Эрни купил телескоп и теперь наблюдал за жителями города из своей мансарды. Ему многое было видно.
   Дом Баттсов стоял напротив дома Кимболлов, немного по диагонали. Эрни видел, как приехала Клер, и с тех пор регулярно за ней подсматривал. Он знал, где какая комната расположена. После того, как в дом вернулась хозяйка, в нем все было перевернуто вверх дном и двери открыты настежь. Эрни слышал о том, что здесь произошло десять лет назад, и ждал, когда эта женщина поднимется наверх, в кабинет своего отца, из которого он уже не вышел.
   Пока что он мог направить свой телескоп на окна ее спальни. Эрни уже видел, как Клер одевалась и раздевалась, видел ее стройное тело, красивую грудь и узкие бедра. Кожа у нее была белая, а треугольник между ногами такой же рыжий, как волосы на голове. Эрни представлял, как заходит в дом через заднюю дверь и тихо поднимается по ступенькам. Прежде, чем эта рыжая успеет крикнуть, он закроет ей рот ладонью. Затем свяжет ее. Она будет отчаянно дергаться и рваться, а он станет делать такое, что заставит ее вспотеть и застонать.
   Когда он кончит, Клер будет умолять его вернуться и сделать это еще раз. И еще! И еще!
   «Здорово! – думал Эрни. – Правда, здорово взять силой женщину в доме, где кто-то умер такой ужасной смертью!»
   Среди своих грез Баттс услышал шум мотора и через минуту увидел въехавшую на их улицу машину. Он узнал грузовичок Бобби Миза. Автомобиль свернул к дому Кимболлов. Из кабины тут же выскочила Клер, а с другой стороны начал вылезать сам грузный Миз. Эрни ничего не мог слышать, но видел, что молодая женщина смеялась и что-то оживленно говорила.
 
   – Правда, Бобби, спасибо.
   – Нет проблем.
   Он решил, что должен сделать это. Хотя бы в память о прошлом. Ну и что из того, что у них было одно-единственное свидание? Как раз в тот день, когда умер ее отец… И, в любом случае, если покупательница выкладывает тысячу пятьсот долларов наличными, он просто обязан доставить покупку.
   – Я помогу тебе разобраться с вещами, – Бобби подтянул ремень и стал вытаскивать из кузова грузовика журнальный столик. – Хорошая штука. Немного доделать, и получится конфетка.
   – А мне он нравится такой.
   Стол был весь покрыт царапинами, но казался очень необычным. Клер взяла стул с плетеным сиденьем. В грузовике оставался второй такой же, торшер с абажуром, украшенным бахромой, диван и немного потертый ковер.
   Они перетаскали все это, кроме дивана, в дом, болтая о старых друзьях и знакомых. Бобби вернулся к грузовику и придирчиво осмотрел последний предмет мебели.
   – Отличная вещь. Особенно мне нравятся лебеди, вырезанные на подлокотниках. Но весит вся эта красота тонну.
   Тут Бобби заметил маячившего на той стороне улицы соседа.
   – Эй, Эрни Баттс! Чем занимаешься?
   Парень сунул руки в карманы и поджал губы.
   – Ничем.
   – Тогда, может быть, поможешь нам? Мальчишка противный, – тихо сказал Бобби Клер, – но спина у него крепкая.
   Эрни нога за ногу направился к ним.
   – Привет, – улыбнулась ему Клер. – Меня зовут Клер Кимболл.
   – Я Эрни Баттс.
   Он жадно вдохнул запах ее волос и тела. Сексуальные ароматы…
   – Лезь сюда и помоги мне стащить эту штуку, – Бобби кивнул на диван.
   – Я тоже помогу, – Клер легко забралась в кузов и взялась за подлокотник.
   – Не надо.
   Эрни приподнял угол дивана. Молодая женщина увидела, как напряглись мускулы на его руках, и тут же представила их вырезанными из темного дуба. Бобби, причитая, взялся с другой стороны. Клер прижалась к борту, чтобы не мешать. Они сняли с грузовика диван и понесли его к дому. Эрни шел спиной вперед – по дорожке, по ступенькам, через дверь. Глаза его не отрывались от земли. Она поспешила следом.
   – Да просто поставьте посередине комнаты, – Клер благодарно улыбнулась помощникам, со стуком опустившим диван на пол. Это был приятный звук – она обживала дом. – Прекрасно! Спасибо. Хотите выпить чего-нибудь холодненького?
   – Я возьму в дорогу, – согласился Бобби. – Мне нужно поторопиться. – Он дружески подмигнул Клер. – Не хочу, чтобы Бонни ревновала.
   Клер улыбнулась в ответ.
   «Бобби Миз и Бонни Уилсон. Они женаты, и у них трое детей», – подумала она. Это было трудно представить.
   – Эрни?
   Парень сделал вид, что думает, принять приглашение или отказаться.
   – Да, пожалуй.
   Клер быстро сходила на кухню и принесла три бутылки пепси из холодильника. Одну протянула Мизу, вторую – открытую – Эрни и отхлебнула из третьей.
   – Я дам тебе знать, что решу относительно этого шифонового платья, Бобби. И не забудь привезти мне лампу.
   – Обязательно. Как только выкрою время, – он направился к двери.
   Она помахала ему рукой и повернулась к Эрни:
   – Спасибо, что помог.
   – Пожалуйста, – юноша сделал глоток и осмотрелся вокруг. – Это все, что у вас есть?
   – Пока да. Мне нравится собирать вещи из разных мест. Давай попробуем мое приобретение?
   Она села на диван, а Эрни продолжал стоять.
   – В подушках можно утонуть, – блаженно вздохнула Клер. – Я это очень люблю. А ты давно живешь в Эммитсборо?
   Он прошелся по комнате.
   «Словно кот, – подумала Клер. – Так коты осматривают новую территорию».
   – Пять лет.
   – Учишься в школе?
   – Да. Скоро заканчиваю.
   Как ей сейчас нужны были карандаш и бумага! В каждом мускуле и даже выражении лица этого парня было заметно напряжение – молодое, строптивое, бесконечное напряжение.
   – Будешь поступать в колледж?
   Он пожал плечами. Это еще один камень преткновения между ним и родителями. «Образование – это твоя лучшая возможность!» Он сам для себя лучшая возможность.
   – Поеду в Калифорнию, в Лос-Анджелес, но сначала нужно накопить денег.
   – Чем ты хочешь заниматься?
   – Заработать кучу монет.
   Она рассмеялась, но по-дружески, без издевки. Эрни чуть было не улыбнулся в ответ.
   – Нетривиальное устремление. А хочешь поработать моделью?
   В его взгляде мелькнуло подозрение.
   «Очень черные глаза, – отметила Клер. – И совсем не такие, какие должны были бы быть у мальчишки его возраста».
   – Моделью? Для чего?
   – Для скульптуры. Я бы хотела вылепить твои руки. Они тонкие, но в то же время видно, что сильные. Ты мог бы зайти ко мне как-нибудь после школы. Я оплачу твое время.
   Эрни отхлебнул пепси, думая о том, что у нее надето под джинсами.
   – Может быть, зайду.
   Он вышел из дома и машинально схватился за перевернутую пентаграмму, висевшую на груди под майкой. Сегодня ночью он проведет свой обряд. Обряд, посвященный сексу.
 
   Кэм заехал в бар Клайда после обеда. Он часто заходил сюда в субботу вечером, с удовольствием выпивал бутылку пива, с кем-нибудь разговаривал и играл в бильярд. Рафферти брал на заметку тех, кто слишком много пил, а потом смотрел, чтобы все они отправились по домам.
   Он вошел в бар, и со всех сторон послышались приветственные возгласы. Заодно те, кто сидел и стоял здесь, замахали руками. Сам Клайд, который с годами становился все толще и толще, подал ему пиво. Кэм любил эту атмосферу старого заведения и бывал здесь с удовольствием.
   Из второго помещения бара доносились звуки музыки, стук бильярдных шаров, иногда ругательство, вырвавшееся в сердцах, и громкий хохот. Мужчины и несколько женщин сидели за квадратными столами без скатертей, на которых стояли кружки пива и переполненные пепельницы. Сара Хьюитт, сестра Бада, которая работала у Клайда официанткой, не успевала вытряхивать их и подавать напитки.
   Кэм знал, что здесь он, как всегда, будет весь вечер держать в руках бутылку темного пива, слушать одни и те же разговоры, внимать одним и тем же просьбам, вдыхать одни и те же запахи. Старые часы на стене всегда будут отставать на десять минут, а картофельные чипсы, которые принесет Сара, всегда будут не такими хрустящими, какими должны быть. Но думать, что Клайд всегда будет стоять за стойкой своего бара, ворча на посетителей, было приятно.
   Сара, сильно надушенная резкими духами, немедленно оказалась рядом. Она положила перед Кэмом пакет чипсов и слегка дотронулась до него бедром. Рафферти машинально, без интереса, отметил, что она изменила прическу. После последнего посещения салона Бетти, сестра Бада, стала блондинкой в стиле Джин Харлоу[16], причем одна прядь свешивалась ей на глаза.
   – Я не знала, придешь ли ты сегодня, – во взгляде Сары и слепой бы увидел желание.
   Кэм с удивлением подумал, что было время, когда он готов был жевать стекло, чтобы его одарили таким взглядом.
   – Как дела, Сара?
   – Бывало и похуже, – теперь она касалась Кэма и грудью. – Бад говорит, у вас много дел.
   – Хватает, – Кэмерон слегка подался назад и отхлебнул пива.
   – Может быть, встретимся попозже? Как в старые времена… – Сара призывно улыбнулась и тут же с раздражением оглянулась через плечо – ее кто-то звал.
   «Она явно намеревается залезть мне в штаны – и в бумажник тоже, раз уж я вернулся в город…»
   – Я скоро заканчиваю. Хочешь, зайду к тебе?
   – Спасибо за предложение, Сара, но я предпочитаю жить воспоминаниями.
   – Дело твое, – она пожала плечами, но интонации стали еще мягче. – Я теперь лучше, чем была раньше.
   «Об этом все говорят», – подумал Кэм и потянулся за сигаретой.
   В семнадцать лет Сара была сногсшибательной красоткой и могла бы не разменивать свою привлекательность, но решила, что коллекционировать парней – это интересно. Боевой клич старших классов школы Эммитсборо тогда звучал так: «С Сарой Хьюитт получится».
   Проблема была в том, что он-то, кажется, ее полюбил… Во всяком случае, полностью своим мужским началом и по крайней мере половиной сердца. Теперь Кэм испытывал к Саре жалость, а это, он знал, хуже презрения.
   Голоса в бильярдной стали более громкими, а выражения менее цивилизованными. Кэм поднял бровь и посмотрел на Клайда.
   – Оставь их.
   Голос у Клайда был глухой и скрипучий, как будто его связки обернули фольгой. Он нахмурился, от чего все пять подбородков закачались, словно желе, но тем не менее повторил:
   – Оставь. У меня не детский сад.
   – Дело твое.
   – Так-то оно так, но…
   – Кто там, Клайд?
   Хозяин бара пожал плечами:
   – Все, кто обычно.
   В голосе Клайда Рафферти услышал извиняющиеся нотки и теперь поднял обе брови.
   – Там Бифф, – отвел глаза толстяк, – и я не хочу неприятностей.
   Кэм тяжело вздохнул, услышав имя своего отчима. Бифф Стоуки редко выпивал в городе, но, когда делал это, добром такие выпивки никогда не заканчивались.
   – Давно он здесь?
   Клайд пожал плечами:
   – Я с секундомером на входе не стою.
   И тут раздался пронзительный женский крик, а сразу за ним звуки ломающегося дерева.
   – Похоже на то, что Стоуки здесь засиделся, – Кэм встал и направился к двери, ведущей во второе помещение бара, около которой уже столпились любопытные. – Дайте пройти! – Он работал локтями, иначе было не протолкнуться. – Я сказал, дайте пройти, черт побери!
   В комнате, где посетители собирались, чтобы погонять шары или покидать монеты в старый игральный автомат, он увидел такую картину – Лэс Глэдхилл застыл как изваяние около бильярдного стола и сжимал обеими руками кий. По его лицу текла кровь. Кричала женщина, забившаяся в угол. Бифф стоял в двух шагах от Глэдхилла и еще не успел опустить стул, которым, видимо, и ударил Лэса. Отчим Рафферти был здоровенный верзила с кулаками, напоминавшими кувалды. Рубашка с короткими рукавами открывала татуировки на предплечьях, оставшиеся Биффу на память о службе в морской пехоте. Лицо Стоуки, раскрасневшееся от алкоголя, исказила гримаса ярости. На безопасном расстоянии переминался с ноги на ногу Оскар Бруди, не осмеливаясь вступиться за своего приятеля, но все-таки пытающийся вразумить буяна.
   – Да ладно тебе, Бифф! Это же просто игра.
   – Заткнись! – рявкнул на миротворца Стоуки.
   Кэм отодвинул Оскара плечом и подошел к бильярдному столу.
   – Дай мне кий, Лэс. И вытри кровь с лица. Кто это тебя так? – словно ничего не понимая, спросил Кэм и посмотрел на отчима.
   – Сам, что ли, не видишь? Этот сукин сын ударил меня стулом по голове! – Лэс достал из кармана платок и вытер кровь. – Он мне должен двадцать долларов.
   – Должен, значит, отдаст, – Кэм обхватил двумя пальцами кий, и Лэс нехотя выпустил его.
   – Он ударил меня по голове, – повторил Глэдхилл. – Есть свидетели.
   Раздался общий гул, но явственно ничей голос не прозвучал.
   – Ясно. Отправляйся в участок, но сначала сходи к доктору Крэмптону. Пусть он тебя освидетельствует. – Кэм обвел помещение взглядом. – Шли бы вы все по домам… свидетели.
   Люди стали выходить, глухо переговариваясь. Впрочем, большая часть посетителей просто перешла в бар. Всем хотелось посмотреть, как Кэм Рафферти будет разбираться со своим отчимом.
   – Стал большим начальником? – Бифф был абсолютно пьян и явно не соображал, что говорит и где все это происходит, хотя, кто перед ним стоит, понял сразу.
   Он глумливо улыбнулся, как улыбался всегда перед тем, как сказать пасынку какую-нибудь гадость. Кэм ждал, что за всем этим последует.
   – Прицепил значок, получил кучу денег, но по-прежнему остался придурком на мотоцикле.
   Пальцы Кэма, сжимавшие кий, побелели, но ответил он спокойно:
   – Тебе тоже пора домой.
   – И не подумаю! Я хочу еще выпить! Клайд, виски!
   – С тебя достаточно, – Кэм положил кий на край стола. – Сам уйдешь или тебя проводить?
   Стоуки злобно ухмыльнулся. Он собирался поддать как следует Лэсу, но подвернулся вариант получше. Ну что же, у него давно чесались руки это сделать.
   – И куда ты собрался меня проводить, щенок?
   Прорычав это, Бифф ринулся вперед. Кэм, честно говоря, нападения не ожидал и чуть было не пропустил первый удар. Он все-таки успел увернуться от огромного кулака, нацеленного ему в челюсть, и в свою очередь выбросил руку вперед. Наверное, нужно было не ввязываться в драку, а скрутить мерзавца и надеть на него наручники, но очень уж велико оказалось искушение.
   Он обрушил шквал ударов на человека, которого всегда ненавидел, но в детстве очень боялся. Сколько все это продолжалось, он потом не мог вспомнить, но, судя по всему, не пять минут.
   – Боже мой, Кэм! Перестань! Отпусти его!
   Кто-то схватил его сзади за плечи. Рафферти рванулся и, обернувшись, чуть было не ударил Бада.
   Он увидел бледное, застывшее лицо своего помощника и десятки горевших любопытством глаз за его спиной. К Рафферти вернулось самообладание. На полу валялся Бифф Стоуки. Кажется, без сознания. М-да… Не сказать, чтобы шериф Эммитсборо подавал жителям города хороший пример…
   – Мне позвонил Клайд, – в голосе Бада слышалось напряжение. – Он сказал, что ситуация в баре вышла из-под контроля, и я тут же бросился сюда. Что будем с этим делать? – он кивнул на зашевелившегося Стоуки.
   Кэм тяжело вздохнул. Ну и натворил же он дел!
   – Сейчас оттащим в машину и отвезем в участок. Придется ему посидеть в камере. Нарушение общественного спокойствия и пьяный дебош. А потом сопротивление аресту. Есть свидетели, – Кэм обвел глазами немногих оставшихся посетителей бара и остановил взгляд на Клайде.
   Бад сказал вполголоса, так, чтобы слышал только Рафферти:
   – Может быть, отвезти его домой? Ты знаешь…
   – Он поедет в участок. Завтра мы запишем показания Лэса Глэдхилла и всех остальных.
   Кэм повернулся к тем, кто остался в баре. Люди смотрели на него по-разному. Кто-то, как Сара Хьюитт, со смесью одобрения и страха, кто-то с удивлением.
   – Ты уверен, что прав, шериф?
   – Абсолютно. В баре был дебош, а наша обязанность – пресекать такие действия. Все, поехали.
   Рафферти думал о том, что за полчаса они управятся, а потом нужно будет ехать на ферму. Ему предстоит сказать матери, что ее муж этой ночью домой не вернется.

6

   Кэм приехал к дому Клер вскоре после полудня. Мышцы болели, но еще сильнее болела душа. Его очень расстроила реакция матери. Выслушав рассказ сына, она посмотрела на него большими грустными глазами и каким-то образом заставила почувствовать, как это уже не раз случалось, что в пьянстве отчима виноват сам Кэм и в ее несчастьях тоже.
   Впрочем, Бифф Стоуки действительно всем изрядно надоел, и судья вынес постановление не без удовольствия. Дебошир до понедельника останется под арестом, а там правосудие решит, что с ним делать дальше.
   Рафферти заглушил мотоцикл и, облокотившись на руль, стал смотреть, как работает Клер. Творческая натура, судя по всему, ничего вокруг не видела и не слышала.
   Дверь в гараж была открыта настежь. На рабочем столе, сложенном из кирпичей, громоздилась высокая металлическая конструкция. Клер с горелкой в руках ходила вокруг нее, касаясь то тут, то там пламенем своего творения. Сноп искр перемещался вместе с ней, и в этом было что-то завораживающее.
   Рафферти неожиданно почувствовал желание – такое же обжигающее, как пламя горелки.
   «Глупо, – подумал Кэмерон, опустив ногу с мотоцикла. – Что может быть привлекательного в женщине в рабочем комбинезоне и тяжелых ботинках? Ни-че-го».
   Большую часть лица Клер скрывали защитные очки, а волосы были убраны под шапочку. Это тоже не должно было вызывать чувственные образы, но тем не менее вызывало…
   Кэм положил шлем на сиденье и зашел в гараж.
   Она не отрывалась от работы. Новая переносная стереоустановка гремела почище мотоцикла. Какая-то классика… Симфония не симфония… Плюс шипение горелки. Где уж тут что-то услышать! Кэм подошел и выключил музыку, предположив, что уж тишину-то Клер услышит и захочет узнать, что стало ее причиной.
   Она действительно повернулась и мельком взглянула на Рафферти.
   – А, это ты. Еще одну минуту.
   В одной минуте оказалось триста секунд. Потом Клер выключила горелку, взяла гаечный ключ и завернула баллон. Все эти не совсем женственные движения она делала автоматически.
   – Я ее закончила. Нужно было сделать лишь несколько финальных штрихов, – Клер подняла на лоб защитные очки и посмотрела Кэму прямо в глаза. – Ну, что скажешь?
   Рафферти обошел скульптуру. Потом еще раз – в другую сторону. Она наводила ужас и в то же время завораживала. Это был человек, но вместе с тем… что-то другое. Кэм, честно сказать, оторопел и сейчас невольно задумался над тем, что за необходимость была у Клер создавать нечто столь странное. Или это такая сила воображения? Опять же, зачем?..
   – Ну что я могу сказать? В своем доме я бы эту вещь не поставил. Впечатление такое, что сие кошмар, воплощенный в реальность.
   Это была лучшая похвала. Клер улыбнулась:
   – Моя самая хорошая работа за полгода. Анжи будет танцевать на потолке.
   – Анжи? Кто это?
   – Моя подруга. Анжи устраивает мои выставки – она и ее муж: – Клер сняла шапочку и тряхнула примявшимися волосами. – Ну а ты чем… Боже мой! – она внимательно посмотрела на Рафферти. На скуле у него был синяк, а на щеке ссадины. – Где это ты так? Что случилось?
   – Ничего. Тихий субботний вечер.
   Клер скинула перчатки и осторожно дотронулась пальцем до его щеки.
   – Я думала, ты уже вышел из возраста, когда мальчики дерутся. Ты был у доктора? Давай приложим к синяку лед!
   – Не надо. Все в порядке, – начал было он, но Клер уже выскочила из гаража и помчалась на кухню.
   Кэм улыбнулся и пошел за ней. Они столкнулись на крыльце – молодая женщина бежала обратно. В руках у нее был кусок льда, обернутый марлей.
   – Ради всего святого! Ты же шериф! – укоризненно сказала Клер и тут же потянула его снова в дом. – Пойдем! Ты сядешь и будешь держать лед. Может быть, мы сможем снять отек. Судя по твоему виду, ты остался таким же хулиганом, каким был, Рафферти.
   – Благодарю, – он опустился на стул с плетеным сиденьем, который Клер поставила на кухне.
   – Вот, приложи к синяку. – Она протянула Кэму лед, но тут же взяла его рукой за подбородок, чтобы повернуть к свету и рассмотреть ссадины. – Тебе повезет, если на лице не останется шрамов.
   Рафферти хмыкнул.
   Клер улыбнулась, но в глазах ее можно было увидеть озабоченность, искреннюю озабоченность. Она помнила, как часто дрался Блэйр, какое-то время чуть ли не каждую неделю. Если она правильно помнит, мальчики любят, чтобы их в подобных обстоятельствах хвалили, но этот мальчик от нее похвалы не дождется.
   – Может быть, ты мне расскажешь, как сейчас выглядит твой противник?
   Кэм победно взглянул на молодую женщину.
   – У него сломан нос.
   – М-да, тут примочками не поможешь… – она взяла чистую салфетку, намереваясь протереть его ссадины. – И все-таки, с кем ты подрался?
   – С Биффом Стоуки.
   Рука Клер застыла в нескольких дюймах от лица Кэма. Теперь в ее глазах было сочувствие.
   – Вот как… Насколько я понимаю, ваши отношения лучше не стали. Но, Рафферти, драться…
   – Я выполнял свой служебный долг. Бифф был пьян и нарушал общественный порядок в баре… – Кэм откинулся на спинку стула. – Черт бы его побрал!
   Ее рука ласково коснулась лица Рафферти.
   – Эй! Хочешь пирожное?
   Он улыбнулся:
   – Бабушка всегда предлагала мне печенье после того, как Бифф меня избивал.
   Клер почувствовала, как сжалось ее сердце. Она перевела взгляд на руки Рафферти и сумела изобразить улыбку.
   – Судя по костяшкам твоих пальцев, Биффу изрядно досталось.
   Неожиданно для самой себя она взяла его руку, поднесла к губам и коснулась ими содранной кожи.
   Рафферти был поражен этим, но сориентировался быстро.
   – Тут тоже болит, – он приложил палец к своему рту.
   – Придется потерпеть, – Клер сняла примочку с синяка и прищурилась. – Красивая гамма. Глаз не задет? Видишь нормально?
   – Тебя вижу отлично. Ты выглядишь намного лучше, чем раньше.
   Она усмехнулась:
   – Учитывая то, что раньше я выглядела как пугало, это говорит о немногом.
   – Это не так, Клер… Я имел в виду совсем другое.
   – То, что ты имел в виду, обсудим как-нибудь потом. Давай я съезжу в аптеку и куплю тебе… Ну мазь, что ли?
   – Обойдусь пирожным.
   Рафферти прикрыл глаза и стал слушать, как она двигается по кухне, открывает холодильник, наливает что-то в стакан. Когда Кэм понял, что Клер расставила тарелки и стаканы на столе и села напротив него, он открыл глаза. Она готова была слушать, а он – рассказать то, о чем так долго молчал.
   – Знаешь, вчера я мог его убить. Я хотел этого, – Кэм говорил тихо и очень спокойно, как о деле, давно обдуманном. – Мой отчим был пьян и смотрел на меня так же, как тогда, когда мне было девять лет и я не мог дать ему сдачи. Я действительно хотел его убить… Что же я за полицейский после этого?
   – Полицейские тоже люди, – она немного помолчала и все-таки спросила: – Кэм, почему тогда никто ничего не делал? Я слышала, как мои родители говорили… ну, о ситуации в вашем доме… Ведь все знали, что Бифф…
   – Люди не любят вмешиваться в семейные дела. Тем более что моя мать всегда находила поступкам Биффа оправдание. И сейчас находит. Она внесет залог, как только можно будет это сделать, и заберет его домой. Ничто из того, что делает Бифф, не убедит ее, что он пьяница и мерзавец. Я раньше мечтал, чтобы он допился до белой горячки и покончил с собой…
   Кэм поздно понял, что сказал лишнее, и выругался про себя, вспомнив об обстоятельствах смерти отца Клер. По выражению ее лица было видно, что она тоже думает об этом.
   – Прости меня…
   – Ничего страшного. Мы с тобой не понаслышке знаем, как страшен алкоголизм. Но мой отец никого не трогал, когда пил. Кроме самого себя… – Нужно было заканчивать этот разговор, и Клер вернулась из прошлого к настоящему: – Ты, должно быть, неважно себя чувствуешь. Давай перенесем нашу прогулку.
   – Чувствую я себя действительно неважно, – он улыбнулся, – но полагаю, что прогулка пойдет мне на пользу. Да и тебе нужно отдохнуть, правда?
   Она рассмеялась и встала.
   – Правда. Пойду переоденусь.
   Вернулась Клер быстро и сказала, что готова ехать. Кэм напомнил ей, что нужно закрыть входную дверь. Затем то же самое сказал о двери мастерской. Потом обратил ее внимание на то, что шнурок на одном ботинке плохо завязан.
   Наконец они подошли к стоящему за машиной Клер мотоциклу. Он был большой, мощный, черный с серебром, без всяких модных рисунков.
   «Вещь, – подумала она с одобрением, обойдя вокруг железного коня шерифа. – Не игрушка».
   – Супер! – Клер погладила «лошадку».
   Рафферти протянул ей шлем, отстегнув его от заднего сиденья, и взял свой. Они надели шлемы одновременно и рассмеялись.
   Кэм завел мотор. Клер села за его спиной и обняла за талию. Ни он, ни она не заметила, как в мансарде дома Баттсов блеснуло стекло телескопа и повернулось вслед удаляющемуся мотоциклу.
   Клер немного расслабила руки и откинула голову. Когда-то давно она провела весну и лето в Париже. Там у нее случился роман со студентом художественной школы. Они часто катались на мотоцикле по его улицам и пригородам…
   Клер рассмеялась, вспомнив те дни. Сейчас все было по-другому. Тогда она прижималась к худощавой спине, совсем непохожей на монолит, который защищал ее от ветра в эти минуты. Кэм резко прошел очередной поворот, и молодая женщина почувствовала, как часто бьется ее сердце. Он ведь тоже это слышит… Она вдыхала запах бензина, свежескошенной травы на обочинах, кожаной куртки Кэма и самый глубокий, самый чувственный аромат – его кожи.