И впервые в жизни я понял, что именно мы, американцы, а вернее – наши монополии безжалостно грабят народы Южной Америки…
Некоторое время я находился под влиянием пацифистов. Но мой пацифизм продолжался недолго. Разве можно отказываться от борьбы, если в твой дом врывается грабитель? Разве можно быть пацифистом, когда видишь, что творит твоя страна во Вьетнаме, в Доминиканской Республике, в Южной Америке? Я стал на путь борьбы.
Я бросил дом, потому что мой отец придерживался крайне противоположных взглядов, я покинул свою страну и уехал на передний край борьбы с американским империализмом – в Южную Америку. Вечером я выступал в концертах, а днем разъезжал на джипе и вместе с друзьями устраивал митинги…»
Когда номер газеты с этой заметкой вышел в свет, Дина уже не было в Москве – он находился в Ленинграде, где продолжил свои гастроли. Его концерты в городе на Неве длились пять дней – 12–16 октября. Свой первый концерт он дал в Доме культуры имени Дзержинского в восемь вечера. На следующий день, 13-го, Дин встретился с питерской общественностью в Доме прессы. На другой день его концерт прошел во Дворце культуры имени Кирова, а 15-го он выступил в другом ДК – имени Первой пятилетки. Краткий отчет о пребывании Дина в «колыбели революции» опубликует газета «Смена» в номере от 14 октября. Там будет написано, что на одном из концертов Дин лихо отплясывал твист с одной из зрительниц. Видно, ленинградская публика оказалась более раскрепощенной, чем столичная.
Вообще Ленинград произвел на Дина яркое впечатление. Во время многочасовой экскурсии по городу они с Патрисией не переставали восхищаться красотами Северной столицы. Они побывали в Эрмитаже, в Кронштадте, посетили легендарный крейсер «Аврору».
После Ленинграда Дин отправился в столицу Армении город Ереван. Его выступления прошли в Большом зале Армфилармонии 18–20 октября. Отчет об этом был напечатан в газете «Коммунист» 22 октября, когда Дин был уже в Тбилиси.
Свой первый концерт в столице Грузии Дин дал 24 октября в Театре имени Руставели. Аккомпанировал ему все тот же оркестр Олега Шимановского. Два следующих дня Дин посвятил знакомству с городом и его окрестностями. И здесь ему огромную услугу оказал его новый знакомый, с которым он познакомился в первый же день визита в Грузию. Это был секретарь ЦК ВЛКСМ Грузии Юрий Купцов. Одногодок певца, этот светловолосый и жизнерадостный молодой человек сразу понравился Дину. Их сближению во многом способствовало еще и то, что Юрий прекрасно говорил по-английски. Как он сам объяснил Дину, его мать была преподавательницей английского языка в МГУ, а сам он несколько лет назад окончил Институт международных отношений и должен был стать дипломатом в одной из англоязычных стран. Но в итоге предпочел уйти на комсомольскую работу и был отправлен в Тбилиси (это была обычная советская практика: разбавлять национальные кадры русскими). Купцов был чрезвычайно образованным человеком, любил современную музыку и поразил Дина широтой своих познаний в данной области. Практически с первых же дней пребывания певца в Тбилиси Купцов не только присутствовал на его репетициях и концертах, но и везде сопровождал его. И когда у Дина выдались два свободных дня, Купцов вызвался быть гидом Дина и Патрисии в их экскурсии по Тбилиси.
Как и во многих других городах, куда его до этого заносила гастрольная судьба, Дин не избежал искушения посетить главный музей республики – Государственный музей изобразительных искусств. И там впервые для себя услышал о судьбе художника Нико Пиросмани. До этого он ничего о нем не знал, даже не видел ни одну из его картин, но с удовольствием откликнулся на предложение экскурсовода послушать рассказ о полной драматизма судьбе этого живописца. Дин обожал такого рода истории – знакомясь с ними, он всегда проецировал их на свою собственную судьбу, размышляя о том, что ее перипетии когда-нибудь тоже будут интересовать потомков. Что касается истории о Пиросмани, то там было что послушать.
Бедный крестьянский мальчик из кахетинского села приехал в город на заработки, даже не подозревая, какая судьба его здесь ждет. Почувствовав тягу к рисованию, он решил заняться малярным ремеслом. И вот днями Пиросмани бродил в поисках работы – писал вывески для духанов, лавочек и мастерских. Потом, увлекшись живописью, начал писать картины – пейзажи ночного Тифлиса, фигуры животных. Продавал эти произведения за гроши, на которые и жил. Умер он в абсолютной нищете, под лестницей какого-то дома, забытый всеми. До сих пор никто точно не знает, где его могила. Но вот минули десятилетия, и картины, которые Пиросмани рисовал за краюху хлеба или миску похлебки, стали стоить миллионы долларов и висят на стенах музея в Тбилиси и многих других городов мира.
– Парадоксальная судьба! – шепнул Дин на ухо Патрисии, когда экскурсовод закончил свой рассказ о судьбе великого художника.
На что Патрисия откликнулась весьма неожиданно:
– Когда-нибудь и про тебя будут рассказывать подобные истории.
Не меньшее впечатление произвела на Дина и экскурсия по самому Тбилиси, особенно путешествие по канатной дороге к горе Мтацминда, откуда с 400-метровой высоты перед ним открылся восхитительный вид на город и его окрестности. Он увидел поразивший его воображение пейзаж, когда сразу два города, старый и новый, как бы слились воедино. Старый город представляли маленькие домики, словно ласточкины гнезда облепившие окрестные скалы, а новый – бетонные и кирпичные дома, светлые улицы и широкие проспекты.
В те самые дни в Грузии в самом разгаре был сбор винограда – так называемый праздник труда ртвели. И Купцов предложил Дину съездить за город, чтобы воочию увидеть этот праздник. Дин с удовольствием согласился, а вот Патрисия ехать отказалась, так как из-за беременности долгие прогулки были ей противопоказаны. Поэтому Дин и Купцов отправились за город одни, а Патрисия осталась в гостинице.
Когда они приехали на Красную площадь, Андрей первым выскочил из автомобиля и галантно распахнул перед Патрисией дверцу. Потом взял ее под руку и повел показывать красоты главной площади страны. Дин и Михаил шли следом, внимательно прислушиваясь к тому, что переводчик рассказывает своей спутнице. Правда, поначалу понимал он мало, поскольку Андрей говорил на английском. Но когда переводчик заметил, что к его рассказу внимательно прислушивается также его земляк, он стал чередовать английскую речь с русской. В итоге Михаил узнал много интересного. Ведь он был коренной сибиряк, приехавший в Москву несколько лет назад, и о культурных памятниках столицы знал мало, а ходить на экскурсии у него до этого не было ни времени, ни желания. А здесь все так удачно совпало. Поэтому из рассказа Андрея он узнал для себя массу интересных подробностей: что кремлевские стены раньше были из белого камня, что памятник Минину и Пожарскому располагался в другом месте, что на Лобном месте практически никого не казнили и многое, многое другое.
В конце экскурсии Андрей повел гостей в ГУМ, где провел их по всем этажам, а на выходе купил Патрисии мороженое в вафельном стаканчике, не преминув при этом сообщить:
– Уверен, что такого вкусного мороженого, Патрисия, вы нигде еще не пробовали.
Когда та надкусила холодную мякоть и почувствовала во рту необыкновенно приятный вкус, Андрей спросил:
– Ну как ощущения? Вкусно? Это потому, что в нашем мороженом присутствуют настоящие сливки. А ваш брат-капиталист норовит сэкономить каждый цент и использует разного рода химические заменители. Поэтому ваше мороженое на цвет красивое, а внутри… – Тут Андрей запнулся, видимо, пытаясь подыскать подходящее слово. Но в итоге ничего не стал говорить, а только махнул рукой, что вызвало у Патрисии приступ дикого смеха. Она даже чуть мороженым не подавилась. Этот эпизод окончательно разрядил обстановку, и весь остаток пути до гостиницы, который они проехали на автомобиле, Патрисия уже не сидела как бука, а вертела головой в разные стороны и с удовольствием слушала рассказ Андрея о достопримечательностях города, мелькавших за окнами их «Волги».
Жить гостей определили в гостинице «Украина», в двухместном номере «люкс». И первое, что сделала Патрисия, когда они вошли в него, – отправилась в ванную, чтобы убедиться, на месте ли пробка, отсутствие которой в прошлый приезд ее супруга в Москву испортило ему настроение. На этот раз все было на месте. Удовлетворенная этим фактом, Патрисия включила воду, чтобы хорошенько помыться с дороги. И ночь они провели восхитительную: любили друг друга так, как будто это было в первый раз. И даже беременность Патрисии не смогла им помешать: любящая женщина всегда найдет способ удовлетворить себя и своего возлюбленного даже в такой ситуации. А Патрисия этого очень хотела – начать свое путешествие в Москве именно с ночи любви.
На следующее утро супруги поднялись с постели выспавшиеся и полные сил и энергии. В десять утра за ними зашел Андрей, с которым они спустились в ресторан, чтобы позавтракать. После чего их путь лежал на Берсеневскую набережную, в Театр эстрады, где Дина поджидал для первой репетиции оркестр под управлением Олега Шимановского.
Когда они подъехали к театру, от внимания Дина не укрылась впечатляющая картина: огромный плакат с его изображением на фронтоне здания и толпа людей возле касс.
– Эти люди хотят попасть на ваши концерты, – подтвердил догадку Дина Андрей. – Но, увы, им ничего не светит: все билеты уже давно распроданы.
– Тогда зачем же они здесь стоят? – удивилась Патрисия.
– Они надеются на чудо и еще на спекулянтов, которые продают билеты втридорога.
Эти слова пролились на душу Дина настоящим бальзамом. И то волнение, которое он испытывал, подъезжая к театру, мгновенно улетучилось. Поэтому на сцену театра, где его поджидали оркестранты, он не вошел, а буквально влетел и тут же бросился здороваться за руку с каждым из музыкантов. Их оживленное общение длилось в течение нескольких минут, после чего Дин повесил на спинку стула свой пиджак и первым предложил начать работу. Музыканты согласились, поскольку присланные им за несколько дней до этого партитуры они уже успели хорошо выучить и могли исполнить любую из песен Дина чуть ли не с закрытыми глазами. Что, впрочем, неудивительно: оркестр Театра эстрады под управлением Олега Шимановского считался одним из лучших в стране.
Репетиции продолжались в течение нескольких дней, и Дин был вполне доволен результатом: музыканты схватывали все на лету и понимали его с полуслова. И каждый раз, когда Дин потом возвращался в гостиницу к Патрисии, он не переставал восхищаться тем, что такого единения с оркестром давно не испытывал.
– Понимаешь, это было бы невозможно, если бы этим музыкантам не нравились мои песни, – говорил Дин жене. – Мы репетируем по два-три часа, но это время пролетает как одна минута. Со мной такого давно не было.
Патрисия в ответ радовалась вместе с мужем, хотя ее чувства не были столь бурными. Ей казалось, что он находится в плену эйфории, которая охватила его на фоне того фантастического приема, который ему здесь оказывается. Однако прием приемом, но зрителей не проведешь – если им не понравятся песни Дина, их ни за что не заставишь слушать. А Патрисии многие песни Дина не то чтобы не нравились, но она была к ним равнодушна. Ей нравился рок-н-ролл, вещи молодежные, заводные, а как раз их в репертуаре мужа практически не было. Зато было много песен серьезных, протестных. И они даже однажды с Дином немного поспорили на эту тему. Но Дин быстро ее переубедил.
– Рок-н-ролл в Москве любят не меньше, чем в Америке, – заявил он тогда жене. – Во всяком случае молодежь. Но власти считают эту музыку идеологически вредной, полагая, что она прививает советской молодежи дурные вкусы. И в этом есть своя доля истины. Вспомни, как относились к рок-н-роллу в той же Америке десять лет назад. Его тоже считали аморальным и вредным. Другое дело, что в этом стиле есть свои шедевры, которые исполнять не зазорно.
– Почему же ты их не исполняешь?
– Как не исполняю? А «Hippy shake», а песни братьев Эверли? В Москве я тоже буду их петь, но очень мало. Нельзя с первых же гастролей настраивать против себя организаторов турне. К тому же ты прекрасно знаешь, в каком качестве меня хотят здесь видеть: в качестве певца песен протеста. И я не могу не оправдать их доверия. Так что, Пэтси, не торопи события: придет время и для твоего любимого рок-н-ролла. Обещаю тебе, что я даже песни «Битлз» здесь когда-нибудь спою.
В воскресенье 2 октября в Театре эстрады прошла последняя репетиция Дина Рида. Длилась она меньше обычного, поскольку к тому моменту слаженность певца и оркестра достигла своего апогея. И Дин не хотел перегружать музыкантов перед завтрашним концертом, да и сам хотел отдохнуть – он намеревался прогуляться пешком по Москве. А в качестве гида привлек все того же Андрея.
Андрей с удовольствием взялся сопроводить Дина в его пешей прогулке и маршрут выбрал следующий: по Кропоткинской набережной они вышли на Садовое кольцо и поднялись по нему до площади Маяковского. Последняя возникла в их планах не случайно: Дин хотел возложить цветы к памятнику поэта-трибуна, про которого успел здесь достаточно наслышаться. Однако судьбе было угодно сделать так, что одним возложением цветов дело не ограничилось.
Когда Дин и его спутник переходили дорогу от памятника к входу станции метро «Маяковская», прямо перед ними затормозил автобус «ЛиАЗ», из которого внезапно выскочил мужчина в синем спортивном костюме и бросился к Дину. Подбежав к нему, он заключил его в свои объятия, да такие крепкие, что ноги Дина на какое-то время даже оторвались от земли. Андрей, который стоял тут же, сначала хотел было броситься на помощь своему спутнику, но потом, вглядевшись в лицо незнакомца, ахнул:
– Бог мой, да это же Лев Яшин!
Да, это был прославленный футбольный вратарь Лев Яшин, с которым Дин имел счастье познакомиться четыре года назад во время чемпионата мира в Чили. С тех пор они больше не виделись, и эта неожиданная встреча была для обоих как гром среди ясного неба. Во всяком случае Яшин, увидев Дина в окно автобуса, закричал на весь салон водителю «Тормози!», чем изрядно перепугал товарищей. Водитель поначалу не хотел выполнять эту команду, так как дело происходило на оживленной трассе, но Яшин чуть ли не силой заставил его подчиниться. Когда его товарищи по команде увидели, какая причина заставила их вратаря выскочить из автобуса, они тоже повскакивали со своих мест и бросились следом за своим вратарем.
Дело в том, что многие игроки советской сборной, которые в тот день возвращались с тренировки перед товарищеским матчем со сборной Турции (игра была запланирована на 18 октября), тоже хорошо знали Дина Рида и были не прочь теперь снова пообщаться с ним. Все они обступили американского певца со всех сторон и стали наперебой протягивать руки для рукопожатия. И счастливый Дин только и успевал, что пожимать ладони, тянущиеся к нему со всех сторон. А Андрею, оттесненному этой толпой, пришлось взирать на происходящее со стороны. Но затем, когда рукопожатия закончились и пришла пора объясняться, Андрей решительно шагнул вперед, чтобы выступить в своем привычном качестве – переводчика. Однако он успел перевести только первую фразу Яшина, в которой он интересовался причиной появления Дина в Москве, как тут к ним подошел постовой милиционер, которого, естественно, не могло не привлечь неожиданное столпотворение на оживленном участке Садового кольца. Тем более что автомобили, которые следовали за автобусом футбольной сборной, теперь отчаянно гудели своими клаксонами.
– В чем дело, товарищи? – успел только спросить милиционер у виновников происшествия, после чего от удивления застыл на месте.
Его замешательство было понятно: прямо перед собой он увидел целое скопище национальных кумиров – знаменитых футболистов Льва Яшина, Игоря Численко, Эдуарда Стрельцова, Альберта Шестернева, Анзора Кавазашвили, Валерия Поркуяна, Йожефа Сабо и других. А поскольку милиционер был заядлым болельщиком и своих кумиров живьем видел только издали – сидя на трибуне стадиона, – теперь он здорово растерялся и в течение нескольких секунд только и делал, что хлопал глазами и нервно теребил шнурок от свистка, который держал в правой руке. Из состояния прострации стража порядка вывел Яшин, который сказал:
– Товарищ старшина, вы извините нас за невольное нарушение правил дорожного движения, но у нас уважительная причина – встретили своего старого друга и не смогли проехать мимо. Ведь друг-то особенный – американский.
– Американский? – только и смог выдавить из себя старшина.
Тут в дело вмешался Андрей, который указал милиционеру на Дина и пояснил:
– Это наш гость – американский певец Дин Рид. Он приехал в нашу страну со своими первыми гастролями, а сегодня совершает пешую прогулку по столице.
– Ах, вот в чем дело, – заулыбался милиционер и протянул свою руку Дину для рукопожатия. – Рады приветствовать вас в Москве.
После чего, возвращая своему лицу серьезное выражение, старшина произнес:
– Однако порядок есть порядок: вы уж либо куда-то в сторону отъезжайте, либо расходитесь. А то вон уже сколько машин позади вас скопилось. Да и народ начинает собираться.
Понимая, что пришло время расставаться, Дин через Андрея передал Яшину и его товарищам устное приглашение на свои концерты в Театре эстрады. Но Яшин в ответ только пожал плечами:
– Ничего не можем обещать, Дин, – усиленно готовимся к игре. Но если вырвемся, то обязательно тебе об этом сообщим.
На этой неопределенной ноте их неожиданная встреча завершилась, и уже спустя минуту движение на Садовом кольце возобновилось.
Свой первый концерт в Театре эстрады Дин давал 3 октября в семь вечера. Зал был переполнен до отказа, и публика туда пришла особенная: сплошь одна элита, включая партийных и государственных функционеров, звезд эстрады, кино, а также их друзей и родственников. Простых москвичей в зале не было, поскольку им билетов просто не досталось. Кстати, Дин это сразу почувствовал: он отыграл первое отделение, а публика сидела в зале будто мертвая, аплодируя ему лишь в паузах между песнями. Никаких криков «браво!», «бис!», а тем более танцев между рядами, которые частенько устраивала публика на его латиноамериканских концертах, здесь не было. Даже знаменитый рок-н-ролльный шлягер «Тутти-фрутти», который Дин специально включил в свою программу, чтобы расшевелить публику, был встречен более чем спокойно. Когда в перерыве между отделениями Дин спросил у Шимановского, что происходит, тот улыбнулся и сказал:
– Все нормально. Во-первых, у нас не принято, чтобы зрители вскакивали со своих мест и подпевали певцу, во-вторых – публика сегодня уж больно солидная: сплошь одни звезды и начальники.
Услышанное Дина, конечно, расстроило, но не настолько, чтобы впадать в уныние. На следующем концерте, 4 октября, он решил повести себя иначе: сам спустился со сцены в зал и, двигаясь по проходу между рядами, стал подзадоривать зрителей, призывая их активно хлопать в ладоши в такт песням. И те зашевелились: стали дружно хлопать, смеяться. С этого момента концерты Дина стали проходить уже более энергично и от былого напряжения не осталось и следа.
Дин дал в Театре эстрады шесть концертов с 3 по 9 октября. Все они прошли при полных аншлагах и оставили у Дина самые приятные впечатления. Он увидел, что публика принимает его на ура, что его творчество здесь востребовано не менее сильно, чем в Латинской Америке. И пусть по части внешних проявлений здешняя публика выглядела на концертах менее активной, однако после представлений все было, как и везде: Дина поджидали толпы поклонниц, которые требовали автографов и забрасывали его цветами. Кроме того, к Дину проявляли внимание и официальные лица. Так, днем 8 октября его пригласили выступить на пресс-конференции в Советском комитете защиты мира. Представлял Дина публике писатель Борис Полевой, который назвал Дина «удивительным певцом современности, человеком из народа, умеющим понимать сердце и душу людей, особенно молодежи».
В тот же день в газете «Известия» была помещена первая заметка, посвященная гастролям Дина Рида в Москве. Она называлась «Парень из Колорадо». Однако самому Дину больше понравилась другая публикация – в «Вечерней Москве», которая была датирована тем же днем 8 октября. Почему она? Дело в том, что она принадлежала перу человека, с которым Дин познакомился несколько дней назад после одного из своих концертов. Дин сидел в своей гримерке, когда к нему зашел Андрей в сопровождении представительного мужчины в темном костюме. Андрей представил его как популярного советского певца Марка Бернеса.
– Он, как и ты, совмещает эстраду с кинематографом, – сообщил Андрей.
Дин пожал руку гостю, после чего они проговорили почти час. Причем говорил по большей части Дин, а Бернес внимательно его слушал и в паузах задавал вопросы: о родителях Дина, о его творчестве, о сегодняшнем житье-бытье. А спустя пару дней, перед очередным концертом, когда Дин также сидел в гримерке, туда вошел Андрей с газетой в руке.
– Помнишь, я приводил к тебе человека – Марка Бернеса? Ну того, что, как и ты, совмещает кино и эстраду? – спросил Андрей. – Так вот, сегодня «Вечерняя Москва» опубликовала его заметку о тебе.
И Андрей стал читать заметку, тут же переводя ее на английский:
«Дин в белой рубашке, темной жилетке. Подростком он ушел из дома, не поладив с отцом, ненавидевшим коммунистов. Чтобы получить образование, юноше пришлось браться за любую работу.
Главная задача исполнителя сейчас, по его собственным словам, – содействовать своим творчеством борьбе против американской агрессии во Вьетнаме. Поэтому так гневны и горячи его песни на эту тему:
Я уверен, что замечательного революционного певца Дина Рида полюбят советские слушатели и он станет нашим другом на долгие годы. И это потому, что его сердце так же искренне и чисто, как выразителен и задушевен его артистический голос. Я с удовольствием пойду еще раз слушать Рида».
Что ж, опять барабаны
бьют!
А солдаты? Опять
поют?
И опять на земле она?
Да! Опять ты идешь
умирать,
И опять причитает мать,
И опять на земле
война!
И политики врут опять,
Чтоб оружье ловчей
скупать…
Когда спустя несколько минут Андрей ушел, оставив газету на столике, Патрисия, сидевшая тут же, грустно заметила:
– Ну что же, Дин, ты можешь быть доволен: тебя назвали революционным певцом. Значит, твои песни здешним властям понравились. Только зачем ты сказал, что сбежал из дома подростком, когда этого не было?
– Я действительно убегал из дома, когда отец меня поколачивал, но всегда возвращался, – ответил Дин. – Именно так я и рассказал автору заметки. Но он то ли не понял, то ли ему так перевели. Вообще так часто случается, когда общаешься с людьми через переводчика. И ты это прекрасно знаешь.
– Я-то знаю, – кивнула Патрисия. – Просто я боюсь, что если в интервью здесь про тебя будут писать разные несуразицы, тебя сочтут за вруна. А мне бы этого очень не хотелось. Кстати, за дверью сейчас находится журналист, который собирается взять у тебя очередное интервью. И ты уж постарайся, чтобы твои слова он понял правильно.
Журналистом, о котором шла речь, был сотрудник газеты «Московская правда» В. Дранников. Это будет его первая встреча с Дином Ридом, после которой они подружатся. И с тех пор, практически в каждый приезд Дина в Москву, Дранников будет писать о нем заметки. Но та, первая, станет своего рода эпохальной – именно в ней советские читатели впервые подробно познакомятся с биографией Дина Рида (другой журналист – Дмитрий Костин – в «Труде» от 9 октября расскажет только о некоторых фактах биографии Дина). «Московская правда» опубликует заметку Дранникова 12 октября под заголовком «С гитарой наперевес». В ней приводились следующие слова Дина:
«Когда я приехал в Южную Америку, я впервые для себя увидел бедность. Не подумайте, пожалуйста, будто мне не попадались бедные люди дома. Я видел их, но старался не замечать. Здесь же бедность, нищета, отчаяние людей бросались в глаза. И впервые в жизни я задумался: почему одни имеют все, а другие ничего? И впервые в жизни я понял, что именно мы, американцы, а вернее – наши монополии безжалостно грабят народы Южной Америки…
Некоторое время я находился под влиянием пацифистов. Но мой пацифизм продолжался недолго. Разве можно отказываться от борьбы, если в твой дом врывается грабитель? Разве можно быть пацифистом, когда видишь, что творит твоя страна во Вьетнаме, в Доминиканской Республике, в Южной Америке? Я стал на путь борьбы.
Я бросил дом, потому что мой отец придерживался крайне противоположных взглядов, я покинул свою страну и уехал на передний край борьбы с американским империализмом – в Южную Америку. Вечером я выступал в концертах, а днем разъезжал на джипе и вместе с друзьями устраивал митинги…»
Когда номер газеты с этой заметкой вышел в свет, Дина уже не было в Москве – он находился в Ленинграде, где продолжил свои гастроли. Его концерты в городе на Неве длились пять дней – 12–16 октября. Свой первый концерт он дал в Доме культуры имени Дзержинского в восемь вечера. На следующий день, 13-го, Дин встретился с питерской общественностью в Доме прессы. На другой день его концерт прошел во Дворце культуры имени Кирова, а 15-го он выступил в другом ДК – имени Первой пятилетки. Краткий отчет о пребывании Дина в «колыбели революции» опубликует газета «Смена» в номере от 14 октября. Там будет написано, что на одном из концертов Дин лихо отплясывал твист с одной из зрительниц. Видно, ленинградская публика оказалась более раскрепощенной, чем столичная.
Вообще Ленинград произвел на Дина яркое впечатление. Во время многочасовой экскурсии по городу они с Патрисией не переставали восхищаться красотами Северной столицы. Они побывали в Эрмитаже, в Кронштадте, посетили легендарный крейсер «Аврору».
После Ленинграда Дин отправился в столицу Армении город Ереван. Его выступления прошли в Большом зале Армфилармонии 18–20 октября. Отчет об этом был напечатан в газете «Коммунист» 22 октября, когда Дин был уже в Тбилиси.
Свой первый концерт в столице Грузии Дин дал 24 октября в Театре имени Руставели. Аккомпанировал ему все тот же оркестр Олега Шимановского. Два следующих дня Дин посвятил знакомству с городом и его окрестностями. И здесь ему огромную услугу оказал его новый знакомый, с которым он познакомился в первый же день визита в Грузию. Это был секретарь ЦК ВЛКСМ Грузии Юрий Купцов. Одногодок певца, этот светловолосый и жизнерадостный молодой человек сразу понравился Дину. Их сближению во многом способствовало еще и то, что Юрий прекрасно говорил по-английски. Как он сам объяснил Дину, его мать была преподавательницей английского языка в МГУ, а сам он несколько лет назад окончил Институт международных отношений и должен был стать дипломатом в одной из англоязычных стран. Но в итоге предпочел уйти на комсомольскую работу и был отправлен в Тбилиси (это была обычная советская практика: разбавлять национальные кадры русскими). Купцов был чрезвычайно образованным человеком, любил современную музыку и поразил Дина широтой своих познаний в данной области. Практически с первых же дней пребывания певца в Тбилиси Купцов не только присутствовал на его репетициях и концертах, но и везде сопровождал его. И когда у Дина выдались два свободных дня, Купцов вызвался быть гидом Дина и Патрисии в их экскурсии по Тбилиси.
Как и во многих других городах, куда его до этого заносила гастрольная судьба, Дин не избежал искушения посетить главный музей республики – Государственный музей изобразительных искусств. И там впервые для себя услышал о судьбе художника Нико Пиросмани. До этого он ничего о нем не знал, даже не видел ни одну из его картин, но с удовольствием откликнулся на предложение экскурсовода послушать рассказ о полной драматизма судьбе этого живописца. Дин обожал такого рода истории – знакомясь с ними, он всегда проецировал их на свою собственную судьбу, размышляя о том, что ее перипетии когда-нибудь тоже будут интересовать потомков. Что касается истории о Пиросмани, то там было что послушать.
Бедный крестьянский мальчик из кахетинского села приехал в город на заработки, даже не подозревая, какая судьба его здесь ждет. Почувствовав тягу к рисованию, он решил заняться малярным ремеслом. И вот днями Пиросмани бродил в поисках работы – писал вывески для духанов, лавочек и мастерских. Потом, увлекшись живописью, начал писать картины – пейзажи ночного Тифлиса, фигуры животных. Продавал эти произведения за гроши, на которые и жил. Умер он в абсолютной нищете, под лестницей какого-то дома, забытый всеми. До сих пор никто точно не знает, где его могила. Но вот минули десятилетия, и картины, которые Пиросмани рисовал за краюху хлеба или миску похлебки, стали стоить миллионы долларов и висят на стенах музея в Тбилиси и многих других городов мира.
– Парадоксальная судьба! – шепнул Дин на ухо Патрисии, когда экскурсовод закончил свой рассказ о судьбе великого художника.
На что Патрисия откликнулась весьма неожиданно:
– Когда-нибудь и про тебя будут рассказывать подобные истории.
Не меньшее впечатление произвела на Дина и экскурсия по самому Тбилиси, особенно путешествие по канатной дороге к горе Мтацминда, откуда с 400-метровой высоты перед ним открылся восхитительный вид на город и его окрестности. Он увидел поразивший его воображение пейзаж, когда сразу два города, старый и новый, как бы слились воедино. Старый город представляли маленькие домики, словно ласточкины гнезда облепившие окрестные скалы, а новый – бетонные и кирпичные дома, светлые улицы и широкие проспекты.
В те самые дни в Грузии в самом разгаре был сбор винограда – так называемый праздник труда ртвели. И Купцов предложил Дину съездить за город, чтобы воочию увидеть этот праздник. Дин с удовольствием согласился, а вот Патрисия ехать отказалась, так как из-за беременности долгие прогулки были ей противопоказаны. Поэтому Дин и Купцов отправились за город одни, а Патрисия осталась в гостинице.