Ринго Джон. Дорога на Дамаск

   — Это хирург, эмигрировавший с Джефферсона?
   — Да.
   — А что, собственно, происходит на Джефферсоне? — нахмурившись, спросила Шейла.
   — В двух словах не расскажешь.
   — Все так плохо? — вопросительно подняла бровь она.
   — Хуже, чем ты думаешь.
   — Тогда рассказывай! — Капитан Брисбен уселась на стул и приготовилась слушать.
   Саймон говорил несколько часов. Шейла Брисбен время от времени его перебивала, просила остановиться на тех или иных событиях или пояснить некоторые подробности. Когда он наконец замолчал, она тоже некоторое время ничего не говорила, глядя вдаль прищуренными глазами. Потом она пристально взглянула на Саймона:
   — Нам надо поскорее тебя вылечить. Может, они там на Джефферсоне и одержали победу в первом раунде, но игра еще не подошла к концу, и ты можешь помочь нам.
   — Такой жалкий калека, как я? — с горечью в голосе спросил Саймон, который, по правде говоря, чувствовал себя еще не вполне живым.
   — Конечно, ты же не будешь вести себя как убогий инвалид! — Шейла подалась вперед и осторожно сжала Саймону руку, пытаясь не оборвать при этом спускавшиеся к ней трубочки бесчисленных капельниц. — Не смей об этом даже и думать! Ты — офицер…
   — В отставке, — просипел Саймон.
   — Офицеры Кибернетической бригады продолжают сражаться даже в отставке. Конечно, твоему телу здорово досталось, но с головой-то у тебя все в порядке! Ну да, может, ты никогда больше не попадешь на поле боя. Ну и что?! Главное, что ты мыслишь, как боевой командир! Ты даже понимаешь мысли сухопутного линкора двадцатой модели, а этого не умеет почти никто во всей бригаде, не говоря уже о бесчестных политиканах, исподтишка узурпировавших власть на своей заштатной планетке. У тебя перед ними огромное преимущество, и ты можешь легко поквитаться с ними за это, — сказала Шейла, кивнув на трубки и провода, опутывавшие неподвижное тело Саймона.
   Несколько мгновений бывший командир «Блудного Сына» смотрел Шейле Брисбен прямо в глаза и наконец еле заметно кивнул. Ему дорого стоило даже это ничтожное движение, но сам факт, что это возможно, ободрил Саймона.
   — Ну ладно, — прошептал он, — будь по-твоему…
   — Ну вот и молодец! — ослепительно улыбнувшись, воскликнула капитан Брисбен. — А теперь расскажи мне о военном потенциале Джефферсона!..

IV

   В полном унынии, весь опутанный проводами, я возвращаюсь в ангар и что же там вижу! Какого-то совершенно постороннего человека. Я тут же навожу на него свои пулеметы, но не открываю огонь. В одиночку этот невооруженный человек не может мне навредить и помешать выполнить задание. Я и так передавил сегодня немало беззащитных людей… Остановившись у самой двери, разглядываю незнакомца, который разинув рот уставился на мой ощетинившийся стволами орудий корпус.
   — Вы вторглись в закрытую военную зону повышенной секретности, — строго говорю я. — Немедленно сообщите мне номер вашего пропуска и цель вашего посещения!
   Оказавшийся в моем ангаре субъект не отличается высоким ростом. У него широкие плечи и развитая мускулатура. Лицо мужчины украшает замысловатая микротатуировка, переливающаяся всеми цветами радуги и складывающаяся в невероятные узоры в такт мимике его физиономии. Сейчас он таращится на меня круглыми от удивления глазами.
   — Меня зовут Фил Фабрицио, — заявляет незнакомец. — Мне велели сюда прийти… Ни хрена себе, какой ты огромный! Меня не предупредили, что ты такой амбал!
   В его тираде почти не содержится интересующей меня информации.
   — Зачем вы проникли в секретную зону? — продолжаю я.
   Мужчина все еще не в силах оторвать взгляда от свисающей с моей передней башни паутины проводов с болтающимися на них светофорами.
   — Да ты выкорчевал добрую половину светофоров в Мэдисоне!
   — Немедленно объясните цель своего появления или я открываю огонь!
   Я навожу на Фила Фабрицио заряженные пулеметы, но он, кажется, не понимает опасности, в которой оказался, и не ценит моего ангельского терпения.
   — Эй! Постой! Не стреляй! Я же твой механик!
   — Мне не сообщали о кадровых назначениях, касающихся моего технического обслуживания!
   — Чего?! — недоуменно морщится странный субъект.
   Я понимаю, что передо мной продукт пятнадцатилетнего господства ДЖАБ’ы в сфере школьного образования, и пытаюсь выразить свою мысль как можно проще:
   — Мне не говорили, что придет механик. Впрочем, прежде чем вас расстрелять, я направлю соответствующий запрос.
   — Тебе не говорили? — по-прежнему удивленно спрашивает Фил Фабрицио. — Ну да, наверное, все заняты включением электричества в городе и забыли тебя предупредить.
   Несмотря на нелепость ситуации, меня начинает снедать любопытство. Неужели этот человек действительно не понимает, что я убью его, если не получу подтверждения?! Может, он так глуп? Или он и в прочих ситуациях относится с таким же пренебрежением к собственной жизни?.. Любопытно! Постараюсь узнать этого субъекта получше, если мне, конечно, не придется его застрелить…
   Я отправляю запрос Жофру Зелоку, который не выходит со мною на связь. Ничего удивительного! Ведь я разворотил почти весь центр Мэдисона!
   Я вынужден обратиться к Сару Гремиану, который отзывается сразу:
   — Что тебе надо, железяка?
   — В моем ангаре находится посторонний, утверждающий, что он мой механик. Я требую официального подтверждения. В противном случае я буду действовать в соответствии с заложенной в меня программой и застрелю этого человека за проникновение в запретную зону.
   — Подожди!
   Я вхожу в режим ожидания. Прошло двадцать невыносимо долгих секунд. Тридцать! Сорок пять! У людей совсем иные представления о времени. За сорок пять секунд я успел бы спланировать отражение атаки противника на эту звездную систему и приступить к его выполнению. Может, Сар Гремиан не любит не только своих соплеменников, но и мыслящие механизмы? Тем временем Фил Фабрицио делает шаг по направлению к моим гусеницам и, задрав голову вверх, ошеломленно разглядывает мою носовую часть.
   Стволы моих пулеметов следят за его перемещениями, и я нахожу уместным предупредить его:
   — Еще один шаг, и я стреляю.
   — Что?.. А! Не надо!
   Микротатуировка на правой половине лица Фила Фабрицио поменяла форму и цвет. Возможно, микро-имплантаты, внедренные ему под кожу, реагируют на биохимические изменения, связанные с эмоциональными всплесками. Такое явление известно мне по содержащейся в моей базе данных информации о поведении некоторых представителей земной фауны. Вот, например, спрут входит в число семнадцати видов земных живых существ, меняющих форму и окраску, чтобы ускользнуть от хищников или, наоборот, настигнуть свою жертву.
   Мне не понятно, что подвигает людей наносить себе на лица татуировки, ведущие себя как шкура осьминога. Если бы микротатуировки на лицах представителей гражданского населения можно было использовать для их маскировки на местности в ходе боевых действий, тогда я бы понял, в чем тут смысл. А так — неужели людям нравится походить на осьминогов?! Где же джефферсонский механик-недоучка раздобыл денег на такую дорогую и совершенно бессмысленную татуировку?
   Со мной на связь выходит Сар Гремиан.
   — Фил Фабрицио — техник, который будет тебя обслуживать.
   Гремиан передает мне фотографию человека, стоящего в данный момент в двух метрах и десяти сантиметрах от моей левой гусеницы. На официальной фотографии его осьминожья татуировка имеет иную форму и другой цвет. Я изучаю черты лица Фила Фабрицио, его отпечатки пальцев, номер его удостоверения личности и сравниваю их с тем, что имеется у стоящего передо мной человека. Это действительно господин Фабрицио. Я прошу передать мне информацию об уровне его подготовки, позволяющей ему работать инженером по психотронным системам. Если некоторые мои слова, не относившиеся к разряду площадной брани, привели его в недоумение, то мне хочется поскорее узнать, что же умеет делать человек, которому предстоит копаться в моих микросхемах и механизмах.
   — Господин Фабрицио закончил с золотой медалью механический факультет Торгово-промышленного института при концерне «Таяри». На экзаменах он получил высшие оценки. Сейчас на Джефферсоне нет техника более высокой квалификации.
   Это откровенная ложь. Кафари Хрустинова имеет диплом инженера-психотронщика и к тому же знакома с моими системами. Я выхожу на страницу механического факультета Торгово-промышленного института концерна «Таяри» и вижу, что в других мирах его программу сочли бы пригодной лишь для кружка старшеклассников. В этой программе очень много часов отводится истории ДЖАБ’ы и ее достижений и слишком мало — прикладной механике. Будь я человеком, я не позволил бы выпускнику этого факультета прикоснуться даже к газонокосилке. А ведь я очень сложный механизм. Поэтому я заявляю официальный протест:
   — Программа учебы, за которую Фил Фабрицио получил золотую медаль, не позволяет ему считаться техником, имеющим право обслуживать психотронные системы. Выпускники его учебного заведения не получают достаточной подготовки для того, чтобы осуществлять даже элементарнейшие операции по обслуживанию сухопутного линкора двадцатой модели. Назначать его моим механиком — безответственное и необдуманное решение, подвергающее опасности не только мои системы, но и граждан Джефферсона.
   — Фил Фабрицио — лучший механик на Джефферсоне. Никому другому мы не дадим приблизиться к тебе даже на пушечный выстрел. Ты понял, железяка?!
   Я все понял как нельзя лучше. Нынешние правители Джефферсона, определяющие его настоящее и будущее, считают Фила Фабрицио политически благонадежным. Сар Гремиан мстит мне за то, что я унизил его на глазах у телохранителей. Саймон был прав — Сар Гремиан не прощает своих обид никому, даже боевым машинам. Я и так не рад тому, что натворил за сегодняшний день, а появление господина Фабрицио окончательно повергает меня в печаль.
   — Понятно, — отвечаю я.
   — Ну и отлично. Надеюсь, вы с ним сработаетесь.
   Желчная усмешка Гремиана и взгляд его бесцветно-металлических глаз не оставляют сомнений в том, что ему нравится надо мной издеваться.
   Он прервал связь, а я остался один на один с механиком, подготовленным обслуживать меня не лучше земной макаки.
   — Вы получили допуск на закрытую территорию и имеете право осуществлять мероприятия по моему техническому обслуживанию.
   — Чего?! — Опять та же недоуменная физиономия.
   Услышав любимый вопрос Фила Фабрицио, я пытаюсь выразить свою мысль проще:
   — Главный советник президента сообщил мне о том, что вы можете здесь находиться. Поэтому я вас не застрелю.
   — А! — Фил Фабрицио заметно приободрился. Осьминог у него на лице извивается, как водоросли в ветреную погоду, и переливается нежными розовыми тонами. — Здорово! Так сказал сам советник? А ведь мне просто сказали в отделе кадров явиться сюда. Неужели об этом знает сам советник?!
   — Слышь, а может, тебе чего-нибудь надо? Может, поменять тебе масло? — С этими словами татуировка механика приобрела ангельский голубой оттенок, а я погрузился в бездну отчаяния.
   — Прошу вас удалить поломанные светофоры и провода с моего корпуса и башен. В бою они могут помешать моему мелкокалиберному оружию.
   — А как мне туда залезть? — с сомнением спрашивает Фил Фабрицио.
   — Вы умеете подниматься по лестницам?
   — Да, но где же мне взять такую длиннющую?! — Новоиспеченный «механик» явно не понял моего сарказма, и я, собрав жалкие остатки терпения, пускаюсь в объяснения:
   — На крыльях, закрывающих мои гусеницы, и на моем корпусе имеются трапы. Вам предстоит по ним взобраться. Между моими башнями есть площадки с перилами, которыми вы и воспользуетесь. Проявив элементарную осторожность, вы не свалитесь вниз и не раскроите себе череп о бетонный пол. Советую вам захватить с собой набор кусачек разного размера. В противном случае вам придется постоянно лазать вверх и вниз, и вы скоро выбьетесь из сил.
   Несколько мгновений Фил таращится на меня, а потом кроит обиженную физиономию. Осьминог у него на лице наливается багровой краской. Казалось бы, те. перь его мимику будет вообще не разобрать, но каким-то чудом микротатуировка придает его лицу очень упрямый вид.
   — А чего уставать-то из-за пары дурацких лестниц!..
   Поищу-ка сначала кусачки. Ты не знаешь, где они могут валяться? Мне вообще не дали никакого инструмента. Просто пихнули в аэромобиль и привезли сюда. Ты же не будешь стрелять, если я пороюсь в ящиках с инструментами? — С этими словами Фил, задрав голову, разглядывает высоченные стены моего ангара.
   — А где тут вообще ящики с инструментами? У нас в мастерской ничего такого не было, — добавляет он, уставившись на полки со сложнейшими приборами на контейнеры с боеприпасами.
   Пытаясь найти слабое утешение в том, что Фил, кажется, не очень меня боится, я — шаг за шагом — направляю его туда, где лежат кусачки, и объясняю ему, где именно на моем корпусе находятся трапы. Несмотря на свое бахвальство, мой новый механик почти выбился из сил, преодолев едва ли половину пути к вершине моего корпуса.
   — Надо бросать курить травку! — задыхаясь, хрипит он.
   Я не знаю, что это за зелье, но мне, наверное, стоит расстроиться из-за того, что питающий к нему пристрастие человек получил допуск к моим системам. Фил три часа ползает по трапам, чертыхается, дергает за перепутавшиеся провода и орудует кусачками. Наконец мой корпус свободен от зловещей паутины. Теперь не покрытые татуировкой участки кожи Фила тоже побагровели под стать алому осьминогу у него на лице, который сейчас словно плавает в кетчупе.
   Каким-то чудом Фил умудрился выполнить порученное ему задание. Он сбросил остатки светофоров на пол, где они разбились вдребезги, и ему придется их убирать. Наконец он спустился вниз. При этом он не упал и не переломал себе кости. Пожалуй, это самый геройский поступок за всю его жизнь. Боюсь, мне светит не очень радужное будущее, но я бессилен его изменить.
   Фил размазывает по лицу пот грязной ладонью.
   — Ого, сколько всего на тебе висело! Ну и куда это теперь девать?
   — Не имею понятия, — честно отвечаю я.
   К моему удивлению, Фил просиял, почти с любовью созерцая мою переднюю башню.
   — Это здорово! Я продам эти провода и все остальное на рынке. Да тут можно заработать пару сотен! Завтра я пригоню сюда грузовик сестры. Я кое-кого знаю на рынке, и мне хорошо заплатят. Может, раскрашу себе вторую половину лица!
   Я решил не напоминать Филу, что продажа этих проводов и всего, что на них болтается, равнозначна краже государственного имущества. Вряд ли это произведет на него впечатление… Однако с этим Филом Фабрицио явно не соскучишься. А может, его манера тащить все, что плохо лежит, мне когда-нибудь пригодится? Жаль, что приходится рассчитывать на воровские замашки собственного механика, но при непрерывном ухудшении моего материально-технического снабжения и они могут оказаться полезными. А сухопутные линкоры запрограммированы на выживание любой ценой…

ГЛАВА 18

I

   От долгого сидения перед компьютером у Кафари болели спина и шея. На орбитальной станции «Зива-2» произошел сбой в программе, и она начислила подлетающему кораблю «Звезда Мали» портовый сбор в восемнадцать раз больше положенного. Госпожу Айдити, капитана «Звезды Мали» чуть не хватил удар, и теперь Кафари лихорадочно пыталась устранить неполадку.
   От капитанов грузовых кораблей требовали заранее оплатить сбор и приблизительную стоимость топлива и прочих припасов, запасы которых им предстояло пополнить. Реальная же стоимость услуг определялась перед отлетом, и капитаны либо доплачивали недостающие деньги, либо получали часть заранее выплаченных средств обратно. Кафари пришлось целых пятнадцать минут успокаивать рассвирепевшего капитана Айдити, пока ее корабль подлетал к станции. Впрочем, капитаны давно знали, что техническое обслуживание на «Зиве-2» — как и вообще на Джефферсоне — на очень низком уровне, а попытки компьютерных систем обсчитать их — в порядке вещей.
   Дело в том, что джабовцы заменили опытных специалистов станции благонадежными людьми. Этими высокооплачиваемыми должностями ДЖАБ’а вознаграждала теперь своих преданных сторонников. При этом его руководителей совершенно не волновало, что большинство новоиспеченных «инженеров» на станции с трудом окончило среднюю школу. Впрочем, они прекрасно умели находить контрабанду в любом грузе и налагать огромные штрафы, чтобы присвоить большую их часть вместе с изрядным количеством грузов, которые они произвольно объявляли контрабандными. Многие разозленные капитаны грозились вообще больше не летать на Джефферсон.
   В конце концов Кафари сказала:
   — Послушайте, меня зовут Кафари Хрустинова, и я обещаю вам найти неисправность. У вас на борту служит мой двоюродный брат Стефан Сотерис. Спросите у него, можно ли положиться на мое слово.
   — Я именно так и поступлю! — ледяным тоном заявила капитан Айдити.
   Через восемь минут она снова вышла на связь. Теперь она говорила гораздо спокойнее, а на лице у нее было такое выражение, что Кафари невольно задумалась над тем, что же ей такого наговорил Стефан.
   — Госпожа Хрустинова, приношу вам свои извинения! Буду ждать от вас новостей.
   — Извинения ни к чему, капитан! Я свяжусь с вами, как только закончу работу.
   В пять часов тридцать восемь минут Кафари наконец нашла ошибку в коде. Она застучала по клавишам и отправила несколько команд на станцию. Компьютеры на «Зиве-2» принялись лихорадочно работать и через некоторое время дали ответ. Кафари перевела дух. Наконец-то сумма портового сбора стала разумной.
   Она тут же связалась с капитаном Айдити, которая взъерошила себе стриженые волосы и сказала:
   — Милая моя, не знаю, как вам это удалось, но я вам очень признательна. Ведь я работаю сама на себя. Этот корабль — все, что у меня есть. Откровенно говоря, мне не хватило бы денег, чтобы оплатить сумму, которую мне назвали сначала. И что бы я тогда стала делать? Поворачивать обратно? А груз?! Вы понимаете, что только что спасли меня от банкротства?!
   — Все хорошо, что хорошо кончается, капитан. Рада была оказать вам эту маленькую услугу.
   — Ничего себе «маленькую услугу»! Вы спасли меня от голодной смерти! Я ваша должница. Можете просить меня о чем угодно!
   — Буду иметь это в виду, — улыбнувшись, сказала Кафари.
   Она уже закрывала кабинет в конце рабочего дня, когда у нее сработал наручный коммуникатор и она услышала голос отца:
   — Включи новости! Арестовали Дэнни Гамаля!
   — Что?! — Кафари бросилась к компьютеру, вошла в информационную сеть и уставилась на кроваво-красный заголовок «Убийство ни в чем не повинных школьников фермерами-террористами!».
   У Кафари опустилось сердце, и она еле слышно прошептала: «Боже мой!..»
   Ей был хорошо знаком появившийся на экране дом. Она пару раз бывала в нем по пути с работы домой, чтобы навестить Дэнни Гамаля, его мать Айшу и жену Эмилию. Речь шла о джабхозовском бараке. Он стоял в долине реки Адеры, и в нем ночевали члены кооператива Хэнкоков, когда им приходилось гнуть спины на джабовской барщине. Хэнкоки — кристально честные и безгранично порядочные люди! Они не обидели бы и мухи, не говоря о каких-то там школьниках!
   Двор перед домом был полон реанимобилей и автомобилей с эмблемами ненавистной полиции государственной безопасности. Люди в белых халатах выносили из дома тела в полиэтиленовых мешках. Мешков было много. На переднем плане красовался Поль Янкович, размахивавший пятнадцатью фотографиями мальчиков, действительно смахивавших на школьников.
   То срываясь на негодующий крик, то глотая слезы, Поль Янкович вещал:
   «…Они просто хотели мирно выразить свой протест! Привлечь внимание общественности к тому, что творится на фермах! Разоблачить фермеров, укрывающих продукты питания от голодающих джефферсонцев! Чтобы найти тайник с продуктами, им даже не понадобилось отъезжать далеко от Мэдисона!»
   «Этот дом, — продолжал он, показав на джабхозовскую казарму, которую кооператив Хэнкоков вынудили взять в аренду за огромные деньги, — принадлежит государству. В нем проживают те, кто трудится в джефферсонских общественных хозяйствах. Он находится в трех с половиной километрах от района космопорта, где живут самые бедные и самые голодные семьи на Джефферсоне. Их дети никогда не ели первосортных продуктов питания, которыми полны подвалы этого дома!»
   Ах ты лживая мерзкая тварь! Кафари сжала край стола побелевшими от напряжения пальцами. Хэнкокам, как и тысячам других каламетских фермеров, приходилось бесплатно трудиться в джабхозах, а уже потом — вместо отдыха — возделывать собственную землю. Каламетским фермерам не доставалось ничего из того, что они выращивали в джабхозах. Они могли потреблять в пищу лишь то, что вырастало на их земле. В противном случае их ждали тюрьма и исправительная колония. Куда же идут выращенные в джабхозах продукты питания, если — не голодающим детям?!
   Кафари просмотрела все ведущие каналы новостей, но везде говорили одно и то же. Потом она решила выйти на страницу информационной программы Аниша Балина. Это оказалось не просто. Для этого ей понадобилось целых пять минут. Оппозиционной и полемической программой Аниша Балина явно интересовалось множество народа. Впрочем, даже каламетские фермеры порой критиковали ее, опасаясь, что ее резкий стиль создаст среди остального населения Джефферсона представление о фермерах как об агрессивных маньяках и может повлечь за собой карательные меры против них.
   Когда Кафари наконец вышла на страницу Аниша Балина, на весь экран ее компьютера заполыхала надпись «Первая ложь!». Вслед за ней появились тридцать фотографий, расположенных в два столбца. В левом столбце находились фотографии, которыми размахивали Поль Янкович и ему подобные. В правом же столбце были уже другие фотографии. Слева были изображены пятнадцать мальчиков. У них были грубые лица уличных хулиганов, но им явно было лет по двенадцать-тринадцать. Справа же были фотографии пятнадцати мускулистых молодых мужчин с усами, микротатуировками и кольцами в бровях и губах. Самому молодому из них было двадцать два или двадцать три года. По форме лиц, подбородков, положению ушей было хорошо видно, что на фотографиях изображены одни и те же люди. «Ни в чем не повинные школьники» Поля Янковича явно давно вышли из школьного возраста.
   Потом на экране появилась надпись «Вторая ложь!», и удивление Кафари уступило место лютой ненависти.
   Ввиду того что у членов кооператива Хэнкоков было примерно пятнадцать детей, не достигших еще двухлетнего возраста и, следовательно, не ходивших еще в джабовские ясли, по всему джабхозовскому бараку стояли видеокамеры, «следившие за безопасностью и правомерным обращением» с маленькими детьми и грудными младенцами, пока их родители работают на государственных полях. Такие камеры имелись во всех джабхозовских казармах. Они включались, реагируя на движения и звуки, когда фермеры приезжали отрабатывать обязательные пятьдесят часов на государственных плантациях.
   Эти камеры работали и в тот момент, когда в дом ворвались «невинные школьники» Поля Янковича. Анишу Балину удалось взломать джабхозовскую компьютерную сеть и скопировать запись этих камер еще до того, как на место трагедии прибыла ПГБ. Теперь на его странице непрерывно воспроизводилась эта запись. Всего в доме стояло три камеры. Одна снимала в столовой и на кухне, другая — в детской, а третья — в спальне. С ужасом Кафари слушала испуганные детские крики и наблюдала за тем, как пятнадцать здоровых парней буквально вышибли дверь в барак. Их бандитский жаргон не оставлял ни малейших сомнений в том, что это одна из так называемых крысиных банд, охотившихся за своими жертвами в окрестностях космопорта. Они грабили в основном прозванных космическими крысами членов экипажей челноков, перевозивших грузы из доков станции «Зива-2» на грузовые площадки космопорта, Крысиные банды были самыми опасными преступными группировками в Мэдисоне. Они безраздельно господствовали в его пригородах, несмотря на периодические попытки ПГБ их ликвидировать.
   Крысиная банда ворвалась в дом, размахивая оружием. В это время в бараке оставались только пожилые женщины и их маленькие внуки. Бандиты согнали их в спальню, где началась такое, от чего Кафари чуть не вырвало…
   Те из подонков, кто не истязал детей, шныряли по дому. Главари приказали им выгрести всю еду из ближайших сараев и амбаров, обчистить грядки в огороде и коптильни. Они прибрали к рукам все, что казалось съедобным или могло пойти на продажу… Внезапно Кафари затаила дух. Она увидела на экране Айшу Гамаль.
   Камера заметила, как Айша успела незаметно включить наручный коммуникатор и отправить в службу спасения Джефферсона сигнал о помощи. Анишу Балину удалось запеленговать и полученный ответ, гласивший: «В настоящий момент все сотрудники местных правоохранительных органов заняты. Ваш запрос будет отправлен в отдел по борьбе с кражами и мелким хулиганством. Всего хорошего!»
   Через две с половиной минуты бандиты, грабившие амбары, с криками вбежали в дом. Бесчинствовавшие в спальне изуверы бросились к окнам и открыли огонь. Оказалось, что сигнал Айши достиг не только полицейских приемников, но и трудившихся в полях фермеров.
   В воцарившейся суматохе Айша Гамаль бросилась к одной из коек, с грохотом перевернула ее, схватила спрятанный под ней пистолет и застрелила двух негодяев. Остальные мерзавцы попрятались кто куда, но один из них не испугался. Они с Айшой одновременно взяли друг друга под прицел, и отважная женщина первой нажала на спуск… Последовал сухой щелчок — у нее кончились патроны…