Страница:
— Я не могу уехать сейчас, Мириам. Здесь остается Берта.
Графиня взглянула на нее вопросительно.
— Она очень больна. Боюсь, что жить ей осталось недолго. Я не смогу бросить ее, когда она так нуждается в моей помощи.
— Разве у нее нет родственников?
— Есть. Но мы тоже стали ее семьей. — Голос Кэтрин сделался твердым. — Она помогла мне в самую трудную минуту и никогда ни в чем меня не упрекала.
— А я упрекала?
— Нет.
Кэтрин поднялась и посмотрела в лицо графине. Перед ней сидела дама из высшего общества, знатная и богатая, но смелая и решительная женщина, способная к состраданию и жалости. Мириам понравилась ей с первого взгляда. Но если сначала Кэтрин боялась, что на графиню могут повлиять и заставить отказаться от ее намерений, то теперь она знала, что сделать это невозможно.
— Я не могу ничего изменить, но я не хочу, чтобы моя жизнь зависела от вашего сына. Если он хочет начать борьбу со мной, я готова бороться с ним. Я больше никуда не убегу, я устала бегать и прятаться.
— А Роберт? Он обязательно заинтересует Фрэдди. Ведь у графа Монкрифа до сих пор нет наследника. Ты подумала об этом, Кэтрин? — мягко спросила графиня. — Фрэдди не откажется от своего сына.
— Это мой сын, а не его!
— Разве не ты говорила, что для появления ребенка нужны двое? — немного ворчливо, но с мягкой улыбкой напомнила Мириам.
— Я не хочу обвинять вашего сына в двуличности, — произнесла Кэтрин довольно громко, и это насторожило Джули. Малышка попятилась и вцепилась в подол материнской юбки, не выпуская из руки полуразвернутый сверток. — Я была глупа и получила хороший урок. Я не обвиняю Фрэдди за его высокомерие, деспотизм и убеждение, что мир создан для его развлечений. Я даже не виню его за холодное отношение к собственной дочери из-за того, что у нее небольшой физический недостаток. Но хочу вас предупредить, мадам, от возможной ошибки относительно моих чувств к вашему сыну. Он может делать все что угодно, хоть перевернуть весь мир, моих детей он все равно не получит. Никогда! — Кэтрин блеснула глазами, и взгляд этот не предвещал ничего хорошего графу Монкрифу.
Графиня начала готовиться к отъезду и пообещала приехать, как только сможет. Кэтрин проводила ее к постели Берты. Пожилые женщины несколько долгих мгновений смотрели друг на друга молча, затем помаленьку начался разговор, полный весьма нелестных эпитетов для Фрэдди и вздохов по поводу судьбы Кэтрин и ее детей. От взгляда Мириам не укрылась смертельная бледность и худоба Берты. Она поняла, что значит непрерывный кашель собеседницы, но Мириам ни словом, ни взглядом не показала этого. В конце беседы графиня склонилась над постелью и, глядя в покрытое болезненным румянцем лицо Берты, взяла ее худые руки в свои ладони. Глаза их встретились.
— Спасибо вам, — коротко произнесла на прощание Мириам. Большего и не требовалось. Жесты и глаза гостьи уже сказали старой Берте все, что было нужно. Графиня поняла и оценила то, что она сделала, и благодарила ее за заботу о ее внуках, за предоставленный им в страшную непогоду кров, за душевный мир, который обрела здесь Кэтрин.
— Я была ей очень рада, — ответила Берта, глаза которой весело блеснули, а губы дрогнули в чуть заметной улыбке.
Кэтрин проводила Мириам до кареты, в которой восседала надутая Дженни. Обуреваемый примерно теми же чувствами, что и горничная, Джон выглядел крайне несчастным. Кэтрин кивнула ему, но он сделал вид, что не заметил этого, и отвернулся. Сердиться на эту молодую женщину у него особых причин не было, но так уж получилось, что каждое ее появление сопровождалось серьезными неприятностями.
— Как дела у Джереми? — спросила у Мириам Кэтрин.
Графиня взглянула на нее с удивлением:
— Ах да, ты же ничего не знаешь! Джереми сам влип в скандальную историю, разговоры о которой, боюсь, смолкнут не скоро. — В глазах Мириам было больше юмора, чем осуждения. — Они с Бет Томсон убежали в прошлом году. Ее отец, герцог Гранбари, грозился отказаться от дочери, пока не узнал, что скоро станет дедушкой. Сейчас все целуются и полны любви друг к другу. У герцога никогда не было сына, и Джереми вполне заменил его. Любимая и единственная дочка Бет прощена, а для будущего внука герцог, по-моему, готов приобрести в подарок оставшуюся часть Англии, остальное ему уже принадлежит.
«Младшему внуку графини бедность явно не грозит в отличие от старших», — подумала Кэтрин и тут же сердито одернула себя. Она прекрасно понимала разницу в положении этих детей. Графиня поймет ее желание защитить их, но это мало что изменит.
— Я рада за Джереми, — искренне сказала Кэтрин. Она вспомнила ссору, состоявшуюся между братьями. — Полагаю, теперь он вполне счастлив?
— Совершенно. Его только огорчают напряженные отношения с Фрэдди.
— Ваш старший сын умеет портить отношения с людьми, — заметила Кэтрин.
— Признаюсь, дорогая, — вздохнула графиня. — Мне кажется, что мои дети словно сговорились поскорее отправить меня в могилу. Мелисса оказалась такой же упрямой, как и ее братья. Это из-за нее я должна вернуться в Лондон. Еще не закончился ее первый бальный сезон, а она уже убедила себя, что по уши влюблена в одного маркиза. Если все получится, как я задумала, — Мириам вновь глубоко вздохнула, — они поженятся через неделю, и Мелисса станет степенной матроной. К сожалению, ее чувства весьма непостоянны и к моему возвращению объектом ее пылкой любви может быть уже другой.
Кэтрин с улыбкой подумала, что ей в самом деле повезло с Мириам, несмотря на ее острый язычок. Более того, она чем-то напоминает миссис Роберте, которая судила об окружающих, исходя из самых высоких требований веры, а тех, кто, по ее понятию, не соответствовал им, глубоко презирала, забыв о христианской терпимости.
В общем, и Кэтрин, и Мириам остались довольны встречей. За все время у них лишь один раз возникла размолвка. Перед тем как сесть в карету, графиня вложила в руку Кэтрин небольшой кошелек. Кэтрин растерялась, взяла его, но тут же попыталась вернуть деньги обратно.
— Ты не поняла меня, Кэтрин. Это деньги для Берты. Она не должна ни в чем нуждаться. Ты можешь нанять себе помощницу. А когда будет необходимо, ты сможешь послать кого-нибудь за мной.
Мириам говорила твердо и откровенно. Несколько минут, проведенных у постели больной, подтвердили слова Кэтрин о скорой смерти Берты. Но она убедилась и в другом. Берта по-матерински любила Кэтрин и ее детей.
Слова графини подействовали на Кэтрин, и она молча убрала кошелек в карман фартука.
— Когда придет время, дай мне знать, Кэтрин. Мы вместе подумаем, что вам делать дальше. Я бы не хотела потерять своих внуков. Обещай, что не исчезнешь снова.
Это Кэтрин могла пообещать твердо. Она устала скрываться и задолго до приезда Мириам Латтимор решила, что никуда больше не побежит. Она улыбнулась и прикоснулась щекой к щеке графини. Они оказались на удивление близкими людьми. У нее и у этой великосветской дамы много общего: обе горячо любят своих детей и хотят оградить их от неприятностей, обе готовы пойти ради своих чад на любые жертвы.
— Я не исчезну, — произнесла Кэтрин и отступила.
Обещание было дано. Союз заключен.
Дункан Маккоркл в отличие от многих других не испытывал ни страха, ни неприязни к графу Монкрифу. Он, слава Богу, видел Фрэдди еще в пеленках, а затем постоянно помогал Мириам решать проблемы с ним, которых становилось все больше и больше с каждым годом. Дункан знал все слабости Фрэдди и относился к ним с пониманием. Он любил Фрэдди почти как отец и, честно говоря, мог бы им быть. Дункан не имел громкого титула, и родители Мириам не считали его подходящей партией для своей дочери. Несмотря на свое происхождение, он многого добился в жизни, имел влияние и связи в обществе.
Четвертый граф Монкриф относился к взрослеющему сыну с недоверием и подозрительностью. По мнению Дункана, связано это было не только с быстрыми успехами Фрэдди в бизнесе, но и с его взглядами. Молодой человек не закрывал глаза на проблемы бедняков, но в то же время весьма скептически относился к благотворительной деятельности. Он преступал общепринятые нормы поведения и никогда не брал на веру расхожие истины. Фрэдди старался изменить мир своими руками, не дожидаясь, когда он изменится сам, пройдя через хаос и войны. Пятый граф Монкриф тратил немало времени, сил и денег на проведение необходимых реформ, ничего не разрушая. Его страстных выступлений в палате лордов ждали с интересом и немного побаивались. Графа никогда по-настоящему не интересовало чужое мнение о его взглядах. Он был слишком независим, слишком верил в свои собственные силы. Фрэдди многого добился в жизни, но и многое потерял.
Он не испытывал ни к кому особой душевной привязанности и считал это само собой разумеющимся. Постепенно граф Монкриф отдалился от общества. Дункан считал это одним из недостатков Фрэдди, который всегда казался бесстрастным и слегка отстраненным от жизни. Фрэдди был уверен в своем знании людей, воспринимал их как некие механизмы, которые действуют определенным образом, и видел разницу только в сложности этих механизмов. Сам Дункан с этим был категорически не согласен. Давным-давно он сумел понять одну важную и простую тайну людей: именно неопределенность и непредсказуемость человеческой природы делает жизнь такой интересной.
Вопреки ожиданиям Дункана граф повел себя совершенно неожиданно. Он думал, что Фрэдди будет разгневан, однако тот держался спокойно и говорил ровным голосом. Граф стоял спиной к собеседнику и глядел в окно на огромный сад, очевидно, скрывая свои истинные чувства. Наблюдательный Дункан заметил крепко сведенные на груди руки графа Монкрифа, нарочитую мягкость его тона и некоторую напряженность позы.
Дункану было странно видеть графа в доме, где все говорило о Мириам. Он мог представить Фрэдди сидящим в своем кабинете в одной из башен усадьбы Монкрифов. Именно из этого замка, построенного из белого кирпича и обломков скальных пород, управлял граф своими владениями.
— У нее все в порядке?
Вопрос был задан приглушенным голосом, невольно выдававшим состояние Фрэдди.
— Судя по тому, что мне удалось узнать, да, — ответил Дункан и тут же сообразил, что проговорился. Через некоторое время ему еще придется выслушать кое от кого нелестные слова в свой адрес. Но слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. Что сделано, то сделано. К тому же неизвестно, захочет ли Мириам вообще разговаривать с ним после всего.
— А дети? Как они? — Голос Фрэдди вздрогнул, выдавая какие-то мучающие его чувства. Но это не было похоже на гнев или огорчение.
— Они, насколько я понял, совершенно здоровы.
— Его имя… Как его назвали?
Необычный вопрос, не так ли? Дункан с удивлением начал понимать, что Фрэдди просто не может сосредоточить свои мысли на чем-то одном. Это графу Монкрифу было совершенно несвойственно.
— Роберт.
Дункан положил на колени несколько бумаг, отобрал из них одну и прочитал.
— Роберт Артур. Второе имя в честь ее отца, полагаю.
— Ты говорил, что он был бароном…
Теперь многое стало ясно. Вот откуда образованность Кэтрин, ее любовь к лошадям и умение обращаться с ними. Она с детства видела хороших коней в отцовской конюшне. Черт побери, выходит, что у ее отца была конюшня не хуже, чем у графа Монкрифа! Фрэдди вдруг показалось, что он слышит такой знакомый голос Кэтрин. Граф отвернулся от окна. Раздался хруст сломанного пера которое он машинально крутил в руках. Дункана удивила синева под глазами графа и его изможденное лицо, словно он провел не одну бессонную ночь, что и было недалеко от истины. Дункан внимательно посмотрел в глаза Фрэдди. В них были смертельная усталость и пустота. Веки графа утомленно опустились, губы вздрогнули и напряглись. Дункан всерьез усомнился в правильности своих намерений.
— Благодарю за ценную информацию, — произнес граф. — Я не забуду этой услуги.
— Я пришел сюда не за вознаграждением, — ответил Дункан с каменным лицом.
— Я в этом не сомневаюсь и тем более благодарен за твою откровенность. Моя мать знает о нашей встрече?
— Пока нет, — признался Дункан, со страхом думая о том, что Мириам, конечно, узнает, причем весьма скоро.
— Тогда давай договоримся не сообщать об этом разговоре ей как можно дольше, хорошо? — Граф улыбнулся, но в глазах его не было веселья.
— Могу обещать только, что я в это дело больше вмешиваться не буду, Фрэдди, — заявил гость совершенно искренне. Он уже и так сделал достаточно.
— Хорошо, — произнес Фридрих Аллен Латтимор. — Наверное, настала пора наконец вмешаться мне.
Он еще раз угрюмо улыбнулся и с удивлением подсмотрел на сломанное перо, которое все еще держал в руках. Дункан подумал, что его молодой друг многое бы отдал сейчас за то, чтобы в руках у него оказались не остатки пера, а что-то другое. Точнее кто-то.
Глава 14
Графиня взглянула на нее вопросительно.
— Она очень больна. Боюсь, что жить ей осталось недолго. Я не смогу бросить ее, когда она так нуждается в моей помощи.
— Разве у нее нет родственников?
— Есть. Но мы тоже стали ее семьей. — Голос Кэтрин сделался твердым. — Она помогла мне в самую трудную минуту и никогда ни в чем меня не упрекала.
— А я упрекала?
— Нет.
Кэтрин поднялась и посмотрела в лицо графине. Перед ней сидела дама из высшего общества, знатная и богатая, но смелая и решительная женщина, способная к состраданию и жалости. Мириам понравилась ей с первого взгляда. Но если сначала Кэтрин боялась, что на графиню могут повлиять и заставить отказаться от ее намерений, то теперь она знала, что сделать это невозможно.
— Я не могу ничего изменить, но я не хочу, чтобы моя жизнь зависела от вашего сына. Если он хочет начать борьбу со мной, я готова бороться с ним. Я больше никуда не убегу, я устала бегать и прятаться.
— А Роберт? Он обязательно заинтересует Фрэдди. Ведь у графа Монкрифа до сих пор нет наследника. Ты подумала об этом, Кэтрин? — мягко спросила графиня. — Фрэдди не откажется от своего сына.
— Это мой сын, а не его!
— Разве не ты говорила, что для появления ребенка нужны двое? — немного ворчливо, но с мягкой улыбкой напомнила Мириам.
— Я не хочу обвинять вашего сына в двуличности, — произнесла Кэтрин довольно громко, и это насторожило Джули. Малышка попятилась и вцепилась в подол материнской юбки, не выпуская из руки полуразвернутый сверток. — Я была глупа и получила хороший урок. Я не обвиняю Фрэдди за его высокомерие, деспотизм и убеждение, что мир создан для его развлечений. Я даже не виню его за холодное отношение к собственной дочери из-за того, что у нее небольшой физический недостаток. Но хочу вас предупредить, мадам, от возможной ошибки относительно моих чувств к вашему сыну. Он может делать все что угодно, хоть перевернуть весь мир, моих детей он все равно не получит. Никогда! — Кэтрин блеснула глазами, и взгляд этот не предвещал ничего хорошего графу Монкрифу.
Графиня начала готовиться к отъезду и пообещала приехать, как только сможет. Кэтрин проводила ее к постели Берты. Пожилые женщины несколько долгих мгновений смотрели друг на друга молча, затем помаленьку начался разговор, полный весьма нелестных эпитетов для Фрэдди и вздохов по поводу судьбы Кэтрин и ее детей. От взгляда Мириам не укрылась смертельная бледность и худоба Берты. Она поняла, что значит непрерывный кашель собеседницы, но Мириам ни словом, ни взглядом не показала этого. В конце беседы графиня склонилась над постелью и, глядя в покрытое болезненным румянцем лицо Берты, взяла ее худые руки в свои ладони. Глаза их встретились.
— Спасибо вам, — коротко произнесла на прощание Мириам. Большего и не требовалось. Жесты и глаза гостьи уже сказали старой Берте все, что было нужно. Графиня поняла и оценила то, что она сделала, и благодарила ее за заботу о ее внуках, за предоставленный им в страшную непогоду кров, за душевный мир, который обрела здесь Кэтрин.
— Я была ей очень рада, — ответила Берта, глаза которой весело блеснули, а губы дрогнули в чуть заметной улыбке.
Кэтрин проводила Мириам до кареты, в которой восседала надутая Дженни. Обуреваемый примерно теми же чувствами, что и горничная, Джон выглядел крайне несчастным. Кэтрин кивнула ему, но он сделал вид, что не заметил этого, и отвернулся. Сердиться на эту молодую женщину у него особых причин не было, но так уж получилось, что каждое ее появление сопровождалось серьезными неприятностями.
— Как дела у Джереми? — спросила у Мириам Кэтрин.
Графиня взглянула на нее с удивлением:
— Ах да, ты же ничего не знаешь! Джереми сам влип в скандальную историю, разговоры о которой, боюсь, смолкнут не скоро. — В глазах Мириам было больше юмора, чем осуждения. — Они с Бет Томсон убежали в прошлом году. Ее отец, герцог Гранбари, грозился отказаться от дочери, пока не узнал, что скоро станет дедушкой. Сейчас все целуются и полны любви друг к другу. У герцога никогда не было сына, и Джереми вполне заменил его. Любимая и единственная дочка Бет прощена, а для будущего внука герцог, по-моему, готов приобрести в подарок оставшуюся часть Англии, остальное ему уже принадлежит.
«Младшему внуку графини бедность явно не грозит в отличие от старших», — подумала Кэтрин и тут же сердито одернула себя. Она прекрасно понимала разницу в положении этих детей. Графиня поймет ее желание защитить их, но это мало что изменит.
— Я рада за Джереми, — искренне сказала Кэтрин. Она вспомнила ссору, состоявшуюся между братьями. — Полагаю, теперь он вполне счастлив?
— Совершенно. Его только огорчают напряженные отношения с Фрэдди.
— Ваш старший сын умеет портить отношения с людьми, — заметила Кэтрин.
— Признаюсь, дорогая, — вздохнула графиня. — Мне кажется, что мои дети словно сговорились поскорее отправить меня в могилу. Мелисса оказалась такой же упрямой, как и ее братья. Это из-за нее я должна вернуться в Лондон. Еще не закончился ее первый бальный сезон, а она уже убедила себя, что по уши влюблена в одного маркиза. Если все получится, как я задумала, — Мириам вновь глубоко вздохнула, — они поженятся через неделю, и Мелисса станет степенной матроной. К сожалению, ее чувства весьма непостоянны и к моему возвращению объектом ее пылкой любви может быть уже другой.
Кэтрин с улыбкой подумала, что ей в самом деле повезло с Мириам, несмотря на ее острый язычок. Более того, она чем-то напоминает миссис Роберте, которая судила об окружающих, исходя из самых высоких требований веры, а тех, кто, по ее понятию, не соответствовал им, глубоко презирала, забыв о христианской терпимости.
В общем, и Кэтрин, и Мириам остались довольны встречей. За все время у них лишь один раз возникла размолвка. Перед тем как сесть в карету, графиня вложила в руку Кэтрин небольшой кошелек. Кэтрин растерялась, взяла его, но тут же попыталась вернуть деньги обратно.
— Ты не поняла меня, Кэтрин. Это деньги для Берты. Она не должна ни в чем нуждаться. Ты можешь нанять себе помощницу. А когда будет необходимо, ты сможешь послать кого-нибудь за мной.
Мириам говорила твердо и откровенно. Несколько минут, проведенных у постели больной, подтвердили слова Кэтрин о скорой смерти Берты. Но она убедилась и в другом. Берта по-матерински любила Кэтрин и ее детей.
Слова графини подействовали на Кэтрин, и она молча убрала кошелек в карман фартука.
— Когда придет время, дай мне знать, Кэтрин. Мы вместе подумаем, что вам делать дальше. Я бы не хотела потерять своих внуков. Обещай, что не исчезнешь снова.
Это Кэтрин могла пообещать твердо. Она устала скрываться и задолго до приезда Мириам Латтимор решила, что никуда больше не побежит. Она улыбнулась и прикоснулась щекой к щеке графини. Они оказались на удивление близкими людьми. У нее и у этой великосветской дамы много общего: обе горячо любят своих детей и хотят оградить их от неприятностей, обе готовы пойти ради своих чад на любые жертвы.
— Я не исчезну, — произнесла Кэтрин и отступила.
Обещание было дано. Союз заключен.
Дункан Маккоркл в отличие от многих других не испытывал ни страха, ни неприязни к графу Монкрифу. Он, слава Богу, видел Фрэдди еще в пеленках, а затем постоянно помогал Мириам решать проблемы с ним, которых становилось все больше и больше с каждым годом. Дункан знал все слабости Фрэдди и относился к ним с пониманием. Он любил Фрэдди почти как отец и, честно говоря, мог бы им быть. Дункан не имел громкого титула, и родители Мириам не считали его подходящей партией для своей дочери. Несмотря на свое происхождение, он многого добился в жизни, имел влияние и связи в обществе.
Четвертый граф Монкриф относился к взрослеющему сыну с недоверием и подозрительностью. По мнению Дункана, связано это было не только с быстрыми успехами Фрэдди в бизнесе, но и с его взглядами. Молодой человек не закрывал глаза на проблемы бедняков, но в то же время весьма скептически относился к благотворительной деятельности. Он преступал общепринятые нормы поведения и никогда не брал на веру расхожие истины. Фрэдди старался изменить мир своими руками, не дожидаясь, когда он изменится сам, пройдя через хаос и войны. Пятый граф Монкриф тратил немало времени, сил и денег на проведение необходимых реформ, ничего не разрушая. Его страстных выступлений в палате лордов ждали с интересом и немного побаивались. Графа никогда по-настоящему не интересовало чужое мнение о его взглядах. Он был слишком независим, слишком верил в свои собственные силы. Фрэдди многого добился в жизни, но и многое потерял.
Он не испытывал ни к кому особой душевной привязанности и считал это само собой разумеющимся. Постепенно граф Монкриф отдалился от общества. Дункан считал это одним из недостатков Фрэдди, который всегда казался бесстрастным и слегка отстраненным от жизни. Фрэдди был уверен в своем знании людей, воспринимал их как некие механизмы, которые действуют определенным образом, и видел разницу только в сложности этих механизмов. Сам Дункан с этим был категорически не согласен. Давным-давно он сумел понять одну важную и простую тайну людей: именно неопределенность и непредсказуемость человеческой природы делает жизнь такой интересной.
Вопреки ожиданиям Дункана граф повел себя совершенно неожиданно. Он думал, что Фрэдди будет разгневан, однако тот держался спокойно и говорил ровным голосом. Граф стоял спиной к собеседнику и глядел в окно на огромный сад, очевидно, скрывая свои истинные чувства. Наблюдательный Дункан заметил крепко сведенные на груди руки графа Монкрифа, нарочитую мягкость его тона и некоторую напряженность позы.
Дункану было странно видеть графа в доме, где все говорило о Мириам. Он мог представить Фрэдди сидящим в своем кабинете в одной из башен усадьбы Монкрифов. Именно из этого замка, построенного из белого кирпича и обломков скальных пород, управлял граф своими владениями.
— У нее все в порядке?
Вопрос был задан приглушенным голосом, невольно выдававшим состояние Фрэдди.
— Судя по тому, что мне удалось узнать, да, — ответил Дункан и тут же сообразил, что проговорился. Через некоторое время ему еще придется выслушать кое от кого нелестные слова в свой адрес. Но слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. Что сделано, то сделано. К тому же неизвестно, захочет ли Мириам вообще разговаривать с ним после всего.
— А дети? Как они? — Голос Фрэдди вздрогнул, выдавая какие-то мучающие его чувства. Но это не было похоже на гнев или огорчение.
— Они, насколько я понял, совершенно здоровы.
— Его имя… Как его назвали?
Необычный вопрос, не так ли? Дункан с удивлением начал понимать, что Фрэдди просто не может сосредоточить свои мысли на чем-то одном. Это графу Монкрифу было совершенно несвойственно.
— Роберт.
Дункан положил на колени несколько бумаг, отобрал из них одну и прочитал.
— Роберт Артур. Второе имя в честь ее отца, полагаю.
— Ты говорил, что он был бароном…
Теперь многое стало ясно. Вот откуда образованность Кэтрин, ее любовь к лошадям и умение обращаться с ними. Она с детства видела хороших коней в отцовской конюшне. Черт побери, выходит, что у ее отца была конюшня не хуже, чем у графа Монкрифа! Фрэдди вдруг показалось, что он слышит такой знакомый голос Кэтрин. Граф отвернулся от окна. Раздался хруст сломанного пера которое он машинально крутил в руках. Дункана удивила синева под глазами графа и его изможденное лицо, словно он провел не одну бессонную ночь, что и было недалеко от истины. Дункан внимательно посмотрел в глаза Фрэдди. В них были смертельная усталость и пустота. Веки графа утомленно опустились, губы вздрогнули и напряглись. Дункан всерьез усомнился в правильности своих намерений.
— Благодарю за ценную информацию, — произнес граф. — Я не забуду этой услуги.
— Я пришел сюда не за вознаграждением, — ответил Дункан с каменным лицом.
— Я в этом не сомневаюсь и тем более благодарен за твою откровенность. Моя мать знает о нашей встрече?
— Пока нет, — признался Дункан, со страхом думая о том, что Мириам, конечно, узнает, причем весьма скоро.
— Тогда давай договоримся не сообщать об этом разговоре ей как можно дольше, хорошо? — Граф улыбнулся, но в глазах его не было веселья.
— Могу обещать только, что я в это дело больше вмешиваться не буду, Фрэдди, — заявил гость совершенно искренне. Он уже и так сделал достаточно.
— Хорошо, — произнес Фридрих Аллен Латтимор. — Наверное, настала пора наконец вмешаться мне.
Он еще раз угрюмо улыбнулся и с удивлением подсмотрел на сломанное перо, которое все еще держал в руках. Дункан подумал, что его молодой друг многое бы отдал сейчас за то, чтобы в руках у него оказались не остатки пера, а что-то другое. Точнее кто-то.
Глава 14
Кэтрин подумала, что издалека они напоминают стаю ворон, присевших на вершину холма. Жители деревни Мертонвуд в своих траурных одеждах собрались проводить в последний путь Берту и действительно важностью и неторопливостью были похожи на этих птиц. Еще немного, и деревянный гроб Берты поставят рядом с гробом ее давно умершего мужа, и они больше уже никогда не увидят женщину, которую каждый знал с детства. Они пришли не просто по традиции. Почти каждый из собравшихся мог бы рассказать многое об этой доброй душе. Женщины плакали, да и глаза многих мужчин были влажными. Те, кто был постарше, вспоминали красивую деревенскую девушку, какой была Берта в юности. Помладше — работящую женщину средних лет. Матери вспоминали ее мягкость и нежность и сожалели о том, что у нее не было своих детей.
Свои воспоминания были и у Кэтрин. Она стояла рядом с Майклом и неотрывно смотрела на гроб, который медленно, дюйм за дюймом, опускался в черную яму.
Кэтрин видела Берту смеющейся над проделками Джули и ворчащей на нее, Кэтрин, за то, что она слишком много работает. Молодая мать вспоминала их теплые дружеские разговоры в длинные зимние вечера и то, с какой добротой и сочувствием отнеслась к ней покойная в те страшные, полные сомнений и страхов дни. Кэтрин чувствовала себя в неоплатном долгу за все перед умершей.
Она вместе с Майклом подошла к краю могилы и бросила вниз горсть земли. Что-то говорил пастор, но Кэтрин его почти не слушала. Ей уже столько раз в последнее время пришлось участвовать в похоронах, что сопровождающие их ритуалы стали привычными и малоинтересными. Когда соседи начали высказывать соболезнования Майклу, она просто встала поодаль и посмотрела в сторону дома Берты. Там осталась Мэг, которая должна была приготовить еду для поминальной трапезы и присмотреть за детьми. Кэтрин вопреки деревенским обычаям настояла на том, чтобы не брать их на кладбище. Ей хотелось, чтобы у Джули о Берте сохранились только приятные воспоминания, а Робби был слишком мал, чтобы понимать, что происходит. Она почему-то думала, что и сама Берта одобрила бы ее решение. Старая женщина умерла тихо, во сне, как бы стараясь никого не обеспокоить. Просто одним утром Кэтрин проснулась не от смеха Джули, а от какой-то непривычной давящей тишины.
Скоро надо будет связываться с Мириам. В течение ближайшей недели в домик Берты собирается переехать семья старшего сына Майкла. Садовник, правда, говорил, что она и дети могут оставаться там сколько угодно, но глаза при этом старательно отводил в сторону. Было ясно, что пришло время уезжать.
— Здравствуй, Кэтрин, — услышала она вдруг голос, который столько раз слышала в своей памяти.
Он стоял в сероватом утреннем свете будто призрак из прошлого. Те же точеные черты лица, тот же прищур глаз и чуть опущенные уголки губ. Только выглядел намного старше того, который являлся ей в снах. Казалось, что с момента ее бегства прошло не меньше десяти лет. Кэтрин сделала нерешительный шаг назад. Он не шевельнулся, продолжая рассматривать ее своими холодными умными кошачьими глазами.
Вид Кэтрин ясно говорил о ее бедственном положении. Этот вывод Фрэдди сделал сразу же, как только взглянул на ее траурное платье, настолько старое, что уже трудно было угадать его первоначальный фасон, а некогда черная ткань сделалась коричневой. Но даже оно каким-то непостижимым образом шло Кэтрин. Она, черт побери, стала еще прекраснее! Нынешний несуразный наряд только подчеркивал белизну ее кожи, прекрасные формы и нежный румянец на щеках. Он мог бы поклясться, что никогда не видел ее такой красивой. Ветер чуть шевелил ее уложенные в высокую прическу волосы. Слезы, которые он видел, когда подошел, высохли, и карие глаза сверкали гневом и решимостью. Больше всего Кэтрин напоминала сейчас стоящую на вершине холма друидскую принцессу, готовящуюся к битве с врагами.
На лице Фрэдди появилась не то жалкая улыбка, не то злая ухмылка.
Кэтрин повернулась и, приподняв длинную юбку, пошла вниз, гордо ступая под любопытными взглядами. Она шла, не оглядываясь, но была абсолютно уверена, что граф следует за ней по пятам. У развилки, от которой одна тропинка вела в деревню Мертонвуд, а другая — к домику Берты, Кэтрин наконец замедлила шаг. Она повернулась, перегородила ему дорогу и, уперев сжатые кулаки в бока, посмотрела в лицо.
— Что вам здесь нужно? — процедила она. Кэтрин была слишком разгневана, чтобы задумываться о правилах приличия. Будь у нее сейчас в руках пистолет, она бы, наверное, вообще не стала ничего говорить, а просто выстрелила. Как он посмел явиться именно в это утро! Коль уж решился на встречу, должен был начать ее, хотя бы для приличия, с просьбы о прощении. И вообще он не имел никакого права стоять возле могилы Берты, позволяя ветру играть своими волосами. Не должен он смотреть на нее с таким усталым видом, возбуждая в ней желание броситься к нему и пожалеть. Будь он проклят!
— Мои дети, — спокойно ответил граф, вглядываясь в ее глаза.
Он ждал, что лицо Кэтрин изменится и что он увидит признаки страха. Она должна бояться его. Ей следует испытать самой то, что испытал он за последние месяцы, превратившиеся в ад. Но лицо ее осталось прежним, не отразив ни малейших признаков страха или волнения. Фрэдди скользнул взглядом по ее фигуре, задержавшись на лифе платья и талии. Кэтрин стала более женственной и привлекательной, однако почти не изменилась. Глаза были немного усталыми, а около полных губ появилась едва заметная складка. Но все это вполне можно отнести на счет сегодняшних похорон. На ее лице не было следов мучительных раздумий и угрызении в совести. Это раздражало графа. Но еще больше почему-то бесила ее красота.
— О! Когда же это вы поняли, что у вас есть дети, милорд? — Кэтрин выпрямилась и с вызовом посмотрела ему в глаза.
— Когда мне сообщили об этом, — ответил он, выискивая малейшие признаки страха в ее глазах. — Вряд ли стоит добавлять, что сообщила мне об этом не ты. Неужели ты надеялась, что сможешь вечно скрывать от меня эту тайну?
В том, что именно он является отцом рожденного ею ребенка, граф не сомневался. Он слишком хорошо знал ее. Эта женщина была прямой от рождения, и жизнь так и не научила ее хитрить. И от этого ему лишь больше хотелось отомстить ей за все его страдания, пережитые в последние месяцы. Она заплатит ему за бессонные ночи и заполненные самобичеванием дни, за то, что он чувствовал себя негодяем и мерзавцем, вынудившим женщину убежать чуть ли не на верную смерть. Подумать только, беззащитная женщина бросилась куда глаза глядят, возомнив, что найдет себе поддержку и защиту в этом враждебном мире. Ха! Она должна ответить за его душевные муки и за то унижение, которое он испытывал в постели с другими женщинами, так и не сумевшими снять с него колдовские чары этой красавицы с золотисто-каштановыми волосами! Граф Монкриф и сам понимал, что его мысли совершенно нелогичны и неразумны. Но он страстно желал возмездия, и, Бог свидетель, он добьется своего.
— Вы изменили свое мнение о Джули и уже считаете ее достойной вас? — Кэтрин сознательно шла на обострение разговора, стараясь задеть его совесть и гордость. — Ваше семя может принести плоды, но зачать ребенка способен даже идиот! — выпалила она. — А вот отцом может быть только настоящий человек. В вашем случае, милорд, лучше считать, что у вас нет детей.
Почему он считал ее похожей на всех других женщин? Как мог он мечтать о том, что она встретит его со слезами благодарности? Кэтрин всегда отличалась от окружающих и почему сейчас должна измениться? Любая другая на ее месте уже стучала бы кулаками в дверь его дома, требуя денег, если не полного обеспечения его детей. Кэтрин же скорее пожелает ему сгореть в аду, чем попросит его о помощи. Почему он решил, что такая женщина будет счастлива его видеть?
— Ты никогда не получишь моих детей, Фрэдди. — Имя его в ее устах прозвучало почти как ругательство, что еще больше разозлило графа. — Я и только я родила одного и вынянчила другую. Я не смыкала глаз, когда они болели, часами баюкала их, когда у них резались зубки или болели животики, лечила их и просто молилась, когда ничего не помогало. И ты думаешь, что я так легко их отдам тебе? У тебя отцовских чувств не больше, чем у рыбы!
Кэтрин резко повернулась и пошла вниз по тропинке, не обращая внимания на торопливые шаги позади себя. Граф из последних сил сдерживался, чтобы не забыть о приличиях и не наброситься на женщину с кулаками. Он схватил ее за руку. Кэтрин попыталась вырваться, но он до боли сжал ее запястье и повернул к себе.
— Да, это ты дала ему жизнь, но это мой сын! — промолвил граф дрогнувшим голосом, близко увидев ее глаза, вздымающуюся грудь, приоткрытые коралловые губы. — Мой, — повторил он более мягким тоном. — Поэтому я всегда буду частью тебя. Ты никогда не избавишься от этого, неужели ты не понимаешь? Ты не сможешь просто уйти и забыть меня.
— Посмотрим! — процедила она сквозь зубы, ощущая уже не только гнев, но и сильное желание убежать и забиться в какую-нибудь нору, лишь бы остаться в одиночестве и безопасности.
Фрэдди вдруг почувствовал, что его гнев и злость на эту женщину вылились в острое желание поцеловать ее.
— Ты совершишь большую глупость, Кэтрин, если бросишь мне вызов, — произнес он тихо. — Тебе следовало бы понять, что я не отступлю.
— И начнете войну, наградой в которой будут дети? В том числе и отвергнутый вами ребенок, милорд? Неужели вы не понимаете, что победителей в ней не будет? А единственными ее жертвами будут дети, которых вы так хотите заполучить?!
— Нет! Если мы начнем войну, побеждена будешь ты. — Эту угрозу он произнес как бы нехотя. Граф Монкриф с улыбкой, но ясно угрожал использовать для своей победы всю имеющуюся в его распоряжении силу денег и свое неограниченное влияние.
Его слова отозвались в ее душе ненавистью к этому человеку. Он имел все с самого рождения: блестящую внешность, ум, право задавать любые вопросы и требовать ответов на них, прочное, дающее ему уверенность положение в обществе. У него имеются друзья и родственники, которые пусть и не понимают его, но любят. Он обладает обаянием и опытом профессионального обольстителя, умением лавировать и обманывать. Все это есть у человека, который стоит сейчас перед ней с угрожающе сведенными губами и неотрывно смотрит своими зелеными, как море, глазами. Никому еще не удавалось перехитрить этого красавца графа с идиотским именем, никто и никогда еще по-настоящему не решался выступить против него. Он не знает, что такое проигрывать и подчиняться чужой воле. Он уверен, что и в борьбе, которая начнется между ними, он непременно одержит верх. Ему нужна победа именно над ней, а двое несчастных детей лишь повод. Кэтрин уже не испытывала отвращения, думая об истинных мотивах его поступков. У нее было достаточно времени, чтобы понять это. Она устала сердиться и плакать. Он вовсе не стремится стать настоящим отцом и не собирается утруждать себя заботами о будущем своих детей. Ему не нужны волнения об их здоровье, их наивные смешные истории и вряд ли он желает получать удовольствие, обучая их верховой езде. Он хочет только одного — победы над ней!
Кэтрин ненавидела его в этот момент, и не только из-за его слов. Она сердилась на себя за проявленную слабость. Ей стало жалко Фрэдди, когда она увидела его. И чем же ответил он? У нее сжалось сердце при виде кругов под его глазами, а он даже не мог сдержаться и начал обвинять ее возле не засыпанной еще могилы столь дорогой ей женщины. Она заметила, какими длинными и плохо расчесанными были его волосы, а он даже не взглянул на ее покрасневшие, растрескавшиеся руки. Ей стало немного не по себе оттого, что он так похудел. А он поинтересовался, каково ей пришлось, когда она рожала его сына? Пришел теперь за детьми! А где он был, когда она долгими зимними ночами ворочалась в холодной постели, думая и беспокоясь о нем? Что делал он в это время? На лице ее появилась улыбка, такая холодная и презрительная, что Фрэдди стало немного не по себе.
Значит, предстоит война, и, судя по его почти веселым заявлениям, он уверен в своей победе. Что ж, она тоже вступит в нее подготовленной, собрав всю свою храбрость и самообладание. Он увидит, какой смелой она может быть. Она научилась владеть собой, когда думала о жизни в бесконечные и холодные зимние вечера. Она знает, как не просто бороться с прославленным графом Монкрифом, но ему неизвестно, что в ее распоряжении тоже имеется достойное оружие: выкованные в жизненных невзгодах опыт и спокойствие. Кэтрин Сандерсон уже не та растерянная девочка, настолько задурившая себе голову мечтами о любви, что рискнула своей невинностью и будущим. Она доверилась молодому человеку, все благородство которого заключалось лишь в знатном имени. Неужели это она когда-то возомнила, что может добиться желаемого от развратника, подписав с ним ею же сочиненный контракт?
Свои воспоминания были и у Кэтрин. Она стояла рядом с Майклом и неотрывно смотрела на гроб, который медленно, дюйм за дюймом, опускался в черную яму.
Кэтрин видела Берту смеющейся над проделками Джули и ворчащей на нее, Кэтрин, за то, что она слишком много работает. Молодая мать вспоминала их теплые дружеские разговоры в длинные зимние вечера и то, с какой добротой и сочувствием отнеслась к ней покойная в те страшные, полные сомнений и страхов дни. Кэтрин чувствовала себя в неоплатном долгу за все перед умершей.
Она вместе с Майклом подошла к краю могилы и бросила вниз горсть земли. Что-то говорил пастор, но Кэтрин его почти не слушала. Ей уже столько раз в последнее время пришлось участвовать в похоронах, что сопровождающие их ритуалы стали привычными и малоинтересными. Когда соседи начали высказывать соболезнования Майклу, она просто встала поодаль и посмотрела в сторону дома Берты. Там осталась Мэг, которая должна была приготовить еду для поминальной трапезы и присмотреть за детьми. Кэтрин вопреки деревенским обычаям настояла на том, чтобы не брать их на кладбище. Ей хотелось, чтобы у Джули о Берте сохранились только приятные воспоминания, а Робби был слишком мал, чтобы понимать, что происходит. Она почему-то думала, что и сама Берта одобрила бы ее решение. Старая женщина умерла тихо, во сне, как бы стараясь никого не обеспокоить. Просто одним утром Кэтрин проснулась не от смеха Джули, а от какой-то непривычной давящей тишины.
Скоро надо будет связываться с Мириам. В течение ближайшей недели в домик Берты собирается переехать семья старшего сына Майкла. Садовник, правда, говорил, что она и дети могут оставаться там сколько угодно, но глаза при этом старательно отводил в сторону. Было ясно, что пришло время уезжать.
— Здравствуй, Кэтрин, — услышала она вдруг голос, который столько раз слышала в своей памяти.
Он стоял в сероватом утреннем свете будто призрак из прошлого. Те же точеные черты лица, тот же прищур глаз и чуть опущенные уголки губ. Только выглядел намного старше того, который являлся ей в снах. Казалось, что с момента ее бегства прошло не меньше десяти лет. Кэтрин сделала нерешительный шаг назад. Он не шевельнулся, продолжая рассматривать ее своими холодными умными кошачьими глазами.
Вид Кэтрин ясно говорил о ее бедственном положении. Этот вывод Фрэдди сделал сразу же, как только взглянул на ее траурное платье, настолько старое, что уже трудно было угадать его первоначальный фасон, а некогда черная ткань сделалась коричневой. Но даже оно каким-то непостижимым образом шло Кэтрин. Она, черт побери, стала еще прекраснее! Нынешний несуразный наряд только подчеркивал белизну ее кожи, прекрасные формы и нежный румянец на щеках. Он мог бы поклясться, что никогда не видел ее такой красивой. Ветер чуть шевелил ее уложенные в высокую прическу волосы. Слезы, которые он видел, когда подошел, высохли, и карие глаза сверкали гневом и решимостью. Больше всего Кэтрин напоминала сейчас стоящую на вершине холма друидскую принцессу, готовящуюся к битве с врагами.
На лице Фрэдди появилась не то жалкая улыбка, не то злая ухмылка.
Кэтрин повернулась и, приподняв длинную юбку, пошла вниз, гордо ступая под любопытными взглядами. Она шла, не оглядываясь, но была абсолютно уверена, что граф следует за ней по пятам. У развилки, от которой одна тропинка вела в деревню Мертонвуд, а другая — к домику Берты, Кэтрин наконец замедлила шаг. Она повернулась, перегородила ему дорогу и, уперев сжатые кулаки в бока, посмотрела в лицо.
— Что вам здесь нужно? — процедила она. Кэтрин была слишком разгневана, чтобы задумываться о правилах приличия. Будь у нее сейчас в руках пистолет, она бы, наверное, вообще не стала ничего говорить, а просто выстрелила. Как он посмел явиться именно в это утро! Коль уж решился на встречу, должен был начать ее, хотя бы для приличия, с просьбы о прощении. И вообще он не имел никакого права стоять возле могилы Берты, позволяя ветру играть своими волосами. Не должен он смотреть на нее с таким усталым видом, возбуждая в ней желание броситься к нему и пожалеть. Будь он проклят!
— Мои дети, — спокойно ответил граф, вглядываясь в ее глаза.
Он ждал, что лицо Кэтрин изменится и что он увидит признаки страха. Она должна бояться его. Ей следует испытать самой то, что испытал он за последние месяцы, превратившиеся в ад. Но лицо ее осталось прежним, не отразив ни малейших признаков страха или волнения. Фрэдди скользнул взглядом по ее фигуре, задержавшись на лифе платья и талии. Кэтрин стала более женственной и привлекательной, однако почти не изменилась. Глаза были немного усталыми, а около полных губ появилась едва заметная складка. Но все это вполне можно отнести на счет сегодняшних похорон. На ее лице не было следов мучительных раздумий и угрызении в совести. Это раздражало графа. Но еще больше почему-то бесила ее красота.
— О! Когда же это вы поняли, что у вас есть дети, милорд? — Кэтрин выпрямилась и с вызовом посмотрела ему в глаза.
— Когда мне сообщили об этом, — ответил он, выискивая малейшие признаки страха в ее глазах. — Вряд ли стоит добавлять, что сообщила мне об этом не ты. Неужели ты надеялась, что сможешь вечно скрывать от меня эту тайну?
В том, что именно он является отцом рожденного ею ребенка, граф не сомневался. Он слишком хорошо знал ее. Эта женщина была прямой от рождения, и жизнь так и не научила ее хитрить. И от этого ему лишь больше хотелось отомстить ей за все его страдания, пережитые в последние месяцы. Она заплатит ему за бессонные ночи и заполненные самобичеванием дни, за то, что он чувствовал себя негодяем и мерзавцем, вынудившим женщину убежать чуть ли не на верную смерть. Подумать только, беззащитная женщина бросилась куда глаза глядят, возомнив, что найдет себе поддержку и защиту в этом враждебном мире. Ха! Она должна ответить за его душевные муки и за то унижение, которое он испытывал в постели с другими женщинами, так и не сумевшими снять с него колдовские чары этой красавицы с золотисто-каштановыми волосами! Граф Монкриф и сам понимал, что его мысли совершенно нелогичны и неразумны. Но он страстно желал возмездия, и, Бог свидетель, он добьется своего.
— Вы изменили свое мнение о Джули и уже считаете ее достойной вас? — Кэтрин сознательно шла на обострение разговора, стараясь задеть его совесть и гордость. — Ваше семя может принести плоды, но зачать ребенка способен даже идиот! — выпалила она. — А вот отцом может быть только настоящий человек. В вашем случае, милорд, лучше считать, что у вас нет детей.
Почему он считал ее похожей на всех других женщин? Как мог он мечтать о том, что она встретит его со слезами благодарности? Кэтрин всегда отличалась от окружающих и почему сейчас должна измениться? Любая другая на ее месте уже стучала бы кулаками в дверь его дома, требуя денег, если не полного обеспечения его детей. Кэтрин же скорее пожелает ему сгореть в аду, чем попросит его о помощи. Почему он решил, что такая женщина будет счастлива его видеть?
— Ты никогда не получишь моих детей, Фрэдди. — Имя его в ее устах прозвучало почти как ругательство, что еще больше разозлило графа. — Я и только я родила одного и вынянчила другую. Я не смыкала глаз, когда они болели, часами баюкала их, когда у них резались зубки или болели животики, лечила их и просто молилась, когда ничего не помогало. И ты думаешь, что я так легко их отдам тебе? У тебя отцовских чувств не больше, чем у рыбы!
Кэтрин резко повернулась и пошла вниз по тропинке, не обращая внимания на торопливые шаги позади себя. Граф из последних сил сдерживался, чтобы не забыть о приличиях и не наброситься на женщину с кулаками. Он схватил ее за руку. Кэтрин попыталась вырваться, но он до боли сжал ее запястье и повернул к себе.
— Да, это ты дала ему жизнь, но это мой сын! — промолвил граф дрогнувшим голосом, близко увидев ее глаза, вздымающуюся грудь, приоткрытые коралловые губы. — Мой, — повторил он более мягким тоном. — Поэтому я всегда буду частью тебя. Ты никогда не избавишься от этого, неужели ты не понимаешь? Ты не сможешь просто уйти и забыть меня.
— Посмотрим! — процедила она сквозь зубы, ощущая уже не только гнев, но и сильное желание убежать и забиться в какую-нибудь нору, лишь бы остаться в одиночестве и безопасности.
Фрэдди вдруг почувствовал, что его гнев и злость на эту женщину вылились в острое желание поцеловать ее.
— Ты совершишь большую глупость, Кэтрин, если бросишь мне вызов, — произнес он тихо. — Тебе следовало бы понять, что я не отступлю.
— И начнете войну, наградой в которой будут дети? В том числе и отвергнутый вами ребенок, милорд? Неужели вы не понимаете, что победителей в ней не будет? А единственными ее жертвами будут дети, которых вы так хотите заполучить?!
— Нет! Если мы начнем войну, побеждена будешь ты. — Эту угрозу он произнес как бы нехотя. Граф Монкриф с улыбкой, но ясно угрожал использовать для своей победы всю имеющуюся в его распоряжении силу денег и свое неограниченное влияние.
Его слова отозвались в ее душе ненавистью к этому человеку. Он имел все с самого рождения: блестящую внешность, ум, право задавать любые вопросы и требовать ответов на них, прочное, дающее ему уверенность положение в обществе. У него имеются друзья и родственники, которые пусть и не понимают его, но любят. Он обладает обаянием и опытом профессионального обольстителя, умением лавировать и обманывать. Все это есть у человека, который стоит сейчас перед ней с угрожающе сведенными губами и неотрывно смотрит своими зелеными, как море, глазами. Никому еще не удавалось перехитрить этого красавца графа с идиотским именем, никто и никогда еще по-настоящему не решался выступить против него. Он не знает, что такое проигрывать и подчиняться чужой воле. Он уверен, что и в борьбе, которая начнется между ними, он непременно одержит верх. Ему нужна победа именно над ней, а двое несчастных детей лишь повод. Кэтрин уже не испытывала отвращения, думая об истинных мотивах его поступков. У нее было достаточно времени, чтобы понять это. Она устала сердиться и плакать. Он вовсе не стремится стать настоящим отцом и не собирается утруждать себя заботами о будущем своих детей. Ему не нужны волнения об их здоровье, их наивные смешные истории и вряд ли он желает получать удовольствие, обучая их верховой езде. Он хочет только одного — победы над ней!
Кэтрин ненавидела его в этот момент, и не только из-за его слов. Она сердилась на себя за проявленную слабость. Ей стало жалко Фрэдди, когда она увидела его. И чем же ответил он? У нее сжалось сердце при виде кругов под его глазами, а он даже не мог сдержаться и начал обвинять ее возле не засыпанной еще могилы столь дорогой ей женщины. Она заметила, какими длинными и плохо расчесанными были его волосы, а он даже не взглянул на ее покрасневшие, растрескавшиеся руки. Ей стало немного не по себе оттого, что он так похудел. А он поинтересовался, каково ей пришлось, когда она рожала его сына? Пришел теперь за детьми! А где он был, когда она долгими зимними ночами ворочалась в холодной постели, думая и беспокоясь о нем? Что делал он в это время? На лице ее появилась улыбка, такая холодная и презрительная, что Фрэдди стало немного не по себе.
Значит, предстоит война, и, судя по его почти веселым заявлениям, он уверен в своей победе. Что ж, она тоже вступит в нее подготовленной, собрав всю свою храбрость и самообладание. Он увидит, какой смелой она может быть. Она научилась владеть собой, когда думала о жизни в бесконечные и холодные зимние вечера. Она знает, как не просто бороться с прославленным графом Монкрифом, но ему неизвестно, что в ее распоряжении тоже имеется достойное оружие: выкованные в жизненных невзгодах опыт и спокойствие. Кэтрин Сандерсон уже не та растерянная девочка, настолько задурившая себе голову мечтами о любви, что рискнула своей невинностью и будущим. Она доверилась молодому человеку, все благородство которого заключалось лишь в знатном имени. Неужели это она когда-то возомнила, что может добиться желаемого от развратника, подписав с ним ею же сочиненный контракт?