Аиды, мне еще повезет, если я сохраню дар речи, когда все это закончится, не говоря уже о легко ранимой мужественности. Дел прижалась ко мне и цеплялась руками за все, до чего могла дотянуться. Для нее поездка была еще более рискованной: у нее не было стремян, повода, седла – чего-то, что даже отдаленно напоминало бы сидение – ей приходилось подпрыгивать вверх и вниз на лошадином крупе. Шерсть у гнедого скользкая, а на Дел был шелковый бурнус. Я знал, что каждый прыжок жеребца мог оказаться для нее последним.
   – Не останавливайся! – повторила Дел. – Ни за что не останавливайся!
   – Аиды, баска, я просто не могу позволить ему бежать дальше. Он везет нас на себе и может переломать ноги, ребра или мы… – я замолчал, выругался и попытался перевести дыхание после того, как седло врезало мне по нижней части.
   Дел прижалась ко мне сильнее.
   – Если локи поймают нас, сломать себе шею будет нашей мечтой. Не останавливайся, Тигр. Еще нельзя.
   На текущий момент за нас все решал жеребец. Трензель был надежно зажат в больших, крепких зубах, и пока я тщетно пытался выдернуть его в нежные, беззубые части рта, лошадью я не управлял. Все что я мог, это стараться выискать дорогу поровнее.
   Мы мчались вниз, на Юг. Может быть жеребец это понял и решил вернуться домой. Мне в голову даже пришла мысль, что я мог тихонько поощрять его бег всю дорогу через Границу, но с моей стороны это было бы нечестно (по отношению к жеребцу. И Дел, конечно, будет жаловаться, но здоровье жеребца было для меня важнее).
   А потом гнедой резко поменял направление, повернув на запад. Он мчался уже не напрямую домой, а наискосок, через низины, которые Дел называла предгорьем. Гнедой бежал медленнее, тяжело дыша, едва справляясь с вероломными спусками и подъемами. Я воспользовался возможностью и вырвав трензель из зубов, начал диктовать свою волю, которая подразумевала срочную остановку.
   – Тигр…
   – Я не хочу убивать его, Дел. Чем бы ни были эти локи, я договорюсь с ними, если придется… но жеребец должен отдохнуть.
   – Я только хотела…
   – Позже, – я сказал это резче, чем собирался, слишком занятый жеребцом, чтобы следить за голосом. Я почувствовал, как Дел напряглась, но не мог тратить время на умиротворение затронутых чувств.
   – Полегче, старик… успокаивайся… передохни немного, ладно? Ну давай… спокойнее… давай опустим все четыре ноги на землю… я думаю, они нам еще понадобятся.
   Гнедой замедлил бег, тяжело раздувая бока. В слабом свете луны я видел потеки пены на его шее и плечах. Я мрачно покачал головой: гнедой был мне слишком дорог, чтобы позволить ему сгореть в бессмысленной скачке.
   Дел соскочила, как только жеребец перешел на шаг. Я водил его по кругу и смотрел на застывшую под дождем лунных лучей Дел. В ее руках сияла Бореал.
   – Ты собираешься зарезать меня или жеребца?
   – Не угадал, – обрадовала она меня, – пока оба можете жить, – лицо Дел окаменело. – Я пыталась попросить тебя остановиться… мне нужно кое-что сделать.
   Я невежливо фыркнул.
   – Сразиться с невидимками?
   – Нет еще, – холодно сказала она. – Сначала я попробую кое-что другое.
   Я водил жеребца вокруг нее.
   – Делай что хочешь, баска, мне нужно отшагать лошадь.
   – Для этого дела ты мне не понадобишься, – заявление по существу. – Ритуал требует того, чего ты не можешь предложить, поскольку ты по-Южному несведущ в таких вещах и не имеешь даже своего меча, – лучистый свет отразился от покрытого рунами клинка. – Прости мою грубость, Тигр, но ты не тот человек, которому благоволят боги. Они предпочитают верующих, а не скептиков.
   – У меня есть причина быть скептиком, – я остановил жеребца, соскочил с него, расстегнул пряжки и начал снимать упряжь. Закончив, я проверил ноги и копыта гнедого. – Как я уже говорил, религия это опора. Ею увлекаются люди, которые не хотят сами за себя отвечать и их постоянно унижают те, кто не может не диктовать свою волю другим, – я взял себя в руки, когда жеребец положил голову мне на плечо и начал яростно тереться, вытирая пот о бурнус. Ткань скоро намокла. – Аиды, Дел… ты думаешь, я не пытался молить богов, когда был рабом у Салсет? Ты думаешь, я не просил их дать мне свободу?
   – И тебе ее дали, Тигр.
   – Ее дали не призывы к капризным богам. Я добыл ее сам.
   Дел вздохнула, пожала плечами и покачала головой.
   – Сейчас нам не до споров, но я хочу, чтобы ты знал: чему бы ты не научился на Юге, на Севере все по-другому. Ты можешь столкнуться с силами, которые тебе не мерещились даже на пьяную голову. Здесь, Тигр, ты увидишь то, что считаешь невозможным. Все это может принести смерть.
   – Ну да. Как эти твари локи.
   Дел покачала головой.
   – Ты забыл, чем едва не кончил? Забыл, как локи пытались забрать тебя?
   – Я ничего не забыл, – процедил я. – Я не знаю точно, что там происходило, но я уверен, что это не имело ничего общего с живыми существами. Я почувствовал колдовство.
   Она вздохнула.
   – Позаботься о лошади, Тигр, а я позабочусь о нашем будущем.
   Я успокаивал и водил жеребца, пока он остывал в ночной прохладе. Накрыв его одеялом, я шагал кругами, из последних сил уворачиваясь от игривых толчков головой, которые могли сбить меня с ног. Сил у жеребца оставалось еще немало и он не мог отказаться от привычки устраивать мелкие пакости, чтобы отравить мне жизнь.
   Дел отошла от нас, залезла на невысокий, покрытый травой холмик и застыла на остром гребне. Отражая лунные лучи, сияло серебро Бореал. Позже, когда я заворачивал на очередной круг тащившегося за мной жеребца, я увидел как Дел медленно вонзает меч в землю и опускается на колени.
   Тихо и нежно Дел начала петь.
   Я слышал это пение раньше, в гостинице Харкихала. Все повторялось: медленно, бусинка за бусинкой, капелька за капелькой, из клинка вытекало сияние, наполняя вершину холма жемчужно-розовым светом.
   Капли бежали вверх по мечу, а не вниз. Наполняли руны, скользили по острым краям клинка, тянулись, чтобы приласкать рукоять и крестовину – изогнутую, пульсирующую, меняющую форму.
   Что-то дернулось в груди и я жадно вдохнул. Я снова подумал о круге из камней под названием кольцо локи, где ожила трава и попыталась поглотить человека. От воспоминаний меня затрясло и тут же нахлынула ярость. Собравшись с силами, я взял себя в руки. Я знал, что это Северное колдовство, не больше. Я столкнулся не с необузданной, свободной стихией. Этой силой кто-то управлял, мужчина или женщина. Человек, который питал силу и контролировал ее.
   Я посмотрел на поющую Дел. А в чем, задумался я, разница? Здесь был меч, который оживляли песня и женщина, там я коснулся камня, вошел в круг и меня чуть не сожрали.
   Была ли разница между кругом и мечом?
   Я тревожно взглянул на Дел – на фоне сияющего меча она была темным силуэтом. Дел тихо напевала свою нежную песню. Не прилагая заметных усилий, она вызывала к жизни меч и призывала силу.
   Силу. Как она и говорила.
   – Аиды, – вслух проворчал я, – что я здесь забыл?
   Жеребец заржал, подошел ко мне и легонько толкнул меня в плечо. Я повел его на очередной круг.
 
   Дел спустилась с холма через несколько минут. Жеребец успел высохнуть и успокоиться. Я привязал его к деревцу и он мирно жевал траву. Гнедого, кажется, не волновало, что его лошадиный партнер пропал. Может в глубине души он этому даже радовался: глупый мерин долго лез с любовными приставаниями к жеребцу, который не отвечал крапчатому взаимностью. Ответить он мог укусом или пинком, и я был вынужден применять силу, чтобы гнедой окончательно не изуродовал мерина.
   – Как жеребец?
   – Нормально. Утром он может быть несколько уставшим, но в общем волноваться не о чем, – я поднял голову и посмотрел на нее. – Я не разжег костер, потому что не знал, останемся мы здесь или придется снова бежать.
   Она вздохнула и опустилась на корточки.
   – Нет, пока не придется. Может быть позже.
   – Тогда утром мы можем вернуться и подобрать оставшиеся вещи.
   – Нет, – она покачала головой, – слишком велик риск, да и собирать там уже нечего. Они не оставили ничего, что стоило бы спасать. Локи… уничтожают все.
   Я вздохнул.
   – Я бы не назвал горящие камни и иллюзии страшной угрозой, – я пожал плечами, поигрывая шнурком с когтями. – От такой ерунды всегда можно сбежать.
   – Иллюзии?
   – То, что я чувствовал, – ответил я. – Ты же понимаешь – то, что мы видели, не могло быть реальностью.
   Дел отобрала у меня флягу и сделала глоток.
   – Ты дурак, – любезно сообщила она, когда оторвалась от горлышка. – Сколько раз ты предупреждал меня об опасностях Юга, говоря, что я не должна доверять тому, чего не знаю, чтобы не делать из себя мишень, – она посмотрела мне в глаза, когда передавала флягу. – Я предупреждаю тебя о том же здесь, на Севере, у себя дома, а ты не веришь мне и не веришь в существование опасности, – Дел подняла голову. – Интересно почему? Потому что я женщина?
   Я развалился на одеяле, плюхнул на грудь флягу и уставился в усеянное звездами небо.
   – Почему всегда и все ты сводишь к вопросу пола, Дел? Я признаю, что на Юга женщины менее уважаемы, чем мужчины. Я признаю это. Но неужели мы должны винить во всем, что происходит в этом мире различие наших тел? Аиды, баска, есть и другие проблемы.
   – Тогда может быть ты послушаешь меня, а я расскажу тебе об этих проблемах?
   Я покачал головой и посмотрел на Дел. Она не шутила.
   – Например горящие камни и иллюзии.
   – Это не иллюзии, – отрезала она. – То, что ты видел, происходило на самом деле. Локи могущественны и упорны. Они следуют неведомыми никому путями. Использование травы и земли, чтобы захватить тебя – это одна из многих граней их силы. Для них это игра, Тигр. Они любят так забавляться.
   Я глубокомысленно кивнул, чтобы не расстраивать ее.
   – Так ты говоришь, что они реальные существа, эти локи. Значит они не просто представление чьей-то колдовской силы?
   – Они духи, демоны… называй как хочешь. Они ЗЛЫ, Тигр, и единственная их цель – привести смертных к смерти… или безумию. Иногда последнее предшествует первому.
   – Зачем?
   – Зачем? – она застыла, уставившись на меня. Она долго не сводила с меня глаз, откровенно сбитая с толку. – Зачем?
   – Да. Зачем? – я пожал плечами. – Должна же быть причина.
   – А демонам нужна причина?
   Я развел руками.
   – Как раз этого я никогда не понимал. Существует множество историй о том, как злые духи принимают человеческий облик, чтобы одурачить смертных, но никого не интересовало, а зачем это им? Кажется, что эти существа появляются совсем без всякой причины… а это заставляет задуматься, может они просто обрывки рассказа сказочника, которые каким-то образом избежали магического слова «конец», – я улыбнулся. – Раньше ты называла меня скептиком. Ну, не буду это отрицать. Кажется я верю в злых демонов не больше, чем в твоих Северных богов.
   Дел чуть не раскрыла рот от изумления.
   – Тигр, но ведь ты сам был там. Это тебя чуть не забрали локи! Как ты можешь быть таким глупым?
   Я вспомнил, что чувствовал, когда меня пригвоздили к земле, но признать все это реальностью не мог. Если хотите, называйте такой подход спасением в неведении, но я был убежден, что пока я отказываюсь верить в локи, они не будут иметь надо мной силу.
   – Я не глупый. Я из тех, кого не удивить трюками и иллюзиями, – я вздохнул, когда она недоверчиво покачала головой. – Ты никогда не останавливалась и не задумывалась, что наша неспособность объяснить что-то не означает, что этому явлению нет объяснения? И причина, вызывающая его, не обязательно магия, боги или злые силы? – я похлопал по фляге. – Я не знаю, откуда берется вино, баска, но думаю, что его появлению есть разумное объяснение. И хотя я не знаю, из чего его сделали, я не валю все на магию.
   Она заговорила необычным тоном:
   – Вино делают из винограда, Тигр. Ты этого не знал?
   Я пожал плечами – она меня этим не задела.
   – Я многого не знаю, Дел. Называй меня невежественным, глупым, безмозглым… но я считаю, что главное – знать вещи поважнее, например как выжить.
   – Да, – согласилась она, – и это знание очень тебе поможет, если ты столкнешься с пробудившимися локи, – она вздохнула и села на землю. – Я клянусь, Тигр, локи настоящие. И клянусь, что они опасны.
   – И ты бросила ожерелье твоей матери в круг камней, чтобы успокоить локи, а потом, через твой меч, спела что-то богам, – я кивнул. – Звучит очень разумно.
   – Это ожерелье из крови, вытекшей из сердца леса, Тигр… Это кровь, которая течет из раненого дерева и застывает. Сердце дерева полно силы. Мужчина или женщина, которые владеют камнем из этой крови, разделяют его силу. Лес защищает их. Я отдала ожерелье локи, чтобы откупиться. Думаю, и тебе приходилось делать такое.
   Я ухмыльнулся.
   – Может ожерелья хватит, – добавила она, – а может нет. У локи нет чести и я умоляла богов встать на нашу сторону, уговорить локи вернуться в их круг.
   Я нахмурился и пожевал нижнюю губу.
   – На Юге круг символизирует силу. Вот почему для танца мечей всегда рисуют круг.
   – В круге и есть сила. В линии, которая не знает ни начала, ни конца. Это жизнь, Тигр… круг – воплощение жизни, – Дел легла на спину как и я, положив ногу на ногу и сцепив пальцы на плоском животе. – Я всегда считала неестественным, что танец мечей, который часто несет смерть, танцуют в круге.
   – Потому что когда один умирает, другой остается жить, – объяснил я.
   – А вообще-то не знаю, баска… Я никогда не задумывался об этом, – я перекатился на бок, потянулся к ней и сжал пальцами ее запястье. – А вот то, о чем я сейчас думаю, может доставить удовольствие нам обоим.
   Запястье осталось безвольным.
   – Не так близко к локи.
   Я окоченел.
   – Что?
   Она покачала головой и серьезно посмотрела на меня.
   – Локи летят на сильные переживания как мухи на тухлое мясо. Связь мужчины и женщины вызывает самые сильные эмоции… Всем известно, что мужчина и женщина в соединении привлекают к себе локи. Они сами приглашают локи взять над ними верх, – Дел покачала головой. – Лучше не рисковать.
   Я вспомнил, как тянуло меня войти в землю словно она была женщиной. Локи? Нет. Я отбросил эту мысль: как могло проявление зла влиять на простой человеческий порыв?
   – Ты хочешь сказать, что мы не можем…
   – Не сегодня, – отрезала она. – Не раньше, чем через неделю.
   – Неделю…
   – Локи любят лежать с мужчиной и женщиной, – объяснила Дел, – из-за переживаний, которые могут разделить до того, как вселиться в людей. Обычно локи сами подталкивают жертву к этому. В такие моменты легче всего взять под контроль человеческое тело.
   – Я бы тоже сейчас не отказался взять под контроль человеческое тело,
   – я посмотрел на нее. – Аиды, Дел, ты человек и я человек, насколько я могу судить, и вокруг нет никаких локи. Почему бы нам просто не забыть о них и не подумать о нас?
   – Я и думаю о нас, Тигр, – она говорила мягко и терпеливо, так успокаивают ребенка. – Мы должны потерпеть, чтобы остаться в живых… и в своем уме. И когда придет время, мы опять получим удовольствие, разделив постель, не мучаясь мыслями о локи.
   Я встал, прижимая к себе флягу.
   – Аиды, женщина, у тебя песчаная болезнь.
   Дел приподнялась на локте.
   – Куда ты идешь?
   – Посижу с жеребцом. Думаю, с ним будет веселее.
   – С ним или с локи.
   – Локи, шмоки, – проворчал я. – Сейчас я обрадуюсь кому угодно. Даже жаждущей любви локи женского пола… по крайней мере я что-то от этого получу.
   – Может быть, это будет последнее, что ты получишь, Тигр.
   Я говорил тихо и думал, что она не услышит мои слова.
   – Да ну… а это интересный способ умереть. Если конечно придется умереть.
   – Придется, – рявкнула Дел. – Именно так поступают локи.
   – Отлично, – вздохнул я. Я остановился, похлопал жеребца, сел на землю и отпихнул любопытный нос, ткнувшийся в мою флягу. – Ну старик, а ты мне что скажешь?
   Дел невоспитанно расхохоталась.

9

   Я проснулся на рассвете, потому что замерз. Нет, не замерз – окоченел. Каким-то образом ночью Дел стащила с меня одеяло и теперь спала, закутавшись и в свое, и в мое. Воровство такого рода не было для меня в новинку, я даже успел к нему привыкнуть, но легче от этого не становилось. Обычно я просто возвращал себе похищенное и снова засыпал, однако на этот раз восходящее солнце меня остановило.
   Не в прямом, конечно, смысле остановило, но я никак не мог отвернуться от него даже ради возвращения украденной собственности. Восхождением солнца на небосвод стило полюбоваться, и я любовался. Замерзая, дрожа от утренней прохлады, я смотрел, как сияющий диск поднимается из-за горизонта и наполняет мир светом.
   И каким был этот мир… Холмы, низины и склоны, высокие и низкие, пологие и крутые, покрытые ковром травы. На Юге преобладают коричневые, золотые и оранжевые цвета. Север полон голубого, серого и лилового с вкраплениями серебра и золота. Дел и я, благодаря жеребцу, оказались на дне колыбели, покрытой складками зеленого бархата, сияющего в утреннем свете. На наших Южных шелках на несколько секунд загорелись капли Северной росы и засверкали как драгоценности.
   Я видел росу один или два раза в пограничных землях около Харкихала. Но я говорил правду: мой опыт жизни на Севере не шел дальше границы города или нескольких миль за ней. Моим миром была Пенджа с ее поселениями, оазисами, городами-государствами, огороженными стенами, сложенными из того же песка, что родил меня. Сидеть и смотреть, как солнце карабкается в небо над Северными горами было по крайней мере странно.
   И неуютно.
   Я взглянул на Дел. Она лежала, закрутившись в два одеяла из козьего пуха. Узких одеял не хватало, чтобы прикрыть голову и ноги. Светлые волосы Дел рассыпались в беспорядке, скрывая большую часть ее лица, но я видел косой разрез бровей над закрытыми глазами. В уголках век остались тонкие следы солнечных лучиков. На Юге женщины носят вуали не только из скромности, но и из желания спасти от солнца лицо. Дел, свободная и гордая, подвергала себя тем же мукам, что и Южные мужчины, и страдала от этого побольше любого из нас. Яростное Южное солнце сжигало Северную кожу.
   Но все перевернулось. Все изменилось. Мы поменялись местами, Дел и я. И теперь я страдал, дрожа от холода.
   Я встал, тихонько выругался, потрещал занемевшими суставами и потянулся. Профессиональная болезнь любого танцора меча – кости терпят, пока по ним бьют, но рано или поздно терпению приходит конец и организм начинает протестовать. Никогда еще я не ощущал такой скованности и впервые понял, что это приближение старости.
   Я нахмурился, глядя вниз, на спящую Дел, потом наклонился, чтобы дотянуться до перевязи и меча…
   И хорошо, что я это сделал – по долине пронеслось эхо леденящего кровь крика и шумная группа всадников перевалила через гребень ближайшего холма.
   Они приближались, чтобы убить. Вынув из ножен мечи.
   Утро начиналось жутковато. Я и Дел (она просыпается быстро, хвала валхайлу, когда на карту ставятся наши жизни) встали спина к спине, мечи наготове, ноги расставлены, острия клинков дразнят воздух, и тщетно пытались понять, что происходит и почему. Мы стояли на земле, противники имели численное преимущество – четверо против двоих – но мы сражались и в худшем соотношении и побеждали. И в худших условиях тоже.
   Всадники атаковали нас не сразу. Они приближались, завывая, развевались Южные шелка и сверкали медные украшения. Солнечные лучи играли на стали клинков. Атакующие окружили нас, зажимая в живое кольцо конской плоти, потом придержали лошадей и остановились.
   Темные Южные лица. Черные волосы, карие глаза, белые зубы – множество белых зубов. Южане усмехались сверху, сидя на фыркающих лошадях, явно довольные собой.
   Борджуни, самые настоящие, без зачатков совести. Почему они направились к Северу от Границы я не знал, но чувствовал, что они нам об этом еще расскажут.
   Аиды, сказал я себе, они хотят сначала поиграть с нами.
   Дел начала дрожать. Я чувствовал, что это не страх, а переживания гораздо более сильные.
   – Это они, – прошептала Дел, – точно они… Я помню их лица.
   Мы могли выиграть этот бой только перехватив у них инициативу, а если Дел собралась кинуться на них сломя голову, наши шансы резко падали.
   – Баска, подожди, – предупредил я. – Имей терпение. Я обещаю, ты еще отыграешься.
   – Тигр…
   – Просто подожди, – но я ждать не стал. Дружески улыбаясь, я поднял лицо к Южным падальщикам. – Из Харкихала? – небрежно поинтересовался я. – Охотитесь за кем-то?
   Один из них кивнул. У него был приплюснутый нос и шрам через щеку.
   – Женщина убила нашего друга.
   – В круге или из-за угла?
   Он повернул голову и сплюнул.
   Я кивнул и спокойно заключил:
   – В круге. Застряло у тебя в глотке, не так ли? Не можешь пережить, что женщина справилась с мужчиной? Что женщина победила твоего друга?
   – Тигр…
   – Подожди, Дел. Сейчас разговаривают мужчины с Юга.
   Я почувствовал, как Дел напряглась, но она промолчала. Я улыбнулся оратору с разбитым носом.
   – Ну? А вы здесь по делу? Или ищите развлечений?
   Четверо мужчин переглянулись.
   – Ближе к делу, – предложил я. – Вас послал Аджани?
   Вождь борджуни со шрамом снова сплюнул.
   – Не стоит Аджани беспокоиться из-за такого козьего отродья как ты. Мы сами позаботимся о тебе.
   – Подумайте еще разок, – предложил я. – Поблагодарит ли вас Аджани за то, что вы украли у него бой с Песчаным Тигром?
   На это раз они переглядывались подольше и взгляды были испуганные. Все четверо начали хмуриться. Я использовал единственное подходящее оружие
   – затронул гордость борджуни.
   Я кивнул в направлении Дел.
   – Ваш друг и эта женщина красиво танцевали в круге. Он показал себя достойным бойцом и весь Харкихал подтвердит это. Эта женщина – танцор меча, как и я. Наши танцы всегда красивы.
   Южанам это пришлось не по вкусу. Темные лица помрачнели. Лошади беспокойно переступали, звеня украшениями.
   – Разве Аджани не честный человек? – продолжил я (Дел яростно выдохнула). – Разве он не любит честный бой?
   Я знал, что пока мы разговариваем, они не нападут. Я хотел застать их врасплох, чтобы уровнять шансы.
   – Я слышал, что Аджани ценит мужество, независимо от того, кто его проявляет.
   Южане не могли не согласиться. Люди легко покупаются на лесть.
   Они нахмурились сильнее, вождь пробормотал что-то остальным и заставил свою лошадь сделать шаг вперед.
   – Аджани честен. Аджани полон мужества. Ничто не доставляет Аджани такого наслаждения, как красивый бой.
   – Даже если это бой между мужчиной и женщиной?
   Он посмотрел на Дел.
   – Аджани не сражается с женщинами.
   – Нет… Он только крадет их, – я улыбнулся, старательно наступая Дел на ногу. – Это достойно Аджани.
   – Сегодня у Аджани достоинства не больше, чем шесть лет назад, – бросила Дел, – и у вас тоже, – она сделала шаг вперед и посмотрела на Южан поверх клинка. – Не помните девчонку, которая убежала от вас почти шесть лет назад? Невинную Северную баску, которую Аджани взял себе, а потом упустил, потому что стал самонадеян, считая, что запугал ее?
   Они ничего не ответили, разглядывая Дел. По их лицам я понял, что они начали вспоминать.
   – Вы должны помнить, – ее голос дрожал от ярости. – Вы дрались из-за меня, все вы, когда остальные были уже мертвы, пока Аджани не остановил вас и не взял меня себе, – Дел повернулась, чтобы сплюнуть – на Юге это воспринималось как тяжелое оскорбление. – Я здесь из-за вас. Из-за вас ваш друг мертв. И не вините в его смерти и в вашей никого, кроме себя.
   За пять лет девочка становится женщиной, она сильно меняется. Дел тоже изменилась, но не так, как это происходит со всеми, и вынудила ее к этому трагедия. Отчаяние заставило Дел бороться. И еще ярость и ненависть. И нестираемые воспоминания.
   Теперь прошлое снова стояло у нее перед глазами, все чувства легко читались на ее лице. Их лица тоже изменились: они вспомнили.
   Годы больше не отделяли от них день убийства.
   – Где Аджани? – мягко спросила Дел. – Мне нужен только он. Вы для меня – козье дерьмо.
   Их лица потемнели, глаза вспыхнули, Южные оскорбления сорвались с их губ. Но они ей ничего не ответили, что меня удивило, и Дел начала петь.
   Нежная, мягкая песня, полная смысла. Я слышал ее раньше, во сне и наяву, и знал, что она означала. Песня смерти, песня жизни, обещание начала и конца одновременно для тех, кто стоял перед женщиной.
   Дел пела, а они пошли вперед, чего она и дожидалась. Но они двигались медленно. Слишком медленно. Бореал ожила в руках Дел и было уже слишком поздно для мужчин с обычными мечами. Для мужчин с обычной ненавистью. Слишком поздно для мужчин, которые никогда не сталкивались с яватмой.
   Слишком поздно даже для меня. Потому что Дел и ее меч зажгли всю долину и разрезали воздух, призывая яростную баньши-бурю из смертоносных Северных высот, где вечно правит зима.