— Понятно, что не со своей мамой, раз она на Гаити.
— Возможно, что такое суждение тоже имеет свои причины, — сказал Артур. — Интересно ведь докопаться до корней каждой религии. Некоторые из них распространились по принципу обращения в свою веру вновь завоеванных народов. Но у каждой религии есть определенное место, в котором она возникла. Эти места можно отметить на карте и увидеть, что разбросаны они отнюдь не случайным образом. Можно подумать, что боги выбирали то или иное место по вполне определенным причинам. Но не спрашивай меня, по каким. Я не знаю.
— На эту тему ты и так сказал достаточно. Расскажи мне лучше о Метрессе Эзиле.
— Она странная. С одной стороны, в ней есть все от богини. Ее последователи — ее дети, она награждает добродетельных и наказывает неправедных. Но тут возникает ее пресловутый саквояж.
— Саквояж вуду.
— Она носит саквояж из черепов. В центре — человеческий череп; вокруг — черепа, которые человеческими не назовешь.
— Черепа животных?
— Нет. Существ из мира духов. У саквояжа свой культ. Его чтут как нечто особенное.
— Говорят, он может перенести человека в мир духов. Это правда?
— Тогда с билетом в один конец. Ходят слухи, что саквояжу приносят в жертву людей.
— Я тоже слышал. Но саквояж существует? Его можно потрогать?
— Я бы не советовал. Хотя саквояж не вымысел, а реальный объект. Я никогда сам его не видел, но у меня есть друг, который сказал, что его знакомый видел.
— Похоже, тебя устраивает столь веское доказательство, — заметил я.
— Так что тебя интересует по поводу Метрессе Эзиле и саквояжа вуду?
— Все дело в Билли Барнесе. Мать Билли утверждает, что саквояж находился в попечении ее семьи в течение жизни нескольких поколений. Билли пропал, а за ним вскоре и саквояж.
— И ты думаешь, что теперь он у Билли Барнеса?
— По-видимому, он кормил его кусочками своей бабушки. А исчезнув, он прихватил ее с собой. Насколько я знаю, в чемодане под кроватью у него содержится еще один несчастный педик. Саквояж за раз съедает у него по пальцу.
— Ужасно, — сказал Артур. — Послушай, сейчас я исчезну — действие снадобья заканчивается. Похлопотать за тебя в 1965 году?
Я покачал головой.
— 1965-й ничем мне не запомнился. Немного рано советовать Элвису садиться на диету или пытаться уговаривать Джона Леннона не ехать в Америку. Но вот через год летом обязательно приезжай в Сан-Франциско. Не пожалеешь. Лето будет называться «летом любви». Не забудь, а то потом будешь локти кусать.
— Спасибо, — сказал Артур.
— И еще, Артур…
— Да?
— Если в Сан-Франциско встретишься с парнем по имени Чарли Мэнсон, развернись и иди в другую сторону.
— Чарли Мэнсон. Хорошо. Я запомню.
— Еще увидимся.
— Чувствуй себя как дома, — сказал Артур и исчез.
Я посидел на камне еще некоторое время, бросая камешки в воду. Было соблазнительно остаться здесь, в окружении смуглых красавиц, кокосового вина и других прелестей божественного бытия. Можно было даже придумать свой собственный остров неподалеку и устроить свой культ там. Эдакий Мука-мук I с компанией сексапильных актрисок на побегушках. Или это лишь мечты и я не в состоянии ничего реализовать?
Нет, все-таки в состоянии.
Какая-то часть меня этого очень хотела.
Но я понимал, что это плохая идея. В конце концов, я беглец. И нахожусь здесь. А здесь все не по-настоящему. В этом Некронете все только кажется настоящим и потому соблазнительным. Но на самом деле ничего настоящего здесь нет, и все удовольствия синтетические. Я хотел выбраться отсюда, вновь оказаться в реальном мире. Так что попусту тратить здесь время мне было незачем.
Солнце припекало, я подумал, как хорошо было бы выпить кружечку старого доброго английского пива, чтобы обострить чувства и освежить мысли, и…
… и тоже исчез.
ПШИК! — и исчез.
Вот уж действительно пшик! Кстати, вы когда-нибудь задумывались над тем, какой шум наделал «большой взрыв»? И был ли этот шум первым? Если он был первым, то, без сомнения, и самым громким. Таким громким, что все последующие шумы не шли с ним ни в какое сравнение. Но был ли все-таки этот шум первым?
Помню, в школе меня учили, что звук не может распространяться через вакуум. А раз так, «большой взрыв» не мог издать никакого звука в бесконечном вакууме космоса. Что означает, что «большой взрыв» вовсе не был «большим взрывом».
Скорее, он был большим пшиком!
Меня всегда умиляет, когда ученые придумывают очередную теорию происхождения вселенной. Особенно их математические выкладки, которые они приводят в подтверждение. Какое отношение уравнения имеют к происхождению вселенной? Человечество изобрело математику, вселенная изобрела себя.
Мне кажется, что математические выкладки призваны подпитывать раздутое мнение ученых о своей гениальности, и ничего больше. Думать, что можно однозначно интерпретировать такое неоднозначное явление, как создание вселенной с помощью цепочки уравнений! Какая наивность!
Кого эти люди хотят обмануть?
Впрочем, говорят, что есть человек, который постиг все до конца. Но вы не найдете его в списке знаменитостей. У этого человека нет карманного калькулятора, и он считает, что «если задачу нельзя решить на пачке от сигарет, ее нельзя решить вообще».
Зовут этого человека Хьюго Рун, а его Решение возникновения вселенной, следствием которого является его же Закон очевидности, поражает своей простотой и элегантностью. Важно отметить, что Рун использует именно слово «решение», а не «теория». Рун не разменивал абсолютные истины. Одна из его многочисленных максим гласит: «Как только проблема мною решена, я уже не отношусь к своему решению как к теории».
Решение возникновения вселенной Руна таково:
«Рождение вселенной — самое невероятное, что когда-либо могло произойти. Поэтому оно и произошло».
Возможно, вам потребуется некоторое время, чтобы постичь всю глубину этого решения. Но вы не пожалеете. Потому что это блестящее решение. На некоторые слова надо сделать логическое ударение. Например, на слово «самое». Рождение вселенной — самое невероятное, что когда-либо могло произойти. Подумайте об этом. В вечности безвременья могло произойти любое невероятное событие. А рождение вселенной было самым невероятным. Поэтому-то оно и произошло.
Естественно, седые бороды научного сообщества, возмущенные тем, что Рун нашел столь легкое решение, причем без всяких уравнений, потребовали, чтобы он объяснил свое решение более подробно. Им было недостаточно, что он дал объяснение, фактически объяснявшее суть вещей. Они хотели знать, как это объяснение работает. И каким путем он пришел к этому объяснению.
Рун прочитал лекцию, в которой терпеливо объяснил, что и как.
Вкратце его лекция сводилась к следующему:
Порядок из хаоса. Раньше порядка была случайность. Случайность вплоть до молекулярного уровня. Вселенская случайность — бесконечная, бесконечная случайность. Затем было совпадение. Самое первое совпадение. Когда происходит самая, казалось бы, невозможная вещь. Две частички случайности делают одно и то же в один и тот же момент. Первое совпадение, новое событие в истории вселенной. Нечто совершенно новое. Не случившееся, если бы не совпадение. Это новое стало новой частицей случайности, совершенно уникальной. Пока не столкнулось с другим таким же новым, случившимся где-то еще при таком же совпадении. Когда эти два образования встретились, снова случилось что-то новое, поскольку это совпадение стало еще одним новым событием. И так далее. И все это одновременно в бесконечно малый момент. Взрыв!
Большой взрыв!
Рун объяснил, что у него не общепринятое представление о вселенной. Физическая вселенная, состоящая, как известно, из вещества, не такая уж большая. Скорее, она бесконечно мала. Пространство бесконечно, но в нем нет особого смысла. Большой взрыв на самом деле был очень маленьким взрывом. Ничем не примечательным. Случившимся на микроскопическом уровне. В общем, незаметное событие.
Седые бороды затрясли своими седыми бородами. Кажется, объяснять больше нечего. Но все же они поинтересовались у Руна, можно ли сказанное им выше упростить. Сократить до нескольких букв. Если случайность обозначить буквой R, совпадение буквой С, а рождение вселенной буквой В («большой взрыв»), то какая получится формула?
R + R = С, С2 = В или В = R2xC2?
Рун объяснил, что R надо разбить. Rt — это первоначальная случайность, также известная как R.; R2 — второй акт случайности, постсовпадение, произошедшее до R3, когда два постсовпадения произошли одновременно и образовали третье (R4). А В есть комбинация R2 x R22 x R32 x R42. В периоде.
«А что инициировало первые случайные события? — спросили седые бороды. — И как это учитывается в уравнении? Можно ли, таким образом, ввести OR?»
Рун взял мел и пошел к доске.
Он больше не читал лекций на данную тему.
И уравнение он тоже не вывел.
Кое— кто говорит, что Рун посвятил остаток своей жизни, пытаясь-таки его вывести. Но другие, кто осведомлен лучше и присутствовал на лекции, утверждают, что он отходил седые бороды увесистой дубинкой, прежде чем пойти выпить.
Кружку доброго старого английского пива, наверное.
«Веселого садовника» я проигнорировал. А вы что думали? Неужели вы решили, что я прямиком угожу в ловушку?
Все— таки решили? Стыдитесь!
Я придумал собственный бар. Назвал его «У Роба», поставил себя за стойку и наполнил людьми, которых хотел видеть.
Капитан Фракас играл в домино с Сальвадором Дали, Мортиша болтала с Мадонной, Хьюго Рун спорил с Эйнштейном, Оскар Уайльд выходил из мужского туалета, а Джон Холмс Долговязый — из женского.
Я отхлебнул доброго старого английского пива, налил кружечку Джими Хендриксу и улыбнулся присутствующим. Все непринужденно болтали, не стесняясь друг друга. Богатым да знаменитым раскованности не занимать. Я уже собирался обслужить Боба Дилана (барда, а не его тезку-кретина), когда мне пришлось выйти из-за стойки, чтобы выгнать Дэвида Боуи, которого я не приглашал.
Я вернулся в бар, обслужил Боба и ударил деревянным молотком по стойке.
— Дамы и господа, — сказал я. — Могу я попросить минуту вашего внимания?
Гул голосов не утих. Меня проигнорировали.
— Дамы и господа, прошу вас. Гул не утихал.
— Пожалуйста! Прошу вас! Пожалуйста! И по стойке: бах! бах! бах!
Гул утих. Головы повернулись в мою сторону.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Вы, наверное, хотите знать, зачем я вас всех здесь собрал?
Я смотрел на них, они смотрели на меня.
— На всякий случай, если вы все-таки хотите знать…
Гул возобновился с новой силой.
— Прекратите! — я с размаху ударил молотком по стойке. — Я собрал вас здесь, потому что восхищаюсь вашим прошлым и ценю ваше…
Ко мне подошел Крис Юбэнк и что-то вручил.
— Что это? — спросил я.
— Фотография с автографом, — ответил Крис.
— Большое спасибо, но я хотел не это.
— Вы посмотрите на него! — бросил Крис в зал. — Трепло!
— Ценю ваше мнение, — продолжал я. — Видите ли, каждый из вас в той или иной степени повлиял на мою жизнь. Через свои песни, картины, представления…
— Извините, — перебил меня Хьюго Рун. — А кто вы?
— Я Роб, — сказал я. — И это мой бар. Бар из сновидений.
— А вы знамениты?
— Нет.
— Тогда какой у нас к вам может быть интерес?
— Послушайте, — сказал я. — Вы, конечно, богаты, знамениты и все такое. Но если бы простые люди вроде меня не покупали ваши песни и фильмы, вы бы не были ни богатыми, ни знаменитыми.
— Боюсь, вы не понимаете, — сказал Рун. — Мы богаты и знамениты, потому что мы другие. Мы вожаки стада, мы преобразуем общество, меняем направление его движения.
— Поэтому я и ценю ваше мнение. Я попал в беду. Я застрял здесь, и мне нужна вся возможная помощь, чтобы…
— Да хватит вам, — сказал Рун. — Вы все-таки не понимаете. Вы помните слова Маргарет Тэтчер: «Общества нет. Есть группы индивидуумов».
— Помню, — сказал я.
— Так вот, она не договорила. Она должна была сказать: «Есть группа индивидуумов. И есть остальные. А остальные и есть общество».
— Вы самодовольный идиот, — сказал я.
— Оскорблять гигантов — привилегия карликов.
— Карлик на плечах гиганта видит за двоих.
— Только если ему подставили плечо.
— И вы, конечно, не собираетесь подставить его мне?
— Вы — пешка, — сказал Рун. — Разменная монета. Там, наверху, вас не воспринимают как индивидуума. Только как статиста.
— Вы — бессердечный ублюдок.
— Бессердечность здесь ни при чем.
— Послушайте, вы, — сказал я, — все, здесь собравшиеся. Я болел за вас. Могли бы по крайней мере помочь мне в моей беде.
— Помочь вам? — брови Руна удивленно поползли вверх. — А где были вы, когда в помощи нуждались мы? Взять, например, Кейта Ричардса. — Кейт помахал рукой, и я помахал в ответ. — Где вы были, когда он лечился от героиновой зависимости? Вы хоть раз пришли в больницу, чтобы поменять под ним судно?
— Некоторые поклонники приходили.
— Но не вы.
— Да, лично я не приходил.
— Вы, наверное, один из тех ублюдков, которые втайне радуются, когда кто-нибудь из знаменитых слетит с катушек, окажется в эпицентре скандала или лишится всех своих денег. Вы просто сам не свой от этого. Не продали бы ни одного таблоида, если бы не подобные вам люди, которые наслаждаются проблемами известных людей.
— Мы не…
— Ага! — воскликнул Рун. — Вы сказали «мы»! Вы не индивидуум. Вы один из стада, один из тех, кто покупает таблоиды.
— Я — индивидуум. Но постойте, дайте перевести дух.
— Нет, — сказал Рун. — И не подумаем. Возьмем миссис Мадонну. — Мадонна помахала рукой, и я помахал в ответ. — Представьте, что все пишущие для нее спрашивали бы у нее совета. Возможно, она и давала бы их — она очень внимательный человек, — но у нее просто не хватило бы времени. У нее нет возможности отвечать на все письма. Поэтому она делает то, что делает. Она развлекает миллионы людей, делая их всех счастливыми одновременно.
— Итак, вы мне не поможете? Вы это хотите сказать?
— Мы не можем, — сказал Рун. — Мы вам уже помогли. Вы сами это признали. Каждый из нас в той или иной степени повлиял на вашу жизнь. В этом и заключается наша роль. Посредством наших песен, наших книг или картин. Мы не занимаемся вами лично не от бессердечия. Просто таково положение вещей. Вы меня понимаете?
— Да, — сказал я и уныло кивнул.
— Мы не плохие люди, — сказал Рун.
— Да, я понимаю.
— Таково положение вещей.
— Да-да.
— Каждый должен заниматься своим делом.
— Хорошо, я понял.
— Так устроен мир. Так…
— Я сказал «хорошо»! Не надо теребить рану. Вы мне не поможете, но это не ваша вина.
— Именно, — сказал Рун.
— Тогда можете все проваливать.
— Что? — не понял Рун.
— Проваливайте. Вы мне не нужны.
— Но мы ведь выпиваем и разговариваем, — сказал Рун.
— Теперь это уже не важно.
— Но ведь вам неприятно это говорить.
— Приятно. И я говорю: проваливайте все.
— Ты — невоспитанное трепло, — сказал Хьюго Рун.
— Не называй меня треплом, жирный ублюдок. Хьюго Рун выхватил свою дубинку и вмазал мне по лицу. Я схватил свой молоток и врезал Крису Юбэнку. Крис Юбэнк заехал в челюсть Максу Миллеру, Джон Стейнбек головой влепил Эдит Ситуэлл, а Энди Уорхол ногой — в пах Тоду Браунингу. И началось…
Я только охнул, когда Лоуренс Аравийский врезал мне поддых.
— Это шоу-бизнес, — сказал он.
Быстрее, папа, быстрее
18
Я не сердился, но был огорчен. И было больно. Лоуренс отделал меня что надо. И все-таки я не сердился. Наверное, того, что случилось, следовало ожидать. Что ж, очередной урок.
Я все время учился.
Я сидел один в баре «У Роба», потягивая доброе старое английское пиво и прислушиваясь к крикам, — частная милиция, которую я придумал, одного за другим скармливала знаменитостей огромной бумагорезательной машине, тоже плоду моего воображения. Ясно, что помочь себе я должен сам. Я, конечно, еще мог встретить кого-нибудь, кто бы хоть как-то мне помог, но в основном действовать предстояло в одиночку.
Одиночная миссия.
Но с чего начать? Проблема.
И кроме того, мне не очень-то улыбалась перспектива действовать одному. Должен был быть кто-то, к кому можно обратиться за помощью. Вспомнил! Есть индивидуум, который мне поможет, который когда-то уже пытался мне помочь!
Старый моряк из сновидений моего дядюшки Брайена.
Моряк предупреждал меня, чтобы я держался подальше от Билли Барнеса, значит, он был осведомлен об опасности, которая мне грозит. Но кто он и где он?
— Правильно, — пробормотал я. — Надо найти старого моряка. Но как это сделать?
И вдруг мне в голову пришла мысль. И я за нее ухватился.
Билли Барнес размышлял. Он сидел в своем пент-хаузе в удобном кресле при включенном телевизоре с полным стаканом в руке, положив ноги на своего шофера.
— Мне мало платят, — сказал Билли. — Для компании «Некрософт» я представляю гораздо большую ценность по сравнению с деньгами, которые мне платят.
Шофер ничего не ответила. Она стояла на коленях и была совершенно голой, если не считать перчаток, в подкладку которых Билли вшил плизир.
— Ты ведь согласна? — поинтересовался Билли.
— Согласна, — ответила обнаженная женщина. Билли взял пульт управления и направил на телевизор.
— В компании я уже шесть месяцев, — продолжал Билли. — По просьбе Дайка в должности сборщика информации я уже собрал двадцать три субъекта. Работа мне нравится, но я не чувствую, что мной довольны. Ты понимаешь, о чем я?
Обнаженная женщина посмотрела своими безумными глазами на Билли. Она прекрасно понимала, о чем он говорил. И даже больше.
— Так вот. — Билли нажал кнопку, и на экране телевизора появилась таблица с цифрами. — Здесь мы видим планы по расширению Некронета. Реклама в масштабах страны, взаимодействие с финансовыми и правительственными организациями. Между прочим, это сверхсекретная информация. Но я потихоньку добыл. «Некрософт» участвует во всех выгодных сделках. Взгляни сюда и вот сюда.
Шофер сделала, что ей велели.
— Фастфуд, раскрученные брэнды спортивной одежды, шоу-бизнес. Куплены еще шесть больниц для загрузки престарелых родственников. Десять тысяч загрузок по тысяче фунтов каждая. Значительное расширение. Общественности неизвестны истинные масштабы компании. Но они велики. Больше, чем я мог себе представить. Но я тоже не лыком шит, правда?
И Билли ткнул обнаженную женщину в ребро.
— Не лыком, — ответила она.
— Но сборщику информации рассуждать не положено, — продолжал Билли. — Директору компании положено, а уж председателю сам бог велел. Куда до них простому сборщику информации. — Билли пробежал взглядом столбцы цифр на экране. — Игрушки и настольные игры, военная амуниция и программное обеспечение, программы пацификации городского и сельского населения. И даже, смотри, молочное животноводство! Компания только что приобрела ряд молочных ферм. Как ты думаешь, зачем?
— Молоко, — сказала коленопреклоненная женщина.
— Молоко, — повторил Билли. — Генетически модифицированное, очевидно. В русле дальнейшей пацификации и управления. Великолепно! Какой порядок! Какая организация! Но кто за всем этим стоит? Кто управляет компанией «Некрософт»? Кто ею владеет? Кто придумал Некронет?
— Не знаю, — сказала женщина.
— Я тоже. Но я намерен узнать. Однако я не могу этого сделать, пока я простой сборщик информации. Мне необходимо продвижение, необходимо более высокое положение в компании. Пожалуй, пора Блейзеру Дайку стать жертвой несчастного случая. Загрузив его, я смогу получить всю необходимую для карьерного роста информацию.
Билли снял ноги с плеч женщины, встал и окинул взглядом ее красивое обнаженное тело. Затем он расстегнул брюки и опустился рядом с ней на колени.
— Отметим это по-особому, — сказал он, проводя пультом управления по содрогнувшейся спине своего шофера.
Блейзер Дайк недовольно покачал головой. Он сидел за своим письменным столом из кедрового дерева в окружении телефонов. Посередине стола стоял переносной телемонитор.
На экране Билли Барнес творил непотребство со своим шофером.
— Ты очень нехороший мальчик, — пробормотал Блейзер Дайк. — Я поступил дальновидно, установив микрокамеры наблюдения в комнаты твоего пентхауза. Ты становишься обузой.
Блейзер Дайк поднял трубку одного из телефонов и набрал номер.
В машине с личным шофером, точно такой же, как у Билли, раздался телефонный звонок.
Мой телефон молчал. Молчал, как необработанный мрамор будущей статуи. Молчал, как девственная тишина. Молчал, и все тут.
Не звонил.
Но разве паузы — не самое прекрасное в беседе?
Или тихие вздохи? Разве молчанием не сказано все?
Думаю, да.
Слова, слова, эти сладкие мысли, слетающие с языка и ублажающие слух, да будут радостью, да будут райскими птичками, беззаботно порхающими, и…
ТУК ТУК-ТУК.
Райскими птичками, беззаботно порхающими, и…
ТУК ТУК-ТУК.
В неге и радости, и…
ТУК ТУК-ТУК.
Я оттолкнул от себя пишущую машинку и уставился на дверь. Я сидел в своем офисе и сочинял сонет о безмолвном телефоне, который должен был войти в мой новый сборник «Убойная поэзия: Стихи Ласло Вудбайна». И тут, на тебе, какой-то филистер без зазрения совести стучится в дверь!
— Проваливай! — крикнул я, стараясь, чтобы голос звучал построже.
ТУК ТУК-ТУК.
Я открыл ящик стола и вытащил свой надежный «смит-вессон».
ТУК ТУК-ТУК.
Я снова посмотрел на дверь. За матированным стеклом, на котором было написано «ЛАСЛО ВУД-БАЙН. РАССЛЕДОВАНИЯ», маячила тень.
Мужская.
Рост пять футов одиннадцать дюймов. Вес сто шестьдесят девять фунтов. Аккуратная борода, сломанный нос, залысина, покатые плечи. Человек был одет в длинный плащ и фетровую шляпу с загнутыми полями.
Человека я не знал, но тень показалась мне знакомой. В моем деле уметь воспроизводить внешность человека по очертанию фигуры так же важно, как уметь не ударить в грязь лицом. Если вы понимаете, о чем я говорю.
— Войдите, — сказал я не очень-то вежливо.
Ручка повернулась, и дверь распахнулась. В проеме стоял человек ростом шесть футов два дюйма, без бороды, с длинным носом, густой шевелюрой и широкими плечами. На нем был вечерний костюм, веллингтоны и котелок.
— Нужно будет заменить стекло, — пробормотал я.
— Мистер Вудбайн? — спросил я. — Мистер Ласло Вудбайн?
— Так меня зовут, приятель, — ответил я. — А ты кто такой?
— Я попал в беду, — сказал я. — Я пришел к вам, потому что вы всемирно известный литературный сыщик. Я прочел все ваши книжки, и если кто-то и может мне помочь, то только вы.
Я холодно кивнул. Так, ничего особенного. Просто кивок, немного сдержанный. Кивок, который сказал все, что нужно было сказать. Без лишних слов.
— Что означает ваш кивок? — поинтересовался я.
— Подожди-ка, — сказал я. — Это я или ты?
— Извините? — не понял я.
— Мы оба говорим от первого лица. Такого не может быть.
— Извините, — снова сказал я. — Это моя вина. Я представил себя частным детективом. Ласло Вуд-байном. Но я по-настоящему в беде, и только настоящий Вудбайн мне поможет.
— Извини, приятель, — сказал я, — но кто-то из нас должен прекратить говорить от первого лица. И уж точно не я.
— Хорошо, — согласился парень. — Тогда я. Ну, как?
Я окинул парня пристальным взглядом.
— Повтори-ка.
— Хорошо, — повторил парень. — Тогда я. Ну, как?
— Отлично.
Из ящика своего стола я достал бутылку бурбона, два бокала, пару салфеток, упаковку сэндвичей с курятиной, ножи, вилки, прибор для приправы в форме маленького хромового лайнера с солью и перцем, блокнот, карандаши, точилку на случай, если карандаши затупятся, резинку на случай, если я сделаю ошибку, желтый маркер на случай, если мне придется отмечать что-то желтым цветом, карту города, карту страны, небольшой глобус, паспорт, дорожные чеки, таблетки от морской болезни, смену белья, иголку с ниткой, компас, три обоймы с патронами, учебник эсперанто…
— Сигареты, — сказал я. — Куда я положил сигареты?
— Они у вас на столе, — сказал парень.
— Ах, да, спасибо. — Я смахнул все остальное обратно в ящик. — Тянешься?
— Тянусь?
— Сигарету, спрашиваю, будешь?
— Нет, спасибо. Я лучше свою трубку, если можно.
— Конечно, — сказал я. — У тебя какая?
— «Меершаум», как у Шерлока Холмса.
— Холмс никогда не курил «меершаум», — сказал я. — Он курил глиняную трубку. Обратись к первоисточнику, если не веришь мне.
— Возможно, что такое суждение тоже имеет свои причины, — сказал Артур. — Интересно ведь докопаться до корней каждой религии. Некоторые из них распространились по принципу обращения в свою веру вновь завоеванных народов. Но у каждой религии есть определенное место, в котором она возникла. Эти места можно отметить на карте и увидеть, что разбросаны они отнюдь не случайным образом. Можно подумать, что боги выбирали то или иное место по вполне определенным причинам. Но не спрашивай меня, по каким. Я не знаю.
— На эту тему ты и так сказал достаточно. Расскажи мне лучше о Метрессе Эзиле.
— Она странная. С одной стороны, в ней есть все от богини. Ее последователи — ее дети, она награждает добродетельных и наказывает неправедных. Но тут возникает ее пресловутый саквояж.
— Саквояж вуду.
— Она носит саквояж из черепов. В центре — человеческий череп; вокруг — черепа, которые человеческими не назовешь.
— Черепа животных?
— Нет. Существ из мира духов. У саквояжа свой культ. Его чтут как нечто особенное.
— Говорят, он может перенести человека в мир духов. Это правда?
— Тогда с билетом в один конец. Ходят слухи, что саквояжу приносят в жертву людей.
— Я тоже слышал. Но саквояж существует? Его можно потрогать?
— Я бы не советовал. Хотя саквояж не вымысел, а реальный объект. Я никогда сам его не видел, но у меня есть друг, который сказал, что его знакомый видел.
— Похоже, тебя устраивает столь веское доказательство, — заметил я.
— Так что тебя интересует по поводу Метрессе Эзиле и саквояжа вуду?
— Все дело в Билли Барнесе. Мать Билли утверждает, что саквояж находился в попечении ее семьи в течение жизни нескольких поколений. Билли пропал, а за ним вскоре и саквояж.
— И ты думаешь, что теперь он у Билли Барнеса?
— По-видимому, он кормил его кусочками своей бабушки. А исчезнув, он прихватил ее с собой. Насколько я знаю, в чемодане под кроватью у него содержится еще один несчастный педик. Саквояж за раз съедает у него по пальцу.
— Ужасно, — сказал Артур. — Послушай, сейчас я исчезну — действие снадобья заканчивается. Похлопотать за тебя в 1965 году?
Я покачал головой.
— 1965-й ничем мне не запомнился. Немного рано советовать Элвису садиться на диету или пытаться уговаривать Джона Леннона не ехать в Америку. Но вот через год летом обязательно приезжай в Сан-Франциско. Не пожалеешь. Лето будет называться «летом любви». Не забудь, а то потом будешь локти кусать.
— Спасибо, — сказал Артур.
— И еще, Артур…
— Да?
— Если в Сан-Франциско встретишься с парнем по имени Чарли Мэнсон, развернись и иди в другую сторону.
— Чарли Мэнсон. Хорошо. Я запомню.
— Еще увидимся.
— Чувствуй себя как дома, — сказал Артур и исчез.
Я посидел на камне еще некоторое время, бросая камешки в воду. Было соблазнительно остаться здесь, в окружении смуглых красавиц, кокосового вина и других прелестей божественного бытия. Можно было даже придумать свой собственный остров неподалеку и устроить свой культ там. Эдакий Мука-мук I с компанией сексапильных актрисок на побегушках. Или это лишь мечты и я не в состоянии ничего реализовать?
Нет, все-таки в состоянии.
Какая-то часть меня этого очень хотела.
Но я понимал, что это плохая идея. В конце концов, я беглец. И нахожусь здесь. А здесь все не по-настоящему. В этом Некронете все только кажется настоящим и потому соблазнительным. Но на самом деле ничего настоящего здесь нет, и все удовольствия синтетические. Я хотел выбраться отсюда, вновь оказаться в реальном мире. Так что попусту тратить здесь время мне было незачем.
Солнце припекало, я подумал, как хорошо было бы выпить кружечку старого доброго английского пива, чтобы обострить чувства и освежить мысли, и…
… и тоже исчез.
ПШИК! — и исчез.
Вот уж действительно пшик! Кстати, вы когда-нибудь задумывались над тем, какой шум наделал «большой взрыв»? И был ли этот шум первым? Если он был первым, то, без сомнения, и самым громким. Таким громким, что все последующие шумы не шли с ним ни в какое сравнение. Но был ли все-таки этот шум первым?
Помню, в школе меня учили, что звук не может распространяться через вакуум. А раз так, «большой взрыв» не мог издать никакого звука в бесконечном вакууме космоса. Что означает, что «большой взрыв» вовсе не был «большим взрывом».
Скорее, он был большим пшиком!
Меня всегда умиляет, когда ученые придумывают очередную теорию происхождения вселенной. Особенно их математические выкладки, которые они приводят в подтверждение. Какое отношение уравнения имеют к происхождению вселенной? Человечество изобрело математику, вселенная изобрела себя.
Мне кажется, что математические выкладки призваны подпитывать раздутое мнение ученых о своей гениальности, и ничего больше. Думать, что можно однозначно интерпретировать такое неоднозначное явление, как создание вселенной с помощью цепочки уравнений! Какая наивность!
Кого эти люди хотят обмануть?
Впрочем, говорят, что есть человек, который постиг все до конца. Но вы не найдете его в списке знаменитостей. У этого человека нет карманного калькулятора, и он считает, что «если задачу нельзя решить на пачке от сигарет, ее нельзя решить вообще».
Зовут этого человека Хьюго Рун, а его Решение возникновения вселенной, следствием которого является его же Закон очевидности, поражает своей простотой и элегантностью. Важно отметить, что Рун использует именно слово «решение», а не «теория». Рун не разменивал абсолютные истины. Одна из его многочисленных максим гласит: «Как только проблема мною решена, я уже не отношусь к своему решению как к теории».
Решение возникновения вселенной Руна таково:
«Рождение вселенной — самое невероятное, что когда-либо могло произойти. Поэтому оно и произошло».
Возможно, вам потребуется некоторое время, чтобы постичь всю глубину этого решения. Но вы не пожалеете. Потому что это блестящее решение. На некоторые слова надо сделать логическое ударение. Например, на слово «самое». Рождение вселенной — самое невероятное, что когда-либо могло произойти. Подумайте об этом. В вечности безвременья могло произойти любое невероятное событие. А рождение вселенной было самым невероятным. Поэтому-то оно и произошло.
Естественно, седые бороды научного сообщества, возмущенные тем, что Рун нашел столь легкое решение, причем без всяких уравнений, потребовали, чтобы он объяснил свое решение более подробно. Им было недостаточно, что он дал объяснение, фактически объяснявшее суть вещей. Они хотели знать, как это объяснение работает. И каким путем он пришел к этому объяснению.
Рун прочитал лекцию, в которой терпеливо объяснил, что и как.
Вкратце его лекция сводилась к следующему:
Порядок из хаоса. Раньше порядка была случайность. Случайность вплоть до молекулярного уровня. Вселенская случайность — бесконечная, бесконечная случайность. Затем было совпадение. Самое первое совпадение. Когда происходит самая, казалось бы, невозможная вещь. Две частички случайности делают одно и то же в один и тот же момент. Первое совпадение, новое событие в истории вселенной. Нечто совершенно новое. Не случившееся, если бы не совпадение. Это новое стало новой частицей случайности, совершенно уникальной. Пока не столкнулось с другим таким же новым, случившимся где-то еще при таком же совпадении. Когда эти два образования встретились, снова случилось что-то новое, поскольку это совпадение стало еще одним новым событием. И так далее. И все это одновременно в бесконечно малый момент. Взрыв!
Большой взрыв!
Рун объяснил, что у него не общепринятое представление о вселенной. Физическая вселенная, состоящая, как известно, из вещества, не такая уж большая. Скорее, она бесконечно мала. Пространство бесконечно, но в нем нет особого смысла. Большой взрыв на самом деле был очень маленьким взрывом. Ничем не примечательным. Случившимся на микроскопическом уровне. В общем, незаметное событие.
Седые бороды затрясли своими седыми бородами. Кажется, объяснять больше нечего. Но все же они поинтересовались у Руна, можно ли сказанное им выше упростить. Сократить до нескольких букв. Если случайность обозначить буквой R, совпадение буквой С, а рождение вселенной буквой В («большой взрыв»), то какая получится формула?
R + R = С, С2 = В или В = R2xC2?
Рун объяснил, что R надо разбить. Rt — это первоначальная случайность, также известная как R.; R2 — второй акт случайности, постсовпадение, произошедшее до R3, когда два постсовпадения произошли одновременно и образовали третье (R4). А В есть комбинация R2 x R22 x R32 x R42. В периоде.
«А что инициировало первые случайные события? — спросили седые бороды. — И как это учитывается в уравнении? Можно ли, таким образом, ввести OR?»
Рун взял мел и пошел к доске.
Он больше не читал лекций на данную тему.
И уравнение он тоже не вывел.
Кое— кто говорит, что Рун посвятил остаток своей жизни, пытаясь-таки его вывести. Но другие, кто осведомлен лучше и присутствовал на лекции, утверждают, что он отходил седые бороды увесистой дубинкой, прежде чем пойти выпить.
Кружку доброго старого английского пива, наверное.
«Веселого садовника» я проигнорировал. А вы что думали? Неужели вы решили, что я прямиком угожу в ловушку?
Все— таки решили? Стыдитесь!
Я придумал собственный бар. Назвал его «У Роба», поставил себя за стойку и наполнил людьми, которых хотел видеть.
Капитан Фракас играл в домино с Сальвадором Дали, Мортиша болтала с Мадонной, Хьюго Рун спорил с Эйнштейном, Оскар Уайльд выходил из мужского туалета, а Джон Холмс Долговязый — из женского.
Я отхлебнул доброго старого английского пива, налил кружечку Джими Хендриксу и улыбнулся присутствующим. Все непринужденно болтали, не стесняясь друг друга. Богатым да знаменитым раскованности не занимать. Я уже собирался обслужить Боба Дилана (барда, а не его тезку-кретина), когда мне пришлось выйти из-за стойки, чтобы выгнать Дэвида Боуи, которого я не приглашал.
Я вернулся в бар, обслужил Боба и ударил деревянным молотком по стойке.
— Дамы и господа, — сказал я. — Могу я попросить минуту вашего внимания?
Гул голосов не утих. Меня проигнорировали.
— Дамы и господа, прошу вас. Гул не утихал.
— Пожалуйста! Прошу вас! Пожалуйста! И по стойке: бах! бах! бах!
Гул утих. Головы повернулись в мою сторону.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Вы, наверное, хотите знать, зачем я вас всех здесь собрал?
Я смотрел на них, они смотрели на меня.
— На всякий случай, если вы все-таки хотите знать…
Гул возобновился с новой силой.
— Прекратите! — я с размаху ударил молотком по стойке. — Я собрал вас здесь, потому что восхищаюсь вашим прошлым и ценю ваше…
Ко мне подошел Крис Юбэнк и что-то вручил.
— Что это? — спросил я.
— Фотография с автографом, — ответил Крис.
— Большое спасибо, но я хотел не это.
— Вы посмотрите на него! — бросил Крис в зал. — Трепло!
— Ценю ваше мнение, — продолжал я. — Видите ли, каждый из вас в той или иной степени повлиял на мою жизнь. Через свои песни, картины, представления…
— Извините, — перебил меня Хьюго Рун. — А кто вы?
— Я Роб, — сказал я. — И это мой бар. Бар из сновидений.
— А вы знамениты?
— Нет.
— Тогда какой у нас к вам может быть интерес?
— Послушайте, — сказал я. — Вы, конечно, богаты, знамениты и все такое. Но если бы простые люди вроде меня не покупали ваши песни и фильмы, вы бы не были ни богатыми, ни знаменитыми.
— Боюсь, вы не понимаете, — сказал Рун. — Мы богаты и знамениты, потому что мы другие. Мы вожаки стада, мы преобразуем общество, меняем направление его движения.
— Поэтому я и ценю ваше мнение. Я попал в беду. Я застрял здесь, и мне нужна вся возможная помощь, чтобы…
— Да хватит вам, — сказал Рун. — Вы все-таки не понимаете. Вы помните слова Маргарет Тэтчер: «Общества нет. Есть группы индивидуумов».
— Помню, — сказал я.
— Так вот, она не договорила. Она должна была сказать: «Есть группа индивидуумов. И есть остальные. А остальные и есть общество».
— Вы самодовольный идиот, — сказал я.
— Оскорблять гигантов — привилегия карликов.
— Карлик на плечах гиганта видит за двоих.
— Только если ему подставили плечо.
— И вы, конечно, не собираетесь подставить его мне?
— Вы — пешка, — сказал Рун. — Разменная монета. Там, наверху, вас не воспринимают как индивидуума. Только как статиста.
— Вы — бессердечный ублюдок.
— Бессердечность здесь ни при чем.
— Послушайте, вы, — сказал я, — все, здесь собравшиеся. Я болел за вас. Могли бы по крайней мере помочь мне в моей беде.
— Помочь вам? — брови Руна удивленно поползли вверх. — А где были вы, когда в помощи нуждались мы? Взять, например, Кейта Ричардса. — Кейт помахал рукой, и я помахал в ответ. — Где вы были, когда он лечился от героиновой зависимости? Вы хоть раз пришли в больницу, чтобы поменять под ним судно?
— Некоторые поклонники приходили.
— Но не вы.
— Да, лично я не приходил.
— Вы, наверное, один из тех ублюдков, которые втайне радуются, когда кто-нибудь из знаменитых слетит с катушек, окажется в эпицентре скандала или лишится всех своих денег. Вы просто сам не свой от этого. Не продали бы ни одного таблоида, если бы не подобные вам люди, которые наслаждаются проблемами известных людей.
— Мы не…
— Ага! — воскликнул Рун. — Вы сказали «мы»! Вы не индивидуум. Вы один из стада, один из тех, кто покупает таблоиды.
— Я — индивидуум. Но постойте, дайте перевести дух.
— Нет, — сказал Рун. — И не подумаем. Возьмем миссис Мадонну. — Мадонна помахала рукой, и я помахал в ответ. — Представьте, что все пишущие для нее спрашивали бы у нее совета. Возможно, она и давала бы их — она очень внимательный человек, — но у нее просто не хватило бы времени. У нее нет возможности отвечать на все письма. Поэтому она делает то, что делает. Она развлекает миллионы людей, делая их всех счастливыми одновременно.
— Итак, вы мне не поможете? Вы это хотите сказать?
— Мы не можем, — сказал Рун. — Мы вам уже помогли. Вы сами это признали. Каждый из нас в той или иной степени повлиял на вашу жизнь. В этом и заключается наша роль. Посредством наших песен, наших книг или картин. Мы не занимаемся вами лично не от бессердечия. Просто таково положение вещей. Вы меня понимаете?
— Да, — сказал я и уныло кивнул.
— Мы не плохие люди, — сказал Рун.
— Да, я понимаю.
— Таково положение вещей.
— Да-да.
— Каждый должен заниматься своим делом.
— Хорошо, я понял.
— Так устроен мир. Так…
— Я сказал «хорошо»! Не надо теребить рану. Вы мне не поможете, но это не ваша вина.
— Именно, — сказал Рун.
— Тогда можете все проваливать.
— Что? — не понял Рун.
— Проваливайте. Вы мне не нужны.
— Но мы ведь выпиваем и разговариваем, — сказал Рун.
— Теперь это уже не важно.
— Но ведь вам неприятно это говорить.
— Приятно. И я говорю: проваливайте все.
— Ты — невоспитанное трепло, — сказал Хьюго Рун.
— Не называй меня треплом, жирный ублюдок. Хьюго Рун выхватил свою дубинку и вмазал мне по лицу. Я схватил свой молоток и врезал Крису Юбэнку. Крис Юбэнк заехал в челюсть Максу Миллеру, Джон Стейнбек головой влепил Эдит Ситуэлл, а Энди Уорхол ногой — в пах Тоду Браунингу. И началось…
Я только охнул, когда Лоуренс Аравийский врезал мне поддых.
— Это шоу-бизнес, — сказал он.
Быстрее, папа, быстрее
(месть носящего на плечах)
Быстрее, папа, быстрее,
Подгонял малыш
Своего отца-клячу.
Быстрее, папа, пошел!
Возьми меня на руки, но!
Мы должны поспешить,
Чтобы успеть к чаю.
Бедный отец сносил
Это тяжкое бремя
Ради неблагодарного отпрыска.
Наплевать на все,
Встать, и дело с концом.
Как жаль, что нельзя открутить
Сыну голову — ведь не поймут.
Быстрее, папа, быстрее,
Вопил малыш.
Отец мужественно боролся.
Поторопись, папа, ну же.
Я тебе надоел?
Эй, это мою голову
Ты оторвал и выбросил?
18
Все так или должно быть так; но можно больше и лучше.
Сэр Уинстон Черчилль
Я не сердился, но был огорчен. И было больно. Лоуренс отделал меня что надо. И все-таки я не сердился. Наверное, того, что случилось, следовало ожидать. Что ж, очередной урок.
Я все время учился.
Я сидел один в баре «У Роба», потягивая доброе старое английское пиво и прислушиваясь к крикам, — частная милиция, которую я придумал, одного за другим скармливала знаменитостей огромной бумагорезательной машине, тоже плоду моего воображения. Ясно, что помочь себе я должен сам. Я, конечно, еще мог встретить кого-нибудь, кто бы хоть как-то мне помог, но в основном действовать предстояло в одиночку.
Одиночная миссия.
Но с чего начать? Проблема.
И кроме того, мне не очень-то улыбалась перспектива действовать одному. Должен был быть кто-то, к кому можно обратиться за помощью. Вспомнил! Есть индивидуум, который мне поможет, который когда-то уже пытался мне помочь!
Старый моряк из сновидений моего дядюшки Брайена.
Моряк предупреждал меня, чтобы я держался подальше от Билли Барнеса, значит, он был осведомлен об опасности, которая мне грозит. Но кто он и где он?
— Правильно, — пробормотал я. — Надо найти старого моряка. Но как это сделать?
И вдруг мне в голову пришла мысль. И я за нее ухватился.
Билли Барнес размышлял. Он сидел в своем пент-хаузе в удобном кресле при включенном телевизоре с полным стаканом в руке, положив ноги на своего шофера.
— Мне мало платят, — сказал Билли. — Для компании «Некрософт» я представляю гораздо большую ценность по сравнению с деньгами, которые мне платят.
Шофер ничего не ответила. Она стояла на коленях и была совершенно голой, если не считать перчаток, в подкладку которых Билли вшил плизир.
— Ты ведь согласна? — поинтересовался Билли.
— Согласна, — ответила обнаженная женщина. Билли взял пульт управления и направил на телевизор.
— В компании я уже шесть месяцев, — продолжал Билли. — По просьбе Дайка в должности сборщика информации я уже собрал двадцать три субъекта. Работа мне нравится, но я не чувствую, что мной довольны. Ты понимаешь, о чем я?
Обнаженная женщина посмотрела своими безумными глазами на Билли. Она прекрасно понимала, о чем он говорил. И даже больше.
— Так вот. — Билли нажал кнопку, и на экране телевизора появилась таблица с цифрами. — Здесь мы видим планы по расширению Некронета. Реклама в масштабах страны, взаимодействие с финансовыми и правительственными организациями. Между прочим, это сверхсекретная информация. Но я потихоньку добыл. «Некрософт» участвует во всех выгодных сделках. Взгляни сюда и вот сюда.
Шофер сделала, что ей велели.
— Фастфуд, раскрученные брэнды спортивной одежды, шоу-бизнес. Куплены еще шесть больниц для загрузки престарелых родственников. Десять тысяч загрузок по тысяче фунтов каждая. Значительное расширение. Общественности неизвестны истинные масштабы компании. Но они велики. Больше, чем я мог себе представить. Но я тоже не лыком шит, правда?
И Билли ткнул обнаженную женщину в ребро.
— Не лыком, — ответила она.
— Но сборщику информации рассуждать не положено, — продолжал Билли. — Директору компании положено, а уж председателю сам бог велел. Куда до них простому сборщику информации. — Билли пробежал взглядом столбцы цифр на экране. — Игрушки и настольные игры, военная амуниция и программное обеспечение, программы пацификации городского и сельского населения. И даже, смотри, молочное животноводство! Компания только что приобрела ряд молочных ферм. Как ты думаешь, зачем?
— Молоко, — сказала коленопреклоненная женщина.
— Молоко, — повторил Билли. — Генетически модифицированное, очевидно. В русле дальнейшей пацификации и управления. Великолепно! Какой порядок! Какая организация! Но кто за всем этим стоит? Кто управляет компанией «Некрософт»? Кто ею владеет? Кто придумал Некронет?
— Не знаю, — сказала женщина.
— Я тоже. Но я намерен узнать. Однако я не могу этого сделать, пока я простой сборщик информации. Мне необходимо продвижение, необходимо более высокое положение в компании. Пожалуй, пора Блейзеру Дайку стать жертвой несчастного случая. Загрузив его, я смогу получить всю необходимую для карьерного роста информацию.
Билли снял ноги с плеч женщины, встал и окинул взглядом ее красивое обнаженное тело. Затем он расстегнул брюки и опустился рядом с ней на колени.
— Отметим это по-особому, — сказал он, проводя пультом управления по содрогнувшейся спине своего шофера.
Блейзер Дайк недовольно покачал головой. Он сидел за своим письменным столом из кедрового дерева в окружении телефонов. Посередине стола стоял переносной телемонитор.
На экране Билли Барнес творил непотребство со своим шофером.
— Ты очень нехороший мальчик, — пробормотал Блейзер Дайк. — Я поступил дальновидно, установив микрокамеры наблюдения в комнаты твоего пентхауза. Ты становишься обузой.
Блейзер Дайк поднял трубку одного из телефонов и набрал номер.
В машине с личным шофером, точно такой же, как у Билли, раздался телефонный звонок.
Мой телефон молчал. Молчал, как необработанный мрамор будущей статуи. Молчал, как девственная тишина. Молчал, и все тут.
Не звонил.
Но разве паузы — не самое прекрасное в беседе?
Или тихие вздохи? Разве молчанием не сказано все?
Думаю, да.
Слова, слова, эти сладкие мысли, слетающие с языка и ублажающие слух, да будут радостью, да будут райскими птичками, беззаботно порхающими, и…
ТУК ТУК-ТУК.
Райскими птичками, беззаботно порхающими, и…
ТУК ТУК-ТУК.
В неге и радости, и…
ТУК ТУК-ТУК.
Я оттолкнул от себя пишущую машинку и уставился на дверь. Я сидел в своем офисе и сочинял сонет о безмолвном телефоне, который должен был войти в мой новый сборник «Убойная поэзия: Стихи Ласло Вудбайна». И тут, на тебе, какой-то филистер без зазрения совести стучится в дверь!
— Проваливай! — крикнул я, стараясь, чтобы голос звучал построже.
ТУК ТУК-ТУК.
Я открыл ящик стола и вытащил свой надежный «смит-вессон».
ТУК ТУК-ТУК.
Я снова посмотрел на дверь. За матированным стеклом, на котором было написано «ЛАСЛО ВУД-БАЙН. РАССЛЕДОВАНИЯ», маячила тень.
Мужская.
Рост пять футов одиннадцать дюймов. Вес сто шестьдесят девять фунтов. Аккуратная борода, сломанный нос, залысина, покатые плечи. Человек был одет в длинный плащ и фетровую шляпу с загнутыми полями.
Человека я не знал, но тень показалась мне знакомой. В моем деле уметь воспроизводить внешность человека по очертанию фигуры так же важно, как уметь не ударить в грязь лицом. Если вы понимаете, о чем я говорю.
— Войдите, — сказал я не очень-то вежливо.
Ручка повернулась, и дверь распахнулась. В проеме стоял человек ростом шесть футов два дюйма, без бороды, с длинным носом, густой шевелюрой и широкими плечами. На нем был вечерний костюм, веллингтоны и котелок.
— Нужно будет заменить стекло, — пробормотал я.
— Мистер Вудбайн? — спросил я. — Мистер Ласло Вудбайн?
— Так меня зовут, приятель, — ответил я. — А ты кто такой?
— Я попал в беду, — сказал я. — Я пришел к вам, потому что вы всемирно известный литературный сыщик. Я прочел все ваши книжки, и если кто-то и может мне помочь, то только вы.
Я холодно кивнул. Так, ничего особенного. Просто кивок, немного сдержанный. Кивок, который сказал все, что нужно было сказать. Без лишних слов.
— Что означает ваш кивок? — поинтересовался я.
— Подожди-ка, — сказал я. — Это я или ты?
— Извините? — не понял я.
— Мы оба говорим от первого лица. Такого не может быть.
— Извините, — снова сказал я. — Это моя вина. Я представил себя частным детективом. Ласло Вуд-байном. Но я по-настоящему в беде, и только настоящий Вудбайн мне поможет.
— Извини, приятель, — сказал я, — но кто-то из нас должен прекратить говорить от первого лица. И уж точно не я.
— Хорошо, — согласился парень. — Тогда я. Ну, как?
Я окинул парня пристальным взглядом.
— Повтори-ка.
— Хорошо, — повторил парень. — Тогда я. Ну, как?
— Отлично.
Из ящика своего стола я достал бутылку бурбона, два бокала, пару салфеток, упаковку сэндвичей с курятиной, ножи, вилки, прибор для приправы в форме маленького хромового лайнера с солью и перцем, блокнот, карандаши, точилку на случай, если карандаши затупятся, резинку на случай, если я сделаю ошибку, желтый маркер на случай, если мне придется отмечать что-то желтым цветом, карту города, карту страны, небольшой глобус, паспорт, дорожные чеки, таблетки от морской болезни, смену белья, иголку с ниткой, компас, три обоймы с патронами, учебник эсперанто…
— Сигареты, — сказал я. — Куда я положил сигареты?
— Они у вас на столе, — сказал парень.
— Ах, да, спасибо. — Я смахнул все остальное обратно в ящик. — Тянешься?
— Тянусь?
— Сигарету, спрашиваю, будешь?
— Нет, спасибо. Я лучше свою трубку, если можно.
— Конечно, — сказал я. — У тебя какая?
— «Меершаум», как у Шерлока Холмса.
— Холмс никогда не курил «меершаум», — сказал я. — Он курил глиняную трубку. Обратись к первоисточнику, если не веришь мне.