– Возможно, это ее родственник. А вот насчет того, кто ее подослал… есть два предположения. Скажите, мой друг, вам не случалось привлечь к себе внимание Святого Трибунала?
– Упаси Господи! С чего вы взяли?
– Кое-кто из моих информаторов утверждает, что эта дама… или девица… замешана в доносительстве. Хотя женщины там штатными фискалами не бывают, я не исключаю, что отдельные поручения они исполнять могут. А ваш интерес к мосту в Междугорье мог быть неправильно истолкован…
Джиллиард Роуэн резко помрачнел, но Перегрин продолжал:
– Однако более вероятно, что Святой Трибунал не имеет к этому никакого отношения – у его судей полно забот в больших городах. А патроном нашей красавицы является адмирал Убальдин.
– Ах вот как! Эта водоплавающая сволочь и сюда лапы протянула?
– У меня пока нет доказательств, но Аглавра-Маджента так чувствительно пыталась его очернить…
– Еще бы! Ей даже не надо было особо стараться. Этот вельможный мерзавец хотел подгрести под себя Совет Двадцати Девяти, а я этому воспрепятствовал.
По всему было заметно, что любое злодеяние, какое Аглавра могла приписать адмиралу, нашло бы в душе Роуэна живейший отклик и было бы принято им на веру. Джиллиард и сам спохватился, добавив:
– Если кто и мог заслать ко мне шпионку, так Теренс Убальдин.
– И все-таки она убежала отсюда, не дождавшись вашего приезда. Почему?
– Не знаю. Может, испугалась, что вы, Перегрин, ее разоблачите?
– В таком случае она умнее, чем мне показалось. Или, что более вероятно, человек, именующий себя ее слугой, препоручил ей какое-то другое задание.
Вошел Серк с новым графином вина – в присутствии хозяина пива на стол не подавали.
– А кстати, юноша, – обратился к нему Перегрин, – наша недавняя гостья не оставила никаких указаний, куда она поехала?
– Вообще-то, сударь, она собиралась вернуться через день-другой. Но прошло гораздо больше времени, а ее нет. Признаться, у нас тут никто не расстроился. – Он хохотнул. – Лем, конюх, говорит, что слышал, как этот, с позволения сказать, слуга, поминал монастырь Святой Евгении. Это ж надо быть таким болваном, чтоб туда попереться в нынешнее время! Может, их там уже и прибили…
– А может, и приветили. Но в ближайшее время прибить могут. Я еще не говорил вам, Джиллиард… те люди, с которыми я имел дело, собирались заняться монастырем.
– И отлично.
– Да, но если им повезет… – Перегрин подумал, что Сигвард без зазрения совести убьет Мадженту. Просто в порядке дружеского одолжения Кружевнице. – Сколько трудностей создают женщины! – Он не уточнил, кого из женщин имеет в виду. По всей вероятности, обеих.
Но Роуэну было известно только об одной, и он живо подхватил:
– Да, было бы неплохо допросить эту даму и ее слугу до того, как им перережут глотки. Если они связаны с бандой в монастыре и если те не обычные наемники… Я должен точно знать планы своих врагов и кто эти враги.
– В таком случае я выезжаю немедля. А что до допросов… у меня свои методы.
– Слышал, как же. И знаете что? Если вам повезет выведать что-то заслуживающее внимания – я не только о дамочке, – везите этих пленных сюда.
– Наверное, я так и сделаю. Для моей работы нужны спокойствие и уединение, а в походных условиях этого трудно добиться.
– Договорились. Серк, проследи, чтоб мэтра Перегрина снабдили в дорогу всем необходимым, и передай городской страже, чтоб Перегрина и его спутников впускали и выпускали беспрепятственно. И вели Лему оседлать коня.
– Да, мула я пока оставлю у вас. И часть поклажи тоже. Поскольку, в отличие от нашей Аглавры-Мадженты, и впрямь намереваюсь вернуться.
– Честно говоря, Перегрин, – сказал Роуэн, когда Серк направился исполнять приказания, – мне неловко загружать такого человека, как вы, дополнительными трудами…
– Оставьте. Вся эта нынешняя суета мешает мне в той же степени, что и вам. Ибо отдаляет достижение нашей главной цели. Вы думаете, я позабыл о ней? Нисколько. И чем скорее мы покончим с этими шпионами и головорезами, тем скорее я смогу вернуться к мосту.
…Может, Клаттербак и не блистал сообразительностью, но был не глухой и не слепой. И выразился по поводу того, что Ивелин «спутался с карнионской шлюхой», с истинно солдатской прямотой. Если он думал этим смутить Отто-Карла, то глубоко ошибся.
– Неужели вы считаете, что я делаю это ради собственного удовольствия? – холодно спросил он.
Клаттербак именно так и считал. Сказать по правде, он не понимал, зачем еще нужно спать с женщиной. И не нашелся с ответом.
– А как, по-вашему, еще можно войти к ней в доверие и выведать все, что ей поручено? Где еще женщина будет разговорчивей, чем в постели?
Клаттербак хмыкнул. Возразить, в общем, было нечего.
– Ребята недовольны, – сказал он. – Они тоже хотят поразвлечься.
– Если им так неймется, пусть поищут девок в соседней деревне.
– Здесь поблизости нет деревень.
– Так наведите порядок! Командир вы или нет?
Командир, как же. Клаттербак привык иметь дело с дешевыми шлюхами или деревенскими бабами, и он просто завидует, что другому досталась женщина получше. Однако Отто-Карл говорил правду насчет того, что он стремился выведать у Аглавры подробности ее задания (по крайней мере, он в это верил). И прилагал для этого все усилия. А усилий требовалось больше, чем с какой-нибудь холодной толстомясой дворянкой из Эрденона, которая должна была оплатить торжественный обед для академии «Эордия», или девкой с Канальной, считавшей, лежа на спине, мух на потолке. Он даже не подозревал ранее в себе таких способностей. И вынужден был признать, что у южанок не зря сложилась определенная репутация. Она умела не только пробудить в мужчине силы, но и поддержать их. Проводя долгие часы в келье Ивелина, она немало заботилась о его удобствах, и даже безвкусная стряпня с кухни Хэла, после того как она попадала в руки Аглавры, приобретала определенную пикантность. Так что эти труды были не лишены приятности, совсем не лишены. К тому же они принесли определенные плоды. Она призналась ему, что здесь носит вымышленное имя, и открыла настоящее – Маджента ди Кабра. Поскольку Отто-Карл не разбирался в южных родословиях, она пояснила:
– Ди Кабра принадлежат к числу старых семей. Вы знаете, что это значит?
Он не знал.
– Это что – какое-то южное выражение?
– О да. Такое понятие существует только в Карнионе. Это издавна самые почитаемые семьи Древней земли. Они ведут свое происхождение от коренных жителей Карнионы Прекрасной, обитавших здесь задолго до прихода эрдов и до того, как был заложен Тримейн, тысячи лет назад. В их жилах течет самая чистая кровь, ибо никогда она не смешивалась с кровью простолюдинов. Разумеется, с течением столетий старых семей становилось все меньше, и сейчас их почти не осталось. И, увы, в нынешней Карнионе, где больше всего ценят деньги, старые семьи вынуждены были уйти в тень.
– Они не богаты?
– В какой стране достойные люди бывают богаты? Вернее, их богатство заключено не в деньгах. Старые семьи сохраняют свое влияние… и обычаи.
Последнее слово она произнесла с особым нажимом.
– Обычаи?
– Люди из старых семейств обладали знаниями… совсем особыми знаниями… некогда из-за этого считалось, что они одарены волшебными талантами. В особенности этому обучали женщин из старых семейств. Таков обычай. Вот почему адмирал так старался привлечь меня к своим делам в Открытых Землях.
Конечно, Отто-Карл не мог оставаться в долгу. Он рассказал ей о Веллвудах-Ивелинах, блистательном старинном семействе придворных и дипломатов. О кознях побочной ветви рода, из-за которых Ивелины лишились некоторой части владений. О том, что это не помешало Отто-Карлу возвыситься при дворе и сделаться доверенным лицом канцлера. А возможно – очень возможно, – он займет вскоре еще более высокую должность.
Он нисколько не преувеличивал. Может быть, самую малость приукрашивал действительность. Но не мог же он, в самом деле, допустить, чтоб Ивелины в чем-то уступали ее кичливой южной родне. А связями этой родни надо воспользоваться, непременно надо…
И не только связями. Кое-что в рассказе Аглавры, то бишь Мадженты, зацепило внимание Отто-Карла. Похоже, он нашел свои «тайные знания» там, где и не думал искать. И он их получит. Не зря же он так старался, не зря она не может ни в чем ему отказать.
В крайнем случае он заключит с ней сделку.
И устроит так, что условия сделки будут для него самыми выгодными.
События пошли не совсем так, как предусматривал план. Наверное, это свойство всех планов. То есть поначалу, как договаривались, Сигвард с Мейнером выбрали пять человек, способных осуществить изначальный замысел – перелезть через стену и убрать часовых. Возглавить их должен был все тот же Кремешок. Затем Сигвард и остальные должны были ворваться в монастырь. Прикрытие полагалось обеспечивать Ингозу и Мейнеру. Оба хорошо владели оружием и умели обращаться с гранатами.
Однако лезть на стену не пришлось.
Ночь, выбранная для штурма, благоприятствовала тому, чтоб можно было подобраться вплотную к стенам. Тучи, затянувшие небо, скрывали и луну, и звезды. Только слышно было, как неизменный зимний ветер гуляет в ветвях деревьев. Но затем послышался другой звук. Открылась калитка в воротах, оттуда выбралось несколько человек, и из привратницкой (прибежища несчастного брата Форгала) донеслось:
– Ну, смотри, Джок, ты обещал! Не будет дури – все Клаттербак узнает!
Окошко привратницкой захлопнулось. Покинувшие монастырь – их было шестеро – устремились по тропинке в сторону Галвина.
– Берем сукиных детей? – шепотом спросил Мейнер.
– Пусть подальше отойдут, – ответил Сигвард.
Он велел Кремешку и еще десяти разбойникам следовать за ним, остальные должны были ждать.
Шестеро – беглецов? дезертиров? – поспешали по тропинке, переговариваясь на ходу.
– …а что? Мы типа на разведку пошли… И разве нет?
– А если спросит – почему ночью? Почему не сказались?
– Кто же днем на разведку ходит. А потом, он сам разрешил. Сказал, пусть ищут себе девок в ближайших поселениях. А ближе Галвина тут ничего нет.
– Нет, парни, как так? Это убоище столичное бабу тянет и винище из поповской заначки хлещет, а нам ни гульнуть, ничего? А там, прикинь, город цельный, там и кабаки есть, и девки…
Похоже, у осатаневших от праведной жизни мужчин создалось несколько превратное мнение о Галвине. Но разочароваться в своих представлениях они не успели, их повязали гораздо раньше. Как только Сигвард решил, что шум не услышат в монастыре. Выстрелы – те услышали бы точно, но нападение свершилось так быстро – и Сигвард не зря людей взял побольше, – что никто из шестерых (мушкеты, правда, были только у трех), выстрелить не успел. Убивать без необходимости он не велел. Впервые представилась возможность узнать, с кем свела их судьба, и грех было бы такой возможностью пренебречь.
Тот, кто подначивал остальных, – его и звали Джок, сообразив, что сразу не прикончат, начал было хорохориться.
– Ты, морда заводская, на кого лапу задираешь! – Очевидно, он счел, что Сигвард – охранник кого-то из здешних промышленников. – Мы его светлости канцлера личное поручение выполняли… стало быть, все законно, вам же хуже будет.
– Канцлера? Или, может, императора самого? Кремешок, покажи этому придурку, чей здесь закон.
– Сейчас, только пасть заткну, а то орать будет, – бодро откликнулся разбойник, разматывая с шеи пропотевшую тряпку, служившую ему шарфом.
Он отнюдь не был намерен шутить и честно изготовился перерезать Джоку глотку. Джок это тоже понял, но сказать уже ничего не мог – рот был забит. Заговорил другой, более осторожный («а почему ночью?»), прикинув, что если от Джока ничего не добьются, то примутся за него. Следом запели и остальные, включая Джока, справедливо рассудившего, что при таком раскладе молчать нет никакого смысла.
И Сигвард услышал немало интересного. Хотя вроде бы и нелепого.
Вернувшись к Мейнеру, он решил внести некоторые изменения в первоначальный план, что остальные восприняли с энтузиазмом. Ясно было, что хотя бы один человек у ворот бдит, хоть бы и в мечтах о «южной дури». Этим и решили воспользоваться.
Кремешок поскребся в окно привратницкой.
– Это я, Джок. Слушай, тут дело такое… купеческий обоз на дороге, надобно вернуться…
Привратницкая монастыря с недавних пор явно стала несчастливым местом. Кремешку не удалось перерезать горло Джоку, но с охранником у ворот он не сплоховал. Далее он открыл ворота, и разбойники просочились внутрь.
Но, как и предвидел Сигвард, повторить операцию «без единого выстрела» не удалось. Наемников взять врасплох было труднее, чем монахов, и оружие у них было под руками. Одно хорошо – Сигвард примерно представлял, где и что там находится. Отчасти по памяти (и рисунку Кружевницы), отчасти по тому, что наболтали пленные. Он знал, что большинство монахов заперто в погребе и, следовательно, не пострадают, если только не начнется общий пожар (впрочем, его это не слишком волновало). Что Ивелин занял настоятельские покои и там же ночует Маджента. Эту пару желательно было извлечь. Сие он препоручил Кремешку, уже доказавшему свою сообразительность. А пока что надо было заняться делом.
Оружием людей Мейнера были по преимуществу тесаки, дубинки, длинные ножи – весь обычный разбойничий арсенал. Имелись арбалеты, но в рукопашной от них было мало толку. Огнестрельного оружия существенно недоставало, а то, что было, уступало в эффективности тому, чем был вооружен отряд, именовавший себя «канцлерским», – Сигвард видел трофейные мушкеты. Будь дело днем и на открытой местности, нападавших бы просто смели. Но темнота и внезапность сделали свое дело, а в узких коридорах с мушкетами не слишком развернешься. И все же те, кто успел опомниться, сумели прорваться во двор и, вероятно, смогли бы проложить дорогу к воротам, если б там не поджидали Ингоз с Мейнером. У карнионца наконец появилась возможность испробовать новые гранаты, и он воспользовался ею сполна. Хорошо, что у него был не весь запас, иначе б он его извел, а фейерверк было бы видно даже в Галвине. Мейнер был осторожнее – ему пожар там, где еще оставались его люди, вовсе не был нужен.
Сигвард видел это, стоя у главного входа. И захваченный мушкет, и собственный пистоль уже были разряжены, и не зря – теперь пришлось браться за меч. Благо при взрывах гранат стало заметно светлее и перепутать своих с чужими можно было не опасаться.
Давненько не слыхал он такого грохота. Недавние недоразумения с охранниками Куаллайда проходили с меньшим шумом. Но пальба, крики, треск и гром не помешали Сигварду расслышать подбежавшего Кремешка:
– Нету там никого! Пусто в настоятельских! Ни мужика, ни бабы!
– Спрятались, значит. Ищи!
– Да как я их узнаю?
– Баба здесь одна!
Как выглядел нынче Отто-Карл Ивелин, Сигвард понятия не имел и вовсе не предполагал, что тот будет держаться возле своей подруги. Ничего, главное – не выпустить никого отсюда, а там найдется. Сейчас нужно было справиться с другими проблемами.
У атакованных было две возможности – забаррикадироваться внутри монастыря и держать оборону либо, положившись на численный перевес, сомкнуться и снова попробовать пробиться наружу. Они предпочли вторую. На сей раз напор был отчаянней, чем прежде. Сигвард едва увернулся от удара долговязого и жилистого предводителя наемников, смахивавшего на обитателя тримейнских трущоб, принаряженного в приличный кафтан. Это оказалось не единственной его примечательной особенностью. Его манера драться весьма напоминала знакомые с детства «несские пляски». Для уроженца Тримейна это было совсем нехарактерно. Но следовало не гадать, где… – как же этого парня называли? Клаттербак – научился карнионскому единоборству, а отвечать по существу.
Когда-то, много лет назад, Наирне рассказывал Сигварду, что «несские пляски» возникли в портовых городах Юга из матросских драк. Тамошние моряки махались с чужеземными, по преимуществу с эрдами. А эрды чаще бывают тяжелей и мощней худых и подвижных карнионцев. «Мясом давят», – пояснял Наирне. Вот и выработались приемы с подножками да подсечками, рассчитанные на то, чтоб свалить более тяжелого и крупного противника да отпинать его от души. А ежели с ног собьют тебя самого – так не вставая, теми же ногами врага – и в брюхо, и в пах, и в челюсть. Потом эти приемы оценили солдаты и соединили их с фехтовальными. Правда, это в основном касалось тех, кто служил в пограничных ротах. Столичные военные брезговали – как можно-с, это подло, ногами и по ногам бить! Однако, судя по Клаттербаку, на офицеров из простонародья это представление не распространялось. Одними «несскими плясками» опытного фехтовальщика не одолеть, но вот кто сам с клинком в руке и «плясовую» ведет, тот вдвойне опасен.
Сигварду помогло то, что сам он был похож на карнионца еще менее, чем Клаттербак. Тримейнский наемник счел его за одного из тех выучеников императорской гвардии, что могут виртуозно владеть клинком и только клинком – в классической стойке, а уклоняться – ни-ни. Так что ни сбить Сигварда, ни поразить его мечом Клеттербаку не удалось. Попытка новой подсечки – а вот ответной он никак не ожидал и уж тем паче не ожидал, что противник будет так же сочетать «несскую пляску» с боем на мечах, причем умеет делать это лучше.
Когда острие клинка Сигварда ушло под подбородок Клаттербака, народу во дворе существенно прибавилось. Грязные, изможденные монахи высыпали наружу. Довольный жизнью и собою, брат Панкрас едва ли не приплясывал на пороге. Поскольку захватчикам стало не до охраны погреба, он сшиб замок и выпустил своих плененных собратьев. А те, хлебнув вольного воздуха после вони и сырости, на время позабыли и преклонные лета свои, и хворобы старые и приобретенные, а главное – присущую их званию кротость и бросились (либо заковыляли) сводить счеты с обидчиками. Не зря говорят, что воздух свободы пьянит, ибо решиться на такое можно было только во хмелю. Супротив крепких, хорошо вооруженных наемников, пусть даже утомленных предшествующим боем, – монахам, погрязшим в мирной жизни и ослабевшим от голода, в большинстве – немолодым и вместо оружия похватавшим что под руку подвернется – от скамеек до кухонной утвари. Однако ж они это сделали, внеся свою лепту в общее побоище.
Оказавшись меж разбойников и озверевших чернецов, наемники несколько поутратили боевой задор – чему способствовала и гибель их предводителя. Но в сполохах от взрывов и выстрелов (а кое-кто из монахов догадался вытащить и зажечь светильники) Сигвард не мог разглядеть настоятеля.
Он появился вовсе не с той стороны, что остальные монахи. И не по своей воле. Его выволокли.
У входа в монастырскую церковь стоял невесть откуда взявшийся человек в простеганном кафтане и таларе хорошего сукна, бледный (или так казалось ночью в отблесках огня), с негустой бородкой. Он цепко держал отца Джеремию в отнюдь не дружеских объятиях, приставив стилет к его горлу. И, перекрывая общий шум, крикнул:
– Пропустите меня, или он умрет!
Теперь в замешательство впали уже монахи. Они привыкли почитать настоятеля, и зрелище угрожающей ему опасности поколебало их воинский дух. Почувствовав их настрой, Отто-Карл – а это, разумеется, был он – продолжал:
– Расчистить дорогу! И вывести коня! – Для наглядности он кольнул старика стилетом так, что тот охнул.
Однако во дворе было слишком много людей и слишком мало света. Отто-Карл не мог охватить взглядом всех и не заметил Кремешка, подобравшегося к нему сзади. Расторопный разбойник держал в руках трофейный мушкет и угостил прикладом Отто-Карла по затылку. Тот рухнул, выпустив настоятеля.
Сигвард шагнул к Ивелину, чтобы взглянуть, жив ли он, но тут кое-что отвлекло его внимание. Вернее, кое-кто. Монашек, пробиравшийся мимо упавшего Отто-Карла и красовавшегося перед соратниками Кремешка. Нечто в фигуре и походке чернеца заставило его насторожиться. Он прыгнул вперед, цапнул монаха за капюшон – из-под которого при этом выбились черные кудри. Довольно хмыкнул:
– А, вот это кто…
Женщина, превратно истолковавшая его замечание, произнесла самым проникновенным голосом, какой можно представить:
– О сударь! Я вижу – вы благородный человек! Спасите меня, и благодарность моя будет безмерна!
Сигвард вытащил из-за пояса пистоль.
– Могу оказать услугу – пристрелить, пока сюда не добрались мои приятели. – Затем он с досадой вспомнил, что не успел перезарядить оружие, рубить же девицу мечом было как-то неприятно. Вдобавок он обещал Кружевнице – доносчица должна узнать, за что ее убивают. – Привет от Сайль Бенар, Маджента.
Он разжал руку, державшую капюшон. Маджента не успеет убежать, прежде чем он выстрелит.
Она и впрямь не успела, хотя и отшатнулась. Выстрелить Сигварду помешал отец Джеремия, до того пребывавший в оцепенении:
– Не надо! Не стреляйте!
– А вы, святой отец, не вмешивайтесь!
Но настоятель, упорствуя в добродетели, загородил женщину собою, встав перед дулом пистоля.
– Я… не позволю… убивать… сейчас… – Он говорил с трудом. Кровь стекала из пореза, и он, машинально проведя рукой по шее, еще больше ее размазал.
Этого Сигвард никак не мог понять. С какой стати отцу Джеремии вздумалось защищать пособницу врага? Да и против убийств поднимать голос было поздновато. Объяснять это настоятелю он не собирался, просто намеревался оттолкнуть того с линии прицела.
Не дожидаясь, пока священник примет грудью предназначенную ей пулю, Маджента кинулась прочь, подхватив рясу, чтоб не путалась в ногах. И попала в объятья человека, целенаправленно пробиравшегося по двору от ворот. А ворота, вопреки приказу Сигварда, оказались открыты.
– Кажется, я вовремя, – сообщил Перегрин. – Капитан, прошу вас, не стреляйте.
– Да что вы как сговорились! – с досадой сказал Сигвард.
Ингоз, впустивший Перегрина, переминался у ворот, ожидая развития событий.
Маджента, всхлипнув, вцепилась в мага.
– Господин Перегрин, спасите меня от этого чудовища!
– Безусловно, дорогая моя, безусловно. – Он повысил голос так, чтоб и Сигвард мог слышать. – Тем более что Джиллиард Роуэн, с которым вы так жаждали встретиться, прибыл и ждет вас.
Сигвард опустил пистоль. Допрос – это был довод, это он понимал. А Перегрин, прежде чем Маджента успела спохватиться, быстро развернул ее и скрутил ей руки, для чего извлек невесть откуда прочный шнур, наподобие тех, какими в Зохале душат провинившихся царедворцев.
– Вот увидите, все еще разрешится ко всеобщему удовольствию, – мягко проговорил он. Остальные были вольны толковать его слова как угодно.
Отец Джеремия, кряхтя, склонился над упавшим, перевернул его.
– Жив? – осведомился Сигвард.
– Да, только оглушен.
Обретавшийся рядом Кремешок готов был это исправить, но Перегрин остановил его.
– Это и есть человек, называвший себя Ивелином?
Настоятель кивнул – не подумавши, какую боль это ему причинит, и едва не зашипел.
– Он… но командовал другой… – Отец Джеремия обвел взглядом двор, где затухало сражение. – Не вижу его…
– Не этот? – Сигвард указал на убитого «плясуна».
– Да. – Настоятель почему-то удержался на сей раз от осуждения смертоубийств.
Перегрин тоже решил, что тут ничего уже не поделаешь.
– Этот мне тоже нужен для допроса, – он указал на Ивелина, – а с остальными поступайте как знаете.
Ближайшее время ушло у Сигварда на это самое «как знаете». Бой был выигран, и к рассвету все стихло. Оставшиеся наемники сложили оружие, и нужно было решать, что с ними делать. Для начала под радостное гиканье и гыканье монахов (что со стороны святых отцов было несколько неприлично) их загнали туда, где монахи недавно находились. В дальнейшем их можно было перевешать без суда за нападение на святую обитель, но Сигвард с этим не торопился, подозревая, что вернувшийся Роуэн предпочтет прибрать бесхозных парней к рукам.
Людям Мейнера пришлось исполнять несвойственные им роли охранников. Впрочем, это их скорее развлекало, чем возмущало. Вдобавок образовалась возможность провести сколько-то времени под крышей и в тепле. Зимой постоянно мыкаться по лесу даже при здешнем мягком климате не слишком приятно. Вдобавок были раненые, были и убитые – и с той и с другой стороны. И нужно было позаботиться и о тех и о других. Монахи занимались этим, хотя еле двигались от усталости. Сильные чувства, захлестнувшие их после освобождения, сошли на нет, а вместе с чувствами отступили и силы. Разбойники были повыносливей, но тоже притомились, и Сигварду пришлось найти тех, кто пободрее и мог бы нести стражу, иначе бы все немедля завалились спать.
И поговорить с Перегрином он собрался, когда уже вовсю светило солнце. Но сделать этого не пришлось.
– А уехал он, – сообщил сонный Кремешок. Он сидел у ворот, прикладываясь к кувшину с пивом… оказывается, наемники вылакали не весь запас. – Уехал и бабу с собой забрал, и того хмыря, которого я по башке шарахнул. Поперек седла загрузил, как куль, и увез…
– Что, один?
– Зачем один? С этим парнем, с Дороги… И еще с ним пара мордоворотов была. От Роуэна, он сказал. Он и поехал к Роуэну, в Галвин. И тебе велел сказать, чтоб приезжал, как освободишься. Сказал, тебя пропустят.
Услышанное не порадовало Сигварда. Маг и его работодатель провели всех. Заставили потрудиться на себя, а сами сняли сливки…