Страница:
Вождь начал терять терпение. Его пальцы терзали красный накладной нос. Из-под рыжего парика сбегали ручейки пота. Макс швырнул автомат к его ногам.
– Я забираю их, – крикнул он Арминусу.
– Ты точно знаешь, что у Трехглазых есть индикар? – озабоченно спросил Харпер.
– Ну, Трот говорил о каких-то летательных аппаратах…
– Он мог принять за летательные аппараты и самокаты на воздушных подушках и катер, и даже дельтаплан, черт побери! Ты разве не заметил, что он не в себе? Этот Трот прожил в Карфагене сорок лет. Сорок лет!
– А ты что, хочешь добывать соль для этого шапито?
Клоун-вождь медленно подошел к валявшемуся в пыли автомату, осторожно поднял его и бережно отер рукавом. Несколько секунд он с уважением осматривал оружие, даже понюхал. Один из его подчиненных робко попытался о чем-то спросить. Вождь раздраженно махнул красно-белым рукавом и выдавил несколько невнятных слов в ответ. Адепт кабаньей головы подбежал к остальным и отдал приказ. Самарина, Трэша и Харпера грубо толкнули к воротам. Все еще не веря, что им в очередной раз удалось вырваться, несостоявшиеся рабы нерешительно двинулись к Максу и его людям. Как только они пересекли дрожащее марево между воротами, несколько коричневых торсов, сверкая белыми полосами, бросились к ним и начали аккуратно связывать им руки рыболовной леской. Трэш попытался возмущаться, но его оборвал насмешливый голос Макса:
– Не все так просто, продавец подержанных индикаров. Если ты солгал мне, мы отправим тебя к Трехглазым. Зачем-то ты им нужен… Может, в обмен они оставят меня в покое? Как ты думаешь, такое возможно?
– А я! Как же я!?
К воротам бежал, размахивая руками, Арминус.
– Меня! Меня! Возьмите меня! Я больше не смогу с этими придурками!
– Слушай, приятель, потерпи еще немного, ты нам нужен здесь. Помнишь, что я тебе говорил, когда отправлял сюда? – крикнул Макс.
Арминус остановился как вкопанный:
– Макс, ты каждый год обещаешь. Уже десять лет! Я свихнусь! Я все сделал, ты знаешь об этих придурках все!
– Так значит, он сюда попал по твоей инициативе? – удивился Трэш. – А нам он говорил, что нарвался на засаду, когда охотился на кабанов вместе с Сесилем Тротом.
Макс презрительно усмехнулся.
– Арминус, еще две недели.
– Я больше не могу, – закричал Арминус и снова метнулся к воротам.
Автоматная очередь ударила ему между лопаток титановым кулаком. Он упал лицом вниз. Клоун в красно-белом балахоне, в рыжем парике, с накладным пунцовым носом, с лицом, раскрашенным белой краской, смеялся и давил на спусковой крючок автомата. Пули веером ложились над головами Трэша, Самарина, Харпера, Макса и его людей. Титановые шарики откусывали кусочки бетона от столбов и ныли в унисон смеху вождя.
Макс скомандовал отступление. Они согнулись в три погибели и бросились прочь, испуганно оглядываясь. Яркая фигура клоуна с автоматом в руках была видна еще очень долго на серо-зеленом фоне псевдосаванны.
26. БРАТ-2
27. НОЧНОЙ ДОЗОР
– Я забираю их, – крикнул он Арминусу.
– Ты точно знаешь, что у Трехглазых есть индикар? – озабоченно спросил Харпер.
– Ну, Трот говорил о каких-то летательных аппаратах…
– Он мог принять за летательные аппараты и самокаты на воздушных подушках и катер, и даже дельтаплан, черт побери! Ты разве не заметил, что он не в себе? Этот Трот прожил в Карфагене сорок лет. Сорок лет!
– А ты что, хочешь добывать соль для этого шапито?
Клоун-вождь медленно подошел к валявшемуся в пыли автомату, осторожно поднял его и бережно отер рукавом. Несколько секунд он с уважением осматривал оружие, даже понюхал. Один из его подчиненных робко попытался о чем-то спросить. Вождь раздраженно махнул красно-белым рукавом и выдавил несколько невнятных слов в ответ. Адепт кабаньей головы подбежал к остальным и отдал приказ. Самарина, Трэша и Харпера грубо толкнули к воротам. Все еще не веря, что им в очередной раз удалось вырваться, несостоявшиеся рабы нерешительно двинулись к Максу и его людям. Как только они пересекли дрожащее марево между воротами, несколько коричневых торсов, сверкая белыми полосами, бросились к ним и начали аккуратно связывать им руки рыболовной леской. Трэш попытался возмущаться, но его оборвал насмешливый голос Макса:
– Не все так просто, продавец подержанных индикаров. Если ты солгал мне, мы отправим тебя к Трехглазым. Зачем-то ты им нужен… Может, в обмен они оставят меня в покое? Как ты думаешь, такое возможно?
– А я! Как же я!?
К воротам бежал, размахивая руками, Арминус.
– Меня! Меня! Возьмите меня! Я больше не смогу с этими придурками!
– Слушай, приятель, потерпи еще немного, ты нам нужен здесь. Помнишь, что я тебе говорил, когда отправлял сюда? – крикнул Макс.
Арминус остановился как вкопанный:
– Макс, ты каждый год обещаешь. Уже десять лет! Я свихнусь! Я все сделал, ты знаешь об этих придурках все!
– Так значит, он сюда попал по твоей инициативе? – удивился Трэш. – А нам он говорил, что нарвался на засаду, когда охотился на кабанов вместе с Сесилем Тротом.
Макс презрительно усмехнулся.
– Арминус, еще две недели.
– Я больше не могу, – закричал Арминус и снова метнулся к воротам.
Автоматная очередь ударила ему между лопаток титановым кулаком. Он упал лицом вниз. Клоун в красно-белом балахоне, в рыжем парике, с накладным пунцовым носом, с лицом, раскрашенным белой краской, смеялся и давил на спусковой крючок автомата. Пули веером ложились над головами Трэша, Самарина, Харпера, Макса и его людей. Титановые шарики откусывали кусочки бетона от столбов и ныли в унисон смеху вождя.
Макс скомандовал отступление. Они согнулись в три погибели и бросились прочь, испуганно оглядываясь. Яркая фигура клоуна с автоматом в руках была видна еще очень долго на серо-зеленом фоне псевдосаванны.
26. БРАТ-2
Кустарник наконец отступил и перестал цепляться сухими жесткими ветками за одежду. Они вошли в небольшую тенистую рощу и двинулись вдоль беззаботно журчащего ручья, который серебряным пунктиром указывал путь. Люди Макса шли прямо по дну, на ходу с видимым удовольствием смывая с себя коричнево-белую раскраску. Они перебрасывались шутками, звонко отскакивавшими от водной поверхности.
Иногда под травой показывались остатки мощенной желтыми камнями дорожки. Вокруг что-то весело стрекотало и попискивало. Самарин с наслаждением вдыхал прохладный и необычайно вкусный воздух, время от времени бросая уничижительные взгляды на табачный дым, выдыхаемый Трэшем (когда-нибудь эти сигары закончатся!). Трэш этих взглядов не замечал, отмеряя шаги одинаковой длины и, по всей видимости, о чем-то напряженно размышляя.
– Долго еще? – спросил Харпер, когда тропинка трансформировалась в дорогу.
Макс не ответил даже взглядом. Два человека из его команды скрылись за деревьями. Раздался треск веток, шуршание, что-то заскрипело, а затем в нос Самарину и Трэшу ударило облако выхлопного дыма. Трэш от неожиданности закашлялся. Выпавшая изо рта сигара юркнула к земле, заставляя травинки скукоживаться от разбухшего после недавней затяжки огонька.
На дорогу выехал автомобиль. В нем было столько железа, что он напоминал первые в истории человечества танки. Модель его определить не представлялось возможным, так как другие, столь же древние, но не столь везучие экспонаты послужили донорами практически для всех его узлов.
Автомобильный Франкенштейн. Грубые швы сварки бугрились и горбились, лобовое стекло наполовину отсутствовало, а наполовину было заменено куском фанеры. На крыше высился намертво приваренный корпус моторной лодки, из носового люка которой, высунувшись, обнюхивал воздух ствол крупнокалиберного пулемета.
– Может и под водой, – с небрежной гордостью бросил своим пленникам Макс.
Подручные Макса уже занимали места: в просторном салоне, внутри лодки, служившей вторым этажом, а то и просто прилепившись к обтекателям, цепляясь за торчавшие отовсюду обрезки, болты и штыри. Самарина, Трэша и Харпера запихнули в железную клетку, которая была прикреплена на корме металлического гибрида. Через пару секунд, выплюнув несколько едких клубов, автомобиль помчался по дороге, шелестя лысыми покрышками и подпрыгивая на ухабах.
Развалившийся на заднем сиденье Макс обернулся к пленникам, судорожно цеплявшимся за ржавые прутья, чтобы хоть как-то обезопасить себя от ушибов:
– Это наша военная тайна. Если Трехглазые узнают, о том, что мы имеем транспорт, то возьмутся за нас всерьез.
– Не очень-то тактично вы обошлись с Арминусом. Все-таки лингвист, хоть и клон, – прокричал Харпер.
Макс засмеялся:
– Лингвист! Клон! До того как попасть в Карфаген, он был профессиональным филером. Всю жизнь жил под чужими именами и прикрывался фальшивыми биографиями. Сочинить такую историю для него раз плюнуть!
– А кем были вы, Макс? – спросил Трэш.
– Агентом МБР.
Трэш и Харпер переглянулись.
– А сюда за что?
– За то же, за что и всех.
– Чем-то не угодили ВБС?
– В общем, да. Хотя лично я – клон.
– Клон?!
– А что тут удивительного? Карфаген – место для клонов.
– Но мы же не клоны.
– Вы уверены?
Голубые глаза Макса почти слились с синевато-серыми выхлопными газами. Было непонятно, шутит он или говорит серьезно.
Пейзаж сменился. Роща кончилась небольшой и все еще симпатичной аркой. Ветер раскачивал жестяную табличку, висевшую на одном гвозде. Надпись на ней окончательно была утрачена. За аркой простиралась огромная площадка (скорее всего, бывшая автомобильная или автобусная стоянка), покрытая потрескавшимся бетоном. Сквозь трещины торчали пучки травы. За площадкой начиналась широкая автострада, исчезавшая в бесформенной громаде, торчавшей за горизонтом. По этой автостраде они ехали часа два, пока не оказались в заброшенном городе. В его проспектах и улицах еще угадывались прямолинейность и геометрический порядок. Здания более или менее были целыми. Об упадке свидетельствовали лишь пустые окна и осыпавшаяся штукатурка. Брошенные автомобили, тележка для мороженого, валяющаяся труба водостока, обломок рекламного щита, покореженные будки каких-то уличных автоматов. Все это мелькало перед пленниками, разбиваемое на отдельные фрагменты квадратами клетки.
Машина свернула с главной улицы, затем в какой-то переулок, а далее петляние стало уже бесконечным. Вскоре они запутались, потеряли направление, а вместе с ним и интерес к проносящейся мимо картине.
День клонился к вечеру, когда автомобиль сделал резкий вираж. Дорога пошла вниз, увлекая их на нижний уровень покинутого мегаполиса. Нескончаемые анфилады подземных гаражей, вместо неба – чернеющий потолок. Дорогу освещали лишь одинокая фара железного «франкенштейна» и несколько мощных фонарей, которые держали в руках люди Макса. «У вас есть фонарь? Дайте мне фонарь!» – вспомнил Самарин и начал потихоньку дремать.
Его сознание находилось на границе сна и реальности, когда он ударился головой о прутья решетки. На лбу остались две коричневые липкие от пота полосы. Он потер лоб, размазывая их в грязное пятно. Было светло.
Лязгнул замок. Им помогли выбраться из клетки наружу. Синие, набухшие руки за спиной. Рыболовная леска на кистях утонула в складках кожи. Самарин едва разогнул ноги, затекшие от многочасового неудобного сидения. Вокруг сновали люди с серьезными лицами. Макс недобро улыбался, приглашая их следовать вперед.
Они прошли между поломанными стеллажами, образующими запутанный лабиринт. Когда Самарин, двигавшийся впереди, поворачивал не в том направлении, жилистая рука резким движением направляла его туда, куда следует.
Их путешествие закончилось в широком квадратном помещении. Вдоль одной из стен стояли цилиндры довольно приличного диаметра, высотой до потолка. В центре – длинные монолитные столы, покрытые серыми плитами. На них дымились тарелки с едой. Их давно ждали. Несколько вооруженных людей приветствовали Макса восторженными криками, немедленно смолкшими после того, как было замечено появление гостей.
По приказу Макса лески, связывавшие руки пленникам, были сняты. Их усадили за стол. Всем троим так хотелось есть, что они практически не заинтересовались происхождением содержимого тарелок. Макс смотрел на них с усмешкой. Сам он ел сдержанно и даже несколько брезгливо.
– Ну, что ж, господа, – начал он, когда пленники, наконец, насытились, – у меня к вам несколько серьезных вопросов. Во-первых, что от вас нужно Трехглазым?
– Это мы бы и сами хотели узнать, – проворчал Трэш.
– Странно, – Макс потеребил краешек воротника, – с одной стороны, вы, находясь в Карфагене второй день, знаете, что у Трехглазых есть индикар, а это неизвестно даже нам – старожилам, – зал возмущенно загудел. – С другой стороны, вы ничего не знаете о Трехглазых. Судя по тому, что я видел, вас вез небольшой разведывательный отряд. Они сильно рисковали, взяв вас с собой. В таком опасном месте, как Карфаген, для небольшого отряда каждый лишний человек – обуза.
– Но они же всесильные Трехглазые, некоронованные владыки Карфагена.
– Здесь не может чувствовать себя в безопасности даже Господь Бог. Всех тайн Карфагена не знает никто. Звери-мутанты, зомби, возникающие время от времени крупные банды озверевших клонов и даже племена, вроде Белых Людей. Говорят, встречаются и Пятна… Но Трехглазые рискнули и взяли вас.
– Не знаю… – протянул Трэш, тщательно подбирая слова (по дороге у него реквизировали весь запас сигар, и теперь он время от времени исторгал из глотки сухой кашель), – может быть, они надеются получить выкуп. Все-таки я был богатым человеком. Они могли узнать обо мне по радио. Даже у Сесила Трота есть телевизор.
– В том-то и дело, что был.
– Вы отобрали у Трота телевизор? – брови Трэша выгнулись дугой, как вставшие на мостик борцы. Он искренне ужаснулся столь нелепой экспроприации.
– Ты был, – пояснил Макс, – ты был богатым человеком.
– Но если предположить, что у них есть связи с большим миром, например с Урканом, они могли связаться через него с моей женой и предложить меня выкупить. У меня есть в Ароппе тайные вклады, мы могли бы покинуть Систему.
– Неплохая схема, – хлопнул по столу Макс, – Трэш, а ты мог бы сделать карьеру в Карфагене. Это надо же – выкуп! Здесь много бывших богачей. И связь с урканскими контрабандистами вполне можно наладить.
– Ну, вот видите.
– Вижу! – заорал Макс. – На хрена мне деньги в Карфагене? Я что, ими своих людей кормить буду? Или, может, взять тебя бухгалтером и ты будешь выдавать им зарплату? Мне нужен индикар, чтобы свалить отсюда! И Трехглазым нужен индикар, чтобы свалить отсюда! Даже у Белых Людей есть легенда о птице, которая унесет их отсюда в землю обетованную. Все хотят свалить отсюда. Но Ароппа не принимает людей, совершивших преступление против своего государства. А до Терры ты не долетишь даже на индикаре. Тебе придется заправляться в Антиге, а Антига уже четыре года как в Системе. Вся планета – это ВБС. И где бы ты ни появился, тебя схватят. Кроме Уркана. А в Уркане деньги тоже никому не нужны. У них там только один капитал – свобода.
– Ты закончил? – зрачки Трэша расширились так, что исчезли белки. – А теперь ответь, раз ты такой умный и такой старожил: почему Трехглазые не уходят в Уркан? Ведь у них есть оружие, самокаты на воздушных подушках…
– Они – сумасшедшие, – как-то сразу поник Макс.
– Эту песню мы слышали. Эти – сумасшедшие, те – сумасшедшие, а те, кто это говорит, всегда умные.
Макс встал. Его пальцы пролезли в узкие карманы джинсов. Он прошелся, а затем снова сел, наклонился вперед, подперевшись кулаком. Его взгляд стал проникновенным:
– Ты знаешь, почему их называют Трехглазыми?
– Я знаю, – вмешался Самарин. Трэш и Харпер удивленно скрипнули сиденьями стульев, разом повернувшись.
– Потому что они все видят. Так сказал Сесил Трот, – пожал он плечами.
– Он забыл добавить, что они сами решили, что все видят. У каждого из них якобы экстрасенсорные способности. Третий глаз, который позволяет им безошибочно определять, клон перед ними или человек. Людей они оставляют в живых, а клонов уничтожают. Это остатки «Оупс-крэкха», организации, которая настаивала на уничтожении клонов. Слыхали о такой? Они убийцы. Маньяки. Если им втемяшится в голову, что ты клон, так будь ты хоть трижды изначальным с тремя татуировками, тебя все равно порешат. Они здесь практически добровольно. Для них Карфаген – охотничьи угодья. Они презирают Охоту, которая идет лишь по окраинам. Им нужно быть в центре. Вы думаете, ВБС не знает о Трехглазых? Знает. Но пока они уничтожают клонов внутри Карфагена, все нормально: и клоны не размножаются, и угрозы обществу нет. Вот так. К тому же, урканцы ненавидят Трехглазых. К себе они не пустят их никогда.
– Почему?
– Говорят, они убили Пятно. А вы же знаете, как урканцы относятся к Пятнам.
– Вы сами-то верите в то, что наговорили? «Оупс-крэкх» уничтожали клонов, Трехглазые убили Пятно, – Харпер поднялся. – Вы, молодой человек, как выяснилось, еще очень мало знаете. Пятен не существует, по крайней мере пять тысяч лет. Если они вообще когда-либо существовали. «Оупс-крэкх» возникла в Южных штатах. Их эмблемой был не третий глаз, а сердце с надписью «не продается» внутри. То, что они убивали клонов, – выдумки ВБС. У вас здесь штатного психиатра нет?
– Так, – теперь над столом выросла фигура Макса, – психиатр у нас есть. Он сейчас занят. Над пленным Белым Человеком опыты проводит. Зато штатный палач как раз в данную минуту свободен. Позвать?
Харпер непринужденно сел, словно находился в собственном кабинете. Его глаза смотрели прямо в голубые точки на лице Макса.
– Это ваше право, – ровным голосом ответил он.
Макс сел. Ладони сдавили лицо и тут же оторвались, оставив красные пятна усталости и волнения.
– Да, я многого не знаю. Но… мне многого и не нужно, – Макс снова взорвался, – мне нужно знать, откуда вам известно, что у Трехглазых есть индикар? И если он действительно есть, то как мы его достанем?
Харпер хотел было что-то сказать, но Трэш остановил его.
– Макс, я не зря тебе рассказывал о схеме выкупа.
Трэш помолчал, подумал и затем продолжил:
– Дело в том, что я не первый из нашей семьи, кто стал жертвой ВБС. Сначала они схватили брата.
Трэш прикрыл глаза рукой, плечи дернулись, сдерживая рыдания.
– Сигги, так твой брат…? – взвился Харпер. Трэш остановил его вялым движением ладони. Харпер глянул на Макса осуждающе, как бы приглашая разделить боль от трагической судьбы неведомого брата. Но глаза Макса стали настороженными. Он сам пробыл в Карфагене не один год и не меньше нуждался в сочувствии. Жалости вы от него не дождетесь. Только факты.
Трэш как будто справился с волнением, проглотил застрявший в горле комок, судорожно дернув кадыком, и продолжил:
– У меня в Уркане есть друзья. Они связались со мной и передали, что брат у Трехглазых, и нужны деньги для его выкупа. Брат сумел даже передать мне письмо, в котором я, кстати, и прочитал про индикар. Брат просил, чтобы я…
– Письмо.
– Что? – Трэш вынырнул из жижи неприятных воспоминаний.
– Письмо, – повторил Макс, – покажи мне письмо.
Трэш растерянно похлопал себя по карманам.
– Арминус, – жалко пролепетал он, – сказал, что у него нет бумаги, я и отдал. Он сможет писать на обратной стороне. Мне-то что, я знаю письмо брата наизусть, а вот ему, среди этих дикарей…
– Ладно, что там в письме?
– Ничего… «А еще, – пишет мне брат, – у них помимо всего прочего есть настоящий индикар и даже посадочная площадка. Правда, летают они на нем крайне редко. Пока я нахожусь здесь, не летали ни разу…» – цитируя письмо, Трэш закрыл глаза.
Макс остановил его:
– Отлично. Достаточно. Парни, вы слышали? – крикнул он серой массе соратников, сгрудившихся вдоль стен. – У Трехглазых есть индикар. А теперь я попрошу капралов подготовиться к выступлению. Сегодня ночью мы пойдем и отнимем у Трехглазых индикар. Те, кому повезет, уже завтра будут в Уркане. Кто не хочет отправляться в экспедицию, могут остаться в лагере.
В ответ раздался слаженный вой, свидетельствовавший о том, что оставаться никто не собирается. Трэш победоносно глянул на Харпера.
Через пару минут в помещении остались лишь Трэш, Самарин, Харпер и Макс. Макс, убедившись, что никто из его подчиненных не задержался, наклонился к Трэшу. Его сузившиеся губы были почти неподвижны, что создавало эффект чревовещания:
– Вот что я тебе скажу, сволочь. Все, что ты наплел мне здесь про брата, – полная чушь. Трехглазые не берут никаких выкупов. И у них нет индикара.
– Но письмо…
– И письма нет. Потому что нет никакого брата. У нас тоже есть телевизор. И мы знаем, кто такой Сигизмунд Трэш и сколько у него братьев.
Самарин не выдержал и засмеялся. Его плечи подпрыгивали, как два хромых участника олимпиады для инвалидов. Трэш затравленно озирался, явно собираясь настаивать на своем. В его зрачках уже выкристаллизовывалась новая, еще более невероятная история о сводном брате по матери, чей отец совершил преступление в юности и был изгнан из семьи, всю жизнь просуществовав под другой фамилией. Но взгляд Макса отметал любые попытки творчества в жанре мелодрамы.
– Ты что-то хочешь сказать, сволочь? – спросил он и, сплюнув, добавил, – таких, как ты, мы школьниками били за гаражами.
– Знаю я, как вы били, – вмешался Харпер. – десять человек-хулиганов на толстяка-отличника, у которого нет друзей.
– Не был я толстяком, и друзья у меня были! – некстати взвился Трэш.
– Помолчи, Сигизмунд, – оборвал его Харпер, – Позвольте узнать, – обратился он к Максу, – а какого, извините, черта, вы столько морочили нам голову? Вы же с самого начала знали, что у Трехглазых нет индикара?
– Знал, – охотно признался Макс.
– Ну и зачем вы нас обменивали у Белых Людей?
– А затем, что мне надоело торчать в этой дыре. На Родине меня, наверное, уже забыли. Здесь никакой жизни. В общем, я решил, что случай неплохой. Благодаря вам, мои люди уверены, что у Трехглазых есть индикар, а вы знаете, как его достать. Мы нападем на Трехглазых, а там будь что будет. Лично я собираюсь прорваться в Уркан.
Харпер встал и протянул Максу руку. Тот церемонно пожал ее.
Иногда под травой показывались остатки мощенной желтыми камнями дорожки. Вокруг что-то весело стрекотало и попискивало. Самарин с наслаждением вдыхал прохладный и необычайно вкусный воздух, время от времени бросая уничижительные взгляды на табачный дым, выдыхаемый Трэшем (когда-нибудь эти сигары закончатся!). Трэш этих взглядов не замечал, отмеряя шаги одинаковой длины и, по всей видимости, о чем-то напряженно размышляя.
– Долго еще? – спросил Харпер, когда тропинка трансформировалась в дорогу.
Макс не ответил даже взглядом. Два человека из его команды скрылись за деревьями. Раздался треск веток, шуршание, что-то заскрипело, а затем в нос Самарину и Трэшу ударило облако выхлопного дыма. Трэш от неожиданности закашлялся. Выпавшая изо рта сигара юркнула к земле, заставляя травинки скукоживаться от разбухшего после недавней затяжки огонька.
На дорогу выехал автомобиль. В нем было столько железа, что он напоминал первые в истории человечества танки. Модель его определить не представлялось возможным, так как другие, столь же древние, но не столь везучие экспонаты послужили донорами практически для всех его узлов.
Автомобильный Франкенштейн. Грубые швы сварки бугрились и горбились, лобовое стекло наполовину отсутствовало, а наполовину было заменено куском фанеры. На крыше высился намертво приваренный корпус моторной лодки, из носового люка которой, высунувшись, обнюхивал воздух ствол крупнокалиберного пулемета.
– Может и под водой, – с небрежной гордостью бросил своим пленникам Макс.
Подручные Макса уже занимали места: в просторном салоне, внутри лодки, служившей вторым этажом, а то и просто прилепившись к обтекателям, цепляясь за торчавшие отовсюду обрезки, болты и штыри. Самарина, Трэша и Харпера запихнули в железную клетку, которая была прикреплена на корме металлического гибрида. Через пару секунд, выплюнув несколько едких клубов, автомобиль помчался по дороге, шелестя лысыми покрышками и подпрыгивая на ухабах.
Развалившийся на заднем сиденье Макс обернулся к пленникам, судорожно цеплявшимся за ржавые прутья, чтобы хоть как-то обезопасить себя от ушибов:
– Это наша военная тайна. Если Трехглазые узнают, о том, что мы имеем транспорт, то возьмутся за нас всерьез.
– Не очень-то тактично вы обошлись с Арминусом. Все-таки лингвист, хоть и клон, – прокричал Харпер.
Макс засмеялся:
– Лингвист! Клон! До того как попасть в Карфаген, он был профессиональным филером. Всю жизнь жил под чужими именами и прикрывался фальшивыми биографиями. Сочинить такую историю для него раз плюнуть!
– А кем были вы, Макс? – спросил Трэш.
– Агентом МБР.
Трэш и Харпер переглянулись.
– А сюда за что?
– За то же, за что и всех.
– Чем-то не угодили ВБС?
– В общем, да. Хотя лично я – клон.
– Клон?!
– А что тут удивительного? Карфаген – место для клонов.
– Но мы же не клоны.
– Вы уверены?
Голубые глаза Макса почти слились с синевато-серыми выхлопными газами. Было непонятно, шутит он или говорит серьезно.
Пейзаж сменился. Роща кончилась небольшой и все еще симпатичной аркой. Ветер раскачивал жестяную табличку, висевшую на одном гвозде. Надпись на ней окончательно была утрачена. За аркой простиралась огромная площадка (скорее всего, бывшая автомобильная или автобусная стоянка), покрытая потрескавшимся бетоном. Сквозь трещины торчали пучки травы. За площадкой начиналась широкая автострада, исчезавшая в бесформенной громаде, торчавшей за горизонтом. По этой автостраде они ехали часа два, пока не оказались в заброшенном городе. В его проспектах и улицах еще угадывались прямолинейность и геометрический порядок. Здания более или менее были целыми. Об упадке свидетельствовали лишь пустые окна и осыпавшаяся штукатурка. Брошенные автомобили, тележка для мороженого, валяющаяся труба водостока, обломок рекламного щита, покореженные будки каких-то уличных автоматов. Все это мелькало перед пленниками, разбиваемое на отдельные фрагменты квадратами клетки.
Машина свернула с главной улицы, затем в какой-то переулок, а далее петляние стало уже бесконечным. Вскоре они запутались, потеряли направление, а вместе с ним и интерес к проносящейся мимо картине.
День клонился к вечеру, когда автомобиль сделал резкий вираж. Дорога пошла вниз, увлекая их на нижний уровень покинутого мегаполиса. Нескончаемые анфилады подземных гаражей, вместо неба – чернеющий потолок. Дорогу освещали лишь одинокая фара железного «франкенштейна» и несколько мощных фонарей, которые держали в руках люди Макса. «У вас есть фонарь? Дайте мне фонарь!» – вспомнил Самарин и начал потихоньку дремать.
Его сознание находилось на границе сна и реальности, когда он ударился головой о прутья решетки. На лбу остались две коричневые липкие от пота полосы. Он потер лоб, размазывая их в грязное пятно. Было светло.
Лязгнул замок. Им помогли выбраться из клетки наружу. Синие, набухшие руки за спиной. Рыболовная леска на кистях утонула в складках кожи. Самарин едва разогнул ноги, затекшие от многочасового неудобного сидения. Вокруг сновали люди с серьезными лицами. Макс недобро улыбался, приглашая их следовать вперед.
Они прошли между поломанными стеллажами, образующими запутанный лабиринт. Когда Самарин, двигавшийся впереди, поворачивал не в том направлении, жилистая рука резким движением направляла его туда, куда следует.
Их путешествие закончилось в широком квадратном помещении. Вдоль одной из стен стояли цилиндры довольно приличного диаметра, высотой до потолка. В центре – длинные монолитные столы, покрытые серыми плитами. На них дымились тарелки с едой. Их давно ждали. Несколько вооруженных людей приветствовали Макса восторженными криками, немедленно смолкшими после того, как было замечено появление гостей.
По приказу Макса лески, связывавшие руки пленникам, были сняты. Их усадили за стол. Всем троим так хотелось есть, что они практически не заинтересовались происхождением содержимого тарелок. Макс смотрел на них с усмешкой. Сам он ел сдержанно и даже несколько брезгливо.
– Ну, что ж, господа, – начал он, когда пленники, наконец, насытились, – у меня к вам несколько серьезных вопросов. Во-первых, что от вас нужно Трехглазым?
– Это мы бы и сами хотели узнать, – проворчал Трэш.
– Странно, – Макс потеребил краешек воротника, – с одной стороны, вы, находясь в Карфагене второй день, знаете, что у Трехглазых есть индикар, а это неизвестно даже нам – старожилам, – зал возмущенно загудел. – С другой стороны, вы ничего не знаете о Трехглазых. Судя по тому, что я видел, вас вез небольшой разведывательный отряд. Они сильно рисковали, взяв вас с собой. В таком опасном месте, как Карфаген, для небольшого отряда каждый лишний человек – обуза.
– Но они же всесильные Трехглазые, некоронованные владыки Карфагена.
– Здесь не может чувствовать себя в безопасности даже Господь Бог. Всех тайн Карфагена не знает никто. Звери-мутанты, зомби, возникающие время от времени крупные банды озверевших клонов и даже племена, вроде Белых Людей. Говорят, встречаются и Пятна… Но Трехглазые рискнули и взяли вас.
– Не знаю… – протянул Трэш, тщательно подбирая слова (по дороге у него реквизировали весь запас сигар, и теперь он время от времени исторгал из глотки сухой кашель), – может быть, они надеются получить выкуп. Все-таки я был богатым человеком. Они могли узнать обо мне по радио. Даже у Сесила Трота есть телевизор.
– В том-то и дело, что был.
– Вы отобрали у Трота телевизор? – брови Трэша выгнулись дугой, как вставшие на мостик борцы. Он искренне ужаснулся столь нелепой экспроприации.
– Ты был, – пояснил Макс, – ты был богатым человеком.
– Но если предположить, что у них есть связи с большим миром, например с Урканом, они могли связаться через него с моей женой и предложить меня выкупить. У меня есть в Ароппе тайные вклады, мы могли бы покинуть Систему.
– Неплохая схема, – хлопнул по столу Макс, – Трэш, а ты мог бы сделать карьеру в Карфагене. Это надо же – выкуп! Здесь много бывших богачей. И связь с урканскими контрабандистами вполне можно наладить.
– Ну, вот видите.
– Вижу! – заорал Макс. – На хрена мне деньги в Карфагене? Я что, ими своих людей кормить буду? Или, может, взять тебя бухгалтером и ты будешь выдавать им зарплату? Мне нужен индикар, чтобы свалить отсюда! И Трехглазым нужен индикар, чтобы свалить отсюда! Даже у Белых Людей есть легенда о птице, которая унесет их отсюда в землю обетованную. Все хотят свалить отсюда. Но Ароппа не принимает людей, совершивших преступление против своего государства. А до Терры ты не долетишь даже на индикаре. Тебе придется заправляться в Антиге, а Антига уже четыре года как в Системе. Вся планета – это ВБС. И где бы ты ни появился, тебя схватят. Кроме Уркана. А в Уркане деньги тоже никому не нужны. У них там только один капитал – свобода.
– Ты закончил? – зрачки Трэша расширились так, что исчезли белки. – А теперь ответь, раз ты такой умный и такой старожил: почему Трехглазые не уходят в Уркан? Ведь у них есть оружие, самокаты на воздушных подушках…
– Они – сумасшедшие, – как-то сразу поник Макс.
– Эту песню мы слышали. Эти – сумасшедшие, те – сумасшедшие, а те, кто это говорит, всегда умные.
Макс встал. Его пальцы пролезли в узкие карманы джинсов. Он прошелся, а затем снова сел, наклонился вперед, подперевшись кулаком. Его взгляд стал проникновенным:
– Ты знаешь, почему их называют Трехглазыми?
– Я знаю, – вмешался Самарин. Трэш и Харпер удивленно скрипнули сиденьями стульев, разом повернувшись.
– Потому что они все видят. Так сказал Сесил Трот, – пожал он плечами.
– Он забыл добавить, что они сами решили, что все видят. У каждого из них якобы экстрасенсорные способности. Третий глаз, который позволяет им безошибочно определять, клон перед ними или человек. Людей они оставляют в живых, а клонов уничтожают. Это остатки «Оупс-крэкха», организации, которая настаивала на уничтожении клонов. Слыхали о такой? Они убийцы. Маньяки. Если им втемяшится в голову, что ты клон, так будь ты хоть трижды изначальным с тремя татуировками, тебя все равно порешат. Они здесь практически добровольно. Для них Карфаген – охотничьи угодья. Они презирают Охоту, которая идет лишь по окраинам. Им нужно быть в центре. Вы думаете, ВБС не знает о Трехглазых? Знает. Но пока они уничтожают клонов внутри Карфагена, все нормально: и клоны не размножаются, и угрозы обществу нет. Вот так. К тому же, урканцы ненавидят Трехглазых. К себе они не пустят их никогда.
– Почему?
– Говорят, они убили Пятно. А вы же знаете, как урканцы относятся к Пятнам.
– Вы сами-то верите в то, что наговорили? «Оупс-крэкх» уничтожали клонов, Трехглазые убили Пятно, – Харпер поднялся. – Вы, молодой человек, как выяснилось, еще очень мало знаете. Пятен не существует, по крайней мере пять тысяч лет. Если они вообще когда-либо существовали. «Оупс-крэкх» возникла в Южных штатах. Их эмблемой был не третий глаз, а сердце с надписью «не продается» внутри. То, что они убивали клонов, – выдумки ВБС. У вас здесь штатного психиатра нет?
– Так, – теперь над столом выросла фигура Макса, – психиатр у нас есть. Он сейчас занят. Над пленным Белым Человеком опыты проводит. Зато штатный палач как раз в данную минуту свободен. Позвать?
Харпер непринужденно сел, словно находился в собственном кабинете. Его глаза смотрели прямо в голубые точки на лице Макса.
– Это ваше право, – ровным голосом ответил он.
Макс сел. Ладони сдавили лицо и тут же оторвались, оставив красные пятна усталости и волнения.
– Да, я многого не знаю. Но… мне многого и не нужно, – Макс снова взорвался, – мне нужно знать, откуда вам известно, что у Трехглазых есть индикар? И если он действительно есть, то как мы его достанем?
Харпер хотел было что-то сказать, но Трэш остановил его.
– Макс, я не зря тебе рассказывал о схеме выкупа.
Трэш помолчал, подумал и затем продолжил:
– Дело в том, что я не первый из нашей семьи, кто стал жертвой ВБС. Сначала они схватили брата.
Трэш прикрыл глаза рукой, плечи дернулись, сдерживая рыдания.
– Сигги, так твой брат…? – взвился Харпер. Трэш остановил его вялым движением ладони. Харпер глянул на Макса осуждающе, как бы приглашая разделить боль от трагической судьбы неведомого брата. Но глаза Макса стали настороженными. Он сам пробыл в Карфагене не один год и не меньше нуждался в сочувствии. Жалости вы от него не дождетесь. Только факты.
Трэш как будто справился с волнением, проглотил застрявший в горле комок, судорожно дернув кадыком, и продолжил:
– У меня в Уркане есть друзья. Они связались со мной и передали, что брат у Трехглазых, и нужны деньги для его выкупа. Брат сумел даже передать мне письмо, в котором я, кстати, и прочитал про индикар. Брат просил, чтобы я…
– Письмо.
– Что? – Трэш вынырнул из жижи неприятных воспоминаний.
– Письмо, – повторил Макс, – покажи мне письмо.
Трэш растерянно похлопал себя по карманам.
– Арминус, – жалко пролепетал он, – сказал, что у него нет бумаги, я и отдал. Он сможет писать на обратной стороне. Мне-то что, я знаю письмо брата наизусть, а вот ему, среди этих дикарей…
– Ладно, что там в письме?
– Ничего… «А еще, – пишет мне брат, – у них помимо всего прочего есть настоящий индикар и даже посадочная площадка. Правда, летают они на нем крайне редко. Пока я нахожусь здесь, не летали ни разу…» – цитируя письмо, Трэш закрыл глаза.
Макс остановил его:
– Отлично. Достаточно. Парни, вы слышали? – крикнул он серой массе соратников, сгрудившихся вдоль стен. – У Трехглазых есть индикар. А теперь я попрошу капралов подготовиться к выступлению. Сегодня ночью мы пойдем и отнимем у Трехглазых индикар. Те, кому повезет, уже завтра будут в Уркане. Кто не хочет отправляться в экспедицию, могут остаться в лагере.
В ответ раздался слаженный вой, свидетельствовавший о том, что оставаться никто не собирается. Трэш победоносно глянул на Харпера.
Через пару минут в помещении остались лишь Трэш, Самарин, Харпер и Макс. Макс, убедившись, что никто из его подчиненных не задержался, наклонился к Трэшу. Его сузившиеся губы были почти неподвижны, что создавало эффект чревовещания:
– Вот что я тебе скажу, сволочь. Все, что ты наплел мне здесь про брата, – полная чушь. Трехглазые не берут никаких выкупов. И у них нет индикара.
– Но письмо…
– И письма нет. Потому что нет никакого брата. У нас тоже есть телевизор. И мы знаем, кто такой Сигизмунд Трэш и сколько у него братьев.
Самарин не выдержал и засмеялся. Его плечи подпрыгивали, как два хромых участника олимпиады для инвалидов. Трэш затравленно озирался, явно собираясь настаивать на своем. В его зрачках уже выкристаллизовывалась новая, еще более невероятная история о сводном брате по матери, чей отец совершил преступление в юности и был изгнан из семьи, всю жизнь просуществовав под другой фамилией. Но взгляд Макса отметал любые попытки творчества в жанре мелодрамы.
– Ты что-то хочешь сказать, сволочь? – спросил он и, сплюнув, добавил, – таких, как ты, мы школьниками били за гаражами.
– Знаю я, как вы били, – вмешался Харпер. – десять человек-хулиганов на толстяка-отличника, у которого нет друзей.
– Не был я толстяком, и друзья у меня были! – некстати взвился Трэш.
– Помолчи, Сигизмунд, – оборвал его Харпер, – Позвольте узнать, – обратился он к Максу, – а какого, извините, черта, вы столько морочили нам голову? Вы же с самого начала знали, что у Трехглазых нет индикара?
– Знал, – охотно признался Макс.
– Ну и зачем вы нас обменивали у Белых Людей?
– А затем, что мне надоело торчать в этой дыре. На Родине меня, наверное, уже забыли. Здесь никакой жизни. В общем, я решил, что случай неплохой. Благодаря вам, мои люди уверены, что у Трехглазых есть индикар, а вы знаете, как его достать. Мы нападем на Трехглазых, а там будь что будет. Лично я собираюсь прорваться в Уркан.
Харпер встал и протянул Максу руку. Тот церемонно пожал ее.
27. НОЧНОЙ ДОЗОР
– За что я люблю Сигги, – шептал Харпер Самарину, – так это за его неуемную энергию. Не будь его, мы бы уже давно или погибли, или свихнулись.
Самарин безучастно кивал в темноту. Харпер был возбужден предстоящей схваткой. Не то его будоражил страх, не то ощущение полной непредсказуемости ночного похода. В молодости он занимался боксом. Возможно, в нем что-то осталось со времени потных раздевалок, усталых плеч и радостного ожидания боли.
Впереди танцевал огонек фонаря. Отдельные реплики, работа десятков легких, шелест одежды сливались в легкий гул. Бледные, размытые пятна лиц, отблеск металла, черные силуэты. Самарину на мгновение показалось, что он снова в казахской степи, возле «уазика». Воспоминание было настолько ярким, что в нос шибануло запахом ацетона, и он чуть было не потерял сознание от резкого головокружения. Вокруг ни огонька, только звуки. Звуки настоящие и звуки кажущиеся. Они прятались в темноте, выпрыгивали из нее и снова исчезали, будто дети, плещущиеся в теплом пруду.
– И главное – ему всегда везет! Вот сейчас, скажите на милость, куда мы идем? На верную смерть! Сто шансов против одного…
Самарин засунул руки в карманы и поежился. А что гнало вперед его? Любопытство? Перед ним отчетливо встало растерянное, ничего не понимающее лицо Самарина-2. Дорожка слезы на грязной щеке. Он узнал его? Да, узнал. Он сказал: «Са-ма-рин». Это его он гнал по лабиринту электроударами. Гнал самого себя. И продолжает гнать.
– Сто против одного…
Голос Харпера растворялся в темноте. Звуки распадались на свои составляющие, постепенно превращаясь в абсолютное ничто, тонко дрожащее в ночном воздухе. Осязаемое ничто…
Где-то впереди все остановилось. Казалось, даже планета перестала вращаться. Погас огонек фонаря. В небе застыли звезды. Харпер захлебнулся очередным панегириком Трэшу. Самарин наткнулся на чью-то потную спину. По рядам прошелестела команда «ползком». Все послушно легли. Самарин заработал локтями. Рядом сопел Харпер. Старик сдал за последние дни, но держался молодцом. Как тогда Ардалионов, – до самого последнего мгновения, пока молния не прошила насквозь его усталое тело.
По лицу змеились ветви травы, насекомые кидались в лицо с безумной отвагой. Пространство и время слились воедино и выбросили отряд к небольшой рощице. Самарин скорее почувствовал, чем услышал команду «встать». Они вошли в рощу. Деревья пугали, прикидываясь часовыми Трехглазых. Самарин невольно вытянул руку вперед, чтобы не удариться о шершавый, твердый, как железо, ствол. Роща кончилась, и они оказались на краю лужайки, покрытой густой шелестящей травой. Несколько прожекторов с переменным успехом боролись с темнотой. Их лучи скользили по поверхности травы, постепенно растворяясь у самой земли. Мощности им явно не хватало. А может, Трехглазые, не опасаясь дерзкого нападения с этой стороны, экономили свои аккумуляторы. Тучи букашек купались в свете прожекторов, кувыркались, кружились и пенились. Создавалось впечатление, что над травой стелется туман, живой и непонятный, как любое существо.
Примерно через полкилометра лужайка заканчивалась забором из колючей проволоки.
– Будем надеяться – не под током, – прошептал неведомо откуда возникший рядом с Харпером и Самариным Трэш. До этого он держался рядом с Максом и шел в авангарде.
За проволокой неясно густели строения.
Макс махнул рукой. Два человека прижали к щекам приклады длинных винтовок. Два красных огонька метнулись к фонарям и исчезли в них. Раздались два хлопка, судорога свела два плеча, а вслед за этим прозвенел показавшийся оглушительным в тишине ночи грохот разбитых стекол. И тут же – тьма. Залаяли собаки. Раздался топот. По дуновению ветра, коснувшегося щеки, Самарин сообразил, что мимо него бегут люди. Он тоже побежал, слегка пошатываясь от наступившей слепоты. Перед глазами прыгали желтые пятна. Не останавливаясь, он тер кулаком глаза.
Сплевывая свинец, зарычали автоматные очереди. Самарин увидел строчки трассеров, перекрещивающиеся в бешеном темпе. Пространство наполнилось разноцветной морзянкой. Зеленые, желтые, красные… Красные, зеленые, желтые… Крики, всполохи огня, чье-то дыхание рядом. Он бежал, петляя и пригибаясь, неосознанно стараясь уйти с линии огня. Но огонь был перекрестным.
Что-то с воем заскрежетало. Шестое чувство дернуло Самарина за подбородок и заставило взглянуть вверх. Прямо на него валилось огромное серое чудовище на четырех негнущихся ногах. Чудовище выло и скрежетало, распространяя изуверский треск. Из его пасти, откуда-то сверху, из-за пределов видимости с отчаянным криком выпал человек и распластался на земле в паре шагов от Самарина. Самарин метнулся в сторону, едва успев увернуться от рухнувшего чудовища. Только теперь он разглядел, что чудовище оказалось сторожевой вышкой.
Внезапно стало светло, как днем. Сотни фонарей вспыхнули сверхновой звездой, озарив все вокруг нестерпимым сиянием. Надсадно завыла сирена, форсированно переходя от самых низких басов в ультразвук. Самарин зажал уши и повалился на бетонную дорожку. Мимо, стреляя из автомата во все стороны, пробежал человек. Вот что значит – нападать без плана. Полный хаос.
Ультразвук становился все нестерпимее. Голову словно разрывало изнутри. По обнаженному мозгу колотили мексиканским кактусом. Рядом с Самариным от тех же мук корчилась собака. Внезапно звук оборвался. Ему на смену пришли мины. Они рвались негромкими хлопками, швыряя в лицо нападавшим ослепительные шары. После первого же разрыва Самарин окончательно потерял зрение. Он присел на землю и скорчился, подобрав колени к подбородку. После всего, что с ним произошло, он не хотел такого конца: голова распухла, наполненная до краев ультразвуком, зрение уничтожено слепящей миной, во рту металлический привкус.
Ему хотелось фанфар. Все-таки он был первым космонавтом в мире, преодолевшим скорость света. Он заслужил красную ковровую дорожку и бесконечные приемы в королевских дворцах. Он должен обращаться к нациям с самых высоких трибун, его именем должны называть детей в самых отдаленных уголках планеты. Вместо этого, ха-ха, он валялся на грязной земле, свернувшись клубком, как напуганный ежик. Ежик, ни головы, ни ножек. Ха-ха. Е-е-жи-ик! Бритый ежик, ха-ха. Самарина душил беспричинный смех. Он попытался сдержать его, справедливо полагая, что это обычная истерика, но не выдержал и захохотал во все горло. Приступ смеха грозил закончиться асфиксией, когда Самарин на мгновение открыл глаза. Увиденная картина заставила его сотрясаться от хохота еще сильнее. Рядом, вокруг него в пыли корчились люди, они смеялись искренне и заразительно. Сигизмунд Трэш валялся на спине, суча ногами и уморительно держась за живот. Харпер обнимался с Максом. Они пытались что-то сказать друг другу, но не могли побороть спазмы веселья. У их ног клубился туман. Туман уходил куда-то вдаль. Из этой дали выплывали черные ботинки с высокой шнуровкой. Шнуровка заканчивалась трогательным бантиком. Самарин поднял глаза вверх и увидел обладателей ботинок. Это были слоны. Двуногие слоны с резиновыми хоботами, уходившими под мышку. У слонов были выпученные стеклянные глаза. Со смеху помереть можно.
Самарин безучастно кивал в темноту. Харпер был возбужден предстоящей схваткой. Не то его будоражил страх, не то ощущение полной непредсказуемости ночного похода. В молодости он занимался боксом. Возможно, в нем что-то осталось со времени потных раздевалок, усталых плеч и радостного ожидания боли.
Впереди танцевал огонек фонаря. Отдельные реплики, работа десятков легких, шелест одежды сливались в легкий гул. Бледные, размытые пятна лиц, отблеск металла, черные силуэты. Самарину на мгновение показалось, что он снова в казахской степи, возле «уазика». Воспоминание было настолько ярким, что в нос шибануло запахом ацетона, и он чуть было не потерял сознание от резкого головокружения. Вокруг ни огонька, только звуки. Звуки настоящие и звуки кажущиеся. Они прятались в темноте, выпрыгивали из нее и снова исчезали, будто дети, плещущиеся в теплом пруду.
– И главное – ему всегда везет! Вот сейчас, скажите на милость, куда мы идем? На верную смерть! Сто шансов против одного…
Самарин засунул руки в карманы и поежился. А что гнало вперед его? Любопытство? Перед ним отчетливо встало растерянное, ничего не понимающее лицо Самарина-2. Дорожка слезы на грязной щеке. Он узнал его? Да, узнал. Он сказал: «Са-ма-рин». Это его он гнал по лабиринту электроударами. Гнал самого себя. И продолжает гнать.
– Сто против одного…
Голос Харпера растворялся в темноте. Звуки распадались на свои составляющие, постепенно превращаясь в абсолютное ничто, тонко дрожащее в ночном воздухе. Осязаемое ничто…
Где-то впереди все остановилось. Казалось, даже планета перестала вращаться. Погас огонек фонаря. В небе застыли звезды. Харпер захлебнулся очередным панегириком Трэшу. Самарин наткнулся на чью-то потную спину. По рядам прошелестела команда «ползком». Все послушно легли. Самарин заработал локтями. Рядом сопел Харпер. Старик сдал за последние дни, но держался молодцом. Как тогда Ардалионов, – до самого последнего мгновения, пока молния не прошила насквозь его усталое тело.
По лицу змеились ветви травы, насекомые кидались в лицо с безумной отвагой. Пространство и время слились воедино и выбросили отряд к небольшой рощице. Самарин скорее почувствовал, чем услышал команду «встать». Они вошли в рощу. Деревья пугали, прикидываясь часовыми Трехглазых. Самарин невольно вытянул руку вперед, чтобы не удариться о шершавый, твердый, как железо, ствол. Роща кончилась, и они оказались на краю лужайки, покрытой густой шелестящей травой. Несколько прожекторов с переменным успехом боролись с темнотой. Их лучи скользили по поверхности травы, постепенно растворяясь у самой земли. Мощности им явно не хватало. А может, Трехглазые, не опасаясь дерзкого нападения с этой стороны, экономили свои аккумуляторы. Тучи букашек купались в свете прожекторов, кувыркались, кружились и пенились. Создавалось впечатление, что над травой стелется туман, живой и непонятный, как любое существо.
Примерно через полкилометра лужайка заканчивалась забором из колючей проволоки.
– Будем надеяться – не под током, – прошептал неведомо откуда возникший рядом с Харпером и Самариным Трэш. До этого он держался рядом с Максом и шел в авангарде.
За проволокой неясно густели строения.
Макс махнул рукой. Два человека прижали к щекам приклады длинных винтовок. Два красных огонька метнулись к фонарям и исчезли в них. Раздались два хлопка, судорога свела два плеча, а вслед за этим прозвенел показавшийся оглушительным в тишине ночи грохот разбитых стекол. И тут же – тьма. Залаяли собаки. Раздался топот. По дуновению ветра, коснувшегося щеки, Самарин сообразил, что мимо него бегут люди. Он тоже побежал, слегка пошатываясь от наступившей слепоты. Перед глазами прыгали желтые пятна. Не останавливаясь, он тер кулаком глаза.
Сплевывая свинец, зарычали автоматные очереди. Самарин увидел строчки трассеров, перекрещивающиеся в бешеном темпе. Пространство наполнилось разноцветной морзянкой. Зеленые, желтые, красные… Красные, зеленые, желтые… Крики, всполохи огня, чье-то дыхание рядом. Он бежал, петляя и пригибаясь, неосознанно стараясь уйти с линии огня. Но огонь был перекрестным.
Что-то с воем заскрежетало. Шестое чувство дернуло Самарина за подбородок и заставило взглянуть вверх. Прямо на него валилось огромное серое чудовище на четырех негнущихся ногах. Чудовище выло и скрежетало, распространяя изуверский треск. Из его пасти, откуда-то сверху, из-за пределов видимости с отчаянным криком выпал человек и распластался на земле в паре шагов от Самарина. Самарин метнулся в сторону, едва успев увернуться от рухнувшего чудовища. Только теперь он разглядел, что чудовище оказалось сторожевой вышкой.
Внезапно стало светло, как днем. Сотни фонарей вспыхнули сверхновой звездой, озарив все вокруг нестерпимым сиянием. Надсадно завыла сирена, форсированно переходя от самых низких басов в ультразвук. Самарин зажал уши и повалился на бетонную дорожку. Мимо, стреляя из автомата во все стороны, пробежал человек. Вот что значит – нападать без плана. Полный хаос.
Ультразвук становился все нестерпимее. Голову словно разрывало изнутри. По обнаженному мозгу колотили мексиканским кактусом. Рядом с Самариным от тех же мук корчилась собака. Внезапно звук оборвался. Ему на смену пришли мины. Они рвались негромкими хлопками, швыряя в лицо нападавшим ослепительные шары. После первого же разрыва Самарин окончательно потерял зрение. Он присел на землю и скорчился, подобрав колени к подбородку. После всего, что с ним произошло, он не хотел такого конца: голова распухла, наполненная до краев ультразвуком, зрение уничтожено слепящей миной, во рту металлический привкус.
Ему хотелось фанфар. Все-таки он был первым космонавтом в мире, преодолевшим скорость света. Он заслужил красную ковровую дорожку и бесконечные приемы в королевских дворцах. Он должен обращаться к нациям с самых высоких трибун, его именем должны называть детей в самых отдаленных уголках планеты. Вместо этого, ха-ха, он валялся на грязной земле, свернувшись клубком, как напуганный ежик. Ежик, ни головы, ни ножек. Ха-ха. Е-е-жи-ик! Бритый ежик, ха-ха. Самарина душил беспричинный смех. Он попытался сдержать его, справедливо полагая, что это обычная истерика, но не выдержал и захохотал во все горло. Приступ смеха грозил закончиться асфиксией, когда Самарин на мгновение открыл глаза. Увиденная картина заставила его сотрясаться от хохота еще сильнее. Рядом, вокруг него в пыли корчились люди, они смеялись искренне и заразительно. Сигизмунд Трэш валялся на спине, суча ногами и уморительно держась за живот. Харпер обнимался с Максом. Они пытались что-то сказать друг другу, но не могли побороть спазмы веселья. У их ног клубился туман. Туман уходил куда-то вдаль. Из этой дали выплывали черные ботинки с высокой шнуровкой. Шнуровка заканчивалась трогательным бантиком. Самарин поднял глаза вверх и увидел обладателей ботинок. Это были слоны. Двуногие слоны с резиновыми хоботами, уходившими под мышку. У слонов были выпученные стеклянные глаза. Со смеху помереть можно.