Но Гаррод посоветовал спросить ее не только о названии.
   – Что такое «клинок без имени»?
   Спиной я почувствовал, как напряглась Дел. Совсем чуть-чуть, но я заметил.
   – От кого ты это слышал?
   Я мог бы соврать, но не стал. Ничего особенного в вопросе я не видел.
   – От Гаррода. Он был зол… расстроен из-за лошадей. Он сказал что-то, – я порылся в воспоминаниях, – что-то о том, что ты клинок без имени, – я поправил поводом жеребца. – Он говорил, что это название пошло из Стаал-Уста.
   – Так и есть, – холодно подтвердила она.
   – Судя по твоей реакции, это что-то секретное.
   – Клинок без имени означает изгнанник, изгой, волчья голова, – объяснила Дел. – Это человек, нарушивший кодекс чести вока.
   – Умышленно.
   – Умышленно, – согласилась Дел. – Бывает, что кто-то не научился уважать кодекс или не смог закончить обучение, тогда его просто отправляют домой. Но ан-истойя, отказавшийся пройти заключительный курс подготовки, делающий его кайдином, и использующий свое мастерство во зло, считается клинком без имени.
   – Ты отказалась стать кайдином.
   – Да, но я выбрала путь танцора меча, такое право дается ученику. Я живу по кодексу.
   Меня как будто ударило в живот.
   – Постой, а сколько осталось, Дел? Сколько осталось до того, как нарушишь его?
   – Несколько недель, – ответила она без колебаний. – Если я не успею добраться до Стаал-Уста за три недели и предстать перед вока, меня объявят клинком без имени и каждый желающий сможет попытаться исполнить приговор.
   Я давно знал это, только без Северных слов.
   – Еще одно, – сказал я. – Есть ли конец у твоей песни?
   Она долго молчала, а потом я услышал:
   – Останови лошадь.
   Я решил не обращать внимания.
   – Слушай, Дел…
   – Останови лошадь!
   Я не глухой: она была не в себе. Она не кричала, но Дел это и не нужно, она умеет пользоваться голосом. Почуяв неладное, я остановил жеребца и обернулся, пока Дел соскакивала на мокрые листья. За льдом в ее глазах полыхало пламя.
   Аиды. И это я его зажег.
   – Дел…
   – Слезай, – приказала она.
   – Залезай обратно, – упрямился я. – Ты сама сказала, что осталось три недели до того, как вока объявит о твоем изгнании. Может не стоит терять время?
   Дел вынула меч.
   – Слезай, – повторила она. Вдали завыли гончие.
   Я почесал щетину. Обдумал, стоит ли спорить, и решил, что не стоит. По ее глазам я понял, что она настроена серьезно и от своего не отступит.
   Я перекинул ногу и соскочил с жеребца, не выпуская из рук повод. Не хватало еще лишиться гнедого теперь, когда мы столько прошли вместе.
   Дел воткнула клинок в землю. Он врезался в мокрые, гнилые пласты листвы, потом скользнул в дерн и застыл. Она убрала руки с рукояти.
   – Я не могу повторить тебе свои клятвы, – сказала она, – потому что клятвы касаются только одного человека. Но я клялась душами убитых родственников, написала эти клятвы кровью, рассказала о них мастеру рун, который вправил их в клинок, – Дел показала пальцем на руны, мерцавшие от острия до рукояти, теперь наполовину похороненные в земле. – Отречься от этих клятв значит обесчестить свой меч, годы учебы, всех моих близких. Думаешь я могла бы это сделать?
   – Я только спросил…
   – Ты спросил, есть ли конец у моей песни.
   – Да и…
   – Не зная, что это означает.
   – Да… и…
   – Не понимая, о чем спрашиваешь.
   Снова да.
   – Гаррод посоветовал задать тебе этот вопрос.
   – А ты всегда слушаешь советы молодых почти незнакомых Северян? – горько усмехнулась она. – Особенно тех, чья собственная честь под большим вопросом.
   Я гнул свое.
   – А может Гаррод знал, что делает…
   Она насторожилась.
   – Что?
   – Он сказал, что даже Говорящий с лошадьми с Высокогорий знает о Стаал-Уста и кодексе чести вока. Но я Южанин и никогда не слышал об этом месте. Не знаком с его обычаями, – я перевел взгляд с Бореал на Дел. – Есть ли конец у твоей песни?
   Она совсем побледнела.
   – Ты спрашиваешь, не понимая смысла вопроса?
   – Может пойму, если ты ответишь.
   Дел смотрела на меч. Я чувствовал, что смутил ее, хотя еще не разобрался чем. По лицу Дел трудно было что-то определить, но я научился читать едва заметные знаки. Она вглядывалась в меч, надеясь – откровенно ожидая – что он скажет ей, что делать, и наконец отчаявшись, приняла решение сама.
   – Все равно он узнает, – мрачно изрекла Дел, – так или иначе.
   Начало меня не обрадовало.
   – Дел…
   – Я принесла клятвы, – сказала она, – я уже говорила тебе об этом. Но это были не те клятвы, что дают обычно. Они связаны со Стаал-Уста и с тем, как я там изменилась, кем стала, получив яватму, – взгляд Дел застыл на Бореал. – Я не сомневаюсь, что тебе, Тигр, в жизни приходилось приносить клятвы, и ты знаешь, что чем клятва сильнее, тем крепче она связывает… но на Севере все иначе, а в Стаал-Уста все совсем по-другому. Ты связан надолго и это связь крови, стали, магии и благословения богов.
   – Послушай, Дел…
   Она подняла руку, заставив меня замолчать.
   – Я отвечаю на твой вопрос, ты ведь этого хотел. Мало для кого я бы пошла на это.
   У меня было желание прервать разговор, меня раздражала неясность, но Дел была настроена серьезно, и я решил, что если выслушаю ее, плохо мне не станет.
   По крайней мере я так думал.
   – Хорошо, баска… продолжай.
   – Когда ты ставишь перед собой задачу, ты начинаешь песню и продолжаешь петь, пока задача не выполнена.
   Я нахмурился.
   – Я не понимаю.
   Лицо Дел ничего не выражало.
   – Моей первой задачей было найти Джамайла и привезти его домой. Как ты знаешь, у меня ничего не получилось и первая половина песни пропала. Остается вторая: песня крови, Тигр… песня смерти. Я должна убить Аджани и людей, которые были с ним в тот день. Пока я не сделаю это, моя песня не кончится. А песня без конца это не настоящая песня, это ничего незначащий шум. Где-то за деревьями залаяли и взвыли гончие. Я посмотрел по сторонам и взглянул на Дел.
   – Что-то вроде этого, – сказал я.
   – Да, – подтвердила она, – и это навсегда. Незначащий шум без конца.
   Я кивнул.
   – Танцор меча, не управляющий собой… без цели и чести.
   – Я тверда, – сказала Дел, – жестока и холоднокровна, но у моей песни есть конец. У моего клинка есть имя.
   – Сколько у тебя осталось времени? – спросил я. – Если вока признает тебя виновной и приговорит к смерти, твоя задача останется невыполненной. Твоя песня никогда не закончится. Ты нарушишь клятвы.
   – Нет, – сказала она, – не нарушу. Я заключила пакт с богами.
   Я хотел засмеяться, но сдержался. Дел воспринимала все слишком серьезно. Я показал на меч.
   – Протри клинок и поехали.

32

   Я проснулся потому что замерз и потому что кто-то плевал мне на лицо. Не очень приятное начало дня. Я выругался, вытянул себя из-под тяжелых одеял и понял, что на меня плевало само небо: сверху падали мокрые, холодные комки. Не дождь, с дождем я знаком. Что-то похожее на липкий лед.
   – Дел!
   Она проснулась и сонно всмотрелась в меня.
   – Ты напустил холод.
   Возразить было нечего. Я снова лег, натянув одеяло на голову, но заснуть не смог.
   – Дел… что это?
   – Снег, – она рывком подтянулась поближе, светлые волосы застряли в моей щетине. – Почему… А ты думал, что это? – я не ответил, а Дел, приподнявшись на локте, посмотрела на меня повнимательнее и расхохоталась.
   – Не смешно, – пробормотал я. – Откуда мне было знать?
   Дел прижалась ко мне всем телом. Я чувствовал, как она вздрагивает от смеха, слышал хихиканье, которое она тщетно пыталась подавить.
   Я повернулся на бок, глядя на Дел из-под одеял. Холод пробирался в складки и ничем не защищенная кожа быстро краснела. Я потянулся и откинул с ее лица волосы. Я любил, когда она смеялась. Даже за мой счет.
   Я скинул одеяло с ее головы. Снег сыпался на волосы, прилипал к ресницам и превращался на коже в прозрачные капельки. Я коснулся пальцами ее щеки.
   – Когда ты в последний раз смеялась, баска? По-настоящему смеялась, от души?
   Улыбка медленно исчезла, слезы от смеха высохли. Я так удивил ее вопросом, что она никак не могла найти подходящий ответ. Она смотрела на меня смущенно и растерянно.
   – Я не знаю, – пробормотала она.
   Капля скатилась по ее щеке, оставляя серебристый след.
   – Неделю назад ты стояла перед своим мечом и говорила, что ты тверда, жестока и холоднокровна и снова клялась отомстить за свою семью. Не буду отрицать, иногда ты действительно такая. Но ты можешь быть и другой, страстной и веселой женщиной.
   Она пожала плечами.
   – Может раз ты меня такой видел.
   Я хмыкнул.
   – Могу поклясться, что не один раз. Я ведь делю с тобой постель, ты еще об этом помнишь?
   Дел вздохнула. Мы с ней не из тех пар, что сыпят нежными словами. Мы живем иначе, замкнуто, и не позволяем себе никаких излишеств. Но я был бы лжецом, если бы сказал, что ничего не чувствую и не желаю. Дел, думаю, тоже.
   Это был мягкий и спокойный рассвет. Рядом тихо журчал ручей, падал снег. Было холодно, но мы не замерзали, нас согревали общие мысли и переживания и мы не обращали внимания на погоду. Потом Дел опустила облепленные снегом ресницы и отвернулась, чтобы скрыть от меня свои чувства.
   – Не надо, – попросила она.
   – Дел, я не хотел причинить тебе боль. Я только хотел сказать, что если ты будешь зажимать себя сильнее, закручивать крепче, что-то может сломаться.
   – Мне нужно выполнить…
   – Но не рискуя при этом уничтожить себя.
   – Аджани уже сделал это много лет назад.
   Я мысленно выругался, а для Дел покачал головой.
   – И поэтому ты превратила настоящую Делилу во что-то противоестественное ей.
   – Противоестественное, – задумчиво повторила Дел и покачала головой.
   – Я не знаю, что для меня противоестественно. Я не знаю, отличаюсь ли я от той Делилы, которой могла бы стать, – Дел поправила одеяло и добавила: – Как и ты.
   Я подобрал перевязь и меч и встал, чтобы приветствовать рассвет. Он спешил на встречу со мной – нежный, мягкий, застенчивый, как женская ласка. Хлопья падали с неба и устраивались отдыхать на моей одежде, там они слипались и таяли. Весь мир расплывался от мягкого, падающего снега. Я слышал только собственное дыхание и видел облачка пара у рта.
   – Я убийца, – сказал я. – Если убрать все красивые слова, остается реальность. Люди нанимают меня, чтобы я убивал, и я проливаю кровь.
   Она повернулась, чтобы взглянуть на меня. Лицо ее стало совсем белым от потрясения.
   – Так бывает не всегда, – продолжил я. – Иногда работа не связана с убийством, но я известен тем, что умею убивать, и люди мне верят. Мое присутствие пугает их и даже те, кто не хотел платить, увидев меня охотно развязывают кошельки… и выполняют все мои требования, когда меня нанимают, чтобы выяснить с ними отношения. Я не встаю ни на чью сторону… или делаю это очень редко. Чаще всего я просто отрабатываю деньги. Мне платят за танец, – я вытащил меч из ножен. – Я как проститутка, действую не по принципам, а продаю себя за деньги. Но думаю, что я счастливее тебя.
   Дел откинула одеяло и села. Снежинки лежали на голове и плечах, тонули в волосах.
   – Зачем ты говоришь мне это? Чего ты добиваешься?
   – Ничего особенного. Я хочу объяснить, что ради мести ты выбрала для себя отвратительную жизнь.
   У Дел приоткрылся рот от изумления.
   – Может ты еще скажешь, что я должна прекратить охоту на Аджани? После того, что он сделал?
   – Этого я не говорил, правильно? – я отвернулся от нее, нашел сломанную ветку и начал рисовать круг. Через несколько минут снег засыплет часть линии, но это не имело значения. Мы знали где круг, знали сердцами, если не видели глазами.
   – Я хотел сказать, что Делила могла бы жить вместе с танцором меча, известным как Дел.
   Спутанные, влажные волосы прикрывали часть ее лица, а Дел, глубоко задумавшись, тупо смотрела на меня.
   Я выпрямился и отбросил ветку.
   – Я в своей жизни ненавидел так, как никто, как не ненавидела может быть даже ты, потому что жизни тогда у меня не было. Мне всегда нечего – и некого – было терять, кроме самого себя. Но я не сомневаюсь, что если бы я лишился родни так же, как и ты, а заодно и невинности, я бы тоже обозлился. И я бы тоже захотел отомстить. Но делая это, я не стал бы уничтожать себя.
   Дел резко взглянула на меня. Она слабо нахмурилась, обдумывая мои слова, потом встала и стряхнула снег.
   – Женщине нужно быть сильнее, – сказала она, – даже на Севере, даже в Стаал-Уста. Грубее. Тверже. Лучше… если она вообще может быть достойной. И чем-то приходится жертвовать…
   Я не позволил ей закончить.
   – А эти жертвы необходимость или женщины сами предлагают их, чтобы этим продемонстрировать свою преданность?
   Дел застыла.
   – Я не знаю, – растерянно сказала она. – Сейчас я не могу вспомнить.
   Она была так погружена в ненависть и месть, что забыла себя, и это меня злило. Я прошествовал назад по снегу, чтобы лучше видеть ее лицо.
   – Будь собой, – посоветовал я, – просто собой, кем бы ты ни была… это все, что я хочу от тебя. И если для этого необходимо пройти две страны в поисках мужчины, который убил твоих близких, пусть будет так, мне он тоже не очень нравится. Если для этого необходимо идти через дождь, снег и баньши-бурю, я пойду. Не с радостью, но пойду. Для такой жертвы между нами было достаточно, даже если ты будешь это отрицать. Но если ради мести ты хочешь превратить себя в пародию на Делилу, потому что иначе, по твоему мнению, нельзя, я скажу, что месть этого не стоит. Ты заслуживаешь лучшей судьбы.
   – Я боюсь, – тихо сказала она.
   – Я знаю, баска. Я все время это знал. Но это не значит, что ты плохой человек, – я улыбнулся, протянул руку за ее левое плечо и вытащил яватму Дел. – Входи в круг, баска. Давай покажем, на что мы способны.
 
   Идея была хорошей, но на практике все оказалось не таким привлекательным. Я не привык к снегу и едва танцевал. Дел легко брала верх, но это сослужило ей хорошую службу. Она думала о танце, а не о себе, и не могла по обыкновению погрузиться в мрачные размышления.
   – Нет-нет, – выпалила Дел, когда один из ее неуловимых ударов всей силой запястий прорвался через мою беспорядочную защиту. – Если ты так будешь танцевать в Стаал-Уста, впечатление ты ни на кого не произведешь.
   Я хмыкнул, снова отступая.
   – А зачем мне производить на кого-то впечатление? Мы едем туда ради тебя, не забыла? Я-то не при чем.
   Она мрачно поджала губы.
   – Ты – Песчаный Тигр, один из величайших танцоров Юга. Если ты думаешь, что придешь в Стаал-Уста и тебе не предложат потанцевать, у тебя песчаная болезнь.
   Не величайший, а всего лишь один из величайших… Она меня давно изучила и умела провоцировать. Я отбил ее клинок и послал в промежуток рубящий удар, который отсек бы ей руку, если бы я его не сдержал.
   – Лучше, – неохотно признала она, отпрыгивая в сторону.
   Лучше, шлудше. Я самый лучший.
   – И насколько затянется этот суд? Я хочу сказать, мы ведь закончим еще до весны, правильно? Нам не придется зимовать здесь?
   Дел двигалась осторожно, пытаясь разобраться в моих намерениях. Снег еще падал, но ее он не беспокоил. А я подумал, что мог бы прекрасно обойтись без него – не люблю, когда ноги вымазаны грязью.
   – Может быть, – тихо сказала Дел себе под нос.
   – Может быть? Может быть? Ты хочешь сказать, что это может растянуться на месяцы? – я полностью открыл защиту, провоцируя ее на атаку. – Что конкретно тебе придется сделать?
   – Не знаю, Тигр. Не останавливайся, тебе нужно научиться двигаться. Танец в снегу, в грязи, в слякоти для тебя может быть труднее.
   – Я не собираюсь танцевать! – отрезал я. – Я сопровождаю тебя, и все. Конечно если кто-то пригласит меня поучаствовать в небольшом дружеском пари, связанном с танцем, я соглашусь, но это мое личное дело. Я не собачка для выступлений.
   – Да, но ты мой поручитель.
   Я смутно помнил, что соглашался на что-то подобное.
   – Я пообещал выступить в твою поддержку на суде.
   – А если судом будет танец? – Дел тоже перестала танцевать. Мы смотрели друг на друга через круг, наполняя воздух паром от нашего дыхания.
   – У нас на Севере многие проблемы решаются поединком. Это честно и справедливо.
   – Подожди минутку. Ты хочешь сказать, что тащишь меня с Юга чтобы я дрался вместо тебя? – я не скрывал удивления. – Аиды, Дел, у тебя песчаная болезнь. Все то время что я знаю тебя, ты забиваешь мне уши нытьем, что ты танцор меча не хуже любого мужчины – даже меня. А теперь ты заявляешь, что я должен танцевать вместо тебя? – я покачал головой. – Что это за сделка?
   Дел мрачно кивнула.
   – Странная, да? Но может быть другой сделки не будет. Кто знает, что придумает вока?
   – Ты, – отрезал я. – Я видел, как изменился твой взгляд… у тебя появилась хорошая идея.
   – Нет, – мягко возразила она. – Так вот, насчет твоей работы ног…
   – В аиды эти ноги, баска… Я хочу знать, что меня ждет!
   Дел кинула на меня яростный взгляд через круг.
   – Я не знаю! – крикнула она и, помолчав, добавила поспокойнее. – Но ты подтвердил, что пойдешь со мной, значит мы выясним это вместе.
   Я сказал что-то грубое на языке Пустыни, точно зная, что Дел меня понять не могла. На самом деле я не хотел обругать ее, просто была острая потребность сказать что-то. Закончив выражаться, я снова хмуро посмотрел на нее.
   – Иногда, – начал я, – иногда…
   Дел ждала продолжения.
   – Иногда, – снова пробормотал я, выходя из круга.
   – Куда ты, Тигр?
   – Умыться, – ответил я. – Может ледяная вода приведет меня в чувство и я пойму, что все это сон.
   Я спустился вниз, к журчащему ручью, убирая по дороге меч в ножны, и склонился над снежной коркой у края воды. Я уже готов был опустить лицо в воду, но что-то удержало меня. Что-то подсказывало мне, что будет ужасно, кошмарно холодно даже для того, чтобы остудить ярость. Задумавшись, я застыл и ощутил знакомое тревожное покалывание в костях.
   – Магия, – выпалил я, не веря сам себе, и повернул голову, чтобы предупредить Дел.
   К несчастью, магия появилась со спины. Из воды. Она потянулась и потащила меня вниз.
   Ручей был глубиной фута в два, а шириной в три, но он внезапно показался мне разлившейся рекой, засасывающей меня в бездну.
   Я просто застыл, сразу вымокнув до нитки. Меня переполняли гнев и испуг: что, в аиды, схватило меня? Как я мог с ним справиться?
   Я булькнул имя Дел, понимая, что она не могла его услышать, но всплеск должен был привлечь ее внимание. Я отбивался ногами как осел, пытаясь поднять голову над водой, чтобы глотнуть воздуха.
   И тут я увидел руки. На какой-то момент я подумал, что они принадлежали Дел и должны спасти меня, но потом понял, что руки обнимали меня спереди, а не сзади и тянули вглубь.
   Это сон, подумал я. Ручей не такой глубокий.
   Руки тащили меня вниз.
   Аиды, ну не так же… Я человек пустыни.
   Вода вдруг стала теплой, невероятно теплой, и такими же теплыми были пальцы, вцепившиеся мне в волосы. Пальцы второй руки легли мне на подбородок, запутавшись в отросшей бороде, и повернули мое лицо к ней.
   К ней?
   Аиды, я подхватил песчаную болезнь. Или нет?
   На меня смотрела женщина… женщина с седыми волосами и серыми глазами. Совсем молодая, но вся седая и мертвенно бледная, только губы были ярко-алыми.
   Аиды, у меня точно песчаная болезнь!
   И вдруг что-то резко ухватило меня за волосы и выдернуло из воды.
   Было больно. Я вскрикнул, сразу вспомнив, что надо сражаться, и был вознагражден вторым рывком за волосы.
   – Вылезай, – кричала Дел. – Быстро вылезай из воды!
   А я и пытался это сделать. Но там была другая женщина и она держала меня.
   Аиды, две женщины?
   – Это ундина! – кричала Дел. – Тигр… борись с ней! Она затащит тебя под воду, если ты сдашься!
   Алые губы улыбались мне. Серые глаза умоляюще смотрели в мои. Влажный волос сам завязался узлами вокруг моих запястий.
   Дел дернула еще сильнее.
   – Вылезай оттуда! – кричала она.
   Аиды, одна женщина хотела меня утопить, вторая сделать лысым.
   Волос как веревка стягивал мои запястья. Я попытался освободиться, но сил не хватало. Мне удалось лишь рывком перевернуться на бок и Дел потянула еще сильнее. Половина моего лица погрузилась в снег, вторая оставалась в воде.
   Одну руку мне удалось вырвать.
   – Нож, – прохрипел я и почувствовал как Дел сжимает мои пальцы на рукояти своего ножа. Я быстро перерезал волос, затянувшийся вокруг правого запястья, и напряжение ослабло.
   – Вылезай, – приказала Дел, – и бежим отсюда. Здесь она тебя снова достанет.
   Я поднялся на колени, на ноги, шатаясь, сделал два шага, споткнулся, упал, снова поднялся и побежал. И снова упал в изнеможении.
   – Сюда ей не добраться, – сказала Дел. – Дай мне волос, Тигр.
   В тот момент я мог только дышать. Я поднял руку, почувствовал как ее пальцы сдирают волос с запястья и захлебнулся кашлем. Дел бросила волос в огонь.
   Я думал, что вода зальет огонь, но к небу взметнулось кроваво-красное яростное пламя, и волос исчез, оставив после себя только острый запах.
   Я жадно втягивал воздух.
   – Что, в аиды, это было?
   – Ундина, – ответила Дел. – Она хотела заполучить тебя, для этого ей нужно было тебя утопить. Только так она могла тебя удержать.
   – Зачем меня удерживать?
   Дел пожала плечами.
   – Одинокой женщине всегда чего-то не хватает… ей нужен мужчина.
   Кашель приглушил мой вопль ужаса. Я вымок и замерз. Если я немедленно собой не займусь, я окончательно окоченею.
   – Эта… штука… хотела затащить меня к себе?
   – По легенде ундины всегда женщины. Если ундина сможет зачать от обычного мужчины, то овладеет бессмертной человеческой душой, – Дел пожала плечами. – Думаю, она хотела получить душу.
   Я уставился на нее больными глазами.
   – Мне бы твое спокойствие.
   – Но я-то ей не нужна.
   Я попытался сесть, но не смог.
   – Сначала локи, теперь это. Значит таков весь ваш Север? Переполненный отчаявшимися духами женского рода?
   Дел расхохоталась, потом спохватилась, попыталась сдержаться, но веселье в глазах осталось.
   – Слушай, – мягко сказала она, – я разожгу костер, а ты раздевайся и залезай под одеяло. Я лягу с тобой.
   – Ты хотя бы человек, – прохрипел я. – Аиды, ненавижу эту страну.
   Радовало одно: снег прекратился.

33

   День шел за днем. Погода ненадолго улучшалась, потом становилась еще хуже. Гончие от нас не отставали.
   Они всегда были где-то рядом, скользя меж деревьев. Свисток держал их на расстоянии, но преследование они не прекращали и заставляли нас нервничать. Гончие гнали нас на Север и пока наши маршруты совпадали, но кто мог сказать, что они сделают когда мы свернем?
   Дел сидела на снегу, заботливо ухаживая за тонкими лепестками пламени. Костер никак не разгорался, огонь не мог справиться с ветром, снегом и влажным деревом. Я старательно изображал щит, прикрывая огонь большим одеялом, хотя давно понял, что все усилия тщетны.
   – Аиды, – проворчал я, – как я от всего этого устал! Чем бы я не пожертвовал за несколько минут в тепле!
   Дел согнулась над дрожащими лепестками.
   – И чем бы ты пожертвовал? – заинтересовалась она.
   – Бородой? – с надеждой предложил я.
   Дел прикрыла огонь ладонями и удостоила меня насмешливого взгляда.
   – Сколько раз тебе объяснять? Тебе же лучше оставаться с бородой. Твоему гнедому зимняя шерсть пошла только на пользу.
   – Он лошадь, Дел, а я человек. И я предпочитаю гладкую кожу жесткой шкуре, особенно на лице.
   Она тихо засмеялась и кивнула.
   – За последнее время ты совсем оброс. Временами мне кажется, что я путешествую с медведем.
   Мне это тоже приходило в голову. Кантеада дали нам одеяла, чтобы заворачиваться в них ночью, но забравшись далеко на Север мы стали использовать их как плащи, защищаясь от усиливающегося мороза. Я давно не стриг волосы и не брился. На лице выделялись только три светлых пятна: нос и глаза. И по-прежнему не зарастали шрамы песчаного тигра. Все остальное было покрыто волосами, шерстью и кожаной одеждой.
   У Дел, конечно, бороды не было и ей приходилось тяжелее. Она заворачивалась в одеяла по глаза. Чтобы развести костер, ей пришлось снять их, и от резких порывов ветра щеки быстро покраснели, а из глаз покатились слезы.
   – Сколько еще идти? – спросил я.
   Она, нахмурившись, посмотрела на Север. Листва с деревьев давно опала, на ветках лежал снег. Буря началась прошлой ночью и конца ей не предвиделось.
   Дел вздохнула, чуть пожав плечами.
   – При хорошей погоде неделю. В снег может быть две.
   – Слишком долго, – отметил я.
   Она сгорбилась над огнем.
   – Знаю, Тигр, знаю.
   – А они не дадут тебе отсрочку? Я хочу сказать, из-за этого снега…
   – я не закончил. Дел качала головой.
   – Вряд ли, – сказала она. – Года более чем достаточно. Они скажут, что я тянула, пока не стало слишком поздно.
   – Но ты торопилась как могла, баска. Неужели они не примут это во внимание?
   Ледяные крупинки били ее по лицу, застревали в волосах.
   – Не думаю, Тигр. Если я опоздаю, значит опоздаю.
   Ветер переменил направление. Я вместе с одеялом тоже переместился, прикрывая место костра, чтобы Дел могла возродить огонь к жизни.
   – И сколько, ты думаешь, это будет продолжаться?
   Она пробормотала что-то на Северном, наверное выругала погасший огонь, и поднялась с колен.