Роберсон Дженнифер. Певец меча

   – А ты подумала, как Калле к этому отнесется? Ты – временная мать, пришедшая когда тебе этого захотелось, и ты ждешь, что девочка привяжется к тебе и полюбит тебя как Хану? – я покачал головой. – Каково ей будет, Дел?
   Дел отвернулась и пристально уставилась на озеро. В голубых глазах заблестели слезы.
   – Один год против всей жизни.
   – Ну а что будет, когда год закончится и тебе придется оставить ее навсегда? Думаешь это будет легко? Думаешь ты сможешь просто уйти, сказав, что время истекло?
   – Лучше я уйду зная, что провела с ней год, чем с такой пустотой, как сейчас.
   Большей глупости нельзя было придумать.
   – Но ты бросила ее на следующий день после рождения, Дел! Ты провела пять лет вдали от нее… так откуда такие требования?
   – Я поняла, что совершила ошибку, – Дел снова повернулась ко мне. – Я ошибалась, Тигр, – она была так напряжена, что я опасался срыва. – Когда я пришла сюда, у меня перед глазами все время стояли Аджани и его люди, и я не могла думать ни о чем, кроме мести. Мечты о ней поддерживали меня всю дорогу до Стаал-Уста. Я знала, что вынашиваю ребенка. Знала, что как только научусь обращаться с мечом, получу свою яватму, я смогу сделать все, о чем мечтаю. Тогда у меня будут и силы, и мастерство для этого.
   Я постарался говорить спокойно.
   – Я знаю, что такое месть. Я знаю, что такое ненависть. Но невозможно жить нормальной жизнью, подчиняясь только этим чувствам.
   Дел сжала губы.
   – Я жила, подчиняясь этим чувствам пять лет, так что не говори мне, что это невозможно.
   – Я сказал нормальной жизнью, Дел. Твоя жизнь не нормальна. Она даже не близка к нормальной.
   – Может и нет, – согласилась Дел. – Но я надеюсь, что проведя год здесь, с Калле, я верну душевное равновесие, которое мне необходимо.
   Я развел руками.
   – А как же Калле? Каково ей будет?
   Дел замотала головой так решительно, что косы зашлепали по плечам.
   – Тигр, ты не понимаешь. Ты даже не представляешь…
   – …что может чувствовать Калле? – закончил я. – Подумай еще раз, Дел.
   Она прижала ладони к вискам.
   – Ты не понимаешь, – повторила она. – Откуда тебе понять? Ты же сам признал, что не знаешь, зачал ли хоть одного ребенка и тебе безразлично, есть ли на Юге дети твоей крови, – она отвела от лица ладони и ударила ими по бедрам. – И ты стоишь здесь и поучаешь меня, утверждая, что знаешь все переживания моей дочери?
   – Да, – отрезал я. – Знаю гораздо лучше, чем ты.
   – Тигр… – раздраженно начала Дел.
   – Я знаю, – повторил я, для выразительности ткнув себя пальцем в грудь. – Я знаю – глубоко внутри, вот здесь – что это такое, быть брошенным. Каково расти, не зная родителей… Каково быть одному… Каково сознавать, что женщина, которая родила тебя, бросила тебя на песок как дерьмо и оставила гнить, – я подошел ближе к Дел, совсем близко. – Я знаю, Дел. Очень хорошо знаю.
   Она побелела и не сводила с меня глаз. Я изумил ее страстью в голосе, но не переубедил. Дел не считалась со мной.
   – Это не одно и то же, Тигр. Я не бросала Калле…
   – Она не поймет в чем разница, – грубовато сказал я. – Да, ты, Хана и Телек попытаетесь объяснить ей, что произошло, но она не поймет. Она просто будет знать, что ты ушла. Что ты оставила ее… и только это будет иметь значение. Она не поймет всех причин твоего отъезда, но поймет, что ты ее бросила.
   – Когда она повзрослеет…
   – На сколько? – спросил я. – Для этого должны пройти годы, Дел. Много-много лет, пока она сама не столкнется со сложностями жизни, но и тогда она может не понять до конца. Оттого, что человек понимает причины, боль меньше не становится, – я глубоко вздохнул. – Тебе вынесен суровый приговор: вечное изгнание из Стаал-Уста, вечная разлука с дочерью… А ты подумала, как этот купленный год изменит ее жизнь?
   – Она сможет пожить со своей матерью, – безжизненным голосом сообщила Дел.
   Я подумал и покачал головой.
   – Хана ее мать.
   – Ты не понимаешь! – закричала Дел. – Откуда тебе понять. Ты настолько погружен в свою похоть и эгоизм, что видишь в Калле только угрозу жизни, которую мы с тобой вели. Но теперь все кончено. Что осталось?
   – Один год, – мрачно сказал я. – Ты это давно придумала, правильно? Когда мы ехали сюда ты начала рассказывать о стилях танца и обычаях Стаал-Уста… потом начались уроки, словно ты кайдин, а я ан-истойя, – я кивнул. Дел не сводила с меня глаз. – Я уже тогда должен был все понять. Вечная болтовня о Севере… Я должен был догадаться. Ты знала, что у тебя был шанс выкупить свою жизнь, предложив вока кровный дар… и в качестве этого дара ты решила преподнести меня.
   – Да, – спокойно согласилась Дел.
   После ее признания ярость неожиданно улеглась. Я тяжело вздохнул, отвернулся от нее, посмотрел на озеро и сложил руки на груди.
   – Я вообще-то не могу винить тебя, и от этого злюсь еще больше… Я понимаю, что ты сделала.
   – И понимаешь почему?
   Я пожал плечами.
   – Ладно, хватит болтовни. Я чувствую себя пустым. Уставшим, окоченевшим, опустошенным… Я чувствую себя так, словно мною попользовались.
   Дел застыла.
   Я лениво откинул ногой камень. Наклонился, поднял его, бросил в озеро. Посмотрел как он упал, услышал его всплеск. Проследил за кругами, расходившимися по воде.
   – Я не могу остаться здесь.
   Дел прерывисто вздохнула.
   – Может еще способ уехать отсюда, сохранив честь? Попробуй поговорить с Телеком и Стигандом, вдруг они что-нибудь придумают.
   Во мне вспыхнула надежда, но уже через секунду она угасла.
   – Думаешь они найдут способ выкупить меня? – я улыбнулся и тихо рассмеялся. – А что я смогу отдать? Чем я буду торговать?
   Дел резко отвернулась от меня. Несколько секунд она тупо смотрела на воду и приняв какое-то решение вновь повернулась ко мне.
   – Мне нужен этот год с Калле. Но я хочу, чтобы и ты оставался со мной.
   Что ж, еще час назад я был бы счастлив услышать что-то подобное.
   Но теперь мне было все равно.

39

   Вечерело. Цвета на Севере совсем другие. Здесь солнце прячется за покрытые снегом горы и вслед за ним за горы стекает дневной свет. Поскольку цвета неяркие, и закат приглушенный. Просто синий становится глубже, а потом над горными вершинами поднимается луна и заливает черный мир бледным сиянием.
   Мы собрались около дольмена на острове: Стиганд, Телек и я. Обсудить и объясниться в надежде найти выход. Всем нам прошедший день принес одни неприятности.
   В светлых косах Стиганда блестели золотые ремешки. Он завернулся в теплый зеленый плащ и прижал складки ткани к шее, защищая ее от резкого ветра. Старик мрачно смотрел мимо меня на дольмен.
   Телек выглядел получше. Он носил те же цвета, что и утром – коричневый и охровый. Но настроение у него было хуже чем у Стиганда.
   – Ее отсюда не вытащишь, – сказал я. – Она все решила.
   Губы Телека изогнулись в кривой усмешке.
   – Дел всегда была упрямой.
   – Она так и не научилась уважать наши обычаи, – проворчал Стиганд.
   – А вот это неправда, – вмешался я, – и ты сам это знаешь, старик.
   Столкнувшись с невеселой действительностью, мы оставили раздражающую порой учтивость малознакомых людей и больше не растрачивали время на любезности и вежливые фразы.
   Стиганд вздохнул и поплотнее запахнул плащ.
   – Я никого не смог уговорить. Все решили, что она честно купила год, отдав Песчаного Тигра. Они рады получить такого ан-истойя.
   Я почесал подбородок, скрывавшийся где-то под бородой.
   – А я-то надеялся, что я по меньшей мере кайдин.
   Телек подавил смешок.
   – Ну конечно… несомненно. Тебя никто не хотел оскорбить, но ты же не знаешь Северный стиль. Скажи спасибо Дел за то, что она тебя хоть чему-то научила, только поэтому тебе и дали приставку «ан», а не сделали просто истойя. Это уже кое-что, Южанин. Будь благодарен.
   Я посмотрел ему в глаза.
   – Мне еще благодарить? Все это отвратительно, – я завернулся в позаимствованный плащ как песчаная летучая мышь в крылья. – Я не принадлежу этой стране, я не хочу здесь оставаться. Я хочу только переплыть это озеро и взять свою лошадь, чтобы уехать домой, вниз, на Юг, который я люблю. В Пенджу, где тепло.
   – Я бы с радостью отправил тебя туда, – пробормотал Стиганд.
   – Ты проведешь здесь год, – терпеливо напомнил Телек, игнорируя замечание Стиганда. – Тебе есть чем заняться. Сомневаюсь, что ты долго пробудешь ан-истойя. Ты хорошо танцуешь и у тебя богатый опыт, ты, конечно, быстрее чем многие достигнешь ранга кайдина… и тогда ты будешь учить талантливых учеников.
   Я ухмыльнулся.
   – Я не хочу учить. Я танцор меча, я танцую для себя.
   Стиганд нашел что-то в зубах и сплюнул на землю.
   – На учеников, которые предпочитают танцы мечей достойному делу кайдина, мы зря тратим свое время. Да и их тоже.
   Телек вздохнул.
   – Танцы мечей тоже достойное занятие, – настойчиво заметил он. – Твой собственный сын предпочел танцы делу кайдина, Стиганд… Не давай волю своим предубеждениям.
   Старик снова сплюнул.
   – Мой сын был дураком, – объявил он и изучающе посмотрел на меня. Чем дольше он рассматривал меня, тем удивленнее становилось его лицо. – Ты знаешь? – уточнил он.
   Я нахмурился.
   – В чем дело?
   – Что Терон был моим сыном.
   Меня это подкосило. Я мог только в полном шоке смотреть на старика, чьего сына я убил в круге, чтобы тот не смог убить Дел. Терон, который пришел на Юг в поисках ан-истойя, чтобы предложить ей выбор: встретиться с ним в круге или вернуться на Север на суд вока.
   Чью мертвую яватму я преподнес его отцу.
   – Нет, – кивнул Телек. – Откуда тебе знать? Если, конечно, Дел не сказала, а это вряд ли. Из Дел и слова не вытянешь.
   Я невольно выпалил, что бывали случаи, когда Дел говорила слишком много.
   Стиганд ухмыльнулся. Телек заулыбался.
   – Прости, – сказал я старику, – если бы я знал…
   Стиганд не позволил мне закончить.
   – Он умер достойно?
   Танец промелькнул у меня в голове. Нет, смерть Терона не была достойной, потому что он смошенничал. Он повторно напоил клинок, чтобы, как объяснила Дел, сделать свою яватму вдвое опаснее и сильнее.
   – Да, – солгал я, – это был хороший танец.
   Стиганд глубоко вздохнул.
   – Терон всегда был упрямым, своевольным мальчишкой… с ним было куда тяжелее, чем с остальными.
   Я посмотрел на Телека, вопросительно подняв брови.
   – У Стиганда… было восемь детей, – тихо сказал он.
   Ну это уже лучше. По крайней мере я убил не единственного.
   Телек мягко улыбнулся.
   – Я один из них.
   Аиды! Я стоял один в лесу, в темноте с отцом и братом человека, который умер от моей руки. В такой компании любой себя уютно не почувствует.
   – У меня не было другого выхода, – выдавил я. – Мы должны были танцевать до смерти.
   Телек кивнул.
   – Терон знал это, когда уезжал искать Дел.
   – Она всегда танцевала лучше Терона, – угрюмо признал Стиганд.
   Телек снова кивнул.
   – И он не мог с этим смириться.
   Я прочистил горло.
   – А как насчет моего отъезда из Стаал-Уста?
   На лицах отца и сына отразилась одинаковая досада.
   – Должен быть выход, – спокойно сказал я, стараясь скрыть раздражение. – Найдите его.
   Телек кинул взгляд на Стиганда – тот молчал. Выглядел старик мрачно.
   – Дел пообещала тебя нам на двенадцать месяцев и вока принял дар.
   Я едва сдержался, чтобы не заорать.
   – Слушайте, я Южанин, я не Северянин… Никакой вока и никакие обычаи меня не удержат, если попытаются насильно изменить мою жизнь. Дел не поделилась со мной своими планами, так что у меня не было даже возможности отказаться, – я покачал головой. – Этот мир не для меня. Я не собираюсь здесь задерживаться.
   Телек угрюмо рассматривал меня.
   – Ты согласился подчиниться решению суда.
   Я энергично кивнул.
   – Да… но тогда мне и в голову не приходило, что Дел может продать меня в рабство, – я замолчал, чтобы не выдать переполнявшее меня отчаяние.
   – Должен быть вход, Телек. Достойный выход, согласующийся со всеми Северными законами, чтобы освободить Южного танцора меча.
   Телек подумал и посмотрел на своего отца. Стиганд совсем помрачнел.
   – Ты просишь особого разрешения, – проворчал он.
   – Мне безразлично, как это называется. Я хочу убраться отсюда.
   Телек потер подбородок.
   – Может способ есть. Даже если так, ты подумал о последствиях?
   Я нахмурился.
   – Каких последствиях?
   – Тебе придется оставить здесь Дел, – напомнил Телек.
   Я взглянул на Стиганда.
   – Поговори с вока, – предложил я. – Придумайте, как мне убраться отсюда.
   Старик снова сплюнул.
 
   От ожидания у меня начинается песчаная болезнь. От ничегонеделания тоже. Обычно сталкиваясь с первым, я начинал избавляться от второго выискивая противника, чтобы встретиться с ним в круге. На этот раз я и этого не мог. У меня не было меча.
   Я, конечно, просил оружие. Я надеялся, что хоть кто-нибудь одолжит мне меч, но все отказывались. Мне объяснили – вежливо разумеется – что только ан-кайдин мог выбрать для меня меч. Я начал возмущаться и требовать хоть что-то, чтобы не выйти из формы, но ответ остался тем же. Ученики не могли сами выбирать себе оружие, эта задача возлагалась на кайдина или ан-кайдина. Поскольку официально мне такого еще не назначили, я должен был ждать.
   Снова ожидание.
   Я еще повозмущался, но делать было нечего, и отчаявшись, я потребовал, чтобы кто-нибудь перевез меня на другой берег, где я мог хотя бы покататься на жеребце. Это мне разрешили. И дали Дел в качестве гребца.
   Тишина всегда разная. Она может быть неудобной или расслабляющей, мирной или тревожной, дружеской или враждебной. Но тишина, которая нависла над нашей лодкой пока Дел перевозила меня через озеро была совсем другой. Это была даже не тишина, а полное отсутствие желания общаться. Я вспомнил, как много хотел сказать Дел при встрече, но промолчал. Я и сам не во всем до конца разобрался.
   Я выскочил из лодки едва нос ее коснулся земли. Двое детишек из поселка привели моего жеребца и серого мерина. За островом все время следили и приводили лошадей по сигналу, что позволяло избежать долгой прогулки к загонам. Я взял повод, не позаботившись посмотреть, что делает Дел. Привязывает лодку, скорее всего… Но я не стал ее ждать. Я быстро провел жеребца мимо курганов и дольменов Стаал-Китра и поднялся в горы по крутой тропинке.
   Жеребец демонстрировал мне свою игривость и любознательность настырно просовывая нос мне под руку и щипаясь. Я почесал ему морду. Движение было машинальным, мои мысли занимало другое. Я смотрел вниз, на Стаал-Китра, туда, где женщина принимала повод серой лошади. Женщина подняла голову, выискивая меня, прикрыла ладонью глаза от света, но я не сделал ни знака в ответ.
   Дел поднялась ко мне. Как и я, она тяжело карабкалась по тропинке, стараясь побыстрее достичь вершины и при этом не попасть под ноги лошади.
   Я рассматривал серого мерина с темными пятнами на шкуре, светлой гривой и грязной мордой. Как и жеребец, мерин отрастил густую зимнюю шерсть, которая не позволяла судить о его статях. Дел подошла ко мне и бросив повод, оставила серого пастись.
   Впервые с той минуты, как я увидел ее, мне не хотелось, чтобы Дел была рядом.
   День был ярким, чистым, холодным. Ветер ерошил мои волосы и отбрасывал их с глаз, позволяя беспрепятственно видеть землю на воде.
   – Я не могу жить в этом мире, – сказал я.
   Дел говорила спокойно, мягко. Но слова обидели меня.
   – Ты сможешь жить везде, где захочешь.
   – Я не хочу жить в этом мире, – сообщил я. – Он не мой. Я старая лошадь, Дел, а ты подводишь меня к воде в полной уверенности, что я буду пить только потому что ты этого хочешь? Особенно после того, как я узнал, что вода отравлена?
   Дел кинула на меня резкий взгляд, косы ударили по плечам.
   – Отравлена! Стаал-Уста не…
   – Отравлена, – твердо повторил я, – для меня. Мне она не нужна, Дел. Может тебе без нее не прожить, но мне она не нужна. Я Южанин. И я не собираюсь менять себя, чтобы подстроиться под твой мир. Моя родина – Юг. Туда я и вернусь.
   От ветра ее щеки покраснели.
   – Тогда… Ты говорил с Телеком и Стигандом?
   – Да.
   – И вы придумали, как тебе уехать раньше?
   – Нет еще.
   Она кивнула.
   – А что, если они ничего не придумают? Ты все равно уйдешь?
   Я резко отвернулся, прерывая разговор, и отвел с холма, продуваемого всеми ветрами.
   – Дел, я выбрался с острова чтобы покататься, а не разговаривать. Если поедешь со мной – прекрасно… нет – просто подожди меня внизу, – я запрыгнул в седло. – Конечно если ты не хочешь заставить меня плыть.
   Серый попытался пойти за жеребцом, но Дел удержала его. На ее лице отражалась внутренняя борьба, потом все пропало и лицо превратилось в каменную маску.
   – Я поступила правильно.
   – Правильно для кого, Дел? Для себя? А может быть для Калле? Нет. Для меня? Тоже нет. Ты не думала обо мне. Ты не думала о Калле. Ты сделала это для Дел.
   – А ты не подумал, как тяжело мне было решиться? – Дел крикнула так, что проснулось эхо. – Тебе не кажется, что я достаточно мучилась воспоминаниями об убитой семье и мне пора подумать о себе?
   – Наверное, – согласился я, – но наверное стоило подумать и обо мне, прежде чем подавать меня в рабство, – жеребца просто переполняла энергия, я сдерживал его изо всех сил. Гнедой пританцовывал, бил копытами, бочил, грыз удила, демонстрируя свое нетерпение. – Дел, я не сомневаюсь, что тебе гораздо проще игнорировать мои чувства утверждая, что все это ты делаешь ради Калле. Может так оно и есть. Но факт остается фактом – ты сделала меня пленником жизни, вести которую я не хочу.
   – Это только на год!
   – Слишком долго, – отрезал я. – Сначала шестнадцать долгих лет рабства у Салсет, потом четыре долгих месяца рабства в шахте Аладара, а теперь я снова стал рабом, Дел, потому что ты не позволила мне решать за самого себя. Ты сама приняла решение, не позаботившись спросить, что я об этом думаю.
   – У меня не было выбора!
   – Это козье дерьмо, Дел, и ты это знаешь, – выкрикнул я с горечью и перевел дыхание, чтобы успокоиться. – Ну ладно, баска, ты свой выбор сделала. Теперь живи своей жизнью, а я, в аиды, буду жить своей.
   – Тигр…
   – Нет, – я удержал рвущегося жеребца. – Я очень устал от спора с тобой… так что давай закончим.
   – Тигр… подожди!
   Я натянул повод, развернул жеребца и посмотрел на нее.
   – Тигр… – Дел шла по траве, с которой ветер сдувал снег, сжимая повод серого. Она подошла к жеребцу, к стремени, и положила ладонь мне на колено. – Тигр, я клянусь… я клянусь, я не собиралась этого делать. Не для этого я везла тебя с собой, спала с тобой… Я использовала тебя, да, и я не виню тебя за то, что ты злишься… но клянусь, все это я делала не для того, чтобы купить время с Калле. Но когда я увидела ее, я поняла, что она может вырасти так и не узнав матери, и я не выдержала. Мне нужно было купить время, чтобы провести его с моей дочерью.
   Я покачал головой.
   – Ты собиралась, Дел. Может сначала ты не думала о Калле, но ты знала, что можешь купить прощение, благосклонность вока, предложив им нового ан-истойя, – Северное слово вырвалось с горечью. – Ты просила меня поехать с тобой, быть твоим поручителем, ты просила об этом отлично зная, что случится дальше.
   Дел смотрела куда-то сквозь меня.
   – Тигр, пожалуйста…
   Я покачал головой.
   – Ты как-то сказала мне, что я люблю тебя. Может и так. Может ты была права. Но теперь, после всего что случилось, даже если бы я сказал, что ты мне нравишься, я бы солгал.
   Дел была слишком потрясена, чтобы ответить. Я развернул жеребца и поскакал в горы.

40

   Мы снова встретились около дольмена и снова на закате. Стиганд выглядел мрачнее, чем когда-либо, а Телек, большую часть для совещавшийся с вока, показался мне усталым. Весь вид его выражал отвращение, что наводило на мысли о невеселых результатах собрания.
   Я сложил руки на груди под позаимствованным плащом.
   – Как я понял, в особом разрешении мне отказано.
   Стиганд проворчал что-то себе под нос на языке Высокогорий, а потом забормотал громче, на этот раз на языке Границы.
   – Дураки они все. Какое им дело до одного Южного танцора меча, который не уважает наши обычаи?
   Я и сам не ожидал, что это замечание так меня заденет.
   – Я уважал ваши обычаи… – начал я защищаться, но тут же вспомнил, в каком я положении. – По крайней мере… те, которые могу уважать.
   Телек внимательно посмотрел на меня.
   – Ты выслушаешь наше решение?
   От его тона у меня мурашки побежали по коже.
   – Да.
   Он отвернулся от меня и уставился на дольмен.
   – Подающие надежды ученики приходят в Стаал-Уста со всего Севера. Большинство покидают Обитель в период испытаний потому что не выдерживают требований, – он кинул взгляд на Стиганда, кисло обсасывающего зубы. – Те, кто проходят испытания, получают ранг истойя. После этого, доказав, что они достойны, они становятся ан-истойя.
   Телек замолчал. Я сказал ему, что все понял, надеясь, что он побыстрее закончит.
   Телек продолжал так же вымученно, как и раньше.
   – Если его или ее ан-кайдин посчитал ан-истойю достойным, то он или она получают яватму и ранг кайдина. У талантливого ученика на это может уйти около десяти лет. Многие сдаются, многие не в силах закончить обучение. Но даже закончив, часто ученики решают стать танцорами мечей, как Дел, как Терон, и от этого все меньше и меньше в Обители кайдинов.
   Я нахмурился.
   – Что ты мне пытаешься объяснить?
   Стиганд внимательно посмотрел на меня.
   – Стаал-Уста живет учением. Без учеников нет смысла в ее существовании.
   – В последнее время все меньше и меньше появляется достойных учеников, мало кто может подняться выше ан-истойя. И поэтому нам нужны талантливые ученики. Такие, которые станут хорошими учителями.
   Я кивнул, показывая, что все хорошо понимаю.
   – Вот почему вока дорожит каждым учеником, даже если это Южанин, которого держат в Обители против его воли.
   – Ты бы принес новую славу Стаал-Уста, – сообщил Телек.
   Я хотел сказать что-нибудь грубое, но только покачал головой, хмуро глядя на дольмен. Незнакомое ранее чувство бессилия и беспросветного отчаяния поднимались внутри меня. Что, в аиды, я здесь делал? Почему я просто не уехал? Они бы не смогли насильно заставить меня остаться. Дел продала меня. Никому и ничем я не был обязан в Обители Мечей.
   Словно читая мои мысли, Телек повернулся к отцу.
   – Стиганд, уже поздно, становится холодно. Зачем мучить старые кости и сидеть здесь если это ни к чему не приведет? Может пойдешь в постель и позволишь мне и Южанину подробно все обговорить?
   Стиганд улыбнулся.
   – «Рассказывала лиса гончей о зайце». Ну ладно, я пойду… Но не забывай о себе, Телек. О себе и своей родне.
   Старик растворился в темноте. Шел он гораздо легче, чем полагалось человеку его возраста, а я остался размышлять над невразумительной цитатой. Я хмуро посмотрел на Телека, надеясь, что вопросов задавать не придется.
   Он улыбнулся, поплотнее запахнул плащ и кивнул.
   – Теперь мы можем поговорить в открытую. Стиганд – старейший в вока. На нем лежит большая ответственность и ему важно не терять достоинства в глазах окружающих. Я самый молодой и ответственность на мне меньше. Но если мы сделаем вид, что Стиганд ничего не знал о моем плане, он использует все свое влияние, чтобы вока вынес нужное решение.
   – Какой план?
   Телек пожал плечами.
   – Хотя тебя и посчитали достойным почетного «ан» в соответствии с твоим Южным рангом, сделано это в основном из любезности. Продвигаться дальше тебе придется так же, как и остальным ученикам, – Телек вздохнул. – В конце концов это Север и мы не собираемся дарить Южанину то, что Северянин должен заслужить.
   Я нахмурился сильнее.
   – Нет, конечно нет.
   – Насколько хорошо ты танцуешь? – спросил Телек. – Я не хочу обидеть тебя, но здесь плохо знают Южный стиль. Ты говоришь, что ты танцор седьмого ранга, но для нас это ничего не значит. Тебя знают со слов Стиганда, потому что Стиганд слышал обо всех, и по рассказам Дел.
   Обычно я быстро сообщаю о своем несомненном превосходстве в круге, но на этот раз я почувствовал, что вопрос задан не просто из интереса.
   – Я хорошо танцую, – сказал я, – очень хорошо. И если тебе это что-то скажет, мы с Дел так и не выяснили, кто из нас лучше.
   – И ты победил Терона, – улыбка Телека была тонкой и острой как лезвие ножа.
   – Зачем тебе это? – спросил я. – Почему тебе так важно знать, как я танцую?
   Он смотрел мне в глаза.
   – Каким способом тебе легче всего было бы вернуть свободу?
   – В круге, – не задумываясь, ответил я. – Только скажи мне когда и где.
   Телек рассмеялся. Зубы сверкнули в лунном свете.
   – Я так и думал. Ну, может мы нашли самое простое решение проблемы, Южанин… если я смогу уговорить вока согласиться на танец.
   Я пожал плечами.
   – Это нетрудно. Взывай к их гордости, к их чести. Предложи им танец Южанина против Северянина… стиль против стиля, техника против техники, – я улыбнулся. – Пусть ставки будут повыше.
   – И я об этом думал, – согласился он. – Нужно найти что-то, за что стоит танцевать, – он задумчиво потер нижнюю губу. – Что-то простое, что-то красивое… обычное. Чтобы вока кинулся к этому как пьяница к вину.
   А у нас с Телеком было что-то общее.
   – Есть идея?