- Поближе к тому месту, где причалил "Мейфлауэр" <Считается, что основатели Соединенных Штатов, исконные американцы, прибыли на борту судна "Мейфлауэр" в 1620 г.>, - съязвил Рэндл.
- Брось ты, - проговорила Дарси. - У каждого есть предки, прибывшие на "Мейфлауэре".
Джуно подумала, что, наверное, так оно и есть. Ведь все собравшиеся приехали с восточного побережья, окончили престижные школы и, судя по всему, сто лет знакомы друг с другом. У большинства отцы или родственники учились в Йельском университете. У нее не было ничего общего с ними.
- Странно видеть происшедшие здесь перемены, - заметил Рэндл. - Вот я, например, вместе с девочками ходил только в детский сад.
- А я никогда не училась в школе с мальчиками, - откликнулась Дарси.
- С мальчиками? А что скажешь насчет совместного обучения с экзотическими типами из гетто и муниципальных школ? Со всеми этими вундеркиндами? - лениво протянула Лидия. - Демократия в действии. "Дети Инки". - Она говорила о сотруднике Йельской администрации Р. Инсли Кларке по прозвищу Инки, ставшем инициатором нововведений по преодолению элитарности.
- Однако, дорогая, если бы не он, ты - существо женского пола - тоже сюда не попала бы, - заметил Рэндл. - Так что не умаляй его достоинств.
- Йельскому университету, по-моему, давно пора бы перебраться в двадцатый век, - вставила Джуно, сразу невзлюбившая Лидию. Не учись предки этой девицы в Йеле, кто принял бы ее сюда?
- Возможно. - Лидия пожала плечами. - Но я сноб.
И не желаю лицемерить и скрывать это.
- Странно, что ты вообще решилась приехать туда, где тебе придется общаться с отбросами общества. - Джуно поднялась. - Мне пора. Постараюсь за этот вечер придать моей комнате вид гетто.
Все рассмеялись, кроме Лидии. Затянувшись гашишем, она откинулась на подушки.
***
Вернувшись к себе, Джуно, кипя от ярости, разложила по местам распакованные вещи. Впервые в жизни девушка почувствовала себя изгоем. Ее обучение в Йельском университете будет частично оплачивать муниципалитет небольшого городка в юго-западном штате.
Конечно, она была одна из тех, кого высокомерная Лидия называла "детьми Инки" - подопытными кроликами в эксперименте, проводимом университетом. Джуно легла на кровать, испытывая горькую обиду и унижение.
Она больше не казалась себе одной из двухсот сорока.
Напротив, боялась, что теперь станет посмешищем.
***
Александр Сейдж откупорил бутылку "Шатонеф-дю-Пап" и, пока вино "дышало", поставил на стерео альбом Кросби, Стилса и Нэша.
- Пойдем, Алекс. Хоть на пять минут заглянем. Ведь это первая в Йеле смешанная вечеринка. Неужели тебе не любопытно взглянуть на суперженщин? уговаривал приятеля Брюс Хопкинс, надевая кожаный пиджак.
Алекс покачал головой:
- И не зови. Я не стану связываться с девушками, если завтра утром мне придется вместе с ними сидеть на лекциях. Нет, по мне лучше экзотические незнакомки, с которыми встречаешься только во время уик-энда. Кому хочется приглашать на свидание однокурсницу из Йеля?
Ведь целоваться с ней - все равно что с собственной сестрой!
- А что ты имеешь против кровосмешения? - рассмеялся Брюс. - Ну ладно, до скорого.
Алекс налил себе вина, вставил чистый лист в портативную пишущую машинку, извлеченную из-под груды книг и писем. Сегодня вечером он никуда не собирался, потому что у него родилась идея новой пьесы и ему хотелось набросать ее план. Алекс никогда не испытывал недостатка в женщинах. Они находили его сами.
Когда зазвонил телефон, Алекс решил не отвечать, но после девятого звонка все-таки поднял трубку.
- Алекс, дорогой, как хорошо, что ты дома. Не думала, что застану тебя в субботний вечер. - Это звонила его мать, Кэсси Тревиллиан, живущая в Далласе. Джек Тревиллиан, известный консультант по финансовым вопросам, был ее третьим мужем. Если считать ее первый брак, расторгнутый через четыре месяца, то четвертым.
- Привет, мама, что случилось? Я тоже удивлен, что ты дома.
- Нет-нет, все в порядке. Джек уехал по делам, и я решила провести вечер конструктивно и привести в порядок свой письменный стол. К тому же поговорить с тобой. Разве Брюс не сказал тебе, что я звонила несколько раз на прошлой неделе?
- Нет, - солгал Алекс. - Он ужасно рассеянный.
- Я хотела узнать, дорогой, приедешь ли ты домой на следующий уик-энд? Мы не видели тебя целую вечность. Джек мог бы послать за тобой самолет. Кэсси сделала паузу, и Алекс догадался, что она отхлебнула глоток шампанского. Ничего другого мать не пила и осушала не больше двух бокалов шампанского за вечер. - В субботу у нас намечается вечеринка. Из Франции приедет один из деловых партнеров Джека с супругой и дочерью, которая в январе поступает в Вассар.
- А, вот к чему ты клонишь! Хочешь, чтобы я развлекал эту девушку!
- Да, а что тут такого? Ей будет очень приятно поболтать со сверстником.
- Не спеши. Пока я ничего не обещал. Мне не удастся навестить вас, поскольку в следующий уик-энд из Смита приезжает Кэролайн.
- А ты не можешь изменить планы? - Алекс представил себе капризную гримаску матери и ее нахмуренные бровки под белокурой челкой. - Разве нельзя встретиться с Кэролайн в другое время? Мне казалось, что ты вообще с ней порвал.
- Не с ней, а с Анджелой.
- Ну пожалуйста, дорогой, сделай мне одолжение. Я очень по тебе скучаю.
Алекс вздохнул, зная, что возражать бесполезно. Кэсси будет просить, уговаривать, настаивать и звонить, пока не добьется своего.
- Подумаю и через несколько дней позвоню.
- Спасибо, дорогой. Я знала, что могу на тебя положиться. Однако прошу тебя: дай ответ к завтрашнему дню. Мне нужно ненадолго съездить в Палм-Бич, и до отъезда я должна все организовать. - Кэсси чмокнула губами и повесила трубку.
Алекс начал набирать номер Кэролайн, но вдруг задумался. Обычно он подчинялся заведенным матерью порядкам. Но с какой стати ему менять свои планы из-за ее капризов? Любя мать, Алекс осознавал, что она крайне эгоистична.
Однако с этим согласились бы немногие. От побережья до побережья Кэсси славилась своим обаянием и бескорыстной преданностью людям. Правдами и не правдами она убеждала друзей, любовников и мужей, будто готова жертвовать ради них своими интересами.
Алекс вернулся к машинке, но мысли о матери не оставляли его. Год назад, начав анализировать свое отношение к ней, он понял, что из-за нее подозревает в эгоцентризме каждую девушку, а потому не хочет связывать себя какими-либо обязательствами. Отношения Алекса с женщинами развивались по определенной схеме: познакомившись, он шел на сближение до тех пор, пока не замечал в юной леди инстинкта собственницы.
После чего начинал отдаляться. Да, отчасти Алекс опасался связывать себя обязательствами, но больше всего его обижало и отпугивало то, что к нему относятся лишь как к чему-то привычному и удобному.
Хотя в целом он преодолел детское чувство незащищенности, возникшее из-за частых перемен в составе семьи и переездов, но избавиться удалось не от всего. Несмотря на уверенные манеры, Алекс страдал от комплекса, чаще присущего прекрасному полу: ему казалось, что женщин привлекает в нем только внешность, а не сам он как личность. Чтобы освободиться от этого, Алекс начал писать, и занятия литературным трудом иногда действительно помогали ему выстоять в трудных ситуациях. Лет в десять он принялся сочинять детективные рассказы, а учась в средней школе, даже отсылал свои произведения в "Нью-Йорке?" и "Атлантик мансли" <Ежемесячный литературно-политический журнал США.>. Поскольку их нигде не приняли, Алекс обратился к драматургии. Став студентом Йельского университета, он ушел в это с головой. Пока его публиковали лишь школьные и университетские журналы, но преподаватели не скупились на похвалы, а сам Алекс считал, что надо только набраться терпения и подождать. Со временем его пьесы будут поставлены на Бродвее, и их по достоинству оценит и критика, и широкая публика.
Конечно, мать полагала, что профессия драматурга слишком эксцентрична, но Алекс твердо решил заниматься тем, чем хотел. Чтобы его оставили в покое, ему приходилось идти на кое-какие уступки. Поэтому сейчас он снял трубку и набрал номер.
- Кэролайн, малышка. У меня скверные новости. В следующий уик-энд большой семейный сбор дома, и боюсь, мне не удастся отвертеться.
***
- Лидия, тебе снова звонил какой-то парень из Принстона.
Лидия бросила связку учебников на кровать и пожала плечами.
- Следовало написать ему, но у меня не было времени. А он, однако, настырный. Другой на его месте давно все понял бы. - Она открыла дверцу платяного шкафа, где висела ее одежда, выдержанная в пастельной гамме. Сие, - сказала Лидия соседке по комнате, - возьми все это себе.
- Что?! А как же ты?
- Это мать накупила мне одежду для студентки колледжа. У нас с ней всегда были разные вкусы. Ну, пока я училась в школе, с этим приходилось мириться. Но здесь - ни за что! Отныне я стану самой собой.
- Господи, Лидия, никто и не подозревает тебя в конформизме!
- Сие, ты и понятия не имеешь, как трудно не быть конформисткой. Во мне, например, есть такое, о чем никто не догадывается. Никто.
- Уверена, мы узнаем об этом еще до конца года, - заметила Сие, перебирая в шкафу подаренную ей одежду.
Лидия закурила.
- Ox, Сие, почему-то я места себе не нахожу. - Она надела только что купленный подержанный хлопчатобумажный жакет. - Пойду-ка в комнату Тима. У них всегда найдется что покурить. И вообще мне нужно побыть в обществе мужчин.
- Что с ней такое? - спросила Сие вторая соседка по комнате, оторвавшись от книги.
- Тот, кто знает Лидию, любит ее, - ответила Сие. - Если, конечно, хватает терпения ее вынести. Сегодня она в самом скверном настроении. Наверное, у нее менструация.
Глава 2
- Джуно, а ты что думаешь? Как ты, женщина, относишься к воинской повинности? - Рэндл Фитцпатрик, сделав затяжку, передал кальян по кругу.
Джуно была здесь единственной девушкой. Молодые люди очень ценили ее общество, старались перещеголять друг друга в остроумии и постоянно обращались к Джуно как к арбитру. Было начало декабря, до рождественских каникул оставалось несколько недель, и присутствие девушек в Йельском университете все еще не утратило прелести новизны. Однако во время серьезных споров и словесных перепалок Джуно, высказав свое мнение, начинала чувствовать себя лишней.
- Я не хочу никого убивать и не хочу, чтобы меня убили, а поэтому считаю несправедливым, что вам, парням, приходится учиться воевать. По-моему, надо положить конец войнам и отменить призыв на военную службу. Если же это невозможно, следует призывать женщин, и они должны получать ту же подготовку, что и мужчины, а это нечто большее, чем искусство вести бой. Так обучают, например, в миротворческом корпусе.
- Правильно, Джуно. Но если нам дадут оружие и научат с ним обращаться, как ты поступишь, встретившись лицом к лицу с врагом?
- Едва ли я смогла бы убить кого-нибудь, хотя обращаться с оружием умею. Научилась лет в одиннадцать, когда дедушка брал меня на медвежью охоту.
- На медвежью охоту?! Не слабо! Обожаю эту девушку из пограничного города. - Рэндл обнял Джуно. - Эй, а может, пойдем в бар Руди и продолжим дискуссию за кружкой пива?
- Я не пойду, - сказала Джуно. - Хочу попасть на вечер поэзии.
- Поэзии? - удивился Рэндл. - Ты, наверное, шутишь?
В конце концов он отправился вместе с ней.
***
Вечер поэзии проходил в небольшой аудитории колледжа Сейбрук. Около двадцати пяти человек собралось там послушать начинающих поэтов, однако их имена тут же забывались, а стихи с трудом поддавались пониманию.
- Давай смотаемся отсюда, - шепнул Рэндл.
- Подожди, - ответила Джуно. - Этот парень меня заинтересовал, послушаем его еще несколько минут.
- Макс Милтон? Да он просто тупица. Мы учились С ним в одной школе, только он на два класса старше.
- Если хочешь, уходи, а я останусь.
- Да ладно тебе, не злись. - Недовольный Рэндл уселся поудобнее.
Макс Милтон поднялся на кафедру и театральным жестом положил перед собой несколько листов бумаги.
На его худощавом лице выделялись полные чувственные губы, чуть искривившиеся в насмешливой улыбке, когда он оглядел собравшихся. Длинные черные блестящие волосы падали на спину. Стиль одежды был тщательно продуман им: черный плащ до щиколоток, белая шелковая сорочка и пиратские панталоны, заправленные в высокие сапоги.
- Мое первое стихотворение называется "Дивертисмент с волосами, окрашенными хной". - Темные глаза Макса Милтона обвели аудиторию и задержались на Джуно. Читая стихи, он время от времени посматривал на нее, и девушка, почти не слыша его, чувствовала, как между ними словно пробегает электрический ток.
Когда вечер закончился, к ней и Рэндлу подошел Макс Милтон.
- Привет, Фитцпатрик! - Он обращался к Рэндлу, но не сводил глаз с Джуно. - Я и не знал, что ты увлекаешься поэзией. Не представишь меня своей спутнице?
Рэндл неохотно познакомил их.
- Мне понравились ваши стихи. - Джуно улыбнулась.
- С удовольствием подарю вам их. - Он сунул ей в руку сложенные листы бумаги.
- Идем, Джуно, нам пора. - Рэндл повлек девушку к выходу, и вскоре на них повеял свежий, прохладный ночной воздух.
- Возможно, мы еще увидимся, - крикнул вдогонку Макс.
- Господи, какую же претенциозную чушь он пишет! - воскликнул Рэндл.
- Не знаю что и сказать. Мне вроде понравилось.
Рэндл пожал плечами.
- Может, заглянем к "Голодному Чарли"? Посмотрим, нет ли там наших?
- Я, пожалуй, не пойду. Мне надо закончить реферат.
Вернувшись к себе, Джуно развернула листок, врученный Максом. Под стихотворением он писал, что приглашает ее завтра вечером на чашку чая в свою комнату.
***
Подойдя к комнате Макса, Джуно почувствовала запах восточных благовоний. Она постучала.
- Входи!
Он сидел лицом к двери возле низенького столика, скрестив босые ноги. На нем были черные пижамные брюки и вышитое кимоно, а голова обвязана черным шелковым шарфом. На столике перед ним стояли японский чайник и две чашки, рядом с которыми дымились крошечные курильницы с благовониями. Из проигрывателя, стоявшего в глубине комнаты, доносились звуки восточной музыки.
- Добро пожаловать. - Он сложил ладони и склонил голову. - Сними обувь и проходи.
Джуно улыбнулась и, оставив сапожки возле двери, уселась напротив Макса. Он церемонно налил чашку женьшеневого чая и передал ей, потом наполнил свою, поднес ее ко лбу и снова склонил голову, демонстрируя уважение. Чай пили молча. Джуно чувствовала себя глуповато, но, не желая нарушать общей атмосферы, стала подыгрывать Максу. Вся эта сцена была театральной: экзотическая музыка, аромат восточных благовоний в воздухе и церемония чаепития, вызывающая суеверный трепет. Это воздействовало на психику, хотя Джуно не воспринимала происходящего.
- Я посвятил тебе стихотворение, - сказал наконец Макс. Пошарив за пазухой, он извлек лист бумаги с отпечатанными на машинке стансами. "Темноволосая леди, - начал он, - напряглась, как пантера перед прыжком.., гладкая, упругая, лоснящаяся, как вода на камне..."
Джуно была восхищена. Ей еще никогда не посвящали стихов. Макс, читая, то и дело поднимал на нее глаза, и девушка, трепеща от волнения, думала, как ей вести себя, если он пойдет дальше.
- Иди сюда, - сказал он и, взяв ее за руку, помог переместиться поближе. Потом поцеловал. Поцеловал умело, неторопливо, так что у нее захватило дух. Она закрыла глаза и ответила на его поцелуй. Однако, ощутив, что рука Макса скользнула между ее бедер, оттолкнула его.
- Нет, Макс, - тяжело дыша, проговорила Джуно. - Не надо.
Он взглянул на нее. Глаза его блестели.
- Иди сюда, - повторил Макс.
- Нет.., не надо. - Она смутилась и, поднявшись, направилась к двери. Не пытаясь остановить ее и насмешливо улыбаясь, он наблюдал, как Джуно торопливо натягивает сапожки. - Прости, Макс, но ты слишком спешишь.
- Значит, мне просто не следует спешить, а?
Джуно вернулась к себе в полном смятении. Макс первый в Йеле затронул ее чувства, но ей не хотелось, чтобы он подумал, будто она готова сразу прыгнуть в постель.
Джуно вспомнила о посвященном ей стихотворении.
"Темноволосая леди". Теперь, когда атмосфера театральности уже не действовала на нее, она поняла, что это произведение отнюдь не шедевр. Впрочем, Джуно не считала себя большим знатоком поэзии. А между тем Макс Милтон казался ей самым утонченным юношей из всех, кого она встречала до сих пор.
Клара, соседка Джуно по комнате, застегивала замки туго набитого чемодана.
- Помоги мне, - попросила она. - Сядь на чемодан.
Наконец замки защелкнулись.
- Куда это ты собралась?
- Переезжаю к Джастину.
- К кому?
- К Джастину. Ну, к тому парню, с которым я познакомилась на ралли. Он из команды юниоров.
- Клара, ведь ты познакомилась с ним только в прошлую субботу!
- Ну и что? Он сам мне предложил.
- Пусть, но ты совсем не знаешь его!
Клара улыбнулась:
- Я влюбилась в него с первого взгляда, хотя и не успела узнать. Ничего, все еще впереди. - Она подхватила чемодан и пошла к двери. - Ну, пока. Еще увидимся.
Джуно, задумавшись, сидела на кровати. Может, здесь, в Нью-Хейвене, все происходит иначе, а она просто отстала от жизни, хотя и гордилась тем, что придерживается определенных моральных принципов, и считала, будто хорошо знает себя. А если все это годится только для Санта-Фе? Здесь Джуно чувствовала себя как рыба на суше.
***
Перед тем как студенты разъехались на рождественские каникулы, Макс пригласил Джуно в китайский ресторанчик, а потом в кино на фильм Ингмара Бергмана "Ранняя весна". Когда они пришли в его комнату, он налил два бокала аквавита.
Подняв бокал, Макс взглянул ей в глаза:
- Ты напряжена. Приляг. Я сделаю тебе шведский массаж.
"Ну вот, начинается, - подумала Джуно. - Впрочем, почему бы и нет?"
Она, конечно, ожидала совсем другою от утонченного Макса Милтона, но внутренне приготовилась к тому, что все произойдет именно сегодня.
- О'кей. - Она растянулась на циновке.
Макс опустился на колени и, сунув руки под блузку, стал массировать ей спину. Сначала он медленно поднялся до плеч, потом спустился до лопаток и стал как бы невзначай нажимать большими пальцами на застежку бюстгальтера, пока та не расстегнулась.
- Может, снимешь блузку?
"Ну вот, так и знала", - подумала Джуно. Она чуть приподнялась, сняла блузку и бюстгальтер, затем снова легла и сделала вид, будто ничего такого не произошло, однако сердце у нее гулко стучало. Девушка надеялась, что Макс не заметит ее неопытности.
- Давай-ка и это снимем, - глухо пробормотал он, пытаясь расстегнуть пуговицу на ее джинсах.
- Нет. - Джуно закусила губу. - Пока не надо.
- Брось, нельзя же оставаться девственницей всю жизнь.
- С чего ты взял, что я девственница?
Макс рассмеялся:
- Во-первых, ты первокурсница. Во-вторых, ты из Нью-Мексико. В-третьих, ты ведешь себя как девственница.
Джуно решительно расстегнула джинсы.
Макс открыл деревянный полированный портсигар и вынул тонкую сигаретку "джойнт" с марихуаной.
- Великолепное зелье! - Он затянулся и передал сигарету Джуно. Сделай одну-две затяжки.
Джуно глубоко затянулась и снова легла на циновку.
"Травка" ударила ей в голову. Она приподняла бедра, чтобы помочь Максу стянуть с нее джинсы и трусики.
Тот, уже освободившись от одежды, опустился на колени и начал массировать ей груди. Джуно застонала.
- Темноволосая леди.., пантера, - прерывисто дыша, шептал он, а руки его скользнули вниз, по бедрам. - Напряглась, словно пантера перед прыжком.., гладкая, упругая... - Тихо вскрикнув, он погрузился в нее.
- Ox! - воскликнула она, словно пронзенная током.
Приподняв бедра, Джуно обхватила Макса ногами.
Девушке показалось, будто ее закрутило в водовороте.
Ощущая тяжелое дыхание Макса и напряжение его тела, Джуно поняла, что приближается к оргазму.
Но Макс, громко вскрикнув, замер. Джуно тоже вскрикнула. Неизведанное было так близко, она уже видела яркий свет наверху водоворота, изо всех сил стремилась к нему, но ее лишь затягивало вниз.
Макс перекатился на спину и откинулся на подушку, самодовольно улыбаясь:
- Тебе повезло, что твоим первым мужчиной стал студент Йельского университета.
В отличие от многих однокурсниц Джуно Джонсон приехала в Йель уже не девственницей. В средней школе ее и Дэвида Абейту называли "золотой парочкой".
Они очень подходили друг другу, хотя Дэвид был значительно консервативнее Джуно. Он строил грандиозные планы относительно их совместной жизни: окончив юридический колледж, Дэвид собирался жениться на Джуно и завести детей, но считал необходимым подождать с сексом до того времени, Джуно, переполненная чувствами, не отличалась таким терпением. Находясь рядом с Дэвидом, она едва сдерживала себя, а по прошествии двух лет соблазнила его.
Это случилось под утро после школьного выпускного вечера, когда все, разбившись на парочки, разошлись.
Возбужденная долгожданным событием - окончанием школы, Джуно уговорила Дэвида поехать на Тано-роуд и полюбоваться восходом солнца над горами Сангре-де-Кристо.
Они расположились на капоте машины, слушая по радио Дженис Джоплин и потягивая пиво "Карта-бланка". Когда предрассветное небо посветлело, Джуно, расхрабрившись от пива, сбросила босоножки и стянула юбку прямо на глазах у ошеломленного приятеля.
- Ну же, Дэвид, - сказала она, - момент настал.
Это начало нашего совместного будущего. - Она грациозно приблизилась к нему и начала медленно расстегивать пуговицы на своей блузке.
- - Джуно, ты слишком много выпила. Пожалуй, лучше отвезти тебя домой.
- В таком случае только в обнаженном виде. Я все решила.., и одеваться не собираюсь. - Джуно взялась за его ремень, игриво прикасаясь рукой к утолщению под брюками.
Дэвид тяжело дышал.
- Джуно, перестань! Утром ты пожалеешь об этом.
- Дэви, утро уже настало. Я могу пожалеть лишь о том, что мы не сделали этого. Я знаю, ты хотел бы жениться на девственнице, но на дворе 1969 год... Это уже не котируется. Возьми меня сейчас, а поженившись, мы повторим это снова.
Дэвид обнял ее.
- Придется мне сохранить самообладание и думать за нас обоих.
- Я вполне владею собой, но хочу этого. - Джуно стянула трусики, поцеловала Дэвида и прижалась обнаженными бедрами к его возбужденному члену.
- Я люблю тебя, Джуно. Ты знаешь, что я хочу тебя больше всего на свете. - Дэвид вцепился в ее спину, быстро отвернулся и, тяжело вздохнув, стукнул кулаком по капоту машины. - Даю тебе последний шанс одуматься. Потом мне едва ли удастся остановиться. - Он помолчал. - У меня в бумажнике есть презерватив.
Брат подарил мне на день рождения.
Джуно крепко прижала к себе Дэвида.
- Я люблю и хочу тебя. Никто еще не вызывал у меня таких чувств. Сейчас самое подходящее время. Мы окончили школу и осенью поступаем в колледж. Это символично.
Расстелив на земле свою мексиканскую крестьянскую юбку, Джуно улеглась, глядя на Дэвида темными любящими глазами. Смущенный и взволнованный, он торопливо разделся.
- Господи, как холодно!
- Иди сюда. Я согрею тебя.
Дэвид нерешительно приблизился к Джуно и робко прикоснулся к ее груди.
- 0-ох!.. - Джуно закрыла глаза, чувствуя, что он, приободренный ею, стал немного смелее.
Дэвид поцеловал ее в губы, и его язык начал быстро двигаться. Все это совсем не походило на их прежние поцелуи. Дэвид стал настойчивее, нетерпеливее. Его руки скользнули вниз, и пальцы погрузились в поросль на лобке, двигаясь поспешно и наугад. Услышав незнакомые гортанные звуки, Джуно не сразу догадалась, что это она сама постанывает от наслаждения.
Дэвид на мгновение остановился и стал, нервничая, натягивать презерватив. Потом его член, прохладный и скользкий от специальной смазки, после нескольких неудачных попыток вошел в нее. Боль оказалась совсем не такой сильной, как опасалась Джуно, и быстро прошла. Когда их тела начали ритмично двигаться, Джуно унеслась в заоблачные выси.
Все кончилось слишком быстро. Не прошло и нескольких минут, как Дэвид прошептал сдавленным голосом ее имя, и тело его содрогнулось. Обливаясь потом, он осторожно опустился на землю рядом с ней. Его член обмяк и поник.
Неужели в этом и состояло великое событие, о котором Джуно мечтала с четырнадцати лет? Прижавшись к Дэвиду, она изобразила восхищение. Не зная, как нужно вести себя в подобных случаях, Джуно утешалась тем, что все дело в их неопытности. Впоследствии же это будет доставлять куда большее удовольствие.
Ее мечта о том, что теперь, когда запреты сняты, их сексуальные отношения наладятся, не оправдалась. Летом они занимались любовью крайне редко и весьма неуклюже. Когда пришло время уезжать в И ель, Джуно уже сомневалась, что когда-нибудь выйдет замуж за Дэвида Абейту. Она обожала его, но чего-то не хватало в их отношениях, а возможно, в ней самой.
***
С тех пор как Джуно помнила себя, она любила искусство. Ее отец Холлис Джонсон был художником, и в детстве она тоже мечтала стать художницей. Мария, ее мать, была виолончелисткой, училась в юности у Пабло Касальса и подавала большие надежды. Касальс предлагал Марии работать вместе с ним, но она встретила Холлиса, влюбилась в него и решила, что он для нее важнее карьеры. Они поженились. Через год родилась Джуно.
Мария редко жалела о своем решении, ибо любила мужа. Каждое лето она играла в оркестре оперного театра Санта-Фе, и порой Марии казалось, что границы ее мира невыносимо сузились. Она опасалась, как бы то же самое не произошло и с ее дочерью. Связывая с Джуно честолюбивые мечты, Мария убеждала ее не ограничивать свое будущее пределами Санта-Фе и даже юго-западом Америки. Именно она посоветовала дочери подать заявление в Йельский университет, когда прочитала, что туда приглашают и девушек.
- Брось ты, - проговорила Дарси. - У каждого есть предки, прибывшие на "Мейфлауэре".
Джуно подумала, что, наверное, так оно и есть. Ведь все собравшиеся приехали с восточного побережья, окончили престижные школы и, судя по всему, сто лет знакомы друг с другом. У большинства отцы или родственники учились в Йельском университете. У нее не было ничего общего с ними.
- Странно видеть происшедшие здесь перемены, - заметил Рэндл. - Вот я, например, вместе с девочками ходил только в детский сад.
- А я никогда не училась в школе с мальчиками, - откликнулась Дарси.
- С мальчиками? А что скажешь насчет совместного обучения с экзотическими типами из гетто и муниципальных школ? Со всеми этими вундеркиндами? - лениво протянула Лидия. - Демократия в действии. "Дети Инки". - Она говорила о сотруднике Йельской администрации Р. Инсли Кларке по прозвищу Инки, ставшем инициатором нововведений по преодолению элитарности.
- Однако, дорогая, если бы не он, ты - существо женского пола - тоже сюда не попала бы, - заметил Рэндл. - Так что не умаляй его достоинств.
- Йельскому университету, по-моему, давно пора бы перебраться в двадцатый век, - вставила Джуно, сразу невзлюбившая Лидию. Не учись предки этой девицы в Йеле, кто принял бы ее сюда?
- Возможно. - Лидия пожала плечами. - Но я сноб.
И не желаю лицемерить и скрывать это.
- Странно, что ты вообще решилась приехать туда, где тебе придется общаться с отбросами общества. - Джуно поднялась. - Мне пора. Постараюсь за этот вечер придать моей комнате вид гетто.
Все рассмеялись, кроме Лидии. Затянувшись гашишем, она откинулась на подушки.
***
Вернувшись к себе, Джуно, кипя от ярости, разложила по местам распакованные вещи. Впервые в жизни девушка почувствовала себя изгоем. Ее обучение в Йельском университете будет частично оплачивать муниципалитет небольшого городка в юго-западном штате.
Конечно, она была одна из тех, кого высокомерная Лидия называла "детьми Инки" - подопытными кроликами в эксперименте, проводимом университетом. Джуно легла на кровать, испытывая горькую обиду и унижение.
Она больше не казалась себе одной из двухсот сорока.
Напротив, боялась, что теперь станет посмешищем.
***
Александр Сейдж откупорил бутылку "Шатонеф-дю-Пап" и, пока вино "дышало", поставил на стерео альбом Кросби, Стилса и Нэша.
- Пойдем, Алекс. Хоть на пять минут заглянем. Ведь это первая в Йеле смешанная вечеринка. Неужели тебе не любопытно взглянуть на суперженщин? уговаривал приятеля Брюс Хопкинс, надевая кожаный пиджак.
Алекс покачал головой:
- И не зови. Я не стану связываться с девушками, если завтра утром мне придется вместе с ними сидеть на лекциях. Нет, по мне лучше экзотические незнакомки, с которыми встречаешься только во время уик-энда. Кому хочется приглашать на свидание однокурсницу из Йеля?
Ведь целоваться с ней - все равно что с собственной сестрой!
- А что ты имеешь против кровосмешения? - рассмеялся Брюс. - Ну ладно, до скорого.
Алекс налил себе вина, вставил чистый лист в портативную пишущую машинку, извлеченную из-под груды книг и писем. Сегодня вечером он никуда не собирался, потому что у него родилась идея новой пьесы и ему хотелось набросать ее план. Алекс никогда не испытывал недостатка в женщинах. Они находили его сами.
Когда зазвонил телефон, Алекс решил не отвечать, но после девятого звонка все-таки поднял трубку.
- Алекс, дорогой, как хорошо, что ты дома. Не думала, что застану тебя в субботний вечер. - Это звонила его мать, Кэсси Тревиллиан, живущая в Далласе. Джек Тревиллиан, известный консультант по финансовым вопросам, был ее третьим мужем. Если считать ее первый брак, расторгнутый через четыре месяца, то четвертым.
- Привет, мама, что случилось? Я тоже удивлен, что ты дома.
- Нет-нет, все в порядке. Джек уехал по делам, и я решила провести вечер конструктивно и привести в порядок свой письменный стол. К тому же поговорить с тобой. Разве Брюс не сказал тебе, что я звонила несколько раз на прошлой неделе?
- Нет, - солгал Алекс. - Он ужасно рассеянный.
- Я хотела узнать, дорогой, приедешь ли ты домой на следующий уик-энд? Мы не видели тебя целую вечность. Джек мог бы послать за тобой самолет. Кэсси сделала паузу, и Алекс догадался, что она отхлебнула глоток шампанского. Ничего другого мать не пила и осушала не больше двух бокалов шампанского за вечер. - В субботу у нас намечается вечеринка. Из Франции приедет один из деловых партнеров Джека с супругой и дочерью, которая в январе поступает в Вассар.
- А, вот к чему ты клонишь! Хочешь, чтобы я развлекал эту девушку!
- Да, а что тут такого? Ей будет очень приятно поболтать со сверстником.
- Не спеши. Пока я ничего не обещал. Мне не удастся навестить вас, поскольку в следующий уик-энд из Смита приезжает Кэролайн.
- А ты не можешь изменить планы? - Алекс представил себе капризную гримаску матери и ее нахмуренные бровки под белокурой челкой. - Разве нельзя встретиться с Кэролайн в другое время? Мне казалось, что ты вообще с ней порвал.
- Не с ней, а с Анджелой.
- Ну пожалуйста, дорогой, сделай мне одолжение. Я очень по тебе скучаю.
Алекс вздохнул, зная, что возражать бесполезно. Кэсси будет просить, уговаривать, настаивать и звонить, пока не добьется своего.
- Подумаю и через несколько дней позвоню.
- Спасибо, дорогой. Я знала, что могу на тебя положиться. Однако прошу тебя: дай ответ к завтрашнему дню. Мне нужно ненадолго съездить в Палм-Бич, и до отъезда я должна все организовать. - Кэсси чмокнула губами и повесила трубку.
Алекс начал набирать номер Кэролайн, но вдруг задумался. Обычно он подчинялся заведенным матерью порядкам. Но с какой стати ему менять свои планы из-за ее капризов? Любя мать, Алекс осознавал, что она крайне эгоистична.
Однако с этим согласились бы немногие. От побережья до побережья Кэсси славилась своим обаянием и бескорыстной преданностью людям. Правдами и не правдами она убеждала друзей, любовников и мужей, будто готова жертвовать ради них своими интересами.
Алекс вернулся к машинке, но мысли о матери не оставляли его. Год назад, начав анализировать свое отношение к ней, он понял, что из-за нее подозревает в эгоцентризме каждую девушку, а потому не хочет связывать себя какими-либо обязательствами. Отношения Алекса с женщинами развивались по определенной схеме: познакомившись, он шел на сближение до тех пор, пока не замечал в юной леди инстинкта собственницы.
После чего начинал отдаляться. Да, отчасти Алекс опасался связывать себя обязательствами, но больше всего его обижало и отпугивало то, что к нему относятся лишь как к чему-то привычному и удобному.
Хотя в целом он преодолел детское чувство незащищенности, возникшее из-за частых перемен в составе семьи и переездов, но избавиться удалось не от всего. Несмотря на уверенные манеры, Алекс страдал от комплекса, чаще присущего прекрасному полу: ему казалось, что женщин привлекает в нем только внешность, а не сам он как личность. Чтобы освободиться от этого, Алекс начал писать, и занятия литературным трудом иногда действительно помогали ему выстоять в трудных ситуациях. Лет в десять он принялся сочинять детективные рассказы, а учась в средней школе, даже отсылал свои произведения в "Нью-Йорке?" и "Атлантик мансли" <Ежемесячный литературно-политический журнал США.>. Поскольку их нигде не приняли, Алекс обратился к драматургии. Став студентом Йельского университета, он ушел в это с головой. Пока его публиковали лишь школьные и университетские журналы, но преподаватели не скупились на похвалы, а сам Алекс считал, что надо только набраться терпения и подождать. Со временем его пьесы будут поставлены на Бродвее, и их по достоинству оценит и критика, и широкая публика.
Конечно, мать полагала, что профессия драматурга слишком эксцентрична, но Алекс твердо решил заниматься тем, чем хотел. Чтобы его оставили в покое, ему приходилось идти на кое-какие уступки. Поэтому сейчас он снял трубку и набрал номер.
- Кэролайн, малышка. У меня скверные новости. В следующий уик-энд большой семейный сбор дома, и боюсь, мне не удастся отвертеться.
***
- Лидия, тебе снова звонил какой-то парень из Принстона.
Лидия бросила связку учебников на кровать и пожала плечами.
- Следовало написать ему, но у меня не было времени. А он, однако, настырный. Другой на его месте давно все понял бы. - Она открыла дверцу платяного шкафа, где висела ее одежда, выдержанная в пастельной гамме. Сие, - сказала Лидия соседке по комнате, - возьми все это себе.
- Что?! А как же ты?
- Это мать накупила мне одежду для студентки колледжа. У нас с ней всегда были разные вкусы. Ну, пока я училась в школе, с этим приходилось мириться. Но здесь - ни за что! Отныне я стану самой собой.
- Господи, Лидия, никто и не подозревает тебя в конформизме!
- Сие, ты и понятия не имеешь, как трудно не быть конформисткой. Во мне, например, есть такое, о чем никто не догадывается. Никто.
- Уверена, мы узнаем об этом еще до конца года, - заметила Сие, перебирая в шкафу подаренную ей одежду.
Лидия закурила.
- Ox, Сие, почему-то я места себе не нахожу. - Она надела только что купленный подержанный хлопчатобумажный жакет. - Пойду-ка в комнату Тима. У них всегда найдется что покурить. И вообще мне нужно побыть в обществе мужчин.
- Что с ней такое? - спросила Сие вторая соседка по комнате, оторвавшись от книги.
- Тот, кто знает Лидию, любит ее, - ответила Сие. - Если, конечно, хватает терпения ее вынести. Сегодня она в самом скверном настроении. Наверное, у нее менструация.
Глава 2
- Джуно, а ты что думаешь? Как ты, женщина, относишься к воинской повинности? - Рэндл Фитцпатрик, сделав затяжку, передал кальян по кругу.
Джуно была здесь единственной девушкой. Молодые люди очень ценили ее общество, старались перещеголять друг друга в остроумии и постоянно обращались к Джуно как к арбитру. Было начало декабря, до рождественских каникул оставалось несколько недель, и присутствие девушек в Йельском университете все еще не утратило прелести новизны. Однако во время серьезных споров и словесных перепалок Джуно, высказав свое мнение, начинала чувствовать себя лишней.
- Я не хочу никого убивать и не хочу, чтобы меня убили, а поэтому считаю несправедливым, что вам, парням, приходится учиться воевать. По-моему, надо положить конец войнам и отменить призыв на военную службу. Если же это невозможно, следует призывать женщин, и они должны получать ту же подготовку, что и мужчины, а это нечто большее, чем искусство вести бой. Так обучают, например, в миротворческом корпусе.
- Правильно, Джуно. Но если нам дадут оружие и научат с ним обращаться, как ты поступишь, встретившись лицом к лицу с врагом?
- Едва ли я смогла бы убить кого-нибудь, хотя обращаться с оружием умею. Научилась лет в одиннадцать, когда дедушка брал меня на медвежью охоту.
- На медвежью охоту?! Не слабо! Обожаю эту девушку из пограничного города. - Рэндл обнял Джуно. - Эй, а может, пойдем в бар Руди и продолжим дискуссию за кружкой пива?
- Я не пойду, - сказала Джуно. - Хочу попасть на вечер поэзии.
- Поэзии? - удивился Рэндл. - Ты, наверное, шутишь?
В конце концов он отправился вместе с ней.
***
Вечер поэзии проходил в небольшой аудитории колледжа Сейбрук. Около двадцати пяти человек собралось там послушать начинающих поэтов, однако их имена тут же забывались, а стихи с трудом поддавались пониманию.
- Давай смотаемся отсюда, - шепнул Рэндл.
- Подожди, - ответила Джуно. - Этот парень меня заинтересовал, послушаем его еще несколько минут.
- Макс Милтон? Да он просто тупица. Мы учились С ним в одной школе, только он на два класса старше.
- Если хочешь, уходи, а я останусь.
- Да ладно тебе, не злись. - Недовольный Рэндл уселся поудобнее.
Макс Милтон поднялся на кафедру и театральным жестом положил перед собой несколько листов бумаги.
На его худощавом лице выделялись полные чувственные губы, чуть искривившиеся в насмешливой улыбке, когда он оглядел собравшихся. Длинные черные блестящие волосы падали на спину. Стиль одежды был тщательно продуман им: черный плащ до щиколоток, белая шелковая сорочка и пиратские панталоны, заправленные в высокие сапоги.
- Мое первое стихотворение называется "Дивертисмент с волосами, окрашенными хной". - Темные глаза Макса Милтона обвели аудиторию и задержались на Джуно. Читая стихи, он время от времени посматривал на нее, и девушка, почти не слыша его, чувствовала, как между ними словно пробегает электрический ток.
Когда вечер закончился, к ней и Рэндлу подошел Макс Милтон.
- Привет, Фитцпатрик! - Он обращался к Рэндлу, но не сводил глаз с Джуно. - Я и не знал, что ты увлекаешься поэзией. Не представишь меня своей спутнице?
Рэндл неохотно познакомил их.
- Мне понравились ваши стихи. - Джуно улыбнулась.
- С удовольствием подарю вам их. - Он сунул ей в руку сложенные листы бумаги.
- Идем, Джуно, нам пора. - Рэндл повлек девушку к выходу, и вскоре на них повеял свежий, прохладный ночной воздух.
- Возможно, мы еще увидимся, - крикнул вдогонку Макс.
- Господи, какую же претенциозную чушь он пишет! - воскликнул Рэндл.
- Не знаю что и сказать. Мне вроде понравилось.
Рэндл пожал плечами.
- Может, заглянем к "Голодному Чарли"? Посмотрим, нет ли там наших?
- Я, пожалуй, не пойду. Мне надо закончить реферат.
Вернувшись к себе, Джуно развернула листок, врученный Максом. Под стихотворением он писал, что приглашает ее завтра вечером на чашку чая в свою комнату.
***
Подойдя к комнате Макса, Джуно почувствовала запах восточных благовоний. Она постучала.
- Входи!
Он сидел лицом к двери возле низенького столика, скрестив босые ноги. На нем были черные пижамные брюки и вышитое кимоно, а голова обвязана черным шелковым шарфом. На столике перед ним стояли японский чайник и две чашки, рядом с которыми дымились крошечные курильницы с благовониями. Из проигрывателя, стоявшего в глубине комнаты, доносились звуки восточной музыки.
- Добро пожаловать. - Он сложил ладони и склонил голову. - Сними обувь и проходи.
Джуно улыбнулась и, оставив сапожки возле двери, уселась напротив Макса. Он церемонно налил чашку женьшеневого чая и передал ей, потом наполнил свою, поднес ее ко лбу и снова склонил голову, демонстрируя уважение. Чай пили молча. Джуно чувствовала себя глуповато, но, не желая нарушать общей атмосферы, стала подыгрывать Максу. Вся эта сцена была театральной: экзотическая музыка, аромат восточных благовоний в воздухе и церемония чаепития, вызывающая суеверный трепет. Это воздействовало на психику, хотя Джуно не воспринимала происходящего.
- Я посвятил тебе стихотворение, - сказал наконец Макс. Пошарив за пазухой, он извлек лист бумаги с отпечатанными на машинке стансами. "Темноволосая леди, - начал он, - напряглась, как пантера перед прыжком.., гладкая, упругая, лоснящаяся, как вода на камне..."
Джуно была восхищена. Ей еще никогда не посвящали стихов. Макс, читая, то и дело поднимал на нее глаза, и девушка, трепеща от волнения, думала, как ей вести себя, если он пойдет дальше.
- Иди сюда, - сказал он и, взяв ее за руку, помог переместиться поближе. Потом поцеловал. Поцеловал умело, неторопливо, так что у нее захватило дух. Она закрыла глаза и ответила на его поцелуй. Однако, ощутив, что рука Макса скользнула между ее бедер, оттолкнула его.
- Нет, Макс, - тяжело дыша, проговорила Джуно. - Не надо.
Он взглянул на нее. Глаза его блестели.
- Иди сюда, - повторил Макс.
- Нет.., не надо. - Она смутилась и, поднявшись, направилась к двери. Не пытаясь остановить ее и насмешливо улыбаясь, он наблюдал, как Джуно торопливо натягивает сапожки. - Прости, Макс, но ты слишком спешишь.
- Значит, мне просто не следует спешить, а?
Джуно вернулась к себе в полном смятении. Макс первый в Йеле затронул ее чувства, но ей не хотелось, чтобы он подумал, будто она готова сразу прыгнуть в постель.
Джуно вспомнила о посвященном ей стихотворении.
"Темноволосая леди". Теперь, когда атмосфера театральности уже не действовала на нее, она поняла, что это произведение отнюдь не шедевр. Впрочем, Джуно не считала себя большим знатоком поэзии. А между тем Макс Милтон казался ей самым утонченным юношей из всех, кого она встречала до сих пор.
Клара, соседка Джуно по комнате, застегивала замки туго набитого чемодана.
- Помоги мне, - попросила она. - Сядь на чемодан.
Наконец замки защелкнулись.
- Куда это ты собралась?
- Переезжаю к Джастину.
- К кому?
- К Джастину. Ну, к тому парню, с которым я познакомилась на ралли. Он из команды юниоров.
- Клара, ведь ты познакомилась с ним только в прошлую субботу!
- Ну и что? Он сам мне предложил.
- Пусть, но ты совсем не знаешь его!
Клара улыбнулась:
- Я влюбилась в него с первого взгляда, хотя и не успела узнать. Ничего, все еще впереди. - Она подхватила чемодан и пошла к двери. - Ну, пока. Еще увидимся.
Джуно, задумавшись, сидела на кровати. Может, здесь, в Нью-Хейвене, все происходит иначе, а она просто отстала от жизни, хотя и гордилась тем, что придерживается определенных моральных принципов, и считала, будто хорошо знает себя. А если все это годится только для Санта-Фе? Здесь Джуно чувствовала себя как рыба на суше.
***
Перед тем как студенты разъехались на рождественские каникулы, Макс пригласил Джуно в китайский ресторанчик, а потом в кино на фильм Ингмара Бергмана "Ранняя весна". Когда они пришли в его комнату, он налил два бокала аквавита.
Подняв бокал, Макс взглянул ей в глаза:
- Ты напряжена. Приляг. Я сделаю тебе шведский массаж.
"Ну вот, начинается, - подумала Джуно. - Впрочем, почему бы и нет?"
Она, конечно, ожидала совсем другою от утонченного Макса Милтона, но внутренне приготовилась к тому, что все произойдет именно сегодня.
- О'кей. - Она растянулась на циновке.
Макс опустился на колени и, сунув руки под блузку, стал массировать ей спину. Сначала он медленно поднялся до плеч, потом спустился до лопаток и стал как бы невзначай нажимать большими пальцами на застежку бюстгальтера, пока та не расстегнулась.
- Может, снимешь блузку?
"Ну вот, так и знала", - подумала Джуно. Она чуть приподнялась, сняла блузку и бюстгальтер, затем снова легла и сделала вид, будто ничего такого не произошло, однако сердце у нее гулко стучало. Девушка надеялась, что Макс не заметит ее неопытности.
- Давай-ка и это снимем, - глухо пробормотал он, пытаясь расстегнуть пуговицу на ее джинсах.
- Нет. - Джуно закусила губу. - Пока не надо.
- Брось, нельзя же оставаться девственницей всю жизнь.
- С чего ты взял, что я девственница?
Макс рассмеялся:
- Во-первых, ты первокурсница. Во-вторых, ты из Нью-Мексико. В-третьих, ты ведешь себя как девственница.
Джуно решительно расстегнула джинсы.
Макс открыл деревянный полированный портсигар и вынул тонкую сигаретку "джойнт" с марихуаной.
- Великолепное зелье! - Он затянулся и передал сигарету Джуно. Сделай одну-две затяжки.
Джуно глубоко затянулась и снова легла на циновку.
"Травка" ударила ей в голову. Она приподняла бедра, чтобы помочь Максу стянуть с нее джинсы и трусики.
Тот, уже освободившись от одежды, опустился на колени и начал массировать ей груди. Джуно застонала.
- Темноволосая леди.., пантера, - прерывисто дыша, шептал он, а руки его скользнули вниз, по бедрам. - Напряглась, словно пантера перед прыжком.., гладкая, упругая... - Тихо вскрикнув, он погрузился в нее.
- Ox! - воскликнула она, словно пронзенная током.
Приподняв бедра, Джуно обхватила Макса ногами.
Девушке показалось, будто ее закрутило в водовороте.
Ощущая тяжелое дыхание Макса и напряжение его тела, Джуно поняла, что приближается к оргазму.
Но Макс, громко вскрикнув, замер. Джуно тоже вскрикнула. Неизведанное было так близко, она уже видела яркий свет наверху водоворота, изо всех сил стремилась к нему, но ее лишь затягивало вниз.
Макс перекатился на спину и откинулся на подушку, самодовольно улыбаясь:
- Тебе повезло, что твоим первым мужчиной стал студент Йельского университета.
В отличие от многих однокурсниц Джуно Джонсон приехала в Йель уже не девственницей. В средней школе ее и Дэвида Абейту называли "золотой парочкой".
Они очень подходили друг другу, хотя Дэвид был значительно консервативнее Джуно. Он строил грандиозные планы относительно их совместной жизни: окончив юридический колледж, Дэвид собирался жениться на Джуно и завести детей, но считал необходимым подождать с сексом до того времени, Джуно, переполненная чувствами, не отличалась таким терпением. Находясь рядом с Дэвидом, она едва сдерживала себя, а по прошествии двух лет соблазнила его.
Это случилось под утро после школьного выпускного вечера, когда все, разбившись на парочки, разошлись.
Возбужденная долгожданным событием - окончанием школы, Джуно уговорила Дэвида поехать на Тано-роуд и полюбоваться восходом солнца над горами Сангре-де-Кристо.
Они расположились на капоте машины, слушая по радио Дженис Джоплин и потягивая пиво "Карта-бланка". Когда предрассветное небо посветлело, Джуно, расхрабрившись от пива, сбросила босоножки и стянула юбку прямо на глазах у ошеломленного приятеля.
- Ну же, Дэвид, - сказала она, - момент настал.
Это начало нашего совместного будущего. - Она грациозно приблизилась к нему и начала медленно расстегивать пуговицы на своей блузке.
- - Джуно, ты слишком много выпила. Пожалуй, лучше отвезти тебя домой.
- В таком случае только в обнаженном виде. Я все решила.., и одеваться не собираюсь. - Джуно взялась за его ремень, игриво прикасаясь рукой к утолщению под брюками.
Дэвид тяжело дышал.
- Джуно, перестань! Утром ты пожалеешь об этом.
- Дэви, утро уже настало. Я могу пожалеть лишь о том, что мы не сделали этого. Я знаю, ты хотел бы жениться на девственнице, но на дворе 1969 год... Это уже не котируется. Возьми меня сейчас, а поженившись, мы повторим это снова.
Дэвид обнял ее.
- Придется мне сохранить самообладание и думать за нас обоих.
- Я вполне владею собой, но хочу этого. - Джуно стянула трусики, поцеловала Дэвида и прижалась обнаженными бедрами к его возбужденному члену.
- Я люблю тебя, Джуно. Ты знаешь, что я хочу тебя больше всего на свете. - Дэвид вцепился в ее спину, быстро отвернулся и, тяжело вздохнув, стукнул кулаком по капоту машины. - Даю тебе последний шанс одуматься. Потом мне едва ли удастся остановиться. - Он помолчал. - У меня в бумажнике есть презерватив.
Брат подарил мне на день рождения.
Джуно крепко прижала к себе Дэвида.
- Я люблю и хочу тебя. Никто еще не вызывал у меня таких чувств. Сейчас самое подходящее время. Мы окончили школу и осенью поступаем в колледж. Это символично.
Расстелив на земле свою мексиканскую крестьянскую юбку, Джуно улеглась, глядя на Дэвида темными любящими глазами. Смущенный и взволнованный, он торопливо разделся.
- Господи, как холодно!
- Иди сюда. Я согрею тебя.
Дэвид нерешительно приблизился к Джуно и робко прикоснулся к ее груди.
- 0-ох!.. - Джуно закрыла глаза, чувствуя, что он, приободренный ею, стал немного смелее.
Дэвид поцеловал ее в губы, и его язык начал быстро двигаться. Все это совсем не походило на их прежние поцелуи. Дэвид стал настойчивее, нетерпеливее. Его руки скользнули вниз, и пальцы погрузились в поросль на лобке, двигаясь поспешно и наугад. Услышав незнакомые гортанные звуки, Джуно не сразу догадалась, что это она сама постанывает от наслаждения.
Дэвид на мгновение остановился и стал, нервничая, натягивать презерватив. Потом его член, прохладный и скользкий от специальной смазки, после нескольких неудачных попыток вошел в нее. Боль оказалась совсем не такой сильной, как опасалась Джуно, и быстро прошла. Когда их тела начали ритмично двигаться, Джуно унеслась в заоблачные выси.
Все кончилось слишком быстро. Не прошло и нескольких минут, как Дэвид прошептал сдавленным голосом ее имя, и тело его содрогнулось. Обливаясь потом, он осторожно опустился на землю рядом с ней. Его член обмяк и поник.
Неужели в этом и состояло великое событие, о котором Джуно мечтала с четырнадцати лет? Прижавшись к Дэвиду, она изобразила восхищение. Не зная, как нужно вести себя в подобных случаях, Джуно утешалась тем, что все дело в их неопытности. Впоследствии же это будет доставлять куда большее удовольствие.
Ее мечта о том, что теперь, когда запреты сняты, их сексуальные отношения наладятся, не оправдалась. Летом они занимались любовью крайне редко и весьма неуклюже. Когда пришло время уезжать в И ель, Джуно уже сомневалась, что когда-нибудь выйдет замуж за Дэвида Абейту. Она обожала его, но чего-то не хватало в их отношениях, а возможно, в ней самой.
***
С тех пор как Джуно помнила себя, она любила искусство. Ее отец Холлис Джонсон был художником, и в детстве она тоже мечтала стать художницей. Мария, ее мать, была виолончелисткой, училась в юности у Пабло Касальса и подавала большие надежды. Касальс предлагал Марии работать вместе с ним, но она встретила Холлиса, влюбилась в него и решила, что он для нее важнее карьеры. Они поженились. Через год родилась Джуно.
Мария редко жалела о своем решении, ибо любила мужа. Каждое лето она играла в оркестре оперного театра Санта-Фе, и порой Марии казалось, что границы ее мира невыносимо сузились. Она опасалась, как бы то же самое не произошло и с ее дочерью. Связывая с Джуно честолюбивые мечты, Мария убеждала ее не ограничивать свое будущее пределами Санта-Фе и даже юго-западом Америки. Именно она посоветовала дочери подать заявление в Йельский университет, когда прочитала, что туда приглашают и девушек.