— Но ведь вы даже не хотели со мной венчаться. Припомните — вас же просто заставили это сделать.
— Да, но я передумал.
— Как?!
— Вот так. — Он посмотрел на нее. — Поговорив с вашим отцом, я решил дать свое «добро».
— Вы решили дать ваше «добро»? — В глазах у Элизабет потемнело. — Как вы сме…
Она выпрямилась, сузила глаза и приготовилась разразиться потоком брани, но внезапно ее осенило, и она все поняла.
— Ну разумеется! Вы увидели наш дом и все, что в нем находится, и решили, что вам подфартило, не так ли? — Она посмотрела на отца: — Неужели вы не видите, в чем здесь дело, отец? Сомнений нет — он считает, что чем дольше он будет упираться, тем больше вы ему заплатите, чтобы от него избавиться.
Но герцог, казалось, вовсе не был встревожен.
— По правде говоря, Элизабет, поначалу я предложил мистеру Маккиннону любую сумму, чтобы он согласился на развод, но он отказался.
— Разумеется, отказался! Он ведь торгует скотом и знает, как заключать сделки, чтобы выручить побольше. Вы герцог, а я ваша старшая дочь, вот он и понял, что вы отдадите ему все, что он пожелает, чтобы…
— В действительности я склонен считать, что он согласился бы на развод совершенно бескорыстно.
Бескорыстно? Тогда в чем же дело?
Что-то здесь не так, и когда мужчины обменялись понимающими взглядами, Элизабет поняла, что они чего-то недоговаривают.
Она надменно вздернула подбородок:
— А если я откажусь поехать с ним?
Лицо герцога было абсолютно спокойным.
— Я ожидал, что вы ответите именно так, Элизабет. Поэтому я предлагаю вам некую уступку.
— Уступку? — Элизабет подалась вперед. — Что вы имеете в виду?
Герцог окинул дочь взглядом.
— Если вы дадите мне слово, что попытаетесь на самом деле сделать ваш брак желанным в течение этих двух месяцев и если по прошествии указанного срока вы по-прежнему будете настаивать на разводе, я сам подам прошение о нем королю. Более того, я назначу вам ежегодное содержание, и вы сможете всю жизнь прожить припеваючи. Я никогда больше не стану досаждать вам предложением вступить в брак и не сделаю ни малейших попыток найти вам мужа. Вы сможете жить здесь, в Дрейтон-Холле, либо обосноваться в одном из наших поместий, как пожелаете. Все равно они по большей части пустуют. Выбирайте.
Элизабет была ошеломлена и только молча смотрела на отца.
— Даже в лондонском особняке?
— Да, Элизабет, — спокойно ответил герцог. — Даже в лондонском особняке.
Лондон!
Всю жизнь Элизабет мечтала о том, чтобы жить самостоятельно в этом чудесном, необыкновенном городе, среди шума, многолюдья и тысячи всяких вещей, которые будут к ее услугам: театры, музеи, зверинец в Тауэре… Можно будет одеваться, как хочется, пусть даже ее сочтут немодной, и есть на ужин овсяную кашу, если вздумается. Она окружит себя людьми, сведущими в самых разных областях — в литературе, науке, политике, принадлежащими к разным слоям общества, даже к королевской семье. На ее вечерах женщины и мужчины будут вести умные разговоры на самые злободневные темы. И она будет писать, ах, она будет писать…
Тут заговорила герцогиня, оторвав Элизабет от великолепных картин, которые она рисовала в своем воображении:
— Аларик, вы понимаете, что говорите?
— Да, Маргарет, понимаю. Верьте мне, я хорошенько все обдумал. С самого детства Элизабет твердила, что не желает выходить замуж. И до сего дня она придерживается тех же мыслей. Мне просто хочется показать ей, от чего она отказывается, прежде чем обречет себя на одиночество. Так что я всего лишь решил немного повременить, а уже потом расторгать этот брак. Зло уже совершилось. Они уже обвенчаны, и в любом случае скандала не избежать. Стало быть, мы должны воспользоваться предоставленной нам возможностью. Пробные браки заключаются в Шотландии сотни лет. Поверит мне Элизабет или нет, но я желаю ей счастья, и если она согласится пойти мне навстречу и провести два месяца на острове Скай, тогда я готов пойти на уступки. — Он сделал глоток вина. — Разумеется, в том случае, если к концу этого срока супружеских отношений на деле удастся избежать.
За столом воцарилось молчание — все обдумывали условие герцога, такое необычное.
Первой заговорила самая маленькая из присутствующих:
— Отец!
— Да, Кэролайн?
— Что это означает?
— О чем вы, дорогая?
— M-м… вы только что сказали… Супружеские отношения — что это такое?
Герцог бросил взгляд на жену:
— Маргарет, почему ребенок еще не в постели?
— Мне показалось, что после происшествия с вазой девочка может…
Герцог еще пуще помрачнел, и герцогиня позвонила горничной и велела ей позаботиться о малышке.
Естественно, Кэролайн сразу же запротестовала:
— Но, мамочка, я еще не доела десерт!
— Кэролайн, милочка, вы съели более чем достаточно. Ваш отец прав. Разговоры после ужина не предназначены для ушей маленьких девочек. Всем пора в постель. Доброй ночи, милые мои.
— Ох, — хором вздохнули от огорчения три младших дочери Дрейтонов.
Пока сестры, надувшись, целовали мать перед уходом, Элизабет сидела на другом конце стола и обдумывала отцовское предложение.
Два месяца жизни с этим шотландцем, а взамен — пожизненная свобода, возможность делать все, что захочется и когда захочется!
Выдержит ли она?
Элизабет улыбнулась.
Это будет самым легким делом ее жизни.
— Доброй ночи, Бесс.
Элизабет подняла глаза и увидела, что Кэролайн обошла весь стол и теперь стоит перед ней, раскрыв руки для объятия, и ждет. При виде ее маленького личика все тревоги Элизабет мгновенно рассеялись.
Когда недавно девушка услышала крики Кэролайн и увидела ее скрученное тельце в вазе, она на самом деле поняла, что такое настоящий страх. Этот страх парализовал ее, лишил способности думать о том, как освободить малышку. Но думать ей не пришлось. Именно Маккиннон все понял, именно он действовал, не мешкая, не задумываясь о том, является ли разбитая им ваза бесценным сокровищем или заурядной копией.
Тут-то Элизабет и поняла, что так и не поблагодарила шотландца.
— Приятных снов, котенок, — сказала она и поцеловала Кэролайн в нос. — А теперь ступай.
Но когда Кэролайн подошла к двери, где ее ждала нянька, она на мгновение остановилась, а потом медленно повернулась и подошла к горцу.
— Доброй вам ночи, мистер Даб.
Элизабет видела, как шотландец ласково улыбнулся ее сестричке, не так, как это обычно делают взрослые, а по-настоящему искренне, от всего сердца.
— Доброй тебе ночи, малышка, — сказал он, приподняв ее подбородок. — Ныряй-ка быстренько в свои сны и больше не притворяйся вкусным мармеладом в банке, ладно?
Кэролайн улыбнулась:
— Еще раз благодарю вас за то, что вы меня спасли, сэр. Я никогда этого не забуду.
Она вдруг бросилась к нему и крепко обхватила его мощную шею своими ручонками. А потом сделала нечто невообразимое. Она поцелована этого человека в кончик его орлиного носа, именно так, как всегда целовала ее старшая сестра, и прошептала так тихо, что слышать могла только Элизабет:
— А если Бесс решит разжениться с вами, не грустите. Когда я вырасту, я женюсь на вас.
Шотландец усмехнулся и в ответ тоже поцеловал Кэролайн в нос.
— Я это непременно запомню, малышка.
Уже занимался рассвет, когда Дуглас наконец смирился с тем, что уснуть ему не удастся. После ужина он несколько часов пролежал без сна, глядя на пятна лунного света на лепном потолке. Огонь в камине почти погас. Семейство герцога давно разошлось по своим комнатам, и вот уже больше часа в коридоре не слышно шагов слуг. Еще немного — и часы, тикающие на стене, пробьют какой-то очень ранний час.
Так и случилось. Тогда Дуглас встал и отправился тихонько бродить по дому.
Охватившее его беспокойство не было для него новостью; это чувство было ему знакомо с юности. Когда дома в Дьюнакене он не мог уснуть, то частенько поднимался на крепостной вал и смотрел на сонные воды озера Эльш. Он думал об отце, который жил далеко, во Франции, объявленный на родине вне закона за то, что отстаивал свои убеждения. Его руки лежали на скрепленных известняковым раствором выщербленных камнях, которые защищали Маккиннонов в течение пяти веков, и он черпал утешение в мудрости и чести своих предков, которые стаивали некогда на этом же валу: королевские сыновья, доблестные воины.
Резкий соленый ветер дул ему в лицо, докрасна надраивая кожу; Дуглас смотрел на свет в окнах домишек, разбросанных по ту сторону бурлящих вод пролива; огни мерцали и сверкали вдоль шотландского побережья. В туманную погоду луна казалась огромной жемчужиной молочного цвета в море сияющей дымки, и мальчику хотелось, чтобы туман окутал его дымным плащом.
Но сейчас он был далеко от дома. Дуглас ступал беззвучно по толстому ковру; он прошел мимо многочисленных дверей, спустился по витой лестнице, которая ни разу не скрипнула под его ногами. Он немного задержался в длинной картинной галерее, освещенной голубым светом луны, проникавшим через окна. Со стен на него смотрели фамильные портреты Дрейтонов, по большей части они относились к эпохе Тюдоров. Некоторых Дуглас узнал, других нет. Там был недурной портрет короля Генриха Восьмого во всей его впечатляющей славе. Его величественное, бородатое и несколько одутловатое лицо человека, рожденного царствовать, благосклонно взирало на шотландца со стены. Лорды и леди, рыцари и принцессы казались воплощением заветов минувших поколений. Там был портрет одного из прежних герцогов Сьюдли, судя по всему, одетого по моде прошлого века и очень похожего на нынешнего герцога. Дети позировали вместе с собаками. Леди казались строгими и благородными. А в самом конце галереи висел одиночный портрет в золоченой раме.
С первого взгляда Дугласу показалось, что на картине изображена леди Элизабет, потому что у дамы были такие же рыже-золотистые волосы, такое же узкое лицо и такие же карие проницательные глаза. Она сидела с книгой в руках, волосы свободно падали ей на плечи. Но, вглядевшись в портрет повнимательней, он заметил старомодность костюма и понял, что это вовсе не леди Элизабет. Нет, то была молодая принцесса Елизавета, дочь Генриха, совсем юная, задолго до того, как она стала английской королевой-девственницей.
Сходство было невероятным, и Дуглас некоторое время не сводил глаз с портрета, сравнивая черты обеих девушек. И уже собравшись уходить, он заметил кольцо на тонком пальчике девушки на портрете — то кольцо, которое предлагала ему вчера ночью в трактире Элизабет, если он согласится изобразить из себя ее нареченного.
Минули всего сутки с их встречи на дороге, а они уже обвенчаны.
Выйдя из галереи, Дуглас заметил в холле чуть приоткрытую дверь в кабинет герцога и подумал, что сможет найти там что-нибудь почитать. Но, распахнув дверь, он остановился, пораженный.
Элизабет спала в кресле, освещенная огнем в камине. На ней была белая ночная сорочка, застегнутая до самой шеи. В этой сорочке она казалась совсем беззащитной. Дуглас вошел, стараясь ступать неслышно, и остановился у кресла. На коленях у Элизабет лежала раскрытая книга. Опустившись на колени и глядя на девушку, он рассматривал ее лицо — в общем-то впервые за все время: изогнутые ресницы, бледные, с тонкими прожилками веки, нос, вовсе не дерзкий, а тонкий и прямой.
Он долго смотрел на ее рот. Он ничего не мог с собой поделать. И внезапно ему захотелось прикоснуться к ее рту, ощутить, как эти полные губки шевелятся под его губами.
Убаюканный пламенем в камине, зовом и обещанием ее поцелуя, Дуглас наклонился над девушкой.
Когда их губы соприкоснулись, огонь в камине затрещал, разбрасывая искры.
Она вздрогнула и посмотрела на него. Ее дыхание, теплое и прерывистое, овевало его лицо. Он медленно выпрямился, заметив, что она недоуменно заморгала и смущенно наморщила лоб. Дуглас не сказал ни слова, он просто замер и смотрел на девушку, освещенную пламенем.
Через несколько минут ее веки снова сомкнулись.
Взяв плед, лежавший на соседнем стуле, Дуглас осторожно укутал им девушку. Она вздохнула и свернулась клубочком. Он подложил в огонь полено, а потом опустился в кресло напротив, скрестил ноги и смотрел, как сладко она спит.
Глава 8
— Да, но я передумал.
— Как?!
— Вот так. — Он посмотрел на нее. — Поговорив с вашим отцом, я решил дать свое «добро».
— Вы решили дать ваше «добро»? — В глазах у Элизабет потемнело. — Как вы сме…
Она выпрямилась, сузила глаза и приготовилась разразиться потоком брани, но внезапно ее осенило, и она все поняла.
— Ну разумеется! Вы увидели наш дом и все, что в нем находится, и решили, что вам подфартило, не так ли? — Она посмотрела на отца: — Неужели вы не видите, в чем здесь дело, отец? Сомнений нет — он считает, что чем дольше он будет упираться, тем больше вы ему заплатите, чтобы от него избавиться.
Но герцог, казалось, вовсе не был встревожен.
— По правде говоря, Элизабет, поначалу я предложил мистеру Маккиннону любую сумму, чтобы он согласился на развод, но он отказался.
— Разумеется, отказался! Он ведь торгует скотом и знает, как заключать сделки, чтобы выручить побольше. Вы герцог, а я ваша старшая дочь, вот он и понял, что вы отдадите ему все, что он пожелает, чтобы…
— В действительности я склонен считать, что он согласился бы на развод совершенно бескорыстно.
Бескорыстно? Тогда в чем же дело?
Что-то здесь не так, и когда мужчины обменялись понимающими взглядами, Элизабет поняла, что они чего-то недоговаривают.
Она надменно вздернула подбородок:
— А если я откажусь поехать с ним?
Лицо герцога было абсолютно спокойным.
— Я ожидал, что вы ответите именно так, Элизабет. Поэтому я предлагаю вам некую уступку.
— Уступку? — Элизабет подалась вперед. — Что вы имеете в виду?
Герцог окинул дочь взглядом.
— Если вы дадите мне слово, что попытаетесь на самом деле сделать ваш брак желанным в течение этих двух месяцев и если по прошествии указанного срока вы по-прежнему будете настаивать на разводе, я сам подам прошение о нем королю. Более того, я назначу вам ежегодное содержание, и вы сможете всю жизнь прожить припеваючи. Я никогда больше не стану досаждать вам предложением вступить в брак и не сделаю ни малейших попыток найти вам мужа. Вы сможете жить здесь, в Дрейтон-Холле, либо обосноваться в одном из наших поместий, как пожелаете. Все равно они по большей части пустуют. Выбирайте.
Элизабет была ошеломлена и только молча смотрела на отца.
— Даже в лондонском особняке?
— Да, Элизабет, — спокойно ответил герцог. — Даже в лондонском особняке.
Лондон!
Всю жизнь Элизабет мечтала о том, чтобы жить самостоятельно в этом чудесном, необыкновенном городе, среди шума, многолюдья и тысячи всяких вещей, которые будут к ее услугам: театры, музеи, зверинец в Тауэре… Можно будет одеваться, как хочется, пусть даже ее сочтут немодной, и есть на ужин овсяную кашу, если вздумается. Она окружит себя людьми, сведущими в самых разных областях — в литературе, науке, политике, принадлежащими к разным слоям общества, даже к королевской семье. На ее вечерах женщины и мужчины будут вести умные разговоры на самые злободневные темы. И она будет писать, ах, она будет писать…
Тут заговорила герцогиня, оторвав Элизабет от великолепных картин, которые она рисовала в своем воображении:
— Аларик, вы понимаете, что говорите?
— Да, Маргарет, понимаю. Верьте мне, я хорошенько все обдумал. С самого детства Элизабет твердила, что не желает выходить замуж. И до сего дня она придерживается тех же мыслей. Мне просто хочется показать ей, от чего она отказывается, прежде чем обречет себя на одиночество. Так что я всего лишь решил немного повременить, а уже потом расторгать этот брак. Зло уже совершилось. Они уже обвенчаны, и в любом случае скандала не избежать. Стало быть, мы должны воспользоваться предоставленной нам возможностью. Пробные браки заключаются в Шотландии сотни лет. Поверит мне Элизабет или нет, но я желаю ей счастья, и если она согласится пойти мне навстречу и провести два месяца на острове Скай, тогда я готов пойти на уступки. — Он сделал глоток вина. — Разумеется, в том случае, если к концу этого срока супружеских отношений на деле удастся избежать.
За столом воцарилось молчание — все обдумывали условие герцога, такое необычное.
Первой заговорила самая маленькая из присутствующих:
— Отец!
— Да, Кэролайн?
— Что это означает?
— О чем вы, дорогая?
— M-м… вы только что сказали… Супружеские отношения — что это такое?
Герцог бросил взгляд на жену:
— Маргарет, почему ребенок еще не в постели?
— Мне показалось, что после происшествия с вазой девочка может…
Герцог еще пуще помрачнел, и герцогиня позвонила горничной и велела ей позаботиться о малышке.
Естественно, Кэролайн сразу же запротестовала:
— Но, мамочка, я еще не доела десерт!
— Кэролайн, милочка, вы съели более чем достаточно. Ваш отец прав. Разговоры после ужина не предназначены для ушей маленьких девочек. Всем пора в постель. Доброй ночи, милые мои.
— Ох, — хором вздохнули от огорчения три младших дочери Дрейтонов.
Пока сестры, надувшись, целовали мать перед уходом, Элизабет сидела на другом конце стола и обдумывала отцовское предложение.
Два месяца жизни с этим шотландцем, а взамен — пожизненная свобода, возможность делать все, что захочется и когда захочется!
Выдержит ли она?
Элизабет улыбнулась.
Это будет самым легким делом ее жизни.
— Доброй ночи, Бесс.
Элизабет подняла глаза и увидела, что Кэролайн обошла весь стол и теперь стоит перед ней, раскрыв руки для объятия, и ждет. При виде ее маленького личика все тревоги Элизабет мгновенно рассеялись.
Когда недавно девушка услышала крики Кэролайн и увидела ее скрученное тельце в вазе, она на самом деле поняла, что такое настоящий страх. Этот страх парализовал ее, лишил способности думать о том, как освободить малышку. Но думать ей не пришлось. Именно Маккиннон все понял, именно он действовал, не мешкая, не задумываясь о том, является ли разбитая им ваза бесценным сокровищем или заурядной копией.
Тут-то Элизабет и поняла, что так и не поблагодарила шотландца.
— Приятных снов, котенок, — сказала она и поцеловала Кэролайн в нос. — А теперь ступай.
Но когда Кэролайн подошла к двери, где ее ждала нянька, она на мгновение остановилась, а потом медленно повернулась и подошла к горцу.
— Доброй вам ночи, мистер Даб.
Элизабет видела, как шотландец ласково улыбнулся ее сестричке, не так, как это обычно делают взрослые, а по-настоящему искренне, от всего сердца.
— Доброй тебе ночи, малышка, — сказал он, приподняв ее подбородок. — Ныряй-ка быстренько в свои сны и больше не притворяйся вкусным мармеладом в банке, ладно?
Кэролайн улыбнулась:
— Еще раз благодарю вас за то, что вы меня спасли, сэр. Я никогда этого не забуду.
Она вдруг бросилась к нему и крепко обхватила его мощную шею своими ручонками. А потом сделала нечто невообразимое. Она поцелована этого человека в кончик его орлиного носа, именно так, как всегда целовала ее старшая сестра, и прошептала так тихо, что слышать могла только Элизабет:
— А если Бесс решит разжениться с вами, не грустите. Когда я вырасту, я женюсь на вас.
Шотландец усмехнулся и в ответ тоже поцеловал Кэролайн в нос.
— Я это непременно запомню, малышка.
Уже занимался рассвет, когда Дуглас наконец смирился с тем, что уснуть ему не удастся. После ужина он несколько часов пролежал без сна, глядя на пятна лунного света на лепном потолке. Огонь в камине почти погас. Семейство герцога давно разошлось по своим комнатам, и вот уже больше часа в коридоре не слышно шагов слуг. Еще немного — и часы, тикающие на стене, пробьют какой-то очень ранний час.
Так и случилось. Тогда Дуглас встал и отправился тихонько бродить по дому.
Охватившее его беспокойство не было для него новостью; это чувство было ему знакомо с юности. Когда дома в Дьюнакене он не мог уснуть, то частенько поднимался на крепостной вал и смотрел на сонные воды озера Эльш. Он думал об отце, который жил далеко, во Франции, объявленный на родине вне закона за то, что отстаивал свои убеждения. Его руки лежали на скрепленных известняковым раствором выщербленных камнях, которые защищали Маккиннонов в течение пяти веков, и он черпал утешение в мудрости и чести своих предков, которые стаивали некогда на этом же валу: королевские сыновья, доблестные воины.
Резкий соленый ветер дул ему в лицо, докрасна надраивая кожу; Дуглас смотрел на свет в окнах домишек, разбросанных по ту сторону бурлящих вод пролива; огни мерцали и сверкали вдоль шотландского побережья. В туманную погоду луна казалась огромной жемчужиной молочного цвета в море сияющей дымки, и мальчику хотелось, чтобы туман окутал его дымным плащом.
Но сейчас он был далеко от дома. Дуглас ступал беззвучно по толстому ковру; он прошел мимо многочисленных дверей, спустился по витой лестнице, которая ни разу не скрипнула под его ногами. Он немного задержался в длинной картинной галерее, освещенной голубым светом луны, проникавшим через окна. Со стен на него смотрели фамильные портреты Дрейтонов, по большей части они относились к эпохе Тюдоров. Некоторых Дуглас узнал, других нет. Там был недурной портрет короля Генриха Восьмого во всей его впечатляющей славе. Его величественное, бородатое и несколько одутловатое лицо человека, рожденного царствовать, благосклонно взирало на шотландца со стены. Лорды и леди, рыцари и принцессы казались воплощением заветов минувших поколений. Там был портрет одного из прежних герцогов Сьюдли, судя по всему, одетого по моде прошлого века и очень похожего на нынешнего герцога. Дети позировали вместе с собаками. Леди казались строгими и благородными. А в самом конце галереи висел одиночный портрет в золоченой раме.
С первого взгляда Дугласу показалось, что на картине изображена леди Элизабет, потому что у дамы были такие же рыже-золотистые волосы, такое же узкое лицо и такие же карие проницательные глаза. Она сидела с книгой в руках, волосы свободно падали ей на плечи. Но, вглядевшись в портрет повнимательней, он заметил старомодность костюма и понял, что это вовсе не леди Элизабет. Нет, то была молодая принцесса Елизавета, дочь Генриха, совсем юная, задолго до того, как она стала английской королевой-девственницей.
Сходство было невероятным, и Дуглас некоторое время не сводил глаз с портрета, сравнивая черты обеих девушек. И уже собравшись уходить, он заметил кольцо на тонком пальчике девушки на портрете — то кольцо, которое предлагала ему вчера ночью в трактире Элизабет, если он согласится изобразить из себя ее нареченного.
Минули всего сутки с их встречи на дороге, а они уже обвенчаны.
Выйдя из галереи, Дуглас заметил в холле чуть приоткрытую дверь в кабинет герцога и подумал, что сможет найти там что-нибудь почитать. Но, распахнув дверь, он остановился, пораженный.
Элизабет спала в кресле, освещенная огнем в камине. На ней была белая ночная сорочка, застегнутая до самой шеи. В этой сорочке она казалась совсем беззащитной. Дуглас вошел, стараясь ступать неслышно, и остановился у кресла. На коленях у Элизабет лежала раскрытая книга. Опустившись на колени и глядя на девушку, он рассматривал ее лицо — в общем-то впервые за все время: изогнутые ресницы, бледные, с тонкими прожилками веки, нос, вовсе не дерзкий, а тонкий и прямой.
Он долго смотрел на ее рот. Он ничего не мог с собой поделать. И внезапно ему захотелось прикоснуться к ее рту, ощутить, как эти полные губки шевелятся под его губами.
Убаюканный пламенем в камине, зовом и обещанием ее поцелуя, Дуглас наклонился над девушкой.
Когда их губы соприкоснулись, огонь в камине затрещал, разбрасывая искры.
Она вздрогнула и посмотрела на него. Ее дыхание, теплое и прерывистое, овевало его лицо. Он медленно выпрямился, заметив, что она недоуменно заморгала и смущенно наморщила лоб. Дуглас не сказал ни слова, он просто замер и смотрел на девушку, освещенную пламенем.
Через несколько минут ее веки снова сомкнулись.
Взяв плед, лежавший на соседнем стуле, Дуглас осторожно укутал им девушку. Она вздохнула и свернулась клубочком. Он подложил в огонь полено, а потом опустился в кресло напротив, скрестил ноги и смотрел, как сладко она спит.
Глава 8
— Бесс, прошу тебя, поговори с отцом. Он тебя любит. Он тебя выслушает. Я знаю, ты можешь его заставить пересмотреть это… это бессмысленное предложение.
Сестры стояли в комнате Элизабет. Вокруг были разбросаны чулки, платья, туфельки. День клонился к вечеру, за окнами уже смеркалось. Элизабет вытащила из гардероба очередное платье, окинула его быстрым взглядом и бросила к остальным, вздымающимся кучей на кровати.
На мгновение она остановилась и оглядела разноцветную груду кружев, атласа и шелка.
Интересно, во что одеваются простолюдинки на далеком шотландском острове? Она поспешно отбросила прочь палевое платье с брюссельскими кружевами, потом повернулась к трепещущей от волнения сестре:
— Белла, я уже тебе сказала: я не желаю, чтобы отец передумал. Бессмысленно это предложение или нет, но я хочу поехать на остров Скай. Ты что, не понимаешь? Мне нужно будет только выдержать эти два месяца, а потом я буду свободна, свободна делать что мне захочется и когда захочется. Мне нужно получить возможность жить, не опасаясь, что я окажусь под пятой властного мужа. Мне нужно получить возможность навсегда избавиться от сетований батюшки по поводу того, что я засиделась в девушках, словно это какая-то странная хворь, которую могут подхватить мои сестры. Я смогу прожить жизнь совершенно независимой, именно так, как я всегда мечтала.
Но Изабелла молча смотрела на сестру с искаженным от беспокойства лицом. Наконец она выпалила:
— Но ведь ты не понимаешь, что все должно было быть иначе!
«Должно было быть иначе?..»
— Что ты хочешь сказать, Белла?
Изабелла отвернулась и подошла к окну. Скрестив руки на груди, она стояла спиной к комнате и молчала. Но вдруг Элизабет заметила, что плечи у нее вздрагивают.
Неужели она плачет?
— Белла, что случилось? Я не поняла, что ты хотела сказать. Что должно было быть иначе?
Изабелла повернулась к сестре. Все охватившие ее чувства — смятение, нежелание говорить, ужас, — читались на ее лице.
— Ах, Бесс, неужто ты не понимаешь? Во всем виновата я!
— Ты виновата?
— Да. Это ведь я заставила тебя так поступить. Я была так огорчена тем, что не сказала тебе правды о цели нашей поездки к лорду Перфойлу. Расскажи я тебе это, как только сама узнала, может быть, мы не оказались бы на той дороге и не было бы никакой овцы. Но батюшка строго-настрого велел ничего не рассказывать тебе… А когда я застала вас вместе в то утро, то подумала: если ты выйдешь за мистера Маккиннона, замужество с лордом Перфойлом уже не будет тебе угрожать. Так и оказалось. И это хорошо. А теперь вот как оно вышло. Я знала, что отец разгневается, но никак не ожидала… даже представить себе не могла, что он потребует, чтобы ты оставалась замужем за простым шотландским мужиком! Ведь ты — дочь герцога! Я была уверена, что отец настоит на расторжении брака, и на этом все кончится. А получилось бог весть что.
Элизабет взяла сестру за руку.
— Белла, остановись. Прошу, не нужно винить во всем себя. Это ведь я перебрала виски. Я оказалась с ним в одной постели. И, в конце концов, это я дала обещание быть его женой в том трактире.
— Да… но как же ты теперь найдешь того, кто тебе нужен? Своего суженого?
Элизабет покачала головой.
— Изабелла, такого человека не существует. Я это всегда знала. Я ведь не такая, как ты. Я не верю, что для каждой женщины судьба определила мужчину, что им суждено увидеть друг друга на каком-то многолюдном балу и что в тот миг, когда глаза их встретятся, они поймут, что им определено прожить всю жизнь вместе. В этом нет никакой логики.
Белла подняла голову и посмотрела на сестру так, словно видела ее впервые.
— Как ты можешь так говорить, Элизабет? А как же любовь? И страсть?
— Милочка моя Белла! Любовь и страсть, сладостно бьющиеся сердца и нежные чувства — все это для меня не больше, чем выдумки романистов и поэтов. Я знаю, ты во все это веришь, веришь и не сомневаешься, что в один прекрасный день встретишь своего очаровательного принца, и я люблю в тебе эту немеркнущую веру в идеал, право же, люблю. Но, хотя эта вера и составляет неотъемлемую часть твоей натуры, мне вовсе не свойственно целыми днями мечтать о странствующем рыцаре на белом коне или ждать, когда при луне кто-то шепотом скажет мне красивые слова. Я просто иначе устроена.
Но Беллу было не так-то просто убедить.
— Ты думаешь так потому только, что никогда не смотрела на это с другой стороны. А как же дети, Бесс? Я видела тебя вместе с Кэро, видела, как ты обращаешься с ней, как ты к ней относишься с самого ее появления на свет. Как ты ее любишь. Неужели тебе не хочется самой стать матерью? Узнать, каково это — подарить жизнь собственному ребенку?
Элизабет задумалась. Впервые в жизни она ощутила в глубине души нечто похожее на трепет птичьих крыльев. Это продолжалось всего лишь одно мгновение, а потом прошло.
— Мне ни к чему обзаводиться собственными детьми, Белла, поскольку я буду чудаковатой тетушкой куче деток, которых народишь ты — разумеется, когда встретишь своего сказочного принца. Я буду постоянно потакать их капризам и при всякой возможности портить им сластями аппетит перед ужином.
Но Белла все еще хмурилась.
— Ты знаешь, я буду страшно скучать по тебе. И другие тоже. Кэролайн очень переживает из-за твоего отъезда. Она спряталась под кроватью и не желает вылезать. А Матти совершенно уверена, что в полночь тебя похитят феи. Кэтрин выражает свое неудовольствие игрой на клавикордах и так колотит по клавишам, что я просто слышу, как они умоляют ее остановиться.
Элизабет взяла сестру за руки и крепко их сжала.
— И я буду тосковать без вас. Но ведь два месяца — это, право же, срок недолгий, и подумай, сколько я смогу порассказать вам, когда вернусь. — Она попыталась улыбнуться. — А теперь помоги-ка мне собраться, ведь чем быстрее я уеду, тем быстрее вернусь.
Белла неохотно кивнула и принялась аккуратно складывать сорочки Элизабет в дорожный сундук, а Элизабет рьяно занялась своим гардеробом. Она рылась в шляпках и туфлях, ночных сорочках и чулках, швыряя одни в сундук, другие откладывая в сторону. Работа занимала ее руки. К сожалению, голова при этом оставалась свободной, и она не могла не думать о том, что ее ждет в недалеком будущем.
Как бы ни хотелось ей заставить Беллу и всех родных поверить, что она воспринимает случившееся спокойно, на самом деле она была охвачена ужасом.
Всю свою жизнь Элизабет отстаивала свое желание жить вне брачных уз. В конце концов, не зря же ее назвали в честь английской королевы-девственницы, невозмутимой Елизаветы, которой не нужны были мужчины, чтобы учить ее управлять целым королевством. Но совсем как подросший птенец, который щебечет на краю гнезда, готовясь впервые вылететь из него, что-то в Элизабет цеплялось за надежность и безопасность родного дома.
Каково будет ей жить в стране, которая чужда ей, в стране, населенной грабителями и бунтовщиками? Даже их малые дети учатся воинственным крикам, а не детским стишкам! Увидит ли она снова свой дом, свою семью? Или ей суждено сгинуть на чужбине?
Элизабет настолько погрузилась в свои путаные мысли, что не заметила, как Изабелла подошла к ней поближе.
— Элизабет, а как насчет условия папы, что супружеских отношений между вами быть не должно?
— Ну и что?
— Ты вправду считаешь, что сумеешь устоять?
— Изабелла Анна!
Изабелла тут же зарделась.
— Ничего не могу с собой поделать — мне чуточку любопытно, как это… на что это похоже…
— Отдаться мужчине?
— Бесс! Неужели нельзя быть не такой прямолинейной?
— А как, по-твоему, я должна это назвать? «Плетением корзин», как выражаются дамы, которые приходят пить у матушки пятичасовой чай?
В ответ Изабелла хихикнула, вспомнив, как однажды летним вечером их мать и несколько ее приятельниц обсуждали сложности, возникающие при «плетении корзин», полагая, что присутствующие за столом девочки ничего не поймут.
— Ты же не будешь отрицать, что мистер Маккиннон очень хорош собой.
Элизабет посмотрела на сестру.
— Хорош собой? Да, наверное, — суровой примитивной красотой дикаря.
— Он такой высокий.
— Он просто верзила, — возразила Элизабет, — вымахал под потолок.
— А лицо у него, — продолжала Изабелла, — такое мужественное, будто вырезано из твердого камня.
— Этот человек отрицает необходимость бритья. У него всегда неопрятный вид. Волосы чересчур длинные, и он вечно завязывает их сзади нелепым кожаным шнурком. Право же, как подумаешь, он настоящий варвар.
Однако Изабелла думала иначе: ей представлялись рыцари и благородные девы в сверкающих замках, которые стоят в заоблачных высях. Она пропускала мимо ушей колкие замечания сестры.
— Глаза у него ледяные, как сталь, они такие синие, что от их взгляда можно растаять. А губы большие, твердые, упрямые…
«Но они такие нежные, когда целуют…»
Эта мысль явилась девушке незваной.
— Элизабет, ты хорошо себя чувствуешь? У тебя лицо… ты вдруг так покраснела…
Элизабет прижала руку к щеке, такой горячей, что ей стало противно. Она отвернулась.
— Судя по твоим восторгам, это тебе следует спать в одной кровати с ним, а не мне. Могу поклясться, что ты почти очарована этим человеком. Ну, довольно болтать. Уже поздно, а мне нужно еще полностью собраться. Где же лакей? Мы уже давно позвали его, чтобы вынести сундуки, а он…
Она распахнула дверь своей спальни и остановилась как вкопанная.
— Что вы здесь делаете?
Заполонив собой весь проем, в дверях стоял Маккиннон. Лицо у него было мрачное и бесстрастное. Его глаза, те самые, которые Изабелла только что превозносила в самых поэтических выражениях, жестко, не отрываясь смотрели на Элизабет.
— Я пришел за вашими сундуками.
Элизабет почувствовала, как под его взглядом по спине у нее побежали мурашки.
— Для этого у нас есть лакеи, мистер Маккиннон. — Ничего другого ей не пришло в голову.
— А у меня есть две руки, которые могут это сделать, миледи. — Он прошел мимо, не дожидаясь приглашения. Когда он вошел в комнату, она словно съежилась.
Только сейчас Элизабет поняла, какой беспорядок царит в ее спальне после того, как они уложили ее одежду, и принялась поспешно подбирать валявшиеся на полу вещи.
— Я еще не кончила собираться. Может быть, вы…
— Вот этот можно уносить? — Дуглас указал на сундук у самой двери.
— Да, но лучше подождите лакея. Сундук, право же, очень тяжелый…
Дуглас поднял огромный сундук одним быстрым движением и, поставив его поудобнее на свое широкое плечо, пошел к двери.
— Я вернусь за следующим.
Элизабет молча смотрела ему вслед. Выбирать ей не приходилось.
Когда шотландец ушел, Изабелла подошла к сестре.
— Ты видела? Поднял сундук, точно перышко! А ведь чтобы унести его, понадобились бы два лакея.
Элизабет ничего не сказала.
Не могла.
Она изо всех сил старалась не выказать своего изумления.
Утром на рассвете они отправились в путь. Ехать пришлось верхом, ведь карета, даже небольшая двуколка в одну лошадь, не смогла бы проехать по горной дороге дальше форта Уильям.
Вечером за ужином Дуглас убедил Аларика, что безопаснее будет ехать по суше, поскольку море у западного побережья Шотландии постоянно патрулируется английскими парусниками, которые ищут сбежавшего принца Чарлза. Он заверил герцога, что они будут пробираться тайными тропами, известными только гуртовщикам и охотникам, минуя большаки. Сундуки Элизабет с одеждой, книгами и прочим скарбом будут большой помехой в дороге, поэтому их придется отправить морем. Добравшись через две недели до острова Скай, «молодожены» застанут их уже на месте.
Ровно в шесть Элизабет в своей лучшей амазонке и красивой шляпке набекрень вышла из парадных дверей Дрейтон-Холла, натягивая перчатки. Всего лишь с полчаса как развиднелось. Небо все еще было затянуто низкими тучами. Собирался дождь. Однако хмурое утро вполне соответствовало угрюмому настроению, с которым все семейство Дрейтонов вышло проводить старшую дочь.
Элизабет обняла младших сестер, напомнив об их обещании писать ей каждый день, пока она будет в отъезде. Кэро, которую наконец удалось вытащить из-под кровати, вцепилась пухлыми ручками в пышные юбки старшей сестры, в сотый раз умоляя взять ее с собой. Чтобы уговорить малышку отпустить ее, Элизабет пришлось рассказать ей о том, каким трудным будет предстоящее путешествие, а также о том, что в Шотландии нет лимонного крема. Она обещала, что вернется и расскажет Кэро кучу всяких историй, а прибыв на место, пошлет своей любимице подарок.
Высвободившись из ручонок Кэро, Элизабет повернулась к Белле, которая ей улыбалась сквозь блестевшие у нее на глазах слезы.
— Что я буду делать здесь без тебя? — тихонько прошептала Изабелла, крепко обняв сестру. — Мы все умрем от скуки — ведь теперь ты уже не станешь спорить с папой за завтраком о Сократе или о положении дел в колониях.
— Значит, теперь ты будешь делать это вместо меня, Белла. — Элизабет серьезно взглянула на сестру. — Я полагаюсь на тебя — ты будешь, пока я не вернусь, за всем присматривать. Кто-то должен помочь Кэролайн с арифметикой. Тебе придется проследить, чтобы Матти каждый день практиковалась в чистописании. Почерк у нее будет очень красивый. Да, еще, папа вечно забывает выкроить время для своих ежевечерних прогулок по саду. Эти прогулки успокаивают его, и маме становится веселей. Ты ведь сделаешь это для меня?
Сестры стояли в комнате Элизабет. Вокруг были разбросаны чулки, платья, туфельки. День клонился к вечеру, за окнами уже смеркалось. Элизабет вытащила из гардероба очередное платье, окинула его быстрым взглядом и бросила к остальным, вздымающимся кучей на кровати.
На мгновение она остановилась и оглядела разноцветную груду кружев, атласа и шелка.
Интересно, во что одеваются простолюдинки на далеком шотландском острове? Она поспешно отбросила прочь палевое платье с брюссельскими кружевами, потом повернулась к трепещущей от волнения сестре:
— Белла, я уже тебе сказала: я не желаю, чтобы отец передумал. Бессмысленно это предложение или нет, но я хочу поехать на остров Скай. Ты что, не понимаешь? Мне нужно будет только выдержать эти два месяца, а потом я буду свободна, свободна делать что мне захочется и когда захочется. Мне нужно получить возможность жить, не опасаясь, что я окажусь под пятой властного мужа. Мне нужно получить возможность навсегда избавиться от сетований батюшки по поводу того, что я засиделась в девушках, словно это какая-то странная хворь, которую могут подхватить мои сестры. Я смогу прожить жизнь совершенно независимой, именно так, как я всегда мечтала.
Но Изабелла молча смотрела на сестру с искаженным от беспокойства лицом. Наконец она выпалила:
— Но ведь ты не понимаешь, что все должно было быть иначе!
«Должно было быть иначе?..»
— Что ты хочешь сказать, Белла?
Изабелла отвернулась и подошла к окну. Скрестив руки на груди, она стояла спиной к комнате и молчала. Но вдруг Элизабет заметила, что плечи у нее вздрагивают.
Неужели она плачет?
— Белла, что случилось? Я не поняла, что ты хотела сказать. Что должно было быть иначе?
Изабелла повернулась к сестре. Все охватившие ее чувства — смятение, нежелание говорить, ужас, — читались на ее лице.
— Ах, Бесс, неужто ты не понимаешь? Во всем виновата я!
— Ты виновата?
— Да. Это ведь я заставила тебя так поступить. Я была так огорчена тем, что не сказала тебе правды о цели нашей поездки к лорду Перфойлу. Расскажи я тебе это, как только сама узнала, может быть, мы не оказались бы на той дороге и не было бы никакой овцы. Но батюшка строго-настрого велел ничего не рассказывать тебе… А когда я застала вас вместе в то утро, то подумала: если ты выйдешь за мистера Маккиннона, замужество с лордом Перфойлом уже не будет тебе угрожать. Так и оказалось. И это хорошо. А теперь вот как оно вышло. Я знала, что отец разгневается, но никак не ожидала… даже представить себе не могла, что он потребует, чтобы ты оставалась замужем за простым шотландским мужиком! Ведь ты — дочь герцога! Я была уверена, что отец настоит на расторжении брака, и на этом все кончится. А получилось бог весть что.
Элизабет взяла сестру за руку.
— Белла, остановись. Прошу, не нужно винить во всем себя. Это ведь я перебрала виски. Я оказалась с ним в одной постели. И, в конце концов, это я дала обещание быть его женой в том трактире.
— Да… но как же ты теперь найдешь того, кто тебе нужен? Своего суженого?
Элизабет покачала головой.
— Изабелла, такого человека не существует. Я это всегда знала. Я ведь не такая, как ты. Я не верю, что для каждой женщины судьба определила мужчину, что им суждено увидеть друг друга на каком-то многолюдном балу и что в тот миг, когда глаза их встретятся, они поймут, что им определено прожить всю жизнь вместе. В этом нет никакой логики.
Белла подняла голову и посмотрела на сестру так, словно видела ее впервые.
— Как ты можешь так говорить, Элизабет? А как же любовь? И страсть?
— Милочка моя Белла! Любовь и страсть, сладостно бьющиеся сердца и нежные чувства — все это для меня не больше, чем выдумки романистов и поэтов. Я знаю, ты во все это веришь, веришь и не сомневаешься, что в один прекрасный день встретишь своего очаровательного принца, и я люблю в тебе эту немеркнущую веру в идеал, право же, люблю. Но, хотя эта вера и составляет неотъемлемую часть твоей натуры, мне вовсе не свойственно целыми днями мечтать о странствующем рыцаре на белом коне или ждать, когда при луне кто-то шепотом скажет мне красивые слова. Я просто иначе устроена.
Но Беллу было не так-то просто убедить.
— Ты думаешь так потому только, что никогда не смотрела на это с другой стороны. А как же дети, Бесс? Я видела тебя вместе с Кэро, видела, как ты обращаешься с ней, как ты к ней относишься с самого ее появления на свет. Как ты ее любишь. Неужели тебе не хочется самой стать матерью? Узнать, каково это — подарить жизнь собственному ребенку?
Элизабет задумалась. Впервые в жизни она ощутила в глубине души нечто похожее на трепет птичьих крыльев. Это продолжалось всего лишь одно мгновение, а потом прошло.
— Мне ни к чему обзаводиться собственными детьми, Белла, поскольку я буду чудаковатой тетушкой куче деток, которых народишь ты — разумеется, когда встретишь своего сказочного принца. Я буду постоянно потакать их капризам и при всякой возможности портить им сластями аппетит перед ужином.
Но Белла все еще хмурилась.
— Ты знаешь, я буду страшно скучать по тебе. И другие тоже. Кэролайн очень переживает из-за твоего отъезда. Она спряталась под кроватью и не желает вылезать. А Матти совершенно уверена, что в полночь тебя похитят феи. Кэтрин выражает свое неудовольствие игрой на клавикордах и так колотит по клавишам, что я просто слышу, как они умоляют ее остановиться.
Элизабет взяла сестру за руки и крепко их сжала.
— И я буду тосковать без вас. Но ведь два месяца — это, право же, срок недолгий, и подумай, сколько я смогу порассказать вам, когда вернусь. — Она попыталась улыбнуться. — А теперь помоги-ка мне собраться, ведь чем быстрее я уеду, тем быстрее вернусь.
Белла неохотно кивнула и принялась аккуратно складывать сорочки Элизабет в дорожный сундук, а Элизабет рьяно занялась своим гардеробом. Она рылась в шляпках и туфлях, ночных сорочках и чулках, швыряя одни в сундук, другие откладывая в сторону. Работа занимала ее руки. К сожалению, голова при этом оставалась свободной, и она не могла не думать о том, что ее ждет в недалеком будущем.
Как бы ни хотелось ей заставить Беллу и всех родных поверить, что она воспринимает случившееся спокойно, на самом деле она была охвачена ужасом.
Всю свою жизнь Элизабет отстаивала свое желание жить вне брачных уз. В конце концов, не зря же ее назвали в честь английской королевы-девственницы, невозмутимой Елизаветы, которой не нужны были мужчины, чтобы учить ее управлять целым королевством. Но совсем как подросший птенец, который щебечет на краю гнезда, готовясь впервые вылететь из него, что-то в Элизабет цеплялось за надежность и безопасность родного дома.
Каково будет ей жить в стране, которая чужда ей, в стране, населенной грабителями и бунтовщиками? Даже их малые дети учатся воинственным крикам, а не детским стишкам! Увидит ли она снова свой дом, свою семью? Или ей суждено сгинуть на чужбине?
Элизабет настолько погрузилась в свои путаные мысли, что не заметила, как Изабелла подошла к ней поближе.
— Элизабет, а как насчет условия папы, что супружеских отношений между вами быть не должно?
— Ну и что?
— Ты вправду считаешь, что сумеешь устоять?
— Изабелла Анна!
Изабелла тут же зарделась.
— Ничего не могу с собой поделать — мне чуточку любопытно, как это… на что это похоже…
— Отдаться мужчине?
— Бесс! Неужели нельзя быть не такой прямолинейной?
— А как, по-твоему, я должна это назвать? «Плетением корзин», как выражаются дамы, которые приходят пить у матушки пятичасовой чай?
В ответ Изабелла хихикнула, вспомнив, как однажды летним вечером их мать и несколько ее приятельниц обсуждали сложности, возникающие при «плетении корзин», полагая, что присутствующие за столом девочки ничего не поймут.
— Ты же не будешь отрицать, что мистер Маккиннон очень хорош собой.
Элизабет посмотрела на сестру.
— Хорош собой? Да, наверное, — суровой примитивной красотой дикаря.
— Он такой высокий.
— Он просто верзила, — возразила Элизабет, — вымахал под потолок.
— А лицо у него, — продолжала Изабелла, — такое мужественное, будто вырезано из твердого камня.
— Этот человек отрицает необходимость бритья. У него всегда неопрятный вид. Волосы чересчур длинные, и он вечно завязывает их сзади нелепым кожаным шнурком. Право же, как подумаешь, он настоящий варвар.
Однако Изабелла думала иначе: ей представлялись рыцари и благородные девы в сверкающих замках, которые стоят в заоблачных высях. Она пропускала мимо ушей колкие замечания сестры.
— Глаза у него ледяные, как сталь, они такие синие, что от их взгляда можно растаять. А губы большие, твердые, упрямые…
«Но они такие нежные, когда целуют…»
Эта мысль явилась девушке незваной.
— Элизабет, ты хорошо себя чувствуешь? У тебя лицо… ты вдруг так покраснела…
Элизабет прижала руку к щеке, такой горячей, что ей стало противно. Она отвернулась.
— Судя по твоим восторгам, это тебе следует спать в одной кровати с ним, а не мне. Могу поклясться, что ты почти очарована этим человеком. Ну, довольно болтать. Уже поздно, а мне нужно еще полностью собраться. Где же лакей? Мы уже давно позвали его, чтобы вынести сундуки, а он…
Она распахнула дверь своей спальни и остановилась как вкопанная.
— Что вы здесь делаете?
Заполонив собой весь проем, в дверях стоял Маккиннон. Лицо у него было мрачное и бесстрастное. Его глаза, те самые, которые Изабелла только что превозносила в самых поэтических выражениях, жестко, не отрываясь смотрели на Элизабет.
— Я пришел за вашими сундуками.
Элизабет почувствовала, как под его взглядом по спине у нее побежали мурашки.
— Для этого у нас есть лакеи, мистер Маккиннон. — Ничего другого ей не пришло в голову.
— А у меня есть две руки, которые могут это сделать, миледи. — Он прошел мимо, не дожидаясь приглашения. Когда он вошел в комнату, она словно съежилась.
Только сейчас Элизабет поняла, какой беспорядок царит в ее спальне после того, как они уложили ее одежду, и принялась поспешно подбирать валявшиеся на полу вещи.
— Я еще не кончила собираться. Может быть, вы…
— Вот этот можно уносить? — Дуглас указал на сундук у самой двери.
— Да, но лучше подождите лакея. Сундук, право же, очень тяжелый…
Дуглас поднял огромный сундук одним быстрым движением и, поставив его поудобнее на свое широкое плечо, пошел к двери.
— Я вернусь за следующим.
Элизабет молча смотрела ему вслед. Выбирать ей не приходилось.
Когда шотландец ушел, Изабелла подошла к сестре.
— Ты видела? Поднял сундук, точно перышко! А ведь чтобы унести его, понадобились бы два лакея.
Элизабет ничего не сказала.
Не могла.
Она изо всех сил старалась не выказать своего изумления.
Утром на рассвете они отправились в путь. Ехать пришлось верхом, ведь карета, даже небольшая двуколка в одну лошадь, не смогла бы проехать по горной дороге дальше форта Уильям.
Вечером за ужином Дуглас убедил Аларика, что безопаснее будет ехать по суше, поскольку море у западного побережья Шотландии постоянно патрулируется английскими парусниками, которые ищут сбежавшего принца Чарлза. Он заверил герцога, что они будут пробираться тайными тропами, известными только гуртовщикам и охотникам, минуя большаки. Сундуки Элизабет с одеждой, книгами и прочим скарбом будут большой помехой в дороге, поэтому их придется отправить морем. Добравшись через две недели до острова Скай, «молодожены» застанут их уже на месте.
Ровно в шесть Элизабет в своей лучшей амазонке и красивой шляпке набекрень вышла из парадных дверей Дрейтон-Холла, натягивая перчатки. Всего лишь с полчаса как развиднелось. Небо все еще было затянуто низкими тучами. Собирался дождь. Однако хмурое утро вполне соответствовало угрюмому настроению, с которым все семейство Дрейтонов вышло проводить старшую дочь.
Элизабет обняла младших сестер, напомнив об их обещании писать ей каждый день, пока она будет в отъезде. Кэро, которую наконец удалось вытащить из-под кровати, вцепилась пухлыми ручками в пышные юбки старшей сестры, в сотый раз умоляя взять ее с собой. Чтобы уговорить малышку отпустить ее, Элизабет пришлось рассказать ей о том, каким трудным будет предстоящее путешествие, а также о том, что в Шотландии нет лимонного крема. Она обещала, что вернется и расскажет Кэро кучу всяких историй, а прибыв на место, пошлет своей любимице подарок.
Высвободившись из ручонок Кэро, Элизабет повернулась к Белле, которая ей улыбалась сквозь блестевшие у нее на глазах слезы.
— Что я буду делать здесь без тебя? — тихонько прошептала Изабелла, крепко обняв сестру. — Мы все умрем от скуки — ведь теперь ты уже не станешь спорить с папой за завтраком о Сократе или о положении дел в колониях.
— Значит, теперь ты будешь делать это вместо меня, Белла. — Элизабет серьезно взглянула на сестру. — Я полагаюсь на тебя — ты будешь, пока я не вернусь, за всем присматривать. Кто-то должен помочь Кэролайн с арифметикой. Тебе придется проследить, чтобы Матти каждый день практиковалась в чистописании. Почерк у нее будет очень красивый. Да, еще, папа вечно забывает выкроить время для своих ежевечерних прогулок по саду. Эти прогулки успокаивают его, и маме становится веселей. Ты ведь сделаешь это для меня?