Робинсон Сьюзан. Леди Опасность

   - И я остался жив. Но он, конечно, негодяй, Лайза. Ты даже не представляешь, что он за человек. Приличия запрещают мне рассказать тебе о его отвратительных наклонностях. Такого кровожадного дикаря, как он, редко увидишь. О, я во многом его подозреваю! Ты знаешь, что уничтожены почти все Де Бри, и там практически не осталось ни одного наследника. А недавно старик Гарри был убит. Бедный старик Гарольд Эйри, Гарри Эйри, мы, бывало, называли его. Во время тренировок он всегда падал с лошади. На парадах не падал, только на тренировках. Он прошел через ад Балаклавы, а затем, как говорят, покончил с собой, повесился. В Уайтчепеле. Я и не предполагал, что Гарри Эйри вообще знает, где это - Уайтчепел.
   - Некоторые из девушек, что работают у меня, - сказала Лайза, родились в Уайтчепеле.
   - Ну, понятно, когда служанки там родились, но как там оказался Эйри? Он же был кавалерийским офицером, Лайза, понимаешь, кавалерийским офицером!
   Он произнес эти слова с почтением, как будто бы говорил о "Ее Величестве". Лайза сочувствовала Уильяму Эдварду, его дух витал высоко. Поэтому, например, она знала, что никогда не сможет заставить его понять нищету бедных людей, живущих в лондонских трущобах, где стояло зловоние от канализационных труб и земля была загрязнена отбросами. Дети трущоб спали в порталах и заканчивали свой недолгий жизненный путь в канаве...
   Обо всем этом она тайком читала в "Тайме", а также в специальных брошюрах, еще когда жила у отца. Она боялась, что отец может узнать об этом. Он не одобрял женщин, которые читали подобное и вообще лезли в политику. Часть газет ей передавала мама, после того как их прочитает отец. Некоторые газеты, как правило старые номера, давал ей дворецкий за небольшое вознаграждение. Газеты в ее монотонной жизни были отдушиной, спасавшей ее от скуки.
   Лайза очнулась от своих воспоминаний. Что она делает? Сидит и вспоминает о прошлом? Чоук может заметить ее отсутствие, если она не поторопится. Она надела чепец, заправив свои длинные кудри.
   Последний разговор с Уильямом Эдвардом все же не давал ей покоя. Если бы он тогда не упомянул о том, что Гарри Эйри был задушен, она, возможно, никогда бы и не подумала связать смерть брата со смертью Гарри и не связала бы их гибель с одним и тем же человеком. Но ведь в тот день он ушел от нее в дом виконта на заседание политического комитета и умер так же, как и Гарри Эйри, и там же, где он.
   Сходство этих двух смертей было очень велико. Лайза была уверена, что это дело рук одного человека, что это почерк одного и того же убийцы. Она собиралась это доказать.
   Уильям Эдвард был самым умным и самым прекрасным из мужчин, которых она когда-либо знала. Когда папа, говоря о ней с ее поклонниками, неистовствовал по поводу ее своенравного характера, вместо того чтобы хотя бы для виду сказать, какая она смиренная и умная дочь, Уильям Эдвард отвлекал его рассказами о кавалерийской муштре. Уильям Эдвард любил ее, несмотря на то что она была не похожа на девушек их круга.
   "Достаточно воспоминаний", - подумала Лайза, оправляя зашитое платье. Она прошла через кухню и буфетную в маленькую комнату, где чистили сапоги и делали другую грязную работу. Она уже почистила сапоги виконта. Теперь у нее был предлог вернуться в его комнату.
   После того что случилось, она должна была действовать быстро и осторожно, так как ее могли разоблачить. Ей надо было быстрее найти хоть какие-нибудь доказательства его виновности и бежать из этого дома. Еще одну стычку с виконтом она не могла допустить даже мысленно. А кроме того надо было избегать внимательных взглядов Чоука и экономки.
   Лайза замешкалась, задумавшись о случившемся, о виконте. Она вспомнила, как в темном коридоре он загнал ее в угол. Казалось бы, она должна была испугаться, но не страх, а что-то совсем другое, что она не могла определить, было в ее душе.
   Он был совсем не таким, каким она его ожидала увидеть, несмотря на его репутацию дикаря и жестокого человека. Прежде всего бросалась в глаза его чисто мужская красота. А ведь мужчины-соблазнители далеко не всегда обладают этим качеством.
   Лайза не понимала себя. Что же с ней такое происходит каждый раз в его присутствии? Лишь только посмотрит на него - и просто перестает соображать. Несколько раз она вообще забывала о своей роли и почти что оскорбляла его.
   Она всегда гордилась тем, что не похожа на других незамужних девиц. Не так глупа и безвкусна, как они, не злоупотребляет кокетством. Что же с ней происходит?
   Размышляя об этом, она собралась отнести сапоги наверх. В это время на кухню вошла Тесси с серебряным подносом, на котором стоял чайник. Она всхлипывала.
   - Что ты там ревешь, Тесси? - спросил ее повар, когда Лайза проходила мимо с сапогами.
   - Он, он... накричал на меня, - все еще всхлипывая, ответила Тесси.
   - Что же ты сделала? - спросил повар.
   - Да ничего, - жаловалась Тесси. - Ему нужен был лимон, а на подносе не было, не было лимо-на-а-а-а... - и Тесси заревела.
   Лайзу как будто что-то кольнуло, глядя на Тесси, она вспомнила голос, почти шептавший ей на ухо: "Ты пахнешь лимоном. Я тебя хочу. Ты пахнешь лимоном... Я тебя хочу..."
   Дрожащей рукой она погладила Тесси.
   - Он ушел?
   - Да, он ушиб где-то ногу. Лавдэй перевязал ее, и он ушел. Слава Богу. Я поговорю с мистером Чоуком. Если его светлость будет продолжать в том же духе, я лучше уволюсь отсюда и поищу себе другое место. А вы наверх, мисс Гэмп? Не могли бы захватить его рубашки с собой, я их погладила, но просто не могу туда больше входить.
   - Да, хорошо. Тем более мне все равно надо убрать там комнату. Вам нет необходимости снова подниматься туда.
   Она пошла за Тесси в прачечную и взяла там стопку наглаженных рубашек. Кроме того, она подвесила на руку ведерко для угля, в которое были положены щетки, тряпки и совок для мусора. Нагруженная всем этим, она взяла свободными пальцами сапоги и пошла наверх. По дороге ей попался Лавдэй со шляпой и перчатками в руке. Наконец-то удача должна улыбнуться ей. У нее есть по крайней мере час, чтобы обыскать комнаты виконта.
   Придя в покои, она освободилась от своей ноши и плотно закрыла дверь. Она вовсе не хотела, чтобы кто-либо из прислуги, случайно заглянув сюда, вдруг что-то заподозрил. Лайза начала осмотр ванной и туалетной комнат. Она почему-то предчувствовала, что именно здесь могло быть спрятано что-то важное для нее.
   Тут же ей попался изношенный дорожный чемодан, который привез с собой виконт. Открыв его, она увидела сверху коричневый жгут из конского волоса, нанизанные на тесьму орлиные перья и брюки из оленьей кожи. Лайза развернула брюки, вспомнила, как ладно они сидят на Джослине.
   Отложив их в сторону, она опять залезла в чемодан и на этот раз вытащила оттуда ремень с портупеей и револьвером. Разглядывая на пряжке сложную гравюру, она вспомнила, как портупея болталась у него на бедре.
   "Элизабет Мод Эллиот! Что ты делаешь?! Отбрось эти ужасные мысли!" скомандовала она себе. Она быстро стала осматривать остальные вещи, не прикасаясь к револьверу и патронам, наткнулась на шкуру какого-то животного с черным мехом, а потом вдруг мелькнул какой-то металлический предмет. Это была железная шкатулка с висячим замком. На крышке шкатулки было выгравировано "Уэллс Фарго". Она вынула шкатулку и поставила ее на пол.
   Достав из кармана тонкую металлическую отмычку, которую ей дал Тоби Инч, она решила открыть эту шкатулку. Когда-то Тоби Инч был вором, а потом, когда Лайза открывала свою фирму по найму домработниц, Инч некоторое время был управляющим этой фирмы. Вплоть до сегодняшнего дня ей не нужны были его криминальные знания.
   Вставив отмычку в отверстие замка, она стала медленно поворачивать ее, и спустя несколько минут ей удалось открыть шкатулку. Но ее ждало разочарование: там были тонкие сигары. Расстроившись, она засунула все, что достала из чемодана, обратно, а затем стала просматривать платяные шкафы, где ей пришлось перебрать множество мужских вещей: галстуки, носки, рубашки, воротнички, халаты, сюртуки, плащи... Она осмотрела полдюжины пар обуви, военных сапог, неиспользованных домашних тапочек. Она открывала один за другим ящики комода, а в них лежали часы и цепочки, кольца, запонки, заколки для галстуков. Но не нашлось ничего, что могло бы ее заинтересовать.
   Затем она обыскала кровать, заглянула под матрац. Ничего, ничего не было! Стиснув от злости зубы, Лайза посмотрела на конторку в гостиной. Можно было даже там и не искать, вряд ли он стал бы прятать в таком месте что-то важное. Но все же она решила посмотреть. Она заглянула в каждый ящик, просмотрела почти все письма.
   Вдруг она услышала шаги на площадке лестницы, отскочила от конторки, но вскоре все стихло. Она перерыла груду его бумаг, связанных с недвижимостью, его деловыми знакомствами, отношениями с членами правительства. Просмотрев множество подобных документов, она даже удивилась, что такой беспутный человек, как виконт, занимался реформами в армии и был против того, чтобы королева пожаловала иностранцу, принцу Альберту, высокий титул. Лайза сложила письма и убрала их в ящик. Ничего компрометирующего она опять не нашла. Разочарованная, она закрыла конторку, поднялась и поставила стул на прежнее место.
   Осматривая гостиную, она лихорадочно думала, где же еще поискать. Взгляд ее скользнул по креслам XVIII века, редким фарфоровым вещам, белому камину, старому письменному столу, который вряд ли мог служить чем-либо иным, кроме как предметом интерьера.
   Теперь со всей очевидностью она поняла, что с ее стороны было глупо думать, что убийца будет хранить компрометирующие его предметы или вещи. Все ее планы и схемы рухнули в одночасье.
   Угнетенная этими мыслями, Лайза взяла ведро со щетками и тряпками для уборки и направилась к выходу. У двери она опять обернулась и в последний раз окинула комнату внимательным взглядом. Гостиная была выдержана, как ей и подобает, в классическом стиле. Бросались в глаза холодная элегантность, серебристо-серые тона. Лишь голубой сосуд, стоявший на камине, не вписывался в эту обстановку.
   Рука Лайзы уже была на дверной ручке, но этот голубой сосуд почему-то удерживал ее взгляд. Поставив ведро на пол и взяв чистую тряпку из него, она быстро метнулась к камину. Она стала протирать поверхность камина, добралась сначала до старинного кубка, где ничего не обнаружила, потом просунула три пальца внутрь Веджвудской амфоры, стоявшей здесь же, и также убедилась, что там пусто. И вот она уже протирает голубой флакон на подставке. Осталось только открыть его...
   И вдруг сзади раздался голос виконта:
   - Лавдэй сказал, что мне следовало бы уволить тебя.
   Лайза отскочила от камина, пронзительно вскрикнув, обернулась.
   В дверях стоял Джослин. Он опирался одним плечом о дверь, через другое был перевешен его сюртук, который он удерживал пальцем за петлю. Он ухмыльнулся, видя ее испуг, и вошел в гостиную, прикрыв дверь.
   - Он прав, - продолжал виконт, - я никогда не следил за слугами.
   Сбросив сюртук на кресло, он стал приближаться к ней.
   - Я вообще никогда и не замечал слуг и служанок до тебя. Лавдэй говорит, что ты новенькая?
   Лайза мечтала сейчас только об одном - скорее убежать отсюда. Она собрала тряпки и хотела уже, взяв ведро, потихоньку улизнуть, но вдруг задела за какой-то выступ и упала в стоящее рядом с камином кресло. Виконт засмеялся и наклонился над ней, опершись руками на подлокотники. Его тело было так близко, что она ощущала исходящее от него тепло. Он пристально смотрел на нее, и она могла очень близко рассмотреть его. Его кожа была намного темнее, чем у обычного англичанина, которые редко видят солнце. Неужели все военные такие загорелые? Какая же она дура, промелькнуло в голове Лайзы, он уже схватил ее за рукав, а она рассуждает, какая у него кожа.
   - Тебе не стоит так смущаться. Я не собираюсь тебя обижать.
   - Я лишь стирала пыль, милорд.
   - Я видел, видел, что ты делала.
   - В самом деле, милорд...
   - Я видел, как ты стирала пыль... Очень старательно стирала пыль... А теперь забудь о том, что ты служанка и пришла сюда убираться.
   Его губы приближались все ближе к губам Лайзы. Последние капли мужества покинули ее. Она попыталась проскользнуть у него под рукой. Возможно, ей удалось бы это, если бы он не обхватил ее за талию. Она опять попыталась вырваться.
   Посмеиваясь, виконт подхватил ее с кресла и сделал с ней круг вальса. У Лайзы помутилось в глазах, ей казалось, что все в комнате кружится, и через несколько мгновений она почувствовала, что падает. Она вскрикнула, но ее никто не услышал. Очнулась она уже лежа на кушетке, которая стояла у окна. Над собой она увидела Джослина, сжимавшего коленями ее бедра. Ей трудно стало дышать, когда он лег на нее. Она не могла даже пошевельнуться. Вид у нее был такой, будто она готова была броситься на виконта и укусить его, как бешеная собака.
   - Немедленно слезьте с меня, - задыхаясь, простонала она.
   Виконт даже и не подумал ответить ей. Он внимательно изучал ее грудь, сильно выступавшую вперед благодаря набивке. Его рука потянулась к этим соблазнительным выступам. Она должна была что-то сделать, чтобы спасти себя и от насилия и от разоблачения ее обмана.
   - Правильно говорят, что вы кровожадный выродок, - она попыталась отпихнуть его. - Вы готовы на любую низость, лишь бы удовлетворить свои прихоти.
   Он поднял голову. Теперь он уже не шутил, его тело так придавило ее к кушетке, что ей нечем было дышать. Приблизив свое лицо к ее, он злобно процедил:
   - Ах вот как, значит, тебе уже насплетничали обо мне! И что же тебе сказали? О моих женщинах? Как их много у меня?
   - Нет!
   Но он ее не слушал, все его помыслы были заняты предстоящим удовольствием. Она понимала, что все висит на волоске. Он расстегнул верхние пуговицы ее платья и жарко прошептал:
   - Займемся любовью, милая...
   - Нет!
   Коленями с внутренней стороны он раздвинул ее ноги. Теперь она испугалась всерьез. Ее охватила паника. Кричать? Звать на помощь? Попытаться вырваться?
   - Не надо, милорд, - взмолилась она. - Вы же сказали, что не связываетесь со служанками. Я не хочу...
   - Тебе придется, - сказал он. Схватив ее за оголенное плечо, он дотронулся губами до ее губ:
   - Война научила меня брать то, что попалось под руку, не церемонясь.
   Он ласкал ее бедро, затем его рука скользнула под юбку. Она почувствовала теплоту его руки, когда он дотронулся до ее щиколотки.
   - Для такой, как ты, толстушки у тебя весьма миниатюрные ножки.
   Она пыталась ударить его ногой, отбросить его руку, но он не обращал на это внимания, уже не мог остановиться, забыл все вокруг. Он ласкал ее, извиваясь, подобно змее, наслаждаясь предвкушением близости с ней.
   - Милорд, прекратите, - молила она из последних сил.
   - Почему же?
   Она встретила его пристальный взгляд, увидев безжалостный приговор, необузданную жестокость. Перед ней был зверь, принимавший непонятные для нее позы. А для зверя не существует чести и жалости. Будучи в Америке, в местах, отдаленных от цивилизации, он занимался любовью как животное, не растрачивая себя на слова.
   - Вы... вы не посмеете, - бормотала она, понимая всю бессмысленность своих просьб.
   - Нет, я посмею. Молчи. Скоро твое хныканье сменится сладостными стонами любви. Я еще никого не разочаровывал, ты тоже будешь довольна.
   - Гм... - произнес вдруг кто-то.
   Она вздрогнула, услышав этот голос. В тот же момент Джослин Маршалл отпрянул от нее, спрыгнул на пол и машинально схватился за бедро, где обычно висела кобура с револьвером. Перед ним стоял Лавдэй.
   Лайза сползла с кушетки.
   Лавдэй сохранял свое обычное спокойствие. Он держал в руках шляпу, предназначенную для виконта. Лайза смотрела то на виконта, то на камердинера. Глаза Джослина метали искры ярости в Лавдэя, появившегося в самый неподходящий момент.
   - Ваш новый вечерний костюм уже получен от портного, милорд. Вы должны примерить его, чтобы убедиться, что он подходит. Ведь сегодня вы обедаете на Гроувенор-Сквер.
   - Гроувенор-Сквер, - повторил виконт, взяв себя в руки, так, словно он никогда не слышал этого названия.
   - Вот именно, милорд. Леди Джорджиана просила вас не опаздывать. Она с нетерпением ждет вас.
   - Леди - моя сестра, - объяснил виконт на всякий случай Лайзе.
   Пока Лавдэй говорил, Джослин несколько раз подмигнул Лайзе. Он стоял, демонстративно вытянувшись, как на параде, сжимая за спиной кулаки.
   - Спасибо, Лавдэй. Я не опоздаю.
   - Я полагаю, что мисс Гэмп может идти и заняться своими делами? спросил Лавдэй.
   - Да, конечно.
   У Лайзы просто отвисла челюсть от удивления - так резко изменился виконт, надев на себя маску аристократа.
   Не взглянув на нее более, он направился к конторке. Когда она ушла, он, зевнув, просмотрел кучу приглашений, думая о том, как бы побыстрее разделаться с визитами и заглянуть в ночной клуб.
   4
   В родительском доме виконт на время забыл о существовании новой служанки. Побыв у родных, он на этот раз забыл вообще обо всем на свете, чего раньше практически не случалось. Джослин задержался здесь на несколько часов, позволив себе по-настоящему расслабиться.
   Он прислушивался к знакомому шороху, производимому юбкой матери, когда та вышла из столовой и засеменила за Джорджианой. Едва войдя в дом, он сменил свою офицерскую осанку на свободную домашнюю, уселся в любимом своем кресле, расстегнул пиджак и положил ногу на ногу, а пальцы просунул под ремень.
   Лениво склонив голову набок, он поглядывал на отца с несколько высокомерной ухмылкой, пока тот отчитывал дворецкого за то, что тот подал портвейн.
   Покачав головой, Джослин сказал:
   - Пожалуйста, принеси виски, Винсент.
   Когда виски было принесено, Джослин выпил его одним глотком.
   - Отвратительное спиртное, от него люди тупеют, - заметил герцог.
   Налив себе еще рюмку, Джослин поднял ее и произнес тост:
   - За ваш новообретенный здравый смысл! За то, что вы не додумались пригласить сегодня Эйла.
   - Я ведь хотел говорить с тобой, а не разнимать тебя с дядей или, хуже того, быть свидетелем, как ты будешь размахивать револьвером и грозиться убить его.
   - Но я ведь и пью за ваш здравый смысл.
   Герцог покачал седой головой и взглянул на Джослина. Его высокий рост и горделивая осанка позволяли ему на всех смотреть свысока. И вот сейчас она свысока смотрел на сына:
   - Не буду спорить с тобой. Я хочу поговорить с тобой о другом. Я вызвал тебя, потому что пора прекратить твои бессмысленные скитания. Чарли мертв, и мне и всему нашему роду нужен наследник. Я хотел бы, чтобы ты подумал о женитьбе.
   Джослин поднял бровь от удивления:
   - Оказывается, это вы вызвали меня?!
   - Не надо ерничать, не старайся казаться хуже, чем ты есть, - сказал герцог. - Несколько месяцев назад я послал тебе письмо.
   - Неужели вы действительно думаете, что я приехал домой, потому что вы велели? - Джослин улыбнулся, увидев напряженный взгляд. - Так вот, я вернулся домой, потому что в Америке дела закончились, зато в Лондоне у меня много дел.
   Он отпил виски, через стекло бокала глядя на отца. Затем поставил бокал на стол.
   - У меня здесь много дел, - повторил он, - и я не собираюсь пока жениться.
   Герцог встал и, обойдя вокруг обеденного стола, остановился рядом с Джослином. Он наклонился к сыну, взявшись за спинку кресла, и медленно произнес:
   - Я знал, что ты так скажешь.
   Джослин отстукивал пальцами по бокалу.
   - Я должен кое-что сказать тебе, - начал опять герцог, запнулся на несколько секунд, а затем решительно закончил:
   - Если ты не займешься тем, о чем я сказал, и не подумаешь о своих прямых обязанностях перед нашим родом, то титул перейдет к Эйлу.
   Воцарилось молчание. Джослин перестал стучать по бокалу, леденящий холодок пробежал по его телу. То, что он услышал от отца, заставило его отнестись к разговору серьезно. Он никогда даже и не предполагал, что титул, а вместе с ним власть и богатство могут перейти к Эйлу.
   Подняв глаза на отца, он медленно произнес:
   - Если вы сделаете это, то гореть вам в аду!
   - Я рад, что ты понимаешь важность ситуации.
   Джослин отпил виски и усмехнулся:
   - Я-то понимаю, а вы вот, как видно, нет. Даже если я начну искать невесту, на это уйдет время, отец.
   Герцог чувствовал себя на коне, он свысока смотрел на сына, вполне удовлетворенный:
   - По крайней мере, я могу праздновать сегодня хотя бы одну победу.
   Джослин ничего не ответил. Он встал, допил виски и направился к двери:
   - Я пойду. Мама и Джорджиана ждут.
   - Хорошо обдумай то, что я сказал, Джослин.
   Он повернулся к герцогу и сказал:
   - Вы так наивны, отец. А вы не боитесь, что Бог проклянет вас за то, на что вы обрекаете женщину, которая должна стать моей женой?
   - Ты преувеличиваешь.
   Джослин расхохотался и, состроив серьезную мину и имитируя голос отца, произнес:
   - Неужели? Я ведь олицетворение развращенности, дорогой папа. Королева тоже так думает. Зло и разврат спят со мной каждую ночь, - и, положив руку на руку отца, он уже серьезно и тихо добавил:
   - Если вы мне не верите, спросите Эйла.
   Ничего не ответив, герцог прошел впереди Джослина в гостиную, где сидели мать Джослина и его сестра.
   Увидев его, мать заплакала:
   - Мой дорогой сын, как я скучаю по тебе!
   - Я тоже очень скучал по вас, мама.
   Он посмотрел на мать. Она была бледна, и трудно было понять, отчего эта бледность: от плохого самочувствия или от пудры. Он переживал, оставляя ее, так как она нуждалась в чьей-либо защите от герцога. Она все еще сохраняла траур по его старшему брату, хотя вот уже три года как он умер.
   - Ты должен помочь мне справиться с твоей сестрой, - сказала герцогиня.
   Джослин посмотрел на Джорджиану, которая листала "Тайме", углубившись в себя и не слыша того, что говорила мать. Затем она подняла голову и взглянула на виконта поверх золотой оправы очков. Ему не понравился непокорный взгляд этих дерзких зеленых глаз, которые она, как и брат, унаследовала от отца.
   - Не ухмыляйся, маленькая бестия, - сказал он. - Чем ты занимаешься?
   - Ничем, Джос, ничем особенным.
   - Когда она покинет дом, я умру сразу же, - сказала герцогиня с надрывом и подставила под нос ароматизированный флакончик.
   - Ну полно, мама, она еще слишком молода, чтобы покидать дом.
   Герцог вмешался в разговор:
   - Вздор! В следующем году ей будет уже восемнадцать. Прекрасный возраст для замужества!
   - Но она еще не готова к замужеству, - сказала герцогиня, опять взявшись за платок, так как слезы постоянно стояли в ее глазах. - Ты не представляешь, сын, что она задумала.
   Герцог налил чашку кофе и поднес ее жене.
   - Дилия, успокойся, не слушай ее. Она это специально говорит, чтобы позлить тебя.
   Джослин подошел к сестре, сел рядом с ней на диван, выхватил у нее из рук газету и бросил ее на пол. Повернув ее лицо к себе, он сказал:
   - Оставь это! Что ты еще задумала, маленькая бестия?
   - Я не желаю покидать дом, Джос. Я не хочу замуж, не хочу, чтобы мной кто-то командовал, не хочу подчиняться прихотям мужа и не желаю сидеть и ждать его дома, в то время как он будет веселиться в своих клубах и заигрывать с... - Джо-рджиана сдержалась, посмотрев на мать, - ...с другими леди.
   Пристально взглянув на нее, виконт сказал:
   - Откуда ты взяла эту чушь?
   - Не надо, Джослин Маршалл, не надо нести вздор с позиции умудренного жизнью мужчины, - сказала Джорджиана, поправив свои очки на переносице. - У замужних женщин нет никаких прав. Достаточно посмотреть на маму. Она покупает только то, что одобряет отец, читает то, что он считает приемлемым.
   - Но для женщины даже лучше, когда она следует мнению мужа, - сказал Джослин. - Иногда мама затрудняется решить какую-то проблему. Ей трудно, например, было бы заниматься деловыми вопросами или разбираться в политике. Ум женщины - такая тонкая пилка, которой не распилишь большое бревно.
   Джорджиана посмотрела на брата уставшими от всего глазами:
   - А я вот иначе решу проблему с замужеством.
   - Как это?
   - А я собираюсь выйти замуж за старика, - сказала Джорджиана. Джослин улыбнулся:
   - И сколько ему? Двадцать пять? Тридцать?
   - Нет, ты такой простак. Восемьдесят или даже девяносто.
   - Восемьдесят?! Ну, это уже не смешно...
   - А я и не смеюсь, - спокойным тоном сказала Джорджиана, затем наклонилась, достала с пола газету и продолжила чтение, уже не обращая ни на кого внимания.
   Джослин наблюдал за сестрой, и ему не нравилось ее спокойствие. Он знал ее достаточно хорошо. Если она что-то задумывала, то редко меняла свои планы. Он до сих пор вздрагивал, когда вспоминал, как однажды она решилась проехаться на его кавалерийской лошади прямо в церкви.
   Ох уж эти женщины! В чем в чем - а в вопросе о женщинах у Джослина с отцом было полное единодушие. Сам он не хотел сейчас и думать, чего ему будет стоить заключенное с отцом соглашение насчет женитьбы. Но что касается влияния отца на его мать, то Джослин одобрял это, так как не раз бывал свидетелем ее беспомощности перед безжалостными жизненными обстоятельствами. Она нуждалась в защите. Женщины всегда нуждаются в защите, иногда им даже необходимо, чтобы их защитили от собственной опрометчивости, как это необходимо сейчас Джорджиане.
   Он подозрительно посмотрел на сестру:
   - И как только тебе в голову пришла такая бредовая мысль - выйти замуж за человека, который может умереть в любой момент?!
   Отодвинув статью, которую читала, Джорджиана ответила:
   - Ты все правильно понял. Пока он будет жив, он будет души во мне не чаять и даст мне все, что я захочу, а потом он умрет. Я стану вдовой и смогу уже сама делать то, что захочу. И мне не придется быть рабыней своего хозяина-мужа.