– Побереги башку. Пригодится еще. А то ведь они вернутся.
К сожалению, Айден оказался прав. Победа, мнившаяся полной и безоговорочной, стала лишь передышкой. Несмотря на то что Эбль, вдохновитель нападения, погиб. Он погиб, а Пупар выжил и даже не пострадал.
Безусловно, Пупар прежний, каким он был до встречи с Эблем, столкнувшись с упорным сопротивлением, плюнул бы на все и свалил со всей бандой. Но Эбль успел сделать свое дело. Он столь успешно обработал Пупара, что тот сохранял веру в собственное величие и предназначение освободителя и завоевателя даже тогда, когда Эбля не стало. Только он, Великий Пупар, мог собрать разбежавшихся в страхе людишек, которые из армии (ну ладно, военного отряда) вмиг превратились в никчемных бродяг. И он это совершил, хотя пришлось не только прибегнуть к кулакам, но и стрелять в непокорных. А собрав, следовало покарать мерзавцев, посмевших противостоять Пупару Освободителю.
На руднике не знали о настроениях, царивших в лагере Пупара, но и без дела не сидели. Популярность Кружевницы после успешного дебюта деревянной пушки увеличилась еще больше. Траудет вынужден был согласиться на ее предложения, какими бы бредовыми они ни казались. Кружевница, прекрасно понимая, что подобное оружие долго служить не может, изготовила еще несколько пушек разных калибров, в том числе и такие, что можно было установить на стенах. Теперь стало проще – здешние мастера ухватили общий принцип и большую часть работ производили сами. Так что Сайль могла посвятить основное время изготовлению давно задуманной взрывной махины, благо часовой механизм Траудет ей отдал. Он, конечно, был мужчина корыстный, но прекрасно понимал, что новые часы он купить сможет, а вот жизнь вряд ли.
Маджента и Отто-Карл пока что оставались вместе с Пупаром. Оба понимали, что надо бежать, но пока что не представляли как. Гибель Эбля, казалось бы, принесла облегчение, но именно благодаря влиянию Эбля у них здесь было место у костра и хоть какая-то еда. Теперь они были практически пленными. Каждый из них про себя проклинал свой побег из Галвина. В доме Роуэна, что бы их ни ожидало впереди, по крайней мере кормили регулярно и была крыша над головой. Маджента, зная теперь, что Сайль заперта осадой на руднике и к Роуэну не нагрянула бы, могла лишь сетовать на ужасное стечение обстоятельств. Отто-Карл пребывал в некоторой растерянности. В монастыре он сумел найти подход к Эблю и понять, как им управлять, – или ему так казалось. С Пупаром он не знал, как справиться. Ну что, позвольте, делать с сумасшедшим?
Пупар, разумеется, сумасшедшим не был, но и утверждать, будто он полностью отвечает за свои действия, тоже не приходилось. Он и сам не понимал, почему не выгонит или не убьет Отто-Карла с Маджентой. Они не были ему нужны. Но они остались ему в наследство от Эбля. А Эбль говорил и делал полезные вещи – этого Пупар забыть еще не успел. Следовательно, эти двое тоже могли оказаться полезны. Вне всякого сомнения, если бы Отто-Карл вздумал противоречить Пупару, тот бы с ним расправился. Но Отто-Карл пока помалкивал.
Февраль выдался холоднее обычного. Снег, правда, не ложился, но ветер дул пронизывающий, и над пожухлой травой гуляла поземка. Выдержать это в чистом поле было очень трудно. Приходилось окапываться, делать землянки, ставить палатки. Но от холода они спасали плохо – и особенно обидно было, что на руднике-то зимуют в тепле. Поэтому толпа в ярости бросалась на стены – как будто это был единственный способ согреться. Защитники рудника, напротив, силы берегли и больше с того достопамятного штурма в поле не выходили. Самодельная пушка могла произвести столь сокрушительный эффект только при условии внезапности. Впрочем, в последующих, усовершенствованных образцах – тех, которые были установлены на стенах, – Кружевница внесла некоторые изменения в первоначальную конструкцию. Благодаря им можно было стрелять не только картечью, но и ядрами. Что и было сделано, когда Пупар попытался совершить то, от чего Эбль изначально отказался, – обходной маневр. Попытка завершилась для нападающих полным провалом.
Продлись эта ситуация еще несколько дней, и либо упрямство Пупара лопнуло бы под напором обстоятельств и он увел бы своих людей искать более легкой добычи, либо сами эти люди взбунтовались против своего главаря, покончили бы с ним и с этим бесплодным сидением и расточились на просторах Открытых Земель. Траудет и Пандольф, собственно, на это и рассчитывали. Айдену было достаточно того, что противник оказывался раз за разом бит.
Но все снова изменилось во время очередного неудачного штурма, когда каторжники под напором Пупара топтались в поле, не особо стремясь приблизиться к стенам, а оттуда отстреливались почти лениво. Но и этой стрельбы было достаточно, чтоб заглушить звуки, которые в Открытых Землях не слыхивали уже давно. Может быть, никогда. Бой барабана и посвист флейты, сопровождающие передвижения регулярных войск.
Когда же услышали, было слишком поздно. Солдаты приближались. Их было не так чтоб слишком много – в составе полуроты. Однако, конные и пешие, двигались они боевито, и пара пушек, которые они везли с собой, были хоть и небольшого калибра, но отнюдь не деревянные.
На стенах их увидели раньше и разразились радостными воплями.
– Каратели из Карнионы! – разнеслось среди нападавших. Впрочем, нападавшими их более нельзя было называть. Они оказались в ловушке между солдатами и рудником.
Пупар хрипло выругался. Он видел, что его воинство готово разбежаться, и никак не мог этому помешать. Но его внезапно стиснули за плечо.
Это был Отто-Карл.
– Стой! Я знаю, что делать!
– Спятил, козел?
– Говорю тебе, я знаю! – Выражение лица у Отто-Карла было такое, что его и впрямь можно было счесть повредившимся рассудком. Или, наоборот, преисполненным вдохновения. – Прикажи своим не нападать. А я сумею их убедить. Только вы, главное, не противоречьте, соглашайтесь со всем, что я буду говорить.
Пупар медлил всего мгновение.
– Братва! Стойте! Опустите оружие!
– Мадам, – обратился Отто-Кал к Мадженте, – вы мне понадобитесь. У вас ведь есть платок? Ну и давайте его сюда.
В отличие от горняков, для солдат символика переговоров имела значение. Даже при том что платок Мадженты весьма условно можно было считать белым. Отто-Карл выхватил его у Мадженты и замахал над головой.
Командир, сидевший верхом на крепком саврасом коне, заметил знак переговорщика и, похоже, приказал солдатам остановиться.
– Идемте, Маджента. Вы нужны, чтоб подкрепить мои доводы.
Голос Отто-Карла звучал столь убедительно, что Маджента подчинилась.
Отто-Карл двинулся вперед. Голова у него кружилась от голода, но шагал он уверенно. Наконец-то настал его час! Эти низкородные ничтожества могут сколько угодно потрясать своим жалким оружием и бессмысленно шуметь. Никто из них не способен в решающий момент принять судьбоносное решение. Как бы ни унижали его всякие Пупары, Эбли, Клаттербаки, господин – он, Отто-Карл. И всегда им будет.
Маджента плелась рядом, не понимая, что он задумал. Но надеялась, что сумеет вывернуться. И пойдет на что угодно, чтоб не погибнуть вместе с этими ворами и бандитами. Достаточно и того, что она вынуждена была среди них прозябать.
Офицер неприятнейшим образом напомнил Отто-Карлу Клаттербака – и ростом, и сложением. Только физиономия у него была бита оспой. Правда, густой загар делал этот недостаток не столь заметным.
– Сударь! Я пришел сообщить вам… – начал Отто-Карл.
– Передай своим головорезам, – перебил его офицер, – если бросят оружие, их не повесят.
– Или не сразу повесят! – радостно подхватил один из кавалеристов.
– …дайте договорить! Вы совершаете ужасную ошибку, принимая нас за бунтовщиков.
– А кто же вы? Или вы вокруг рудника хороводы водите?
– Бунтовщики именно там, за стенами. А я – Отто-Карл Ивелин, посланник его светлости канцлера Сакердотиса.
– Ага, а я – Великий Магистр ордена барнабитов.
Солдаты засвистели и заулюлюкали. Вероятно, у них с орденом святого Барнабы Эйсанского были какие-то свои счеты.
– Мой вид не должен давать вам повода для веселья. Осенью я был откомандирован сюда его светлостью с особой миссией, разглашать которую не имею права. В моем распоряжении был сформированный в Тримейне военный отряд под командованием лейтенанта Клаттербака – возможно, вам знакомо это имя. К сожалению, в этот период в Тримейне разразилась смута, о коей, вероятно, уже известно в других провинциях, иначе бы вас здесь не было. Смута была организована преступным сообществом, известным как Дорога Висельников. И, что самое прискорбное, ее поддержали некоторые карнионские промышленники. Из-за их предательства мы попали в ловушку, лейтенант Клаттербак и значительная часть моих солдат погибли. Но нам удалось сохранить часть сил, затем к нам примкнули те, кто не желал поддерживать убийц и предателей. Означенные же преступники с Дороги Висельников засели на руднике, каковой мы и осаждаем.
Офицер уже не смеялся, слушая Отто-Карла.
– У вас есть документы, удостоверяющие, кто вы есть?
– Увы, нет. Все погибло, когда мы были захвачены злодеями, от которых с трудом вырвались. Но здесь находятся люди из отряда Клаттербака. Вы и отсюда по виду отличите их от простых горняков. Они подтвердят мои слова. – Чувствуя, что это заявление возымело действие, Отто-Карл постарался развить успех: – И это еще не все! Рядом со мной – благородная дама из Нессы, доверенное лицо адмирала Убальдина. Она расскажет вам о прочем.
Маджента, стоя возле Отто-Карла, внимала каждому его слову и в должный момент приосанилась, откинула капюшон, встряхнула кудрями и бросила на офицера проникновенный взгляд. К сожалению, она не была уверена в достигнутом эффекте, ибо в последние недели была лишена элементарных удобств, без которых гибнет красота.
– Маджента ди Кабра из Нессы, – представилась она, решив, что «Аглавра» в данном случае не годится. Хорошо хоть, простуда не повлияла на голос (Мадженту мучил насморк) и тот звучит чисто и в нужном тембре.
Офицер откашлялся. Возможно, ему было неловко, что он не распознал благородную даму, а может, он просто удивился.
– Лейтенант Бокехирн из императорских аркебузиров. Какого черта, сударыня, вас занесло в эту компанию?
– Как уже поведал этот дворянин, я представляю здесь особу великого адмирала Убальдина. Он давно подозревал, что в Открытых Землях зреет заговор с целью отложить их от империи. Здешние промышленники вступили в сношения с врагами государства, теми самыми преступниками, с которыми адмирал ведет беспощадную борьбу на северном побережье. Чтобы добыть доказательства этого сговора, адмирал послал меня и еще одного верного человека. И адмирал оказался прав!
– Вы что-то путаете, мадам. Именно здешние промышленники приложили силы, чтоб нас перевели сюда с Южного пограничья. Эти… как их… Роуэн и Куаллайд.
Замечание пришлось как нельзя более кстати. Маджента совсем было собралась обличить Роуэна как главу заговора. Но при таком раскладе это было бы преждевременно.
– Вы не знаете, лейтенант, всего коварства этих преступников, – сказала она. – Возможно, некоторые уважаемые люди были вовлечены в заговор обманом или угрозами. Во всем виновата эта ужасная Дорога Висельников, а из ее прислужников – Сайль Бенар, мерзкая негодяйка, порочная до мозга костей. Это она подтолкнула людей на руднике к вооруженному мятежу!
– Женщина? – с недоверием переспросил Бокехирн.
– На самом деле Дорога Висельников держит за стенами целый отряд, – уточнил Отто-Карл, – и у него несколько главарей. Эта женщина – лишь одна из них. Умоляю вас, господин лейтенант, объединим наши усилия и сметем это гнездо порока и преступлений!
Бокехирн не сразу поддался на уговоры. Отто-Карл не вызывал у него особого доверия, но сам он был чужаком в Открытых Землях и расположения здешних сил не знал. Прежде до него доходили какие-то смутные слухи о Дороге Висельников, но он не склонен был относиться к ним серьезно, полагая, что это байки, какие для развлечения рассказывают в походе у костра. Но осаждавшие дружно утверждали, что Дорога Висельников существует, составляют ее самые отпетые злодеи со всей империи и вот именно они захватили рудник Траудета. Наемники Клаттербака подтвердили рассказ Ивелина («Говорите, что я здесь главный, и все останетесь живы», – пообещал он им). Даже Пупар вынужден был, скрипя зубами, точнее, тем, что от его зубов осталось, поддакивать Отто-Карлу.
На руднике не понимали, что происходит и почему прибывшие к ним на помощь солдаты не уничтожают бандитов. Связаться с Бокехирном у них не было возможности, они бы не докричались.
И Бокехирн решился. Предприятие не представлялось ему сложным. Ну и что, что рудник не могли взять раньше, – от этой публики многого ждать не приходится. Людей у него было достаточно, чтоб справиться с толпой бунтовщиков, но он не собирался рисковать ими прежде времени. Сначала пусть пушкари потрудятся проделать брешь в стене. Палисад – не то что каменные укрепления в крепостях Южного пограничья. Особо стараться не придется.
По его сигналу оба орудия грянули по бревенчатому частоколу. И, убедившись, что ядра сделали свое дело, он скомандовал атаку.
Совершенно напрасно.
Вместе с солдатами, готовясь отвести наконец душу, к проломам ринулись и каторжники. И когда огонь полыхнул у них из-под ног, земля взметнулась вверх, и грохот смешался с треском, они шарахнулись назад, налетев на своих союзников, давя их и топча. Те, разумеется, которых не сбила взрывная волна и не спалило пламя.
Соратники Пупара, самые первые, еще от Куаллайда, вспомнили слухи, из-за которых все и началось, и завопили о кобольдах и их мести. Паника задушила атаку.
На самом деле кобольды здесь были совершенно ни при чем. Это была работа Кружевницы. Под ее началом подходы к стене были заминированы на случай внезапного прорыва. Здесь были и пороховые бомбы, и огненное зелье, а запалы под землей уходили под стены. Никто в лагере Пупара не догадывался, что на руднике ведутся земляные работы, а Бокехирн не успел узнать.
Он понял одно – мятежники на руднике оказались гораздо опаснее, чем он предполагал. А рисковать своими людьми попусту не хотел. И приказал отступать.
Осада рудника начиналась по второму кругу.
Проломы в стене они восстановили за ночь. Но боевого духа это не прибавило. Настроение колебалось от уныния к отчаянию. Траудет не больше, чем последний из его рабочих или темная баба-беженка, понимал, почему солдаты встали на сторону противника. Зато понимал: теперь они не выстоят. Одно дело – противостоять толпе каторжников, другое – солдатам регулярной армии. Черт побери! Им не надо даже штурмовать стены. Теперь у них хватит людей, чтобы плотно взять рудник в кольцо и заморить его обитателей голодом.
Однако Бокехирн вовсе к этому не стремился. Его солдатам тоже надо было есть и укрываться от непогоды – наступившая оттепель принесла промозглую сырость.
Чтобы сберечь людей, нужно было выпутаться из положения с наименьшими потерями. В отличие от Пупара, он не горел желанием захватывать рудник. Да и зачем? Но уйти, не наказав преступников, тоже не подобало.
Пока он раздумывал, что делать, судьба послала ему подарок. Через пару суток был схвачен первый дезертир с рудника. Один из охранников Траудета ночью перелез через стену и попытался удрать. Будь здесь только Пупар с каторжниками, ему бы удалось прошмыгнуть, но солдаты его схватили и притащили к своему командиру. Бокехирн продрал глаза – с величайшей неохотой, ибо крепко спал, – и принялся чинить допрос.
Шум разбудил также Мадженту и Отто-Карла – те уже привыкли вскакивать от любого шороха. Так что они подоспели как раз вовремя (или невовремя – это как посмотреть), и допрос получился с комментариями.
Из него Бокехирн узнал, что болтовня о Дороге Висельников – чистая правда, банда, сопричастная ей, находится на руднике и главари ее бывают в доме хозяина. А по части оружия действительно заправляет женщина по прозванию Кружевница. Это она устроила подлянку с минами у стен.
– Вот видите, мадам, – заметил Бокехирн, – вы все же перепутали. Ее не так зовут, как вы сказали.
– Неважно, какие клички она на себя всклепала! Это она! Бомбы этой мерзавки убивали ваших солдат! Нужно ее уничтожить! Отдать на потеху каторжникам, четвертовать, а потом сжечь!
– Ну зачем же, – поморщился Бокехирн. Ему такие крайности были чужды – слишком уж отдавали дамской истерикой. – Повесить ее, вот и весь сказ. – И он снова принялся выспрашивать пленного.
Тот уже расписал во всех красках Пандольфа и Айдена, но Бокехирна больше интересовало, какое касательство ко всему происходящему имеет Траудет. Картина получалась неясная. Из рассказа охранника непонятно было, является ли Траудет и впрямь бунтовщиком или это какие-то местные разборки между хозяевами шахт и их рабочими.
Но это можно было проверить.
На следующее утро перед воротами появился парламентер. Палази Траудету, обвиняемому в поддержке бунтовщиков, был предъявлен ультиматум.
Если Траудет согласится выдать властям наиболее опасных преступников и зачинщиков беспорядков, а именно: Пандольфа с Дороги Висельников, Айдена-каторжника и Сайль Бенар по прозвищу Кружевница, а также возместить ущерб, причиненный им, Палази Траудетом, и его сообщниками путем злостного сопротивления представителям императорской армии, как деньгами, так и провиантом, то его вина будет прощена.
Если он будет упорствовать, то рудник будет уничтожен, а все, кто впредь окажет сопротивление солдатам лейтенанта Бокехирна, будут казнены без суда.
Палази Траудет выслушал все это, стоя на стене, с каменным лицом.
– Сроку на размышление – до захода солнца! – крикнул парламентер.
(Бокехирн сначала подумал – не дать ли сроку до утра, но потом решил: не велика птица этот Траудет, и вообще, очень хочется заночевать под крышей.)
Народа у ворот, с трепетом внимавшего парламентеру, собралось немало. Но когда Траудет обернулся, ища взглядом тех, кто перечислен в ультиматуме, то не увидел никого из них.
Приказав немедленно разыскать Пандольфа, Траудет отправился к себе домой. Где этого самого Пандольфа и обрел. Причем никто из слуг не видел, как тот вошел, и хозяина не предупредил. Так что, узрев в гостиной Пандольфа, сидящего за пустым столом, Траудет едва не получил удар. Но справился с собой, не заорал, а сел напротив. В горле пересохло, но поблизости не было ни кувшина, ни бутылки.
– Выдать нас хочешь?
Этот вопрос, поставленный в лоб, не позволял увиливать. Только оправдываться.
– Ты же слышал! Иначе они всех нас перебьют!
Пандольф промолчал.
– Ты знаешь, я тебе не враг. И прочим тоже. Но вы сами виноваты. Если б не вы, на нас бы не напали! Это ты меня во все это втравил! Они ж рудник сожгут! Я свою жизнь за вашу не продам! Не вы бы – так несчастья б нас обошли!
Он забыл, что если бы не Пандольф и его люди, рудник, скорее всего, был бы уже уничтожен. А если и помнил, это уже не имело значения.
Никакого.
Пандольф перегнулся через стол.
– Я знал, что ты нас предашь, Палази Траудет. – Он смотрел собеседнику прямо в глаза. – Предашь и продашь, как только на тебя надавят. Так что напрасно ты не выпустил каторжных, когда тебе предлагали. Айден сейчас в бараках, и он им такого напоет, что мало тебе и твоим охранникам не покажется.
– Мы ворота откроем! Они вас из пушек расстреляют! Не помогут вам ваши деревяшки…
Пандольф снова откинулся назад, опершись на спинку стула.
– И с этим не торопись… Ты же позволил Кружевнице по пустым штольням шастать… пороха ей выдавал вдосталь. Ей, знаешь, стоит только пальцем шевельнуть, чтоб весь твой рудник разнести к чертовой матери.
– Врешь!
– Хочешь испытать?
– Вам самим тогда не выжить!
– Зато помрем, как сами хотели. И вас собой прихватим.
Пандольф не врал. Но он от всей души надеялся, что до крайности не дойдет. Если Траудет дрогнет, они смогут вырваться с рудника. И, дай Бог, пробьются сквозь солдат. Он не боялся смерти, но умирать вовсе не хотел. Айдену и Кружевнице терять нечего, а у него семья (Пандольф редко о ней вспоминал, но это был как раз тот случай).
Но и Траудет не собирался сразу сдаваться. Даже если Пандольф говорит правду, рассудил он, Айден и Кружевница не совершат своих разрушительных действий без его приказа. Уничтожить Пандольфа – и можно будет вздохнуть. А лейтенант, хочется верить, не обидится, если Пандольфа ему доставят не целиком, а по частям. Голову – отдельно.
– Если ты задумал кликнуть охрану (именно это Траудет и задумал), то учти – у меня в руках пистоль и направлен он тебе в брюхо, – сказал Пандольф. – Выстрелить успею. Потом меня, правда, повяжут, но ты этого уже не увидишь.
– Сволочь ты…
– Какой есть.
– Так что же делать?
– Выпустить нас. Всех. С оружием в руках.
– Вас же перебьют!
– Это не твоя печаль. Если такое предложение не устраивает – думай. До вечера еще есть время.
Пандольфу и в самом деле хотелось, чтоб Траудет нашел какой-нибудь выход. Он был приучен выживать, иначе бы не продержался столько лет на Дороге. Но прирожденным интриганом и дипломатом вроде Воллера не был. И сознавал это.
А тем временем судьба этого дня еще не закончила вывязывать замысловатые узлы.
Бокехирну, ожидавшему известий с рудника, доложили, что приближается еще один отряд. Он не сильно обеспокоился – предположил, что из Карнионы прибыло подкрепление. И все же, как человек дисциплинированный, велел своим занять оборону и взять оружие на изготовку. Тем более что по мере приближения стало видно – к императорской армии прибывшие вряд ли принадлежат. Но и на публику из компании Пупара они не были похожи. Скорее уж наемники. Не достигнув расстояния выстрела, они остановились, и из рядов выехал человек, направляясь к лагерю осаждавших.
И когда Бокехирн увидел, кто это, он побежал ему навстречу.
– Капитан! – орал он. – Ты жив! – Добежав, он отпыхнулся. – А я слышал… – Он замолчал. То ли дыхание осеклось, то ли не хотелось распространяться, что он слышал.
– Жив, как видишь. Ты как здесь?
– Нас из пограничья перевели. Парламент Карнионский. Капитаном теперь Менд, его пока что в Крук-Мауре оставили, до тех пор пока из Тримейна другую роту не пришлют. Да что там! Барнабитов убрали из Крук-Маура, кавалера Фусбера под суд хотели отдать, вроде как он рахманам продался, еле-еле его Великий Приор отмазал… Загубили гарнизон… эх! С тех пор, как ты…
– Я не о том, Бокехирн. Что вас сюда бунтовщиков усмирять прислали, это ясно. Так какого дьявола ты с теми бунтовщиками спелся? Помнится, ты ткачей в Карнионе подавлять не желал, так тут тебе не ткачи, а каторжники.
– Погоди, капитан… Мне сказали – бунтовщики там, на руднике. Дорога Висельников какая-то… – Бокехирн нахмурился. – А ты сам… – Он не решился довести вопрос до конца, но Сигвард его понял.
– Я в охране Роуэна. Слышал про такого? Или тебе грамоту показать? У меня есть.
Отто-Карл не отрывал взгляда от Бокехирна и Сигварда, хотя глаза болели от резкого февральского солнца и напряжения. Он не слышал, о чем они говорят, но догадывался – веллвудовский ублюдок сейчас с легкостью разрушит все, что Ивелин с трудом построил.
Оставался единственный выход… ни стилетом, ни шпагой ублюдка было не достать, а вот пуля…
Он обернулся к наемникам. Они его знали, они признали его главным – они сами так сказали. И еще они были вооружены мушкетам.
– Стреляйте! Стреляйте в него – это приказ!
– В кого?
Отто-Карл недоумевал. Как можно быть такими придурками? Неужели не ясно, кто их враг?
– В того, который на коне! Он сейчас уговорит лейтенанта нас всех убить!
Ближайший наемник поднял мушкет, прицелился… и не выстрелил.
– Куно, это ты, что ли? – заорал он. – И ты, Мисселден, рожа твоя прохиндейская!
С другой стороны засвистели.
– Привет, парни! Что пялитесь, как мыши на крупу?
– А нам говорили, вас порешили всех! – Наемник развернулся. – Ты что же, сволочь этакая, плел? Будто наших перерезали! А они живы-здоровы, небось при деньгах…
– Да как ты смеешь…
Отто-Карл не договорил. Очевидно, в Открытых Землях ему было предначертано получать прикладом по голове.
– Измена! – откликнулся Пупар. – В ножи, братва!
И на истоптанной мокрой земле завязалась драка между наемниками и каторжниками – жестокая и нелепая.
– Глянь, что у тебя в лагере творится, – сказал Сигвард Бокехирну.
– Непорядок, – согласился лейтенант. И признался: – Только неохота мне своих в это дело мешать. Хоть бы они сами друг друга перебили, все хлопот меньше.
– Не хочешь своих мешать, тут другие есть. Они справятся. – Сигвард скомандовал: – Мейнер, берись за дело. Наемников не трогать, каторжников – бить.
– А ежели сдадутся?
– Тех – вязать.
И охрана Роуэна, в прошлом – ватага Мейнера и отряд Клаттербака, целеустремленно двинулась наводить порядок.
– Эй, ребята, пропустить их! – успел крикнуть солдатам Бокехирн во избежание еще большей неразберихи. – Эх, капитан, не лезь ты туда. Без нас управятся.
Сигвард и сам это понимал. Тем временем к нему подъехали еще три всадника – благоприличный господин, похожий на ученого, носатый южанин и пожилой монах, неловко сидевший на муле.
– Это еще кто? – подозрительно спросил Бокехирн.
– Позвольте представить вам знаменитого мэтра Перегрина, – сообщил южанин. – А это вот брат Форгал из монастыря Святой Евгении.
– Они что, тоже из охраны Роуэна? – недоверчивость Бокехирна усугубилась, ибо имя Перегрина ему ни о чем не говорило.