Парень освежил у себя в памяти все произведения сэра Артура Конан Дойла о Шерлоке Холмсе. Конечно, наверняка не скажу, но догадываюсь.
   — Вы правы, — сказал он. — Он курит «меершаум» только на рисунках Сидни Пэджета.
   — Ладно, парень. Если хочешь курить трубку, придумай себе такую, которая раскрывала бы твою индивидуальность.
   — Например?
   — Как насчет трубки из кукурузной кочерыжки? — предложил я.
   — Отдает захолустной Америкой.
   — А длинная трубка церковного старосты?
   — Средние штаты. — Трубка мира?
   — Индепщина.
   — Тогда что-нибудь более экзотичное. Хабл-бабл, кальян, опиумная курильница…
   — А разве это не одно и то же?
   — Ладно. Дудин?
   — То же, что курительная трубка.
   — Аалюмет
   — То же, что трубка мира.
   — Похоже, ты спец по трубкам, приятель, — сказал я.
   — Послушайте, — сказал парень, — в моем деле разбираться в трубках так же важно, как уметь отделять зерна от…
   — Замолчи! — воскликнул я. — Немедленно замолчи! Я могу смириться с тем, что ты постучался в дверь и спугнул мою музу. Я могу смириться с тем, что ты говоришь от первого лица…
   — Что я уже прекратил, — заметил парень.
   — Что ты уже прекратил. Но я не потерплю, повторяю, не потерплю, чтобы ты мусолил мои крылатые фразы! Я ясно выразился?
   — Яснее ясного.
   — Моя фраза?
   — Едва ли.
   — Ладно. Сядем, выпьем бурбона и покурим «Кэмел». Ты расскажешь мне о своей беде, а я помогу тебе, не сходя со своего места.
   — Каким образом? — спросил парень.
   — С помощью метода дедукции. Я владею им не хуже Шерлока Холмса.
   — Но это же не ваш стиль. А как насчет осмотра места преступления и дамы, которая путает вам карты? Как насчет остальных трех мест: переулка, бара (где вы проводите время в непринужденных беседах) и крыши?
   — Я покончил со всем этим, — сказал я. — С тех пор как я ушел в отставку, я в основном пишу стихи и редактирую литературные журналы.
   — Ушли в отставку? Но вы не можете уйти в отставку. Холмс ушел на покой. Вудбайн — никогда.
   — Я бы ушел, если бы мой автор не стал жертвой дурацкого несчастного случая, в котором не обошлось без апельсина и женского нижнего белья. Я должен был раскрыть преступление века и уйти в отставку в лучах славы. К сожалению, автор преставился, так и не закончив роман.
   — Считайте, что роман дописал его дух, — сказал парень. — Дело определенно будет самым знаменитым в вашей карьере.
   Я погладил свой квадратный подбородок. В этом парне мне определенно что-то не нравилось. Что-то в его манере держаться. Что-то безнравственное, низкое, извращенное. Что-то граничащее с пороком, что-то…
   — Успокойтесь, — сказал парень.
   — Извини, — сказал я. — Я просто думал вслух.
   — Посмотрели бы вы на себя со стороны. И т. д., и т. п.
   — Ладно, — сказал я. — Выкладывай, что у тебя там, а я прикину, как быть.
   И парень выложил все как на духу. Он рассказал о том, как пытался стать частным сыщиком. И о Билли Барнесе, и о его мамаше, и о деле о саквояже вуду. И о том, как пытался выследить Барнеса, и о предупреждении из сновидения дяди Брайена. И о компании «Некрософт» с Некронетом, и о пребывании на меланезийском острове, и о встрече с Артуром Тиккеттом, и о мире снов, и о баре, полном знаменитостей, и о том, как в конце концов ему приснился я.
   Когда он закончил, я откинулся на спинку стула и присвистнул.
   — Почему вы свистите? — поинтересовался парень.
   — Потому что это самая большая лажа, которую я когда-либо слышал в жизни.
   — Что? Но это правда! Чистая правда!
   — Может, правда, а может, и нет. Для меня все едино.
   — Так что вы скажете?
   — А скажу я, приятель, следующее: браться за дело не стал бы — не мой жанр. Научная фантастика какая-то, ей-богу! Да и репутацией своей я дорожу. Ни тебе кривых улочек, ни темных подворотен. А именно этого ждут мои читатели. Они сопереживают вместе со мной. Пусть я эксцентрично выражаюсь и порой несдержан, но у каждого дела есть начало, середина и конец, понятные каждому. Плохие парни и хорошие парни. И подтекст, из которого ясно, что американский образ жизни самый лучший. А то, что ты плетешь, не от мира сего. Ни постоянных героев, ни связной канвы. К чему все катится? Где развязка?
   — Означают ли ваши слова, что вы не возьметесь за дело?
   — Я этого не сказал.
   — Значит, возьметесь?
   — Я и этого не сказал. Слушай, ты ведь хочешь, чтобы я установил местонахождение того старого моряка, так?
   — Именно поэтому я и вынул вас из своей памяти. Вы — лучший.
   — И ты думаешь, что старый моряк покажет тебе, как выбраться из Некронета и вернуться в тело, где бы оно ни находилось? А затем ты займешься этим Билли Барнесом?
   — Призову его к правосудию, верно.
   — Да, но из твоих слов выходит, что Билли Барнес весьма смышленый малый.
   Парень пожал плечами.
   — Смышленый, да не очень, — сказал он.
 
   Зазвонил телефон.
   Но не на письменном столе Ласло Вудбайна. Зазвонил один из многочисленных телефонов Блейзера Дайка.
   — Мистер Дайк, — снял трубку мистер Дайк.
   — Это я, сэр, — раздался в трубке голос молодого человека. — Нахожусь у пентхауза Барнеса.
   — Хорошо, — сказал Блейзер Дайк. — Дубликат ключа — под кадкой с пальмой справа от двери.
   Наступила пауза, затем:
   — Нашел, сэр.
   — Хорошо. Осторожно войди внутрь. Я вижу Барнеса на мониторе — он все еще в гостиной. Вытворяет с шофером такое…
   — Он ублюдок, сэр.
   — Да. Так сделай его мертвым ублюдком. Шофера тоже пристрели. Она слишком много знает.
   — Перед тем как убить, загрузить Барнеса, сэр?
   — Ни в коем случае. Не хочу, чтобы он шатался по Некронету.
   — Слушаюсь, сэр. По пуле каждому. Быстро и чисто.
   — Я останусь на связи. Держи меня в курсе. Я буду наблюдать за тобой по монитору.
   — Вхожу внутрь, сэр.
   — Хорошо. Пауза. Затем:
   — Я в прихожей.
   — Хорошо. Он все еще забавляется с шофером. Иди в гостиницу и бери его тепленьким.
   Пауза.
   Еще пауза. Затем:
   — Здесь никого нет, сэр.
   — Иди в гостиную, они там.
   — Я уже в гостиной, сэр.
   — Ты не в гостиной. Я не вижу тебя на экране.
   — Возможно, он и в гостиной, — раздался голос Билли Барнеса. — Но, боюсь, вы его не увидите.
   Блейзер Дайк в ужасе поднял глаза. Перед письменным столом стоял Билли Барнес. В руке у него был пистолет.
   — Дайте мне трубку, — прошептал Билли. — Ни слова.
   — Но как…
   — Ни единого слова.
   Билли взял трубку и зажал ее рукой.
   — Но ты ведь… — Блейзер показал на монитор, где изображение Билли Барнеса продолжало свое гнусное действо.
   — Чудеса науки, — сказал Билли. — Домашняя заготовка. Помните, вы советовали мне быть осмотрительнее? Вот я и стараюсь. Думаете, я забыл про первый случай с микрокамерами? Когда я обнаружил их у себя в пентхаузе, я взломал вашу систему безопасности. Вы смотрите запись, которую я сделал вчера и подключил к вашей системе час назад. И вот ваш несостоявшийся киллер стоит в пустой гостиной, а ваш состоявшийся киллер находится здесь.
   — Постой, — сказал Блейзер. — Давай…
   — Сэр, — раздался из трубки голос молодого человека. — Здесь никого. Я обыскал все помещение.
   Билли протянул трубку Блейзеру Дайку.
   — Прикажите ему открыть шкаф в гостиной и принести все папки, которые он там найдет.
   — Папки? Не понимаю.
   — Просто велите ему, и я обойдусь с вами не слишком жестоко.
   Блейзер Дайк взял трубку.
   — Подойди к большому шкафу в гостиной и принеси мне все папки, которые там найдешь.
   — Хорошо, сэр, — сказал молодой человек.
   Билли повесил трубку, вынул из кармана забрызганный кровью пульт управления и направил его на монитор.
   — Почему бы нам не взглянуть, как он управляется?
   Блейзер Дайк увидел, как молодой человек подошел к шкафу. Как открыл его. Услышал его голос, переданный встроенными в гостиной микрофонами:
   — Я у шкафа, сэр. Внутри темно, ничего не видно. Блейзер увидел, как молодой человек шагнул в шкаф и исчез из виду.
   — Я не вижу никаких папок, сэр… Странный запах. Пахнет гнилью. Подождите-ка. Здесь что-то есть. Что-то белое. Это… Постойте… Что-то шевелится. Это… А-а-а-а-а-а-а!
   Крик оборвался.
   — Бедняга, — сказал Билли. — Похоже, его постигла трагическая гибель.
   Рука Блейзера медленно потянулась под стол.
   — Ну-ну, — сказал Билли. — Руки перед собой. Никакой сигнализации.
   — Давай все обсудим. — На лице Блейзера Дайка выступил пот. — Продвижение по службе, повышение зарплаты…
   — Нет, — сказал Билли. — Вам нельзя доверять. Шесть месяцев назад я попробовал, как это — сидеть в вашем кресле. Оно мне подошло тогда, подойдет и сейчас.
   — Ты собираешься меня загрузить? — голос Блейзера Дайка упал до шепота.
   — Вы же слышали, что я сказал.
   — Слышал, — сказал Блейзер Дайк. — Ты сказал это своему шоферу, прежде чем…
   И Блейзер Дайк посмотрел на пульт управления.
   — Я поклонник систем управления, — сказал Билли. — Но и мне нельзя доверять. Некронет как раз для вас.
   — Спасибо и на этом, — сказал Блейзер Дайк.
   — Едва ли слова благодарности теперь к месту. Вы будете прямиком отправлены в больничный покой.
   — Только не это! — Блейзер замотал головой. — Я изменил программу! Теперь это газовая камера!
   — Ну и дурак, — сказал Билли и ударил Блейзера Дайка рукояткой пистолета по голове. — Кто балансирует на лезвии высокой технологии, тот от этого лезвия и погибнет.

Поэты на каникулах

 
Где берег встречается с морем
И где родословное — спорим? —
Питается древо водой,
Засунув творенья под мышку,
Поэты несутся вприпрыжку
В костюмах, расшитых слюдой.
 
 
Где пирс пополам рассекает
Волну, и волна утихает,
Где в город приходит зима,
Поэты сидят по квартирам,
Один на один с целым миром,
И медленно сходят с ума.
 
 
Где старый паром осовело —
Весь в дымке вишневой и белой,
С трубою оттенка дождя —
В порт вечной приписки идет,
А хлеба уж наперечет,
Поэты по палубе бродят
И глаз от земли не отводят,
Страданья безмерного полных
 
 
(Обрыдли лазурные волны
И снова засор в туалете —
Ух, кто-то за это ответит),
И мешаются у всех под ногами.
 
 
Поэты всем мешают.
Значит, пора самому ставить паруса
И отправляться в путь.
Вперед.
И так далее.
 

19

   Злодей едва ли умилится букетом цветов в подарок.
Рег Момбасса

 
   Ласло Вудбайн повесил телефонную трубку, дописал что-то на листе бумаги и придвинул его сидящему напротив молодому человеку в котелке.
   — Что это? — спросил молодой человек.
   — Масса полезных советов, малыш, — ответил великий детектив. — Указания, как найти старого моряка. Он живет в порту, который называется Аркхем.
   Молодой человек прочел указания вслух.
   — Выйти через дверь кабинета. Повернуть налево, спуститься по ступенькам и выйти на улицу. Повернуть направо. У бара Фанджо снова свернуть направо в переулок. В конце переулка начинается пустыня Пойдешь-не-вернешься. Добраться до Шальных гор на другом конце пустыни. Пройти через пещеру Тихого ужаса в страну Визгливых черепов. Там спросить.
   Наступила тишина. Молодой человек был явно разочарован,
   — Что за бред? — наконец спросил он. Ласло Вудбайн улыбнулся.
   — Тебе лучше знать, приятель. Я же сказал, моя стихия — улицы. Мне на эти Шальные горы начихать.
   — Мне тоже. Так вы сказали — Аркхем? Я сам подумаю про дорогу туда.
   — Не выйдет, — Ласло махнул рукой.
   — Почему?
   — Потому что ты никогда не был в Аркхеме. У тебя нет соответствующих воспоминаний, которые можно было бы отыскать в памяти. Чтобы попасть в Аркхем, тебе придется идти указанным маршрутом. Обходного пути нет.
   — Но он должен быть.
   — Малыш, обобщим то, что тебе уже известно. Этот твой Некронет занимает то же самое гипотетическое пространство, что и сновидения, а следовательно, и воображение, так? Именно там зарождаются мысли, именно оттуда они приходят. Я литературный герой, я плод воображения автора. Кроме того, я завладеваю воображением читателей. Каждый читатель видит меня и окружающий меня мир немножко не так, как остальные. Но это единый мир, и он находится здесь. — Ласло постучал себя по виску.
   — Не понимаю, что вы хотите сказать.
   — Я хочу сказать, что тебя здесь быть не должно. Затея Билли Барнеса и компании «Некрософт» порочна. Я не говорю, что порочна технология. Нет. Но соединить два мира — внешний и внутренний, физический и метафизический — значит нарушить ход вещей.
   — Все равно не понимаю.
   — Ладно, объясняю на пальцах. Тебя загрузили, так? Ты уже не в собственной голове, так?
   — Так.
   — Так в чьей ты голове, как ты думаешь?
   — Ни в чьей. Я в киберпространстве. Внутри Некронета.
   — А где это конкретно?
   — Конкретно — не знаю.
   — Ну так я тебе скажу.
   — Говорите.
   — Приятель, ты в голове у Господа Бога.
   Должен признаться, что я пришел в замешательство. В сильное замешательство. Когда, распрощавшись с Ласло, я вышел из его офиса, повернул налево, спустился по лестнице на улицу, повернул направо, а потом снова направо в переулок рядом с баром Фанджо, я испытывал сильное замешательство.
   Разумеется, я знал, как каждый из нас знает, что без сновидений и воображения человечество не было бы человечеством. Но мысль о том, что когда мы думаем, мы проникаем в разум Господа, оказалась для меня неожиданной.
   Так что я сейчас делаю? Я посмотрел на свои ноги. Прогуливаюсь у Бога в голове?
   Тогда почему на мне веллингтоны?
   Взгляд заскользил по одежде.:
   И вечерний костюм!
   Я ощупал голову.
   И котелок!
   Я никогда его не придумывал!
   — О боже, — сказал я. — Похоже, я начинаю сходить с ума. Нет, так не пойдет — спятивший внутри Господа Бога!
   И тут до меня дошло. Как это обычно бывает. До меня дошло, что Ласло Вудбайн хотел сказать, когда говорил о нарушении хода вещей. Когда Билли Барнес и его банда из компании «Некрософт» загружает людей в Некронет, те невольно попадают в божий разум. Получается как бы множественный распад личности Господа, и тот становится параноидным шизофреником.
   Значит, в конце концов Всевышний сойдет с ума.
   Я огляделся. Позади меня — улицы Манхэттена, впереди — пустыня Пропавших. В переулке — никого. Я опустился на колени.
   — Господи, — сказал я, складывая перед собой руки. — Знаю, в прошлом я просил у Тебя всякого. Но за последнее время я поднабрался ума-разума относительно того, что давать и что брать. Поэтому сейчас я не хочу ни о чем Тебя просить. Обращаюсь к Тебе затем, чтобы сказать, что мистер Вудбайн просветил меня по поводу того, что я нахожусь у Тебя в голове, и все такое. Хочу сказать Тебе, что намерен выбраться отсюда. И когда я это сделаю, я вытащу всех остальных и оставлю Твой разум в покое. Вот и все, что я хочу сказать. Я ни о чем Тебя не прошу. Я просто предлагаю свои услуги. Я буду стараться. Хорошо? С любовью, Роберт. Аминь.
   Я перекрестился, поднялся на ноги и отряхнул брюки.
   — Хорошо, — сказал я. — Пусть будет пустыня Пропавших. Но берегись, Билли Барнес! Я до тебя доберусь!
 
   Если человек в котелке, вечернем костюме и веллингтонах, пересекающий пустыню Пропавших в голове у Всевышнего, и доставлял Билли Барнесу беспокойство, то тот хорошо это скрывал.
   Билли сидел в кабинете Блейзера Дайка. Правда, теперь на двери кабинета красовалась табличка с именем Билли Барнеса.
   Раздался сигнал внутренней связи.
   — Да? — сказал Билли.
   — К вам государственный секретарь, сэр.
   — Государственный секретарь? А я думал, премьер-министр собственной персоной.
   — Какое-то срочное дело международного характера.
   — Где-то на стороне.
   — Извините, сэр?
   — Не важно. Пусть государственный секретарь войдет.
   — Непременно, сэр.
   Дверь отворилась, и в кабинет вошла новая секретарша Билли — женщина необычайной красоты, но с безумными глазами, — а за нею человек совершенно обычной наружности.
   — Джайлс Гримпин, — представился государственный секретарь, протягивая руку. — Рад познакомиться.
   Билли Барнес пожал протянутую руку. Она оказалась потной. Билли улыбнулся гостю. Надо же, какой потливый. Полный и не импозантный. Да еще перхоть на плечах не по фигуре скроенного пиджака.
   — Садитесь, — сказал Билли. Государственный секретарь сел.
   — Кофе? — предложил Билли. — Или, может быть, что-нибудь покрепче?
   — Эх, начнешь — не остановишься. Пожалуй, рюмочку виски.
   — Разумеется.
   Билли подошел к бару, налил полный стакан госсекретарю и содовой себе.
   — Спасибо, — поблагодарил Джайлс, взяв стакан с виски.
   — Полагаю, ваше ведомство уже ознакомилось с документами, которые я вам представил, — сказал Билли, вновь заняв свое место.
   — Да, — Джайлс Гримпин кивнул. — Со всей технической документацией.
   — И как вам мое предложение?
   Джайлс Гримпин повертел стакан в своих толстых пальцах.,
   — Довольно радикальное предложение, — сказал он.
   — Согласен. Но экономические выгоды налицо.
   — Так-то оно так, — сказал Джайлс, — но…
   — Но?
   — Принудительная загрузка в возрасте шестидесяти пяти лет. Вот что вы предлагаете, если коротко.
   — Процесс полностью нами отработан. Добровольно загрузились уже тысячи людей.
   — Видите ли, — вздохнул Джайлс Гримпин. — Это ваше слово «добровольно». Оно ведь не совсем точно, не так ли? По сути, люди платят вам вперед по тысяче фунтов, чтобы вы загрузили опостылевших им родственников.
   — По сути, да, — согласился Билли. — У вас есть какие-то возражения?
   — В общем, нет, но…
   — Но только на прошлой неделе мы загрузили вашу тетю.
   — Бедняжка, — сказал Джайлс Гримпин. — Врачи считали ее безнадежной. Это был акт гуманизма.
   — Вот именно, — сказал Билли. — Впрочем, можно ли случай сварливой старухи, без приглашения являвшейся к вам в дом лишь для того, чтобы пожаловаться на строительство объездной дороги, проходящей как раз мимо ее сада, квалифицировать как «безнадежный»…
   — Она была очень больна, — сказал Джайлс Гримпин. — Душевно.
   — Акт гуманизма, — сказал Билли. — У нас что ни акт, все гуманный. Отправка близких людей в рай — что может быть более гуманным?
   — Да уж, — сказал Джайлс. — Можно еще виски?
   — Разумеется.
   — Так вот, — сказал Джайлс, вновь наполнив стакан, — с такой формулировкой, как «принудительная загрузка в шестьдесят пять», законопроект не пройдет.
   — Но ведь вас в правительстве большинство. Стоит лишь премьер-министру дать команду, и…
   — Не так все просто, — сказал Джайлс. — Его советники будут давить на экономическую целесообразность.
   — Вот и здорово, — сказал Билли. — Пенсионерам больше не надо будет выплачивать пенсии; никаких социальных программ в пользу стариков. Больше жилья для молодых.
   — Заманчиво, — сказал Джайлс. — Весьма заманчиво. Но общественность, люди на улице…
   — Толпа. Вы это хотели сказать.
   — Население.
   — Толпа.
   — В правительстве не употребляют таких слов. Тем не менее по сути…
   — По сути, — сказал Билли, — толпа сделает все, что вы ей прикажете. Надо только подслащивать свои приказы, побольше обещать. У меня уже разработана целая рекламная кампания.
   — Вы весьма основательны.
   — Приходится. Так я могу рассчитывать на вашу поддержку?
   — Не знаю. — Джайлс Гримпин вытер брови большим красным носовым платком. — Что-то мне не по себе.
   — По сути, — сказал Билли, — Некронет предлагает вечную жизнь. Ни смерти, ни боли, одно бесконечное удовольствие. Осуществляются все ваши фантазии. Делай, что хочешь, сколь угодно долго. Рай на земле. Можно ли желать большего?
   — В общем, вы правы, — сказал Джайлс, — но уж больно смахивает на эвтаназию в национальном масштабе.
   — Британия, как всегда, выступает впереди, — сказал Билли. — Сегодня — Британия, завтра — весь мир.
   — Право, не знаю. Билли покачал головой.
   — И все же надеюсь, что могу рассчитывать на вашу поддержку.
   — Мне надо подумать. Взвесить все «за» и «против».
   — Разумеется, — сказал Билли. — Но если вы все же согласитесь, как думаете, вы сможете убедить премьер-министра?
   — Без всякого сомнения. Он прислушивается к моему мнению. Если я посоветую ему утвердить проект, он согласится.
   — Великолепно, — сказал Билли. — Это предел моих мечтаний.
   — Хорошо, — сказал Джайлс. — А теперь мне пора.
   Били поднялся со своего места, чтобы пожать Гримпину руку.
   — Вот еще что, — сказал он. — Да?
   — У меня кое-что для вас есть. Подарок.
   — Подарок? Для меня?
   — Для вас, — сказал Билли. — Уверен, вам понравится. Называется плизир.
 
   В пустыне Пойдешь-не-вернешься ничего приятного не было. Жарко, сухо, ни одного живого существа. Какое расстояние может пройти человек в глубь пустыни? Известный вопрос. Как далеко может зайти человек в пустыню, откуда нет возврата? Вопрос совсем иного свойства.
   — Что ж, — сказал я себе. — Мне потребуется проводник. Аоуренс Аравийский? Исключено. Я скормил его бумагорезательной машине. Можно, конечно, снова воскресить его в памяти, но, пожалуй, в подобной пустыне он будет бесполезен. А как насчет Конана-Варвара? Он избороздил немало пустынь, да и Болото Неминуемой Гибели — как раз его улица. Нет, обойдусь без Конана. Хорошее средство передвижения — вот что мне нужно. Вездеход или «лендровер». Вот именно, «лендровер». Самый что ни на есть внедорожный и навороченный. Я тут же представил себе такой, какой видел в майском номере журнала «Нэшнл Джио-грэфик» за 1963 год, который листал, пока сидел в очереди к зубному.
   Я сделал шаг назад и улыбнулся. «Лендровер». Именно такой, каким я его запомнил.
   Он— то и перевезет меня через пустыню.
   Я поставил ногу на подножку и открыл дверь салона.
   Внутри не было ничего.
   Как же выглядит салон «лендровера»? Но ведь я никогда в нем не сидел.
   Я сошел с подножки и открыл капот.
   Но и мотора я никогда не видел. Я даже не имел представления, как работает двигатель внутреннего сгорания. Мне когда-то рассказывали, но я, видимо, пропустил мимо ушей.
   Глядя на пространство, где должен был быть двигатель, я тяжело вздохнул.
   Обратите внимание, что как работает бумагорезательная машина, я знал. Я даже попытался придумать, как приспособить ее к «лендроверу» — для этого потребовалось бы несколько миль электрического провода, — но потом бросил эту затею.
   — Пешком так пешком, — сказал я себе. И отправился пешком.
 
   В пустыне было скучно. Жарко, сухо и скучно. А мысль о том, что на самом деле я путешествую у Господа в голове, нисколько не притупляла скуку. Я даже не мог себе представить, зачем Бог держит у себя в голове подобное захолустье. Но потом я подумал, что раз Господь вездесущ, то в голове у Него есть все. Я тут же решил когда-нибудь в будущем встретиться с Хьюго Руном и предать ревизии его Решение возникновения вселенной. Весьма вероятно, что вселенная — всего лишь мысль в голове Господа. Возможно даже — мысль преходящая… Что, если так оно и есть? Я покачал головой.
   — Бог его знает.
 
   Не знаю, сколько я прошел по пустыне, — наверное, ровно половину, — когда вдруг понял, что начал из нее выходить. Так или иначе, путь оказался не очень длинным.
   Теперь я стоял у подножия гряды высоких гор.
   — Пустыня не слишком-то велика, — сказал я сам себе. — Почему же она называется пустыней Пойдешь-не-вернешься? Видимо, потому, что я не собираюсь через нее возвращаться.
   С этими словами я бодро зашагал дальше. Места, через которые мне предстояло пройти, могли иметь какие угодно фантастические названия, но с какой стати они должны создавать препятствия? Они просто символы, метафоры, и только. Фрейдистские штучки, самокопание. Путешествие внутрь себя, наконец.
   — Проще простого, — сказал я. — Раз плюнуть. Удивительно, как мы иногда можем заблуждаться!
 
   Законопроект о принудительной загрузке в возрасте шестидесяти пяти лет прошел в палате лордов единогласно.
   Конечно, могли быть возражения со стороны законодателей старого поколения, но их не было, поскольку к этому времени все престарелые законодатели уже оказались загруженными своими родственниками.
   Закон состоял из трех статей. В первой говорилось о запрете загрузки членов правительства, вторая касалась налога на пенсионные фонды загруженных, в третьей же говорилось о национализации «Некрософт Индастриз».
   — Национализация! — бушевал Билли, расхаживая по ковру своего нового кабинета, расположенного на самом верху здания. До этого кабинет никто не занимал, и тот словно ждал своего хозяина. И надо признаться, новый хозяин смотрелся на своем месте.
   — Какая еще национализация?!
   Премьер-министр, находившийся здесь проездом, окинул Билли недоуменным взглядом.
   — Да на вас лица нет, — сказал он. — Можно подумать, что именно вы владеете компанией.
   — Еще нет, — тихо пробормотал Билли себе под нос. — Но близок час.
   — Вы обязаны понять, что это должно было случиться. Компания «Некрософт» слишком велика, чтобы оставаться в частных руках.
   — Но правительство больше ничего не национализирует! — Билли протестующе взмахнул руками. — Оно только приватизирует. Распродает учреждения, отдает прибыльные предприятия в частные руки, набивая собственные карманы и карманы своих друзей. Назначает руководство, раздает премии. Мы все знаем, как это делается.