Египетской галерее Британского музея.
Она была точно такой, какой я ее запомнил. Я стоял у того самого стеклянного ящика с саркофагом и иероглифами. Тот же запах, то же освещение. Все в точности такое же. И тут меня напугали.
— Ты в порядке, сынок? Потерял своего папочку?
Я посмотрел вверх. И вспомнил этого человека. Он был смотрителем египетских древностей. Именно он нашел меня, когда я был маленьким. Именно он взял меня за руку и повел искать папу.
— Идем, — сказал смотритель. — Поищем его. И протянул руку.
— Нет. — Я отпрянул. — Я уже не ребенок. И меня здесь нет.
И человек растворился. Прямо у меня перед глазами. Исчез.
То же самое случилось и с Египетской Галереей.
Я снова оказался один. Вне пространства. И тут до меня дошло. Одиночество смерти вдруг окружило меня и потекло во всех направлениях.
Я понял, что произошло.
И почему я здесь.
И почему со мной больше нет Барри.
Потому что его обязанности закончились. Потому что он опекает только живых.
А меня больше нет среди живых.
Билли Барнес убил меня.
Я мертв.
Скитаясь по пустыням
14
Я был мертв.
И зол.
Зол на то, что мертв. Взбешен тем, что мертв, и зол на живых. Я вспомнил, как в детстве болел ветрянкой. И это меня злило. Злили не боль или дискомфорт, а злили все остальные. Злили здоровые, злили те, у кого не было ветрянки. Я сидел у окна своей спальни и глазел на прохожих. Как смеют они быть здоровыми, когда я болею! Такая несправедливость меня злила.
Взрослея, мы привыкаем к несправедливостям жизни, воспринимаем их как само собой разумеющееся. Ничего другого не остается, как надеяться на свои силы и выжимать из этой жизни как можно больше. Но где-то в глубине мы все равно злимся, даже если не можем себе в этом признаться. Злимся, злимся.
Уж я— то точно злился.
А теперь, когда я умер, я разозлился еще больше.
Я не просто смотрел из окна спальни; мой взгляд не упускал ни одного живущего на свете. И богатого, и убогого. Я завидовал и злился на каждого из них. Потому что все они жили, как ни в чем не бывало, а я нет.
Но ни на кого я так не злился, как на Билли Барнеса.
Он виновен в моей смерти, и он ответит за это.
— Я найду его! — воскликнул я. — Настигну! Буду преследовать его, пока он не сдохнет, а затем встречусь лицом к лицу и разобью ему башку!
Мысль о вечной мести слегка меня позабавила, но затем мне в голову пришла другая мысль. Если я мертв, то где я? Не в аду, но и на рай это место определенно не похоже.
Значит, где-то между. Следовательно, Бог еще не решил, куда меня отправить. А раз так, надо поскорее избавится от злых мыслей и планов мщения и настроиться на более тихий и мирный лад.
Тогда я смогу предстать перед небесными обитателями в полной уверенности, что Билли Барнес получит свое сполна в горниле где-то на нижних этажах.
Эта мысль развеселила меня еще больше.
Но я тут же поперхнулся смехом. Это что же? Я злорадствую над незавидной участью ближнего? Но ведь это грех. На такое Бог глаза не закроет. Бог любит чистые помыслы.
— Проклятье! — воскликнул я. — Закавыка какая. Как можно иметь только чистые помыслы, если в глубине души знаешь, что именно благодаря им ты и окажешься на небесах? Такая чистота помыслов приобретает определенный мотив и перестает быть чистотой ради чистоты. Какая уж тут чистота помыслов. Скорее, нечистота.
— В этом и состоит основная человеческая дилемма, когда мы касаемся нравственных вопросов, — сказал странствующий нищий.
Я искоса посмотрел на него и кивнул.
— Пожалуй, возьму еще кружечку горького, если не возражаешь, — сказал нищий.
Я огляделся. И сразу сел.
— Я в «Веселом садовнике»! — воскликнул я. — Какого ч…?
— Усаживайся поудобнее, — сказал нищий. — Тебе нужен человек, которому ты доверяешь.
— Доверяю?
— Ты ведь доверяешь Энди. Спроси у него.
— Я и вправду доверяю Энди. Откуда ты знаешь?
— Ниоткуда. Я просто знаю, что знаешь ты. Спроси Энди. Спроси его, что происходит.
— И спрошу. Спотыкаясь, я подошел к бару.
— Какого черта здесь все происходит? — спросил я Энди. — Какого черта я здесь делаю? Я мертв.
— Ты не мертв, — сказал бармен, качая головой. — Выброси эту чушь из головы.
— Легко сказать! Но что происходит?. — Тебя загрузили в Некронет.
— Некронет? А что это?
— Виртуальный мир. Компьютерное моделирование.
— Ты хочешь сказать, я в компьютерной игре?
— Это не игра, — сказал Энди. — Это то, где ты находишься. Ты видишь голографическое изображение действительности. Данная реальность — это твоя собственная реальность, созданная из твоих воспоминаний, опыта и мыслей.
— Ты хочешь сказать, я все это вижу во сне? Сплю и вижу сон?
— Это не сон. Ты никогда не проснешься.
— Ничего не понимаю.
— Выпей, — предложил Энди. — Сразу полегчает.
— Да, — сказал я. — Да. Хорошо. Дай мое обычное… Нет! Лучше что-нибудь из «долгоиграющих».
— Сию минуту. — Энди придвинул мне полную кружку. — Попробуй. И не говори, что это не лучшее пиво, которое ты пил в жизни.
— А скажу. Лучшее пиво в жизни я пил в Индии. Это было в шестидесятых, когда я примкнул к хиппи. Помню, словно это было вчера. Или даже сегодня. — Я сделал глоток и медленно проговорил: — Вкус был именно такой.
— Цифровая память, — сказал Энди. — Задумайся на секунду. Ты можешь вспомнить все, что когда-либо видел или делал. Ты вспомнил, как ходил в Египетскую галерею, и она тут же воплотилась такой, какой ты ее запомнил. Только задумайся на секунду. Попробуй.
Я задумался и попытался представить, что разом могу вспомнить все, что когда-либо видел и делал. И меня захлестнуло, словно приливной волной.
Шатаясь, я отошел от бара.
— Перегрузка системы, — сказал Энди. — Перезагрузись и начни сначала.
Я тряхнул головой. Топнул ногой.
— Пол настоящий, — сообщил я Энди. — Не похоже на компьютерное моделирование.
— Значит, ты не мертв, не так ли?
— Вроде не мертв, — сказал я.
— Вот и не забывай об этом. Ты не мертв. Повторяй про себя: я не мертв.
— Я не мертв, — повторил я. И как мне это понравилось! — Я не мертв. Я не мертв. Эй, слушайте все! Я не мертв!
— Что за крики? — спросил Шон О'Рейли, входя в бар. — Кто тут не мертв?
— Я не мертв, Шон. Думал, мертв, а, оказывается, нет. Разве не здорово?
— Здорово, — согласился Шон. — А ты читал что-нибудь стоящее за последнее время? Я вот недавно прочел книжку Джонни Ку…
— Постой-ка, — сказал я, снова поворачиваясь к Энди. — До меня все еще не дошло. Здесь ведь все настоящее. Ощущения, запахи, предметы.
— Именно так ты и запомнил это место, — сказал Энди.
— Ты хочешь сказать, все это создано из моих воспоминаний?
— Субстантивизация мыслей.
— Ничего не понимаю. Но постой-ка. Если я внутри компьютерной имитации, как мне ее выключить? Как отсюда выбраться? У меня на голове специальный шлем или что? Где пульт управления?
— Я не запрограммирован для передачи данной информации.
— Запрограммирован? Кто тебя запрограммировал?
— Я — продукт «Некрософт Индастриз». Я здесь для того, чтобы обеспечивать тебя всей информацией, необходимой для приятного времяпрепровождения.
— Я не желаю здесь находиться, — сказал я. — Я хочу убраться отсюда. Скажи, как это сделать.
— Я не запрограммирован для передачи данной информации.
— Тогда скажи, кто запрограммирован.
— В доступе отказано.
— Неужели?
— Неужели. Ты вот что… послушай лучше меня. Зачем тебе отсюда убираться? Здесь ты можешь вспомнить абсолютно все. У тебя цифровая память. Ты можешь вызвать воспоминания о самом прекрасном, когда-либо случившемся с тобой, а затем снова и снова испытывать это. Ты можешь исследовать этот мир, посетить любой его уголок. Он создан не только из твоих воспоминаний. Здесь тысячи других. Здесь всемирная база данных. Бесконечные возможности для экспериментов и развития.
— Ерунда, — сказал я. — Там, в реальном мире, мне рано или поздно захочется в туалет. Шлем придется снять.
— Не о том думаешь, — сказал Энди. — Подумай лучше о возможностях. Вреда здесь тебе никто причинить не сможет. Здесь нет болезней, нет смерти. Лишь обмен опытом и информацией. Столько всего можно увидеть, столько узнать. А сколько удовольствия получить!
— Ты поешь, как паршивый коммивояжер.
— Как тебе не стыдно, — сказал Энди. — Я информационный пакет.
— Засунь свою информацию себе в задницу. Мне нужно наружу.
— Наружу нельзя, — сказал Энди. — Выкинь подобные мысли из головы, иначе…
— Иначе что?
— Иначе придется запустить программу коррекционной терапии.
— А что это?
— Я не запрограммирован для передачи данной информации.
— Вот заладил.
Я взял кружку и ушел в свой любимый угол. Я был зол. Не так, как раньше, но все равно ощутимо.
Но настоящая ли это злость?
В конце концов бар виртуальный, пиво виртуальное, может, и злость виртуальная?
— Нет, — сказал я сам себе. — Злость настоящая. И я все равно отсюда выберусь. Не собираюсь проводить остаток жизни внутри компьютерной имитации, и не важно, насколько вкусным кажется пиво. Меня не купишь на цифровую память и бесконечные возможности эксперимента. Ну и что, что я могу вновь и во всех подробностях прожить наиболее прекрасные моменты своей жизни?
Ну и что, что…
Я смотрел на нее, сидящую за столиком напротив меня. Ресторан в Льюисе. Март. Суббота. Ее страстные янтарные глаза и пленительный рот. Между нами сильное чувство, мы едва обращаем внимание на пищу. Чувствую запах ее волос, дотрагиваюсь до ее руки и…
— Нет! — вскричал я и вскочил со стула в «Веселом садовнике». — Я любил ее и потерял. Нет никакого удовольствия воскрешать счастливые моменты своей жизни. Это мука. Настоящая мука.
— Успокойся, — сказал Энди. — Привыкнешь. Вспоминай избирательно. И не торопись. Спокойно.
— Нет! — не успокаивался я. — И слышать не желаю. Хочу наружу. Настоящий мир горек, но этот еще горше. Надо же, помнишь каждую деталь! Каждую совершенную тобой ошибку! Всю боль, которую причинил другим. Это ад. Выпустите меня! Помогите! Помогите!
Кто— то ударил меня. Или выключил. Окружающее уменьшилось до крошечной точки на экране и исчезло. Черное марево.
Затем снова ослепительно белое.
Я сидел в кабинете у врача, уставившись в потолок.
Доктор сказал, что я параноидный шизофреник. Ну, не сказал — дал понять. Хотя…
— Расскажите мне про Некронет, — сказал доктор.
— Некронет?
Я покачал головой.
— Место, где, по вашим словам, вас насильно удерживали. Виртуальный мир внутри какого-то компьютера.
— Не понимаю.
Я снова покачал головой.
Доктор посмотрел в историю болезни.
— Вы сказали, что его невозможно описать с помощью принятых в нашем мире понятий. Ясно только, что это иллюзия, созданная из ваших воспоминаний и опыта.
— Так сказал Энди.
— Энди. — Доктор полистал историю болезни. — Владелец «Веселого садовника».
— Да, он.
— Вы выпивали в тот момент?
— Я выпил всего кружку.
— Одну.
— Да, только одну.
— Говорите, пиво виртуальное?
— Да, ненастоящее. Там не было ничего настоящего.
— Зато казалось настоящим. Для вас. И вы это понимали.
Доктор поправил монокль. У меня когда-то был такой, но с простым стеклом. Стильная штучка. Но не буду на этом останавливаться.
— Вы все еще считаете, что побывали в виртуальном мире? — спросил доктор.
— Не знаю. Я…
— Не знаете.
— То есть я…
— Вы говорите, что тот мир состоял из ваших собственных воспоминаний. Вы можете вспомнить, видели ли вы меня прежде? Вы когда-нибудь были в этом кабинете?
— Не помню.
Я замотал головой.
— Зачем меня скрутили? Снимите с меня смирительную рубашку.
— Всему свое время.
Доктор полистал историю болезни
— Цифровая память.
— Да?
— Возможность вспомнить абсолютно все. Вас загрузили в Некронет, и вы получили возможность вспомнить все, освежить любое воспоминание, заново обдумать любую когда-либо возникавшую мысль.
— Верно.
— А вы можете это теперь? Я задумался.
— Нет, — сказал я. — Не могу. — И какой же вы делаете вывод?
— Что я уже не в Некронете?
— Очень хорошо. Очень хорошо. Мы делаем успехи. А теперь, что вы помните? Скажем, о вечере двадцать седьмого июля?
— Я был в Брентфорде.
— Хорошо.
— Следил за Билли Барнесом.
— Так, — доктор помолчал. — Билли Барнес. В вашей истории болезни это имя встречается постоянно. Зачем вы за ним следили?
— Я искал саквояж вуду.
— Ах, да. В истории болезни об этом сплошь и рядом. Давайте-ка еще немного о Билли Барнесе. Вы шли за ним по Хорсферри-лейн.
— И он убил молодого коммерсанта. Я сам видел.
— Этого?
Доктор показал посмертную фотографию того самого молодого человека, бледного и раздувшегося.
— Да, — сказал я и отвернулся.
— И вы не знали этого человека, никогда его не видели.
— Только в том баре вместе с Билли Барнесом.
— Значит, мотивов у вас не было. Акт случайного насилия.
— Что?
— Вы подошли к этому человеку и затеяли с ним ссору. Затем ударили по голове и сбросили в Темзу.
— Ничего подобного я не делал. О чем вы?
— Взгляните сюда.
Доктор показал на маленький телевизор у себя на столе, затем вставил кассету, нажал кнопку пульта управления и повернул экран телевизора ко мне.
Экран засветился. Вечер. Хорсферри-лейн. Очевидно, съемка велась какой-то скрытой камерой. Появились два человека. Они шли вместе, смеялись и шутили. Билли Барнес и молодой коммерсант. Посмотришь — так друзья не разлей водой. И вдруг из тени, пошатываясь, появился третий. Похоже, пьяный. С дубинкой в руке.
Я пригляделся. Третьим был я.
И вот я вижу: я размахиваюсь и наношу удар Билли Барнесу. Затем бью молодого человека. Снова и снова. Тащу его тело к реке и бросаю в воду. К этому моменту Билли приходит в себя. Снова драка. Исход не в мою пользу. Билли наносит мне удар справа в подбородок.
Экран погас. Доктор удрученно покачал головой.
— Вот, пожалуйста, — сказал он. — В полном цвете. Есть еще интервью мистера Барнеса, удостоенного звания почетного гражданина.
— Нет! — воскликнул я. — Нет, и еще раз нет! Это подделка. Монтаж. Ничего этого не было!
— Может, компьютерное моделирование?
— Да-да. Билли Барнес специально это сделал, чтобы впутать меня.
— Боюсь, не только впутать. Эта пленка вас обличает и обвиняет.
— Но это подделка. Ее состряпал Барнес, пока я был в Некронете. Он подставил меня. Я был там и видел его. Меня ударила какая-то женщина. Его сообщница. Я невиновен. Я ничего такого не совершал. Вы должны мне верить.
— Думаю, на сегодня достаточно, — сказал доктор. — Вам придется вернуться в палату.
— Вы тоже замешаны! — воскликнул я. — Это заговор! Вы заодно с этим ублюдком Барнесом!
Доктор нажал маленькую кнопку на столе. Дверь открылась, и появился огромный санитар.
— Сесил, — сказал доктор. — Пожалуйста, отведите этого господина в палату.
— Нет! — закричал я, тщетно пытаясь высвободиться. — Что-то происходит! Что-то ужасное!
— Господину, наверное, пора делать уколы, — сказал Сесил.
— Да, — сказал доктор. — Возьмите большой шприц.
— С самой длинной иглой?
— Да-да, она как раз подойдет.
— Нет! — воскликнул я. — Нет! Нет! Нет!
Но оказалось, что да. Меня утащили, хотя я брыкался и орал. Затем боль и забытье.
Я стоял в очереди за завтраком, сжав в руках поднос. Я был в отвратительной форме, как психологической, так и физической. Вся это чушь про утопающего, который хватается за соломинку, хороша для тех, кто стоит на берегу. Я же не видел ничего, кроме подноса, за что можно было бы ухватиться.
Безобразный толстяк шлепнул каши в щербатую миску и сунул мне. Я взял из корзины ложку, подхватил поднос и пошел искать свободный столик.
— Барри, — шептал я. — Барри, где ты? Барри? Но Барри не было. Я был один. Я опасался за свой рассудок, а утешить меня было некому.
— Свободно?
Я поднял глаза и увидел молодого человека. Он смотрел на меня. Узкое лицо, острый нос, рыжие усы. Словом, нормальный парень, хотя такой гарантии там, где я находился, никто бы не дал.
— Сам не видишь?
Рыжая бровь парня насмешливо поползла вверх.
— Стул не занят, — сказал он.
— Не занят, значит, не занят.
Молодой человек сел и поставил поднос на стол. Я уставился на его тарелку. Грибы, сосиска, яичница, тосты. Молодой человек перехватил мой взгляд.
— Кашу не ем, — сказал он. — Застревает у меня в глотке, как кошка в водосточной трубе.
— У меня тоже. Но…
— Обслуживающий персонал, — сказал парень, сверкнув значком на отвороте рубашки.
— Так ты не больной?
Молодой человек приложил к губам свой тонкий длинный палец.
— Больной. Смотри внимательно.
Я пригляделся к значку. Он оказался крышкой от бутылки, обернутой скотчем.
— Но как? — спросил я. Молодой человек подмигнул.
— Они думают, что умнее всех, а на самом деле тупее ослов. Я хожу, как хочу… Брось ты эту кашу. Попробуй лучше мою сосиску.
— Пожалуй.
Молодой человек переложил сосиску в мою тарелку.
— Спасибо, — поблагодарил я.
— Меня зовут Роджер, — сказал молодой человек.
— Роб, — представился я.
— Рад познакомиться, Роб. Ну, что, отлегло?
— Точно!
— Здорово. — Роджер принялся за еду. — Я за тобой наблюдал. Несколько недель. Ты не как все остальные. Ты еще не потерял это.
— Что?
— Ощущение себя. Ты по-прежнему знаешь, кто ты.
— Это ненадолго.
— Значит, нам с тобой надо быстро отсюда убираться.
— Что?
— Ты как-то связан с компьютерной индустрией, Роб?
Я покачал головой.
— Нет.
— Я так и думал. Но все остальные — да. Все до единого. Они все каким-то боком относятся к компьютерной индустрии. Исследователи, аналитики, программисты. Все.
— Все?
— Вот и призадумаешься.
Я посмотрел по сторонам. Пациенты сидели, тупо уставившись перед собой, и медленно жевали кашу.
— Зомби, — сказал Роджер. — Автоматы. Полный курс обработки. Пустые, как барабаны.
— Мне надо выбраться отсюда, — сказал я.
— Знаю, что надо. И помогу тебе. Они давали тебе это?
Роджер раскрыл ладонь, на которой лежало несколько капсул.
— Таблетки, — сказал я. — Такие же, какие принимаю я. Мне казалось, что таблетки всегда помогают. Но в последнее время я в этом не уверен.
— И все равно принимаешь?
— Конечно. Если я потерял в них веру, это не значит, что они не помогают.
— Смотри. — Роджер взял одну из капсул и разделил ее пополам. — Как думаешь, что это?
Я внимательно посмотрел на содержимое капсулы.
— Похоже на микрочип.
— Трудно представить, что такое может быть в простой таблетке?
— Да уж. Слушай, что здесь происходит? Есть соображения?
— Есть. Что-то ужасное и связанное с компанией, которая называется «Некрософт».
— И с Билли Барнесом, — прошептал я.
— Да, и с этой сволочью тоже.
— Ты знаешь его?
— Он-то меня сюда и упрятал. Мы встретились в баре, и я хотел провернуть с ним одно дельце. Он решил, что я хочу его надуть, и вот я здесь.
— Так ты его надул?
— На самую малость.
— На какую малость?
— Тысяч на семьдесят.
— Фунтов?
— Нет, — сказал Роджер. — Правых резиновых перчаток.
Как oн говорил
15
— Хорошо, — сказал Роджер. — Пусть я помесь хитрой лисы, собаки, лошади и человека. Но мы не выбираем своих родителей.
— Пожалуй, не выбираем, — согласился я.
— И вообще, я редкая птица. Здесь ты не найдешь таких, как я.
— Вот удивил. Такое скотство встретишь не каждый день.
— Да брось ты, — сказал Роджер.
— Что?
— Никогда не задумывался, почему иные собаки похожи на своих хозяев?
— Не хочешь же ты сказать…
— В наши дни генетики чего только не вытворяют. Свиньям вводят гены человека, чтобы использовать их органы для трансплантации. Скажем, пересадили кому-нибудь свиное сердце, и ходит человек с частичкой свиньи. А кто знает, к чему это приведет через пару поколений?
— Ты хочешь сказать, что со временем все виды на земле перемешаются?
— Все возможные. Это будет очередная ступень в эволюционной лестнице.
— Красиво излагаешь.
— Красиво, не красиво, но я говорю тебе правду. Наверное, ты заметил, как изменилось отношение людей к животным? Я не имею в виду их привязанность к собакам и кошкам. Но как насчет выступлений против экспорта овец? А все эти «спасите китов и защитите исчезающие виды»? Раньше человечество ничто подобное не заботило. Но с каждым годом оно становится все ближе и ближе к животным. Черт возьми, есть даже CD с записями песен дельфинов! А сколько у нас вегетарианцев? Откуда это?
Я пожал плечами.
— Вероятно, в них уже есть что-то от овец. — Роджер облизал губы длинным, острым языком. — Вот и призадумаешься… Но послушай, ты хочешь, чтобы я помог тебе выбраться отсюда, или как?
— Пожалуй, да, — сказал я.
— Хорошо, но за это ты должен сделать кое-что для меня.
— Что же?
— Мне нужен партнер.
— Вполне справедливо. Я буду твоим партнером.
— Не тот партнер, которого имеешь в виду ты. Мне надо с кем-то общаться. Лично.
— Перед тобой все человечество. Роджер покачал головой.
— Я не хочу иметь к нему никакого отношения. Я аутсайдер и намерен таковым остаться. Я не хочу примыкать ни к какой группировке. Я хочу общаться лично, и все.
— Ладно, но почему я?
— Ты ведь сыщик, не так ли?
— Да, но…
— У меня есть фотография моего партнера.
— Фотография?
Роджер вытащил ее из кармана и протянул мне.
— Она агент по продаже недвижимости. Большинство людей моего типа заняты в подобных профессиях: продажа подержанных машин, юриспруденция… В своем деле она была неподражаема. Но потом она исчезла.
Я вгляделся в фото.
— Чтоб мне лопнуть, — сказал я.
— Если это тебе поможет, — сказал Роджер.
— Да нет же. Просто я видел эту женщину. Она была в форме шофера. Это она треснула меня по голове. Похоже, она заодно с Билли Барнесом.
— Хорошо. — Роджер забрал фотографию и спрятал обратно. — Теперь мы вместе. Ты готов делать ноги?
— Готов.
— Тогда делаем.
Меня очень впечатлило, как Роджер сделал ноги. Я не видел точно, как, но он сделал.
— Как ты это сделал? — спросил я, когда мы уже были на автостоянке.
— По этой части мне равных нет, — ответил Роджер. — По части побегов и поглощения курятины. Кажется, мне никогда не избавиться от этой привычки. Только покажи мне курятник, и на меня находит исступление. Врываюсь внутрь и рву на части. Кругом перья и…
— Довольно, — сказал я. — Избавь меня от подробностей.
— Извини… Ну, и какая машина тебе приглянулась?
— Никак задумал угнать машину? Роджер пожал плечами.
— Ну, если у тебя нет идеи получше…
— Да нет, я ничего… Меня ведь обвиняют в убийстве. Угон машины вряд ли что изменит.
— Да уж… Так какая тебе нравится?
— Вон та, — показал я. — Голубой «Кадиллак Эльдорадо» 1958 года выпуска, с большими крыльями.
— Раз плюнуть.
И снова я не заметил, как он это сделал, но Роджер завел машину и опустил верх. Он сидел за рулем, и я сел рядом.
— Ну, — сказал он, — куда?
— В Брентфорд, наверное. Именно там в последний раз я видел Билли Барнеса и твою прекрасную леди.
— А в какую сторону Брентфорд?
— Не знаю. А в каком мы городе? Роджер снова пожал плечами.
— Понятия не имею, — сказал он.
— Так выезжай со стоянки, и увидим.
— Логично.
Мы выехали со стоянки и обнаружили, что находимся в современном городе, который мог быть где угодно: за тридевять земель, у черта на куличиках…
Роджер поехал прямо, и вскоре…
— Мы опять на той же стоянке, — сказал я.
— Похоже, что так.
Теперь Роджер повернул налево. Мы проехали поворот, второй, снова прямо, и вот мы опять на той же стоянке.
— Ты идиот, — сказал я Роджеру. — Я сам сяду за руль.
И сел. Выехал со стоянки, второй поворот направо, затем прямо…
— Какого черта? — воскликнул я, въезжая на все ту же стоянку.
Она была точно такой, какой я ее запомнил. Я стоял у того самого стеклянного ящика с саркофагом и иероглифами. Тот же запах, то же освещение. Все в точности такое же. И тут меня напугали.
— Ты в порядке, сынок? Потерял своего папочку?
Я посмотрел вверх. И вспомнил этого человека. Он был смотрителем египетских древностей. Именно он нашел меня, когда я был маленьким. Именно он взял меня за руку и повел искать папу.
— Идем, — сказал смотритель. — Поищем его. И протянул руку.
— Нет. — Я отпрянул. — Я уже не ребенок. И меня здесь нет.
И человек растворился. Прямо у меня перед глазами. Исчез.
То же самое случилось и с Египетской Галереей.
Я снова оказался один. Вне пространства. И тут до меня дошло. Одиночество смерти вдруг окружило меня и потекло во всех направлениях.
Я понял, что произошло.
И почему я здесь.
И почему со мной больше нет Барри.
Потому что его обязанности закончились. Потому что он опекает только живых.
А меня больше нет среди живых.
Билли Барнес убил меня.
Я мертв.
Скитаясь по пустыням
Без удачи,
Без воды,
Чертово солнце.
Знак беды.
Чертово золото, чертов тайник,
Трижды проклятый грузовик,
Чертова жадность — хоть босиком! —
Чертов вал, набитый песком,
Чертова тяга, чертова ось,
Чертов мой жребий — все вкривь да вкось!
Пивка бы дома… Эх, не срослось.
Шляюсь теперь по пустыням.
14
Если умеешь обращаться со словами, мысли осуществятся.
Джим Кэмпбелл
Я был мертв.
И зол.
Зол на то, что мертв. Взбешен тем, что мертв, и зол на живых. Я вспомнил, как в детстве болел ветрянкой. И это меня злило. Злили не боль или дискомфорт, а злили все остальные. Злили здоровые, злили те, у кого не было ветрянки. Я сидел у окна своей спальни и глазел на прохожих. Как смеют они быть здоровыми, когда я болею! Такая несправедливость меня злила.
Взрослея, мы привыкаем к несправедливостям жизни, воспринимаем их как само собой разумеющееся. Ничего другого не остается, как надеяться на свои силы и выжимать из этой жизни как можно больше. Но где-то в глубине мы все равно злимся, даже если не можем себе в этом признаться. Злимся, злимся.
Уж я— то точно злился.
А теперь, когда я умер, я разозлился еще больше.
Я не просто смотрел из окна спальни; мой взгляд не упускал ни одного живущего на свете. И богатого, и убогого. Я завидовал и злился на каждого из них. Потому что все они жили, как ни в чем не бывало, а я нет.
Но ни на кого я так не злился, как на Билли Барнеса.
Он виновен в моей смерти, и он ответит за это.
— Я найду его! — воскликнул я. — Настигну! Буду преследовать его, пока он не сдохнет, а затем встречусь лицом к лицу и разобью ему башку!
Мысль о вечной мести слегка меня позабавила, но затем мне в голову пришла другая мысль. Если я мертв, то где я? Не в аду, но и на рай это место определенно не похоже.
Значит, где-то между. Следовательно, Бог еще не решил, куда меня отправить. А раз так, надо поскорее избавится от злых мыслей и планов мщения и настроиться на более тихий и мирный лад.
Тогда я смогу предстать перед небесными обитателями в полной уверенности, что Билли Барнес получит свое сполна в горниле где-то на нижних этажах.
Эта мысль развеселила меня еще больше.
Но я тут же поперхнулся смехом. Это что же? Я злорадствую над незавидной участью ближнего? Но ведь это грех. На такое Бог глаза не закроет. Бог любит чистые помыслы.
— Проклятье! — воскликнул я. — Закавыка какая. Как можно иметь только чистые помыслы, если в глубине души знаешь, что именно благодаря им ты и окажешься на небесах? Такая чистота помыслов приобретает определенный мотив и перестает быть чистотой ради чистоты. Какая уж тут чистота помыслов. Скорее, нечистота.
— В этом и состоит основная человеческая дилемма, когда мы касаемся нравственных вопросов, — сказал странствующий нищий.
Я искоса посмотрел на него и кивнул.
— Пожалуй, возьму еще кружечку горького, если не возражаешь, — сказал нищий.
Я огляделся. И сразу сел.
— Я в «Веселом садовнике»! — воскликнул я. — Какого ч…?
— Усаживайся поудобнее, — сказал нищий. — Тебе нужен человек, которому ты доверяешь.
— Доверяю?
— Ты ведь доверяешь Энди. Спроси у него.
— Я и вправду доверяю Энди. Откуда ты знаешь?
— Ниоткуда. Я просто знаю, что знаешь ты. Спроси Энди. Спроси его, что происходит.
— И спрошу. Спотыкаясь, я подошел к бару.
— Какого черта здесь все происходит? — спросил я Энди. — Какого черта я здесь делаю? Я мертв.
— Ты не мертв, — сказал бармен, качая головой. — Выброси эту чушь из головы.
— Легко сказать! Но что происходит?. — Тебя загрузили в Некронет.
— Некронет? А что это?
— Виртуальный мир. Компьютерное моделирование.
— Ты хочешь сказать, я в компьютерной игре?
— Это не игра, — сказал Энди. — Это то, где ты находишься. Ты видишь голографическое изображение действительности. Данная реальность — это твоя собственная реальность, созданная из твоих воспоминаний, опыта и мыслей.
— Ты хочешь сказать, я все это вижу во сне? Сплю и вижу сон?
— Это не сон. Ты никогда не проснешься.
— Ничего не понимаю.
— Выпей, — предложил Энди. — Сразу полегчает.
— Да, — сказал я. — Да. Хорошо. Дай мое обычное… Нет! Лучше что-нибудь из «долгоиграющих».
— Сию минуту. — Энди придвинул мне полную кружку. — Попробуй. И не говори, что это не лучшее пиво, которое ты пил в жизни.
— А скажу. Лучшее пиво в жизни я пил в Индии. Это было в шестидесятых, когда я примкнул к хиппи. Помню, словно это было вчера. Или даже сегодня. — Я сделал глоток и медленно проговорил: — Вкус был именно такой.
— Цифровая память, — сказал Энди. — Задумайся на секунду. Ты можешь вспомнить все, что когда-либо видел или делал. Ты вспомнил, как ходил в Египетскую галерею, и она тут же воплотилась такой, какой ты ее запомнил. Только задумайся на секунду. Попробуй.
Я задумался и попытался представить, что разом могу вспомнить все, что когда-либо видел и делал. И меня захлестнуло, словно приливной волной.
Шатаясь, я отошел от бара.
— Перегрузка системы, — сказал Энди. — Перезагрузись и начни сначала.
Я тряхнул головой. Топнул ногой.
— Пол настоящий, — сообщил я Энди. — Не похоже на компьютерное моделирование.
— Значит, ты не мертв, не так ли?
— Вроде не мертв, — сказал я.
— Вот и не забывай об этом. Ты не мертв. Повторяй про себя: я не мертв.
— Я не мертв, — повторил я. И как мне это понравилось! — Я не мертв. Я не мертв. Эй, слушайте все! Я не мертв!
— Что за крики? — спросил Шон О'Рейли, входя в бар. — Кто тут не мертв?
— Я не мертв, Шон. Думал, мертв, а, оказывается, нет. Разве не здорово?
— Здорово, — согласился Шон. — А ты читал что-нибудь стоящее за последнее время? Я вот недавно прочел книжку Джонни Ку…
— Постой-ка, — сказал я, снова поворачиваясь к Энди. — До меня все еще не дошло. Здесь ведь все настоящее. Ощущения, запахи, предметы.
— Именно так ты и запомнил это место, — сказал Энди.
— Ты хочешь сказать, все это создано из моих воспоминаний?
— Субстантивизация мыслей.
— Ничего не понимаю. Но постой-ка. Если я внутри компьютерной имитации, как мне ее выключить? Как отсюда выбраться? У меня на голове специальный шлем или что? Где пульт управления?
— Я не запрограммирован для передачи данной информации.
— Запрограммирован? Кто тебя запрограммировал?
— Я — продукт «Некрософт Индастриз». Я здесь для того, чтобы обеспечивать тебя всей информацией, необходимой для приятного времяпрепровождения.
— Я не желаю здесь находиться, — сказал я. — Я хочу убраться отсюда. Скажи, как это сделать.
— Я не запрограммирован для передачи данной информации.
— Тогда скажи, кто запрограммирован.
— В доступе отказано.
— Неужели?
— Неужели. Ты вот что… послушай лучше меня. Зачем тебе отсюда убираться? Здесь ты можешь вспомнить абсолютно все. У тебя цифровая память. Ты можешь вызвать воспоминания о самом прекрасном, когда-либо случившемся с тобой, а затем снова и снова испытывать это. Ты можешь исследовать этот мир, посетить любой его уголок. Он создан не только из твоих воспоминаний. Здесь тысячи других. Здесь всемирная база данных. Бесконечные возможности для экспериментов и развития.
— Ерунда, — сказал я. — Там, в реальном мире, мне рано или поздно захочется в туалет. Шлем придется снять.
— Не о том думаешь, — сказал Энди. — Подумай лучше о возможностях. Вреда здесь тебе никто причинить не сможет. Здесь нет болезней, нет смерти. Лишь обмен опытом и информацией. Столько всего можно увидеть, столько узнать. А сколько удовольствия получить!
— Ты поешь, как паршивый коммивояжер.
— Как тебе не стыдно, — сказал Энди. — Я информационный пакет.
— Засунь свою информацию себе в задницу. Мне нужно наружу.
— Наружу нельзя, — сказал Энди. — Выкинь подобные мысли из головы, иначе…
— Иначе что?
— Иначе придется запустить программу коррекционной терапии.
— А что это?
— Я не запрограммирован для передачи данной информации.
— Вот заладил.
Я взял кружку и ушел в свой любимый угол. Я был зол. Не так, как раньше, но все равно ощутимо.
Но настоящая ли это злость?
В конце концов бар виртуальный, пиво виртуальное, может, и злость виртуальная?
— Нет, — сказал я сам себе. — Злость настоящая. И я все равно отсюда выберусь. Не собираюсь проводить остаток жизни внутри компьютерной имитации, и не важно, насколько вкусным кажется пиво. Меня не купишь на цифровую память и бесконечные возможности эксперимента. Ну и что, что я могу вновь и во всех подробностях прожить наиболее прекрасные моменты своей жизни?
Ну и что, что…
Я смотрел на нее, сидящую за столиком напротив меня. Ресторан в Льюисе. Март. Суббота. Ее страстные янтарные глаза и пленительный рот. Между нами сильное чувство, мы едва обращаем внимание на пищу. Чувствую запах ее волос, дотрагиваюсь до ее руки и…
— Нет! — вскричал я и вскочил со стула в «Веселом садовнике». — Я любил ее и потерял. Нет никакого удовольствия воскрешать счастливые моменты своей жизни. Это мука. Настоящая мука.
— Успокойся, — сказал Энди. — Привыкнешь. Вспоминай избирательно. И не торопись. Спокойно.
— Нет! — не успокаивался я. — И слышать не желаю. Хочу наружу. Настоящий мир горек, но этот еще горше. Надо же, помнишь каждую деталь! Каждую совершенную тобой ошибку! Всю боль, которую причинил другим. Это ад. Выпустите меня! Помогите! Помогите!
Кто— то ударил меня. Или выключил. Окружающее уменьшилось до крошечной точки на экране и исчезло. Черное марево.
Затем снова ослепительно белое.
Я сидел в кабинете у врача, уставившись в потолок.
Доктор сказал, что я параноидный шизофреник. Ну, не сказал — дал понять. Хотя…
— Расскажите мне про Некронет, — сказал доктор.
— Некронет?
Я покачал головой.
— Место, где, по вашим словам, вас насильно удерживали. Виртуальный мир внутри какого-то компьютера.
— Не понимаю.
Я снова покачал головой.
Доктор посмотрел в историю болезни.
— Вы сказали, что его невозможно описать с помощью принятых в нашем мире понятий. Ясно только, что это иллюзия, созданная из ваших воспоминаний и опыта.
— Так сказал Энди.
— Энди. — Доктор полистал историю болезни. — Владелец «Веселого садовника».
— Да, он.
— Вы выпивали в тот момент?
— Я выпил всего кружку.
— Одну.
— Да, только одну.
— Говорите, пиво виртуальное?
— Да, ненастоящее. Там не было ничего настоящего.
— Зато казалось настоящим. Для вас. И вы это понимали.
Доктор поправил монокль. У меня когда-то был такой, но с простым стеклом. Стильная штучка. Но не буду на этом останавливаться.
— Вы все еще считаете, что побывали в виртуальном мире? — спросил доктор.
— Не знаю. Я…
— Не знаете.
— То есть я…
— Вы говорите, что тот мир состоял из ваших собственных воспоминаний. Вы можете вспомнить, видели ли вы меня прежде? Вы когда-нибудь были в этом кабинете?
— Не помню.
Я замотал головой.
— Зачем меня скрутили? Снимите с меня смирительную рубашку.
— Всему свое время.
Доктор полистал историю болезни
— Цифровая память.
— Да?
— Возможность вспомнить абсолютно все. Вас загрузили в Некронет, и вы получили возможность вспомнить все, освежить любое воспоминание, заново обдумать любую когда-либо возникавшую мысль.
— Верно.
— А вы можете это теперь? Я задумался.
— Нет, — сказал я. — Не могу. — И какой же вы делаете вывод?
— Что я уже не в Некронете?
— Очень хорошо. Очень хорошо. Мы делаем успехи. А теперь, что вы помните? Скажем, о вечере двадцать седьмого июля?
— Я был в Брентфорде.
— Хорошо.
— Следил за Билли Барнесом.
— Так, — доктор помолчал. — Билли Барнес. В вашей истории болезни это имя встречается постоянно. Зачем вы за ним следили?
— Я искал саквояж вуду.
— Ах, да. В истории болезни об этом сплошь и рядом. Давайте-ка еще немного о Билли Барнесе. Вы шли за ним по Хорсферри-лейн.
— И он убил молодого коммерсанта. Я сам видел.
— Этого?
Доктор показал посмертную фотографию того самого молодого человека, бледного и раздувшегося.
— Да, — сказал я и отвернулся.
— И вы не знали этого человека, никогда его не видели.
— Только в том баре вместе с Билли Барнесом.
— Значит, мотивов у вас не было. Акт случайного насилия.
— Что?
— Вы подошли к этому человеку и затеяли с ним ссору. Затем ударили по голове и сбросили в Темзу.
— Ничего подобного я не делал. О чем вы?
— Взгляните сюда.
Доктор показал на маленький телевизор у себя на столе, затем вставил кассету, нажал кнопку пульта управления и повернул экран телевизора ко мне.
Экран засветился. Вечер. Хорсферри-лейн. Очевидно, съемка велась какой-то скрытой камерой. Появились два человека. Они шли вместе, смеялись и шутили. Билли Барнес и молодой коммерсант. Посмотришь — так друзья не разлей водой. И вдруг из тени, пошатываясь, появился третий. Похоже, пьяный. С дубинкой в руке.
Я пригляделся. Третьим был я.
И вот я вижу: я размахиваюсь и наношу удар Билли Барнесу. Затем бью молодого человека. Снова и снова. Тащу его тело к реке и бросаю в воду. К этому моменту Билли приходит в себя. Снова драка. Исход не в мою пользу. Билли наносит мне удар справа в подбородок.
Экран погас. Доктор удрученно покачал головой.
— Вот, пожалуйста, — сказал он. — В полном цвете. Есть еще интервью мистера Барнеса, удостоенного звания почетного гражданина.
— Нет! — воскликнул я. — Нет, и еще раз нет! Это подделка. Монтаж. Ничего этого не было!
— Может, компьютерное моделирование?
— Да-да. Билли Барнес специально это сделал, чтобы впутать меня.
— Боюсь, не только впутать. Эта пленка вас обличает и обвиняет.
— Но это подделка. Ее состряпал Барнес, пока я был в Некронете. Он подставил меня. Я был там и видел его. Меня ударила какая-то женщина. Его сообщница. Я невиновен. Я ничего такого не совершал. Вы должны мне верить.
— Думаю, на сегодня достаточно, — сказал доктор. — Вам придется вернуться в палату.
— Вы тоже замешаны! — воскликнул я. — Это заговор! Вы заодно с этим ублюдком Барнесом!
Доктор нажал маленькую кнопку на столе. Дверь открылась, и появился огромный санитар.
— Сесил, — сказал доктор. — Пожалуйста, отведите этого господина в палату.
— Нет! — закричал я, тщетно пытаясь высвободиться. — Что-то происходит! Что-то ужасное!
— Господину, наверное, пора делать уколы, — сказал Сесил.
— Да, — сказал доктор. — Возьмите большой шприц.
— С самой длинной иглой?
— Да-да, она как раз подойдет.
— Нет! — воскликнул я. — Нет! Нет! Нет!
Но оказалось, что да. Меня утащили, хотя я брыкался и орал. Затем боль и забытье.
Я стоял в очереди за завтраком, сжав в руках поднос. Я был в отвратительной форме, как психологической, так и физической. Вся это чушь про утопающего, который хватается за соломинку, хороша для тех, кто стоит на берегу. Я же не видел ничего, кроме подноса, за что можно было бы ухватиться.
Безобразный толстяк шлепнул каши в щербатую миску и сунул мне. Я взял из корзины ложку, подхватил поднос и пошел искать свободный столик.
— Барри, — шептал я. — Барри, где ты? Барри? Но Барри не было. Я был один. Я опасался за свой рассудок, а утешить меня было некому.
— Свободно?
Я поднял глаза и увидел молодого человека. Он смотрел на меня. Узкое лицо, острый нос, рыжие усы. Словом, нормальный парень, хотя такой гарантии там, где я находился, никто бы не дал.
— Сам не видишь?
Рыжая бровь парня насмешливо поползла вверх.
— Стул не занят, — сказал он.
— Не занят, значит, не занят.
Молодой человек сел и поставил поднос на стол. Я уставился на его тарелку. Грибы, сосиска, яичница, тосты. Молодой человек перехватил мой взгляд.
— Кашу не ем, — сказал он. — Застревает у меня в глотке, как кошка в водосточной трубе.
— У меня тоже. Но…
— Обслуживающий персонал, — сказал парень, сверкнув значком на отвороте рубашки.
— Так ты не больной?
Молодой человек приложил к губам свой тонкий длинный палец.
— Больной. Смотри внимательно.
Я пригляделся к значку. Он оказался крышкой от бутылки, обернутой скотчем.
— Но как? — спросил я. Молодой человек подмигнул.
— Они думают, что умнее всех, а на самом деле тупее ослов. Я хожу, как хочу… Брось ты эту кашу. Попробуй лучше мою сосиску.
— Пожалуй.
Молодой человек переложил сосиску в мою тарелку.
— Спасибо, — поблагодарил я.
— Меня зовут Роджер, — сказал молодой человек.
— Роб, — представился я.
— Рад познакомиться, Роб. Ну, что, отлегло?
— Точно!
— Здорово. — Роджер принялся за еду. — Я за тобой наблюдал. Несколько недель. Ты не как все остальные. Ты еще не потерял это.
— Что?
— Ощущение себя. Ты по-прежнему знаешь, кто ты.
— Это ненадолго.
— Значит, нам с тобой надо быстро отсюда убираться.
— Что?
— Ты как-то связан с компьютерной индустрией, Роб?
Я покачал головой.
— Нет.
— Я так и думал. Но все остальные — да. Все до единого. Они все каким-то боком относятся к компьютерной индустрии. Исследователи, аналитики, программисты. Все.
— Все?
— Вот и призадумаешься.
Я посмотрел по сторонам. Пациенты сидели, тупо уставившись перед собой, и медленно жевали кашу.
— Зомби, — сказал Роджер. — Автоматы. Полный курс обработки. Пустые, как барабаны.
— Мне надо выбраться отсюда, — сказал я.
— Знаю, что надо. И помогу тебе. Они давали тебе это?
Роджер раскрыл ладонь, на которой лежало несколько капсул.
— Таблетки, — сказал я. — Такие же, какие принимаю я. Мне казалось, что таблетки всегда помогают. Но в последнее время я в этом не уверен.
— И все равно принимаешь?
— Конечно. Если я потерял в них веру, это не значит, что они не помогают.
— Смотри. — Роджер взял одну из капсул и разделил ее пополам. — Как думаешь, что это?
Я внимательно посмотрел на содержимое капсулы.
— Похоже на микрочип.
— Трудно представить, что такое может быть в простой таблетке?
— Да уж. Слушай, что здесь происходит? Есть соображения?
— Есть. Что-то ужасное и связанное с компанией, которая называется «Некрософт».
— И с Билли Барнесом, — прошептал я.
— Да, и с этой сволочью тоже.
— Ты знаешь его?
— Он-то меня сюда и упрятал. Мы встретились в баре, и я хотел провернуть с ним одно дельце. Он решил, что я хочу его надуть, и вот я здесь.
— Так ты его надул?
— На самую малость.
— На какую малость?
— Тысяч на семьдесят.
— Фунтов?
— Нет, — сказал Роджер. — Правых резиновых перчаток.
Как oн говорил
Наш Роджер был здесь
Тот самый Роджер,
Типа Роджер,
В натуре Роджер,
Бедным друг, Матери опора
(Она все растратит,
И уже скоро).
Лишь час миновал.
Он что-то чертил,
В муке рисовал И говорил.
Как он говорил!
Я бросил: «Здорово!»,
Он кинул: «Привет!»,
Роджер в натуре,
Роджер-шкет,
Грешник-потешник,
Цыганский барон,
Лихой desperado,
Крутой фараон.
Он мне подмигнул,
Улыбку вручил
И виски плеснул.
Как он говорил.
Как он говорил!
15
Lex Talioms — закон возмездия.
— Хорошо, — сказал Роджер. — Пусть я помесь хитрой лисы, собаки, лошади и человека. Но мы не выбираем своих родителей.
— Пожалуй, не выбираем, — согласился я.
— И вообще, я редкая птица. Здесь ты не найдешь таких, как я.
— Вот удивил. Такое скотство встретишь не каждый день.
— Да брось ты, — сказал Роджер.
— Что?
— Никогда не задумывался, почему иные собаки похожи на своих хозяев?
— Не хочешь же ты сказать…
— В наши дни генетики чего только не вытворяют. Свиньям вводят гены человека, чтобы использовать их органы для трансплантации. Скажем, пересадили кому-нибудь свиное сердце, и ходит человек с частичкой свиньи. А кто знает, к чему это приведет через пару поколений?
— Ты хочешь сказать, что со временем все виды на земле перемешаются?
— Все возможные. Это будет очередная ступень в эволюционной лестнице.
— Красиво излагаешь.
— Красиво, не красиво, но я говорю тебе правду. Наверное, ты заметил, как изменилось отношение людей к животным? Я не имею в виду их привязанность к собакам и кошкам. Но как насчет выступлений против экспорта овец? А все эти «спасите китов и защитите исчезающие виды»? Раньше человечество ничто подобное не заботило. Но с каждым годом оно становится все ближе и ближе к животным. Черт возьми, есть даже CD с записями песен дельфинов! А сколько у нас вегетарианцев? Откуда это?
Я пожал плечами.
— Вероятно, в них уже есть что-то от овец. — Роджер облизал губы длинным, острым языком. — Вот и призадумаешься… Но послушай, ты хочешь, чтобы я помог тебе выбраться отсюда, или как?
— Пожалуй, да, — сказал я.
— Хорошо, но за это ты должен сделать кое-что для меня.
— Что же?
— Мне нужен партнер.
— Вполне справедливо. Я буду твоим партнером.
— Не тот партнер, которого имеешь в виду ты. Мне надо с кем-то общаться. Лично.
— Перед тобой все человечество. Роджер покачал головой.
— Я не хочу иметь к нему никакого отношения. Я аутсайдер и намерен таковым остаться. Я не хочу примыкать ни к какой группировке. Я хочу общаться лично, и все.
— Ладно, но почему я?
— Ты ведь сыщик, не так ли?
— Да, но…
— У меня есть фотография моего партнера.
— Фотография?
Роджер вытащил ее из кармана и протянул мне.
— Она агент по продаже недвижимости. Большинство людей моего типа заняты в подобных профессиях: продажа подержанных машин, юриспруденция… В своем деле она была неподражаема. Но потом она исчезла.
Я вгляделся в фото.
— Чтоб мне лопнуть, — сказал я.
— Если это тебе поможет, — сказал Роджер.
— Да нет же. Просто я видел эту женщину. Она была в форме шофера. Это она треснула меня по голове. Похоже, она заодно с Билли Барнесом.
— Хорошо. — Роджер забрал фотографию и спрятал обратно. — Теперь мы вместе. Ты готов делать ноги?
— Готов.
— Тогда делаем.
Меня очень впечатлило, как Роджер сделал ноги. Я не видел точно, как, но он сделал.
— Как ты это сделал? — спросил я, когда мы уже были на автостоянке.
— По этой части мне равных нет, — ответил Роджер. — По части побегов и поглощения курятины. Кажется, мне никогда не избавиться от этой привычки. Только покажи мне курятник, и на меня находит исступление. Врываюсь внутрь и рву на части. Кругом перья и…
— Довольно, — сказал я. — Избавь меня от подробностей.
— Извини… Ну, и какая машина тебе приглянулась?
— Никак задумал угнать машину? Роджер пожал плечами.
— Ну, если у тебя нет идеи получше…
— Да нет, я ничего… Меня ведь обвиняют в убийстве. Угон машины вряд ли что изменит.
— Да уж… Так какая тебе нравится?
— Вон та, — показал я. — Голубой «Кадиллак Эльдорадо» 1958 года выпуска, с большими крыльями.
— Раз плюнуть.
И снова я не заметил, как он это сделал, но Роджер завел машину и опустил верх. Он сидел за рулем, и я сел рядом.
— Ну, — сказал он, — куда?
— В Брентфорд, наверное. Именно там в последний раз я видел Билли Барнеса и твою прекрасную леди.
— А в какую сторону Брентфорд?
— Не знаю. А в каком мы городе? Роджер снова пожал плечами.
— Понятия не имею, — сказал он.
— Так выезжай со стоянки, и увидим.
— Логично.
Мы выехали со стоянки и обнаружили, что находимся в современном городе, который мог быть где угодно: за тридевять земель, у черта на куличиках…
Роджер поехал прямо, и вскоре…
— Мы опять на той же стоянке, — сказал я.
— Похоже, что так.
Теперь Роджер повернул налево. Мы проехали поворот, второй, снова прямо, и вот мы опять на той же стоянке.
— Ты идиот, — сказал я Роджеру. — Я сам сяду за руль.
И сел. Выехал со стоянки, второй поворот направо, затем прямо…
— Какого черта? — воскликнул я, въезжая на все ту же стоянку.