Страница:
Мосович продрался через заросли горного лавра и рододендрона и, цепляясь за выступающие из тонкой почвы гранит и слюду, полез вверх со всей скоростью, на которую соглашались дрожащие от усталости ноги. Про альтернативу не хотелось и думать.
— Красиво это выглядеть не будет, — произнес Чолоста’ан.
— Не учи меня есть, детеныш, научись сам сначала, — огрызнулся оолт’ондай. — Прости, но это очевидно. Тем не менее, если мы хотим загнать этих абатов-пэдээровцев до смерти, мы должны сблизиться с ними.
— Ну, — произнес младший кессентай с легким хлопком гребня, — мы можем просто здесь усесться и уморить их голодом.
Он поглядел на оолт’ондая и зашипел при виде выражения на его крокодильем рыле.
— Но полагаю, что нет.
Оолт’ондай притворился, что не слышит, лишь усиленно засопел.
— Фуссирто уут! — заорал он. — Вперед!
Обдуваемая всеми ветрами гора явно служила когда-то популярным местом отдыха. Пусть смутно, но все еще можно было разглядеть очертания нескольких старых навесов и два кострища. Ее всю покрывали кривые деревья, белая сосна и дуб, с вкраплениями кленов, их изогнутые стволы и сучья клонились преимущественно к югу. Причина искривления была понятна; легкий бриз равнины наверху превращался в завывающий шторм, порывы ветра гоняли листву вокруг.
Хотя кое-где попадались крупные валуны и выходы скальных пород, большую часть горы покрывал слой почвы и кустарник. Исключение представлял утес, где почвенный слой обрывался в четырех метрах от края. Первые несколько метров утеса были изломаны, с приличных размеров пещерой с одной стороны, достаточным числом изогнутых ветром белых сосен и несколькими уступами. Однако после уступов скала отвесно падала вниз около ста двадцати метров до поросшего деревьями подножия горы. Оттуда полоса леса тянулась почти на километр до первых признаков «цивилизации» и очередного поля.
Джейк раскрыл сошки «Барретта», поднял прицельную планку и отпихнул старую бутылку из-под виски «Джек Дэниелс». Дистанция до седловины, вернее, до ее верхней части, где тропу не загораживали препятствия, составляла восемьсот метров. Обычно определение таких расстояний, сверху вниз в горной местности, является непростой задачей. Но ПИР Джейка просто изобразил голограмму холма и отметил различные точки маркерами расстояний.
Чего ПИР не мог определять настолько же хорошо, было влияние ветра. На такой дистанции пуля имела тенденцию отклоняться довольно далеко, возможно, до шести дюймов [26], с учетом силы ветра и расстояния.
По счастью, послины представляли собой крупную мишень.
Сержант-майор стянул рюкзак Николса со спины и порылся в нем. По пути вверх он облегчил его разумным разбрасыванием приспособлений, но это был его первый привал за целый день, и с самой прошлой ночи ему удалось съесть лишь горсть орешков гикори, подобранных на холме Окэмп-Маунтин.
Мосович вытащил четыре коробки с патронами BMG [27] пятидесятого калибра, по сто штук в каждой, пакет арахисовой карамели, две пачки табака «Ред Мэн», три упаковки какого-то вяленого мяса явно домашнего приготовления, и три стандартных полевых пайка. Судя по всему, к сладостям Николса не тянуло. Ни «Фритос», ни «Принглс», ни соевых, ни шоколадных батончиков. И даже ни одной упаковки «Рамен». Дьявольщина, чему только учат этих пацанов? Пайки состояли из спагетти и фрикаделек, тортеллини и лазаньи. Либо Николс съел все прочее раньше, либо затарился по большей части итальянской едой. Мосович снова нырнул в рюкзак и порылся в нем еще немного, но остался с пустыми раками. Кроме носков, больше ничего.
— Проклятие, никакой острой приправы. Что за солдат идет на задание без острого соуса?
Он мог бы переварить армейскую версию «итальянской кухни», если сдобрить ее как следует острым кетчупом. В противном случае она располагалась ниже жареных саламандр — которые были вполовину не столь плохи — в его личной оценке военной еды. Гораздо ниже жареных кузнечиков и лишь на ступень выше кимчи [28]. После непродолжительного раздумья он развернул обертку одного из кусков вяленого мяса и понюхал его. Задрав бровь, он откусил от него.
— И где это Николс раздобыл вяленую оленину? — спросил он в пустоту. — И как это ему удалось утаить ее?
Поразмыслив и откусив еще, на второй вопрос он ответил себе сам.
— Придется поговорить с этим бойцом насчет его выбора продуктов.
Сержант-майор облокотился на рюкзак и прислушался к далекому громыханию артиллерии. Тут он осознал, что его позиция также предоставляет ему возможность впервые отчетливо разглядеть Кларксвилль. Город отстоял аж на четырнадцать кликов, но ближе команде подобраться не удалось, и день выдался погожий.
Мосович достал бинокль, не переставая пережевывать мясо. Консистенцией оно напоминало кожаную подошву, но имело божественный вкус. Чуть-чуть бы побольше специй, но совершенство достижимо лишь в мыслях Аллаха.
— Ну-ка, поглядим, — пробормотал он с полным ртом оленины. — Вот Четыреста сорок первое… А это Деморест. Вероятно.
Городок был заметен в основном по пустырям; стоящих зданий почти не осталось.
День был кристально ясный, один из тех чудесных осенних дней, когда кажется, что с высокого холма ты сможешь разглядеть сам акт творения. В данном случае сержанту было видно далеко, до самого бывшего Восемьдесят пятого межштатного шоссе, а Кларксвилль был как на ладони.
Послины окутали местность дымовой завесой, но дымовые бочки, сотни их, были расставлены по вершинам холмов, что лишь немного мешало виду «сбоку». По округе бродили тысячи фигур, что вполне можно было ожидать. Чего он не ожидал увидеть, так это зияющей дыры на склоне одного из холмов прямо к северу от Демореста.
— Черт, да они зарываются в землю!
Земляне уже наблюдали подобное поведение раньше, но только не на Земле. Хотя бого-короли неизменно жили выше уровня поверхности, обычно в больших каменных или металлических пирамидах — хотя свидетельства о таковых здесь пока отсутствовали — большинство их производств располагалось, судя по всему, под землей.
По-видимому, здешняя деятельность вступила в фазу «позднего покорения». После полной очистки местности и уничтожения всех следов человеческого присутствия, послины, как правило, устраивали фермы. В основном они выращивали местные культуры, не имея, видимо, собственных. Пока это происходило, сооружалась пирамида для местного бого-короля, и необходимое для повседневной жизни множество предметов производилось на «фабриках» кораблей, в большинстве своем «чанах» с наннитами. Но когда продовольственное обеспечение местности достигало определенного уровня, начинали строиться подземные производства. И когда они вступали в строй, корабли передавались следующему поколению и улетали на другие планеты, или в другие районы той же самой планеты. А местное поселение принималось строить следующий корабль за счет своих излишков.
Свидетельства этого процесса были получены по большей части благодаря подглядыванию сверху, в ходе наблюдения за процессом рытья и сравнения того, что попадало в каверны и что из них выходило. Вероятно, то же самое происходило и на Барвоне, хотя на этой планете возможность получать изображения сверху отсутствовала. На Диссе, который люди в основном отбили, послины не закапывали свои производства. Но вся пригодная к обработке поверхность планеты была застроена мегаполисами, так что они просто занимали мегаскребы индоев. Выкуривать их оттуда было интересной задачкой.
Однако почти вся Земля находилась в руках послинов, и к настоящему времени планету усеивали тысячи, миллионы заводов и фабрик. Когда настанет пора вернуть мир обратно, выдрать кентавров из этих нор будет нелегко. С другой стороны, ожидалось, что большинство фабрик можно будет пустить в дело, так что перед Землей открывались горизонты совершенно новых производств. Впрочем, обыкновенно такие производства располагались в обустроенных районах вдали от зоны боевых действий, а Кларксвилль лежал в пределах досягаемости артиллерии. Так что видеть, как послины зарываются в землю, было странно.
Как и колонну послинов, вливающуюся в отверстие.
— Так, значит, это не завод, — пробормотал он, перемещая комок мяса с одной половины рта на другую. Его интересовало, что они, собственно, там делают, эти подлые желтые ублюдки. При определенных обстоятельствах послины рыли, что суслики; они явно владели очень хорошими горнопроходческими технологиями, на уровне галактического ионного горного оборудования. Но как правило, они оставляли нормалов на поверхности вести сельское хозяйство, добывать полезные ископаемые в открытых карьерах и заниматься собирательством.
Затем он увидел, что последовало за колонной в каверну и чуть не подавился.
— Пошлите снаряд с сенсором при следующем залпе.
С течением дня в действие вовлекалось все больше и больше народа, но в общем и целом это было хорошо. Управлять таким количеством артиллерийских батарей, реагировать на их нужды и следить за непрерывным снабжением снарядами было работой не для одного инженер-майора. Помимо прочего, в работу включились десятки специалистов по сбору и анализу разведывательной информации, обнюхивая каждую крупицу собранной информации в поисках надежных доказательств намерений послинов.
До сих пор информация выглядела неопределенно. Несомненно, что действия послинов выглядели более «логично», чем всегда. Но из этого не следовало, что они представляли более значительную угрозу. За исключением ЭМИ-гранаты, новое оружие отсутствовало. И хотя их тактика несколько улучшилась, но все же не намного, как доказывала их погоня за Мосовичем.
С момента последнего запроса огня сержант-майором прошло уже немало времени, и артиллерия бессистемно долбила вершину холма, сейчас уже только одной батареей, в течение двух последних часов. Но такие мертвые периоды возникали постоянно в течение дня, и, судя по предыдущему опыту, приближалось время очередного звонка.
— Снаряд-сенсор пошел, сэр, — сказал лейтенант, перебрасывая данные на его монитор.
Основой служил стандартный стопятидесятипятимиллиметровый снаряд. Но вместо взрывчатки он нес начинку гораздо опаснее: камеру и радиопередатчик.
Как только снаряд покинул ствол далекого орудия, его оболочка слетела, открывая камеру. Встроенный гироскоп компенсировал влияние выступа сенсора при вращении снаряда и удерживал объектив камеры на установленной цели, которой в этом случае являлась земная поверхность.
Камера была лишь сложной оптической системой, любой бого-король и посадочный модуль в пределах видимости сразу же атаковал излучающие системы, такие, как радар на миллиметровых волнах. Но и оптические системы обладали способностью различать контуры послинов и их техники на фоне поверхности, посылая данные в аналитический центр узконаправленными, короткими, шифрованными импульсами.
Несмотря на краткость и узкую направленность сигналов, послины были способны засечь и уничтожить снаряды в большинстве случаев еще в полете, что они сделали и на этот раз и сбили снаряд, когда он пролетал над озером Бертон, но не тронули ни одного из его неизлучающих собратьев, несших лишь взрывчатку и смертоносную шрапнель.
Райан непонимающе покачал головой. Никто из землян не понимал, почему послины оказывались столь чертовски эффективными в уничтожении всего маневрирующего или излучающего, но пропускали «обычную» артиллерию. Он проверил радар «Файр-Файндер», который активно взаимодействовал с системами наведения орудий для обеспечения точности попаданий, и разумеется, остальные снаряды легли точно на цель.
Полученная от снаряда картинка была достаточно интересной. Параболическая арка полета достигала высоты свыше четырех тысяч метров, и «визуальный отпечаток» простирался от Далонеги до озера Хартвелл. Всю поверхность усеивали красные отметины послинов, но большинство сконцентрировалось вокруг Кларксвилля и горы Линч-Маунтин. В других районах кентавры располагались на расстоянии друг от друга. Кларксвилль был виден все еще неясно вследствие угла полета снаряда, а величина разрешения на послинах вокруг Линч-Маунтин была не слишком высока.
— Пусть парни из разведки прощупают это, насколько смогут, — сказал Райан, прокручивая изображение по краям сражения и увеличивая район возле Мосовича. — Я хочу, чтобы со следующим залпом вы послали снаряды-сенсоры таким образом, чтобы они начали действовать спустя несколько секунд полета. Так мы, может, и не получим широкий обзор, но по крайней мере сможем увидеть, во что попадаем. Или не попадаем. Уже видно, что послины за пределами наших ударов.
— Не следует ли мне скорректировать огонь, сэр? — спросил лейтенант поста управления артиллерией.
— Нет, — ответил Райан. — Когда Мосович этого захочет, он даст знать.
Райан вывел на экран топографическую карту района, увеличил масштаб, затем наложил на нее последний снимок. Несколько секунд потирал подбородок, затем крякнул.
— Но все свободные орудия нацельте точно… вот сюда, — продолжил он и указал на седловину с хищной улыбкой. — Это единственная дорога, которой смогут воспользоваться послины.
— Вы думаете, что сержант-майор на вершине этой горы? — спросил лейтенант, сканируя собственную систему в поисках следов сержанта. — Я его нигде не вижу.
— О, он где-то там, — ответил Райан. — Чего я не знаю, так это как он собирается оттуда линять.
13
* * *
Примерно спустя сорок пять секунд после того, как он его бросил, пластиковый цилиндр задергался, развернулся с легким «уфф» выходящего воздуха — выметнул три рыболовные лески, оканчивающиеся крючками-тройчатками. Затем, с почти неслышным пощелкиванием, он медленно смотал леску, пока тройчатки не зацепились за окружающую растительность. Устройство вполне этим удовлетворилось и снова погрузилось в спячку.* * *
Оростан возбужденно хлопнул гребнем и снова посмотрел на переносной тенарал. Люди не прорвались ни с одной стороны, так что могли только продолжать забираться вверх по холму. Оолт’ондай разделил свои силы перед лицом огня артиллерии — его явно не корректировали — и таким образом избежал значительных потерь. Но чтобы достичь верхушки этого холма, необходимо пересечь узкую полоску земли, и это повлечет громадные жертвы.— Красиво это выглядеть не будет, — произнес Чолоста’ан.
— Не учи меня есть, детеныш, научись сам сначала, — огрызнулся оолт’ондай. — Прости, но это очевидно. Тем не менее, если мы хотим загнать этих абатов-пэдээровцев до смерти, мы должны сблизиться с ними.
— Ну, — произнес младший кессентай с легким хлопком гребня, — мы можем просто здесь усесться и уморить их голодом.
Он поглядел на оолт’ондая и зашипел при виде выражения на его крокодильем рыле.
— Но полагаю, что нет.
Оолт’ондай притворился, что не слышит, лишь усиленно засопел.
— Фуссирто уут! — заорал он. — Вперед!
* * *
Джейк рухнул в маленькую «пещеру» между двух огромных гранитных валунов и глубоко вздохнул. Позиция была почти превосходной и чисто случайно находилась как раз на таком удалении, куда его ноги могли его доставить. Два «валуна» — каждый размером с большой грузовик — на деле представляли выходы горной породы, изъеденные эрозией настолько, что один упал на другой. Между ними образовалась небольшая и вполне сухая щель примерно в рост человека с западной стороны, понижавшаяся к востоку до высоты колена. Расположенная лишь чуть ниже собственно верхушки горы и к западу от нее, она смотрела на последний почти вертикальный подъем с восточной стороны горы, и на седловину, которую послинам придется переходить. Послинам придется не только пересечь седловину, преодолеть ведущую вверх тропу и затем пересечь саму вершину, полностью на виду большую часть времени, но позиция была уязвима лишь для их самого тяжелого оружия — только бетонный бункер был бы лучше, но и то лишь на чуть-чуть — и имела путь для отхода. Конечно, «черный ход» вел к отвесной скале высотой сто с лишним метров, но нищим выбирать не приходится.Обдуваемая всеми ветрами гора явно служила когда-то популярным местом отдыха. Пусть смутно, но все еще можно было разглядеть очертания нескольких старых навесов и два кострища. Ее всю покрывали кривые деревья, белая сосна и дуб, с вкраплениями кленов, их изогнутые стволы и сучья клонились преимущественно к югу. Причина искривления была понятна; легкий бриз равнины наверху превращался в завывающий шторм, порывы ветра гоняли листву вокруг.
Хотя кое-где попадались крупные валуны и выходы скальных пород, большую часть горы покрывал слой почвы и кустарник. Исключение представлял утес, где почвенный слой обрывался в четырех метрах от края. Первые несколько метров утеса были изломаны, с приличных размеров пещерой с одной стороны, достаточным числом изогнутых ветром белых сосен и несколькими уступами. Однако после уступов скала отвесно падала вниз около ста двадцати метров до поросшего деревьями подножия горы. Оттуда полоса леса тянулась почти на километр до первых признаков «цивилизации» и очередного поля.
Джейк раскрыл сошки «Барретта», поднял прицельную планку и отпихнул старую бутылку из-под виски «Джек Дэниелс». Дистанция до седловины, вернее, до ее верхней части, где тропу не загораживали препятствия, составляла восемьсот метров. Обычно определение таких расстояний, сверху вниз в горной местности, является непростой задачей. Но ПИР Джейка просто изобразил голограмму холма и отметил различные точки маркерами расстояний.
Чего ПИР не мог определять настолько же хорошо, было влияние ветра. На такой дистанции пуля имела тенденцию отклоняться довольно далеко, возможно, до шести дюймов [26], с учетом силы ветра и расстояния.
По счастью, послины представляли собой крупную мишень.
Сержант-майор стянул рюкзак Николса со спины и порылся в нем. По пути вверх он облегчил его разумным разбрасыванием приспособлений, но это был его первый привал за целый день, и с самой прошлой ночи ему удалось съесть лишь горсть орешков гикори, подобранных на холме Окэмп-Маунтин.
Мосович вытащил четыре коробки с патронами BMG [27] пятидесятого калибра, по сто штук в каждой, пакет арахисовой карамели, две пачки табака «Ред Мэн», три упаковки какого-то вяленого мяса явно домашнего приготовления, и три стандартных полевых пайка. Судя по всему, к сладостям Николса не тянуло. Ни «Фритос», ни «Принглс», ни соевых, ни шоколадных батончиков. И даже ни одной упаковки «Рамен». Дьявольщина, чему только учат этих пацанов? Пайки состояли из спагетти и фрикаделек, тортеллини и лазаньи. Либо Николс съел все прочее раньше, либо затарился по большей части итальянской едой. Мосович снова нырнул в рюкзак и порылся в нем еще немного, но остался с пустыми раками. Кроме носков, больше ничего.
— Проклятие, никакой острой приправы. Что за солдат идет на задание без острого соуса?
Он мог бы переварить армейскую версию «итальянской кухни», если сдобрить ее как следует острым кетчупом. В противном случае она располагалась ниже жареных саламандр — которые были вполовину не столь плохи — в его личной оценке военной еды. Гораздо ниже жареных кузнечиков и лишь на ступень выше кимчи [28]. После непродолжительного раздумья он развернул обертку одного из кусков вяленого мяса и понюхал его. Задрав бровь, он откусил от него.
— И где это Николс раздобыл вяленую оленину? — спросил он в пустоту. — И как это ему удалось утаить ее?
Поразмыслив и откусив еще, на второй вопрос он ответил себе сам.
— Придется поговорить с этим бойцом насчет его выбора продуктов.
Сержант-майор облокотился на рюкзак и прислушался к далекому громыханию артиллерии. Тут он осознал, что его позиция также предоставляет ему возможность впервые отчетливо разглядеть Кларксвилль. Город отстоял аж на четырнадцать кликов, но ближе команде подобраться не удалось, и день выдался погожий.
Мосович достал бинокль, не переставая пережевывать мясо. Консистенцией оно напоминало кожаную подошву, но имело божественный вкус. Чуть-чуть бы побольше специй, но совершенство достижимо лишь в мыслях Аллаха.
— Ну-ка, поглядим, — пробормотал он с полным ртом оленины. — Вот Четыреста сорок первое… А это Деморест. Вероятно.
Городок был заметен в основном по пустырям; стоящих зданий почти не осталось.
День был кристально ясный, один из тех чудесных осенних дней, когда кажется, что с высокого холма ты сможешь разглядеть сам акт творения. В данном случае сержанту было видно далеко, до самого бывшего Восемьдесят пятого межштатного шоссе, а Кларксвилль был как на ладони.
Послины окутали местность дымовой завесой, но дымовые бочки, сотни их, были расставлены по вершинам холмов, что лишь немного мешало виду «сбоку». По округе бродили тысячи фигур, что вполне можно было ожидать. Чего он не ожидал увидеть, так это зияющей дыры на склоне одного из холмов прямо к северу от Демореста.
— Черт, да они зарываются в землю!
Земляне уже наблюдали подобное поведение раньше, но только не на Земле. Хотя бого-короли неизменно жили выше уровня поверхности, обычно в больших каменных или металлических пирамидах — хотя свидетельства о таковых здесь пока отсутствовали — большинство их производств располагалось, судя по всему, под землей.
По-видимому, здешняя деятельность вступила в фазу «позднего покорения». После полной очистки местности и уничтожения всех следов человеческого присутствия, послины, как правило, устраивали фермы. В основном они выращивали местные культуры, не имея, видимо, собственных. Пока это происходило, сооружалась пирамида для местного бого-короля, и необходимое для повседневной жизни множество предметов производилось на «фабриках» кораблей, в большинстве своем «чанах» с наннитами. Но когда продовольственное обеспечение местности достигало определенного уровня, начинали строиться подземные производства. И когда они вступали в строй, корабли передавались следующему поколению и улетали на другие планеты, или в другие районы той же самой планеты. А местное поселение принималось строить следующий корабль за счет своих излишков.
Свидетельства этого процесса были получены по большей части благодаря подглядыванию сверху, в ходе наблюдения за процессом рытья и сравнения того, что попадало в каверны и что из них выходило. Вероятно, то же самое происходило и на Барвоне, хотя на этой планете возможность получать изображения сверху отсутствовала. На Диссе, который люди в основном отбили, послины не закапывали свои производства. Но вся пригодная к обработке поверхность планеты была застроена мегаполисами, так что они просто занимали мегаскребы индоев. Выкуривать их оттуда было интересной задачкой.
Однако почти вся Земля находилась в руках послинов, и к настоящему времени планету усеивали тысячи, миллионы заводов и фабрик. Когда настанет пора вернуть мир обратно, выдрать кентавров из этих нор будет нелегко. С другой стороны, ожидалось, что большинство фабрик можно будет пустить в дело, так что перед Землей открывались горизонты совершенно новых производств. Впрочем, обыкновенно такие производства располагались в обустроенных районах вдали от зоны боевых действий, а Кларксвилль лежал в пределах досягаемости артиллерии. Так что видеть, как послины зарываются в землю, было странно.
Как и колонну послинов, вливающуюся в отверстие.
— Так, значит, это не завод, — пробормотал он, перемещая комок мяса с одной половины рта на другую. Его интересовало, что они, собственно, там делают, эти подлые желтые ублюдки. При определенных обстоятельствах послины рыли, что суслики; они явно владели очень хорошими горнопроходческими технологиями, на уровне галактического ионного горного оборудования. Но как правило, они оставляли нормалов на поверхности вести сельское хозяйство, добывать полезные ископаемые в открытых карьерах и заниматься собирательством.
Затем он увидел, что последовало за колонной в каверну и чуть не подавился.
* * *
Райан оглянулся на офицера управления огнем и ткнул в свой монитор.— Пошлите снаряд с сенсором при следующем залпе.
С течением дня в действие вовлекалось все больше и больше народа, но в общем и целом это было хорошо. Управлять таким количеством артиллерийских батарей, реагировать на их нужды и следить за непрерывным снабжением снарядами было работой не для одного инженер-майора. Помимо прочего, в работу включились десятки специалистов по сбору и анализу разведывательной информации, обнюхивая каждую крупицу собранной информации в поисках надежных доказательств намерений послинов.
До сих пор информация выглядела неопределенно. Несомненно, что действия послинов выглядели более «логично», чем всегда. Но из этого не следовало, что они представляли более значительную угрозу. За исключением ЭМИ-гранаты, новое оружие отсутствовало. И хотя их тактика несколько улучшилась, но все же не намного, как доказывала их погоня за Мосовичем.
С момента последнего запроса огня сержант-майором прошло уже немало времени, и артиллерия бессистемно долбила вершину холма, сейчас уже только одной батареей, в течение двух последних часов. Но такие мертвые периоды возникали постоянно в течение дня, и, судя по предыдущему опыту, приближалось время очередного звонка.
— Снаряд-сенсор пошел, сэр, — сказал лейтенант, перебрасывая данные на его монитор.
Основой служил стандартный стопятидесятипятимиллиметровый снаряд. Но вместо взрывчатки он нес начинку гораздо опаснее: камеру и радиопередатчик.
Как только снаряд покинул ствол далекого орудия, его оболочка слетела, открывая камеру. Встроенный гироскоп компенсировал влияние выступа сенсора при вращении снаряда и удерживал объектив камеры на установленной цели, которой в этом случае являлась земная поверхность.
Камера была лишь сложной оптической системой, любой бого-король и посадочный модуль в пределах видимости сразу же атаковал излучающие системы, такие, как радар на миллиметровых волнах. Но и оптические системы обладали способностью различать контуры послинов и их техники на фоне поверхности, посылая данные в аналитический центр узконаправленными, короткими, шифрованными импульсами.
Несмотря на краткость и узкую направленность сигналов, послины были способны засечь и уничтожить снаряды в большинстве случаев еще в полете, что они сделали и на этот раз и сбили снаряд, когда он пролетал над озером Бертон, но не тронули ни одного из его неизлучающих собратьев, несших лишь взрывчатку и смертоносную шрапнель.
Райан непонимающе покачал головой. Никто из землян не понимал, почему послины оказывались столь чертовски эффективными в уничтожении всего маневрирующего или излучающего, но пропускали «обычную» артиллерию. Он проверил радар «Файр-Файндер», который активно взаимодействовал с системами наведения орудий для обеспечения точности попаданий, и разумеется, остальные снаряды легли точно на цель.
Полученная от снаряда картинка была достаточно интересной. Параболическая арка полета достигала высоты свыше четырех тысяч метров, и «визуальный отпечаток» простирался от Далонеги до озера Хартвелл. Всю поверхность усеивали красные отметины послинов, но большинство сконцентрировалось вокруг Кларксвилля и горы Линч-Маунтин. В других районах кентавры располагались на расстоянии друг от друга. Кларксвилль был виден все еще неясно вследствие угла полета снаряда, а величина разрешения на послинах вокруг Линч-Маунтин была не слишком высока.
— Пусть парни из разведки прощупают это, насколько смогут, — сказал Райан, прокручивая изображение по краям сражения и увеличивая район возле Мосовича. — Я хочу, чтобы со следующим залпом вы послали снаряды-сенсоры таким образом, чтобы они начали действовать спустя несколько секунд полета. Так мы, может, и не получим широкий обзор, но по крайней мере сможем увидеть, во что попадаем. Или не попадаем. Уже видно, что послины за пределами наших ударов.
— Не следует ли мне скорректировать огонь, сэр? — спросил лейтенант поста управления артиллерией.
— Нет, — ответил Райан. — Когда Мосович этого захочет, он даст знать.
Райан вывел на экран топографическую карту района, увеличил масштаб, затем наложил на нее последний снимок. Несколько секунд потирал подбородок, затем крякнул.
— Но все свободные орудия нацельте точно… вот сюда, — продолжил он и указал на седловину с хищной улыбкой. — Это единственная дорога, которой смогут воспользоваться послины.
— Вы думаете, что сержант-майор на вершине этой горы? — спросил лейтенант, сканируя собственную систему в поисках следов сержанта. — Я его нигде не вижу.
— О, он где-то там, — ответил Райан. — Чего я не знаю, так это как он собирается оттуда линять.
13
Рочестер, Нью-Йорк, Соединенные Штаты, Сол III
14 сентября 2009 г., понедельник, 19:25 восточного поясного времени
Майор Джон Мансфилд низко пригнулся, прячась среди теней крыши трейлера. До его слуха доносился хруст гравия от приближающейся цели, и на этот раз она не удерет. Он выслеживал её четыре последних дня, и сегодня настанет время рассчитаться. Он подобрал ноги и изготовился к прыжку, в одной руке зажав пачку бумаг, приколотых к клипборду, а ручку в другой; служба адъютанта Десяти Тысяч была делом нелегким.
В качестве офицера по личному составу одиннадцати тысяч восьмисот сорока трех солдат, офицеров и сержантов, каждый из которых был столь же кроток, как бенгальский тигр, его работа вовсе не доставляла уйму удовольствия. Но хуже всего были попытки задержать полковника на одном месте достаточно долго для работы с бумагами.
Это стало чем-то вроде игры. Катпрайс устраивал полосу препятствий из людей, а часто и физических объектов, между собой и своим адъютантом. Мансфилд старался ее преодолеть, чтобы добраться до полковника и сунуть ему бумаги в руки. Как только живой человек вкладывал что-нибудь, что угодно, в руку полковника, тот относился к делу очень добросовестно. Но про ящик с надписью «Входящие» можно было забыть.
Однако в этот раз Мансфилд его, несомненно, поймал. Полковник стал чуть излишне самодовольным, чуть излишне регулярным в распорядке. И Мансфилд использовал все уловки. В его постели лежала кукла, так что никто не подозревал, что он крадется где-то в ночи. Никто не видел его идущим по части, так что на этот раз ни один из бойцов его не выдаст. А женщина-военнослужащая, которая действительно нуждалась в подписи полковника на отказном листке, чтобы получить повышение вне зоны боевых действий, каковой листок уже завизировали ее ротный командир, сержант-майор и адъютант, провела вечер, накачивая полковника «Бушмиллзом» [29]. При удаче, он будет недостаточно насторожен, и Мансфилду удастся застичь его врасплох.
Он пригнулся еще ниже и подался вбок, выглядывая из-за таблички, извещавшей, что этот простой узкий трейлер служил резиденцией командира Десяти Тысяч. Заметив тень, он посмотрел на часы. Да, как раз в это время должен был появиться полковник. Он приготовил ручку и собрался выскочить, как рядом раздался голос:
— Не меня ищете, Мансфилд?
Майор Мансфилд выпрямился и посмотрел на фигуру, стоявшую на ступеньке крыльца. Сейчас, при освещении, было ясно, что фигура и короче, и цветом кожи темнее полковника. И носила другое звание.
— Сержант-майор Ваклева, я откровенно шокирован обстоятельством, что вы пали столь низко и помогаете этому малолетнему правонарушителю уклоняться от своих обязанностей!
— А, не принимайте близко к сердцу, майор, — серьезным тоном ответил юного вида сержант-майор. — Это древняя дихотомия между воином и чинушей!
— С каких это пор ты получил допуск к словам типа «дихотомия»? — засмеялся адъютант.
— С тех самых пор, как полковник полночи пропьянствовал с Брокдорф, — кисло ответил Ваклева. Он достал пачку «Пэлл Мэлл» и вытряхнул раковую палочку.
— Да уж, — произнес со смехом Катпрайс. — Ты знаешь, что она изучала философию до поступления на службу?
— Да, я знаю, полковник, — язвительно отозвался Мансфилд, наконец-то поворачиваясь взглянуть на него. — Именно поэтому она входит в крайне малое число известных мне людей, кто понимает ход мыслей послинов. А вы знаете, что ей необходима ваша подпись, чтобы получить повышение до Е-6 [30]?
— А какого черта, думаешь, я торчу на крыше в такую холодину? — спросил Катпрайс. Он взял ручку из руки Ш-1 [31]. — Где?
— Э, нет, так просто вам не отвертеться, — ответил Мансфилд. — Среди прочего здесь есть кое-что действительно странное. Я думаю, от нас может потребоваться послать отделение в Северную Каролину вызволить одного из наших офицеров.
— А кто в Северной Каролине? — спросил Катпрайс, шагнул с крыши и легко приземлился, спружинив ногами. — Чертовски хорошо снова быть молодым.
— Это точно, — отозвался майор, спрыгнув на землю рядом с ним. — Пожалуй, последний раз, когда я мог проделать такое и не убиться, было в семьдесят третьем.
— Со всем должным уважением, сэры, но вы просто нытики, — проворчал сержант-майор. — А как вам быть старым еще до семьдесят третьего? Я не смог бы такое проделать, когда еще ухаживал за вашими матерями.
Катпрайс усмехнулся и протянул руку за пачкой бумаг.
— Давай форму Тридцать четыре-двадцать. Обещаю разобраться и с остальными.
Мансфилд и сержант-майор последовали за полковником в трейлер, и Мансфилд извлек лист бумаги из пачки, а сержант-майор пошел к шкафчику.
— Вот Тридцать четыре-двадцать, заполненная и готовая для подписания, — сказал Мансфилд.
— Хм-м. — Полковник внимательно ее прочитал. Игра шла в обе стороны; Мансфилд дважды вставлял приказы, переводящие его на командную должность, так что сейчас полковник внимательно прочитывал документы, прежде чем подписать.
— Выглядит вполне кошерно, — произнес он и накарябал подпись.
— Так оно и есть, — сказал Мансфилд. — Вот здесь два документа. Один от капитана Элгарс, а другой от ее первого психотерапевта.
— Что-то не припоминаю имени «Элгарс», — сказал полковник, беря распечатку электронной почты.
— И не должны, она никогда не была «с нами», так сказать, — откликнулся Мансфилд. — Она была у Монумента, тот самый снайпер, из-за которого у него сейчас новенький алюминиевый верх.
— Постой-ка, — проскрипел сержант-майор. — Рыжая, со сломанной рукой. Что она делает в звании капитана?
— Почти каждый, кто там был, получил офицерские звания, — заметил Мансфилд. — Если только они сами не отказывались, — хмыкнув, добавил он.
— Ну, я не отказывался, это просто звание для резерва, и я служу в своем обычном звании, — с ухмылкой произнес сержант-майор. — Таким образом, когда я уйду в отставку, то буду получать майорское жалованье, а пока никто не сможет сделать меня гребаным адъютантом.
— Элгарс пребывала в коме, так что была не в состоянии отказаться от звания первого лейтенанта, — продолжал Мансфилд. — И автоматически получила повышение в своей зоне, поскольку официально числилась в списках находящихся на излечении.
— Самая дурацкая фигня, которую мне только доводилось слышать, — сказал сержант-майор, налил себе выпить и поставил бутылку на стол. Затем остановился и подумал: — Нет, пожалуй, беру слова обратно. Слыхал я и более дурацкие веши. Но это стоит близко.
Катпрайс поглядел на два письма. Он сам выслужился из нижних чинов и колледжей не заканчивал, но читать умел быстро и внимательно. Письмо психиатра представляло собой обычную бюрократическую абракадабру. Пациент отказывался от «лечения» и вел себя явно как сумасшедший. Психиатр пыталась прикрыть это словами, которых, по ее мнению, полковник и слыхом не слыхивал, но тут она ошибалась; полковник слышал их от психиатров, обсуждавших его самого. Письмо от капитана несколько отличалось. Без обиняков и с хромающей орфографией, но это нормально для солдат срочной службы, кем она, собственно, и являлась. Она хотела показаться другому психиатру, ее нынешний обращался с ней так, словно она была психом. Ну-ну. Так что делать?
— Она говорит, что обладает памятью двух человек? — спросил Катпрайс.
— Похоже так, сэр, — ответил Мансфилд.
— Неудивительно, что психоаналитик считает ее чокнутой, — размышлял вслух полковник. — Она говорит, что, по ее мнению, это с ней проделали крабы.
— Она перенесла экспериментальное лечение, сэр, — заметил Мансфилд. — Это… вроде как стыкуется. И она не хочет прекращать лечение, просто хочет его продолжать с психологом, который не считает ее психом.
— Конечно, если ты хочешь верить, что она не псих, — сказал Катпрайс.
— У нас до черта народу, кому пары винтиков явно не хватает, — заметил Ваклева. — Поглядите на Олсона. Я хочу сказать, трудно назвать нормальным того, кто все время расхаживает, нося гребень бого-короля.
— Да, конечно, но… — Катпрайс замолчал. Капитан явно была неплохим стрелком и может оказаться в хорошей кондиции. Он прочитал приписку и нахмурился. — Она говорит, что знает Керена, а письмо передано сержантом Санди. Для меня их рекомендации имеют вес. Больший, чем любого долбаного мозговерта.
— Это одна из причин, что я здесь, сэр, — указал Мансфилд. — Я поговорил с Кереном, и он буквально взлетел к потолку. Он не знал, что она вышла из комы, и захотел поехать ее проведать. Немедленно. Он действительно наговорил кучу лестных слов про нее. «Величайший стрелок на Земле. Прирожденный лидер. Проворнее блохи…»
— Но я не могу позволить себе послать его в Северную Каролину, чтобы просто с этим разобраться. — Катпрайс взял бутылку с бурбоном и налил себе выпить. — Я скажу это ему сам, вместе с причиной. Следующее предложение.
— Николс, — произнес Ш-1. — Он не офицер, но я проверил дела каждого из Десяти Штук, кто контактировал с ней, и они оба учились на курсах снайперов Тридцать третьей перед приземлением во Фредериксберге. В одной группе, вот так. Его перевели в ПДР, и он находится в Джорджии или Северной Каролине, в зоне тамошнего корпуса. Если вы пошлете ему приказ проведать ее, он может заглянуть и поговорить. Получить представление, псих она или нет. Но ему понадобится письменный приказ; всяких шалопаев в подгорода не пускают.
14 сентября 2009 г., понедельник, 19:25 восточного поясного времени
Майор Джон Мансфилд низко пригнулся, прячась среди теней крыши трейлера. До его слуха доносился хруст гравия от приближающейся цели, и на этот раз она не удерет. Он выслеживал её четыре последних дня, и сегодня настанет время рассчитаться. Он подобрал ноги и изготовился к прыжку, в одной руке зажав пачку бумаг, приколотых к клипборду, а ручку в другой; служба адъютанта Десяти Тысяч была делом нелегким.
В качестве офицера по личному составу одиннадцати тысяч восьмисот сорока трех солдат, офицеров и сержантов, каждый из которых был столь же кроток, как бенгальский тигр, его работа вовсе не доставляла уйму удовольствия. Но хуже всего были попытки задержать полковника на одном месте достаточно долго для работы с бумагами.
Это стало чем-то вроде игры. Катпрайс устраивал полосу препятствий из людей, а часто и физических объектов, между собой и своим адъютантом. Мансфилд старался ее преодолеть, чтобы добраться до полковника и сунуть ему бумаги в руки. Как только живой человек вкладывал что-нибудь, что угодно, в руку полковника, тот относился к делу очень добросовестно. Но про ящик с надписью «Входящие» можно было забыть.
Однако в этот раз Мансфилд его, несомненно, поймал. Полковник стал чуть излишне самодовольным, чуть излишне регулярным в распорядке. И Мансфилд использовал все уловки. В его постели лежала кукла, так что никто не подозревал, что он крадется где-то в ночи. Никто не видел его идущим по части, так что на этот раз ни один из бойцов его не выдаст. А женщина-военнослужащая, которая действительно нуждалась в подписи полковника на отказном листке, чтобы получить повышение вне зоны боевых действий, каковой листок уже завизировали ее ротный командир, сержант-майор и адъютант, провела вечер, накачивая полковника «Бушмиллзом» [29]. При удаче, он будет недостаточно насторожен, и Мансфилду удастся застичь его врасплох.
Он пригнулся еще ниже и подался вбок, выглядывая из-за таблички, извещавшей, что этот простой узкий трейлер служил резиденцией командира Десяти Тысяч. Заметив тень, он посмотрел на часы. Да, как раз в это время должен был появиться полковник. Он приготовил ручку и собрался выскочить, как рядом раздался голос:
— Не меня ищете, Мансфилд?
Майор Мансфилд выпрямился и посмотрел на фигуру, стоявшую на ступеньке крыльца. Сейчас, при освещении, было ясно, что фигура и короче, и цветом кожи темнее полковника. И носила другое звание.
— Сержант-майор Ваклева, я откровенно шокирован обстоятельством, что вы пали столь низко и помогаете этому малолетнему правонарушителю уклоняться от своих обязанностей!
— А, не принимайте близко к сердцу, майор, — серьезным тоном ответил юного вида сержант-майор. — Это древняя дихотомия между воином и чинушей!
— С каких это пор ты получил допуск к словам типа «дихотомия»? — засмеялся адъютант.
— С тех самых пор, как полковник полночи пропьянствовал с Брокдорф, — кисло ответил Ваклева. Он достал пачку «Пэлл Мэлл» и вытряхнул раковую палочку.
— Да уж, — произнес со смехом Катпрайс. — Ты знаешь, что она изучала философию до поступления на службу?
— Да, я знаю, полковник, — язвительно отозвался Мансфилд, наконец-то поворачиваясь взглянуть на него. — Именно поэтому она входит в крайне малое число известных мне людей, кто понимает ход мыслей послинов. А вы знаете, что ей необходима ваша подпись, чтобы получить повышение до Е-6 [30]?
— А какого черта, думаешь, я торчу на крыше в такую холодину? — спросил Катпрайс. Он взял ручку из руки Ш-1 [31]. — Где?
— Э, нет, так просто вам не отвертеться, — ответил Мансфилд. — Среди прочего здесь есть кое-что действительно странное. Я думаю, от нас может потребоваться послать отделение в Северную Каролину вызволить одного из наших офицеров.
— А кто в Северной Каролине? — спросил Катпрайс, шагнул с крыши и легко приземлился, спружинив ногами. — Чертовски хорошо снова быть молодым.
— Это точно, — отозвался майор, спрыгнув на землю рядом с ним. — Пожалуй, последний раз, когда я мог проделать такое и не убиться, было в семьдесят третьем.
— Со всем должным уважением, сэры, но вы просто нытики, — проворчал сержант-майор. — А как вам быть старым еще до семьдесят третьего? Я не смог бы такое проделать, когда еще ухаживал за вашими матерями.
Катпрайс усмехнулся и протянул руку за пачкой бумаг.
— Давай форму Тридцать четыре-двадцать. Обещаю разобраться и с остальными.
Мансфилд и сержант-майор последовали за полковником в трейлер, и Мансфилд извлек лист бумаги из пачки, а сержант-майор пошел к шкафчику.
— Вот Тридцать четыре-двадцать, заполненная и готовая для подписания, — сказал Мансфилд.
— Хм-м. — Полковник внимательно ее прочитал. Игра шла в обе стороны; Мансфилд дважды вставлял приказы, переводящие его на командную должность, так что сейчас полковник внимательно прочитывал документы, прежде чем подписать.
— Выглядит вполне кошерно, — произнес он и накарябал подпись.
— Так оно и есть, — сказал Мансфилд. — Вот здесь два документа. Один от капитана Элгарс, а другой от ее первого психотерапевта.
— Что-то не припоминаю имени «Элгарс», — сказал полковник, беря распечатку электронной почты.
— И не должны, она никогда не была «с нами», так сказать, — откликнулся Мансфилд. — Она была у Монумента, тот самый снайпер, из-за которого у него сейчас новенький алюминиевый верх.
— Постой-ка, — проскрипел сержант-майор. — Рыжая, со сломанной рукой. Что она делает в звании капитана?
— Почти каждый, кто там был, получил офицерские звания, — заметил Мансфилд. — Если только они сами не отказывались, — хмыкнув, добавил он.
— Ну, я не отказывался, это просто звание для резерва, и я служу в своем обычном звании, — с ухмылкой произнес сержант-майор. — Таким образом, когда я уйду в отставку, то буду получать майорское жалованье, а пока никто не сможет сделать меня гребаным адъютантом.
— Элгарс пребывала в коме, так что была не в состоянии отказаться от звания первого лейтенанта, — продолжал Мансфилд. — И автоматически получила повышение в своей зоне, поскольку официально числилась в списках находящихся на излечении.
— Самая дурацкая фигня, которую мне только доводилось слышать, — сказал сержант-майор, налил себе выпить и поставил бутылку на стол. Затем остановился и подумал: — Нет, пожалуй, беру слова обратно. Слыхал я и более дурацкие веши. Но это стоит близко.
Катпрайс поглядел на два письма. Он сам выслужился из нижних чинов и колледжей не заканчивал, но читать умел быстро и внимательно. Письмо психиатра представляло собой обычную бюрократическую абракадабру. Пациент отказывался от «лечения» и вел себя явно как сумасшедший. Психиатр пыталась прикрыть это словами, которых, по ее мнению, полковник и слыхом не слыхивал, но тут она ошибалась; полковник слышал их от психиатров, обсуждавших его самого. Письмо от капитана несколько отличалось. Без обиняков и с хромающей орфографией, но это нормально для солдат срочной службы, кем она, собственно, и являлась. Она хотела показаться другому психиатру, ее нынешний обращался с ней так, словно она была психом. Ну-ну. Так что делать?
— Она говорит, что обладает памятью двух человек? — спросил Катпрайс.
— Похоже так, сэр, — ответил Мансфилд.
— Неудивительно, что психоаналитик считает ее чокнутой, — размышлял вслух полковник. — Она говорит, что, по ее мнению, это с ней проделали крабы.
— Она перенесла экспериментальное лечение, сэр, — заметил Мансфилд. — Это… вроде как стыкуется. И она не хочет прекращать лечение, просто хочет его продолжать с психологом, который не считает ее психом.
— Конечно, если ты хочешь верить, что она не псих, — сказал Катпрайс.
— У нас до черта народу, кому пары винтиков явно не хватает, — заметил Ваклева. — Поглядите на Олсона. Я хочу сказать, трудно назвать нормальным того, кто все время расхаживает, нося гребень бого-короля.
— Да, конечно, но… — Катпрайс замолчал. Капитан явно была неплохим стрелком и может оказаться в хорошей кондиции. Он прочитал приписку и нахмурился. — Она говорит, что знает Керена, а письмо передано сержантом Санди. Для меня их рекомендации имеют вес. Больший, чем любого долбаного мозговерта.
— Это одна из причин, что я здесь, сэр, — указал Мансфилд. — Я поговорил с Кереном, и он буквально взлетел к потолку. Он не знал, что она вышла из комы, и захотел поехать ее проведать. Немедленно. Он действительно наговорил кучу лестных слов про нее. «Величайший стрелок на Земле. Прирожденный лидер. Проворнее блохи…»
— Но я не могу позволить себе послать его в Северную Каролину, чтобы просто с этим разобраться. — Катпрайс взял бутылку с бурбоном и налил себе выпить. — Я скажу это ему сам, вместе с причиной. Следующее предложение.
— Николс, — произнес Ш-1. — Он не офицер, но я проверил дела каждого из Десяти Штук, кто контактировал с ней, и они оба учились на курсах снайперов Тридцать третьей перед приземлением во Фредериксберге. В одной группе, вот так. Его перевели в ПДР, и он находится в Джорджии или Северной Каролине, в зоне тамошнего корпуса. Если вы пошлете ему приказ проведать ее, он может заглянуть и поговорить. Получить представление, псих она или нет. Но ему понадобится письменный приказ; всяких шалопаев в подгорода не пускают.