Ринго Джон. Дорога на Дамаск

   — А может, ты мечешь его перед свиньями? — осторожно спросила Елена.
   — Что ты говоришь! — воскликнула Кафари, смахнув слезу с ресниц. — Папа все время писал о тебе. Я тобой горжусь!
   — А чего мной гордиться? — пробормотала Елена.
   — Спроси своих друзей, прилетевших за тобой на Джефферсон! — улыбнувшись, ответила Кафари.
   — Не могу. Я не знаю, что они ответят, — призналась Елена.
   — А ты поумнела… Молодец, — негромко проговорила Кафари, напомнив этими словами дочери о том, почему они сейчас сидят в темной коморке в недрах Каламетской плотины. — Расскажи-ка мне лучше о твоих товарищах!
   Елена начала не торопясь описывать их навыки, откровенно говоря о достоинствах и недостатках. Она рассказала о том, что Саймон намеревался поручить ее друзьям и как они могли способствовать успеху восстания.
   Кафари слушала дочь молча, не перебивая, но у нее на лице было написано пристальное внимание, которое напугало бы кого угодно, кроме Елены. Девушку успокаивало то, что она привезла матери немало полезного: одежду, защищающую от биохимического оружия, вакцину против вирусов и противоядия от различных видов химического оружия, которое, по мнению правительства Вишну, могло оказаться в распоряжении Санторини. А еще в багаже Елены были современные медицинские приборы, которых днем с огнем не сыщешь на Джефферсоне.
   Большое количество этих веществ и оборудования уже было отправлено в разные повстанческие лагеря на небольших аэромобилях, стартовавших с огромного военного челнока в противоположном полушарии Джефферсона. Вход челнока в атмосферу был рассчитан так, чтобы оказаться в необитаемом полушарии в ночное время, и аэромобили разлетелись по лагерям повстанцев на высоте, не доступной для джабовских радаров.
   И все-таки снаряжения на всех не хватало. В Каламетский каньон эти нужные вещи не попали вообще, потому что коммодор Ортон не решился никому сообщить о месте своей ставки.
   — В Мэдисоне всего еще полным-полно, — сообщила матери Елена. — Хватит на два грузовика. В наш аэромобиль влезло очень мало.
   — Конечно, вы же не могли лететь на большом аэромобиле. Кроме того, у нас есть кое-какое свое снаряжение, но и твое нам очень пригодится. А больше всего нам нужны медикаменты.
   — Мы, пожалуй, можем внести в план твоего отца кое-какие интересные дополнения, — задумчиво наморщив лоб, сказала Кафари. — Впрочем, для этого мне нужно поговорить с господином Фабрицио. Попроси его зайти ко мне, а сама сходи погуляй по плотине. Познакомься с нашей артиллерией.
   — С удовольствием, — негромко сказала Елена. — Ведь я никогда не видела настоящих пушек.
   Кафари в последний раз обняла дочь, взъерошила ей волосы и взялась за боевой шлем.
   Прежде чем его надеть, она с извиняющимся видом улыбнулась дочери.
   — Ты не представляешь, как я его ненавижу! — пробормотала она.
   — Почему же, представляю! — улыбнувшись, сказала Елена.
   У Кафари затуманился взор. Она смотрела куда-то в такую даль, по сравнению с которой бездна космического пространства казалась обмелевшей.
   — Порой жизнь вынуждает нас привыкать даже к самому невыносимому, — сказала она дочери, у которой защемило сердце от этого признания. — Не скрою, я чувствую себя в этом шлеме очень одинокой… Впрочем, вся человеческая жизнь, наверное, сплошное одиночество.
   — Однако сейчас об этом не время! — встрепенулась Кафари.
   — Позови господина Фабрицио! — попросила она, водрузив на голову шлем.
   Елена кивнула. Она подумает о словах матери на досуге! А сейчас надо выполнять приказ!..
   — Слушаюсь! — воскликнула она, браво отдав коммодору честь, повернулась кругом и открыла дверь.
   — Тебя хочет видеть коммодор! — сообщила она Филу и полезла вверх по лестнице на плотину. В каньоне дул свежий ветер, трепавший волосы девушке.
   С плотины открывался потрясающий вид. В районе водослива, в начале укрощенной части реки Каламет, был разбит лагерь, в котором отдыхали артиллеристы. Недалеко от него стояли орудия, защищавшие ущелье с плотиной.
   Справа от плотины громоздились выступы вулканической породы, отклонившие за многие тысячелетия русло реки от прямой и сформировавшие ущелье, именуемое Гиблым. За поворотом ущелья Елене был виден небольшой дом возле дороги, ведущей к плотине. Еще дальше находились другие фермы и разоренные фруктовые сады. Большую часть их деревьев срубили на дрова. Сырая древесина страшно дымила, но и у чадящего костра можно было согреться и приготовить пищу. О новом урожае фруктов в Каламетском каньоне давно никто не думал.
   Между отвесными стенами каньона в обширных лагерях, раскинувшихся на бывших лугах и полях, расположились те, кто срубил фруктовые сады. Это были беженцы. Ближайший из лагерей находился сейчас километрах в двух от того места, где стояла Елена. Его неказистые палатки были сооружены из одеял и простынь, натянутых на веревки. Елена сощурилась от полуденного солнца, стараясь разглядеть детали. На некогда тучных пастбищах сейчас было мало животных. Остальных держали в хлевах и загонах, а может, давно уже съели. В последнем случае джефферсонским фермерам придется много лет восстанавливать поголовье скота. Ведь у них нет денег на племенных животных с Вишну! Не помогут даже замороженные эмбрионы, которые имплантируют самкам, если в наличии нет самцов… Елена с ужасом смотрела на то, во что превратила ДЖАБ’а некогда цветущий Каламетский край.
   Девушка огляделась по сторонам в поисках артиллерии, о которой говорила ей мать, но не смогла обнаружить замаскированные позиции на стенах каньона. Уже не пытаясь различить детали, Елена рассеянно изучала каньон, надеясь уловить боковым зрением хоть какое-нибудь движение. Наконец ей удалось заметить три артиллерийские позиции метрах в пятистах от плотины. Расчеты орудий прекрасно маскировались. У таких бойцов можно многому научиться! Если на это будет время…
   Вспомнив, что на плотине тоже есть артиллерия, Елена отправилась к ближайшим позициям. Две из них были по краям плотины, а третья — в самом центре. .
   Девушка направилась к одной из них. Ей хотелось расспросить артиллеристов о том, каково им приходится в бою. На борту «Звезды Мали» она прислушивалась к разговорам товарищей Эстебана и поняла, что у опытных бойцов можно узнать много такого, о чем не расскажут ни учебники, ни инструктора. Хорошо бы выяснить побольше вещей, которые наверняка пригодятся ей в самом ближайшем будущем!
   Елена подошла к батарее, оборонявшей левое крыло плотины и простиравшуюся перед ней часть Гиблого ущелья. Перед ней стояло пять 30-миллиметровых зенитных пушек, десять установок для запуска сверхскоростных ракет и двадцать многоствольных сверхскорострельных орудий. Каждое из этих орудий базировалось на отдельном лафете, а каждый ствол мог находить свою собственную цель или вести шквальный огонь вместе с остальными стволами.
   В центре батареи зияло зловещее жерло трехсотпятимиллиметрового самоходного орудия. В последний раз девушка была рядом с такими орудиями, когда те сопровождали сухопутный линкор, идущий уничтожить все на своем пути. С дрожью в коленях девушка стала приближаться к артиллерийской позиции. Расчеты орудий сделали вид, что ее не замечают. Никто с ней не поздоровался.
   Елена мужественно подняла подбородок и с едва заметной улыбкой на губах подошла к артиллеристам.
   — Коммодор приказал мне ознакомиться с батареей, — пробормотала она, но никто не обратил внимания на ее слова. — Я никогда еще не видела артиллерию так близко…
   — Зачем ты приехала сюда из города? — процедила сквозь зубы женщина с худым, до срока поблекшим лицом. — Тут не место мэдисонской шпане вроде тебя. Вы двадцать лет лакали джабовские помои, пока мы подыхали от голода. Теперь объедки у ДЖАБ’ы кончились, и вы стали грызть своих же хозяев. Залезай в аэромобиль и вали отсюда подобру-поздорову!
   Елена залилась краской, но решила не сдаваться.
   — Никакая я не шпана! — ледяным тоном парировала она. — Мы студенты с Вишну. Нас целый отряд. Мы прилетели, чтобы сражаться с вами вместе с бывшими солдатами Конкордата. Ими командует Эстебан Сотерис. Он уже многое мне рассказал, но я еще никогда не видела так близко настоящую батарею… Я доложила коммодору о том, что мы делаем в городе, и он отправил меня познакомиться с вами.
   Стоило Елене назвать имя своего дяди, как отношение артиллеристов к ней сразу изменилось. Они больше не бросали на девушку враждебных, подозрительных взглядов.
   Заговорившая с ней женщина даже улыбнулась:
   — Эстебан Сотерис — молодец!.. А как тебя зовут?
   — Лена, — ответила девушка, не желая, чтобы артиллеристы узнали, кто она такая.
   Пока они не до конца ей доверяли, от них можно было ожидать чего угодно. Например «случайного» толчка в спину, закончившегося бы затяжным прыжком без парашюта в пропасть.
   — Иди сюда, Лена! Я покажу тебе, как программировать орудие с помощью боевого компьютера, — позвала ее женщина.
   — Кстати, меня зовут Рахиль, — сообщила Елене женщина, мгновение поколебалась и добавила: — Моя сестра замужем за генералом Гамалем…
   — Значит, вы работали в кооперативе Хэнкоков?! — воскликнула Елена.
   — Работала, — прищурившись, пробормотала Рахиль. — А потом коммодор Ортон, рискуя жизнью, спас нас из тюрьмы на базе «Ниневия». Моя сестра как раз ждала ребенка, а пэгэбэшники решили доделать то, что не успели бандиты… Они пытали нас просто так, для развлечения… Если бы они узнали, что моя сестра беременна… — При этой мысли Рахиль содрогнулась. — Но они ничего не успели узнать. Коммодор Ортон перестрелял их как собак!
   — Вон дом моего деда, — сказала Рахиль, указав на строение при дороге, ведущей в Гиблое ущелье, которое Елена заметила еще раньше. — Мы спим там по очереди. Сынишке моей сестры уже три года. Он родился далеко отсюда. Вон в той стороне.
   С этими словами Рахиль махнула рукой куда-то на северо-восток, где возвышались бесплодные склоны Дамизийских гор с их извилистыми ущельями, в которых мать Елены скрыла не один десяток тайных лагерей.
   — Он родился на свободе. И будет расти свободным!
   — Хорошо бы, — пробормотала Елена, пытаясь скрыть выступившие вдруг слезы.
   Рахиль пристально взглянула на девушку, но не спросила, почему та плачет. Сейчас в Каламетском каньоне при мысли о погибших родных и близких начинали плакать очень многие. Собравшихся здесь повстанцев и беженцев объединяло общее горе, породившее общую решимость умереть или победить.
   — А если будет газовая атака? — спросила Елена. — Еще на Вишну полковник Хрустинов предупреждал нас о том, что ДЖАБ’а накопила множество материалов для производства химического и биологического оружия.
   Рахиль ткнула пальцем в кучу защитного снаряжения возле орудий:
   — У всех артиллеристов есть защитные комплекты.
   — А у остальных? У беженцев?
   — Нет, — покачала головой Рахиль. — У них ничего нет… Под некоторыми домами вырыты убежища с фильтрацией воздуха. Как у моего деда. Другие устроили такие укрытия в погребах. Беженцы все время их строят, но у нас так мало инструмента, что бункеры на пятьсот тысяч человек выроют не скоро. Да и где взять столько воздушных фильтров?!
   — На месте Витторио Санторини я залила бы нас газом, — содрогнувшись, сказала Елена. — Ему это не впервой. Моя мама была в городе, когда джабовцы отравили толпу, чтобы прийти к власти. Потом они обвинили во всем президента Эндрюса. К счастью, моя мама уцелела и я вместе с ней. Она уверена, что Санторини нарочно отравил своих сторонников. Этот человек ни перед чем не остановится.
   — Я помню этот день! — буркнул один из артиллеристов. — Ничего, мы еще доберемся до Санторини, и тогда он у нас такого нанюхается, что мама не горюй!
   — Ну давай, — сказала Рахиль. — Пока все спокойно, я что-нибудь тебе покажу. А то скоро по нам начнут палить, а мы будем отстреливаться.
   Артиллеристы стали объяснять девушке работу интерфейсов боевого компьютера. Елена узнала, как компьютер находит цели, молниеносно выбирает одну из них для поражения и дает приказ открыть огонь. При этом реакция компьютера была намного быстрее человеческой.
   — А зачем этим пушкам люди? — спросила Елена. — Компьютер же быстрее любого из нас.
   — Компьютер может выйти из строя, — пробурчал огромный чернокожий артиллерист. — А кто будет подавать снаряды?
   — Они такие тяжелые, — пояснил он, кивнув на ящики с боеприпасами, — что одному человеку не поднять их на зарядные ремни.
   Елена с благоговейным ужасом посмотрела на семиметровое 305-миллиметровое орудие, перемещавшееся на восьми парах колес.
   — Этим орудием тоже управляет компьютер, — пояснил артиллерист, — но кто-то должен всегда быть рядом, чтобы перейти в ручной режим, если программа даст сбой… На самом деле, эти системы такие же допотопные, как и джабовский линкор…
   — А ведь он уже уничтожил у нас несколько таких орудий со всеми расчетами! — дрожащим от ненависти голосом добавил он. — В прошлом году у нас два раза отказывали компьютеры. Один раз это случилось, когда самоходка отстреливалась, удирая от линкора. Водитель этой самоходки не умел вести огонь в ручном режиме, и линкор тут же его накрыл… А во второй раз самоходкой управлял опытный артиллерист, который перестрелял всех джабовцев и без компьютера.
   — И все-таки обычно они нас не подводят, — сказал он, ласково погладив орудийный ствол и взглянув в сторону остальных самоходок на плотине. — А мы умеем поражать цель из всего, что только стреляет, и, если кто-нибудь из нас гибнет, его место сразу занимает другой.
   Елене оставалось только кивать. Мужество этих людей, хладнокровно рисковавших своей жизнью, и поражало, и вдохновляло ее.
   — Я заметила, что у вас там еще батареи, — сказала она, махнув в сторону каньона. — Они похожи на вашу?
   — Не совсем, — покачала головой Рахиль. — У нас недостаточно снаряжения, чтобы в одинаковой степени защищать весь каньон с его боковыми ущельями. Впрочем, и того, что есть, нам обычно хватает, чтобы эти гады сюда не совались.
   — А они часто вас обстреливают?
   — Каждые несколько часов. Какого-то особого графика у них нет. Наверное, они дают пару залпов каждый раз, когда им надоедает сидеть на заднице и жрать свой паек, — сказала Рахиль. — Я не знаю, когда они снова откроют огонь, но обстрел не заставит себя ждать. Витторио Санторини решил любой ценой с нами расправиться. Теперь ему некуда отступать. Вся его ДЖАБ’а держится на ненависти к нам. Стоит Санторини сдаться, как простые джабовцы первыми кинутся на него!
   Елена согласилась с Рахиль.
   К тому времени, как ее экскурсия по миру артиллерии подошла к концу, сгустились сумерки. Елена поблагодарила своих новых знакомых, отошла к перилам и вновь углубилась в созерцание ущелья. Несмотря на полумрак, ее зоркие глаза рассмотрели чью-то фигурку, двигавшуюся со стороны дома в начале ущелья. Этот человек быстро шагал мимо артиллеристов, расположившихся у самого берега реки Каламет, извивавшейся по дну каньона после головокружительного прыжка с вершины плотины. Прошло совсем немного времени, и проворный боец достиг большой электрической платформы, устроенной повстанцами для того, чтобы поднимать на вершину плотины людей, оружие и боеприпасы. Елена переместилась к месту прибытия платформы и заглянула вниз. Плотина была так высока, что у девушки чуть не закружилась голова. Впрочем, стальные тросы быстро подняли платформу с ее единственным пассажиром. Елена хотела было поприветствовать его, но слова застыли у девушки на губах, а привыкший за несколько лет партизанской войны к осторожности Дэнни Гамаль тут же почувствовал чье-то присутствие у себя за спиной и стремительно повернулся, выхватив из кобуры пистолет.
   — Вы имеете полное право нажать на курок, — пытаясь усмехнуться, сказала ему Елена. — Представляю, как вы тогда меня ненавидели…
   — У меня были для этого основания, — процедил сквозь зубы Дэнни, смерив девушку пронзительным взглядом темных глаз.
   — Впрочем, в отличие от твоих тогдашних друзей, ты, кажется, не была доносчицей, — как будто нехотя добавил он.
   Елена поежилась, но поняла, что слышит комплимент от человека, на чьих руках умерла его собственная мать.
   — Папа… — начала было Елена, но замолчала, чтобы перевести дух, и лишь через несколько секунд снова заговорила, с трудом подбирая слова: — Отец рассказал мне о вас и вашей матери. Я ведь не знала, что, не будь ее, и я не появилась бы на свет. Ведь вы с ней спасли мою маму. Мне нечем отплатить вам за это, но я все равно чувствую себя перед вами в долгу…
   У Дэнни дернулась щека. Он оторвал взгляд от лица девушки и стал смотреть в глубину молчаливо извивавшихся перед ним розоватых стен каньона, изъеденных тысячелетними дождями и ветрами. Елена последовала его взгляду и увидела огоньки костров, на которых беженцы готовили свой скудный ужин, готовясь разделить его с родными, близкими и новыми друзьями по несчастью. Этим обездоленным постоянно угрожали уничтожением другие человеческие существа, которым беженцы, по сути, не сделали ничего плохого. Они жили в постоянном страхе, но все равно были гораздо мужественнее, честнее и лучше тех, кто их ненавидел, скандируя джабовские лозунги.
   Фермеров можно было лишить крова над головой, пытать и убивать, но их нельзя было сломить и поставить на колени.
   Среди приверженцев Витторио Санторини не было и не могло быть таких мужественных людей.
   — О чем ты думаешь? — негромко спросил Елену Дэнни.
   Девушка хотела описать ему, что творится у нее сейчас в голове, но не находила слов. Наконец она подняла голову и молча встретилась с Дэнни взглядом.
   — Я и не подозревал… — сказал он, глядя на Елену как на совсем незнакомого человека.
   — Что именно?
   — Я и не подозревал, что ты так похожа на свою мать.
   Елена расплакалась. Ей было вновь не унять обуревавшие ее чувства. Они с Дэнни молчали, понимая все без слов. Немного успокоившись и вытерев ладонями мокрые глаза, Елена шагнула к Дэнни, и на этот раз он не отшатнулся от нее, как от прокаженной. Они стояли плечом к плечу на самой вершине плотины, как часовые, охраняющие все самое дорогое им в этом мире.
   В этот краткий миг на Елену снизошло глубокое умиротворение. Она поняла, почему солдаты испокон веков воспевают не знающее границ братство по оружию людей, вместе смотрящих в глаза смерти.
   Они все еще стояли, созерцая в молчании засыпающий каньон, когда начался артиллерийский обстрел. В отдалении вспыхнули похожие на светлячков огоньки. Это рвались снаряды на дне каньона.
   — В укрытие! — рявкнул Дэнни. Елене не очень хотелось поджав хвост удирать от джабовских снарядов, но делать было нечего. Девушка повернулась, и тут!..
   Мир вспыхнул у нее перед глазами, когда одновременно дали залп все орудия, стоявшие на плотине. Что-то засвистело в воздухе, и Дэнни прижал Елену к бетонной стене. На просторах водохранилища за плотиной раздался взрыв, и в воздух взметнулся огромный фонтан воды. Вновь прогремели орудия. Елена вытянула шею, пытаясь рассмотреть происходящее вокруг нее, и у нее подкосились ноги. Небо потемнело от града летевших к плотине артиллерийских снарядов. Джабовские ракеты стали взрываться в воздухе, осыпая осколками дно каньона. Навстречу с плотины рванулись сверхскоростные ракеты. Озаряемая беспрерывными вспышками, густая завеса дыма заслонила горизонт. Над плотиной свистели осколки. Орудия на склонах тоже не молчали, сотрясая каньон своим грохотом.
   — Я кому сказал — в укрытие1 — снова заорал Дэнни. Елена на четвереньках поползла к железной двери, но в дыму ей было ее не найти. Внезапно где-то рядом раздался страшный грохот. Девушку опалило огнем и швырнуло о бетонную стенку. Придя в себя, она увидела, что от половины сверхскорострельных орудий в центре плотины не осталось и следа. Ракетные установки уцелели, но возле них не было видно бойцов. Только здоровенный чернокожий артиллерист в кабине самоходки по-прежнему сидел, скорчившись над компьютером в ожидании достаточно крупной цели.
   Оглянувшись, Елена увидела, что к плотине летят новые джабовские снаряды. Не колеблясь ни секунды, девушка бросилась к умолкшим ракетным установкам и стала их заряжать. Рядом с ней трудился Дэнни Гамаль. Над ними свистели снаряды, взрывавшиеся в водохранилище. Заряженные ракетные установки открыли огонь. Их компьютеры находили и сбивали вражеские снаряды, летевшие прямо на плотину.
   Артобстрел внезапно прекратился, и воцарилась звенящая тишина. Елена подумала, что у нее лопнули барабанные перепонки. Она тяжело дышала, вытирая дрожащей рукой потный лоб. Ее утешало лишь то, что генерал Дэнни Гамаль тоже весь взмок и трясся как осиновый лист.
   — Сегодня они дали нам жару! — наконец выговорил он.
   — Молодчина! — сказала Елене появившаяся из клубов дыма Рахиль.
   — Считай, ты спасла плотину! — поддержал ее вытиравший рукавом потный лоб Дэнни.
   Елена не выдержала и разрыдалась. Она сама не понимала, почему сейчас плачет, но Рахиль, кажется, совсем не удивилась. Хромая, она подошла к девушке и обняла ее за плечи, Дэнни же погладил Елену по щеке и прошептал:
   — Не стесняйся слез. Ты только что доказала свое мужество. Мама будет тобой гордиться.
   Девушка всхлипывала, пытаясь успокоиться, и заглядывала вглубь каньона, прикидывая ущерб, причиненный обстрелом. Лагерь беженцев сильно пострадал. Горела половина палаток. Люди все еще бежали к стенам каньона, надеясь найти там укрытие. Сотни, а может, и тысячи тел лежали среди разгромленного лагеря.
   Внезапно разбегавшиеся люди стали падать на землю.
   Сначала Елена не поняла, что происходит, а потом закричала:
   — Смотрите! Что с ними?!
   Дэнни изрыгнул проклятие. Рахиль с остальными уцелевшими артиллеристами бросились к защитному снаряжению, но добрая половина комплектов погибла в огне взрывов. Защитных костюмов осталось очень мало. Дэнни схватил Елену за руку и потащил к двери, выкрикивая в коммуникационное устройство: «Газ! Они применили газ! Объявить тревогу! Надеть защитные костюмы!»
   У девушки от ужаса подкосились ноги.
   «Мама!» — закричала она в коммуникационное устройство раньше, чем поняла, что ей неизвестна командная частота.
   Завыла душераздирающая сирена. Елена и Дэнни пробирались к двери, спотыкаясь об обломки и разбросанное снаряжение. Они были уже у самой цели, когда джабовские орудия снова открыли огонь. Озаренный пламенем бетон плотины содрогался от взрывов. Кто-то распахнул у них перед носом дверь. Дэнни подхватил Елену и буквально швырнул ее в проем. У Елены потемнело в глазах, но она успела заметить, что сам Дэнни упал. Елена шлепнулась на бетонный пол и откатилась к дальней стене. У нее за спиной с лязгом захлопнулась дверь.
   Дэнни остался снаружи! Елена стала отчаянно выкрикивать его имя.
   Кто-то подхватил девушку на руки, облачил в защитный костюм, водрузил на голову шлем и застегнул все молнии. Когда Елена пришла в себя, она увидела, что над ней склонились двое. Лицо Фила Фабрицио просвечивало сквозь щиток защитного шлема. Девушка заметила, что у него побледнела даже микротатуировка. На втором человеке был командный шлем с темным щитком.
   — Генерал Гамаль пал смертью храбрых, — сказал бас коммодора Ортона.
   Елена опять расплакалась, хотя в шлеме ей было не вытереть глаз и не высморкаться. Почему все должно быть именно так?! Дэнни столько пережил! Столько сделал для успеха восстания! И вот теперь он погиб, спасая ее! Разве она стоит, чтобы из-за нее гибли такие люди! Впрочем, вскоре девушка перестала плакать. Горе улетучилось, его место заняла несокрушимая, как гранит, решимость отомстить.
   Она уничтожит их всех! И хуже всего придется проклятому Санторини!

II

   Саймону не приходилось раньше бывать в этом районе Мэдисона. По грязным улицам среди покосившихся домов слонялись стайки голодных дворовых ребятишек. Любой взглянувший в их потухшие глазенки видел там лишь недоверие и отчаяние. Эти дети ни во что не играли и даже не болтали между собой. Чаще всего они жались к грязным тротуарам, ковыряясь в сточных канавах, или сидели, облепив какое-нибудь потрескавшееся бетонное крыльцо перед обшарпанной дверью очередной многоэтажки.
   Следуя за проводником мимо приоткрытых дверей этих убогих жилищ, Саймон задерживал дыхание, потому что оттуда доносился смешивавшийся с вонью канализации и гниющих помоев смрад кухонь, на которых готовили что-то невообразимое.
   Саймону раньше приходилось бывать в трущобах возле космопортов. Он видел, как обитатели истерзанных войною миров, собравшись с последними силами, пытаются отстроить все заново. Но таких несчастных детей и таких жутких жилищ он не мог себе представить. Сжав кулаки, он думал о том, в какой бездонный экономический кризис всего за несколько лет рухнул весь Джефферсон.
   День подходил к концу. В окнах зажглись тусклые лампочки, но на улицах не горело ни одного фонаря. Все они уже давно были разбиты праздно шатающимися подростками, срывавшими недовольство судьбой на их стеклах, не способных дать сдачи. Безработные бессмысленно бродили по улицам, как сухие листья, кружащиеся в водоворотах медленной реки. Некоторые из них уже отчаялись до такой степени, что с вызывающим видом собирались на перекрестках, обмениваясь жалобами и непонятно кому адресованными угрозами, исполнить которые им все равно никогда не хватило бы духу.