Сара Рейн
Корни зла

Глава 1

   Согласитесь, не часто призраки из прошлого вашей семьи приходят, чтобы сорвать обычный рабочий день. Люси Трент не ожидала появления каких-либо призраков. Ничто не свидетельствовало о нависшей опасности. Прошли годы с тех пор, как Люси последний раз думала о призраках.
   Она приехала в офис рано и большую часть утра провела за подготовкой презентации немых фильмов ужасов 1920-х годов. Компания «Квандам филмс», в которой работала Люси, занималась восстановлением и продажей старых фильмов.
   Фильмы сначала объединяли по группам, а потом демонстрировали представителям спутниковых телевизионных сетей для продажи. Люси было поручено подготовить презентацию. Она работала в «Квандам» около полугода, и то, что этот проект доверили именно ей, можно было считать большой удачей.
   Люси была занята написанием рецензии на четырнадцатиминутный фильм 1911 года, который назывался «Соната дьявола». Фильм хранился в архиве «Квандам» уже несколько лет и периодически демонстрировался потенциальным покупателям, но безуспешно. Так что было бы просто замечательно, если бы в этот раз Люси удалось его продать. В тот момент, когда она описывала, как в заброшенном театре обаятельный скрипач соблазнял темноглазую героиню, позвонили из приемной и сообщили, что ее хотят видеть. Посетительница представилась как Трикси Смит и не назвала цель своего визита. Однако утверждала, что только Люси может ей помочь.
   В маленькой комнате для собеседования невзрачная женщина с блестящими карими глазами, не отрывая от Люси заинтересованного взгляда, решительно пожала ее руку. На посетительнице был заурядный плащ и туфли без каблука. Ее волосы, подстриженные «под горшок», только начали седеть — обычно такие называют «соль с перцем». Люси показалось, что эта женщина могла бы заниматься организацией кружков народного творчества или вечеров старинных игр. Скорее всего, она неглупа, но становится занудой, если речь заходит о ее профессии (какой бы эта профессия ни была). Наверное, эта Трикси Смит принесла на просмотр старую пленку, на которую заснят отпуск чьего-то дедушки или дяди, и Люси придется тактично объяснять ей, что «Квандам» эта пленка не нужна.
   Но в «Квандам филмс» никогда не игнорировали возможность новых приобретений. Так что Люси спросила, чем она может помочь.
   Трикси Смит сказала:
   — Прежде чем мы продолжим, могу ли я удостовериться, что вы именно та, кто мне нужен? Вы внучка Лукреции фон Вольф, не так ли?
   Люси подумала: «Вот проклятие, опять что-то связанное с бабушкой. Еще один чудак хочет написать статью или даже книгу о бабушке». И она сдержанно подтвердила, что она и есть внучка Лукреции.
   — Отлично! — воскликнула мисс Смит. — Наконец-то я нашла ту самую Люси Трент. Несмотря на то что я не очень-то доверяю справочникам. Слишком часто в них допускают ошибки. Дело в том, мисс Трент, что я учусь в аспирантуре. — Она назвала небольшой университет в северной части Лондона. — Вы знаете, преподавателю полезно иметь степень доктора наук. Платят больше денег.
   — Так вы преподаватель?
   Это объясняло энтузиазм посетительницы.
   — Да, я лингвист, занимаюсь современными языками, — подтвердила Трикси. — Но тема моей диссертации — «Психология убийства в возрасте от девятнадцати до пятидесяти лет».
   — Ого, — сказала Люси, — вы собираетесь сделать Ашвудское убийство главной темой вашей диссертации.
   — Да, — несколько язвительно ответила Трикси. — Думаю, вы не будете возражать?
   — Ничуть. Половина тропических лесов Южной Америки, должно быть, вырублена на производство бумаги для книг о Лукреции. Порой мне кажется, она стала знаменитостью еще до сотворения слова. И Ашвудское дело было одним из самых громких. — Люси остановилась, а затем произнесла: — Хотя послушайте, мисс Смит...
   — Ради бога, зовите меня Трикси. Жизнь так коротка для соблюдения формальностей.
   — Послушайте, Трикси, если бы у вас были какие-нибудь новые версии ашвудских событий, то вы бы знали, что эту загадку не так-то просто разгадать. В двадцатые-тридцатые годы моя бабушка была первой знойной искусительницей в немом кино. Мужчины обожали ее, а женщины осуждали. У нее было множество любовников. Она была центральной фигурой многочисленных скандалов. Во время Второй мировой войны Лукрецию завербовали в шпионки, а это, по общему мнению, не делало ей чести. Позже она пыталась вернуться в мир кино.
   — А как же студия «Ашвуд»? — спросила Трикси Смит, кивая. — Лукреция снималась в фильме на студии «Ашвуд», не так ли? В съемках также участвовали двое мужчин, и каждый из них думал, что он ее возлюбленный. Между ними возник ревнивый спор. Это вызвало вспышку гнева у Лукреции, и она убила обоих, а затем убила себя: то ли из-за угрызений совести, то ли из-за панических мыслей о смертной казни.
   — Два убийства и самоубийство, — сказала Люси коротко. — Вы уже выяснили большую часть фактов. Не думаю, что смогу сообщить вам что-то новое.
   — Неужели вас не волнует, что вашу бабушку до сих пор считают двойной убийцей?
   О, эта женщина была на удивление назойлива. Люси ответила:
   — Я не уверена, что меня это сильно волнует. Конечно, я никогда не хотела, чтобы моя бабушка была убийцей, и меня не очень-то радует заявление, что она была еще и шпионкой. Но все это случилось так давно, задолго до моего рождения. Не думаю, что кто-нибудь из нашей семьи особенно обеспокоен этим сейчас. Я — точно нет! Я даже никогда не знала Лукрецию. И кстати, в том случае если вы думали, что меня назвали в ее честь, — это не так. Но я надеюсь, что ваша диссертация будет удачной и вы получите докторскую степень.
   Люси встала, надеясь, что на этом разговор закончится.
   Но он не закончился.
   — Чего бы мне хотелось на самом деле, — сказала Трикси, — так это поговорить с кем-нибудь из вашей семьи, кто помнит Лукрецию. У нее ведь были две дочери, не так ли?
   — Да, они изменили фамилию после смерти Лукреции, или их опекуны изменили ее, чтобы защитить девочек. Что-то вроде этого. Моя мать была младшей дочерью. — Люси немного поколебалась, а затем добавила: — Она умерла, когда мне было восемь лет. Вторая дочь Лукреции — это моя тетя Дебора Фэйн.
   — Знаете, во всех книгах говорится о Деборе, но я никак не могла узнать ее фамилию, — и Трикси старательно записала все, что сказала Люси.
   Люси прикусила губу от досады: «Черт! Я не хотела выдавать семейный секрет».
   — Ваша тетя все еще жива, да? — спросила мисс Смит с надеждой. — Дебора Фэйн? Сколько ей лет? Как вы думаете, она согласится увидеться со мной?
   — В свои семьдесят она хорошо выглядит, ее беспокоят только некоторые проблемы с сердцем — последствия ангины. Но она довольно энергична. Она могла бы поговорить с вами.
   Именно тетя Деб рассказала Люси большую часть историй о Лукреции. И надо сказать, Деборе они очень нравились, а Люси любила их слушать, хотя аи не собиралась признавать это перед незнакомой. Остальные члены семьи стыдилась Лукреции. А что касается Эдмунда... Люси подавила злобную ухмылку при мысли о том, как ее двоюродный брат схватится за сердце, если он узнает, что история Лукреции снова в центре внимания. Люси осторожно сказала:
   — Я могла бы поинтересоваться у тети Деб, захочет ли она принять вас. Но я ничего не могу обещать. Оставьте мне номер своего телефона, и я перезвоню вам вечером. Скажите, вы хотите поговорить с тетей, чтобы подобрать вспомогательный материал для своей диссертации?
   — В общем-то, да. Хотя есть еще кое-что.
   — Да? — Люси по неясной причине стало как-то не по себе.
   — Я хочу разузнать об Альрауне, — заявила Трикси Смит.
   Альрауне...
   Это имя прогремело как гром среди ясного неба. Из создавшейся ситуации было несколько выходов. Можно было сказать с легкой непринужденностью: «Мы бы все хотели узнать об Альрауне, дорогая» — и затем выпроводить мисс Смит как можно быстрее. После чего забыть об этой беседе, оставить Лукрецию с каиновой печатью на ее мраморном лбу и запереть Альрауне вместе с остальными призраками в мире воспоминаний.
   Можно было притвориться скучающей и отреагировать так, будто в разговоре была допущена оплошность («О, мисс Смит, в нашей семье не принято обсуждать эту тему с посторонними»).
   Худшее, что можно было бы сделать, — это резко заявить, что Альрауне никогда не существовала, что все это было рекламным трюком, искусно придуманным журналистами.
   Люси произнесла:
   — Вы должны, конечно, понимать, что Альрауне никогда не существовала. Все это было рекламным трюком, выдуманным журналистами.
   Но, казалось, Трикси Смит ожидала услышать именно такие слова. Она спросила:
   — Вы в этом уверены?
   По пути домой Люси почти не замечала духоты переполненного метро и толкающихся в час пик людей.
   Она добралась до своей квартиры, повесила пальто в шкаф и прошла на кухню. Люси жила на верхнем этаже жутковатого дома, построенного в середине викторианской эпохи. Здание находилось на краю парка Бэлсайз. Оно не было таким большим, чтобы его можно было назвать особняком, но и под описание простого жилого дома оно тоже не подходило. Внутреннее убранство было почти роскошным. У Люси была огромная гостиная, которая первоначально являлась спальней владельца дома. Из гостиной можно было попасть в крошечную спальню, переделанную из гардеробной. Кухня и ванная располагались на одной стороне дома, а комнаты — на другой. Это было удобно, хотя разделяющая стена между двумя ванными была немного тоньше, чем полагалось.
   Тетя Деб всегда считала этот дом ветхим, а Эдмунд никогда не понимал, почему Люси живет в нем. Но Люси он нравился. Ей казалось, что когда-то в нем царило счастье. Ей нравилось думать, что стены дома хранят веселые воспоминания о семьях, живших здесь, что добрые духи населяют его. Воспоминания и призраки...
   Люси достала бутылку сухого вина из холодильника и расположилась у распахнутого окна. На улице было темно: окна блестели от дождя, и длинная вереница автомобильных фар тянулась от проспекта Финчлей, на которой всегда были автомобильные пробки независимо от времени суток и дня недели.
   Альрауне. Прошли годы с того момента, когда Люси последний раз слышала это имя. Ее мать всегда настаивала на том, что история Альрауне была простым рекламным трюком. Дитя-призрак — это всего лишь продукт воображения репортеров. Зачатие и рождение этого ребенка нарочно окутано тайной. Все слухи об Альрауне были раздуты специально для того, чтобы газеты продавались, а люди толпами ходили на просмотр одноименного фильма. У Лукреции всегда был хороший нюх на интересные истории, и она никогда не пыталась установить, что было правдой в этих историях, а что вымыслом. Но легенда об Альрауне была исключением. Судя по имени, можно было понять, что это лишь фантазия[1]. Mandragora allrarun. Корень мандрагоры. «Не смешите меня! — заявила мать Люси, которая вела беззаботный образ жизни со своим мужем и маленькой дочерью. — Да разве назвала бы Лукреция своего ребенка Корнем мандрагоры!»
   — Но это был фильм! — заявила Люси тете Деб годы спустя. — «Альрауне». Так назывался первый фильм Лукреции! Неужели мама никогда не понимала этого?
   Тетя Деб ответила:
   — Конечно, это имя было взято из фильма. В свое время это был выдающийся фильм.
   Больше она никогда не говорила об Альрауне, хотя однажды заметила, что даже если бы десятая часть этих историй была правдой, то это был бы рассказ о столь глубоко трагичном и причудливом детстве, что не стоит его рассказывать посторонним. Так жива ли Альрауне или мертва? Скорее всего, мертва. В любом случае, лучше оставить ее в покое.
   Люси нахмурилась, взяла телефон, чтобы позвонить тете Деб и рассказать ей о Трикси Смит. Тетя, вероятно, все расскажет Эдмунду — она почти все рассказывала ему. А он точно не одобрит эти новости. Но это уже от Люси не зависело.
   После разговора с тетей она приготовила бы себе ужин и выпила еще один бокал вина. В принципе, она могла бы выпить всю бутылку. Почему бы и нет? То, что спустя столько лет имя Альрауне зазвучало вновь, оправдывало ее желание.
   Эдмунд не знал проблем, связанных со столпотворением в метро в час пик. Он жил в двух милях от офиса и добирался до него на машине.
   Своей жизнью он был доволен. Через пару месяцев ему должно было исполниться сорок, а эта дата многим казалась опасной. Обычно после сорока начинали говорить о юбилеях, планировать слегка истеричные вечеринки по поводу празднования дней рождения или утомительные занятия физкультурой, которые они, разумеется, не смогут регулярно посещать. Эдмунд не собирался вести себя подобным образом. Он хотел встретить свое сорокалетие со спокойной уверенностью и с чувством полного удовлетворения собственной жизнью.
   С материальной точки зрения, у него все было в порядке. У Эдмунда был свой дом, не очень большой, но зато построенный двести лет назад. Эдмунду не хватало времени, чтобы идеально вести хозяйство, но его жилище было со вкусом обставлено. Никто и представить себе не мог, как ему льстило, когда хвалили его владения.
   Он занимался юридической практикой, которую организовал в небольшом процветающем торговом городке без чьей-либо помощи. «Мистер Фэйн, — говорили люди, — один из ведущих юристов города».
   И это тоже очень ему льстило.
   Люди любили его, и Эдмунд знал это. Когда он был подростком, о нем говорили: «Что за чудесный мальчик! Такой ответственный, такой умный. Какие прекрасные манеры». Когда Эдмунд поступил в Бристольский университет, люди говорили тете Деборе, что она должна очень гордиться племянником. «Его ждет блестящее будущее!» — твердили окружающие. Все очень удивились, когда Эдмунд предпочел вернуться домой и организовать собственную юридическую практику. А, вы ожидали, что Эдмунд Фэйн с его познаниями в юриспруденции будет более амбициозен? Довольно странно, что человек такого ума собирался похоронить себя в маленьком провинциальном городке. Но, возможно, он захотел остаться с Деборой Фэйн, которая была добра к нему, как мать. Да, скорее всего это и есть главная причина.
   Однако в личной жизни Эдмунда все было не так хорошо. И Эдмунд признавал, что, если бы вы уж придирались к мелочам, вы могли бы сказать, что единственный недостаток в его жизни — это отсутствие жены. Но он создал легенду, будто все эти годы был влюблен в одну женщину. И эта выдумка отлично работала. (Бедный мистер Фэйн, он такой ранимый. Это правда, что он никак не может оправиться от безответной любви?.. Любви всей своей жизни?)
   Тетя Деб не раз задавалась вопросом, почему Люси и Эдмунд не могли быть вместе. Они же так дружили в детстве. Как было бы чудесно, если бы они были вместе. Но Эдмунд знал, что это было бы совсем не чудесно. Люси свела бы его с ума за две недели.
   Пока Люси наслаждалась вином и думала об Альрауне, а Эдмунд с чувством полного удовлетворения анализировал свою жизнь, один человек мучился от воспоминаний о страхе, пережитом им в детстве.
   Этот страх вырывался наружу, хотя прошло уже много лет и был достигнут определенный уровень благосостояния. Даже сейчас этот страх, который владел душой ребенка и многие ночи окутывал дом, не исчез окончательно.
   Дом находился в Педлар-ярде — районе, который когда-то был частью рынка в восточном районе Лондона. Рынок прекратил свое существование еще полтора века назад, и от него осталась лишь старая мощенная булыжником мостовая. Дом № 16 был зажат между двумя большими зданиями, так что внутри всегда было темно и казалось очень тесно.
   Иногда по ночам в этом доме необходимо было прятаться, хотя было непонятно почему. Однако с годами все разъяснилось. Нужно было постоянно находить новые убежища, перебегать из одного в другое, порой возвращаться в старые. И все потому, что, если так и не удавалось спрятаться в заполненных страхом комнатах в те ночи, когда он проносился по Дому, могло произойти нечто ужасное.
   Об этом никому нельзя было рассказывать — один из первых уроков, которые нужно было усвоить. "Только попробуй рассказать хоть одной живой душе, что я тут делаю, и я переломаю тебе все пальцы, один за другим. Злое с тонкими чертами лицо приближалось, и тогда еле слышно раздавались угрозы: «Если ты расскажешь кому-нибудь — я узнаю! Запомни это! Если ты расскажешь — я узнаю!»
   В эти ночи ни мои просьбы, ни мамины непуганое рыдания — ничто не могло остановить его. Мама прятала свои синяки и ссадины под одеждой и никогда не рассказывала об остальных ранах, которые он приносил ей в их постели. Я тоже никогда не говорил об этом. Она искала спасения в рассказах о прошлом, которые хранились в ее памяти. Это было ее броней. Это стало и моей броней, так как она увлекала меня этими историями, которые однажды меня спасли.
   Безопасность.
   Был ли я когда-нибудь в безопасности с тех пор? В безопасности ли я сейчас?

Глава 2

   Люси полагала, что в конце концов она услышит о результатах исследований Трикси Смит. Возможно, тетя Дебора позвонит, и это было бы неплохо, потому что она хорошая рассказчица. Милая старушка Деб. Люси всегда нравилось слушать, как тетя делилась с ней своими бережно сохраненными воспоминаниями. (Вдруг всплывет что-нибудь об Альрауне?)
   Но в данный момент Люси не думала ни об Альрауне, ни о дурной репутации своей бабушки. Она была на работе и полностью сосредоточилась на подготовке презентации немых фильмов ужасов для «Квандам».
   Они собирались объединить в пакет для продажи три фильма: «Сонату дьявола», экранизацию романа Дю Морье «Трилби» (эту пленку компания приобрела совсем недавно) и раннюю версию «Колоколов», снятую в 1913 году.
   Люси закончила описывать сюжет «Сонаты дьявола» и теперь была поглощена написанием рецензии на «Колокола». Хотя в фильме и не играл Генри Ирвинг, это была великолепная история об убийце, которого постоянно посещали призраки его жертв. На самом деле все три фильма наводили страх. Сразу было видно, что это классика: каждый фильм был уникален. Люси, однако, больше нравились фильмы ужасов, где присутствовали мрачные дома, в которых убийцы бродили по лестницам. Ей нравилось, как такие истории усиливали ее чувство защищенности.
   Люси перечитала то, что написала до сих пор, подумала, что все это неплохо, но нуждается в какой-то искре, в некоем блеске, который сделал бы эту презентацию особенной. Например? Ну, скажем, устроить всю презентацию на фоне какой-нибудь страшной готической декорации. Сработает ли это? В «Квандам» не хотели использовать в рекламном видеоролике фрагменты из продаваемых фильмов. Они надеялись продать товар по старому принципу викторианских проституток: если не собираешься платить за товар — нечего пялиться на него, дорогой.
   Люси подумала еще немного. Декораций должно быть минимум. Аудитория, полная телевизионных менеджеров, может потерять терпение, если будет слишком много беготни с проводами, или если постоянно будут подпирать шатающиеся стенды и проекционные экраны, или если по ошибке слайд покажут вверх ногами. Так что все должно быть спланировано очень хорошо. Люси все больше казалось, что в первую очередь необходимо создать соответствующую атмосферу, но только не перегнуть палку. Может быть, декорацией послужит плакат с затянутым паутиной замком, а соответствующие звуковые эффекты: — скрип дверей, несколько глухих шагов — создадут нужную атмосферу. Ироничная манера поведения. Всем известно: если хочешь завладеть вниманием людей — вначале рассмеши их.
   Люси допечатала рецензию и отправила ее по электронной почте в технический отдел. Она хотела узнать, есть ли в архиве компании записи звуков скрипящих дверей и зловещих шагов, и уже потом подумать об основной музыкальной теме. Поставить какую-нибудь музыку в качестве вступления к «Сонате дьявола» было замечательной идеей. И, кажется, есть одна музыкальная вещица, которая на самом деле была вдохновлена дьяволом. Люси достала музыкальные словари. Точно, вот оно: «Трель дьявола» Джузеппе Тартини, соната для виолончели. Эта музыка якобы приснилась композитору, и он во сне продал душу дьяволу за нее. Тартини проснулся, помня мелодию, и записал ее. Правда это или всего лишь выдумка, но «Трель дьявола» была поистине зловещим произведением. Люси задалась целью найти эту пластинку.
   Только Люси вернулась к своему столу, как зазвонил телефон. Это был Эдмунд.
   — Люси? Слава богу, ты на месте.
   Эдмунд никогда не позвонил бы ей в офис, если бы не произошло что-нибудь очень серьезное. Люси затаила дыхание:
   — Что случилось?
   — Очень плохие новости, — сказал Эдмунд мрачным голосом, — боюсь, что Дебора...
   — О нет!
   — Вчера вечером я нашел ее в кресле. — Эдмунд замолчал.
   «Она умерла», — в панике подумала Люси. К несчастью, именно это собирался сказать Эдмунд. Но нет, конечно же, нет, тетя Деб не могла умереть. Люди не умирают так неожиданно. И Люси уже будто слышала, как Эдмунд говорил, что, разумеется, с тетей Деборой все в порядке, что она не умерла.
   Но Эдмунд сказал:
   — Да, боюсь, она умерла. Такое горе! Врачи думают, это сердечный приступ. По-видимому, это была мгновенная смерть.
   Значит, милая, слегка чокнутая тетушка Деб действительно умерла, и Люси должна будет это выдержать. И наступит момент, когда Эдмунд скажет, что это гуманно, что она умерла быстро, а Люси почувствует ненависть к нему за эти слова. Деб вообще не должна была умирать. Она так любила жизнь, всегда была добра и приветлива. Ей так нравилось, когда Люси приезжала провести часть школьных каникул в ее большом доме... Дебора всегда была готова выслушать Люси, ободрить ее, когда работа становилась тяжелее, помочь, когда личная жизнь не ладилась...
   Тяжелое ощущение одиночества охватило Люси, и ей пришлось приложить все силы, чтобы не расплакаться от нахлынувших воспоминаний. Но это смутило бы и вывело Эдмунда из себя. Поэтому через мгновение Люси смогла вымолвить дрожащим голосом:
   — О, Эдмунд! Как это ужасно!
   — Это огромный удар, — ответил Эдмунд машинально. — Я буду по ней сильно скучать. Позже я поеду в ее дом — там есть много вещей, с которыми нужно разобраться.
   — Да, конечно. — Люси пыталась отвечать так же спокойно, как Эдмунд. — Могу ли я помочь тебе с этим? Мне подъехать?
   — О нет, — тут же возразил Эдмунд, — я справлюсь сам. Я хотел бы побыть там день или два. Попрощаться, понимаешь.
   Казалось, он немного смущен.
   — Эдмунд, ты уверен, что тебе не нужна помощь? Я имею в виду... Ты ведь нашел ее мертвой...
   Эдмунд не жил вместе с тетушкой Деб. Но он проводил с ней все праздники и уже долгое время жил недалеко от нее. Люси сказала:
   — Ты, должно быть, совершенно обезумел от горя.
   — Я безумно расстроен, — вежливо ответил Эдмунд.
   Безусловно, Эдмунд был расстроен, но он не обезумел от горя, как казалось Люси. Он никогда не позволял себе проявлять слишком много эмоций. Что же он чувствовал? Он был глубоко опечален из-за смерти Деборы Фэйн, хотя не так глубоко, чтобы не суметь сосредоточиться на делах.
   Он, безусловно, был человеком, способным взять на себя ответственность. Эдмунд был любимым племянником Деборы Фэйн и жил в соседнем городке, всего в пяти милях от тетушки. Его подчиненные сказали, что, конечно, они справятся без него в течение дня. В любом случае была пятница, а это обычно спокойный день. Секретарша воспользуется его отсутствием, чтобы разложить накопившиеся бумаги по папкам. И, конечно же, она удостоверится, что контора надежно заперта и автоответчик включен.
   Эдмунд подъехал к дому тети и припарковал машину. Было смешно, что вид пустых темных окон вызывал у него чувство беспокойства. Но ведь он не привык к тому, чтобы дом пустовал. Тем не менее все вокруг выглядело достаточно прилично, особенно если учитывать то, что в течение долгих лет тетушка Дебора жила одна. Эдмунд попытался вспомнить, сколько прошло времени со смерти Уильяма Фэйна. Двадцать лет? Да, по крайней мере двадцать. Он оставил Дебору обеспеченной женщиной. Не очень богатой, но достаточно обеспеченной.
   Дом был комфортабельным, но не роскошным. Впрочем, он мог бы выглядеть лучше, если бы за ним должным образом смотрели. Эдмунд уже подумывал о ремонте, однако в сумерках ноябрьского вечера все выглядело неплохо. Краска сходила здесь и там, кухня и ванная были оформлены в старомодном стиле, но в целом это был прекрасный дом для семьи, и в этой части страны его, безусловно, можно было продать за хорошие деньги.
   Эдмунд позволил себе улыбнуться. Хотя тетя Дебора не доверила ему составить завещание: эксцентричная милая старушка — она была далеко не глупой женщиной, и наверняка завещание в каком-нибудь виде существовало. И, конечно, Эдмунд был ее главным наследником, хотя Люси тоже что-нибудь полагалось. Вопрос заключался лишь в том, чтобы найти завещание. Люди всегда снисходительно говорили о том, что, с тех пор как умер Уильям Фэйн, Дебора жила в постоянном беспорядке, но ведь это был такой счастливый беспорядок. Конечно, так говорили те, кому не нужно было приводить в порядок этот хаос сейчас, когда Дебора умерла.
   Эдмунд отпер парадную входную дверь. Дверь отворилась с тихим шепотом. Это был столь знакомый шепот. В прошлом Эдмунду казалось, что дверь приветливо шепчет: «Добро пожаловать...» Шепчет ли она это и сейчас? Не могло ли это приветствие стать предостережением... Предостережением... Да, с этого момента Эдмунду стоило остерегаться. Но, в принципе, любой имел право почувствовать себя не в своей тарелке, открывая пустой дом, в котором кто-то умер.