Это были истинные жертвы неудавшегося восстания. Они разговаривали с Дугласом по-гэльски, рассказывали, что их выгнали с насиженных мест, дома их разрушили английские солдаты-мародеры, хотя они не участвовали в восстании. Герцог Камберленд, сын Георга II, возглавлявший английские войска против якобитов, хотел навсегда отбить у шотландцев всякую охоту бунтовать и сурово карал мятежников.
Однажды ночью в трактире, где они остановились, уже далеко углубившись в Хайленд, Дуглас повстречал знакомого.
— Родерик!
Молодой человек был почти ровесником Дугласу. Рыжеволосый, он был одет в темный сюртук и килт в темно-зеленую и синюю клетку. Он был хорош не суровой мужской красотой, как Дуглас, а изяществом и пригожими серыми глазами.
Когда Дуглас их познакомил, Элизабет поразилась:
— Это ваш брат? Но, помнится, вы сказали, что ваш брат… вы сказали, что…
— То был мой брат Йен, а Родерик — мой молочный брат. Он — Маккензи, но мы росли вместе после того, как моя мать умерла. Родерик, это Элизабет. — Тот посмотрел на Дугласа. — Моя жена.
Если Родерику и показалось странным, что Дуглас вдруг обзавелся женой, да еще к тому же англичанкой, он и виду не подал.
— Вот как? — Он посмотрел на Дугласа — и только. А потом склонился к руке девушки. — Рад познакомиться, миледи.
— Элизабет, — сказал Дуглас, — мне нужно кое-что обсудить с Родериком. Мы, наверное, засидимся за полночь, так что вам лучше пойти спать. У нас был долгий день, а завтра будет еще длиннее.
Без сомнения, Дуглас хотел объяснить Родерику ситуацию и странное условие ее отца касательно двух испытательных месяцев. У Элизабет и впрямь не было никакого желания выслушивать все это еще раз. Она кивнула:
— Доброй ночи, джентльмены.
Когда Элизабет ушла, Родерик указал на столик в дальнем углу трактира, где они могли поговорить свободнее. Тут-то Дуглас и услышал первые истинные подробности поражения якобитов при Куллодене.
— То, что я слышал, не оставляло им никаких шансов на победу. Битва, если только эту бойню можно так назвать, кончилась за час. Тысячи повстанцев либо погибли, либо были оставлены умирать на том проклятом болоте. Других взяли в плен или просто перестреляли на месте. Я слышал, что несколько дюжин человек заперли в сарае и сожгли. Проклятое, грязное дело — вот что такое это восстание!
— Сколько же людей погибло?
— Среди восставших? Судя по слухам, все. Но этого не может быть. Принц спасся, как и другие, хотя те, кто был в гуще сражения, почти все пали, либо их прирезали при попытке спастись бегством.
Дуглас кивнул. Будучи в Лондоне, он уже слышал донесения об исходе кровавой битвы. В начале декабря шотландские мятежники направились в Англию и заняли город Дерби, находившийся всего лишь в ста двадцати пяти милях от Лондона. Победа казалась очень близкой; Георг II приказал членам своей семьи покинуть Кенсингтонский дворец. Но вдруг в лагерь к принцу Чарлзу прибыл гонец с донесением, что на подмогу королю спешит девятитысячное войско. По совету своих приближенных и вопреки собственным побуждениям Чарлз отдал приказ отступать. Это оказалось началом конца для восставших якобитов и глубокой ошибкой, в особенности когда донесение о Камберленде и его девятитысячном войске оказалось выдумкой.
— Всякого, кто ушел с поля битвы живым, все равно найдут и подвергнут наказанию, — сказал Дуглас.
— Или убьют. — Родерик глотнул эля и скривился — больше от горечи собственных слов, чем от напитка. — Сын короля, этот мясник, не щадит никого. Вот уж воистину дьявол во плоти! Он назначил вознаграждение в тридцать тысяч фунтов за голову принца, но с таким же успехом мог бы назначить и сотню тысяч. Никто принца не выдаст.
Родерик посмотрел на Дугласа, потом сказал, поняв, что тот почти его не слушает:
— Ты думаешь о молодом Йене, да?
Дуглас хмуро кивнул.
— Не принимай вести о его смерти близко к сердцу, Дуглас. Твой брат не из тех, кого могут легко убить. Не сомневайся, этот парень уцелел. Так всегда с ним бывало. Скорее всего он выйдет тебя встретить, когда ты приедешь в Дьюнакен, с вечной его дурацкой ухмылкой и парочкой баек, которые расскажет тебе за выпивкой.
— Я все еще надеюсь, Родерик. Кроме Йена, у меня теперь никого не осталось.
Они замолчали и потягивали эль, погрузившись в свои мысли. Огонь у них за спиной затрещал и вспыхнул — кто-то подбросил в очаг торфа. Эль лился рекой. Где-то в полумраке хихикнула служанка.
Наконец Родерик заговорил:
— Ну что же, я ждал, пока ты сам все расскажешь, но, лохоже, придется мне тебя расспрашивать. Объясни же мне, какого черта ты женился на сакской леди, когда уже обещался Мойре Маклин из Карсаига?
Дуглас посмотрел на брата через стол:
— Эта долгая история, Родерик.
— Интересные истории всегда бывают длинными. Я готов ее выслушать, пока тебе не захочется спать.
Дуглас понял, что придется рассказать Родерику все. Ему и самому хотелось поделиться с кем-то, а этому человеку он доверял, как никому другому. Хлебнув эля, он заговорил:
— Это началось, когда я наткнулся на карету, завязшую в болоте…
Когда почти час спустя он закончил свой рассказ, Родерик откинулся на спинку стула и грустно покачал головой:
— У тебя, Дуглас Маккиннон, просто какая-то склонность навлекать на себя неприятности. А ту, что спит сейчас наверху, именно так и зовут. Неприятность. Достаточно взглянуть на эту девицу всего разок, чтобы понять это.
— Только я не собираюсь долго держать ее при себе, чтобы нарваться на неприятности. Два месяца — и все.
— А что ты будешь делать, если Маклины о ней узнают? Ведь Маккинноны с Маклинами враждовали долгие годы. Вы уже давно договорились, что ты возьмешь в жены Мойру Маклин, и Малкольм Маклин вряд ли обрадуется, что у тебя уже есть жена, когда привезет свою дочь на ваше венчание.
— Маклину незачем об этом знать. — Дуглас внимательно посмотрел на Родерика и повторил: — Незачем ему об этом знать. Именно Маклин поставил условием, что я должен вернуть свои права на Дьюнакен прежде, чем он отдаст мне руку Мойры в знак окончания нашей вражды. Подержать у себя эту сакскую девушку — единственный способ, которым я могу вернуть себе Дьюнакен. И у меня все получится. Нужно только не показывать ее никому до тех пор, пока отец за ней не приедет. Она не знает, что я — лэрд Дьюнакена, так что я поселю ее на ферме, подальше от замка, и велю Эйтни за ней присматривать. Пусть заставит ее ткать или выбивать пыль из ковров. Жизнь жены фермера тяжела для благородной сакской леди. Когда пройдут эти два месяца, она будет умолять вернуть ее отцу. Я уж постараюсь. Получу развод и, что гораздо важнее, верну себе Дьюнакен. Просто с нашей свадьбой с Мойрой придется малость подождать. Другого выхода у меня нет.
Глава 12
Однажды ночью в трактире, где они остановились, уже далеко углубившись в Хайленд, Дуглас повстречал знакомого.
— Родерик!
Молодой человек был почти ровесником Дугласу. Рыжеволосый, он был одет в темный сюртук и килт в темно-зеленую и синюю клетку. Он был хорош не суровой мужской красотой, как Дуглас, а изяществом и пригожими серыми глазами.
Когда Дуглас их познакомил, Элизабет поразилась:
— Это ваш брат? Но, помнится, вы сказали, что ваш брат… вы сказали, что…
— То был мой брат Йен, а Родерик — мой молочный брат. Он — Маккензи, но мы росли вместе после того, как моя мать умерла. Родерик, это Элизабет. — Тот посмотрел на Дугласа. — Моя жена.
Если Родерику и показалось странным, что Дуглас вдруг обзавелся женой, да еще к тому же англичанкой, он и виду не подал.
— Вот как? — Он посмотрел на Дугласа — и только. А потом склонился к руке девушки. — Рад познакомиться, миледи.
— Элизабет, — сказал Дуглас, — мне нужно кое-что обсудить с Родериком. Мы, наверное, засидимся за полночь, так что вам лучше пойти спать. У нас был долгий день, а завтра будет еще длиннее.
Без сомнения, Дуглас хотел объяснить Родерику ситуацию и странное условие ее отца касательно двух испытательных месяцев. У Элизабет и впрямь не было никакого желания выслушивать все это еще раз. Она кивнула:
— Доброй ночи, джентльмены.
Когда Элизабет ушла, Родерик указал на столик в дальнем углу трактира, где они могли поговорить свободнее. Тут-то Дуглас и услышал первые истинные подробности поражения якобитов при Куллодене.
— То, что я слышал, не оставляло им никаких шансов на победу. Битва, если только эту бойню можно так назвать, кончилась за час. Тысячи повстанцев либо погибли, либо были оставлены умирать на том проклятом болоте. Других взяли в плен или просто перестреляли на месте. Я слышал, что несколько дюжин человек заперли в сарае и сожгли. Проклятое, грязное дело — вот что такое это восстание!
— Сколько же людей погибло?
— Среди восставших? Судя по слухам, все. Но этого не может быть. Принц спасся, как и другие, хотя те, кто был в гуще сражения, почти все пали, либо их прирезали при попытке спастись бегством.
Дуглас кивнул. Будучи в Лондоне, он уже слышал донесения об исходе кровавой битвы. В начале декабря шотландские мятежники направились в Англию и заняли город Дерби, находившийся всего лишь в ста двадцати пяти милях от Лондона. Победа казалась очень близкой; Георг II приказал членам своей семьи покинуть Кенсингтонский дворец. Но вдруг в лагерь к принцу Чарлзу прибыл гонец с донесением, что на подмогу королю спешит девятитысячное войско. По совету своих приближенных и вопреки собственным побуждениям Чарлз отдал приказ отступать. Это оказалось началом конца для восставших якобитов и глубокой ошибкой, в особенности когда донесение о Камберленде и его девятитысячном войске оказалось выдумкой.
— Всякого, кто ушел с поля битвы живым, все равно найдут и подвергнут наказанию, — сказал Дуглас.
— Или убьют. — Родерик глотнул эля и скривился — больше от горечи собственных слов, чем от напитка. — Сын короля, этот мясник, не щадит никого. Вот уж воистину дьявол во плоти! Он назначил вознаграждение в тридцать тысяч фунтов за голову принца, но с таким же успехом мог бы назначить и сотню тысяч. Никто принца не выдаст.
Родерик посмотрел на Дугласа, потом сказал, поняв, что тот почти его не слушает:
— Ты думаешь о молодом Йене, да?
Дуглас хмуро кивнул.
— Не принимай вести о его смерти близко к сердцу, Дуглас. Твой брат не из тех, кого могут легко убить. Не сомневайся, этот парень уцелел. Так всегда с ним бывало. Скорее всего он выйдет тебя встретить, когда ты приедешь в Дьюнакен, с вечной его дурацкой ухмылкой и парочкой баек, которые расскажет тебе за выпивкой.
— Я все еще надеюсь, Родерик. Кроме Йена, у меня теперь никого не осталось.
Они замолчали и потягивали эль, погрузившись в свои мысли. Огонь у них за спиной затрещал и вспыхнул — кто-то подбросил в очаг торфа. Эль лился рекой. Где-то в полумраке хихикнула служанка.
Наконец Родерик заговорил:
— Ну что же, я ждал, пока ты сам все расскажешь, но, лохоже, придется мне тебя расспрашивать. Объясни же мне, какого черта ты женился на сакской леди, когда уже обещался Мойре Маклин из Карсаига?
Дуглас посмотрел на брата через стол:
— Эта долгая история, Родерик.
— Интересные истории всегда бывают длинными. Я готов ее выслушать, пока тебе не захочется спать.
Дуглас понял, что придется рассказать Родерику все. Ему и самому хотелось поделиться с кем-то, а этому человеку он доверял, как никому другому. Хлебнув эля, он заговорил:
— Это началось, когда я наткнулся на карету, завязшую в болоте…
Когда почти час спустя он закончил свой рассказ, Родерик откинулся на спинку стула и грустно покачал головой:
— У тебя, Дуглас Маккиннон, просто какая-то склонность навлекать на себя неприятности. А ту, что спит сейчас наверху, именно так и зовут. Неприятность. Достаточно взглянуть на эту девицу всего разок, чтобы понять это.
— Только я не собираюсь долго держать ее при себе, чтобы нарваться на неприятности. Два месяца — и все.
— А что ты будешь делать, если Маклины о ней узнают? Ведь Маккинноны с Маклинами враждовали долгие годы. Вы уже давно договорились, что ты возьмешь в жены Мойру Маклин, и Малкольм Маклин вряд ли обрадуется, что у тебя уже есть жена, когда привезет свою дочь на ваше венчание.
— Маклину незачем об этом знать. — Дуглас внимательно посмотрел на Родерика и повторил: — Незачем ему об этом знать. Именно Маклин поставил условием, что я должен вернуть свои права на Дьюнакен прежде, чем он отдаст мне руку Мойры в знак окончания нашей вражды. Подержать у себя эту сакскую девушку — единственный способ, которым я могу вернуть себе Дьюнакен. И у меня все получится. Нужно только не показывать ее никому до тех пор, пока отец за ней не приедет. Она не знает, что я — лэрд Дьюнакена, так что я поселю ее на ферме, подальше от замка, и велю Эйтни за ней присматривать. Пусть заставит ее ткать или выбивать пыль из ковров. Жизнь жены фермера тяжела для благородной сакской леди. Когда пройдут эти два месяца, она будет умолять вернуть ее отцу. Я уж постараюсь. Получу развод и, что гораздо важнее, верну себе Дьюнакен. Просто с нашей свадьбой с Мойрой придется малость подождать. Другого выхода у меня нет.
Глава 12
Им пришлось провести в дороге еще неделю, укрываться в сырой пещере, когда внезапно налетела буря, подвергаться постоянным укусам мошкары, объехать кружным путем вздувшуюся от дождей реку… Но в конце концов они пересекли суровый Хайленд и добрались до западного побережья Шотландии.
Погода стояла необычайно ясная, небеса искрились солнечным светом, и только к полуночи время от времени спускался туман, словно сама мать-природа всячески старалась помочь путникам двигаться побыстрее. От окрестных видов просто дух захватывало. Часто Элизабет останавливалась, чтобы полюбоваться то одним, то другим пейзажем, охваченная восторгом перед чарующей красотой суровых гор и тихим спокойствием лесов, которые всю ночь целовал ливень. По ночам под небом цвета оникса блестели лесные озера, в которых отражался мерцающий молочный свет луны. Никем не нарушаемое уединение, дикая красота — нетрудно было понять, почему Дуглас так неистово гордится своей родиной.
Как и в самом начале их путешествия, Дуглас предпочитал окольные пути вдали от большаков, через крохотные селения и непроходимые леса, ориентироваться в которых мог только человек, сызмальства знакомый с местностью. Поскольку постоялые дворы попадались теперь редко, они останавливались на ночлег в домах у знакомых и незнакомых людей, везде, где в окнах горел свет.
Поначалу Элизабет казалось неловким сваливаться как снег на голову незнакомым людям, но Дуглас уверял, что оказывать гостеприимство любому, кто в нем нуждается, — давнишний обычай скоттов. Пока заезжего человека не накормят и не напоят, его ни о чем не расспрашивают, и даже враг в безопасности, пока находится под гостеприимной крышей. Такова традиция. Таковы здесь понятия о чести.
Дважды за время путешествия они оказывались на расстоянии выстрела от английских солдат, но Дуглас быстро находил укрытие, где они выжидали до тех пор, пока опасность не миновала. В дороге Дугласу стало известно, что англичане гнались за принцем до самых Гебридских островов, и поскольку теперь его искали на море, им с Элизабет было легче незамеченными пробираться к цели своего путешествия.
Везде были заметны мрачные свидетельства разорения, оставленные в Шотландии английскими солдатами. Сотни коров и овец были убиты не ради мяса, а для того, чтобы лишить пищи шотландских крестьян. Гниющей на солнце падалью были усеяны пустые поля. Вдали от городов солдаты устраивали налеты на селения и поджигали их. Посевы были погублены — либо затоптаны, либо сожжены, а всякого, кто пытался протестовать против произвола, убивали на месте. И все же, несмотря на безжалостную расправу англичан над шотландцами, никто из встречных не выказывал к Элизабет враждебности, а только гостеприимство и доброту. А ведь они имели полное право держаться с ней настороженно. Но она была женой Дугласа… по крайней мере по имени. И поэтому пользовалась их покровительством.
Не раз в трактирах им отводили для ночлега одну комнату. Элизабет не знала, где спал Дуглас и спал ли он вообще. Когда она ложилась, он еще бодрствовал, болтая по-гэльски с постояльцами при свете горевшего очага; когда она наутро вставала, он уже был одет и ждал ее, чтобы пуститься в путь.
Элизабет удивлялась, как это ему удается не задремать в седле, ведь с ней это случалось часто. Ее убаюкивали пение лесных птиц, легкое покачивание лошади и безлюдная нескончаемая тропа, которая, думала девушка, будет тянуться еще целую вечность.
Казалось, они никогда не доберутся до острова Скай. Но вот наконец на последнем подъеме они увидели внизу в тумане Гебридские острова.
— Посмотрите вот туда, на самый ближний остров, — сказал Дуглас, указывая вдаль. Его голос был полон гордости, которую Элизабет частенько слышала в голосе отца, когда тот говорил о Дрейтон-Холле.
Дугласу не терпелось попасть домой, оказаться среди своих. Но все же эту ночь им придется провести на материке, в маленькой деревушке.
Но едва они выехали на пустынную дорогу к лежащей в долине деревне, как наскочили на дозор английских солдат. При виде Дугласа и Элизабет они преградили им дорогу. Их красные мундиры резко выделялись на фоне сумрачного неба.
Дуглас ожидал этого, он обернулся на ехавшую за ним Элизабет, и глаза его тревожно потемнели.
— Накиньте на голову капюшон, мисс, и держитесь за мной. И молчите. Говорить буду я.
Элизабет сделала, как он велел, пытаясь не обращать внимания на гулко забившееся сердце. Они подъехали к поджидавшим их солдатам.
— Стойте! — крикнул стоявший впереди приземистый крепыш, который смотрел на них, сузив глаза, из-под того, что весьма отдаленно напоминало напудренный парик. — Куда это вы направляетесь?
Дуглас неторопливо остановил коня.
— Ах, добрый человек, нам нужно быть утром на острове Скай, и мы едем к переправе.
Он коверкал слова на шотландский манер и глотал окончания слов, как это делают крестьяне.
Подошел второй солдат, повыше ростом, чем его товарищ, но настроенный не менее воинственно. Нос его, казалось, сморщился от брезгливости, когда он окинул взглядом простой шотландский костюм Дугласа и его усталое от долгих странствий лицо. Оба солдата бросили беглый взгляд на Элизабет, лицо которой было закрыто капюшоном.
— На острове Скай, вот как? — презрительно повторил высокий. — А что у вас за дело на этой поганой скале? Это местечко годится только для воров и прочего сброда. — Солдат вызывающе посмотрел на Дугласа и сплюнул на землю под копыта его лошади, явно пытаясь вызвать ссору.
Элизабет заметила, как напрягся Дуглас в седле. Ее пальцы нервно сжали поводья.
— У меня там дом и хозяйство, вот почему я хочу туда добраться, — сказал он.
Дуглас старательно заслонял своим конем Элизабет, но ей было плохо видно происходящее. Поэтому она подъехала поближе и стала сбоку. Тогда-то она и заметила, что высокий солдат рассматривает пистолет и палаш, висящие на боку у Дугласа. Англичанин посмотрел на своего собрата, указывая глазами на оружие. Тот кивнул и медленно подошел к нему. Они вместе начали допрашивать Дугласа, чтобы сбить его с толку. Элизабет поняла, что они хотят застигнуть его врасплох, возможно, спровоцировать на сопротивление, чтобы открыть огонь.
Элизабет старалась обратить на себя внимание Дугласа, но он сидел к ней спиной. Нужно было что-то предпринять побыстрее. Поэтому она сделала единственное, что пришло ей в голову, чтобы отвлечь солдат от их намерения и не дать им открыть стрельбу.
— Добрые господа, — проговорила она, неожиданно выехав вперед и откидывая с головы капюшон, — мы понимаем, что вы обязаны патрулировать местность после недавнего мятежа, но мы только что приехали в Шотландию. Мы недавно обвенчались и теперь хотим только одного — поскорее добраться до дому.
Дуглас повернулся и посмотрел на Элизабет, но ничего не сказал. Что тут было говорить? Окажись у него под рукой что-нибудь — перчатка или даже чулок — он заткнул бы ей глотку кляпом. Именно этого он и боялся. Будь проклята эта девица! Ну почему она его не послушалась?
Если бы солдаты видели в них только шотландского скотовода и его жену, какими Дуглас пытался представить себя и Элизабет, можно было надеяться, что им позволят проехать и не станут особо расспрашивать. И ему почти удалось этого добиться, но теперь Элизабет, с ее правильной речью и аристократическим произношением, только возбудила в них новые подозрения.
Тот, кто был ниже ростом и казался старшим по чину, снова повернулся к Дугласу:
— Как твое имя, горец?
Дуглас выпрямился в седле:
— Дуглас Маккиннон.
Солдаты переглянулись.
— Нам сообщили о некоем Йене Маккинноне. Он родом из этих мест, сын предателя Лохлина Маккиннона из Дьюнакена, которого разыскивают за измену его величеству королю Георгу. Может быть, тебе известно об их местонахождении?
— Мне сказали, что мой брат мертв. — Дуглас осторожно выбирал слова. — Как и мой отец.
— Вот как? А в донесении сказано, что оба они были при Куллодене и возглавляли клан Маккиннонов, восставший против короля.
— Этого не может быть, — ответил Дуглас. — Мой отец вот уже двадцать пять лет находится во Франции.
— Твой отец и твой брат — всем известные изменники. Что скажешь?
Дуглас понизил голос:
— Я не участвовал в восстании. Я был в Лондоне, потом в Нортумберленде, где женился, и вот приехал сюда.
— А что же, интересно, понадобилось шотландцу в Лондоне? Надеялся, что подвернется случай перерезать горло королю?
Обвинение было серьезным, и уже одно то, что Дуглас был в Лондоне и имел такую возможность, подтверждало его. Власти годами содержали людей в Тауэре только по одному лишь подозрению в предательстве. Того, что Дуглас шотландец, было довольно, чтобы вызвать подозрения.
— Нам, пожалуй, лучше будет отвезти вас обоих к нашему офицеру. Поговорите с ним. — Приземистый солдат пожал плечами и добавил: — Полковнику Лайону не очень-то интересно разговаривать со всяким шотландским сбродом, так что придется вам обождать, пока ему захочется вас повидать. Не волнуйтесь: в бараках вы разместитесь с удобствами.
Он указал куда-то позади себя, где несколько строений из голого серого камня возвышались над деревней. Горец знал: стоит им оказаться на территории королевского форта, и они никогда не выйдут оттуда живыми. Дугласу оставалось только одно.
Его левая рука медленно потянулась к пистолету и уже почти было сжала его, как Элизабет, черт бы ее побрал, выехала еще дальше вперед, нарочно став между ним и солдатами.
— Элизабет…
Она не обратила на него внимания.
— Я верно расслышала, вашего полковника зовут Лайон, капрал? — обратилась она к солдату. — Не полковник ли это Эмери Лайон, случайно?
Что делает эта девица, пропади она пропадом? Дура она, что ли?
Солдат внимательно посмотрел на девушку.
— Ну да, тот самый.
— Вот как! Тогда прошу вас, немедленно проводите нас к нему. Мы будем вам крайне обязаны.
Дура, ясное дело. И совершенно рехнувшаяся при этом.
Она взглянула на Дугласа. На мгновение их глаза, карие и синие, встретились, и Дуглас попробовал найти в глазах Элизабет объяснение ее поведения.
«Доверьтесь мне», — казалось, говорили они.
И он поверил — сам не понимая почему.
Солдат сердито посмотрел на Элизабет:
— А кто вы такая и почему это вы думаете, что полковник удостоит вас своего общества?
Элизабет выпрямилась в седле и вздернула подбородок точно так же, как это делал ее отец. Взгляд, который она устремила на солдата, был полон благородного высокомерия, на какое только она была способна. Когда она заговорила, то был голос дочери герцога Сьюдли:
— Пожалуйста, передайте полковнику Лайону, что его хочет видеть леди Элизабет Дрейтон. — А потом добавила с легкой улыбкой: — Его крестная дочь.
Не прошло и двух минут после того, как адъютант полковника Лайона сообщил ему, что его ждет Элизабет, как он уже торопливо вышел из своей ставки.
— Элизабет, скажите, Бога ради, дорогое дитя, что вы делаете в Хайленде? Господи, неужели что-то случилось в Дрейтон-Холле? Не заболел ли ваш отец?
Полковник был огромный, точно медведь, пятидесятидвухлетний человек добрых шести футов в высоту и с плечами шириной в половину его роста. Его волосы, когда-то золотисто-белокурые, а теперь выцветшие, приобрели цвет тусклого серебра. Он был безукоризненно причесан, мундир блестел чистотой, манеры были безупречны. Он знал герцога Сьюдли со времен Итона, не раз проводил лето в Дрейтон-Холле и совершил большое путешествие по Европе вместе с отцом Элизабет. Сколько себя помнила девушка, Лайон всегда был для нее чудесным веселым дядюшкой, который пестовал ее любовь к поэзии и научил ее ездить верхом чуть ли не сразу же после того, как она смогла ходить без помочей. Но именно его военная доблесть снискала ему высочайшие отличия и сделала его командиром прославленного полка, не знавшего себе равных среди других английских войск.
Полковник ласково обнял Элизабет, а та расцеловала его в обе щеки.
— Кажется, я не видел вас целую вечность, — сказал он, вглядываясь в ее лицо внимательным взглядом старого вояки. — Сколько же вам теперь лет? Девятнадцать? Двадцать?
— Мне двадцать четыре года, — сказала она, усмехнувшись, — и вам это прекрасно известно, ибо при вас мой отец, недавно будучи в Лондоне, сетовал на то, что я превращаюсь в старую деву. — Она посмотрела ему прямо в глаза: — Я верно говорю?
Полковник кивнул:
— Да, все правильно. — Он взял крестницу за руку и повернулся к Дугласу, который наблюдал за их встречей, стоя в стороне: — Но теперь я вижу, что все его сетования были напрасны. Вы появились из ниоткуда… и с мужем на буксире.
Элизабет представила мужчин друг другу.
— Милорд, позвольте мне представить вам моего мужа, Дугласа Даба Маккиннона с острова Скай.
Выражение искреннего удовольствия на лице британского полковника сменилось смесью смущения и недоверчивости. Дуглас легко мог себе представить направление его мыслей: крестница, которая, как он полагал, никогда не выйдет замуж, вдруг является с мужем явно не знатного рода и к тому же еще шотландцем.
Но полковник быстро оправился и ответил Дугласу, соблюдая приличия.
— Мистер Маккиннон, — сказал он, кивая и протягивая руку, — весьма рад.
Дуглас ответил на рукопожатие.
— Так скажите же, Элизабет, — спросил полковник, стараясь говорить небрежно, — когда это все произошло? И почему меня не пригласили на свадьбу? Конечно, я был несколько занят, подавляя мятеж шотландцев, но ведь вы могли прислать мне хотя бы кусочек торта.
Дуглас отошел и спокойно слушал целую историю, которую Элизабет наплела полковнику о том, как они встретились и поженились. Среди кучи вранья в этой истории можно было отыскать зернышко правды.
— Значит, вы встретились, когда у вашей кареты сломалось колесо и на вас напали разбойники, а мистер Маккиннон пришел вам на помощь?
— Да, — заверила его Элизабет, улыбнувшись Дугласу.
— Просто невероятно, дорогая.
— Да, звучит именно так, не правда ли? Вы знаете, я не из тех леди, которые мечтают выскочить замуж, но именно это и произошло. Мы обвенчались в трактире у шотландской границы и немедленно вернулись в Дрейтон-Холл, где Дуглас и познакомился с моими родными.
— Это, вероятно, была чрезвычайно интересная встреча. Интересно, как ваши родители отнеслись к этой новости?
— О, отец, само собой, поначалу пришел в страшное волнение. Но когда он познакомился с Дугласом и побеседовал с ним, чтобы лучше его узнать, он был очень доволен и с радостью принял его в семью.
Вот тут-то Элизабет и переборщила. Пытаясь нарисовать картину полного согласия и блаженства, она забыла о том, что беседует с человеком, который знал ее отца лучше, чем кто-либо другой, даже лучше, чем ее мать.
— Понятно, — сказал полковник, которому все стало ясно, но он решил не спешить со своим суждением. И он повернулся к Дугласу: — Мой адъютант сказал, что патруль остановил вас на дороге к переправе? Вы собирались попасть на остров Скай утром?
— Да, — ответил Дуглас, — но ваши люди решили, кажется, воспрепятствовать нам в этом.
Полковник кивнул:
— Мы получили приказ держать под наблюдением все порты, пока не найдут и не задержат Стюарта. Вы, конечно, уже слышали, что якобитов разбили под Куллоденом?
— Да, слышали, — прервала его Элизабет, — хотя я не думаю, что все это как-то нас касается. Дуглас — не якобит. К восстанию он не имеет никакого отношения.
Тут к полковнику подошел мальчик-слуга и подал ему пачку бумаг. Полковник извинился и начал их просматривать.
— Маккиннон, — сказал он, поднимая голову от только что прочитанной бумаги, — ваш отец — не Лохлин ли Маккиннон из Дьюнакена?
Дуглас наклонил голову:
— Это так.
— А ваш брат Йен Маккиннон в настоящее время разыскивается за преступления против Короны, совершенные во время этого восстания?
— Да.
Полковник сузил глаза и внимательно посмотрел на него:
— Но вы не якобит?
— Нет, милорд. Что же до моего брата, за него я не в ответе.
Полковник пристально посмотрел на него:
— Вы позволите обыскать ваши вещи и вас лично?
Тут вмешалась Элизабет:
— Милорд, право же, неужели это необходимо? Я неотлучно была с мужем эти две недели. Даю вам слово дочери герцога Сьюдли, что он не больше якобит, чем… чем я. Или мой отец, например.
Дуглас устремил взор на жену, но благоразумно не раскрыл рта.
— Единственное, чего мы хотим, — продолжала Элизабет, — это закончить очень долгое и утомительное путешествие. Не могли бы вы снабдить нас пропуском на остров, чтобы я имела возможность обосноваться в своем новом доме?
Полковник долго смотрел на Элизабет. И наконец сказал:
— Если не доверять собственной крестнице, тогда кому же доверять? — Он перевел взгляд на Дугласа. — Мой человек выдаст вам охранную грамоту, гарантирующую беспрепятственное передвижение, а также защищающую вашу собственность от разграбления, которому герцог Камберленд приказал подвергать дома известных мятежников. Я позабочусь о переправе. Можете отправляться утром, но я настаиваю на том, чтобы вы провели здесь ночь как мои гости и поужинали с нами. Трактир в деревне — не лучшее место для молодой леди вроде вас, Элизабет, а леди Лайон никогда не простит мне, если я лишу ее возможности увидеть вас и поздравить с замужеством. Так что же, вы остаетесь?
Прежде чем дать единственный возможный ответ, Элизабет взглянула на Дугласа.
— Разумеется.
Горцу оставалось только успокаивать себя тем, что зачастую лучшим укрытием оказывается то, что у всех на виду.
Леди Люсинда Лайон была приветлива, гостеприимна и обладала благоразумием, которого не выказал ее муж. Она ни намеком не выдала своего огорчения, услышав о том, что Элизабет вышла замуж за Дугласа, когда вечером того же дня их представили друг другу.
Леди Лайон выглядела совсем крохотной рядом со своим великаном мужем. На ее круглых щеках появлялись глубокие ямочки, когда она улыбалась. Несмотря на свой благородный титул, она отправилась с мужем из уютных лондонских гостиных в «варварские» шотландские Хайленды. Леди Лайон поздоровалась с Дугласом искренне и радушно.
Погода стояла необычайно ясная, небеса искрились солнечным светом, и только к полуночи время от времени спускался туман, словно сама мать-природа всячески старалась помочь путникам двигаться побыстрее. От окрестных видов просто дух захватывало. Часто Элизабет останавливалась, чтобы полюбоваться то одним, то другим пейзажем, охваченная восторгом перед чарующей красотой суровых гор и тихим спокойствием лесов, которые всю ночь целовал ливень. По ночам под небом цвета оникса блестели лесные озера, в которых отражался мерцающий молочный свет луны. Никем не нарушаемое уединение, дикая красота — нетрудно было понять, почему Дуглас так неистово гордится своей родиной.
Как и в самом начале их путешествия, Дуглас предпочитал окольные пути вдали от большаков, через крохотные селения и непроходимые леса, ориентироваться в которых мог только человек, сызмальства знакомый с местностью. Поскольку постоялые дворы попадались теперь редко, они останавливались на ночлег в домах у знакомых и незнакомых людей, везде, где в окнах горел свет.
Поначалу Элизабет казалось неловким сваливаться как снег на голову незнакомым людям, но Дуглас уверял, что оказывать гостеприимство любому, кто в нем нуждается, — давнишний обычай скоттов. Пока заезжего человека не накормят и не напоят, его ни о чем не расспрашивают, и даже враг в безопасности, пока находится под гостеприимной крышей. Такова традиция. Таковы здесь понятия о чести.
Дважды за время путешествия они оказывались на расстоянии выстрела от английских солдат, но Дуглас быстро находил укрытие, где они выжидали до тех пор, пока опасность не миновала. В дороге Дугласу стало известно, что англичане гнались за принцем до самых Гебридских островов, и поскольку теперь его искали на море, им с Элизабет было легче незамеченными пробираться к цели своего путешествия.
Везде были заметны мрачные свидетельства разорения, оставленные в Шотландии английскими солдатами. Сотни коров и овец были убиты не ради мяса, а для того, чтобы лишить пищи шотландских крестьян. Гниющей на солнце падалью были усеяны пустые поля. Вдали от городов солдаты устраивали налеты на селения и поджигали их. Посевы были погублены — либо затоптаны, либо сожжены, а всякого, кто пытался протестовать против произвола, убивали на месте. И все же, несмотря на безжалостную расправу англичан над шотландцами, никто из встречных не выказывал к Элизабет враждебности, а только гостеприимство и доброту. А ведь они имели полное право держаться с ней настороженно. Но она была женой Дугласа… по крайней мере по имени. И поэтому пользовалась их покровительством.
Не раз в трактирах им отводили для ночлега одну комнату. Элизабет не знала, где спал Дуглас и спал ли он вообще. Когда она ложилась, он еще бодрствовал, болтая по-гэльски с постояльцами при свете горевшего очага; когда она наутро вставала, он уже был одет и ждал ее, чтобы пуститься в путь.
Элизабет удивлялась, как это ему удается не задремать в седле, ведь с ней это случалось часто. Ее убаюкивали пение лесных птиц, легкое покачивание лошади и безлюдная нескончаемая тропа, которая, думала девушка, будет тянуться еще целую вечность.
Казалось, они никогда не доберутся до острова Скай. Но вот наконец на последнем подъеме они увидели внизу в тумане Гебридские острова.
— Посмотрите вот туда, на самый ближний остров, — сказал Дуглас, указывая вдаль. Его голос был полон гордости, которую Элизабет частенько слышала в голосе отца, когда тот говорил о Дрейтон-Холле.
Дугласу не терпелось попасть домой, оказаться среди своих. Но все же эту ночь им придется провести на материке, в маленькой деревушке.
Но едва они выехали на пустынную дорогу к лежащей в долине деревне, как наскочили на дозор английских солдат. При виде Дугласа и Элизабет они преградили им дорогу. Их красные мундиры резко выделялись на фоне сумрачного неба.
Дуглас ожидал этого, он обернулся на ехавшую за ним Элизабет, и глаза его тревожно потемнели.
— Накиньте на голову капюшон, мисс, и держитесь за мной. И молчите. Говорить буду я.
Элизабет сделала, как он велел, пытаясь не обращать внимания на гулко забившееся сердце. Они подъехали к поджидавшим их солдатам.
— Стойте! — крикнул стоявший впереди приземистый крепыш, который смотрел на них, сузив глаза, из-под того, что весьма отдаленно напоминало напудренный парик. — Куда это вы направляетесь?
Дуглас неторопливо остановил коня.
— Ах, добрый человек, нам нужно быть утром на острове Скай, и мы едем к переправе.
Он коверкал слова на шотландский манер и глотал окончания слов, как это делают крестьяне.
Подошел второй солдат, повыше ростом, чем его товарищ, но настроенный не менее воинственно. Нос его, казалось, сморщился от брезгливости, когда он окинул взглядом простой шотландский костюм Дугласа и его усталое от долгих странствий лицо. Оба солдата бросили беглый взгляд на Элизабет, лицо которой было закрыто капюшоном.
— На острове Скай, вот как? — презрительно повторил высокий. — А что у вас за дело на этой поганой скале? Это местечко годится только для воров и прочего сброда. — Солдат вызывающе посмотрел на Дугласа и сплюнул на землю под копыта его лошади, явно пытаясь вызвать ссору.
Элизабет заметила, как напрягся Дуглас в седле. Ее пальцы нервно сжали поводья.
— У меня там дом и хозяйство, вот почему я хочу туда добраться, — сказал он.
Дуглас старательно заслонял своим конем Элизабет, но ей было плохо видно происходящее. Поэтому она подъехала поближе и стала сбоку. Тогда-то она и заметила, что высокий солдат рассматривает пистолет и палаш, висящие на боку у Дугласа. Англичанин посмотрел на своего собрата, указывая глазами на оружие. Тот кивнул и медленно подошел к нему. Они вместе начали допрашивать Дугласа, чтобы сбить его с толку. Элизабет поняла, что они хотят застигнуть его врасплох, возможно, спровоцировать на сопротивление, чтобы открыть огонь.
Элизабет старалась обратить на себя внимание Дугласа, но он сидел к ней спиной. Нужно было что-то предпринять побыстрее. Поэтому она сделала единственное, что пришло ей в голову, чтобы отвлечь солдат от их намерения и не дать им открыть стрельбу.
— Добрые господа, — проговорила она, неожиданно выехав вперед и откидывая с головы капюшон, — мы понимаем, что вы обязаны патрулировать местность после недавнего мятежа, но мы только что приехали в Шотландию. Мы недавно обвенчались и теперь хотим только одного — поскорее добраться до дому.
Дуглас повернулся и посмотрел на Элизабет, но ничего не сказал. Что тут было говорить? Окажись у него под рукой что-нибудь — перчатка или даже чулок — он заткнул бы ей глотку кляпом. Именно этого он и боялся. Будь проклята эта девица! Ну почему она его не послушалась?
Если бы солдаты видели в них только шотландского скотовода и его жену, какими Дуглас пытался представить себя и Элизабет, можно было надеяться, что им позволят проехать и не станут особо расспрашивать. И ему почти удалось этого добиться, но теперь Элизабет, с ее правильной речью и аристократическим произношением, только возбудила в них новые подозрения.
Тот, кто был ниже ростом и казался старшим по чину, снова повернулся к Дугласу:
— Как твое имя, горец?
Дуглас выпрямился в седле:
— Дуглас Маккиннон.
Солдаты переглянулись.
— Нам сообщили о некоем Йене Маккинноне. Он родом из этих мест, сын предателя Лохлина Маккиннона из Дьюнакена, которого разыскивают за измену его величеству королю Георгу. Может быть, тебе известно об их местонахождении?
— Мне сказали, что мой брат мертв. — Дуглас осторожно выбирал слова. — Как и мой отец.
— Вот как? А в донесении сказано, что оба они были при Куллодене и возглавляли клан Маккиннонов, восставший против короля.
— Этого не может быть, — ответил Дуглас. — Мой отец вот уже двадцать пять лет находится во Франции.
— Твой отец и твой брат — всем известные изменники. Что скажешь?
Дуглас понизил голос:
— Я не участвовал в восстании. Я был в Лондоне, потом в Нортумберленде, где женился, и вот приехал сюда.
— А что же, интересно, понадобилось шотландцу в Лондоне? Надеялся, что подвернется случай перерезать горло королю?
Обвинение было серьезным, и уже одно то, что Дуглас был в Лондоне и имел такую возможность, подтверждало его. Власти годами содержали людей в Тауэре только по одному лишь подозрению в предательстве. Того, что Дуглас шотландец, было довольно, чтобы вызвать подозрения.
— Нам, пожалуй, лучше будет отвезти вас обоих к нашему офицеру. Поговорите с ним. — Приземистый солдат пожал плечами и добавил: — Полковнику Лайону не очень-то интересно разговаривать со всяким шотландским сбродом, так что придется вам обождать, пока ему захочется вас повидать. Не волнуйтесь: в бараках вы разместитесь с удобствами.
Он указал куда-то позади себя, где несколько строений из голого серого камня возвышались над деревней. Горец знал: стоит им оказаться на территории королевского форта, и они никогда не выйдут оттуда живыми. Дугласу оставалось только одно.
Его левая рука медленно потянулась к пистолету и уже почти было сжала его, как Элизабет, черт бы ее побрал, выехала еще дальше вперед, нарочно став между ним и солдатами.
— Элизабет…
Она не обратила на него внимания.
— Я верно расслышала, вашего полковника зовут Лайон, капрал? — обратилась она к солдату. — Не полковник ли это Эмери Лайон, случайно?
Что делает эта девица, пропади она пропадом? Дура она, что ли?
Солдат внимательно посмотрел на девушку.
— Ну да, тот самый.
— Вот как! Тогда прошу вас, немедленно проводите нас к нему. Мы будем вам крайне обязаны.
Дура, ясное дело. И совершенно рехнувшаяся при этом.
Она взглянула на Дугласа. На мгновение их глаза, карие и синие, встретились, и Дуглас попробовал найти в глазах Элизабет объяснение ее поведения.
«Доверьтесь мне», — казалось, говорили они.
И он поверил — сам не понимая почему.
Солдат сердито посмотрел на Элизабет:
— А кто вы такая и почему это вы думаете, что полковник удостоит вас своего общества?
Элизабет выпрямилась в седле и вздернула подбородок точно так же, как это делал ее отец. Взгляд, который она устремила на солдата, был полон благородного высокомерия, на какое только она была способна. Когда она заговорила, то был голос дочери герцога Сьюдли:
— Пожалуйста, передайте полковнику Лайону, что его хочет видеть леди Элизабет Дрейтон. — А потом добавила с легкой улыбкой: — Его крестная дочь.
Не прошло и двух минут после того, как адъютант полковника Лайона сообщил ему, что его ждет Элизабет, как он уже торопливо вышел из своей ставки.
— Элизабет, скажите, Бога ради, дорогое дитя, что вы делаете в Хайленде? Господи, неужели что-то случилось в Дрейтон-Холле? Не заболел ли ваш отец?
Полковник был огромный, точно медведь, пятидесятидвухлетний человек добрых шести футов в высоту и с плечами шириной в половину его роста. Его волосы, когда-то золотисто-белокурые, а теперь выцветшие, приобрели цвет тусклого серебра. Он был безукоризненно причесан, мундир блестел чистотой, манеры были безупречны. Он знал герцога Сьюдли со времен Итона, не раз проводил лето в Дрейтон-Холле и совершил большое путешествие по Европе вместе с отцом Элизабет. Сколько себя помнила девушка, Лайон всегда был для нее чудесным веселым дядюшкой, который пестовал ее любовь к поэзии и научил ее ездить верхом чуть ли не сразу же после того, как она смогла ходить без помочей. Но именно его военная доблесть снискала ему высочайшие отличия и сделала его командиром прославленного полка, не знавшего себе равных среди других английских войск.
Полковник ласково обнял Элизабет, а та расцеловала его в обе щеки.
— Кажется, я не видел вас целую вечность, — сказал он, вглядываясь в ее лицо внимательным взглядом старого вояки. — Сколько же вам теперь лет? Девятнадцать? Двадцать?
— Мне двадцать четыре года, — сказала она, усмехнувшись, — и вам это прекрасно известно, ибо при вас мой отец, недавно будучи в Лондоне, сетовал на то, что я превращаюсь в старую деву. — Она посмотрела ему прямо в глаза: — Я верно говорю?
Полковник кивнул:
— Да, все правильно. — Он взял крестницу за руку и повернулся к Дугласу, который наблюдал за их встречей, стоя в стороне: — Но теперь я вижу, что все его сетования были напрасны. Вы появились из ниоткуда… и с мужем на буксире.
Элизабет представила мужчин друг другу.
— Милорд, позвольте мне представить вам моего мужа, Дугласа Даба Маккиннона с острова Скай.
Выражение искреннего удовольствия на лице британского полковника сменилось смесью смущения и недоверчивости. Дуглас легко мог себе представить направление его мыслей: крестница, которая, как он полагал, никогда не выйдет замуж, вдруг является с мужем явно не знатного рода и к тому же еще шотландцем.
Но полковник быстро оправился и ответил Дугласу, соблюдая приличия.
— Мистер Маккиннон, — сказал он, кивая и протягивая руку, — весьма рад.
Дуглас ответил на рукопожатие.
— Так скажите же, Элизабет, — спросил полковник, стараясь говорить небрежно, — когда это все произошло? И почему меня не пригласили на свадьбу? Конечно, я был несколько занят, подавляя мятеж шотландцев, но ведь вы могли прислать мне хотя бы кусочек торта.
Дуглас отошел и спокойно слушал целую историю, которую Элизабет наплела полковнику о том, как они встретились и поженились. Среди кучи вранья в этой истории можно было отыскать зернышко правды.
— Значит, вы встретились, когда у вашей кареты сломалось колесо и на вас напали разбойники, а мистер Маккиннон пришел вам на помощь?
— Да, — заверила его Элизабет, улыбнувшись Дугласу.
— Просто невероятно, дорогая.
— Да, звучит именно так, не правда ли? Вы знаете, я не из тех леди, которые мечтают выскочить замуж, но именно это и произошло. Мы обвенчались в трактире у шотландской границы и немедленно вернулись в Дрейтон-Холл, где Дуглас и познакомился с моими родными.
— Это, вероятно, была чрезвычайно интересная встреча. Интересно, как ваши родители отнеслись к этой новости?
— О, отец, само собой, поначалу пришел в страшное волнение. Но когда он познакомился с Дугласом и побеседовал с ним, чтобы лучше его узнать, он был очень доволен и с радостью принял его в семью.
Вот тут-то Элизабет и переборщила. Пытаясь нарисовать картину полного согласия и блаженства, она забыла о том, что беседует с человеком, который знал ее отца лучше, чем кто-либо другой, даже лучше, чем ее мать.
— Понятно, — сказал полковник, которому все стало ясно, но он решил не спешить со своим суждением. И он повернулся к Дугласу: — Мой адъютант сказал, что патруль остановил вас на дороге к переправе? Вы собирались попасть на остров Скай утром?
— Да, — ответил Дуглас, — но ваши люди решили, кажется, воспрепятствовать нам в этом.
Полковник кивнул:
— Мы получили приказ держать под наблюдением все порты, пока не найдут и не задержат Стюарта. Вы, конечно, уже слышали, что якобитов разбили под Куллоденом?
— Да, слышали, — прервала его Элизабет, — хотя я не думаю, что все это как-то нас касается. Дуглас — не якобит. К восстанию он не имеет никакого отношения.
Тут к полковнику подошел мальчик-слуга и подал ему пачку бумаг. Полковник извинился и начал их просматривать.
— Маккиннон, — сказал он, поднимая голову от только что прочитанной бумаги, — ваш отец — не Лохлин ли Маккиннон из Дьюнакена?
Дуглас наклонил голову:
— Это так.
— А ваш брат Йен Маккиннон в настоящее время разыскивается за преступления против Короны, совершенные во время этого восстания?
— Да.
Полковник сузил глаза и внимательно посмотрел на него:
— Но вы не якобит?
— Нет, милорд. Что же до моего брата, за него я не в ответе.
Полковник пристально посмотрел на него:
— Вы позволите обыскать ваши вещи и вас лично?
Тут вмешалась Элизабет:
— Милорд, право же, неужели это необходимо? Я неотлучно была с мужем эти две недели. Даю вам слово дочери герцога Сьюдли, что он не больше якобит, чем… чем я. Или мой отец, например.
Дуглас устремил взор на жену, но благоразумно не раскрыл рта.
— Единственное, чего мы хотим, — продолжала Элизабет, — это закончить очень долгое и утомительное путешествие. Не могли бы вы снабдить нас пропуском на остров, чтобы я имела возможность обосноваться в своем новом доме?
Полковник долго смотрел на Элизабет. И наконец сказал:
— Если не доверять собственной крестнице, тогда кому же доверять? — Он перевел взгляд на Дугласа. — Мой человек выдаст вам охранную грамоту, гарантирующую беспрепятственное передвижение, а также защищающую вашу собственность от разграбления, которому герцог Камберленд приказал подвергать дома известных мятежников. Я позабочусь о переправе. Можете отправляться утром, но я настаиваю на том, чтобы вы провели здесь ночь как мои гости и поужинали с нами. Трактир в деревне — не лучшее место для молодой леди вроде вас, Элизабет, а леди Лайон никогда не простит мне, если я лишу ее возможности увидеть вас и поздравить с замужеством. Так что же, вы остаетесь?
Прежде чем дать единственный возможный ответ, Элизабет взглянула на Дугласа.
— Разумеется.
Горцу оставалось только успокаивать себя тем, что зачастую лучшим укрытием оказывается то, что у всех на виду.
Леди Люсинда Лайон была приветлива, гостеприимна и обладала благоразумием, которого не выказал ее муж. Она ни намеком не выдала своего огорчения, услышав о том, что Элизабет вышла замуж за Дугласа, когда вечером того же дня их представили друг другу.
Леди Лайон выглядела совсем крохотной рядом со своим великаном мужем. На ее круглых щеках появлялись глубокие ямочки, когда она улыбалась. Несмотря на свой благородный титул, она отправилась с мужем из уютных лондонских гостиных в «варварские» шотландские Хайленды. Леди Лайон поздоровалась с Дугласом искренне и радушно.