Страница:
Я помолчал несколько секунд, собираясь с мыслями, которые расползались в моей голове, как тараканы, а потом продолжил:
– Да что там религии, к этой фразе можно свести любую существующую идеологию, любую философскую систему, все, что хоть как-то касается веры. Моя вера лучше, а тебе за то, что ты считаешь свою веру лучшей, уготован костер, тюрьма или концлагерь. Но так было раньше, а в современном мире, с тем уровнем развития, которого мы достигли, и с тем пониманием окружающего нас мира мы можем, наконец, подвести общий знаменатель под проблемой насилия. Именно насилие, управляемое современным разумом, отвечающим за все свои действия перед сердцем, – я постучал себя по груди, – во имя счастья всего человечества и является единственно оправданным, но никак не насилие во имя металлических безделушек или бредовых фантазий. Подчеркиваю, не во имя сказок Библии или Корана, ни во имя фантазий какого-нибудь Маркса, Ницше или Смита, а только ради конкретно взятого человека, отвечающего за свои стремления и желания своим разумом и сердцем, понимающим, что он не один на Земле и что он должен соразмерять свои потребности с окружающим его миром, прежде всего с окружающими его людьми, потому что настоящего человека в том смысле, в каком я это понимаю, должен ограничивать только он сам – своим разумом и совестью. И дальше человечество должно жить только так, и никак иначе. В противном случае оно погибнет. Человек абсолютно свободен. Конечно, его ограничивает окружающий его мир, я имею в виду и природный, и социальный мир, но свой последний окончательный выбор человек всегда делает сам. А все религии стараются лишить его этой свободы выбора и навязать свой, в то время как человек должен быть абсолютно свободен и ограничен только самим собой, то есть именно тем самым маленьким богом, который есть в зародыше в каждом из нас и может в зависимости от условий либо погибнуть, либо развиться. И мне кажется, что самая главная цель человечества – научиться создавать условия, в которых каждый человек сможет стать таким, и в этом единственный путь развития мира.
– Прямо Арнольд Тойнби с его идеей духовного совершенствования, – сказал Винтерс. Похоже, он изучал философию. Далеко не каждый знает такие вещи.
– Возможно, кое-какие элементы его теории здесь и присутствуют, но не они главные, так как у Тойнби совершенствование возможно только через религию, а я считаю, что религия, как правило, оказывает прямо противоположное воздействие на человека.
Эд злобно посмотрел на меня и с кривой усмешкой сказал:
– Боюсь, что наш беспочвенный спор так и закончится ничем, поскольку его продолжение будет, пользуясь определением мистера Роджерса, моим насилием над ним, чего я, как толстовец, ни в малейшей степени не хочу. Поэтому я вынужден прервать нашу беседу и временно покинуть вас. – Хамнер встал и удалился с гордо поднятой головой, словно Наполеон из похода на Москву, не оставляя ни у меня, ни у зрителей ни малейшего сомнения в том, кто вышел победителем из нашего спора. Глядя ему вслед, я потрогал уже изрядно вспухший синяк под глазом и подумал, что на сегодняшний вечер вполне сойду за Кутузова.
– Ну, вы даете, старина! – восхищенно воскликнул профессор Хиггинс, едва Эд вышел из комнаты. – Я еще никогда не видел, чтобы наш Эд уклонялся от спора подобным образом. Это ваша бесспорная победа. Должен вам сказать, что такое явление, как уклоняющийся от спора Эд, – явление крайне редкое, даже, я бы сказал, уникальное. Обычно он спорит до тех пор, пока не припрет противника к стенке. К тому же он непьющий из-за язвы, так что всегда сохраняет трезвую голову, но сегодня вы его просто изничтожили!
– Бен, да ты просто молодчина! Наконец-то хоть кто-то сбил спесь с этого вечного спорщика, да еще как сбил! – еще громче профа восторгалась девица, имя которой я уже благополучно забыл. – И как вам только это удалось?
– Я был первым по философии в колледже, – скромно ответил я.
– И такой человек стал охранником?! – возмутился проф.
– А что делать, на войне как на войне.
– Все равно, отличная работа! Кто бы мог подумать, что непобедимый Эд Хамнер капитулирует!
Аналогичные комплименты я слышал со всех сторон, а проф даже принес мне стакан водки, чтобы отметить столь великое событие. Пришлось выпить, потом еще и еще, пока я не потерял счет стаканам. Каждый почему-то счел своим долгом угостить меня своим любимым напитком, и от этой дикой смеси я окончательно погрузился в туман опьянения, стены комнаты и люди вокруг меня начали качаться и расплываться, словно миражи в пустыне. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не упасть. Если быть честным, то устоять на ногах мне удалось только потому, что очень уж не хотелось мне после столь славной победы над Хамнером в философском споре ударить в грязь лицом в самом прямом смысле.
Чтобы немного прийти в себя после чересчур обильного принятия вовнутрь алкоголя, я вышел на балкон подышать свежим воздухом и покурить. Зря я это сделал.
На балконе, обнявшись, стояли Эд и Светлана.
ГЛАВА 13
– …выставил меня полным идиотом, хотя нельзя не признать, что он весьма подкован в философии и логических построениях для простого телохранителя, – сказал Эд, продолжая, видимо, ранее начатую фразу. Одна его рука лежала на перилах балкона, вторая небрежно обнимала талию Светланы.
– Я же говорила, что он неплохой парень.
– Да черт с ним, хотя…
Я повернулся и тихо ушел с балкона, так и не замеченный ни Эдом, ни Светланой. Они продолжали свой разговор на балконе, а я поплелся к профу и, с благодарностью приняв от него стакан с каким-то ядовито-зеленым коктейлем, тут же ввязался в яростную дискуссию о смысле жизни и быстро положил на обе лопатки профа и Криса, горячо отстаивавших свою идею о надуманности всякого смысла жизни.
Кто-то, кому надоела философская болтовня, включил старинный вальс, прервавший наш спор.
– Танцуют все, джентльмены, приглашайте дам на танец! – заорал Винтерс и сам подал пример, пригласив на танец ту самую девицу, которая так громко восхищалась моей победой над Хамнером.
Светлана и Эд как раз вошли в комнату, видимо, наговорившись на балконе. Заметив их краем глаза, я отставил стакан и встал. Голова кружилась от выпитого, как глобус, все вокруг расплывалось в тумане, полученные от Барта удары остро напоминали о своем существовании, однако я подошел к Свете и Хамнеру как раз в тот момент, когда он собрался пригласить ее на танец, и громко, так, чтобы слышали все, сказал:
– Света, помнишь, ты обещала мне один танец, – и, почти вырвав девушку из рук Хамнера, повел ее в сторону танцующих.
Я ожидал, что она сейчас вырвется или скажет, что ничего подобного она мне не обещала или еще что-нибудь в этом духе, но Светлана просто с интересом посмотрела на меня и молча закружилась в вальсе.
Ноги едва слушались меня, и я все больше наваливался на нее, не в силах самостоятельно выделывать замысловатые кренделя старинного танца. В какой-то момент я окончательно потерял равновесие, и мне пришлось схватить Светлану за плечо, чтобы устоять на ногах. При этом я немного промахнулся.
– Убери руки от нее, козел! – раздался чей-то голос у меня над ухом, и я от сильного толчка отлетел метра на два и упал, не удержавшись на непослушных пьяных ногах.
Это оказался Эд, вставший на защиту Светланы, словно благородный рыцарь печального образа из старинной баллады. Кстати, это определение очень к нему подходило. Я имею в виду насчет печального образа.
Я медленно встал на ноги. Вальс все еще играл, однако танцующих уже не было – все смотрели на нас, как и тогда, когда мы с Эдом спорили о насилии. Теперь, правда, спор явно приобретал гораздо более опасное течение.
– Ребята, ну чего вы, – увещевающе сказал проф, но встать между нами не рискнул.
Я принял боевую стойку и шагнул к Эду. Спустя секунду стол, накрытый в центре комнаты, с грохотом перевернулся, потому что я врезался в него не хуже артиллерийского снаряда после удара ногой в грудь, нанесенного принципиальным противником насилия с большим мастерством и огромной силой.
Поднявшись на ноги, я снова встал в боевую стойку и закружил вокруг Хамнера под звуки вальса, пытаясь нащупать слабое место в его обороне и одновременно косясь по сторонам на случай, если кто-то попытается меня вязать, но никто не сделал даже попытки нас разнять. Все посторонились, прижались к стенам, чтобы дать нам больше места, и теперь стояли и смотрели, как мы сражаемся.
Хамнер, судя по всему, серьезно занимался таэквандо. Для его габаритов это был наиболее подходящий способ ведения боя, поскольку в таэквандо большая часть Ударов наносится ногами. К тому же почти двухметровый Эд прекрасно умел держать дистанцию, благо места хватало. А в дистанционном бою с человеком, который выше меня на голову и при этом так хорошо подготовлен, у меня не было шансов, особенно в моем нынешнем состоянии. Но я с упрямством осла раз за разом вставал после мощных ударов длинных ног Эда, который со страшной силой бил меня в грудь, живот и голову. Туман опьянения не давал сконцентрироваться, в глазах двоилось, но зато я почти не чувствовал боли, словно под действием наркотика.
Мне никак не удавалось ни блокировать удары Хамнера, ни подсечь его. Даже сократить дистанцию я не мог. Мой противник легко уходил от всех моих попыток зажать его в угол и начать, наконец, ближний бой.
Отлетев после очередного удара в голову и пытаясь встать, я услышал голос профа:
– Их надо разнять, это же чистое убийство, Бен же в стельку пьян! – говорил проф. – В конце концов, он же гость! Черт вас всех побери, должны же быть в этой стране хоть какие-то правила гостеприимства!
– Ничего, это ему пойдет на пользу, – мрачно пробурчал Крис, стоявший рядом с профом. – Меньше будет зазнаваться. За этот дурацкий номер со Светланой я бы и сам ему с большим удовольствием врезал как следует.
Злость, ярость и ненависть всколыхнулись во мне, словно цунами. Но одновременно с ними откуда-то из еще трезвых глубин моего мозга пришла насмешливая мысль, что сегодня и я, и Эд проигрываем на своем поле – я победил его в споре, а он меня – в драке. Меня охватило бешенство, бешенство первобытного человека, у которого не хватает сил одолеть пещерного медведя. Я хотел достать Длинного любой ценой, чтобы переломать ему кости, растерзать его. Никогда и ничего прежде мне не хотелось с такой силой. Как тонок лак цивилизации. Достаточно чуть-чуть поскрести, и миру явится кровожадный неандерталец. Впрочем, я явно был не одинок в своих чувствах. И если я вынужден был просто обороняться, то Длинный нападал на меня как дикий зверь, загнавший в угол свою добычу. Не дожидаясь, пока я встану, Эд рванулся вперед, чтобы добить меня, его длинная левая нога взметнулась вверх, целясь в мою незащищенную голову.
«Все, кранты тебе, Длинный!» – подумал я, ныряя под его ногу. Хамнер явно утратил осторожность после того, как дюжиной ударов разбил меня в пух и прах, и этим я не мог не воспользоваться. Эд дал мне возможность перейти в ближний бой, и этот шанс я не упустил.
Поднырнув под его левой ногой, пронесшейся в сантиметре над моей головой, я растопыренными пальцами правой руки изо всех сил ударил Хамнера, целясь в солнечное сплетение. Попал я или не попал – не знаю, но Эд схватился за живот и согнулся. И тогда я, выпрямляясь, снизу вверх, вложив весь свой вес и всю силу, ударил его кулаком в переносицу. Раскинув руки, Эд отлетел на несколько метров, с грохотом врезался в заставленный пустыми бутылками журнальный столик, перевернул его и под звон бьющегося стекла, который прозвучал для меня как колокольный, рухнул на пол.
Я шагнул вперед, чтобы добить его, но сзади на меня внезапно навалилась чья-то туша, обхватив поперек тела и прижав мои руки к туловищу, а над ухом раздался голос Криса, произнесшего что-то непечатное.
Я резко ударил его затылком в лицо, каблуками по пальцам ног и затем всадил локоть ему в солнечное сплетение. На сей раз точно попал, потому что Крис шумно выдохнул и отпустил меня. Я обернулся, чтобы добить его, и уже занес руку, чтобы с размаху рубануть Криса по шее чуть пониже уха ребром ладони, но внезапно остановился. Зверь, бушевавший во мне секунду назад, требовавший растерзать и Эда, и Криса, исчез. Ненависть и ярость пропали, спрятавшись где-то в глубине моей души. Просто Крис не стоил моего гнева. С таким, как он, человеком, который нападает со спины, я не желал драться. Если он полезет ко мне еще раз, я, конечно, угощу его так, что он на всю жизнь запомнит этот вечер, но только если он полезет первым. Хватит на сегодня с меня драк. Я и так уже едва дышал.
– Все в порядке, я уже успокоился, – сказал я тем, кто готовился вязать меня, – дайте мне лучше присесть.
Я прислонился спиной к стене и тихо съехал по ней вниз. Голова, испытавшая за такой длинный сегодняшний день атаки Барта, дикую смесь спиртных напитков и вот теперь еще и удары Хамнера, совершенно отказывалась работать, да и все остальные части моего тела вели себя ничуть не лучше.
– Надо «Скорую» вызвать! – крикнул проф и бросился к телефону, исполняя свой собственный приказ.
Большинство собравшихся столпились около Эда, который безжизненно лежал на полу. Из носа обильно текла кровь, заливая ковер. Кто-то неумело пытался оказать ему первую помощь. Светланы нигде не было видно.
«Так еще загубят совсем парня», – подумал я и нечеловеческим усилием воли заставил себя встать и подойти к Эду.
Один из стоявших около Хамнера попытался меня остановить, одарив при этом взглядом, в котором ненависть смешивалась с уважением и страхом.
– Спокойно, я хочу ему помочь, пока вы тут его совсем не загубили, – сказал я, и человек, преграждавший мне путь, отступил в сторону.
Я посмотрел на поверженного Эда и не почувствовал предвкушаемой радости от вида павшего врага. Только сожаление о том, что мы оба не сумели себя сдержать.
– Расступитесь все, ему нужен свежий воздух! – крикнул я как можно громче. Затем наклонился к Эду и понял, что сейчас грохнусь в обморок. К счастью, меня выручил Мони Витмен, возникший рядом со мной и тихо сказавший мне:
– Идите присядьте, Бен. Вам и так здорово досталось. А я займусь им. Можете мне поверить, уж я его окончательно не загублю.
Я отошел на пару метров – на большее у меня не хватило сил, и сел на пол, упершись спиной в стену, наблюдая, как Мони быстро и квалифицированно, несмотря на добрую бутылку виски, выпитую до этого, оказывает первую помощь Эду. А потом закрыл болевшие от яркого света глаза – люстра больше не мигала разноцветными огнями, но горела ровным, ослепляющим светом.
Мне тоже кто-то оказал помощь, протерев лицо смоченным в холодной воде полотенцем. Открыв глаза, я, к своему глубокому удивлению, увидел рядом с собой Светлану.
– Ты?.. – только и смог я выдавить в удивлении.
– Эдом сейчас занимается Мони, и он поможет ему лучше, чем я. А тебе тоже здорово досталось, вот я и решила помочь тебе, – ответила она и открыла портативную аптечку.
– И это после того, что случилось?!
– А ты думаешь, что я откажу тебе от дома только потому, что ты дал по морде одному из моих ухажеров? – сказала она и негромко рассмеялась, увидев мое изумленное лицо.
– Двум, – поправил ее я, вспомнив Криса.
– Это ты о Крисе? Ему это тоже не вредно, а то он считает себя очень крутым, – сказала она, улыбнувшись. – Но Эда ты сегодня положил на обе лопатки. И переспорил, и в драке победил.
– А ты жестока, – сказал я. – Даже не подошла к своему рыцарю, павшему в бою за тебя. А теперь еще и насмехаешься над ним.
– Я не жестока, – сказала она, и ее взгляд мгновенно похолодел, уколов меня, как рапира. Потом она вновь улыбнулась. – Просто я не смогла протолкаться к своему рыцарю сквозь окружившую его толпу зевак и почитателей. К тому же, на мой взгляд, Эд получил по справедливости. Кстати говоря, у Эда черный пояс по таэквандо, а в молодости он три года служил в войсках специального назначения, пока не демобилизовался и не занялся всерьез поэзией и драматургией.
– Я тоже служил в войсках специального назначения, правда, это было лет двадцать с лишним назад.
– Для дедушки ты сохранил неплохую форму, – улыбнувшись, сказала Света.
– Я не дедушка, я даже не женат.
– Отчего же так плохо? Я думала, что на таких крутых мужиков девки пачками вешаются.
– Вешаться то вешаются, да только подходящей девушки я так и не нашел.
– А ты, похоже, разборчивый.
– Да нет, просто свою девушку так и не нашел, такую, как ты, например. Не везет, наверно.
Света пропустила мимо ушей мой весьма прозрачный намек и начала накладывать лечебный пластырь на мое разбитое лицо. Я выругался сквозь зубы.
– Терпи, солдат, генералом станешь, – рассмеялась Света и пояснила: – Это такая русская поговорка.
– Хорошие у вас там, в России, поговорки.
В этот момент до меня донесся вой сирены «Скорой помощи», которая заставляет все другие машины, кроме полицейских и пожарных, прижаться к обочине.
– О, черт! – воскликнул я и попытался встать.
– Что такое?
– Нельзя, чтобы меня забрала «Скорая помощь», потому что я отпросился с работы, поговорив со своим шефом и сославшись на семейные дела, чтобы прийти к тебе. Мой шеф не знает, что я не женат. Поэтому если меня заберет «Скорая» и мой шеф узнает об этом, то он поймет, что я его надул, и уволит меня, – быстро объяснил я Светлане ситуацию.
В принципе значительная часть сказанного была правдой или, по крайней мере, полуправдой. Сэр Найджел действительно не знал, где я, он наверняка узнает, где я был и что со мной случилось, если меня заберет «Скорая», потому что копии всей отчетности «Скорой помощи» доставляются в наше бюро, чтобы установить сразу, без опасных запросов в различные инстанции, как квалифицируется то или иное дело. А палачи, которые обманывают свое начальство, долго не живут, особенно если учесть вчерашние события. Так что во что бы то ни стало я должен был улизнуть от «Скорой помощи». На карту фактически была поставлена моя жизнь.
– Пошли в соседнюю комнату, недобитый герой, – сказала Светлана, помогая мне встать.
Опираясь на ее плечо, я поднялся и захромал в указанном направлении.
– Сиди здесь, я сейчас приду, – сказала она и тут же исчезла. Я без сил опустился на пол и сжал ноющую голову руками. О том, что будет с моей головой завтра, даже думать не хотелось.
– Я предупредила ребят, что о тебе врачу «Скорой помощи» нельзя говорить ни слова, – сказала Света, возникая рядом со мной.
– Спасибо тебе, ты замечательная девушка.
– Не за что. Не могу же я не отблагодарить человека, который спас меня от Торвальдской банды насильников. А теперь сиди тихо, я наложу повязку.
Спустя пару минут она, улыбнувшись, сказала:
– Вот и все, можно жить дальше.
– Спасибо.
– Не за что. Надо же хоть иногда делать добрые дела. – Она грустно улыбнулась и села на пол рядом со мной.
Из холла донесся гул гонга, а чуть позже из гостиной донесся гул голосов. Видимо, оставшиеся гости объясняли врачу «Скорой», что случилось с Эдом.
– Я попросила своих друзей сказать, что Эд просто неудачно упал и расшибся, – словно прочтя мои мысли, сказала Светлана.
– Ты прямо как хозяйка гостиницы, всеми командуешь, и все тебе подчиняются, – улыбнулся я, пытаясь одновременно представить себе дурака, который поверит в такое объяснение. Особенно когда в другом углу комнаты сидит Крис, тоже с разбитой мордой. Смешно.
– Надеюсь, мне повезет больше, чем ей, – ответила она и рассмеялась. Я тоже, хотя ничего особенно смешного в сказанном не видел.
В дверь кто-то деликатно постучал. Потом дверь медленно открылась ровно настолько, чтобы проф смог просунуть свою голову и сказать:
– Света, врач «Скорой» требует тебя для составления протокола.
– Как там Эд? – спросила она, вставая.
– С ним все в порядке, иначе врач не торчал бы здесь так долго, составляя этот дурацкий протокол, – сказал проф, слегка улыбнувшись.
– Хорошо, я сейчас приду. Только посиди с Беном, ему досталось еще больше Эда, а врач «Скорой» даже знать о нем не должен.
– Конечно, посижу. В чем проблема, – ответил проф, входя в комнату.
Светлана встала и скрылась за дверью, а проф устроился на кушетке в метре от меня.
– Да, здорово вы друг друга отделали. Эд только что пришел в себя и еще встать не может, а ты выглядишь так, словно вот-вот копыта откинешь.
– Спасибо тебе, проф, на добром слове, – проворчал я.
– Всегда пожалуйста, – ухмыльнулся проф и замолчал, о чем-то задумавшись.
Воспользовавшись тем, что он заткнулся, я стал прислушиваться к голосам в гостиной, но, как ни старался, ничего не смог разобрать. Ни единого слова.
Наконец гул голосов смолк, а через минуту слабо, почти на пределе слышимости до меня донесся стук закрывшейся входной двери. Еще через минуту в комнату вошла Светлана.
– «Скорая» уехала. Они увезли Эда. У него сломан нос, – сообщила она в телеграфном стиле короткими рублеными фразами, потом мрачно посмотрела на меня и сказала: – Теперь надо решить, что делать с Беном.
– Ничего со мной не надо делать, – сказал я, безуспешно пытаясь самостоятельно встать на ноги. – Я нормально себя чувствую, мне такое не впервой, так что я…
– У тебя наверняка сотрясение мозга, к тому же ты в стельку пьян, – сказал мне проф и, помолчав, добавил, обращаясь к Светлане: – Его нельзя отпускать домой. Если он и доберется, что в его теперешнем состоянии маловероятно, то чувствовать себя все равно будет хуже некуда. – Он ухмыльнулся. – Особенно утром.
– Лучше всего оставить его ночевать у меня, а утром приедет Мони и осмотрит его, – сказала Света.
Этого нельзя было допустить, потому что завтра утром я должен буду отчитаться сэру Найджелу о ликвидации Барта, к тому же я просто не мог остаться здесь ночевать. Если шеф позвонит мне утром и не застанет меня дома, то возникнут вопросы, которых я всячески старался избежать. Тем более что я оставил дома свой оллком. [4]Каждый сотрудник должен постоянно носить его с собой, чтобы его, сотрудника, можно было найти в любое время суток, и нарушение этого правила каралось особенно строго, вплоть до увольнения. А пойти к Светлане со своим оллкомом я не мог, потому что он постоянно посылает сигнал на наш центр координации. Поэтому я оставил его дома, как будто никуда и не уходил. Но если меня оставят ночевать здесь, то сразу после обычной утренней переклички в восемь мой обман будет обнаружен. Я ходил по лезвию ножа, который в любую секунду мог отсечь мне голову случайным звонком, и ничего не мог сделать. Почти ничего.
– Я прекрасно себя чувствую, со мной все в порядке, я к таким переделкам привык, к тому же мне завтра утром будет звонить мой шеф, а он человек требовательный и любит, чтобы его сотрудники ночевали дома. И если меня завтра в восемь не будет дома, то мне очень крупно влетит, – отчаянно бормотал я, пытаясь придумать, как мне на сей раз спасти свою жизнь, не раскрывая никаких тайн, однако ничего путного в голову не приходило.
– Но ты не можешь в таком состоянии ехать домой! – запротестовала Света. – Тебя надо лечить. Оставайся у меня, а утром кто-нибудь из ребят заедет за тобой и отвезет домой прежде, чем твой шеф позвонит тебе.
– Я могу завтра утром отвезти его, – сказал Крис. – У меня все утро нерабочее, потому что в лаборатории взорвалась установка, на которой я сейчас работаю.
– Видишь, Крис завтра приедет часам к семи утра и отвезет тебя.
– Нет, мне надо сегодня же уехать домой, потому что мне должен позвонить из Польши мой друг, – продолжал я врать тоном капризного маленького ребенка, привыкшего, что все его прихоти мгновенно исполняются. Как ни прекрасно было бы провести ночь со Светланой, пусть и в совершенно небоеспособном состоянии, но я должен был вернуться домой. Время операции мне дано до полуночи, и по истечении этого срока Лысый Дьявол наверняка позвонит мне, чтобы удостовериться, что задание выполнено. А если он позвонит и выяснит, что мой пейджер валяется у меня дома, а я сам валяюсь дома у свидетельницы по делу Слейда… А мне сегодня почему-то очень хотелось жить.
– Может, действительно отвезти его сейчас? – сказал проф, и я про себя от души поблагодарил его.
– Но ты же видишь, в каком он состоянии.
– Вижу, но раз ему так надо домой, то надо его домой и отправить. Каждый имеет право идти в ад своим путем.
– Проф, я тебя люблю! Ты прямо читаешь мои мысли! – воскликнул я.
– Да что там религии, к этой фразе можно свести любую существующую идеологию, любую философскую систему, все, что хоть как-то касается веры. Моя вера лучше, а тебе за то, что ты считаешь свою веру лучшей, уготован костер, тюрьма или концлагерь. Но так было раньше, а в современном мире, с тем уровнем развития, которого мы достигли, и с тем пониманием окружающего нас мира мы можем, наконец, подвести общий знаменатель под проблемой насилия. Именно насилие, управляемое современным разумом, отвечающим за все свои действия перед сердцем, – я постучал себя по груди, – во имя счастья всего человечества и является единственно оправданным, но никак не насилие во имя металлических безделушек или бредовых фантазий. Подчеркиваю, не во имя сказок Библии или Корана, ни во имя фантазий какого-нибудь Маркса, Ницше или Смита, а только ради конкретно взятого человека, отвечающего за свои стремления и желания своим разумом и сердцем, понимающим, что он не один на Земле и что он должен соразмерять свои потребности с окружающим его миром, прежде всего с окружающими его людьми, потому что настоящего человека в том смысле, в каком я это понимаю, должен ограничивать только он сам – своим разумом и совестью. И дальше человечество должно жить только так, и никак иначе. В противном случае оно погибнет. Человек абсолютно свободен. Конечно, его ограничивает окружающий его мир, я имею в виду и природный, и социальный мир, но свой последний окончательный выбор человек всегда делает сам. А все религии стараются лишить его этой свободы выбора и навязать свой, в то время как человек должен быть абсолютно свободен и ограничен только самим собой, то есть именно тем самым маленьким богом, который есть в зародыше в каждом из нас и может в зависимости от условий либо погибнуть, либо развиться. И мне кажется, что самая главная цель человечества – научиться создавать условия, в которых каждый человек сможет стать таким, и в этом единственный путь развития мира.
– Прямо Арнольд Тойнби с его идеей духовного совершенствования, – сказал Винтерс. Похоже, он изучал философию. Далеко не каждый знает такие вещи.
– Возможно, кое-какие элементы его теории здесь и присутствуют, но не они главные, так как у Тойнби совершенствование возможно только через религию, а я считаю, что религия, как правило, оказывает прямо противоположное воздействие на человека.
Эд злобно посмотрел на меня и с кривой усмешкой сказал:
– Боюсь, что наш беспочвенный спор так и закончится ничем, поскольку его продолжение будет, пользуясь определением мистера Роджерса, моим насилием над ним, чего я, как толстовец, ни в малейшей степени не хочу. Поэтому я вынужден прервать нашу беседу и временно покинуть вас. – Хамнер встал и удалился с гордо поднятой головой, словно Наполеон из похода на Москву, не оставляя ни у меня, ни у зрителей ни малейшего сомнения в том, кто вышел победителем из нашего спора. Глядя ему вслед, я потрогал уже изрядно вспухший синяк под глазом и подумал, что на сегодняшний вечер вполне сойду за Кутузова.
– Ну, вы даете, старина! – восхищенно воскликнул профессор Хиггинс, едва Эд вышел из комнаты. – Я еще никогда не видел, чтобы наш Эд уклонялся от спора подобным образом. Это ваша бесспорная победа. Должен вам сказать, что такое явление, как уклоняющийся от спора Эд, – явление крайне редкое, даже, я бы сказал, уникальное. Обычно он спорит до тех пор, пока не припрет противника к стенке. К тому же он непьющий из-за язвы, так что всегда сохраняет трезвую голову, но сегодня вы его просто изничтожили!
– Бен, да ты просто молодчина! Наконец-то хоть кто-то сбил спесь с этого вечного спорщика, да еще как сбил! – еще громче профа восторгалась девица, имя которой я уже благополучно забыл. – И как вам только это удалось?
– Я был первым по философии в колледже, – скромно ответил я.
– И такой человек стал охранником?! – возмутился проф.
– А что делать, на войне как на войне.
– Все равно, отличная работа! Кто бы мог подумать, что непобедимый Эд Хамнер капитулирует!
Аналогичные комплименты я слышал со всех сторон, а проф даже принес мне стакан водки, чтобы отметить столь великое событие. Пришлось выпить, потом еще и еще, пока я не потерял счет стаканам. Каждый почему-то счел своим долгом угостить меня своим любимым напитком, и от этой дикой смеси я окончательно погрузился в туман опьянения, стены комнаты и люди вокруг меня начали качаться и расплываться, словно миражи в пустыне. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не упасть. Если быть честным, то устоять на ногах мне удалось только потому, что очень уж не хотелось мне после столь славной победы над Хамнером в философском споре ударить в грязь лицом в самом прямом смысле.
Чтобы немного прийти в себя после чересчур обильного принятия вовнутрь алкоголя, я вышел на балкон подышать свежим воздухом и покурить. Зря я это сделал.
На балконе, обнявшись, стояли Эд и Светлана.
ГЛАВА 13
Под мачтой за нее они
Сошлись на смертный бой.
И вот итог – один в крови,
Второй – едва живой.
Пиратская песня XVII века
Я шпагой сердце вам проткну
За то, что заключали вы в объятья
Ее! Она дороже жизни мне!
Старинная пьеса
– …выставил меня полным идиотом, хотя нельзя не признать, что он весьма подкован в философии и логических построениях для простого телохранителя, – сказал Эд, продолжая, видимо, ранее начатую фразу. Одна его рука лежала на перилах балкона, вторая небрежно обнимала талию Светланы.
– Я же говорила, что он неплохой парень.
– Да черт с ним, хотя…
Я повернулся и тихо ушел с балкона, так и не замеченный ни Эдом, ни Светланой. Они продолжали свой разговор на балконе, а я поплелся к профу и, с благодарностью приняв от него стакан с каким-то ядовито-зеленым коктейлем, тут же ввязался в яростную дискуссию о смысле жизни и быстро положил на обе лопатки профа и Криса, горячо отстаивавших свою идею о надуманности всякого смысла жизни.
Кто-то, кому надоела философская болтовня, включил старинный вальс, прервавший наш спор.
– Танцуют все, джентльмены, приглашайте дам на танец! – заорал Винтерс и сам подал пример, пригласив на танец ту самую девицу, которая так громко восхищалась моей победой над Хамнером.
Светлана и Эд как раз вошли в комнату, видимо, наговорившись на балконе. Заметив их краем глаза, я отставил стакан и встал. Голова кружилась от выпитого, как глобус, все вокруг расплывалось в тумане, полученные от Барта удары остро напоминали о своем существовании, однако я подошел к Свете и Хамнеру как раз в тот момент, когда он собрался пригласить ее на танец, и громко, так, чтобы слышали все, сказал:
– Света, помнишь, ты обещала мне один танец, – и, почти вырвав девушку из рук Хамнера, повел ее в сторону танцующих.
Я ожидал, что она сейчас вырвется или скажет, что ничего подобного она мне не обещала или еще что-нибудь в этом духе, но Светлана просто с интересом посмотрела на меня и молча закружилась в вальсе.
Ноги едва слушались меня, и я все больше наваливался на нее, не в силах самостоятельно выделывать замысловатые кренделя старинного танца. В какой-то момент я окончательно потерял равновесие, и мне пришлось схватить Светлану за плечо, чтобы устоять на ногах. При этом я немного промахнулся.
– Убери руки от нее, козел! – раздался чей-то голос у меня над ухом, и я от сильного толчка отлетел метра на два и упал, не удержавшись на непослушных пьяных ногах.
Это оказался Эд, вставший на защиту Светланы, словно благородный рыцарь печального образа из старинной баллады. Кстати, это определение очень к нему подходило. Я имею в виду насчет печального образа.
Я медленно встал на ноги. Вальс все еще играл, однако танцующих уже не было – все смотрели на нас, как и тогда, когда мы с Эдом спорили о насилии. Теперь, правда, спор явно приобретал гораздо более опасное течение.
– Ребята, ну чего вы, – увещевающе сказал проф, но встать между нами не рискнул.
Я принял боевую стойку и шагнул к Эду. Спустя секунду стол, накрытый в центре комнаты, с грохотом перевернулся, потому что я врезался в него не хуже артиллерийского снаряда после удара ногой в грудь, нанесенного принципиальным противником насилия с большим мастерством и огромной силой.
Поднявшись на ноги, я снова встал в боевую стойку и закружил вокруг Хамнера под звуки вальса, пытаясь нащупать слабое место в его обороне и одновременно косясь по сторонам на случай, если кто-то попытается меня вязать, но никто не сделал даже попытки нас разнять. Все посторонились, прижались к стенам, чтобы дать нам больше места, и теперь стояли и смотрели, как мы сражаемся.
Хамнер, судя по всему, серьезно занимался таэквандо. Для его габаритов это был наиболее подходящий способ ведения боя, поскольку в таэквандо большая часть Ударов наносится ногами. К тому же почти двухметровый Эд прекрасно умел держать дистанцию, благо места хватало. А в дистанционном бою с человеком, который выше меня на голову и при этом так хорошо подготовлен, у меня не было шансов, особенно в моем нынешнем состоянии. Но я с упрямством осла раз за разом вставал после мощных ударов длинных ног Эда, который со страшной силой бил меня в грудь, живот и голову. Туман опьянения не давал сконцентрироваться, в глазах двоилось, но зато я почти не чувствовал боли, словно под действием наркотика.
Мне никак не удавалось ни блокировать удары Хамнера, ни подсечь его. Даже сократить дистанцию я не мог. Мой противник легко уходил от всех моих попыток зажать его в угол и начать, наконец, ближний бой.
Отлетев после очередного удара в голову и пытаясь встать, я услышал голос профа:
– Их надо разнять, это же чистое убийство, Бен же в стельку пьян! – говорил проф. – В конце концов, он же гость! Черт вас всех побери, должны же быть в этой стране хоть какие-то правила гостеприимства!
– Ничего, это ему пойдет на пользу, – мрачно пробурчал Крис, стоявший рядом с профом. – Меньше будет зазнаваться. За этот дурацкий номер со Светланой я бы и сам ему с большим удовольствием врезал как следует.
Злость, ярость и ненависть всколыхнулись во мне, словно цунами. Но одновременно с ними откуда-то из еще трезвых глубин моего мозга пришла насмешливая мысль, что сегодня и я, и Эд проигрываем на своем поле – я победил его в споре, а он меня – в драке. Меня охватило бешенство, бешенство первобытного человека, у которого не хватает сил одолеть пещерного медведя. Я хотел достать Длинного любой ценой, чтобы переломать ему кости, растерзать его. Никогда и ничего прежде мне не хотелось с такой силой. Как тонок лак цивилизации. Достаточно чуть-чуть поскрести, и миру явится кровожадный неандерталец. Впрочем, я явно был не одинок в своих чувствах. И если я вынужден был просто обороняться, то Длинный нападал на меня как дикий зверь, загнавший в угол свою добычу. Не дожидаясь, пока я встану, Эд рванулся вперед, чтобы добить меня, его длинная левая нога взметнулась вверх, целясь в мою незащищенную голову.
«Все, кранты тебе, Длинный!» – подумал я, ныряя под его ногу. Хамнер явно утратил осторожность после того, как дюжиной ударов разбил меня в пух и прах, и этим я не мог не воспользоваться. Эд дал мне возможность перейти в ближний бой, и этот шанс я не упустил.
Поднырнув под его левой ногой, пронесшейся в сантиметре над моей головой, я растопыренными пальцами правой руки изо всех сил ударил Хамнера, целясь в солнечное сплетение. Попал я или не попал – не знаю, но Эд схватился за живот и согнулся. И тогда я, выпрямляясь, снизу вверх, вложив весь свой вес и всю силу, ударил его кулаком в переносицу. Раскинув руки, Эд отлетел на несколько метров, с грохотом врезался в заставленный пустыми бутылками журнальный столик, перевернул его и под звон бьющегося стекла, который прозвучал для меня как колокольный, рухнул на пол.
Я шагнул вперед, чтобы добить его, но сзади на меня внезапно навалилась чья-то туша, обхватив поперек тела и прижав мои руки к туловищу, а над ухом раздался голос Криса, произнесшего что-то непечатное.
Я резко ударил его затылком в лицо, каблуками по пальцам ног и затем всадил локоть ему в солнечное сплетение. На сей раз точно попал, потому что Крис шумно выдохнул и отпустил меня. Я обернулся, чтобы добить его, и уже занес руку, чтобы с размаху рубануть Криса по шее чуть пониже уха ребром ладони, но внезапно остановился. Зверь, бушевавший во мне секунду назад, требовавший растерзать и Эда, и Криса, исчез. Ненависть и ярость пропали, спрятавшись где-то в глубине моей души. Просто Крис не стоил моего гнева. С таким, как он, человеком, который нападает со спины, я не желал драться. Если он полезет ко мне еще раз, я, конечно, угощу его так, что он на всю жизнь запомнит этот вечер, но только если он полезет первым. Хватит на сегодня с меня драк. Я и так уже едва дышал.
– Все в порядке, я уже успокоился, – сказал я тем, кто готовился вязать меня, – дайте мне лучше присесть.
Я прислонился спиной к стене и тихо съехал по ней вниз. Голова, испытавшая за такой длинный сегодняшний день атаки Барта, дикую смесь спиртных напитков и вот теперь еще и удары Хамнера, совершенно отказывалась работать, да и все остальные части моего тела вели себя ничуть не лучше.
– Надо «Скорую» вызвать! – крикнул проф и бросился к телефону, исполняя свой собственный приказ.
Большинство собравшихся столпились около Эда, который безжизненно лежал на полу. Из носа обильно текла кровь, заливая ковер. Кто-то неумело пытался оказать ему первую помощь. Светланы нигде не было видно.
«Так еще загубят совсем парня», – подумал я и нечеловеческим усилием воли заставил себя встать и подойти к Эду.
Один из стоявших около Хамнера попытался меня остановить, одарив при этом взглядом, в котором ненависть смешивалась с уважением и страхом.
– Спокойно, я хочу ему помочь, пока вы тут его совсем не загубили, – сказал я, и человек, преграждавший мне путь, отступил в сторону.
Я посмотрел на поверженного Эда и не почувствовал предвкушаемой радости от вида павшего врага. Только сожаление о том, что мы оба не сумели себя сдержать.
– Расступитесь все, ему нужен свежий воздух! – крикнул я как можно громче. Затем наклонился к Эду и понял, что сейчас грохнусь в обморок. К счастью, меня выручил Мони Витмен, возникший рядом со мной и тихо сказавший мне:
– Идите присядьте, Бен. Вам и так здорово досталось. А я займусь им. Можете мне поверить, уж я его окончательно не загублю.
Я отошел на пару метров – на большее у меня не хватило сил, и сел на пол, упершись спиной в стену, наблюдая, как Мони быстро и квалифицированно, несмотря на добрую бутылку виски, выпитую до этого, оказывает первую помощь Эду. А потом закрыл болевшие от яркого света глаза – люстра больше не мигала разноцветными огнями, но горела ровным, ослепляющим светом.
Мне тоже кто-то оказал помощь, протерев лицо смоченным в холодной воде полотенцем. Открыв глаза, я, к своему глубокому удивлению, увидел рядом с собой Светлану.
– Ты?.. – только и смог я выдавить в удивлении.
– Эдом сейчас занимается Мони, и он поможет ему лучше, чем я. А тебе тоже здорово досталось, вот я и решила помочь тебе, – ответила она и открыла портативную аптечку.
– И это после того, что случилось?!
– А ты думаешь, что я откажу тебе от дома только потому, что ты дал по морде одному из моих ухажеров? – сказала она и негромко рассмеялась, увидев мое изумленное лицо.
– Двум, – поправил ее я, вспомнив Криса.
– Это ты о Крисе? Ему это тоже не вредно, а то он считает себя очень крутым, – сказала она, улыбнувшись. – Но Эда ты сегодня положил на обе лопатки. И переспорил, и в драке победил.
– А ты жестока, – сказал я. – Даже не подошла к своему рыцарю, павшему в бою за тебя. А теперь еще и насмехаешься над ним.
– Я не жестока, – сказала она, и ее взгляд мгновенно похолодел, уколов меня, как рапира. Потом она вновь улыбнулась. – Просто я не смогла протолкаться к своему рыцарю сквозь окружившую его толпу зевак и почитателей. К тому же, на мой взгляд, Эд получил по справедливости. Кстати говоря, у Эда черный пояс по таэквандо, а в молодости он три года служил в войсках специального назначения, пока не демобилизовался и не занялся всерьез поэзией и драматургией.
– Я тоже служил в войсках специального назначения, правда, это было лет двадцать с лишним назад.
– Для дедушки ты сохранил неплохую форму, – улыбнувшись, сказала Света.
– Я не дедушка, я даже не женат.
– Отчего же так плохо? Я думала, что на таких крутых мужиков девки пачками вешаются.
– Вешаться то вешаются, да только подходящей девушки я так и не нашел.
– А ты, похоже, разборчивый.
– Да нет, просто свою девушку так и не нашел, такую, как ты, например. Не везет, наверно.
Света пропустила мимо ушей мой весьма прозрачный намек и начала накладывать лечебный пластырь на мое разбитое лицо. Я выругался сквозь зубы.
– Терпи, солдат, генералом станешь, – рассмеялась Света и пояснила: – Это такая русская поговорка.
– Хорошие у вас там, в России, поговорки.
В этот момент до меня донесся вой сирены «Скорой помощи», которая заставляет все другие машины, кроме полицейских и пожарных, прижаться к обочине.
– О, черт! – воскликнул я и попытался встать.
– Что такое?
– Нельзя, чтобы меня забрала «Скорая помощь», потому что я отпросился с работы, поговорив со своим шефом и сославшись на семейные дела, чтобы прийти к тебе. Мой шеф не знает, что я не женат. Поэтому если меня заберет «Скорая» и мой шеф узнает об этом, то он поймет, что я его надул, и уволит меня, – быстро объяснил я Светлане ситуацию.
В принципе значительная часть сказанного была правдой или, по крайней мере, полуправдой. Сэр Найджел действительно не знал, где я, он наверняка узнает, где я был и что со мной случилось, если меня заберет «Скорая», потому что копии всей отчетности «Скорой помощи» доставляются в наше бюро, чтобы установить сразу, без опасных запросов в различные инстанции, как квалифицируется то или иное дело. А палачи, которые обманывают свое начальство, долго не живут, особенно если учесть вчерашние события. Так что во что бы то ни стало я должен был улизнуть от «Скорой помощи». На карту фактически была поставлена моя жизнь.
– Пошли в соседнюю комнату, недобитый герой, – сказала Светлана, помогая мне встать.
Опираясь на ее плечо, я поднялся и захромал в указанном направлении.
– Сиди здесь, я сейчас приду, – сказала она и тут же исчезла. Я без сил опустился на пол и сжал ноющую голову руками. О том, что будет с моей головой завтра, даже думать не хотелось.
– Я предупредила ребят, что о тебе врачу «Скорой помощи» нельзя говорить ни слова, – сказала Света, возникая рядом со мной.
– Спасибо тебе, ты замечательная девушка.
– Не за что. Не могу же я не отблагодарить человека, который спас меня от Торвальдской банды насильников. А теперь сиди тихо, я наложу повязку.
Спустя пару минут она, улыбнувшись, сказала:
– Вот и все, можно жить дальше.
– Спасибо.
– Не за что. Надо же хоть иногда делать добрые дела. – Она грустно улыбнулась и села на пол рядом со мной.
Из холла донесся гул гонга, а чуть позже из гостиной донесся гул голосов. Видимо, оставшиеся гости объясняли врачу «Скорой», что случилось с Эдом.
– Я попросила своих друзей сказать, что Эд просто неудачно упал и расшибся, – словно прочтя мои мысли, сказала Светлана.
– Ты прямо как хозяйка гостиницы, всеми командуешь, и все тебе подчиняются, – улыбнулся я, пытаясь одновременно представить себе дурака, который поверит в такое объяснение. Особенно когда в другом углу комнаты сидит Крис, тоже с разбитой мордой. Смешно.
– Надеюсь, мне повезет больше, чем ей, – ответила она и рассмеялась. Я тоже, хотя ничего особенно смешного в сказанном не видел.
В дверь кто-то деликатно постучал. Потом дверь медленно открылась ровно настолько, чтобы проф смог просунуть свою голову и сказать:
– Света, врач «Скорой» требует тебя для составления протокола.
– Как там Эд? – спросила она, вставая.
– С ним все в порядке, иначе врач не торчал бы здесь так долго, составляя этот дурацкий протокол, – сказал проф, слегка улыбнувшись.
– Хорошо, я сейчас приду. Только посиди с Беном, ему досталось еще больше Эда, а врач «Скорой» даже знать о нем не должен.
– Конечно, посижу. В чем проблема, – ответил проф, входя в комнату.
Светлана встала и скрылась за дверью, а проф устроился на кушетке в метре от меня.
– Да, здорово вы друг друга отделали. Эд только что пришел в себя и еще встать не может, а ты выглядишь так, словно вот-вот копыта откинешь.
– Спасибо тебе, проф, на добром слове, – проворчал я.
– Всегда пожалуйста, – ухмыльнулся проф и замолчал, о чем-то задумавшись.
Воспользовавшись тем, что он заткнулся, я стал прислушиваться к голосам в гостиной, но, как ни старался, ничего не смог разобрать. Ни единого слова.
Наконец гул голосов смолк, а через минуту слабо, почти на пределе слышимости до меня донесся стук закрывшейся входной двери. Еще через минуту в комнату вошла Светлана.
– «Скорая» уехала. Они увезли Эда. У него сломан нос, – сообщила она в телеграфном стиле короткими рублеными фразами, потом мрачно посмотрела на меня и сказала: – Теперь надо решить, что делать с Беном.
– Ничего со мной не надо делать, – сказал я, безуспешно пытаясь самостоятельно встать на ноги. – Я нормально себя чувствую, мне такое не впервой, так что я…
– У тебя наверняка сотрясение мозга, к тому же ты в стельку пьян, – сказал мне проф и, помолчав, добавил, обращаясь к Светлане: – Его нельзя отпускать домой. Если он и доберется, что в его теперешнем состоянии маловероятно, то чувствовать себя все равно будет хуже некуда. – Он ухмыльнулся. – Особенно утром.
– Лучше всего оставить его ночевать у меня, а утром приедет Мони и осмотрит его, – сказала Света.
Этого нельзя было допустить, потому что завтра утром я должен буду отчитаться сэру Найджелу о ликвидации Барта, к тому же я просто не мог остаться здесь ночевать. Если шеф позвонит мне утром и не застанет меня дома, то возникнут вопросы, которых я всячески старался избежать. Тем более что я оставил дома свой оллком. [4]Каждый сотрудник должен постоянно носить его с собой, чтобы его, сотрудника, можно было найти в любое время суток, и нарушение этого правила каралось особенно строго, вплоть до увольнения. А пойти к Светлане со своим оллкомом я не мог, потому что он постоянно посылает сигнал на наш центр координации. Поэтому я оставил его дома, как будто никуда и не уходил. Но если меня оставят ночевать здесь, то сразу после обычной утренней переклички в восемь мой обман будет обнаружен. Я ходил по лезвию ножа, который в любую секунду мог отсечь мне голову случайным звонком, и ничего не мог сделать. Почти ничего.
– Я прекрасно себя чувствую, со мной все в порядке, я к таким переделкам привык, к тому же мне завтра утром будет звонить мой шеф, а он человек требовательный и любит, чтобы его сотрудники ночевали дома. И если меня завтра в восемь не будет дома, то мне очень крупно влетит, – отчаянно бормотал я, пытаясь придумать, как мне на сей раз спасти свою жизнь, не раскрывая никаких тайн, однако ничего путного в голову не приходило.
– Но ты не можешь в таком состоянии ехать домой! – запротестовала Света. – Тебя надо лечить. Оставайся у меня, а утром кто-нибудь из ребят заедет за тобой и отвезет домой прежде, чем твой шеф позвонит тебе.
– Я могу завтра утром отвезти его, – сказал Крис. – У меня все утро нерабочее, потому что в лаборатории взорвалась установка, на которой я сейчас работаю.
– Видишь, Крис завтра приедет часам к семи утра и отвезет тебя.
– Нет, мне надо сегодня же уехать домой, потому что мне должен позвонить из Польши мой друг, – продолжал я врать тоном капризного маленького ребенка, привыкшего, что все его прихоти мгновенно исполняются. Как ни прекрасно было бы провести ночь со Светланой, пусть и в совершенно небоеспособном состоянии, но я должен был вернуться домой. Время операции мне дано до полуночи, и по истечении этого срока Лысый Дьявол наверняка позвонит мне, чтобы удостовериться, что задание выполнено. А если он позвонит и выяснит, что мой пейджер валяется у меня дома, а я сам валяюсь дома у свидетельницы по делу Слейда… А мне сегодня почему-то очень хотелось жить.
– Может, действительно отвезти его сейчас? – сказал проф, и я про себя от души поблагодарил его.
– Но ты же видишь, в каком он состоянии.
– Вижу, но раз ему так надо домой, то надо его домой и отправить. Каждый имеет право идти в ад своим путем.
– Проф, я тебя люблю! Ты прямо читаешь мои мысли! – воскликнул я.