Страница:
Это было воскресенье. Навестив с утра жену, Дин, возвращаясь домой, решил заехать на местный Монмартр – улицу Каминито в бедном квартале Ла-Бока (Дин впервые побывал в этих местах еще во время своего первого приезда в Аргентину – в 61-м). Это была узкая и короткая улочка (в переводе «ла-бока» означает «тропинка» и не превышает ста метров в длину), где по выходным собирались местные художники и скульпторы. Дин регулярно бывал здесь и каждый раз обязательно что-нибудь покупал: то понравившуюся ему картину, то оригинальную настольную скульптурку. Вот и в этот раз, побродив по Каминито около часа, он выбрал бронзовый бюст национального героя Аргентины певца Карлоса Гарделя. К этому человеку Дин относился с большим уважением и даже однажды сделал о нем на телевидении целую передачу. Гарделя в Аргентине знали все от мала до велика и свято чтили память о нем. Этот певец по праву считался лучшим исполнителем песен в стиле танго, которые родились именно здесь, в портовых кабаках Ла-Боки, почти сто лет назад.
Как и положено национальному кумиру, Гардель завершил свои дни трагически: он погиб в авиационной катастрофе в июне 1935 года (его самолет разбился в аэропорту колумбийского города Медельина). Похороны Гарделя вошли в историю Аргентины: ничего подобного здесь еще не было. Практически все портьенос (жители Буэнос-Айреса называют себя именно так – жители порта) вышли на улицы города, из-за чего жизнь в нем была парализована на несколько часов. Свой последний приют Гардель обрел на кладбище Чакарито.
Уложив бюст в сумку, Дин собирался уже покидать гостеприимную Каминито, как вдруг услышал за спиной мужской голос, окликнувший его по имени. Дин обернулся и увидел подле себя мужчину, лицо которого ему показалось до боли знакомым. Вглядевшись в него, Дин наконец вспомнил, где они встречались: в 61-м, на рауте в американском посольстве. Мужчина был, кажется, немцем, вот только имени его Рид никак не мог вспомнить. Видимо, заметив его замешательство, мужчина поспешил помочь Дину и представился:
– Генрих Вайс.
– Нетипичный немец, предпочитающий пиву армянский коньяк, – произнес в свою очередь Дин, пытаясь тем самым доказать, что его память все-таки не столь уж дырява.
Вайс в ответ рассмеялся, что мгновенно разрядило обстановку. После чего немец сделал неожиданное предложение:
– Мистер Рид, раз уж судьба подарила нам эту встречу, не согласитесь ли вы посидеть со мной в каком-нибудь ближайшем ресторанчике?
– Почему бы нет? – легко согласился Дин.
Ресторан под открытым небом они нашли поблизости – на соседней улице Ла Мадрид. Как выяснилось, заведение было стоящее: там подавали прекрасную парильяду – жаренное на углях мясо – и красное вино к нему.
Когда официант отправился выполнять заказ, Дин спросил у своего компаньона:
– Насколько я помню, вы представляли в Чили какой-то профсоюзный фонд?
– Да, Фонд Фридриха Эберта, – ответил Вайс. – Мы открылись в Чили год назад.
– А какая нужда привела вас сюда?
– Совмещаю приятное с полезным: отдыхаю и работаю, – ответил Вайс. – Мы налаживаем контакты с местной Всеобщей конфедерацией труда.
О деятельности ВКТ Дин был хорошо наслышан: один из ее представителей недавно принимал участие в его шоу. Год назад ВКТ осуществила реализацию так называемого «Плана борьбы», чтобы защитить права рабочих. В результате этой акции пролетариат республики (а это 4 миллиона аргентинцев) организованно захватил 11 тысяч предприятий и добился того, чтобы правительство повысило зарплаты и пенсии всем служащим, заморозило цены на продукты питания и предметы первой необходимости.
– Ну, а вас привели в Аргентину очередные гастроли? – поинтересовался в свою очередь Вайс.
– Отнюдь, я теперь здесь живу. Причем не один, а с женой.
По тому, как взметнулись вверх брови его собеседника, Дин понял, что тот удивлен его ответом. Поэтому поспешил объяснить свое нынешнее положение:
– Здесь мне гораздо комфортнее, чем у себя на родине. Во всяком случае работу по душе я имею – веду на телевидении авторское шоу.
– Да, судя по тому, как вы выглядите, вам действительно здесь комфортно, – согласился с Дином Вайс. – Знаете, я ведь следил за тем вашим конфликтом в Чили в 62-м и почему-то был уверен, что он не случаен. Все-таки вы нетипичный представитель эстрадного мира. Нет в вас этой бульдожьей хватки и сильных локтей, которыми ваши коллеги распихивают себе подобных. Вы умный человек, Дин, но это, к сожалению, то самое качество, которое в шоу-бизнесе абсолютно не приветствуется. Вам гораздо ближе политика, чем эстрада. Кстати, вы могли бы весьма удачно два этих дела совмещать. Как это, к примеру, делают ваши соотечественники: тот же Боб Дилан или Пит Сигер.
– Как ни странно, но вы угадали мои тайные желания, – рассмеялся в ответ Дин.
– Значит, за это и стоит выпить первый тост, – предложил Вайс и первым поднял свой бокал.
После того как они приложились к бокалам и отведали дымящейся парильяды, Вайс вновь прервал молчание:
– В Америке у вас остались родственники?
– Конечно, у меня там родители и два брата.
– Неужели последние тоже пошли по вашим стопам?
– К счастью, нет. Старший брат Дэйл преподает метеорологию в Колорадском университете, а младший, Вернон, недавно вернулся из армии – он служил в парашютных войсках.
– И какие впечатления оставила у него служба? – поинтересовался Вайс.
– Увы, ничего хорошего. Он вернулся оттуда не менее яростным пацифистом, чем я, который в армии служить отказался. Так что у нашего отца теперь два «урода»: я и Вернон. Что касается Дэйла, то он в этом смысле безупречен.
– Насколько я знаю, вы ведь тоже, перед тем как стать артистом, где-то учились?
– Да, в том же Колорадском университете. Кстати, для меня еще не все потеряно: в этом году я собираюсь восстанавливаться в нем.
– Неужели станете метеорологом? – искренне удивился Вайс.
– Почему бы и нет? – пожал плечами Дин.
– Мне кажется, это не ваша стихия, Дин, – предсказывать погоду. Я же говорю, что вам гораздо ближе иное: разбираться, какие ветры дуют на просторах большой политики. Так что Рид – дважды метеоролог – это явный перебор.
Сказав это, Вайс вновь приложился к своему бокалу. А затем в течение нескольких минут оба собеседника молчали – поглощали парильяду. Наконец Вайс первым нарушил тишину:
– Ваше творчество ограничивается только телевидением?
– Почему же, еще есть музыка и кино. Я записал здесь одну пластинку-миньон, и надеюсь, что не последнюю. Снялся также в одном аргентинском фильме, причем необычном для меня. Это комедия Энрике Каррераса «Моя первая любовь». Видимо, с ролью я справился неплохо, и Каррерас пригласил меня в свою следующую картину, правда, на этот раз роль у меня будет небольшая.
Последнюю фразу Дин произнес со смехом. Однако Вайс не обратил на это внимания и полюбопытствовал:
– Ну и как вам здешний кинематограф?
– Ничем не хуже Голливуда. Вы, наверное, знаете, что здешняя кинопромышленность считается самой большой в Латинской Америке – выпускает до полусотни фильмов в год. Правда, большая часть этих картин откровенно коммерческие. Погоню за звонкой монетой даже здесь никто отменить не в силах.
– В таком случае поезжайте в Европу. Там сейчас набирает силу так называемая «новая волна».
– «Новой волны» мне и здесь хватает, – рассмеялся в ответ Дин. – Дело в том, что так называется фильм Энрике Каррераса, в котором я буду сниматься. А если серьезно, то вряд ли я смогу пробиться в Европе. Я хоть и учился у самого Патона Прайса по системе Станиславского, однако чужаков нигде не любят. Разве Софи Лорен или Брижит Бардо сумели достичь в Голливуде тех же высот, каких они достигли у себя дома?
– Но я слышал, что система Станиславского опять входит в моду в Голливуде?
– Ерунда, – отмахнулся Дин. – Разве только в отдельных случаях, когда речь идет о таких актерах, как Марлон Брандо или Пол Ньюмен. Но эти фильмы не могут принести большую прибыль. В конце прошлого десятилетия все голливудские студии утратили свою независимость и вошли в состав различных транснациональных кинокомпаний. С этого момента коммерческий успех стал цениться намного больше, чем кинематографическое творчество.
– Короче, с кино у вас та же история, что и с музыкой: творец борется с коммерсантом, – предположил Вайс. – Но бьюсь об заклад, что у вас все-таки есть дело, которое приносит вам настоящее творческое удовлетворение. Сказать, какое?
Дин не стал ничего отвечать и только вопросительно взглянул на собеседника.
– Уверен, что вы активно набиваете руку как серьезный поэт. Все-таки те песенки, которые вы писали и исполняли на пластинках, типичная эстрада без всякой претензии на глубокую мысль. А лавры того же Боба Дилана наверняка не дают вам покоя.
– Скажу честно, до Дилана я недобираю, – улыбнулся в ответ Дин.
– Это вам так кажется из ложной скромности, – ответил Вайс. – Вы лучше прочтите мне что-нибудь, я уж со стороны оценю.
Дин на секунду задумался, поскольку до этого момента еще никому, кроме Патрисии, не читал вслух своих произведений. Однако этот немец внушал ему почему-то доверие, да и вино делало свое дело, так что пауза, взятая нашим героем, длилась недолго. После чего Дин сказал:
– Я прочитаю вам небольшой отрывок из своего последнего стихотворения. Оно называется «Ты этого не испытал».
Дин откинулся на спинку стула и начал декламировать строчки, которые знал наизусть:
– Вы можете счесть это за лесть, но мне понравилось. Судя по ритму, это уже готовая песня. Причем не хуже, чем пишет тот же Дилан.
– Спасибо за комплимент, – ответил Дин, вновь прикладываясь к бокалу. – Но вы угадали – это на самом деле готовая песня. Правда, исполнять ее у меня пока нет возможности.
– Ну, это пустяки, – махнул рукой Вайс. – Было бы желание, а время и место всегда найдутся.
Дин тогда счел эту фразу всего лишь пустой формальностью, однако уже ближайшее будущее покажет, насколько прав оказался этот немец.
Между тем первая попытка Дина и Патрисии обзавестись ребенком оказалась неудачной: сохранить младенца не удалось. Патрисия вернулась домой подавленная, да и Дин тоже переживал. Обстановка в их доме стала сложной, и единственным спасением в сложившейся ситуации для Дина была работа. А потом случилось нечто неожиданное – Дин получил приглашение, которое в итоге круто изменит его дальнейшую жизнь. Ему было предложено отправиться в составе аргентинской делегации в Хельсинки на Всемирный конгресс мира. Предложение исходило от известного аргентинского писателя и коммуниста (с 1963 года он был членом ЦК КП Аргентины) Альфредо Варелы, с которым Дин познакомился благодаря все тому же телевидению – Варела участвовал в его передаче о профсоюзном движении. Во время их первого знакомства Варела подарил Дину свою книгу «Темная река» (о тяжелой жизни батраков) и пригласил съездить в Хельсинки на конгресс Всемирного совета мира (Варела также был председателем Аргентинского совета мира и членом ВСМ). Как он выразился: «Поедете как артист, а заодно и узнаете, что такое настоящая борьба за мир».
Как ни странно, но Патрисия встретила эту новость на удивление спокойно. Она понимала, что их отношения заметно осложнились, и увидела в этой разлуке хороший способ успокоиться, оставшись наедине со своими мыслями. В конце концов, какой-то мудрец не зря сказал, что разлука не ослабляет, а только укрепляет брак.
Мировой конгресс должен был начаться 10 июля. Для Хельсинки принимать этот представительный форум было не впервой: подобное уже случалось здесь десять лет назад. Поэтому для многих участников конгресса эта поездка была не в диковинку. Но не для Дина, который до этого еще не посещал Европу. А уж об участии его в подобном массовом мероприятии и вовсе говорить не приходилось – ничего подобного в его жизни доселе не происходило. Правда, Дин ехал в Хельсинки еще не как активный борец за мир, а всего лишь как артист – участник культурной программы конгресса. Однако, как известно, все большое вырастает из малого.
Конгресс проводил Всемирный совет мира (ВСМ) – очень влиятельная организация. Она была создана в 1950 году по инициативе Сталина как один из главных рычагов давления на страны капиталистического Запада и на языке спецслужб называлась «организация прикрытия» (то есть совмещала в себе как представительские функции, так и шпионские – в СССР ее деятельность курировали Международный отдел ЦК КПСС и КГБ). Поэтому среди сотрудников ВСМ были разные люди: и те, кто конкретно работал на спецслужбы Советского Союза и социалистических стран, и те, кто бескорыстно отдавал свои силы борьбе за мир во всем мире. Среди последних, например, были весьма известные люди: член британского парламента от лейбористской партии Джеймс Лэймонд, английский физик Джон Бернал (в 1953 году его удостоили Сталинской премии, а в 1959 году он стал президентом ВСМ) и др.
Поскольку на Западе прекрасно были осведомлены о том, кто стоит за спиной ВСМ, проблем у него из-за этого хватало. Первая штаб-квартира ВСМ располагалась в Париже, однако американцы сделали все возможное, чтобы ее пребывание там длилось недолго: в итоге уже через год ВСМ вынужден был сменить адрес и перебрался в Прагу. Однако пребывание на территории социалистического государства сужало сферу деятельности ВСМ, поэтому в 1954 году он перебрался в Вену, где позиции тамошней компартии были очень сильны. Эта защита оказалась настолько серьезной, что когда в 1957 году австрийское правительство запретило деятельность ВСМ у себя на родине за «деятельность, направленную против интересов австрийского государства», Совет мира не сменил свою штаб-квартиру и продолжал действовать под прикрытием венского Международного института мира.
Конгресс в Хельсинки в 1965 году был собран не случайно и ставил своей целью нанести идеологический удар по Америке, которая начала открытую агрессию против Вьетнама. Вообще вьетнамская эпопея американцев началась еще при Дуайте Эйзенхауэре – в 1954 году. Тогда вьетнамский народ под предводительством Хо Ши Мина одержал наконец победу над Францией в восьмилетней войне за независимость. После этого, согласно Женевским соглашениям, Вьетнам был поделен на две зоны, чтобы французы и сражавшаяся на их стороне незначительная часть высокопоставленных вьетнамцев (местных буржуа) смогли уладить свои дела на юге страны. В 1956 году должны были состояться выборы, которые объединили бы вьетнамцев под знаменами избранного ими правительства. Эти выборы должны были принести победу Хо Ши Мину (по мнению специалистов, за него готовы были отдать свои голоса около 80 % вьетнамцев). Однако Белый дом во главе с Эйзенхауэром и госсекретарем Даллесом решил этого не допустить.
Выход был найден быстро – американцы решили отдать власть во Вьетнаме своей марионетке Дьему. Его сделали диктатором в Южном Вьетнаме и стали подстрекать к тому, чтобы он отменил обещанные выборы. Дьем так и поступил: отменил не только всеобщие выборы, но и традиционные на местах. Вернул богачам-помещикам земли, которые Хо Ши Мин до этого успел раздать крестьянам. В результате в 1960 году в Южном Вьетнаме вспыхнуло мощное восстание вьетконговцев. Получив широкую поддержку всего населения страны, повстанцы стали освобождать один район за другим. Когда ситуация для Дьема стала угрожающей, руку помощи ему протянули его хозяева-американцы. О том, какие цели преследовали при этом последние, стало ясно из слов, которые за несколько лет до этого произнес сам президент Эйзенхауэр: «Предположим, мы потеряли Индокитай. К нам перестанут поступать олово и вольфрам, представляющие для нас огромную ценность. Поэтому, когда США голосуют за предоставление Франции четырехсот миллионов на ведение этой войны, мы голосуем за нашу мощь и возможность получать все необходимое из богатств Индокитая и Юго-Восточной Азии».
Сначала в Южном Вьетнаме начала работать постоянная американская военная миссия, помогавшая организовать и обучить национальную армию, которая должна была не допустить распространения коммунизма в Юго-Восточной Азии. А после того, как в феврале 1961 года в Северном Вьетнаме было объявлено о создании Армии освобождения Южного Вьетнама с целью «проведения национально-освободительной войны во имя избавления от империалистического ига», уже следующий президент США – Джон Кеннеди – направил во Вьетнам первую партию «зеленых беретов» – специалистов по противопартизанской борьбе из состава войск специального назначения (они прибыли во Вьетнам весной 61-го). Как заявил сам Кеннеди: «Россию необходимо убедить в мощи США и решимости американского правительства отстоять свои интересы в любой части земного шара. И Вьетнам, по-моему, самое подходящее место». В итоге уже к следующему году на юге Вьетнама находилось более 9000 американских солдат и офицеров, а два года спустя, в 64-м, их число перевалило за 20 тысяч.
А что же Советский Союз? Он какое-то время был скован в своих действиях, поскольку, пока у власти находился Никита Хрущев, ханойское руководство было ориентировано на дружбу с Китаем. Сам Хрущев тоже не хотел ввязываться в конфликт во Вьетнаме, обжегшись уже однажды на Кубе (во время Карибского кризиса). Но в октябре 1964 года Хрущева отправили в отставку, и его место занял Леонид Брежнев. И тут же последовала смена курса на вьетнамском направлении: Брежнев заявил о «готовности советского народа выполнять свой интернациональный долг в отношении братской социалистической страны». Однако, заявив об этом, кремлевские руководители тянули с отправкой в Северный Вьетнам своих военных специалистов, наблюдая, что предпримут американцы. А те, уже при Линдоне Джонсоне, решились на широкомасштабное открытое вторжение. 2 марта 1965 года американские ВВС начали операцию «Раскат грома» с целью нанесения бомбовых ударов по коммуникациям, связывающим северян с их оружейными складами. После чего шесть дней спустя началась высадка частей американских войск в портах Южного Вьетнама.
Позже, 28 апреля, американские войска (30 тысяч солдат) вторглись в Доминиканскую Республику и подавили мятеж полковника Франсиско Кааманьо, который с верными ему частями выступил за восстановление в прежних правах бывшего президента страны Х. Боша (военные свергли его в сентябре 63-го). Восставшие разгромили войска хунты и уже праздновали победу демократии, когда в их страну вторглись американцы. Причем Белый дом постарался придать своей интервенции характер коллективной акции Организации американских государств, заставив большую часть членов ОАГ проголосовать за это вторжение: 24 голоса «за», 5 – «против», 1 – «воздержался». 2 мая сам Линдон Джонсон сорвал маску с действий Белого дома, провозгласив «право США на вооруженное вмешательство в любой стране Западного полушария с целью помешать установлению коммунистического правительства».
Однако если в ДР американцы одержали быструю победу, то с Вьетнамом все вышло наоборот. Глава Северного Вьетнама Хо Ши Мин решил обратиться за помощью к Москве, и в апреле сюда приехал его личный представитель Ле Зуан. Москва в этой просьбе не отказала. 6 июля свет увидело секретное постановление Совета министров СССР № 525–200, которое предусматривало создание группы советских военных специалистов в Демократической Республике Вьетнам. Одновременно с этим началось и наступление на идеологическом фронте: в Хельсинки был созван конгресс ВСМ, где главным вопросом в повестке значилась ситуация во Вьетнаме.
Участники конгресса (1470 делегатов из 98 стран) начали съезжаться в Хельсинки за три дня до его начала – 7 июля (первыми прибыли «дальние» государства – Япония и Китай). Дин Рид прилетел в столицу Финляндии накануне открытия форума вместе с аргентинской делегацией. Жить их определили в гостинице в центре столицы, и первое, что сделал Дин сразу после прилета, – отправился на экскурсию по городу. Так он поступал практически везде, куда его забрасывала гастрольная судьба. Погода стояла пасмурная, шел мелкий дождь, времени у Дина было не так много (надо было хорошенько выспаться перед завтрашним открытием конгресса), и ему вполне хватило пары часов погулять по центру финской столицы. Хельсинки ему понравился – это был чистый, благоустроенный город с весьма доброжелательным населением. Когда он зашел в один из баров и попросил налить ему местной водки, бармен, узнав, что он американец, не взял с него денег, объяснив на ломаном английском, что Америка – великая страна. Дин не стал спорить с этим выводом, поблагодарил бармена за щедрость и пробыл в полупустом баре несколько минут. После чего вернулся в гостиницу.
Конгресс открылся на следующий день в 10 часов утра во Дворце культуры «Хельсинки», расположенном в северо-восточном районе города. Место это было выбрано не случайно: в этом районе селились в основном рабочие, что вполне соответствовало духу проводимого мероприятия – бороться за мир в районе, где проживали зажиточные хельсинкцы, было бы идеологически неправильно.
К назначенному времени зал Дворца оказался заполненным до отказа. Дин с товарищами заняли места почти в конце зала, однако даже оттуда было хорошо видно, что происходило на сцене, где были установлены столы для членов президиума. После того как прозвучали торжественные фанфары, под аплодисменты собравшихся в зал вошли президент Финляндии У. Кекконен с супругой, премьер-министр страны И. Виролайнен, министр иностранных дел А. Карьялайнен, министр внутренних дел Н. Рюхтя. Их тут же окружили девушки в красочных национальных костюмах, которые под звуки народных мелодий довели почетных гостей до их мест. Едва они уселись, как председательствующий и глава ВСМ Джон Бернал произнес приветственный спич в адрес президента и его свиты. Затем конгресс начал свою работу, и на трибуну один за другим стали выходить ораторы: председатель Финского подготовительного комитета В. Свинхвуд, премьер-министр И. Виролайнен, Джон Бернал. Последний сообщил, что первый день конгресса объявляется «Днем Вьетнама», и представил следующего оратора – главу делегации южновьетнамского Комитета защиты мира Динь Ба Тхи. Едва Бернал произнес эту фамилию, как зал встал со своих мест и встретил вьетнамца продолжительной овацией. Этот порыв не был заранее отрепетирован, но наглядно демонстрировал, что все присутствующие прекрасно понимали, какая тема будет ведущей на этом конгрессе.
Вьетнамский делегат говорил дольше всех, поскольку речь его то и дело прерывалась аплодисментами: так делегаты конгресса выражали свою солидарность с борющимся народом Северного Вьетнама. Дин тоже хлопал вместе со всеми, хотя мысли его в тот момент были заняты другим: он искал глазами первую женщину-космонавта, гражданку Советского Союза Валентину Терешкову. Перед самым открытием форума Альфредо Варела сообщил ему, что Терешкова тоже участвует в работе конгресса, и предложил Дину взять у нее интервью для своего телевизионного шоу.
– Я думаю, аргентинцы имеют право пообщаться с первой женщиной-космонавтом хотя бы в телеэфире, – сказал Варела.
Дину идея понравилась, поскольку он и сам давно вынашивал мысль сделать участником своей программы кого-нибудь из известных людей первого в мире государства рабочих и крестьян. С тех пор как в 62-м он близко познакомился с Львом Яшиным и понял, что в Советском Союзе живут отнюдь не сирые и убогие люди, пришибленные «железным занавесом», в нем пробудился интерес к этим людям.
Увы, сколько Дин ни искал глазами Терешкову, найти ее так и не смог. Тем более что воочию он ее никогда не видел, а знал только исключительно по снимкам в газетах да однажды видел по телевидению, когда в октябре 63-го Терешкова и Гагарин посещали Мексику. Но когда он в перерыве форума сообщил об этом Вареле, тот рассмеялся и, похлопав Дина по плечу, сказал:
– Найти Терешкову не проблема, было бы желание. Подожди меня здесь, в холле, а я все выясню.
Сказав это, Варела скрылся в толпе делегатов, а Дин присел на скамейку, установленную у стены. Просидел он на ней недолго – минут пять. После чего перед ним вновь предстал его спутник. По его довольному лицу Дин понял, что миссия удалась.
– Терешкова согласна познакомиться с тобой сегодня вечером, – сообщил Варела. – В парке «Хеспериа» состоится митинг, посвященный Дню Вьетнама, а перед этим будет открыта выставка фоторабот, посвященных борющемуся Вьетнаму. Вот там мы ее и найдем. Так что поезжай сейчас в гостиницу и прихвати свою кинокамеру – она тебе пригодится.
Дин и Варела приехали к зданию, где проходила выставка, примерно за полчаса до ее открытия. Терешкова и еще несколько членов советской делегации были уже там, общаясь с устроителями выставки и членами вьетнамской делегации. Варела попросил Дина подождать его в сторонке, а сам направился к Терешковой. Улучив момент, когда она отвлеклась от разговора с вьетнамцами, он подошел к ней и что-то сказал. В ответ та улыбнулась и кивнула. После чего Варела подозвал к ним Дина и, когда тот подошел, на довольно сносном русском языке представил его Терешковой. Та, улыбнувшись, протянула руку Дину и произнесла по-русски несколько слов. Варела перевел:
Как и положено национальному кумиру, Гардель завершил свои дни трагически: он погиб в авиационной катастрофе в июне 1935 года (его самолет разбился в аэропорту колумбийского города Медельина). Похороны Гарделя вошли в историю Аргентины: ничего подобного здесь еще не было. Практически все портьенос (жители Буэнос-Айреса называют себя именно так – жители порта) вышли на улицы города, из-за чего жизнь в нем была парализована на несколько часов. Свой последний приют Гардель обрел на кладбище Чакарито.
Уложив бюст в сумку, Дин собирался уже покидать гостеприимную Каминито, как вдруг услышал за спиной мужской голос, окликнувший его по имени. Дин обернулся и увидел подле себя мужчину, лицо которого ему показалось до боли знакомым. Вглядевшись в него, Дин наконец вспомнил, где они встречались: в 61-м, на рауте в американском посольстве. Мужчина был, кажется, немцем, вот только имени его Рид никак не мог вспомнить. Видимо, заметив его замешательство, мужчина поспешил помочь Дину и представился:
– Генрих Вайс.
– Нетипичный немец, предпочитающий пиву армянский коньяк, – произнес в свою очередь Дин, пытаясь тем самым доказать, что его память все-таки не столь уж дырява.
Вайс в ответ рассмеялся, что мгновенно разрядило обстановку. После чего немец сделал неожиданное предложение:
– Мистер Рид, раз уж судьба подарила нам эту встречу, не согласитесь ли вы посидеть со мной в каком-нибудь ближайшем ресторанчике?
– Почему бы нет? – легко согласился Дин.
Ресторан под открытым небом они нашли поблизости – на соседней улице Ла Мадрид. Как выяснилось, заведение было стоящее: там подавали прекрасную парильяду – жаренное на углях мясо – и красное вино к нему.
Когда официант отправился выполнять заказ, Дин спросил у своего компаньона:
– Насколько я помню, вы представляли в Чили какой-то профсоюзный фонд?
– Да, Фонд Фридриха Эберта, – ответил Вайс. – Мы открылись в Чили год назад.
– А какая нужда привела вас сюда?
– Совмещаю приятное с полезным: отдыхаю и работаю, – ответил Вайс. – Мы налаживаем контакты с местной Всеобщей конфедерацией труда.
О деятельности ВКТ Дин был хорошо наслышан: один из ее представителей недавно принимал участие в его шоу. Год назад ВКТ осуществила реализацию так называемого «Плана борьбы», чтобы защитить права рабочих. В результате этой акции пролетариат республики (а это 4 миллиона аргентинцев) организованно захватил 11 тысяч предприятий и добился того, чтобы правительство повысило зарплаты и пенсии всем служащим, заморозило цены на продукты питания и предметы первой необходимости.
– Ну, а вас привели в Аргентину очередные гастроли? – поинтересовался в свою очередь Вайс.
– Отнюдь, я теперь здесь живу. Причем не один, а с женой.
По тому, как взметнулись вверх брови его собеседника, Дин понял, что тот удивлен его ответом. Поэтому поспешил объяснить свое нынешнее положение:
– Здесь мне гораздо комфортнее, чем у себя на родине. Во всяком случае работу по душе я имею – веду на телевидении авторское шоу.
– Да, судя по тому, как вы выглядите, вам действительно здесь комфортно, – согласился с Дином Вайс. – Знаете, я ведь следил за тем вашим конфликтом в Чили в 62-м и почему-то был уверен, что он не случаен. Все-таки вы нетипичный представитель эстрадного мира. Нет в вас этой бульдожьей хватки и сильных локтей, которыми ваши коллеги распихивают себе подобных. Вы умный человек, Дин, но это, к сожалению, то самое качество, которое в шоу-бизнесе абсолютно не приветствуется. Вам гораздо ближе политика, чем эстрада. Кстати, вы могли бы весьма удачно два этих дела совмещать. Как это, к примеру, делают ваши соотечественники: тот же Боб Дилан или Пит Сигер.
– Как ни странно, но вы угадали мои тайные желания, – рассмеялся в ответ Дин.
– Значит, за это и стоит выпить первый тост, – предложил Вайс и первым поднял свой бокал.
После того как они приложились к бокалам и отведали дымящейся парильяды, Вайс вновь прервал молчание:
– В Америке у вас остались родственники?
– Конечно, у меня там родители и два брата.
– Неужели последние тоже пошли по вашим стопам?
– К счастью, нет. Старший брат Дэйл преподает метеорологию в Колорадском университете, а младший, Вернон, недавно вернулся из армии – он служил в парашютных войсках.
– И какие впечатления оставила у него служба? – поинтересовался Вайс.
– Увы, ничего хорошего. Он вернулся оттуда не менее яростным пацифистом, чем я, который в армии служить отказался. Так что у нашего отца теперь два «урода»: я и Вернон. Что касается Дэйла, то он в этом смысле безупречен.
– Насколько я знаю, вы ведь тоже, перед тем как стать артистом, где-то учились?
– Да, в том же Колорадском университете. Кстати, для меня еще не все потеряно: в этом году я собираюсь восстанавливаться в нем.
– Неужели станете метеорологом? – искренне удивился Вайс.
– Почему бы и нет? – пожал плечами Дин.
– Мне кажется, это не ваша стихия, Дин, – предсказывать погоду. Я же говорю, что вам гораздо ближе иное: разбираться, какие ветры дуют на просторах большой политики. Так что Рид – дважды метеоролог – это явный перебор.
Сказав это, Вайс вновь приложился к своему бокалу. А затем в течение нескольких минут оба собеседника молчали – поглощали парильяду. Наконец Вайс первым нарушил тишину:
– Ваше творчество ограничивается только телевидением?
– Почему же, еще есть музыка и кино. Я записал здесь одну пластинку-миньон, и надеюсь, что не последнюю. Снялся также в одном аргентинском фильме, причем необычном для меня. Это комедия Энрике Каррераса «Моя первая любовь». Видимо, с ролью я справился неплохо, и Каррерас пригласил меня в свою следующую картину, правда, на этот раз роль у меня будет небольшая.
Последнюю фразу Дин произнес со смехом. Однако Вайс не обратил на это внимания и полюбопытствовал:
– Ну и как вам здешний кинематограф?
– Ничем не хуже Голливуда. Вы, наверное, знаете, что здешняя кинопромышленность считается самой большой в Латинской Америке – выпускает до полусотни фильмов в год. Правда, большая часть этих картин откровенно коммерческие. Погоню за звонкой монетой даже здесь никто отменить не в силах.
– В таком случае поезжайте в Европу. Там сейчас набирает силу так называемая «новая волна».
– «Новой волны» мне и здесь хватает, – рассмеялся в ответ Дин. – Дело в том, что так называется фильм Энрике Каррераса, в котором я буду сниматься. А если серьезно, то вряд ли я смогу пробиться в Европе. Я хоть и учился у самого Патона Прайса по системе Станиславского, однако чужаков нигде не любят. Разве Софи Лорен или Брижит Бардо сумели достичь в Голливуде тех же высот, каких они достигли у себя дома?
– Но я слышал, что система Станиславского опять входит в моду в Голливуде?
– Ерунда, – отмахнулся Дин. – Разве только в отдельных случаях, когда речь идет о таких актерах, как Марлон Брандо или Пол Ньюмен. Но эти фильмы не могут принести большую прибыль. В конце прошлого десятилетия все голливудские студии утратили свою независимость и вошли в состав различных транснациональных кинокомпаний. С этого момента коммерческий успех стал цениться намного больше, чем кинематографическое творчество.
– Короче, с кино у вас та же история, что и с музыкой: творец борется с коммерсантом, – предположил Вайс. – Но бьюсь об заклад, что у вас все-таки есть дело, которое приносит вам настоящее творческое удовлетворение. Сказать, какое?
Дин не стал ничего отвечать и только вопросительно взглянул на собеседника.
– Уверен, что вы активно набиваете руку как серьезный поэт. Все-таки те песенки, которые вы писали и исполняли на пластинках, типичная эстрада без всякой претензии на глубокую мысль. А лавры того же Боба Дилана наверняка не дают вам покоя.
– Скажу честно, до Дилана я недобираю, – улыбнулся в ответ Дин.
– Это вам так кажется из ложной скромности, – ответил Вайс. – Вы лучше прочтите мне что-нибудь, я уж со стороны оценю.
Дин на секунду задумался, поскольку до этого момента еще никому, кроме Патрисии, не читал вслух своих произведений. Однако этот немец внушал ему почему-то доверие, да и вино делало свое дело, так что пауза, взятая нашим героем, длилась недолго. После чего Дин сказал:
– Я прочитаю вам небольшой отрывок из своего последнего стихотворения. Оно называется «Ты этого не испытал».
Дин откинулся на спинку стула и начал декламировать строчки, которые знал наизусть:
После того как Дин замолчал, тишина за столом длилась в течение нескольких секунд. После чего Вайс сказал:
Не пожелаю ни врагу, ни другу
Идти всю жизнь по замкнутому кругу…
Ты этого не испытал, нет, нет…
Ты этого не пробовал, однако:
Днем просыпаясь, жить в кромешном мраке…
О, столько горя в нашей круговерти,
Что многим выход видится лишь в смерти,
Ты этого не испытал, нет, нет!
– Вы можете счесть это за лесть, но мне понравилось. Судя по ритму, это уже готовая песня. Причем не хуже, чем пишет тот же Дилан.
– Спасибо за комплимент, – ответил Дин, вновь прикладываясь к бокалу. – Но вы угадали – это на самом деле готовая песня. Правда, исполнять ее у меня пока нет возможности.
– Ну, это пустяки, – махнул рукой Вайс. – Было бы желание, а время и место всегда найдутся.
Дин тогда счел эту фразу всего лишь пустой формальностью, однако уже ближайшее будущее покажет, насколько прав оказался этот немец.
Между тем первая попытка Дина и Патрисии обзавестись ребенком оказалась неудачной: сохранить младенца не удалось. Патрисия вернулась домой подавленная, да и Дин тоже переживал. Обстановка в их доме стала сложной, и единственным спасением в сложившейся ситуации для Дина была работа. А потом случилось нечто неожиданное – Дин получил приглашение, которое в итоге круто изменит его дальнейшую жизнь. Ему было предложено отправиться в составе аргентинской делегации в Хельсинки на Всемирный конгресс мира. Предложение исходило от известного аргентинского писателя и коммуниста (с 1963 года он был членом ЦК КП Аргентины) Альфредо Варелы, с которым Дин познакомился благодаря все тому же телевидению – Варела участвовал в его передаче о профсоюзном движении. Во время их первого знакомства Варела подарил Дину свою книгу «Темная река» (о тяжелой жизни батраков) и пригласил съездить в Хельсинки на конгресс Всемирного совета мира (Варела также был председателем Аргентинского совета мира и членом ВСМ). Как он выразился: «Поедете как артист, а заодно и узнаете, что такое настоящая борьба за мир».
Как ни странно, но Патрисия встретила эту новость на удивление спокойно. Она понимала, что их отношения заметно осложнились, и увидела в этой разлуке хороший способ успокоиться, оставшись наедине со своими мыслями. В конце концов, какой-то мудрец не зря сказал, что разлука не ослабляет, а только укрепляет брак.
Мировой конгресс должен был начаться 10 июля. Для Хельсинки принимать этот представительный форум было не впервой: подобное уже случалось здесь десять лет назад. Поэтому для многих участников конгресса эта поездка была не в диковинку. Но не для Дина, который до этого еще не посещал Европу. А уж об участии его в подобном массовом мероприятии и вовсе говорить не приходилось – ничего подобного в его жизни доселе не происходило. Правда, Дин ехал в Хельсинки еще не как активный борец за мир, а всего лишь как артист – участник культурной программы конгресса. Однако, как известно, все большое вырастает из малого.
Конгресс проводил Всемирный совет мира (ВСМ) – очень влиятельная организация. Она была создана в 1950 году по инициативе Сталина как один из главных рычагов давления на страны капиталистического Запада и на языке спецслужб называлась «организация прикрытия» (то есть совмещала в себе как представительские функции, так и шпионские – в СССР ее деятельность курировали Международный отдел ЦК КПСС и КГБ). Поэтому среди сотрудников ВСМ были разные люди: и те, кто конкретно работал на спецслужбы Советского Союза и социалистических стран, и те, кто бескорыстно отдавал свои силы борьбе за мир во всем мире. Среди последних, например, были весьма известные люди: член британского парламента от лейбористской партии Джеймс Лэймонд, английский физик Джон Бернал (в 1953 году его удостоили Сталинской премии, а в 1959 году он стал президентом ВСМ) и др.
Поскольку на Западе прекрасно были осведомлены о том, кто стоит за спиной ВСМ, проблем у него из-за этого хватало. Первая штаб-квартира ВСМ располагалась в Париже, однако американцы сделали все возможное, чтобы ее пребывание там длилось недолго: в итоге уже через год ВСМ вынужден был сменить адрес и перебрался в Прагу. Однако пребывание на территории социалистического государства сужало сферу деятельности ВСМ, поэтому в 1954 году он перебрался в Вену, где позиции тамошней компартии были очень сильны. Эта защита оказалась настолько серьезной, что когда в 1957 году австрийское правительство запретило деятельность ВСМ у себя на родине за «деятельность, направленную против интересов австрийского государства», Совет мира не сменил свою штаб-квартиру и продолжал действовать под прикрытием венского Международного института мира.
Конгресс в Хельсинки в 1965 году был собран не случайно и ставил своей целью нанести идеологический удар по Америке, которая начала открытую агрессию против Вьетнама. Вообще вьетнамская эпопея американцев началась еще при Дуайте Эйзенхауэре – в 1954 году. Тогда вьетнамский народ под предводительством Хо Ши Мина одержал наконец победу над Францией в восьмилетней войне за независимость. После этого, согласно Женевским соглашениям, Вьетнам был поделен на две зоны, чтобы французы и сражавшаяся на их стороне незначительная часть высокопоставленных вьетнамцев (местных буржуа) смогли уладить свои дела на юге страны. В 1956 году должны были состояться выборы, которые объединили бы вьетнамцев под знаменами избранного ими правительства. Эти выборы должны были принести победу Хо Ши Мину (по мнению специалистов, за него готовы были отдать свои голоса около 80 % вьетнамцев). Однако Белый дом во главе с Эйзенхауэром и госсекретарем Даллесом решил этого не допустить.
Выход был найден быстро – американцы решили отдать власть во Вьетнаме своей марионетке Дьему. Его сделали диктатором в Южном Вьетнаме и стали подстрекать к тому, чтобы он отменил обещанные выборы. Дьем так и поступил: отменил не только всеобщие выборы, но и традиционные на местах. Вернул богачам-помещикам земли, которые Хо Ши Мин до этого успел раздать крестьянам. В результате в 1960 году в Южном Вьетнаме вспыхнуло мощное восстание вьетконговцев. Получив широкую поддержку всего населения страны, повстанцы стали освобождать один район за другим. Когда ситуация для Дьема стала угрожающей, руку помощи ему протянули его хозяева-американцы. О том, какие цели преследовали при этом последние, стало ясно из слов, которые за несколько лет до этого произнес сам президент Эйзенхауэр: «Предположим, мы потеряли Индокитай. К нам перестанут поступать олово и вольфрам, представляющие для нас огромную ценность. Поэтому, когда США голосуют за предоставление Франции четырехсот миллионов на ведение этой войны, мы голосуем за нашу мощь и возможность получать все необходимое из богатств Индокитая и Юго-Восточной Азии».
Сначала в Южном Вьетнаме начала работать постоянная американская военная миссия, помогавшая организовать и обучить национальную армию, которая должна была не допустить распространения коммунизма в Юго-Восточной Азии. А после того, как в феврале 1961 года в Северном Вьетнаме было объявлено о создании Армии освобождения Южного Вьетнама с целью «проведения национально-освободительной войны во имя избавления от империалистического ига», уже следующий президент США – Джон Кеннеди – направил во Вьетнам первую партию «зеленых беретов» – специалистов по противопартизанской борьбе из состава войск специального назначения (они прибыли во Вьетнам весной 61-го). Как заявил сам Кеннеди: «Россию необходимо убедить в мощи США и решимости американского правительства отстоять свои интересы в любой части земного шара. И Вьетнам, по-моему, самое подходящее место». В итоге уже к следующему году на юге Вьетнама находилось более 9000 американских солдат и офицеров, а два года спустя, в 64-м, их число перевалило за 20 тысяч.
А что же Советский Союз? Он какое-то время был скован в своих действиях, поскольку, пока у власти находился Никита Хрущев, ханойское руководство было ориентировано на дружбу с Китаем. Сам Хрущев тоже не хотел ввязываться в конфликт во Вьетнаме, обжегшись уже однажды на Кубе (во время Карибского кризиса). Но в октябре 1964 года Хрущева отправили в отставку, и его место занял Леонид Брежнев. И тут же последовала смена курса на вьетнамском направлении: Брежнев заявил о «готовности советского народа выполнять свой интернациональный долг в отношении братской социалистической страны». Однако, заявив об этом, кремлевские руководители тянули с отправкой в Северный Вьетнам своих военных специалистов, наблюдая, что предпримут американцы. А те, уже при Линдоне Джонсоне, решились на широкомасштабное открытое вторжение. 2 марта 1965 года американские ВВС начали операцию «Раскат грома» с целью нанесения бомбовых ударов по коммуникациям, связывающим северян с их оружейными складами. После чего шесть дней спустя началась высадка частей американских войск в портах Южного Вьетнама.
Позже, 28 апреля, американские войска (30 тысяч солдат) вторглись в Доминиканскую Республику и подавили мятеж полковника Франсиско Кааманьо, который с верными ему частями выступил за восстановление в прежних правах бывшего президента страны Х. Боша (военные свергли его в сентябре 63-го). Восставшие разгромили войска хунты и уже праздновали победу демократии, когда в их страну вторглись американцы. Причем Белый дом постарался придать своей интервенции характер коллективной акции Организации американских государств, заставив большую часть членов ОАГ проголосовать за это вторжение: 24 голоса «за», 5 – «против», 1 – «воздержался». 2 мая сам Линдон Джонсон сорвал маску с действий Белого дома, провозгласив «право США на вооруженное вмешательство в любой стране Западного полушария с целью помешать установлению коммунистического правительства».
Однако если в ДР американцы одержали быструю победу, то с Вьетнамом все вышло наоборот. Глава Северного Вьетнама Хо Ши Мин решил обратиться за помощью к Москве, и в апреле сюда приехал его личный представитель Ле Зуан. Москва в этой просьбе не отказала. 6 июля свет увидело секретное постановление Совета министров СССР № 525–200, которое предусматривало создание группы советских военных специалистов в Демократической Республике Вьетнам. Одновременно с этим началось и наступление на идеологическом фронте: в Хельсинки был созван конгресс ВСМ, где главным вопросом в повестке значилась ситуация во Вьетнаме.
Участники конгресса (1470 делегатов из 98 стран) начали съезжаться в Хельсинки за три дня до его начала – 7 июля (первыми прибыли «дальние» государства – Япония и Китай). Дин Рид прилетел в столицу Финляндии накануне открытия форума вместе с аргентинской делегацией. Жить их определили в гостинице в центре столицы, и первое, что сделал Дин сразу после прилета, – отправился на экскурсию по городу. Так он поступал практически везде, куда его забрасывала гастрольная судьба. Погода стояла пасмурная, шел мелкий дождь, времени у Дина было не так много (надо было хорошенько выспаться перед завтрашним открытием конгресса), и ему вполне хватило пары часов погулять по центру финской столицы. Хельсинки ему понравился – это был чистый, благоустроенный город с весьма доброжелательным населением. Когда он зашел в один из баров и попросил налить ему местной водки, бармен, узнав, что он американец, не взял с него денег, объяснив на ломаном английском, что Америка – великая страна. Дин не стал спорить с этим выводом, поблагодарил бармена за щедрость и пробыл в полупустом баре несколько минут. После чего вернулся в гостиницу.
Конгресс открылся на следующий день в 10 часов утра во Дворце культуры «Хельсинки», расположенном в северо-восточном районе города. Место это было выбрано не случайно: в этом районе селились в основном рабочие, что вполне соответствовало духу проводимого мероприятия – бороться за мир в районе, где проживали зажиточные хельсинкцы, было бы идеологически неправильно.
К назначенному времени зал Дворца оказался заполненным до отказа. Дин с товарищами заняли места почти в конце зала, однако даже оттуда было хорошо видно, что происходило на сцене, где были установлены столы для членов президиума. После того как прозвучали торжественные фанфары, под аплодисменты собравшихся в зал вошли президент Финляндии У. Кекконен с супругой, премьер-министр страны И. Виролайнен, министр иностранных дел А. Карьялайнен, министр внутренних дел Н. Рюхтя. Их тут же окружили девушки в красочных национальных костюмах, которые под звуки народных мелодий довели почетных гостей до их мест. Едва они уселись, как председательствующий и глава ВСМ Джон Бернал произнес приветственный спич в адрес президента и его свиты. Затем конгресс начал свою работу, и на трибуну один за другим стали выходить ораторы: председатель Финского подготовительного комитета В. Свинхвуд, премьер-министр И. Виролайнен, Джон Бернал. Последний сообщил, что первый день конгресса объявляется «Днем Вьетнама», и представил следующего оратора – главу делегации южновьетнамского Комитета защиты мира Динь Ба Тхи. Едва Бернал произнес эту фамилию, как зал встал со своих мест и встретил вьетнамца продолжительной овацией. Этот порыв не был заранее отрепетирован, но наглядно демонстрировал, что все присутствующие прекрасно понимали, какая тема будет ведущей на этом конгрессе.
Вьетнамский делегат говорил дольше всех, поскольку речь его то и дело прерывалась аплодисментами: так делегаты конгресса выражали свою солидарность с борющимся народом Северного Вьетнама. Дин тоже хлопал вместе со всеми, хотя мысли его в тот момент были заняты другим: он искал глазами первую женщину-космонавта, гражданку Советского Союза Валентину Терешкову. Перед самым открытием форума Альфредо Варела сообщил ему, что Терешкова тоже участвует в работе конгресса, и предложил Дину взять у нее интервью для своего телевизионного шоу.
– Я думаю, аргентинцы имеют право пообщаться с первой женщиной-космонавтом хотя бы в телеэфире, – сказал Варела.
Дину идея понравилась, поскольку он и сам давно вынашивал мысль сделать участником своей программы кого-нибудь из известных людей первого в мире государства рабочих и крестьян. С тех пор как в 62-м он близко познакомился с Львом Яшиным и понял, что в Советском Союзе живут отнюдь не сирые и убогие люди, пришибленные «железным занавесом», в нем пробудился интерес к этим людям.
Увы, сколько Дин ни искал глазами Терешкову, найти ее так и не смог. Тем более что воочию он ее никогда не видел, а знал только исключительно по снимкам в газетах да однажды видел по телевидению, когда в октябре 63-го Терешкова и Гагарин посещали Мексику. Но когда он в перерыве форума сообщил об этом Вареле, тот рассмеялся и, похлопав Дина по плечу, сказал:
– Найти Терешкову не проблема, было бы желание. Подожди меня здесь, в холле, а я все выясню.
Сказав это, Варела скрылся в толпе делегатов, а Дин присел на скамейку, установленную у стены. Просидел он на ней недолго – минут пять. После чего перед ним вновь предстал его спутник. По его довольному лицу Дин понял, что миссия удалась.
– Терешкова согласна познакомиться с тобой сегодня вечером, – сообщил Варела. – В парке «Хеспериа» состоится митинг, посвященный Дню Вьетнама, а перед этим будет открыта выставка фоторабот, посвященных борющемуся Вьетнаму. Вот там мы ее и найдем. Так что поезжай сейчас в гостиницу и прихвати свою кинокамеру – она тебе пригодится.
Дин и Варела приехали к зданию, где проходила выставка, примерно за полчаса до ее открытия. Терешкова и еще несколько членов советской делегации были уже там, общаясь с устроителями выставки и членами вьетнамской делегации. Варела попросил Дина подождать его в сторонке, а сам направился к Терешковой. Улучив момент, когда она отвлеклась от разговора с вьетнамцами, он подошел к ней и что-то сказал. В ответ та улыбнулась и кивнула. После чего Варела подозвал к ним Дина и, когда тот подошел, на довольно сносном русском языке представил его Терешковой. Та, улыбнувшись, протянула руку Дину и произнесла по-русски несколько слов. Варела перевел: