– А вот сейчас придут, все и начнется, – откликнулся широкоплечий, длиннорукий парень из-за соседнего стола.
– Кто придет? Кобольды? – Ингоз плеснул себе еще пива.
– Типун тебе на язык! Господа рудные мастера… Ну, и прочие.
– В портовых городах Карнионы есть обычай «прогонять старуху», то есть зиму, – сказал Перегрин. – Люди всю ночь носятся по улицам, визжат, орут, бьют в сковородки и барабаны, трещат в трещотки, дуют в свистульки, так что шум стоит адский. Должно быть, нынче ожидается нечто подобное. Женщин и детей отправили по домам, возможно, чтоб они думали, будто пресловутые кобольды реальны. Это уже другой обычай, более древний…
Ингоз хохотнул.
– Кружевница-то угадала, когда решила не высовываться! Вот ведь вредная девка! Кстати, мэтр, вы какие-то записи делали, так напрасно вы их в комнате оставили. У Кружевницы ни стыда, ни совести, пока нас нет, она нос туда сунет.
– Непременно, – подтвердил Перегрин. – Любопытно будет узнать, что из этого получится.
Сигвард не разделял исследовательский интерес Перегрина.
– Значит, ожидаются люди с шахт Куаллайда. Они могут вас опознать?
– Рудничные мастера – нет, – Ингоз был настроен благодушно. – А кабы и могли, какая разница? Они к нашим делам – никаким боком. Вот если бы охрана… были промеж нас кой-какие споры…
Он не успел развить тему. Хозяин постоялого двора, уже некоторое время топтавшийся возле двери, глянул наружу и выдохнул:
– Идут!
– Сейчас несу, хозяин! – с готовностью откликнулся белобрысый.
Миру был явлен поднос со свиными ребрами и буханками хлеба. Его водрузили на пустовавший стол у самого входа.
– Еще бочонок кати! – цыкнул хозяин.
Дверь открылась, и один за другим появились с полдюжины мужчин. Мрачные бородатые люди в рабочих робах мало были похожи на жданных гостей, пришедших повеселиться.
– Трещотки и барабаны? – прошептал Пандольф. – Что-то я ничего такого не вижу.
Сигвард сделал ему знак помолчать.
Хозяин и один из вошедших, надо думать старший, поклонились друг другу.
– Угощенье на столе, – сказал хозяин. Голос его внезапно стал хриплым, словно бы осел. – Пусть никто не скажет, будто мы дурно вас приняли и оставили голодными.
Старший мастер кивнул и сказал остальным:
– Ешьте, пейте и вынесите угощенье тем, кто во дворе. – В его речи слышался акцент, но какому языку он принадлежал, трудно было определить. Затем он обратился к хозяину: – Среди вас чужаки.
– Это гости. Они пришли на праздник по своей воле.
– Они знают правила?
– Они не знают правил. Но мы им скажем.
Возражений не последовало. Горняки принялись за еду. В отличие от деревенских они, кажется, и впрямь были голодны и спешили насытиться. Но все равно это мало напоминало сельское пиршество на осеннем празднике. Хотя пили много, никто не чокался и не произносил тостов. Две компании – местная и пришлая – не смешивались, как вода и масло.
– Их там не меньше двадцати, – тихо сказал Сигвард Ингозу.
– Кого?
– Тех, что во дворе. И это те, кого я смог разглядеть.
– Ясное дело, тут и так полно народу, все бы не втиснулись.
– Не нравится мне это, – сказал Пандольф.
Перегрин промолчал.
Наевшись, гости поднялись из-за стола.
– Вы исполнили первую половину уговора, – сказал старший мастер. – Исполните и вторую. Расскажите пришлым правила, а мы будем ждать. И помните, – он повернулся так, чтоб его угрюмую физиономию видели все собравшиеся, – в эту ночь дома сидят только дети, бабы и дряхлые старики. Мужчины изгоняют зло. И вы поклялись не мстить за тех, кого эта ночь заберет.
– Мы поклялись, – откликнулись сидевшие за столами.
Горняки вышли, и хозяин подскочил к пришлым.
– Правила такие, – сообщил он. – Обещались из пистолей и мушкетов не палить. Вы свои пистоли, смотрю, в комнате оставили, так что все верно. В дома не забегать. Ежели кого поранят – того сюда. Это все.
– А, так они здесь стенка на стенку ходят! – догадался Пандольф, когда хозяин отошел.
– Что ж, можно и поразвлечься, вряд ли мы деремся хуже, чем эти увальни, – сказал Ингоз, на что Перегрин заметил:
– Похоже, не так все просто.
– Вам бы, Перегрин, лучше остаться здесь, – сказал Сигвард, глядя, как мужчины поселка топают к выходу.
– И правда, мэтр, лучше бы вам… – Ингоз продвигался к двери, но, выйдя наружу, осекся.
Там было светлее, чем можно ожидать по этому времени суток. Ибо во дворе пылал высокий костер.
– Чем выше огонь, тем правильней, – промолвил кто-то из крестьян. – Он отпугивает зло.
Пламя освещало тех, кто стоял по другую сторону костра. Лица некоторых из них казались в неверном колеблющемся свете черными. И вовсе не потому, что на руднике Куаллайда работали эфиопы. Просто они вымазали лица глиной. Неизвестно, было это сделано ради соблюдения некоего ритуала или для того, чтоб их не узнали.
– У них кайла и лопаты, – сообщил Пандольф.
– А у нас шпаги и кинжалы. – Ингоз уже оправился от замешательства. – Что тут сказали? Только стрелять нельзя. Остальное все можно. Это мужикам впору бояться рудокопов. Но черт меня побери, если эти придурки с лопатами сладят с такими парнями, как мы!
Сигвард знавал людей, умевших в бою управляться с молотом, клевцом, от которого кайло не слишком отличается, да и с той же лопатой не хуже, чем с мечом или пикой, но спорить не стал – был настороже. До этого момента все предшествующее грядущей драке было благопристойно. Слишком благопристойно для сборища крестьян и рудокопов. Они соблюдали ритуал… что у них там положено дальше?
Дальше следовала перебранка. Что вполне обычно и для боя, и для простой потасовки. Один за другим крестьяне, стоявшие рядом с пришлыми, начали подавать голоса:
– Шлюхины дети!
– Черномордые!
– Псиное отродье!
Ингоз все еще усмехался. Он слышал в городах гораздо более заковыристые ругательства, чем те, которые способно было изобрести скудное воображение поселян. Было бы любопытно, чем ответят горняки. Но рудокопы молчали. Сигвард услышал, как Перегрин бормочет за его спиной:
– Кобольдова ночь… они хотят изгнать зло, которое приходит с гор… это рудокопы приходят вместо кобольдов… игра, притворство… но жертва должна быть настоящей.
– Какая жертва? – спросил Пандольф.
Перегрин не успел ответить. Когда из толпы крестьян раздалось отчаянное:
– Сдохните! Сдохните все! – рудокопы ринулись вперед.
Местные жители не были такими уж рохлями. Оружие им не было положено, но почти никто не явился во двор с голыми руками. Большинство были вооружены дубинками. При сидении в зале их прятали под одеждой. Кое-кто похватал заготовленные заранее вилы и грабли. И Сигвард готов был поручиться, что есть у них и ножи. Хотя в подобной драке пускать их в ход вроде бы не принято.
Но гадать было некогда. Рудокопы бежали на них. Теперь они вопили, даже выли. И те, кто прятался сейчас по домам, вероятно, верили, что в поселок и впрямь нахлынула орда злых духов. И это было к лучшему. Потому что горняки вели себя как те самые кобольды, коих они стремились изгнать. И слабым лучше было им не подворачиваться.
Сигвард быстро сообразил, что деревенские будут стараться выгнать рудокопов из поселка, а те, наоборот, – загнать здешних обратно на постоялый двор. А драк в тесноте он страсть как не любил. Поэтому без зазрения совести вытащил меч и перерубил черенок лопаты у того, кто первым попытался к тому присунуться. Убивать он никого не собирался, однако правила позволяли себя защищать. А лучшая защита, как известно, – это нападение. Он выбивал оружие у нападавших, оглушал их, бил рукоятью меча по зубам. Его спутники предлагали «развлечься», но для Сигварда это было не развлечение, а работа, привычная, в каком-то смысле рутинная. Впрочем, и Пандольф не выказывал восторга, он привык рассчитывать на огневую поддержку, хотя и рубился неплохо. А вот Ингоз развлекался вовсю, стремясь поиздеваться над противником: ставил подножки, отвешивал пинки, распарывал одежду, так чтоб неудачливый поединщик запутался в собственных штанах.
Они втроем владели оружием лучше, чем кто-либо в поселке, потому неудивительно, что как-то само собой оказалось, что Сигвард, Ингоз и Пандольф возглавили оборону. Перегрина нигде не было видно. Очевидно, он, последовав совету Сигварда, убрался в дом. Перейдя в наступление, обороняющиеся прокатились по улице. Воодушевленные крестьяне вопили, перекрикивая горняков.
Улица, в сравнении с двором, была черна. Нынешней ночью в домах не жгли огней, а окна были наглухо закрыты ставнями. Так что в поселке было чуть светлее, чем в лесу, охватившем его кольцом. Лишь отблески высокого костра позволяли различать очертания домов, и где-то вдалеке – зубцы Эрдского Вала. Горы как будто вздыбились, нависая над Орешиной. Вот почему, наверное, в прежние времена люди верили, что горы здесь движутся. Но от гор не следует ждать обмана. Обманывать способны только люди.
Вдохновившись успехом, жители Орешины рассеялись по улице. Сигвард остановился. В конце концов, это была не его игра. Кобольды – не кобольды… неважно, чем прикрывается и за какими обрядами прячется простое и незатейливое желание намять бока ближнему своему. А лучше дальнему.
Но он ошибся.
Кто-то из вырвавшихся вперед селян снова завопил. И это был крик боли, не торжества. В густом сумраке, где метались черные тени, трудно было разобрать, что происходит, но Сигварду показалось, что два человека попадали на землю, а остальные отчаянно ищут, где скрыться.
– Засада! – бросил он. – Они прятались за домами!
Сигвард быстро отступил к ближайшему строению, чтобы иметь возможность укрыться самому. Пандольф с Ингозом последовали за ним.
Пока Пандольф отпыхивался, привалясь к бревенчатой стене, Ингоз не преминул высунуться из-за угла. В ближайшую дверь молотили кулаками двое подбежавших мужчин. Но им не отпирали. Может, верили, что кобольды приняли облик их родных, а может, те же родные строго-настрого запретили им отпирать до утра. Потом один охнул и сполз, цепляясь за двери, на крыльцо.
– Чего-то я не по… – начал было Ингоз, но Сигвард, ухватив его за шкирку, оттащил назад, и арбалетная стрела вонзилась в стену.
– Задворками – обратно, – приказал Сигвард. – Берем пистоли, гранаты – тогда, может, отобьемся.
– Но это ж не по правилам…
– Проснись, какие тут правила!
Что происходит, он не знал, но ясно было, что происходящее вышло за пределы ритуального мордобития.
– Чтоб я сдох, – пыхтел Пандольф, едва поспевая за Сигвардом, – если рудокопы здешние умеют стрелять из арбалетов.
Сигард в таких местных тонкостях не разбирался, но, с учетом засады, в Орешину могли прибыть не только рудокопы. Однако высказать эту мысль он не успел.
– Мэтр! Кружевница! – заорал Ингоз, когда в отсвете костра обрисовалась крыша повыше других. – Кружевница, мать твою! Хватит дрыхнуть! Тащи все оружие!
Только глухой способен был спать этой ночью, однако от Кружевницы можно было ждать чего угодно, поэтому Ингоз решил предупредить события.
– И лошадей выводи! – благоразумно добавил Пандольф.
Оба приказа были вполне правильны. Задачей отряда было не защищать жителей поселка от ополоумевших горняков. Следовало уходить, по возможности быстро.
Но те, кто устроил засаду на другом конце улицы, поспели и здесь. Вход был блокирован, причем людей во дворе было не меньше десятка. Одного из них нетрудно было опознать. Это был старший мастер, тот, который привел рудокопов в поселок. С ним были и те, кто ужинал нынче со своими будущими противниками, были и другие – под жуткой раскраской кто их разберет? Вдобавок сейчас глина на лицах размазалась от пота.
Стоявший рядом с мастером внезапно расхохотался. Смех был хриплый, словно у пьяного.
– Какая встреча! Что, не ждали, вояки?
– Гархибл, ты, что ли? – Пандольф был неподдельно удивлен. – Ты как в это вляпался?
– Это ты вляпался. – Человек, названный Гархиблом, оскалился. На лице, вымазанном глиной и освещенном костром, зубы казались белыми и острыми, хотя, вероятно, в действительности были совсем не таковы. – И приятель твой тоже.
– Знаешь его? – спросил Сигвард у Пандольфа.
– Начальник охраны у Куаллайда. – Пандольф прищурился. – Эй вы, рожи немытые! Против кого попереть решили? Твой хозяин что, свихнулся?
– Значит, охранники. Не рудокопы, – сказал Сигвард. – Прохлопала Дорога такие дела.
Гархибл не обратил на него внимания.
– Дурак ты, Пандольф, дураком был и помрешь таким. И ты, Ингоз, как ни хитри, такой же дурак.
– А не заигрался ли ты, приятель? – огрызнулся Ингоз. – Думаешь, хозяину твоему это так сойдет?
Гархибл захохотал, его смех подхватили другие.
– Это ты про Куаллайда, что ли? Нет, братец, здесь другое…
– Ага, кобольдов гоняли. И людей гробили между делом.
Гархибл отсмеялся.
– Умный, да? Все знаешь? Только главного не знаешь…
Старший мастер – черт его знает, принимал ли он участие в ночной охоте или все время был во дворе – возвысил голос:
– Этот год плохой. Обвалы. Скрепы рушатся. Люди гибнут. Это кобольды. Они голодные. Нужно накормить их. Полить землю кровью.
– Слышал, что мастер сказал? – снова вмешался Гархибл. – Нежить злобствует и не уйдет, покуда не нажрется. И не так, как в прежние года!
– Много накормить, сытно. Чтоб ушли, – подтвердил мастер. – Чужая кровь спасет нашу.
– Да вы тут язычество развели! – сообразил Ингоз. – Святого Трибунала на вас нет!
– А вот нет его и не будет… Все, хватит, поболтали. Кончайте их, парни, – приказ Гархибла в качестве завершающей ноты перешел в пронзительный крик.
Пока длился дуэт начальника охраны и мастера, Сигвард подобрался к костру, выхватил оттуда головню и швырнул в лицо Гархиблу. Швырнул удачно – Гархибл взвыл, зажимая обоженные глаза руками. Один из рудничных охранников выстрелил, но Сигвард этого ожидал, и болт прошел над его головой. Пандольф с Ингозом, отнюдь не собираясь удобрять землю своей кровью, действовали быстрей и слаженней, чем их противники. Пандольф выхватил шест из ограды, перехватил его за середину и принялся серьезно гвоздить всех, кто не успевал увернуться. Ингоз, не отличавшийся подобной силой, прибег к привычному оружию, в том числе к столь вовремя починенной даге. Сигвард тоже решил, что сражаться с вооруженными охранниками – совсем не то, что участвовать в драке крестьян и рудокопов. Теперь он старался не выбить оружие у противника, а прикончить его. Если кобольдам требовалась кровь на земле, они могли быть довольны.
Полоснув противника дагой, Ингоз отступил, зацепился за что-то ногой и упал. Рядом с ним на земле валялся конюх. Должно быть, он не ушел с остальными мужчинами. Теперь его белые волосы казались черными из-за пропитавшей их крови.
Падение и уберегло Ингоза. Гархибл, озверев от боли, вытащил из-за пояса пистоль. Должно быть, определенные правила запрещали пускать огнестрельное оружие в ход, но ему было уже не до правил. Из-за ожога он не видел, в кого целился, а может, Гархиблу было все равно, кого убивать.
Разозленный Пандольф, урча, как медведь, бросился на него и едва не нарвался на чей-то палаш. Сигвард успел упредить удар, отрубив руку вместе с палашом.
– Убейте! Убейте всех! Так говорю я! – кричал старший мастер, воздевая руки. И так, с воздетыми руками, рухнул головой в костер.
– Неужто старого козла удар хватил? – пробормотал Ингоз.
Однако Сигварду показалось, что он различает в дверях темный силуэт. Перегрин. Но у него не было никакого оружия. Да и в спине мастера не торчало ни стрелы, ни клинка.
Но и Гархибл в схватке с Пандольфом решающего удара избежал. Хрустнула под ударом шеста челюсть, но то была челюсть сотоварища начальника охраны, не его самого. А Гархибл завопил:
– Отомстим за мастера! Палите здесь все к чертовой матери!
Послушные приказу, соратники Гархибла принялись раскурочивать костер, явно намереваясь забросить пламя на соломенную крышу.
– Святая Айге! – в отчаянии крикнул поднявшийся с земли Ингоз. – Там же Кружевница со своим мешком! Рванет так, что весь поселок снесет…
И словно в ответ – на крыше постоялого двора появилась фигура – как черт из ярмарочного вертепа. Раздалось пронзительное:
– Наши – от костра!
Времени на подробные разъяснения не было, но Ингоз с Пандольфом, хорошо знавшие Кружевницу, сразу поняли, что она собирается делать. А Сигвард не знал, но догадался. Поэтому никто из них не увидел, как Сайль швырнула гранату в костер, поскольку все трое рванули за конюшню. Зато грохот, воспоследовавший за этим, был слышен не только им, но и всем жителям Орешины. А может, и тем, кто оставался на рудниках. И полыхнуло, казалось, до самого неба. Таким образом было соблюдено еще одно условие ритуала – высокий костер. Грохот еще не утих, когда сопроводился криками и стонами, перекрываемыми бранью. Любопытный Ингоз опять попробовал было высунуться – посмотреть, сколько врагов пало, но Пандольф на него прицыкнул. Сигвард, задрав голову, пытался разглядеть на крыше Сайль, однако ничего не увидел. Как в том же балагане, когда ярмарочный черт, отыграв свою роль, проваливается под сцену.
Кто-то тронул его за плечо. Сигвард резко обернулся. Это был Перегрин.
– Помогите мне вывести лошадей, пока сюда еще не добрался огонь.
– Но… – заикнулся возникший рядом Пандольф.
– Мы уже все вынесли из клети и погрузили. И ваше оружие – тоже. Сайль – очень благоразумная девушка.
– Где она? – спросил Сигвард. Маг на пару с Кружевницей вполне могли измыслить какой-нибудь фокус.
– Сейчас подойдет. Скорее же!
Перегрин был прав. Разметанный костер мог подпалить конюшню и постоялый двор. Лошади уже начали беситься, и потребовалось немало сил, чтоб успокоить их и вывести наружу. Впрочем, у Сигварда был опыт, да и Перегрин, похоже, при случае мог вести себя как заправский конокрад.
Ингоз и Пандольф, убедившись, что маг не солгал, бросились к своим лошадям и своему оружию.
Тут же вынырнула неведомо откуда Кружевница – физиономия еще грязнее, чем обычно, и украшена свежими царапинами, на волосы и безрукавку налипла солома.
– Что так долго? – рявкнул Пандольф, успевший нацепить перевязь с петриналем. – Ползком ты по крыше ползла, что ли?
– Да, а что? Я тебе не попрыгунчик, с верхотуры прыгать…
Сигвард пресек очередное препирательство. Он был уже в седле и протягивал руку Кружевнице.
– Хватит разговоров! Дом уже занялся.
– И здешние не станут разбираться, кто прав, кто виноват, – подхватил Перегрин.
Его правота была очевидна. Кружевница даже не стала отстаивать преимущества пешего хода. Пыхтя, она подтянулась и уселась позади Сигварда, вцепившись в его поясной ремень.
Так они покинули Орешину, еще недавно столь гостеприимную. Как раз вовремя – ибо местные жители, позабыв про запреты, правила и ритуалы, устремились тушить пожар, пока он не перекинулся на соседние дома, а заодно добивать деморализованных рудничных.
Путники не хотели уезжать вечером, а пришлось убегать ночью. Правда, не в полной темноте. Зарево освещало путь.
– Ничего себе, сходили на праздничек! – пробормотал, оглянувшись, Ингоз.
Никто ему не ответил, да и не нужен был ответ.
Глава 6
Вода и камень
Когда они снова удалились в лес и стало ясно, что погони нет, остановились передохнуть. Кружевница сползла на землю и тут же завалилась спать. Остальных подобная наглость скорее порадовала. Не пришлось выслушивать рассуждений на тему: «Говорила же я!» Но прочим, прежде чем спать, нужно было решить, что делать.
– Худо у вас разведка поставлена, – укорил Сигвард представителей Дороги.
Возразить было трудно, но Ингоз все же возразил:
– Да не было у них прежде ничего подобного! Иначе мы бы знали!
– Возможно, и не было, – сказал Перегрин. – Я слышал, как этот… мастер говорил о плохом годе и что жертвы нужны не такие, как раньше… Или что-то в этом духе. Не исключено, что прежде они обходились мордобоем и возжиганием костров.
– Вот, и мэтр подтверждает…
Но Сигвард не дал себя сбить:
– Если раньше Куаллайд не был, согласно вашим утверждениям, врагом Дороги, то теперь врага мы нажили. Даже если владелец рудника во всю эту хрень с кобольдами не верит, мы лишили его старшего мастера.
– Да старый козел сам сдох!
– Это ты Куаллайду будешь доказывать. Или охранникам его.
– Наплевать! Что они без Гархибла смогут!
– А ты уверен, что Гархибл погиб? Я этого не видел.
Ингоз промедлил с ответом, придумывая, как получше уесть Сигварда, чем дал возможность высказаться Пандольфу:
– Помер Гархибл, не помер, разницы нет. Помер – так парни его еще злее будут. Это вот все она виновата! – Пандольф ткнул пальцем в сторону мирно спящей Кружевницы. – На кой черт ей понадобилось гранату бросать?
– Вообще-то она спасала вам жизнь, – уточнил Перегрин, но для Пандольфа это прозвучало неубедительно.
– С какой стати? Без нее бы справились. Нечего было лезть, только хуже все сделала. Говорю я – все зло от баб!.. Так о чем бишь я? В общем, сядут они нам на хвост, как пить дать.
– Нечего каркать! – укорил напарника Ингоз.
– Я не каркаю. А сдается мне, пришла пора, ради которой я с вами и потащился.
– Идти за помощью?
– Верно. Может повернуться так, что придется вас прикрывать. А то и отбивать.
– Мы тебе не мяса шматы, чтоб нас отбивать, – не сдержался Ингоз.
– Пока еще. Но будете, если вовремя не подоспеть. А кроме того, ежели здесь такая пакость творится со смертоубийствами, надобно, чтоб Воллер об этом знал.
– И то, – на сей раз Ингоз согласился. – Пожалуй, надо ему сообщить.
– Что ж, поезжай, – сказал Сигвард. – Поскольку сейчас мы будем продвигаться лесом и путать следы, искать ты будешь не нас, а наших преследователей – если они будут.
– В точку. Вы пойдете тихо, а вот они наверняка двинутся с шумом и треском. Если, конечно, Кружевница допрежь ничего такого не учинит. Ладно, устал я, наутро ехать надо, а до утра всего ничего…
– А то другие не устали! Меньше оглоблей надо было махать!
– Это не оглобля была, слепота карнионская!
– Спите! – приказал Сигвард. Именно приказал, а не предложил. Перебранки Ингоза и Пандольфа утомляли его больше драк и погонь. – Я посторожу.
– А я сменю вас, – предложил Перегрин. – Все равно ведь не засну.
Спустя несколько минут Ингоз и Пандольф уже дрыхли. Перегрин тоже улегся, завернувшись в плащ, а Сигвард остался сидеть. Но усталость брала свое, и через некоторое время он почувствовал, что глаза начали слипаться. Чтоб стряхнуть сонливость, он встал и прошелся кругом, прислушался и осмотрелся. Ничего не было слышно, кроме фырканья лошадей и храпа сотоварищей. У Пандольфа получалось густо и басовито, а у Ингоза с присвистом. Спящая Кружевница не казалась порождением преисподней, несмотря на сажу на лице. Может, как раз из-за этого вид у нее был совсем беззащитный. Сигвард почему-то вспомнил младшего брата. Но брат сейчас был на вражеской стороне, и он прогнал эти воспоминания.
А вот Перегрин, как и грозился, не спал – глаза у него были открыты. Когда он заметил взгляд Сигварда, то приподнялся и сел.
– Отдыхайте, капитан. Вы это заслужили. Вам нынче пришлось приложить немало сил, чтобы спасти наши жизни.
– Не мне одному. – Сигвард сел рядом с Перегрином. – И прежде, чем я передам вам стражу… Я не верю, что старший мастер загнулся сам в такой подходящий момент. В убийство посредством волшебства я тоже не верю. У меня не было времени разглядывать покойника, но все же – чем вы таким в него запульнули?
– Откуда в вас такая недоверчивость, капитан? Вроде бы молодой еще человек…
– Просто я буду спокойней спать, зная, что на часах – человек не безоружный. А никакого оружия при вас я прежде не примечал.
– Ну, если взглянуть с этой точки зрения… – Перегрин вытащил из-за пазухи предмет, который большинство людей приняли бы за флейту. Но Сигвард к большинству не принадлежал.
– Не знал, господин Перегрин, что вы разделяете развлечения тримейнских придворных щеголей.
– Вам известно, что это такое?
– Сарбакана, бласрор или граватана. Духовая трубка, одним словом. Бьет мелкими стрелками.
– …а в Италии ее называют сербоната. Удивлен вашими познаниями, капитан. На войне – по крайней мере в европейских войнах – это оружие совершенно бесполезно, а к придворным развлечениям вы вряд ли причастны.
– У меня был друг, которому приходилось путешествовать по Италии и Испании, а также бывать при дворе. Он и рассказал.
– Да, вероятно, в Тримейн эти игрушки завезли из Италии либо Франции. Но придумали сербонату не утонченные синьоры, а заморские дикари. У них это – настоящее оружие.
– Вы бывали в Дальних Колониях?
– Вы бы удивились, узнав, где я бывал… И как много жестокосердных людей пытались ограбить беззащитного старика.
– Стрелы, надо думать, отравлены?
– Вообще-то я использую шипы акации. В крайнем случае терновника. Но – да, отравлены. Пробовать стрелять самому не советую: дело требует определенных навыков.
– Как всякое оружие. И подозреваю, оно у вас не единственное.
– Случай покажет.
На рассвете Пандольф уехал. Все было обговорено ночью, поэтому церемоний прощания разводить не стали. Он забрал лошадь, на которой приехал, и даже Сигвард, обычно защищавший интересы Кружевницы, возражать не стал, хотя изначально лошадь предназначалась ей. Сайль тоже не возражала, ибо продолжала спать, а продрав глаза после отъезда Пандольфа, возмущения не выразила.
Нужно было определиться с продолжением пути, но Ингоза с утра интересовало иное.
– Ах ты, черт! Мы же в эту проклятущую Орешину за жратвой потащились. А купить-то ничего не успели. Надо пропитание добывать.