Ясно было, что на Соборной площади яблоку негде будет упасть – если бы кто нашел в Тримейне яблоки в это время года. Матфре даже не пытался конкурировать с таким зрелищем. Он собирался представлять со всей труппой на улицах и площадях, но в день казни решил дать себе и другим отдых. Во дворцы и дома богатых бюргеров в нынешний приезд Мафре не совался.
– Где твоя сестра, убивец? – рычал он на Джареда. – Без ножа ты нас зарезал, лучшую актрису отобрал. Виданное ли дело – Дагмар играть не хочет! Кабы я знал, что так выйдет, я бы тебя к Дагмар на арбалетный выстрел не подпустил. А раз так – пусть твоя сестра нас выручает! Где она?
Где она, Джаред и сам хотел бы знать. Но последние дни Бессейра как в воду канула. И, услышав в гостинице о возвращении Кайрела Рондинга, догадался о причине: Бессейра все еще переживает испытанное унижение. Насмешка судьбы. Зимой, опасаясь за жизнь Бесс, Джаред изо всех сил пытался воспрепятствовать ее встрече с Кайрелом, а теперь, когда ее жизнь вне опасности, она сама избегает с Кайрелом встречаться.
А смотреть казнь они все-таки пошли. Причем захотела этого именно Дагмар. Джареду, после того, что было явлено ему в видении – и того, что вместе с ним увидел и вспомнил Поссар – смотреть, как умирает тело дважды доктора не было никакой надобности. Но Дагмар, для которой Лозоик Поссар был виновником всех ее несчастий, обязана была чувствовать по – иному.
Казнь была назначена на утро, но служители закона проявили редкостную дальновидность, доставив повозку с осужденными на площадь еще до рассвета. Иначе непременно возникли бы затруднения из-за многолюдства собравшихся. Прокладывать дорогу в такой давке себе дороже, хорошо, если без смертоубийства обойдешься. Зрители облепили крыши окрестных домов, наиболее рисковые уселись на карнизах. Джаред и Дагмар не сумели найти места, откуда было бы видно поприличнее, и жались в задних рядах. Приходилось полагаться скорее на слух, чем на зрение – ближние зрители передавали что происходит, дальним. Многие откровенно завидовали придворным господам, которые наслаждаются зрелищем, не покидая дворца. Правитель не вышел на балкон, однако Джаред не сомневался, что за казнью он наблюдает. У него были причины ненавидеть Поссара, как ни у кого на свете. И, представ в глазах Тримейна судьей милостивым и беспристрастным, он наслаждается своей местью.
Казнь, как водится, задерживалась, и горожане, чьи головы напекло солнце, начинали потихоньку звереть. Вдобавок, и осужденный обманул их ожидания. Злой колдун обязан либо во всеуслышание каяться в своих прегрешениях, и умолять о прощении Бога и людей, либо изрыгать проклятия и богохульства, стращая детей и беременных женщин, которым бы дома сидеть, а они непременно на такое зрелище являются.
Поссар, сгорбившись, сидел в повозке, не обращая внимания на летевшие в его сторону ругательства. Полетели бы и камни, да стража мешала. Рядом лежало чучело, изображавшее отсутствовавшего Райнера. Джаред понятия не имел, почему правитель, прекрасно знавший, что «парень с мандолиной» убит, и давно гниет в безымянной могиле на Севере, предпочел представить дело таким образом. Оберегал ли он Бесс от обвинения в убийстве? Или просто счел, что одного осужденного на костер мало, и нужно добавить хотя бы чучело?
Виселицу поставили на площади особую – не чета тем, что были предназначены для преступников заурядных, которые поболтали ногами в петле – и конец. Эта была выше, с перекладины свисали цепи, а под ними сложены вязанки дров. И соседи Джареда по толпе деловито рассуждали, как правильно их сложить – слишком высокий костер взгромоздить – осужденный сразу сгорит, слишком низкий – огонь долго будет только пятки лизать.
Двойная казнь – через повешение и сожжение – не столь редка, и имеет несколько градаций. Считается, что повезло, ежели вздернут за шею в веревочной петле. Приговоренный быстро кончается, и горит уже мертвым. Хуже, если петлю продевают под мышками. Тогда мучения длятся, пока веревка не прогорит, и казнимый не рухнет в огонь. А самое мучительное, когда вешают на цепи в железном ошейнике. Тут всякое бывает, такой пляс в воздухе, что нигде больше не увидишь. Само собой, подобных казней публика всегда ждет с особой жадностью и любопытством – что сотворит очередной злодей.
Казнь началась, когда толпа уже начала терять терпение, и действо было встречено приветственным ревом. Джареду и Дагмар издалека не были видны приготовления, за которыми со страстным любопытством следили передние ряды, но они смогли разглядеть, когда тело закачалось на цепи.
– Вот и все, – беззвучно сказал Джаред. – Вот и все…
Он поторопился с суждением. До определенного мгновения Поссару, казалось, все было безразлично. Может быть, он, как его фамулус, хотел умереть, пусть и по другой причине. Но когда пламя стало лизать его ноги, а ошейник впился в шею, он почувствовал, что есть боль хуже той, когда муравьи вгрызаются в сокровенные части тела. Руки ему, после того, как застегнули ошейник, развязали, и он, вскинув их, вцепился в цепь, пытаясь подтянуться вверх. Не он первый такое проделывал, не он последний, один негодяй, ставший из-за своей удачи почти легендарным, сумел по цепи добраться до перекладины виселицы и вскарабкаться на нее(правда, эта удача стала последней в его жизни, поскольку палач сковырнул его с перекладины багром). Поссару этого не удалось, и ликующая толпа сквозь языки пламени следила за тем, как человек в ошейнике дергается, хватаясь за звенья цепи, с каждым рывком удушая себя. Слышались крики «Пляши, пляши!» Особенно громко вопил маленький, бледный, лысый человек в первом ряду. Он занял место у костра еще с вечера, и теперь мог наслаждаться зрелищем во всей красе.
– Пойдем отсюда, – сказала Дагмар.
Джаред не стал спорить. Они с трудом пробились сквозь желающих досмотреть представление до конца (в огонь как раз кинули куклу – Райнера), и побрели прочь. Близлежащие улицы пустовали, и Джаред решил, что сегодня они для разнообразия пойдут по Королевскому мосту. Нынче там обычной толчеи не предвидится.
Лицо Дагмар было печально, но если бы он светилось торжеством, подумал Джаред, он бы сильно огорчился. Словно в ответ на его мысли Дагмар произнесла:
– Напрасно я пошла сюда… Он заслуживал смерти… но смотреть на это не стоило.
– Родители девушек, которых он погубил, наверняка так не думают.
– Слава Богу, хоть ты вспомнил о них…об этих девушках… мне он жизнь оставил.
– Тогда при нем не было Стуре. А сам он никого не убивал… И Стуре – тоже жертва. Вот уж взаправду «бил не я, а моя рука».
– Это его не спасет…и несчастные родители порадуются снова – на Виселичном поле. Я тоже думала, что когда справедливость будет восстановлена, мне полегчает. Но умри они хоть сотни раз, Эйнара этим не вернешь.
– А жена принца Раднора его предала, – невпопад сказал Джаред. – Так же, как жена моего бывшего господина, погибшего вместе с Вальграмом.
– У нее были дети?
– Да, двое.
– И у принцессы тоже?
– Целый выводок.
– Вот видишь.
Что она этим хотела сказать, Джаред не понял. Наличие детей оправдывает вдову, предавшую память мужа? Или – «у этих женщин от их мужчин остались хотя бы дети?» Он решил не углубляться.
– Когда все закончится, поедем на Юг. – Уж на Юге-то ей ничего не будет напоминать о Вальграме.
– Да, так лучше…
Но Юг сам напомнил о себе – и в тот же день. Когда они вернулись на Южное подворье с намерением пообедать и отдохнуть, навстречу выскочил хозяин гостиницы и сообщил, что господина Джареда спрашивал самолично господин Кайрел ап Тангвен.
– И он сказал, раз не застал тебя, то ждать не будет, а чтоб ты приходил к нему в дом…
Джаред явно вырос в глазах гостинника. Сам по себе лекарь, может, ничего не значит, но господин Лабрайд с ним знается, а теперь, сказывается, еще и Кайрел ап Тангвен! Но если он полагал, что Джаред, услышав это приглашение, больше смахивающее на приказ, немедля бросится на зов, то напрасно. Он велел подать обед, а после призадумался.
Посещение Кайрела озадачивало. И настораживало. Прежде всего, откуда он узнал, что Джаред живет здесь? Джаред уехал из Эрденона, когда Кайрел находился в Дуэргаре. Они вообще не встречались с того достопамятного вечера в доме наместника… Или он выследил Джареда уже в столице? Время у него было, в Тримейне он уже с неделю. Только Джаред за эту неделю никакой слежки за собой не заметил. Глаз не так устроен. Бессейра бы заметила, а он нет.
Бессейра. Неужели она не выдержала и все-таки повидалась с Кайрелом? Говорят, женщины сильнее любят тех, кто их унижает. У Джареда, исходя из лекарского опыта сложилось прямо противоположное мнение, но …говорят.
Другой вопрос – что ему понадобилось? После той встречи в Эрденоне Кайрел на него крепко зол, и, возможно, считает его предателем. Однако ж, явился сам, не слугу послал… Лабрайд, при всей их дружбе, в Южное подворье не приходил, принимал Джареда у себя. Впрочем, Кайрел тоже ждет его у себя. Только вот зачем? В гостинице что-то болтали, будто бы Кайрела отозвали от наместничества. Бессейра могла бы сказать точно, в чем там дело, но Бессейры нет… Со стороны это выглядит, как опала, однако, насколько Джаред успел узнать Кайрела, тот подобной опале рад, как светлому празднику. Но это не объясняет, что ему нужно от лекаря, связанного к тому же, с его точки зрения, со шпионской службой правителя.
Подумать только, как долго пытались они понять, какое место отведено Кайрелу Рондингу в планах Поссара! И не могли, потому что мыслили верно, а Поссар ошибался. Может, и сейчас происходит нечто в этом роде, только вот кто ошибается?
Или Кайрел просто хочет свести с ним счеты, пусть и с опозданием?
Это Джареда не пугало. После того, что он пережил во время поединка с Лозоиком Поссаром, его мало что способно было напугать. Так что незачем заниматься гаданием. Нужно пойти и узнать.
И последний вопрос – куда?
Эти знатные господа полагают, будто каждый обязан знать, где они обитают. Хотя столичные жители, наверняка, и в самом деле знают…
Джаред спустился и разыскал хозяина, и тот объяснил ему, где дом господина Кайрела. Оказалось, не так далеко отсюда, реку, во всяком случае, пересекать не надо. За монастырем святой Гизелы, на Двухвратной улице, дом именуется Зеркальным…
Про Двухвратную улицу Джаред знал. Раньше она соединяла Карнионские ворота и Южные, те, которые потом замуровали после университетского мятежа. А название дома Джареда удивило.
– Почему Зеркальный?
– Там зеркало изображено. По первости, говорят, настоящее было зеркало, серебряное, а потом потемнело от дождя и снега, и его убрали. Сделали из камня – знаешь, когда не целиком вырезают…
– Барельеф.
– Вот, это самое слово.
Гостинник вывалил на Джареда еще уйму сведений, которые были вовсе ни к чему. Хозяин Южного подворья не упускал из внимания того, что было как-то связано с Югом. Зеркальный дом, рассказывал он, когда-то бывший одним из лучших в этой части города, теперь порядком запустел и обветшал…
– Почему? Мне показалось, что Кайрел ап Тангвен – человек не бедный и не скупой.
– Именно поэтому…
Как выяснилось, Кайл Рондинг, благодаря приданому, полученному за женой, смог перестроить заново единственный свой замок. Вдовствующая госпожа ни Тангвен Рондинг там все время и живет. Не любит она столичной жизни. А Кайрел ап Тангвен там годами не бывает, потому как на службе…
Положив конец трепотне хозяина, Джаред зашел к себе, предупредить Дагмар, что уходит, и застал ее спящей. Это и понятно – сегодня, чтобы успеть на казнь, они поднялись на рассвете. Джаред не стал ее будить, но решил, что к ночи обязательно вернется, что бы ни случилось. Пусть даже эта Двухвратная улица провалится под землю…
Улица оказалась едва ли не самой длинной в этой части города. Но Джаред не торопился. Дни стояли долгие, даже после заката тьма медлила подступать, при том, что совсем светлых, как в Эрде, ночей, здесь не бывало. От майских сумерек в Карнионе столичные вечера тоже отличались. Днем об эту пору на Юге жарко, люди сидят по домам, а к вечеру настоящая жизнь и начинается. Улицы заполняются людьми, кумушки громко болтают, степенные горожане чинно идут в гости, а то перебежками удаляются туда, где играет музыка, льется вино, игральные кости гремят о столешницы… В тримейнских кабаках тоже сейчас пьют и гуляют, и комедианты добывают свой хлеб, утерянный утром во время казни. За счет этой казни, небось, и восполняют. Придумал ли Матфре новую версию «Игры об отрубленной голове» – «Игру о пляске на виселице», например? Вряд ли. Он человек осторожный.
Но все же есть в тримейнских майских вечерах нечто опасное, разнеживающее… этот золотистый свет, размывающий четкие очертания, когда теряешь представление о расстояниях, но это тебя ничуть не тревожит…ты погружаешься в эти теплые мерцающие сумерки, точно муха в мед. Тьфу, придет же сравнение в голову!
Из-за ограды монастыря святой Гизелы слышалось пение монахинь. Джаред помедлил, прислушиваясь. Матфре рассказывал, что Дагмар с успехом представляла роль великомученницы, во имя которой выстроена здешняя обитель. Но Джаред этого не видел. И вряд ли увидит. С тех пор, как к ней вернулась память, Дагмар совсем потеряла интерес к ремеслу, еще недавно составлявшего смысл ее жизни. Она даже петь перестала. Прав Матфре – придется ему искать другую комедиантку. Дагмар свое отыграла. И это к лучшему.
Двухвратная улица сделала очередной поворот, и Джаред увидел большой дом из серого камня, обнесенный кирпичной оградой. От соседних домов его отличала крыша, выложенная не из черепицы, а из пластин дегтярно – черного сланца. Указанный барельеф являл собой отшлифованную прямоугольную плиту, от которой в разные стороны расходились полосы – надо думать, изображающие блестящие лучи. С правой стороны к «зеркалу» подъезжал рыцарь со щитом и копьем. На щите можно было разглядеть, с определенными усилиями, ладью и башню.
Джаред постучал в ворота и назвал свое имя. Открыл не привратник, а вооруженный стражник – один из тех, кто был с Кайрелом в Эрденоне. Еще один скучал у дверей дома. Это наводило на определенные мысли. Однако Джареду никто не препятствовал. И не провожал. Сказали – «господин наверху», и все. Должно быть, людей в доме было немного. А что касается дома, то болтливый гостинник был прав – отсутствие хозяев на нем отчетливо сказалось. Да и в прежние времена, похоже, порядок здесь правили не хозяева, а хозяйки, занимавшиеся домом, пока мужчины сражались. Потускневшие зеркала на стенах (может, одно из них прежде красовалось на фасаде), отражения в которых смахивали на призраки – сворачивая на лестницу, Джаред пару раз шарахнулся, не узнав себя. Обилие ковров на стенах и в проемах – карнионской, местной и еще какой-то работы, не позволявших определить размеры комнат и количество дверей – сколько десятилетий назад в столице господствовала подобная мода? Все выцвело, обветшало, некогда яркие сочные краски – синие, зеленые, коричневые – поблекли до состояния собственных теней… И не по бедности это, а от небрежности. В Эрденоне Кайрел жил в большем богатстве и уюте, хотя дом ему не принадлежал. Может, в этом и дело…
Расположение комнат в господских домах бывало неизменно, и Джаред без колебаний, откинув очередной облезлый ковер, шагнул направо от лестницы. Тут явно было обиталище хозяев, а не хозяек – судя по тому, что вместо зеркал на стенах развешано было оружие – трофеи каких-то давних походов. Уюта, разумеется, это не прибавляло, а безразличие к обстановке наблюдалось еще большее.
Стол, кресло и резные поставцы с серебряными кубками и кувшином как сдвинули к стене, когда последний раз мыли пол, так и оставили. А зачем трогать? Гости сюда не захаживают. Джареда, несомненно, к гостям не причисляют. Хозяину же достаточно и одного кресла. В нем он и сидел, вытянув ноги, и упираясь локтем в стол, повернутый под углом к стене. Может, ему такое расположение мебели о баррикадных боях напоминает?
– Где она? – спросил Кайрел ап Тангвен, едва Джаред появился на пороге.
– Кто? – Джаред был готов к тому, что здесь его встретят без радушия, но все же…
– Твоя сестра. Та, которую ты называл сестрой. Или это было очередное вранье?
– Я тебе не врал. А если не говорил всей правды, так ты и не спрашивал. – Предположим, это было не так, но Джаред не был склонен углубляться в подробности. Он начинал раздражаться. Посмотрел на Кайрела в упор. Тот выглядел злым и усталым, словно несколько ночей не спал. А волосы за год пребывания на Севере потемнели, и не казались такими пегими. Сейчас бы он за «голову, обожженную солнцем» не сошел.
– Скажи – она жива?
– А почему бы ей не быть живой?
– Ее нигде нет. Ни в Старом Дворце, ни в Новом! И никто не может внятно сказать, где она! Я ездил даже к этой дуре Эльфледе, а она на вопрос о Бессейре пустилась в слезы! Все кругом говорят – «уехала в свои владения». Может, в Тримейне такое и сойдет за правду, но я-то знаю, что Финнаун – это всего лишь деревня.
«А у Исдигерда спросить ты не сообразил», – подумал Джаред. – «Впрочем, ничего бы это не дало. Уж тот если от родной сестры скрывает, что служит посыльным между правителем и Бесс…»
– А правитель, которому вы так верно служите, правление свое начал с казни кровного родича. Положим, тот за свои дела смерть и заслужил, но его не из-за них на эшафот отправили, а чтоб возле трона меньше наследников было. И стоял я, когда Раднору голову рубили, возле Йорга-Норберта, будущего владыки нашего, и видел его лицо… Он не посовестится убрать тех, кто ему помог, и кто про него правду – худшую правду знает!
Джаред поискал глазами, где ему сесть, – понял, что приглашения не будет. Но второе кресло было слишком далеко, и вдобавок, повернуто к стене. Вот и спасай этим рыцарям жизнь. Сроду благодарности не дождешься. А еще правителя бранит. Правда, Кайрел не знал, что обязан Джареду жизнью, и что жизни его вообще угрожала опасность.
– Прежде, чем я отвечу тебе, скажи – как ты меня нашел?
– А я и не искал. Еще зимой велел своим людям за тобой приглядеть и доложить мне. А в «Вертограде» ты не скрывал, куда едешь.
Это была уже не беседа лекаря с рыцарем, а разговор шпиона-дилетанта с человеком, держащим собственную разведку. Что ж, будем считать, что Кайрел сквитался с ним за «названого брата» и прочие зимние сюрпризы.
– С чего это тебя вдруг стала так заботить судьба Бесс? – сказал он. – После того, как ты оскорбил ее, хуже, чем последнюю девку…
Договорить он не успел. Его сгребли за ворот и вознесли, не хуже доктора Поссара в петле.
– Значит, ты ее видел? Она с тобой говорила? Отвечай! – Потом, сообразив, что придушив Джареда, он ответа не узнает, Кайрел прекратил трясти его и выпустил.
Вновь обретя почву под ногами, Джаред инстинктивно отшатнулся к окну. Но эта вспышка его не испугала, а разозлила еще больше.
– Да, я ее видел, – сказал он, переводя дыхание. – И после того, что я услышал, у меня нет никакой охоты с тобой откровенничать.
– Она тебе рассказала… Только это все неправда.
– Стало быть, Бессейра мне врала?
– Не она. Я.
Джаред прислонился к подоконнику.
– Что-то я не понимаю, – честно признался он.
– Что тут не понимать… Я не мог допустить, чтоб она осталась. Помнишь, я говорил тебе про свой сон… про убийство…Бессейра – и есть та женщина, которую я убил во сне…должен был убить. Потому что ты твердил, что это не может быть вещий сон, что такой женщины не существует на свете, она не из этого мира, а потом она пришла. Не похожая, а та самая. Она немного изменилась, стала моложе, остригла косу, но все равно, это была она. И когда она сказала, что любит меня, что хочет остаться со мной, я уже знал, чем это кончится. Вещий сон, или прошлая жизнь – неважно, это уже было. Она пришла ко мне, мы были вместе, и я ее убил. Только я решил, что этого не будет. Она не умрет. Но для этого она должна меня возненавидеть. Это правда – я оскорбил ее. И она никогда меня не простит, она гордая… и тогда, и теперь. Но я не подумал, что она может погибнуть и сама, без меня… Поэтому я хотел узнать, что с ней, где она. Я должен убедиться, что она в безопасности.
– А дальше что?
– Ничего. Наверное, вернусь на границу. Это неважно. Главное – знать, что она жива. А я с собой как-нибудь справлюсь. Мне бы только увидеть ее…хоть раз.
– Очень трогательно, – послышался женский голос. – Хотелось бы еще знать, когда именно ты врал – тогда или теперь?
Джаред и Кайрел уставились друг на друга.
Бессейра змеей выскользнула из кресла, повернутого к стене и прошла на середину комнаты.
Джаред , достаточно осведомленный о склонности названной сестры к драматическим эффектам, вышел из оцепенения первым.
– Ты как сюда попала?
– Как все добрые люди – через окно! – отрубила она. И продолжала, явно ерничая. – Стало мне любопытно, что это бывший наместник в Эрде по городу шляется, как неприкаянный. Думаю, послежу-ка я за ним. А он, оказывается, меня ищет. Тут стало еще веселее – он в поисках туда-сюда мечется, а я от него не отстаю. А после того, как он в Южном подворье побывал, я такой замечательной встречи пропустить не могла. Влезла с ограды на крышу, потом в чердачное окно, а оттуда через эти тряпки двигаться было одно удовольствие. И, главное, никто не заметил. Никудышная у тебя охрана, Кайрел ап Тангвен, непонятно, как ты на границе жив остался, что на Юге, что на Севере… И не зря я заявилась, потому что тут решают, как мне жить, и как мне умереть Очень хорошо! Благородней некуда! Сплошное самопожертвование! Сам, небось, слезу умиления пролил! А меня ты спросил, согласна ли я? Хорошо ли мне от твоей жертвы? Нет, конечно, куда как приятней собственными страданиями упиваться. Да с чего ты взял, что тебе непременно суждено меня убить, потому что сон приснился? А если даже и так – лучше умереть от ножа, чем от тоски!
Джаред, позабыв свои личные счеты, решил вступиться за Кайрела.
– Ну и хватит. Не строй из себя обиженного младенца…
Бессейра резко повернулась к нему.
– А ты вообще уйди, брат любимый, названый! Ты уже от великой мудрости влез в это дело, за что потом тебе будет отдельное спасибо. А сейчас уйди, если жить не надоело!
Одного взгляда на нее хватило, чтобы понять: она в страшной ярости, и разгильдяйский тон – лишь притворство. Но долго длиться это представление не может. Лицо Бессейры побелело, губы дергались. Когда она сорвется, тут такое начнется…
Независимо от своей лекарской практики, Джаред успел усвоить: когда женщина начинает скандалить, следует удалиться от нее на предельное расстояние со всей возможной скоростью. Поэтому уговаривать он себя не заставил, а подался к выходу. И вовремя. За его спиной что-то грохнуло с ужасающим металлическим звоном. Похоже, Бессейра свалила поставец с посудой. Хорошо, что она там не стеклянная, не то прислуга умаялась бы осколки собирать. Оруженосец, заслышав топот, шум, рванул вверх по лестнице, а Джаред, воспользовавшись тем, что его не остановили для объяснений, поспешил к двери. К тому времени, когда Бессейра поставит весь дом вверх дном, он желал бы оказаться на другом конце Двухвратной улицы. Судя по деревянному треску, следующее, что полетело об стену – это злосчастное кресло. Последнее, что он услышал, уже на выходе – сдавленные рыдания. Но это было столь невероятно, что Джаред предпочел не поверить своим ушам.
11. Тримейн. Южное подворье. Новый Дворец.
Всю следующую неделю от Бессейры не было ни слуха, но Джаред почему-то не опасался того, что она нашла предсказанную погибель от ножа. А потом она появилась. Была тиха, в глаза не смотрела, и, надо думать, в виде исключения вошла через дверь. Явление это обошлось без лишнего шума, объятий, скандалов и попреков, потому что «Дети вдовы», пользуясь тем, что страсти вокруг тримейнских казней поулеглись, и публика стала восприимчивей к иным зрелищам, отправились на площадь – играть.
– Можно, я у вас тут посижу? – сказала она, поднявшись к Джареду и Дагмар. Устроилась на подоконнике и отвернулась, с подчеркнутым интересом следя, как во дворе собачатся два заезжих мелких негоцианта. «Отдельного спасибо» Джареду не последовало, а он не стал об этом напоминать. Даже Дагмар заметила, что душевное состояние Бесс прямо противоположно обычному, и не задала вопроса о том, как продвигается дело с оправданием Вальграма.
– Что случилось, ты скажешь или нет? – не выдержал, наконец, Джаред.
– Кайрел сейчас в Доме-с-яблоком…
– Зачем?
– Просит у Лабрайда моей руки. – Она сообщила об этом без всякой радости, и, словно извиняясь, добавила: – Я не хотела… какая из меня, с моей-то славой, жена? Но он сказал – если я откажусь за него выйти, значит, я только притворяюсь, будто не верю, что он не убьет меня…что я боюсь остаться с ним на всю жизнь.
– Логично. Только что же у тебя, сестра, лицо такое, словно не свадьба у тебя впереди, а похороны?
– Лабрайд… Я потому и ушла, чтоб ему на глаза не попадаться.
Джаред в удивлением отметил, что она и впрямь напугана. Смерти она не боится, а гнева приемного отца – поди же ты…
– Думаешь, он будет против?
– Ой, плохо дело… Он и без того на меня зол, что не того мужчину выбрала, а если мы с Кайрелом еще и обвенчаемся…