– Ты сам все прекрасно понимаешь. Так же, как и я. Мы с тобой оба были пьяны в ту ночь… – Она не могла дальше говорить. Ей казалось, что она сможет, но у нее не получилось.
   – Господи, Энни. – Он взъерошил руками волосы. Воспоминание заставило его вспыхнуть от стыда. – Мы же были совсем детьми.
   – Мы были достаточно взрослыми, чтобы сделать себе ребенка. Правда, ненадолго. – Энни стиснула губы. Во что бы то ни стало она должна это проговорить. Хотя бы частично. – Мы были глупыми, невинными, безответственными. Я понимаю. – Как будто такое можно понять, подумала она. – Но после той истории я крепко усвоила урок: нельзя терять над собой контроль, иначе попадешь в беду. А ты, Эндрю, контроль над собой утратил.
   – Разве то, что произошло пятнадцать лет назад, имеет какое-то отношение ко мне сегодняшнему? – воскликнул он и тут же пожалел о сказанном, но было поздно – Энни отшатнулась, как от удара. – Нет, я не в том смысле. Я просто хотел сказать…
   – Лучше помолчи. – Голос ее был холодным, отстраненным. – Давай лучше делать вид, что между нами ничего не было. Я бы не заговорила о той истории, если б ты не оказался в такой ситуации. Еще тогда, в семнадцать лет, ты увлекался выпивкой. А я не пью и никогда не пила. До сих пор ты более или менее держался, но теперь пересек черту. Не ты пьешь спиртное, а оно высасывает из тебя душу. Нужно вернуть контроль над положением. Говорю тебе это как твой друг. – Она встала, погладила его по лицу. – И не приходи больше ко мне в бар. Я тебя обслуживать не стану.
   – Да брось ты, Энни…
   – Захочешь поговорить – приходи, а выпивки не получишь.
   Она взяла пальто и быстро вышла.

7

   Райан осматривал Южную галерею и восхищался распределением источников света, умелым использованием пространства. Да, Джонсы свое дело знают. Экспозиции были устроены просто замечательно, с обязательными пояснительными текстами – ненавязчивыми, но информационно насыщенными.
   Вполуха он слушал, как голубоволосая экскурсоводша рассказывала небольшой группе посетителей о великолепных мадоннах Рафаэля.
   Рядом шумная толпа школьников слушала хорошенькую брюнетку. Вскоре, к большому облегчению Райана, их увели к импрессионистам.
   Не то чтобы он не любил детей. Он безбожно баловал своих многочисленных племянников и племянниц, обожал с ними возиться. Но работе дети, как правило, мешают. А Райан очень ответственно относился к своей работе.
   Охранники не мозолили глаза, но их было достаточно. Он замечал, где они стоят; а по осторожному взгляду, который один из охранников бросил на часы, он понял, что скоро будет смена.
   Со стороны казалось, что Райан бесцельно бродил, останавливаясь перед тем или иным экспонатом. На самом деле он считал шаги. От двери до камеры в южном углу, от камеры до арки, от арки до следующей камеры, оттуда – до цели.
   Перед бронзовой статуэткой пятнадцатого века он постоял ничуть не дольше, чем перед любой другой картиной или скульптурой. Бронзовый «Давид» был истинным шедевром: юный, дерзкий, стройный, праща готова сделать исторический бросок.
   Художник был неизвестен, но стиль – явно школы Леонардо. Как гласила табличка, работа принадлежала одному из его учеников.
   Один из клиентов Райана был одержим Леонардо. Месяцев шесть назад он увидел в институте Джонсов эту статуэтку и заказал ее Райану.
   Клиент будет счастлив, и довольно скоро. Надо поторопиться. Сделать дело и смыться, пока он всерьез не связался с Мирандой. Райан уже чувствовал некоторую неловкость от того, что придется доставить ей столько неприятностей.
   Но ведь статуэтка застрахована. Да и вряд ли этот «Давид» – главное сокровище Новоанглийского института искусств.
   Если бы Райан выбирал для себя, он предпочел бы взять Челлини. Или тициановский портрет женщины, напоминавшей ему Миранду. Но клиенту нужна статуэтка, которая легко помещается в кармане. Так что с ней будет куда проще, чем с Челлини или Тицианом.
   После внезапной вспышки страсти, удивившей его самого, он отвез Миранду домой, а потом, сменив вечерний костюм на более подходящую одежду, провел два продуктивных часа в огромном институтском подвале. Там, как он уже выяснил, проходила проводка сигнализационной системы – всех пультов, камер, датчиков.
   Райан немного поколдовал над проводкой, кое-что чуть-чуть подправил. Основная работа займет не меньше нескольких часов, но кое-какие осторожные изменения значительно облегчат ее.
   Сейчас он, следуя своему плану, делал замеры, проводил предварительную проверку. Райан улыбнулся голубоволосой женщине, проводившей мимо него свою группу. Держа руки в карманах, он задумчиво изучал висящую перед ним картину. Нажал кнопочку крошечного аппарата, спрятанного в руке, и отключил ту видеокамеру, что находилась справа.
   Райан, рассеянно улыбаясь, разглядывал картину, но краем глаза заметил, как мигнул красный огонек.
   Господи, какая замечательная штука – технический прогресс!
   Рукой в другом кармане он нажал на секундомер. И стал ждать.
   Прошло почти две минуты, прежде чем запищало переговорное устройство ближайшего охранника. Райан снова нажал на секундомер, а другой рукой отключил блокировку камеры.
   Более чем удовлетворительный результат, подумал Райан. Он вышел из галереи и достал мобильный телефон.
   – Кабинет доктора Джонс. Могу я вам помочь?
   – Надеюсь. – Звонкий голосок секретарши развеселил его. – Могу ли я поговорить с доктором Джонс? Мое имя Райан Болдари.
   – Одну минуту, мистер Болдари.
   Ожидая ответа, Райан подошел к окну. Красивый город. Интересная архитектура, красивые здания из кирпича и гранита. Прогуливаясь сегодня по улицам, он набрел на памятник Лонгфелло и решил, что этот и другие памятники придают городу особое очарование.
   Нью-Йорк, с его напором и ритмом, был, конечно, ближе Райану. Но он бы не возражал пожить некоторое время в этом городишке. Не сейчас, разумеется. После завершения работы лучше не застревать на месте.
   – Райан? – Она слегка задыхалась. – Извини, что заставила тебя ждать.
   – Ничего. У меня выдалось свободное время, и я прошелся по вашей галерее.
   Пусть знает. Все равно они потом будут пленку крутить.
   – О-о. Надо было сказать мне. Я бы тебя сама поводила.
   – Не хотел отрывать тебя от работы. Но должен сказать, что у моих Вазари будет чудесное временное обиталище. А тебе надо приехать в Нью-Йорк и увидеть, где будет помещен твой Челлини.
   А вот этого не следовало говорить. Черт! Он переложил трубку в другую руку. Надо какое-то время подержать дистанцию.
   – С удовольствием. Хочешь подняться? Я распоряжусь, чтобы тебя пропустили.
   – Очень бы хотелось, но у меня назначено несколько встреч, которые нельзя пропустить. Я думал, мы с тобой пообедаем вместе, но не знаю, сколько времени у меня займут эти разговоры. Так что сегодня вряд ли что-нибудь получится. А если мы пообедаем вместе завтра?
   – Годится. Когда тебе удобно?
   – Чем раньше, тем лучше. Я хочу видеть тебя, Миранда. – Он очень хорошо представлял себе, что она сейчас делает: сидит за столом, наверное, в белом халате, надетом на какой-нибудь мешковатый свитер. Да, он хотел ее видеть, очень даже хотел. – Скажем, часов в двенадцать?
   Он услышал шорох переворачиваемых страниц. Листает ежедневник, подумал Райан, и почему-то ему это показалось восхитительным.
   – В двенадцать нормально. Да, документы на Вазари уже на моем столе. Ты быстро работаешь.
   – Красивую женщину нельзя заставлять ждать. До завтра. Я буду думать о тебе ночью.
   Он отключился и испытал вдруг странное, редкое для него чувство. Он понял, что это чувство вины, только потому, что прежде никогда его не испытывал – разумеется, когда дело касалось женщин или его работы.
   – Ничего не поделаешь, – тихо сказал себе Райан и сунул в карман телефон. Щелкнув секундомером, он направился на автомобильную стоянку. Сто десять секунд.
   Достаточно. Более чем достаточно.
   Он посмотрел на окно на третьем этаже, где, как он знал, находился кабинет Миранды. Для этого тоже время найдется. Потом. Прежде всего дело. Он был уверен, что такая практичная женщина, как Миранда, согласилась бы с этим утверждением.
* * *
   Райан уже несколько часов сидел, запершись в своем гостиничном номере. Он заказал обед в номер, нашел на стереоприемнике станцию, передающую классическую музыку, и достал свои записи.
   Большой план-чертеж он разложил на столе, прижав по углам солонкой, перечницей и бутылочками с горчицей и кетчупом, которые ему принесли вместе с обедом.
   Схема сигнализационной системы была выведена на экран портативного компьютера. Райан ел жареную картошку, пил воду «Эвиан» и работал.
   План-чертеж он добыл легко. Деньги и связи делают чудеса. С компьютером Райан обращался очень ловко, это он освоил в колледже.
   Когда-то его мать настояла, чтобы он научился печатать – ибо никогда не знаешь, что ждет тебя в жизни, – но Райан умел проделывать с клавиатурой гораздо более интересные вещи, чем печатание писем.
   Он сам собрал свой лэптоп, добавив туда кое-какие усовершенствования, не вполне легальные. Но он ведь так или иначе все равно работал на незаконной ниве.
   Галереи Болдари являлись абсолютно чистым заведением, они сами себя окупали и даже приносили некоторый доход. Но созданы они были на деньги, скопленные сообразительным мальчиком с ловкими руками.
   Одни рождаются художниками, другие – бухгалтерами. Райан Болдари был прирожденным вором.
   Поначалу он шарил по карманам и таскал побрякушки из-за того, что ему вечно не хватало денег. Преподаватели искусствоведения зарабатывают немного, а в семействе было много ртов.
   Позже он стал лазить по квартирам, в чем весьма преуспел. К тому же это его очень возбуждало. Он до сих пор помнил свою первую прогулку по чужому спящему дому. Напряжение, лихорадочное волнение от того, что он там, куда его никто не звал, острое ощущение опасности – Райану все это очень понравилось.
   Все равно что заниматься сексом в каком-нибудь общественном месте среди бела дня с чужой женой.
   Но у него было строгое предубеждение против адюльтера, поэтому Райан ограничил свои острые ощущения воровством.
   Сейчас, почти двадцать лет спустя, он каждый раз испытывал то же самое, когда вскрывал замок и проникал в чужие владения.
   Он отточил свое мастерство до виртуозности и последние десять лет специализировался в искусстве. Искусство он любил, разбирался в нем и в душе считал, что оно принадлежит всем людям. Так что если Райан крал картину из Смитсоновского института – а он это проделывал, – он просто оказывал услугу некоему представителю народа, который готов был за это заплатить.
   А Райан на эти деньги покупал другие произведения искусства и выставлял в своих галереях, чтобы публика могла ими насладиться.
   Получалось очень мило.
   А раз у него имелись способности к электронике и всяким техническим приспособлениям, так почему же их не использовать во благо дарованного господом таланта воровать?
   Он занес в компьютер данные по Южной галерее и вывел на экран трехмерный поэтажный план. Камеры были помечены красным. Несколькими ударами по клавишам Райан дал компьютеру задание рассчитать углы, расстояния и наилучшие подходы.
   Да, думал Райан, он сильно продвинулся с тех пор, как совершал квартирные кражи. Тогда он выбирал дом, забирался в окно, обшаривал квартиру и набивал сумку безделушками. Это занятие для глупого, безрассудного мальчишки. В наши беспокойные времена многие завели у себя дома оружие и не раздумывая палят из него, если обнаруживают у себя в квартире ночью незнакомца.
   С такими психами лучше не связываться.
   Надо, воспользовавшись достижениями науки и техники, быстро сделать свое дело – и прыг-скок дальше.
   По привычке он проверил батарейки своего карманного блокатора. Это было его собственное изобретение; Райан соорудил блокатор из деталей телевизионного пульта, мобильного телефона и пейджера.
   Поскольку он изучил сигнализационную систему – ее Райану гостеприимно показал Эндрю, – то было совсем нетрудно подогнать диапазон и частоту. Пришлось немного повозиться с проводкой. Утренняя проверка показала, что все получилось как надо.
   Попасть внутрь будет посложнее. Если бы имелся партнер, он бы попросту отключил камеры, сидя в подвале. Но Райан работал один, поэтому ему и требовался блокатор для камеры.
   Замки – это просто. Райан неделю назад добыл схему и уже расколол ее. За две ночи пребывания на месте он уже подготовил боковой вход и подделал карточку-ключ.
   Сам секретный код ему опять-таки любезно предоставил Эндрю. Райана поражало, как беспечно люди хранят секретную информацию в собственных бумажниках. Последовательность цифр была записана на листке бумаги, аккуратно сложенном и засунутом под водительские права. Райану потребовалось несколько секунд, чтобы вынуть бумажник, мгновение – чтобы проглядеть его содержимое, найти секретный код и запомнить его; а чтобы положить бумажник обратно, всего и нужно-то было дружески хлопнуть Эндрю по спине.
   Райан подсчитал, что на подготовку ему потребовалось приблизительно семьдесят два часа. Плюс час на исполнение. Минус кое-какие расходы. Ожидаемая прибыль – восемьдесят пять тысяч долларов.
   Неплохо, если все получится, подумал он, стараясь не жалеть о том, что это его последнее приключение. Он дал слово, а своих обещаний он не нарушал. А тем более обещаний, данных своей семье.
   Он взглянул на часы: осталось восемь часов. Он провел их с пользой: уничтожил все записи, сжег в камине план-чертеж, сложил свои электронные приспособления в водонепроницаемый чемоданчик, поставил дополнительный пароль на компьютере и убрал его подальше.
   Осталось время на гимнастику, ванну и сон. Райан прекрасно знал, что необходимо быть в форме, когда идешь на дело.
* * *
   В шесть вечера Миранда все еще сидела у себя в кабинете, составляя письмо, которое она предпочла печатать собственноручно. Хотя официально они с Эндрю возглавляли институт, существовала стандартная процедура, когда каждый из их родителей должен был одобрить продажу, покупку того или иного произведения искусства, даже обмен экспонатами.
   Миранда собиралась написать сухое деловое письмо, кислое, как уксус, но вполне профессионально исчерпывающее.
   Мамочке и так придется скоро проглотить пилюлю покислее любого уксуса.
   Миранда составила текст и приступила к его шлифовке, когда зазвенел телефон.
   – Новоанглийский институт, доктор Джонс.
   – Миранда, слава богу, я тебя поймал!
   – Алло, кто это?
   – Это Джованни.
   – Джованни? – Миранда посмотрела на часы. – У вас же сейчас глубокая ночь. Что-то случилось?
   – Да, случилась катастрофа. Раньше я не мог тебе позвонить, но, мне кажется, ты должна все узнать до того, как… до утра.
   У Миранды похолодело внутри. Она сдернула клипсу, мешавшую прижимать трубку к уху.
   – Моя мать? С моей матерью что-то случилось?
   – И да, и нет. Она здорова. Извини. Я ужасно расстроен.
   – Ничего. – Миранда закрыла глаза, сделала глубокий вдох. – Расскажи спокойно, что произошло.
   – Бронза Фиезоле. Она оказалась подделкой.
   – Чушь какая-то. – Миранда выпрямилась, голос ее стал жестким. – Конечно же, это не подделка. Кто это сказал?
   – Сегодня пришли результаты тестов из Рима. Из лаборатории «Аркана-Джаспер». Руководил проведением анализа доктор Понти. Ты его знаешь?
   – Конечно. Ужасные новости, Джованни.
   – Говорю тебе, я видел результаты собственными глазами. Доктор Станфорд-Джонс вызвала нас – меня, Ричарда и Элайзу, поскольку мы работали вместе. Она даже Винсента не пощадила. Миранда, она была в ярости. А еще было видно, как она унижена и перепугана. Бронза – подделка. Сделана несколько месяцев назад. Формула правильная, патина безупречная, так что ошибиться было нетрудно.
   – Я не могла так ошибиться, – настаивала Миранда, но по ее спине поползли ледяные мурашки.
   – Тесты по коррозийным слоям – неправильные, все до одного. Ума не приложу, как это у нас так получилось.
   – Но ты же видел результаты наших анализов, компьютерные фото, рентгеновские снимки.
   – Видел. Я так и сказал твоей матери, но…
   – Что «но», Джованни?
   – Она спросила меня, кто делал рентген, кто программировал компьютер, кто делал анализ на уровни радиации. Прости, дорогая.
   – Да ничего. – Миранда с трудом понимала смысл слов. – Все это действительно делала я: проводила тесты, писала отчет.
   – Если бы не утечка информации, дело удалось бы замять.
   – Понти мог ошибиться. – Миранда потерла занемевшие пальцы. – Он ошибся. Я не могла проглядеть такую важную вещь, как коррозийные слои. Дай мне время, я должна все обдумать, Джованни. Я очень тебе признательна за звонок.
   – Мне неприятно об этом говорить, Миранда, но, я надеюсь, ты меня поймешь. Твоя мать не знает, что я тебе обо всем рассказал, что я вообще тебе звоню. Она сама собиралась с тобой связаться завтра утром.
   – Не беспокойся, я ей ничего не скажу о твоем звонке. Я больше не могу говорить, я просто в себя прийти не могу. Мне нужно подумать.
   – Хорошо. Мне очень жаль, очень жаль, дорогая.
   Она медленно положила трубку на рычаг и застыла, как каменное изваяние, глядя в пространство. Она пыталась восстановить по памяти все данные, упорядочить их, сделать такими же очевидными, какими они были во Флоренции. Но в голове шумело, и Миранда уткнулась лицом в колени.
   Подделка? Не может быть. Невозможно. Миранда задыхалась, руки ее дрожали.
   Она старалась быть предельно аккуратной, точной, все делала как надо. Внезапно закололо сердце.
   Господи, неужели она могла допустить ошибку, но где, в чем?!
   Значит, ее мать была права? Значит, Миранда составила свое мнение о бронзе в тот момент, когда ее увидела? Невзирая на все ее уверения в обратном. Выходит, желаемое она приняла за действительное? Ей очень хотелось, чтобы статуэтка оказалась шедевром: вот и поверила сама и заставила поверить других. Самоуверенность. Вот как назвала это Элизабет. Самоуверенность и амбиции. Миранда допустила, чтобы ее нахальство, ее жажда славы повлияли на ее профессиональное суждение.
   Нет, нет, нет. Миранда сжала кулаки. Она же видела фотографии, изучала результаты анализов. Факты не могут лгать. Каждый тест подтверждал ее мнение. Ошибки быть не могло. В противном случае это хуже, чем профессиональная неудача. Доктору Джонс теперь никто не будет доверять. Она сама перестанет себе доверять.
   Вошедший через двадцать минут Эндрю увидел, что сестра неподвижно сидит, закрыв глаза и откинув голову на спинку кресла.
   – Я сегодня заработался, смотрю, у тебя тоже свет горит… – Он умолк на полуслове. Миранда сидела белая как мел, а когда она открыла глаза, в них была такая боль, что Эндрю опешил. – Ты что, заболела?
   Он подошел и приложил руку к ее лбу.
   – Ты холодная как лед. – Он взял ее руки в свои и стал растирать ледяные пальцы. – Простудилась? Я отвезу тебя домой. Тебе надо лечь.
   – Эндрю… – Она должна сказать это, должна проговорить вслух. – «Смуглая Дама». Она оказалась подделкой.
   – Что? – Он погладил ее по голове. Теперь и Эндрю похолодел. – Бронза? Во Флоренции?
   – Были проведены повторные тесты. Получены результаты. Тесты по коррозийным слоям неправильные, анализы на уровни радиации тоже. Проводил профессор Понти из Рима. Самолично.
   Эндрю присел на край стола, потрясенный услышанным.
   – А как ты узнала?
   – Джованни позвонил. Хотя и не должен был. Если мать узнает, она его просто уволит.
   – Ага. – Сейчас его меньше всего тревожил Джованни. – Ты уверена, что у него точная информация?
   – Очевидно, да, как бы мне ни хотелось думать иначе. – Миранда прижала руки к груди. – Вряд ли бы он мне позвонил, если бы не был уверен. Мать вызвала к себе его, Элайзу и Ричарда Хоуторна. И даже Винсента. Представляю себе, что она им устроила. Она собирается во всем обвинить меня. – Голос Миранды дрогнул, и она отчаянно замотала головой, словно пыталась отогнать нахлынувшие эмоции. – Она меня предупреждала.
   – Ты считаешь, что действительно виновата?
   Она открыла рот, чтобы яростно воскликнуть «нет!», но, осекшись, сжала губы. Держи себя в руках, приказала она.
   – Я ничего не понимаю, Эндрю. Я проводила тесты строго по всем правилам, очень внимательно и тщательно, записывала результаты. Но, признаюсь тебе, Эндрю, мне так хотелось оказаться правой, Эндрю, мне так этого хотелось! Может быть, в этом разгадка? Но ручаюсь тебе, что не стала бы подтасовывать результаты.
   – Никогда еще не случалось, чтобы желания заслоняли от тебя реальность. – Он не мог видеть ее такой несчастной. Из них двоих Миранда всегда была сильнее. Они оба так считали. – Может, какой-нибудь технический ляп или неисправное оборудование?
   Миранда чуть не рассмеялась:
   – Эндрю, о чем ты говоришь! Это же царство Элизабет.
   – Машина может разладиться.
   – Или же люди вводят данные, из-за которых машина делает ошибку. Это могло случиться и с самим Понти. – Миранда резко встала и, хотя ноги плохо ее слушались, начала медленно расхаживать по комнате. – Это так же вероятно, как то, что могла ошибиться и я. Мне нужно снова взглянуть на мои расчеты, результаты моих анализов. Мне нужно увидеть «Смуглую Даму».
   – Тогда тебе надо поговорить с Элизабет.
   – Знаю. – Она остановилась, повернулась к темному окну. – Я бы позвонила ей прямо сейчас, но не хочу подводить Джованни. Подожду, пока она сама со мной свяжется.
   – Ты всегда глотала лекарство залпом. А вот я предпочитаю всякие неприятные дела откладывать на потом.
   – Все равно никуда не денусь. В любом случае, когда результаты экспертизы станут достоянием гласности, разразится скандал. Меня будут считать либо профаном, либо мошенницей. Винсент, конечно, постарается смягчить все это в своем заявлении для прессы, но разве журналистов удержишь? Элизабет была права. Это бросит тень на «Станджо», на нее, на меня. – Миранда повернулась к брату. – Это бросит тень на наш институт.
   – Переживем и это, сестренка.
   – Это моя вина, Эндрю. Мне и расхлебывать.
   Он подошел, положил ей руки на плечи.
   – Нет, – просто сказал он. У Миранды навернулись слезы на глаза. – Мы будем расхлебывать вместе. Как всегда.
   Она вздохнула и уткнулась лицом ему в грудь. Миранда знала, что больше мать никогда не даст ей шанса. Если придется выбирать между дочерью и репутацией института, Миранда знала, в чью пользу будет сделан выбор.

8

   Пронизывающий ночной ветер был похож на оскорбленную женщину – злой и беспощадный. Но Райан не обращал внимания на ветер и даже находил его освежающим. Машину он оставил в трех кварталах от института и дальше пошел пешком.
   Все, что ему было нужно, лежало в карманах пальто и в маленьком чемоданчике, который он нес в руке. Если бы по какой-либо причине Райана остановили полицейские и пожелали бы осмотреть содержимое его карманов и чемоданчика, то он оказался бы за решеткой, прежде чем успел позвонить своему адвокату. Что ж, риск – тоже издержка его работы.
   Господи, как же ему будет ее не хватать, подумал Райан, шагая торопливыми шагами, словно спеша на свидание к возлюбленной. Скоро подготовительный период жизни окажется позади – это его последнее дело. Райану хотелось запечатлеть в памяти малейшую деталь; так, чтобы, став стариком и качая на коленях внуков, он мог возвращаться в свою молодость – яркую и захватывающую.
   Он окинул внимательным взглядом улицу. Голые ветки деревьев дрожали на ветру, машин почти не было, из-за туч изредка проглядывала луна, ее тусклый свет был почти незаметен на фоне зыбкого мерцания фонарей. Райан миновал бар с ярко-голубой неоновой вывеской в виде стакана мартини и улыбнулся. Может, он зайдет сюда пропустить стаканчик после работы. Поднять тост за благополучное завершение целого жизненного этапа.
   Дождавшись зеленого света семафора, он перешел улицу – законопослушный гражданин, который даже ночью не ходит на красный свет. По крайней мере, не тогда, когда несет с собой набор инструментов для взлома.
   Впереди показался внушительный силуэт гранитного здания института. Райан с удовольствием подумал, что его последним делом будет проникновение в столь солидное и гордое старинное здание.
   Не горело ни одно окно, но светились огни сигнализации в вестибюле. Как забавно и даже трогательно, что люди оставляют свет, чтобы отпугнуть воров. Профессионал украдет среди бела дня с такой же легкостью, как и под покровом ночи.
   А он был профессионалом.
   Он снова осмотрел улицу, потом взглянул на часы. Райан заранее проверил график полицейских патрулей. Если не будет вызова, до проезда полицейской машины еще добрых пятнадцать минут.
   Он направился к южному входу, походка была энергичной, но неторопливой. Под длинным пальто угадывался солидный животик, из-под широкополой шляпы, затенявшей лицо, виднелись седоватые волосы. Прохожий принял бы его за элегантного пожилого, чуть полноватого джентльмена.
   В двух ярдах от двери и вне видимости наружной видеокамеры он достал из кармана блокатор и направил его на камеру. Мигнул красный огонек, и Райан бросился к двери.
   С поддельной пластиковой карточкой-ключом пришлось немного повозиться, но с третьей попытки все получилось. Он снова включил камеру – зачем понапрасну тревожить бдительную охрану, – запер за собой дверь.