Благодаря своей дерзости, его вылазка увенчалась успехом. Все еще держа за дуло не успевший остыть автомат, он затолкал непризнанного реформатора на заднее сиденье. Потом, грозно размахивая перед остолбеневшей на миг толпой автоматом, словно тот был еще заряжен, Уандер заорал:
- Нефертити!
Однако девушки нигде не было видно.
- Давай сматываться! - скулил Баз.
- Заткнись! - рявкнул на него Эд.
Наконец девушка появилась - она рыдала и пошатывалась: лохмотья, оставшиеся после столкновения с обезумевшей толпой, едва прикрывали тело. Без лишних нежностей Эд втолкнул ее внутрь и сам вскочил в уже поднимавшуюся машину. Чья-то рука ухватила его за лодыжку. Он рванулся, лягнул - хватка ослабла, и вот они уже высоко.
- Сейчас они бросятся в погоню! - крикнул Баз. - За нами увяжутся сотни машин!
Внезапно все силы покинули Эда. Он с трудом справился с приступом тошноты. Его трясло, как в лихорадке.
- Не увяжутся,- срывающимся голосом ответил он. - Автомата испугаются. Толпа - она и есть толпа.
Одно дело прикончить старика с девчонкой, и совсем другое - стоять под дулом автомата.
Нефертити, все еще истерически всхлипывая, хлопотала над отцом. Она пыталась удерживать его прямо на сиденье и в то же время привести в порядок свою изодранную одежду.
Тут Таббер заговорил - впервые с момента своего спасения.
- А ведь они меня ненавидят,-ошеломленно сказал он. - Они хотели меня убить!
Баз уже оправился от страха, овладевшего им в гуще событий.
- А вы чего ожидали? - проворчал он. - Ордена на грудь?
Провести оборванных и оглушенных Табберов в Нью-Вулворт-Билдинг оказалось не так-то просто. Но Эд уже пришел в себя. Он смерил охранников у входа начальственным взглядом и взялся за трубку телефона.
- Генерала Крю,- приказал он,- Говорит Уандер. Экстренная срочность.
Крю ответил через несколько секунд.
- Я привез Таббера,- выпалил Эд. - Мы сейчас же поднимаемся наверх. Позаботьтесь, чтобы Дуайт Хопкинс ждал нас в своем кабинете, а вместе с ним мои ведущие сотрудники. Мне нужны все, кто допущен к "Проекту Таббер",- он покосился на церберов. - Да, и скажите этим придуркам, чтобы нас пропустили,- он сунул трубку вооруженному охраннику и повел всех к лифтам.
Баз поддерживал престарелого пророка с одной стороны, Нефертити - с другой. Они поднялись прямо на верхний этаж.
- Неплохо бы сначала отвести их к тебе,- предложил Баз. - Мисс Таббер тоже не в лучшей форме, а старик - так просто на грани шока.
- Нам это только на руку,- сквозь зубы пробормотал Эд. - Пошли.
Хопкинс уже восседал за своим столом, остальные торопливо входили поодиночке и парами.
Эд усадил несчастного старика на кожаный диван, Нефертити - рядом с ним. Остальные собравшиеся - кто сидя, кто стоя - молча разглядывали виновника кризиса, который потрясал правительства всех процветающих стран мира. Сейчас вид у него был такой, что он едва ли мог потрясти даже собрание школьного комитета в каком-нибудь заштатном городишке.
- Так вот,- сказал Эд,- позвольте мне представить вам Иезекииля Джошуа Таббера, Глашатая Мира. Теперь дело за вами, господа - постарайтесь убедить его, что заклятья необходимо снять,- он быстро сел.
Воцарилась долгая тишина. Наконец Дуайт Хопкинс заговорил. В его твердом, хорошо поставленном голосе ощущалась некоторая напряженность.
- Сэр, как представитель президента Эверетта Макферсона и правительства Соединенных Процветающих Штатов Америки я обращаюсь к вам с настоятельной просьбой: верните то, что вы сделали,- если действительно все дело в вас - на круги своя. Только так можно спасти страну от пучины хаоса, в которую она готова ввергнуться.
- Хаос... - убито пробормотал Таббер.
- Три четверти населения проводит большую часть времени, бесцельно слоняясь по улицам,- вставил Брайтгейл. - Не достает только искры, и эти искры уже начинают разгораться.
Нефертити с негодованием обвела взглядом собравшихся.
- Мой отец болен. Нас чуть не растерзали. Сейчас не время изводить его просьбами.
Дуайт Хопкинс вопросительно взглянул на Эда, и тот чуть заметно покачал головой. Сейчас, когда Иезекииль Джошуа Таббер загнан в угол, нужно попытаться с ним договориться - иначе он скоро придет в себя, и тогда... Кто знает, что он может выкинуть тогда. Наверное, это жестоко, но такая жестокость продиктована самой жизнью. Эд обратился к собравшимся:
- Вчера Иезекииль Джошуа Таббер частично объяснил мне свое кредо. Его религиозная группа считает, что наша страна задыхается от собственного изобилия и в то же самое время стремительно приближается к гибели из-за того, что ресурсы - и природные, и людские- используются хищнически и бездумно. Он полагает, что нам необходимо задуматься о более простом, более разумном обществе.
Все еще не вышедший из ступора реформист взглянул на Эда и слабо покачал головой.
- Я бы сформулировал это не совсем так... возлюбленный мой.
Джим Уэстбрук, который, засунув руки в карманы, восседал в тяжелом кресле, сухо произнес:
- Вся беда в том, что вы начали не с того конца. Вы пытались найти отклик в сердцах людей. Изменить их взгляд на мир. Только дело в том, дружище, что люди в массе своей - мразь. И всегда ею были. В мировой истории не сыскать такого периода, когда бы человек из толпы при каждом удобном случае не превращался во мразь. Дайте ему волю и свободу от ответственности - и он немедленно погрязнет в жестокости, разгуле, вандализме. Вспомните римлян и их забавы. Вспомните немцев, когда нацисты поощряли их на искоренение низших, неарийских рас. Взгляните на солдатзавоевателей любой армии, любой национальности...
Таббер по-медвежьи замотал косматой головой, лицо его осветил слабый отблеск прежнего огня.
- Вы ошибаетесь, возлюбленный мой,- с сокрушенным видом возразил он.-Характер человека определяет окружение, а не наследственность. И пороки человеческие-следствие дурного воспитания. Пороки молодежи не даны ей от природы, которая, как мать, одинаково добра и снисходительна ко всем своим чадам. Они проистекают от недостатка образования.
Теперь пришла очередь Уэстбрука мотать головой.
- Звучит неплохо, да только на практике ничего подобного не получается. Нельзя налить в сосуд больше, чем он вмещает. Средний коэффициент умственного развития-сто. Половина населения не дотягивает и до этого уровня, и вы, хоть убей, не заставите этих людей учиться, да и толку от этого не будет.
Измученный пророк не уступал.
- Ваша точка зрения - обычное заблуждение. Вы правы, средний коэффициент умственного развития - сто, только на самом деле очень мало у кого из нас он отличается больше чем на десять - в ту или в другую сторону. И слабоумные среди нас встречаются так же редко, как гении с коэффициентом сто сорок и выше. Гении, а их у нас меньше одного процента,- это бесценный дар нации, их необходимо тщательно выискивать, а потом холить и пестовать, предоставляя им все возможности для развития дарований. Те же, у кого коэффициент ниже девяноста,- наша общая беда, и мы должны приложить все силы, все милосердие, чтобы дать им возможность вести как можно более полноценную жизнь.
- Я-то полагал, что ваша основная критика направлена в адрес нашего общества изобилия и государства всеобщего процветания. А вы, оказывается, исповедуете обычную философию филантропов-идеалистов. Все люди равны, поэтому более удачливые должны делиться с теми, кому не повезло.
Таббер расправил плечи.
- Не понимаю, почему мы с таким презрением относимся к так называемым филантропам? Неужели этотак предосудительно-стараться творить добро? Иногда мне кажется, что человек - злейший враг самому себе. Мы все заявляем, что мечтаем о мире, и в то же самое время осуждаем тех, кто отказывается от воинской службы по политическим или религиозным убеждениям. Заявляем, что мечтаем о лучшей жизни - и осуждаем тех, кто предлагает реформы, обвиняя их в филантропии. Но это выходит за пределы вопроса, который вы задали. Я противник государства всеобщего процветания и современного общества не потому, что мы решили проблемы промышленного производства, а потому, что машины вышли из-под нашей власти и в безумии своем грозят нам бедой. И я не хочу лишить производителя плодов его труда. Право на продукт труда должно принадлежать ему, но право на средства труда - всем. И не только потому, что сырье даровано нам Вечной Матерью, природой, а еще и потому, что промышленное оборудование и методы производства, являющиеся истинным источником человеческого процветания,- наше общее наследие. И еще потому, что сотрудничество делает вклад каждого куда более весомым, чем если бы он работал в одиночку. Однако вопрос о вознаграждении более способных и ущемлении тех, кого Вечная Мать сочла необходимым наделить более низким коэффициентом умственного развития, уже давно неуместен. В условиях экономики недопроизводства, очевидно, справедливо, когда те, кто сделал больший вклад в копилку общества, пожинают большие плоды. Но ответьте, почему в нашем обществе изобилия мы должны лишать кого-то права на благосостояние?
Ведь мы никогда не лишали даже самых закоренелых преступников ни воды, ни воздуха, ибо и то, и другое всегда было у нас в изобилии. И в нашем процветающем обществе даже самые ничтожные из граждан могут иметь приличное жилье, лучшую пищу, одежду и другие предметы необходимости и даже роскоши. Я был бы просто глупцом, если бы выступал против этого.
- Это что - проповедь? - громыхнул генерал Крю. - Давайте ближе к делу. Признает ли этот человек, что он так или иначе создал помехи, которые нарушили работу всех наших средств развлечения? Если так, то должны существовать законы, которые...
- Заткнитесь,- не повышая голоса, приказал ему Эд Уандер.
Генерал, не веря собственным ушам, уставился на него, но, тем не менее, повиновался.
- Мы снова уклонились от сути вопроса,- заметил Джим Уэстбрук. Присутствующий здесь Иезекииль Джошуа Таббер полагает, будто может изменить современное хаотическое, на его взгляд, общество, изменив вечную мразь, которая составляет исходный материал этого общества. Не тут-то было. Думаю, что юн понял, как обстоит дело в действительности, когда толпа набросилась на него, едва стало известно, что это он отнял у людей их идиотские развлечения.
Таббер, уже достаточно оправившись, негодующе взглянул на инженера.
- Ваш обыватель, как мы называли его раньше, не сам превратился во мразь. Его к этому вынудили. Я же лишь попытался убрать часть тех приспособлений, которые использовались для того, чтобы окончательно лишить его разума. Почти каждый из этой мрази, как вы изволите выражаться, мог бы и все еще может стать - я это вам заявляю - достойным странником на пути к Элизиуму. Представьте себе, что младенца из высокообразованной, состоятельной семьи в родильном доме по недосмотру медсестры подменили на дитя трущоб. Неужели вы хоть на секунду допускаете, что это трущобное дитя в новом окружении будет хоть в чем-то отставать от своих товарищей? Или что отпрыск добропорядочного семейства, который теперь по ошибке растет в беднейшей части города, будет в чем-то отличаться от своих товарищей?
Нефертити негодующе обвела взглядом собравшихся.
- Отец... - начала она, потом обратила взор к Хопкинсу и наконец к Эду. - Он очень устал. Ему нужен врач. Эти люди... Они пинали его ногами, били.
- Все та же мразь,- холодно заметил Джим Уэстбрук.
- Еще минуточку, душа моя,- вмешался Эд, поворачиваясь к Табберу. Ладно, предположим, мы согласимся со всем тем, что вы до сих пор сказали. В условиях государства всеобщего процветания стране грозит скорое разорение, и мы должны изменить ситуацию так, как вы считаете нужным. Только я хотел бы напомнить вам о том, что вы сказали мне во время нашего первого разговора. Думаю, я смогу привести ваше высказывание почти дословно. Я тогда назвал вас сэром, а вы сказали: "Слово "сэр", иначе "сир", пришло к нам из эпохи феодализма. Оно выражает отношения знати и крепостного. Мои же усилия направлены против подобных взаимоотношений, против господства одного человека над другим. Ибо я чувствую: тот, кто хочет мною властвовать,-узурпатор и тиран, и я объявляю его своим врагом". Так?
- Не понял, куда вы клоните, возлюбленный мой.
Эд наставил на него палец.
- Вы возражаете против того, чтобы кто-то управлял вами, вашими мыслями, вашими поступками. А сами, благодаря своей силе -какова бы ни была ее природа - поступаете со всеми нами точно таким же образом. Заметьте, со всеми нами. Вы, считающий себя благодетелем человечества - вернемся еще раз к этому термину - по сути величайший тиран всех времен и народов. Чингиз-хан был недотепой, Цезарь - выскочкой, Сталин и Гитлер- дилетантами - и все это по сравнению....
- Хватит! - крикнул Таббер.
- Неужели? - осведомился Эд, придав голосу презрительное выражение. Уж не собираетесь ли вы лишить нас дара речи, чтобы мы даже не смогли оспорить ваших планов?
Таббер смотрел на него, как никогда похожий на печального Линкольна, и на лице его проступало затравленное выражение.
- Я... я никак не предполагал. Я... думал...
- Сэр... то-есть, Иезекииль,- вкрадчиво начал Дуайт Хопкинс,предлагаю вам компромисс. Вы, несмотря на все ваши усилия, не сумели донести своего откровения - каковы бы ни были его достоинства или недостатки - до людей, которых любите и которые, тем не менее, вас отвергли. Вот вам суть моего компромисса. Ежедневно в течение часа вы будете выходить в эфир. По всем радио- и телепрограммам, по всему миру. В этот час не будет больше никаких передач, которые могли бы составить вам конкуренцию. Этот час будет отдан целиком вам - на срок, который вы сами определите.
Нефертити и ее отец недоверчиво смотрели на него.
Наконец пророк дрогнул.
- И... что взамен? - спросил он.
- Взамен вы должны снять все свои заклятья.
Потрясенный Таббер колебался.
- Даже если я каждый день буду выходить в эфир, они, скорее всего, не станут меня слушать.
Баз де Кемп фыркнул, не расставаясь со своей сигарой.
- Зик, старина, разве это для вас проблема? Еще одно заклятье - и полный порядок. Только вы должны обещать, что оно будет последним. Заклятье, обязывающее всех слушать. Не обязательно верить в то, что вы скажете, а просто слушать.
- Я... я даже не знаю, возможно ли снять...
- Всегда можно попробовать,- ласково предложил Дуайт Хопкинс.
Генерал Крю проговорил с глубокомысленным видом:
- Тут есть о чем подумать. У меня три дочери, и с тех пор, как было наслано проклятье на косметику и тщеславие, жизнь стала куда более сносной. По утрам даже удается иногда попасть в ванную. Нельзя ли его оставить?
- И еще то, по поводу музыкальных автоматов, - пробормотал Брайтгейл. - Я их терпеть не могу.
- Что до меня,- заявил Баз, перекатывая во рту сигару,- так меня больше всего бесят комиксы. Я бы охотно...
Джим Уэстбрук неожиданно рассмеялся.
- А на мой взгляд, дружище, вполне можно сохранить заклятье на радио и телевидение.
Дуайт Хопкинс обвел всех грозным взглядом.
- Давайте кончать с этим вздором, господа.
Старый пророк сделал глубокий вдох.
- Воистину говорю я вам...
Эпилог
Эд Уандер, помощник продюсера УАН-ТВ, стремительно вошел в главный офис станции. Увидев Долли, он одобрительно подмигнул.
- У тебя шикарная прическа.
- Спасибо. Крош... то есть мистер Уандер.
Эд усмехнулся.
- Кстати, можешь отнести холодный компресс в третью студию, в операторскую. У Джерри нос расквашен. Этот парень никак не может выучить, как меня зовут.
Долли начала вставать.
- Миссис Уандер у вас в кабинете,- сказала она.
- Отлично,- ответил Эд, направляясь к своему личному кабинету.
Когда он вошел, Нефертити стояла возле окна. Она обернулась ему навстречу.
Эд взял жену за руки и отступил на шаг, делая вид, будто критически разглядывает ее новое платье.
- Опять болталась по магазинам? Детка, ты просто прирожденная щеголиха.
- Правда миленькое? Ой, Эд, я чуть не забыла. Пришла телеграмма от База с Элен. Они на Бермудах.
- Наслаждаются медовым месяцем?
Зажегся огонек селектора, и Долли сказала:
- Мистер Уандер, мистер Фонтейн находится в кабинете мистера Маллигена. Он хочет вас видеть.
Эд поцеловал жену.
- Потерпи немного, душенька. Скоро я вернусь и мы пойдем обедать. Хочу тебя куда-нибудь сводить.
Он зашагал к кабинету Маллигена, гадая, что же понадобилось Фонтейну на этот раз. Каждый раз, когда хозяин станции появлялся в своих владениях, УАН-ТВ терпела убытки. Было бы куда лучше, если бы он сидел дома и предоставил дела профессионалам.
Дженсен Фонтейн недовольно взглянул на Эда изза стола. Толстяка Маллигена в кабинете не было.
- Что стряслось, сэр? - осведомился Эд, усаживаясь и доставая сигарету.
- Все ваш чертов коммунист Таббер!
- Мой тесть, мистер Фонтейн, отнюдь не коммунист. Пусть Баз просветит вас на этот счет. И вот вам доказательство: Воссоединенным Нациям пришлось здорово нажать на советский лагерь, чтобы тот согласился предоставить ему время на своих станциях.
- А я вам говорю: он вредитель! И зачем только я дал себя уговорить использовать нашу станцию как источник для трансляции его передач на всю планету? Просто ума не приложу!
- С одной стороны, это очень престижно,- безмятежно ответил Эд, зажигая сигарету и бросая спичку в пепельницу. - А уж время перед самой передачей Джоша и сразу после нее - просто на вес золота. Бизнес процветает, и все счастливы.
Злобный взгляд Фонтейна не смягчился ни на йоту.
- Да ведь он распространяет свое гнусное треклятое подрывное откровение, так что его слышат все мужчины, женщины и дети, которые могут добраться до радио- или телеприемника!
- Таков был уговор,- рассудительно заметил Эд. - Дуайт Хопкинс немало потрудился, чтобы все согласились. Но это был единственный способ преодолеть кризис.
Дженсен Фонтейн хлопнул по столу костлявой рукой.
- Нет, вы так ничего и не поняли! - крикнул он и театральным жестом указал на громоздящуюся в углу кипу мешков с почтой. - Это все письма! Письма со всех концов Земли. Просто ужасно, что этот ультрарадикал продолжает изрыгать свои подпольные...
- Едва ли их можно назвать подпольными,- пробормотал Эд.
- ...подрывные лозунги на английском языке, но ведь их еще и переводят во всех странах мира!
- Это часть соглашения,- спокойно заметил Эд, оценивающим взглядом окидывая мешки. - Почта слушателей его программы продолжает расти, а? Какая популярность, черт возьми!
Вид у Фонтейна был такой, словно он вот-вот лопнет от злости.
- До вас невозможно достучаться. Эд Уандер! Неужели вы не понимаете, чего добились этот идиот Дуайт Хопкинс и коммунисты, окопавшиеся в Большом Вашингтоне, заключив договор с Таббером?
Эд поднял брови.
- Мне казалось, что понимаю - они дали моему тестю шанс выйти со своим откровением в эфир.
- Вот именно! Только учли ли они возможные последствия?
Эд вопросительно посмотрел на него. Владелец станции снова театральным жестом указал на мешки.
- Девять писем из десяти в пользу Табберовой передачи. Вы понимаете? Они начинают ему верить!
- Ну и ну! - проговорил Эд.
- А вы видели результаты опроса общественного мнения? Люди начинают становиться последователями этого... этого... безумца. Если так пойдет и дальше, уже к следующим выборам он со своим дурацким Элизиумом может собрать большинство голосов.
- Ну и ну! - только и повторил Эд.
- Нефертити!
Однако девушки нигде не было видно.
- Давай сматываться! - скулил Баз.
- Заткнись! - рявкнул на него Эд.
Наконец девушка появилась - она рыдала и пошатывалась: лохмотья, оставшиеся после столкновения с обезумевшей толпой, едва прикрывали тело. Без лишних нежностей Эд втолкнул ее внутрь и сам вскочил в уже поднимавшуюся машину. Чья-то рука ухватила его за лодыжку. Он рванулся, лягнул - хватка ослабла, и вот они уже высоко.
- Сейчас они бросятся в погоню! - крикнул Баз. - За нами увяжутся сотни машин!
Внезапно все силы покинули Эда. Он с трудом справился с приступом тошноты. Его трясло, как в лихорадке.
- Не увяжутся,- срывающимся голосом ответил он. - Автомата испугаются. Толпа - она и есть толпа.
Одно дело прикончить старика с девчонкой, и совсем другое - стоять под дулом автомата.
Нефертити, все еще истерически всхлипывая, хлопотала над отцом. Она пыталась удерживать его прямо на сиденье и в то же время привести в порядок свою изодранную одежду.
Тут Таббер заговорил - впервые с момента своего спасения.
- А ведь они меня ненавидят,-ошеломленно сказал он. - Они хотели меня убить!
Баз уже оправился от страха, овладевшего им в гуще событий.
- А вы чего ожидали? - проворчал он. - Ордена на грудь?
Провести оборванных и оглушенных Табберов в Нью-Вулворт-Билдинг оказалось не так-то просто. Но Эд уже пришел в себя. Он смерил охранников у входа начальственным взглядом и взялся за трубку телефона.
- Генерала Крю,- приказал он,- Говорит Уандер. Экстренная срочность.
Крю ответил через несколько секунд.
- Я привез Таббера,- выпалил Эд. - Мы сейчас же поднимаемся наверх. Позаботьтесь, чтобы Дуайт Хопкинс ждал нас в своем кабинете, а вместе с ним мои ведущие сотрудники. Мне нужны все, кто допущен к "Проекту Таббер",- он покосился на церберов. - Да, и скажите этим придуркам, чтобы нас пропустили,- он сунул трубку вооруженному охраннику и повел всех к лифтам.
Баз поддерживал престарелого пророка с одной стороны, Нефертити - с другой. Они поднялись прямо на верхний этаж.
- Неплохо бы сначала отвести их к тебе,- предложил Баз. - Мисс Таббер тоже не в лучшей форме, а старик - так просто на грани шока.
- Нам это только на руку,- сквозь зубы пробормотал Эд. - Пошли.
Хопкинс уже восседал за своим столом, остальные торопливо входили поодиночке и парами.
Эд усадил несчастного старика на кожаный диван, Нефертити - рядом с ним. Остальные собравшиеся - кто сидя, кто стоя - молча разглядывали виновника кризиса, который потрясал правительства всех процветающих стран мира. Сейчас вид у него был такой, что он едва ли мог потрясти даже собрание школьного комитета в каком-нибудь заштатном городишке.
- Так вот,- сказал Эд,- позвольте мне представить вам Иезекииля Джошуа Таббера, Глашатая Мира. Теперь дело за вами, господа - постарайтесь убедить его, что заклятья необходимо снять,- он быстро сел.
Воцарилась долгая тишина. Наконец Дуайт Хопкинс заговорил. В его твердом, хорошо поставленном голосе ощущалась некоторая напряженность.
- Сэр, как представитель президента Эверетта Макферсона и правительства Соединенных Процветающих Штатов Америки я обращаюсь к вам с настоятельной просьбой: верните то, что вы сделали,- если действительно все дело в вас - на круги своя. Только так можно спасти страну от пучины хаоса, в которую она готова ввергнуться.
- Хаос... - убито пробормотал Таббер.
- Три четверти населения проводит большую часть времени, бесцельно слоняясь по улицам,- вставил Брайтгейл. - Не достает только искры, и эти искры уже начинают разгораться.
Нефертити с негодованием обвела взглядом собравшихся.
- Мой отец болен. Нас чуть не растерзали. Сейчас не время изводить его просьбами.
Дуайт Хопкинс вопросительно взглянул на Эда, и тот чуть заметно покачал головой. Сейчас, когда Иезекииль Джошуа Таббер загнан в угол, нужно попытаться с ним договориться - иначе он скоро придет в себя, и тогда... Кто знает, что он может выкинуть тогда. Наверное, это жестоко, но такая жестокость продиктована самой жизнью. Эд обратился к собравшимся:
- Вчера Иезекииль Джошуа Таббер частично объяснил мне свое кредо. Его религиозная группа считает, что наша страна задыхается от собственного изобилия и в то же самое время стремительно приближается к гибели из-за того, что ресурсы - и природные, и людские- используются хищнически и бездумно. Он полагает, что нам необходимо задуматься о более простом, более разумном обществе.
Все еще не вышедший из ступора реформист взглянул на Эда и слабо покачал головой.
- Я бы сформулировал это не совсем так... возлюбленный мой.
Джим Уэстбрук, который, засунув руки в карманы, восседал в тяжелом кресле, сухо произнес:
- Вся беда в том, что вы начали не с того конца. Вы пытались найти отклик в сердцах людей. Изменить их взгляд на мир. Только дело в том, дружище, что люди в массе своей - мразь. И всегда ею были. В мировой истории не сыскать такого периода, когда бы человек из толпы при каждом удобном случае не превращался во мразь. Дайте ему волю и свободу от ответственности - и он немедленно погрязнет в жестокости, разгуле, вандализме. Вспомните римлян и их забавы. Вспомните немцев, когда нацисты поощряли их на искоренение низших, неарийских рас. Взгляните на солдатзавоевателей любой армии, любой национальности...
Таббер по-медвежьи замотал косматой головой, лицо его осветил слабый отблеск прежнего огня.
- Вы ошибаетесь, возлюбленный мой,- с сокрушенным видом возразил он.-Характер человека определяет окружение, а не наследственность. И пороки человеческие-следствие дурного воспитания. Пороки молодежи не даны ей от природы, которая, как мать, одинаково добра и снисходительна ко всем своим чадам. Они проистекают от недостатка образования.
Теперь пришла очередь Уэстбрука мотать головой.
- Звучит неплохо, да только на практике ничего подобного не получается. Нельзя налить в сосуд больше, чем он вмещает. Средний коэффициент умственного развития-сто. Половина населения не дотягивает и до этого уровня, и вы, хоть убей, не заставите этих людей учиться, да и толку от этого не будет.
Измученный пророк не уступал.
- Ваша точка зрения - обычное заблуждение. Вы правы, средний коэффициент умственного развития - сто, только на самом деле очень мало у кого из нас он отличается больше чем на десять - в ту или в другую сторону. И слабоумные среди нас встречаются так же редко, как гении с коэффициентом сто сорок и выше. Гении, а их у нас меньше одного процента,- это бесценный дар нации, их необходимо тщательно выискивать, а потом холить и пестовать, предоставляя им все возможности для развития дарований. Те же, у кого коэффициент ниже девяноста,- наша общая беда, и мы должны приложить все силы, все милосердие, чтобы дать им возможность вести как можно более полноценную жизнь.
- Я-то полагал, что ваша основная критика направлена в адрес нашего общества изобилия и государства всеобщего процветания. А вы, оказывается, исповедуете обычную философию филантропов-идеалистов. Все люди равны, поэтому более удачливые должны делиться с теми, кому не повезло.
Таббер расправил плечи.
- Не понимаю, почему мы с таким презрением относимся к так называемым филантропам? Неужели этотак предосудительно-стараться творить добро? Иногда мне кажется, что человек - злейший враг самому себе. Мы все заявляем, что мечтаем о мире, и в то же самое время осуждаем тех, кто отказывается от воинской службы по политическим или религиозным убеждениям. Заявляем, что мечтаем о лучшей жизни - и осуждаем тех, кто предлагает реформы, обвиняя их в филантропии. Но это выходит за пределы вопроса, который вы задали. Я противник государства всеобщего процветания и современного общества не потому, что мы решили проблемы промышленного производства, а потому, что машины вышли из-под нашей власти и в безумии своем грозят нам бедой. И я не хочу лишить производителя плодов его труда. Право на продукт труда должно принадлежать ему, но право на средства труда - всем. И не только потому, что сырье даровано нам Вечной Матерью, природой, а еще и потому, что промышленное оборудование и методы производства, являющиеся истинным источником человеческого процветания,- наше общее наследие. И еще потому, что сотрудничество делает вклад каждого куда более весомым, чем если бы он работал в одиночку. Однако вопрос о вознаграждении более способных и ущемлении тех, кого Вечная Мать сочла необходимым наделить более низким коэффициентом умственного развития, уже давно неуместен. В условиях экономики недопроизводства, очевидно, справедливо, когда те, кто сделал больший вклад в копилку общества, пожинают большие плоды. Но ответьте, почему в нашем обществе изобилия мы должны лишать кого-то права на благосостояние?
Ведь мы никогда не лишали даже самых закоренелых преступников ни воды, ни воздуха, ибо и то, и другое всегда было у нас в изобилии. И в нашем процветающем обществе даже самые ничтожные из граждан могут иметь приличное жилье, лучшую пищу, одежду и другие предметы необходимости и даже роскоши. Я был бы просто глупцом, если бы выступал против этого.
- Это что - проповедь? - громыхнул генерал Крю. - Давайте ближе к делу. Признает ли этот человек, что он так или иначе создал помехи, которые нарушили работу всех наших средств развлечения? Если так, то должны существовать законы, которые...
- Заткнитесь,- не повышая голоса, приказал ему Эд Уандер.
Генерал, не веря собственным ушам, уставился на него, но, тем не менее, повиновался.
- Мы снова уклонились от сути вопроса,- заметил Джим Уэстбрук. Присутствующий здесь Иезекииль Джошуа Таббер полагает, будто может изменить современное хаотическое, на его взгляд, общество, изменив вечную мразь, которая составляет исходный материал этого общества. Не тут-то было. Думаю, что юн понял, как обстоит дело в действительности, когда толпа набросилась на него, едва стало известно, что это он отнял у людей их идиотские развлечения.
Таббер, уже достаточно оправившись, негодующе взглянул на инженера.
- Ваш обыватель, как мы называли его раньше, не сам превратился во мразь. Его к этому вынудили. Я же лишь попытался убрать часть тех приспособлений, которые использовались для того, чтобы окончательно лишить его разума. Почти каждый из этой мрази, как вы изволите выражаться, мог бы и все еще может стать - я это вам заявляю - достойным странником на пути к Элизиуму. Представьте себе, что младенца из высокообразованной, состоятельной семьи в родильном доме по недосмотру медсестры подменили на дитя трущоб. Неужели вы хоть на секунду допускаете, что это трущобное дитя в новом окружении будет хоть в чем-то отставать от своих товарищей? Или что отпрыск добропорядочного семейства, который теперь по ошибке растет в беднейшей части города, будет в чем-то отличаться от своих товарищей?
Нефертити негодующе обвела взглядом собравшихся.
- Отец... - начала она, потом обратила взор к Хопкинсу и наконец к Эду. - Он очень устал. Ему нужен врач. Эти люди... Они пинали его ногами, били.
- Все та же мразь,- холодно заметил Джим Уэстбрук.
- Еще минуточку, душа моя,- вмешался Эд, поворачиваясь к Табберу. Ладно, предположим, мы согласимся со всем тем, что вы до сих пор сказали. В условиях государства всеобщего процветания стране грозит скорое разорение, и мы должны изменить ситуацию так, как вы считаете нужным. Только я хотел бы напомнить вам о том, что вы сказали мне во время нашего первого разговора. Думаю, я смогу привести ваше высказывание почти дословно. Я тогда назвал вас сэром, а вы сказали: "Слово "сэр", иначе "сир", пришло к нам из эпохи феодализма. Оно выражает отношения знати и крепостного. Мои же усилия направлены против подобных взаимоотношений, против господства одного человека над другим. Ибо я чувствую: тот, кто хочет мною властвовать,-узурпатор и тиран, и я объявляю его своим врагом". Так?
- Не понял, куда вы клоните, возлюбленный мой.
Эд наставил на него палец.
- Вы возражаете против того, чтобы кто-то управлял вами, вашими мыслями, вашими поступками. А сами, благодаря своей силе -какова бы ни была ее природа - поступаете со всеми нами точно таким же образом. Заметьте, со всеми нами. Вы, считающий себя благодетелем человечества - вернемся еще раз к этому термину - по сути величайший тиран всех времен и народов. Чингиз-хан был недотепой, Цезарь - выскочкой, Сталин и Гитлер- дилетантами - и все это по сравнению....
- Хватит! - крикнул Таббер.
- Неужели? - осведомился Эд, придав голосу презрительное выражение. Уж не собираетесь ли вы лишить нас дара речи, чтобы мы даже не смогли оспорить ваших планов?
Таббер смотрел на него, как никогда похожий на печального Линкольна, и на лице его проступало затравленное выражение.
- Я... я никак не предполагал. Я... думал...
- Сэр... то-есть, Иезекииль,- вкрадчиво начал Дуайт Хопкинс,предлагаю вам компромисс. Вы, несмотря на все ваши усилия, не сумели донести своего откровения - каковы бы ни были его достоинства или недостатки - до людей, которых любите и которые, тем не менее, вас отвергли. Вот вам суть моего компромисса. Ежедневно в течение часа вы будете выходить в эфир. По всем радио- и телепрограммам, по всему миру. В этот час не будет больше никаких передач, которые могли бы составить вам конкуренцию. Этот час будет отдан целиком вам - на срок, который вы сами определите.
Нефертити и ее отец недоверчиво смотрели на него.
Наконец пророк дрогнул.
- И... что взамен? - спросил он.
- Взамен вы должны снять все свои заклятья.
Потрясенный Таббер колебался.
- Даже если я каждый день буду выходить в эфир, они, скорее всего, не станут меня слушать.
Баз де Кемп фыркнул, не расставаясь со своей сигарой.
- Зик, старина, разве это для вас проблема? Еще одно заклятье - и полный порядок. Только вы должны обещать, что оно будет последним. Заклятье, обязывающее всех слушать. Не обязательно верить в то, что вы скажете, а просто слушать.
- Я... я даже не знаю, возможно ли снять...
- Всегда можно попробовать,- ласково предложил Дуайт Хопкинс.
Генерал Крю проговорил с глубокомысленным видом:
- Тут есть о чем подумать. У меня три дочери, и с тех пор, как было наслано проклятье на косметику и тщеславие, жизнь стала куда более сносной. По утрам даже удается иногда попасть в ванную. Нельзя ли его оставить?
- И еще то, по поводу музыкальных автоматов, - пробормотал Брайтгейл. - Я их терпеть не могу.
- Что до меня,- заявил Баз, перекатывая во рту сигару,- так меня больше всего бесят комиксы. Я бы охотно...
Джим Уэстбрук неожиданно рассмеялся.
- А на мой взгляд, дружище, вполне можно сохранить заклятье на радио и телевидение.
Дуайт Хопкинс обвел всех грозным взглядом.
- Давайте кончать с этим вздором, господа.
Старый пророк сделал глубокий вдох.
- Воистину говорю я вам...
Эпилог
Эд Уандер, помощник продюсера УАН-ТВ, стремительно вошел в главный офис станции. Увидев Долли, он одобрительно подмигнул.
- У тебя шикарная прическа.
- Спасибо. Крош... то есть мистер Уандер.
Эд усмехнулся.
- Кстати, можешь отнести холодный компресс в третью студию, в операторскую. У Джерри нос расквашен. Этот парень никак не может выучить, как меня зовут.
Долли начала вставать.
- Миссис Уандер у вас в кабинете,- сказала она.
- Отлично,- ответил Эд, направляясь к своему личному кабинету.
Когда он вошел, Нефертити стояла возле окна. Она обернулась ему навстречу.
Эд взял жену за руки и отступил на шаг, делая вид, будто критически разглядывает ее новое платье.
- Опять болталась по магазинам? Детка, ты просто прирожденная щеголиха.
- Правда миленькое? Ой, Эд, я чуть не забыла. Пришла телеграмма от База с Элен. Они на Бермудах.
- Наслаждаются медовым месяцем?
Зажегся огонек селектора, и Долли сказала:
- Мистер Уандер, мистер Фонтейн находится в кабинете мистера Маллигена. Он хочет вас видеть.
Эд поцеловал жену.
- Потерпи немного, душенька. Скоро я вернусь и мы пойдем обедать. Хочу тебя куда-нибудь сводить.
Он зашагал к кабинету Маллигена, гадая, что же понадобилось Фонтейну на этот раз. Каждый раз, когда хозяин станции появлялся в своих владениях, УАН-ТВ терпела убытки. Было бы куда лучше, если бы он сидел дома и предоставил дела профессионалам.
Дженсен Фонтейн недовольно взглянул на Эда изза стола. Толстяка Маллигена в кабинете не было.
- Что стряслось, сэр? - осведомился Эд, усаживаясь и доставая сигарету.
- Все ваш чертов коммунист Таббер!
- Мой тесть, мистер Фонтейн, отнюдь не коммунист. Пусть Баз просветит вас на этот счет. И вот вам доказательство: Воссоединенным Нациям пришлось здорово нажать на советский лагерь, чтобы тот согласился предоставить ему время на своих станциях.
- А я вам говорю: он вредитель! И зачем только я дал себя уговорить использовать нашу станцию как источник для трансляции его передач на всю планету? Просто ума не приложу!
- С одной стороны, это очень престижно,- безмятежно ответил Эд, зажигая сигарету и бросая спичку в пепельницу. - А уж время перед самой передачей Джоша и сразу после нее - просто на вес золота. Бизнес процветает, и все счастливы.
Злобный взгляд Фонтейна не смягчился ни на йоту.
- Да ведь он распространяет свое гнусное треклятое подрывное откровение, так что его слышат все мужчины, женщины и дети, которые могут добраться до радио- или телеприемника!
- Таков был уговор,- рассудительно заметил Эд. - Дуайт Хопкинс немало потрудился, чтобы все согласились. Но это был единственный способ преодолеть кризис.
Дженсен Фонтейн хлопнул по столу костлявой рукой.
- Нет, вы так ничего и не поняли! - крикнул он и театральным жестом указал на громоздящуюся в углу кипу мешков с почтой. - Это все письма! Письма со всех концов Земли. Просто ужасно, что этот ультрарадикал продолжает изрыгать свои подпольные...
- Едва ли их можно назвать подпольными,- пробормотал Эд.
- ...подрывные лозунги на английском языке, но ведь их еще и переводят во всех странах мира!
- Это часть соглашения,- спокойно заметил Эд, оценивающим взглядом окидывая мешки. - Почта слушателей его программы продолжает расти, а? Какая популярность, черт возьми!
Вид у Фонтейна был такой, словно он вот-вот лопнет от злости.
- До вас невозможно достучаться. Эд Уандер! Неужели вы не понимаете, чего добились этот идиот Дуайт Хопкинс и коммунисты, окопавшиеся в Большом Вашингтоне, заключив договор с Таббером?
Эд поднял брови.
- Мне казалось, что понимаю - они дали моему тестю шанс выйти со своим откровением в эфир.
- Вот именно! Только учли ли они возможные последствия?
Эд вопросительно посмотрел на него. Владелец станции снова театральным жестом указал на мешки.
- Девять писем из десяти в пользу Табберовой передачи. Вы понимаете? Они начинают ему верить!
- Ну и ну! - проговорил Эд.
- А вы видели результаты опроса общественного мнения? Люди начинают становиться последователями этого... этого... безумца. Если так пойдет и дальше, уже к следующим выборам он со своим дурацким Элизиумом может собрать большинство голосов.
- Ну и ну! - только и повторил Эд.