Страница:
Столь страстный жест застал Райса врасплох и окончательно вытеснил у него из головы клятву о сохранении вверенной ему заложницы в неприкосновенности. Рот его впивался в ее губы все глубже, а руки уже блуждали по юному телу и, снимая девушку с осла, прижимали все крепче к могучему напружинившемуся торсу.
Принц был очень силен, и объятие его причиняло почти боль, но Линет, охваченная зажженным им темным огнем, растекающимся по жилам, уже не чувствовала боли, а лишь беспомощно и сладко выгибалась под его руками. Он был горяч, он пылал, и девушке хотелось только одного – растаять в этом огне, отдавшись его мужественности, его силе, его власти… Ощущение реальности покинуло ее.
В это время ослик, раздраженный непонятной остановкой, незаметно отбежал в сторону, и только железные руки удержали Линет от падения на мокрую землю прямо под ноги принцу, чего она только что так боялась.
– Чертова скотина! – в сердцах выругался Райс. Сердце его дико стучало в груди, но, крепко прижимая к себе девушку, он все же властно поймал осла свободной рукой, стараясь не глядеть вниз на удивленные медовые глаза, на ресницы, все еще дрожащие от желания, и всеми силами удерживаясь от стремления вновь припасть к божественному напитку алых губ.
Овладев собой последним усилием воли, принц все же осторожно усадил Линет обратно в седло и, не говоря ни слова, снова взялся за поводья, продолжая изматывающий обоих путь. Повисло тягучее неловкое молчание, которое Райс намеренно не прерывал, осмысливая для себя последствия того факта, что он знает теперь наверное про ту опасность, которая исходит от этой соблазнительной пленницы. Зная противника, легче держать оборону, и к тому же девица останется в его руках еще не дольше нескольких дней. Стоит лишь прекратить всякое общение, а там… Но последняя мысль неожиданно вызвала у Райса острое сожаление, и уголок его рта дернулся в холодной, но мучительной усмешке.
Линет же бездумно смотрела вперед, туда, где солнце расцвечивало золото прядей, падавших на широкую спину в черном плаще. Принц не шел теперь рядом, а, отойдя на два шага, заставлял ни в чем не повинное животное двигаться быстрее, чем оно намеревалось. Осел недовольно всхрапывал, а девушка с тоской и отчаянием отрывалась от принца и отворачивалась к лесу, в котором причудливо и таинственно играли зеленые тени.
Молчание становилось невыносимым, и Линет была уже готова заговорить первой, признавая свою неправоту, свою гадкую слабость, порожденную глупыми детскими фантазиями, но… воспоминание о недавнем объятии было так сладко, и сладость эту не могла заглушить ни вина перед его женой, ни предательство по отношению к отцу, о котором девушка боялась и думать. Больше того, сейчас сладость была уже следствием не прекрасной внешности принца, а гордости за его великолепные и мужественные подвиги.
Неожиданно Линет осознала, что весь их минувший разговор и страстный порыв могут дорого обойтись несчастному Пайвелу, ибо принц, вероятно, подумал, что болтливый юноша рассказал ей всю историю завоевания кимерской земли ее хозяином, вернувшимся из постыдной ссылки. Но это было не так, именно об этом Пайвел ей никогда и не рассказывал.
И, не привыкшая взваливать свою вину на кого-нибудь другого, Линет решилась признаться Райсу, что преданный Пайвел говорил лишь о нескольких битвах, но вовсе не о путях и интригах, вернувших Уэльскому Орлу трон.
– Об этом говорил не только Пайвел, – тихо, но настойчиво начала Линет, отрывая взгляд от золотистых волос и опуская его совсем к земле, где, почти задевая ее, развевались полы черного плаща.
Но тема, столь животрепещущая для девушки, была совершенно скучна Райсу, уже давно позабывшему об их разговоре и углубившемуся в размышления совсем иного сорта. Он неохотно обернулся и бросил через плечо такой холодный темный взор, что Линет, все еще нежащаяся в тепле его недавнего объятия, обомлела.
– Я имею в виду… – запнулась она, но все же продолжила: – Ведь ты сам первый упомянул о том, что тебе надо было вновь завоевать царство! – И прежде чем принц замедлил шаг и успел сказать что-то в ответ, Линет напомнила ему произнесенные несколько дней назад слова: – Тогда, в первое утро, когда мы с Аланом хотели убежать! Тогда ты сказал Грании, что правишь не только по праву рождения, но еще по праву поединка и по воле народа.
Последнее утверждение, кстати, было малопонятно Линет. Разумеется, она знала, что мужчины сражаются за владение землями и даже Вильгельм завоевал английскую корону именно таким способом, но принял он такие труды лишь для того, чтобы подвластные ему бароны впредь уже не осмеливались заниматься тем же. Для этого был издан суровый закон о том, что собственность любого норманнского дворянина, рискнувшего объявить войну другому обладателю подаренных английских земель, немедленно присоединяется обратно к землям короны. Закон этот соблюдался неукоснительно, и только самые неразумные пытались оспаривать порой королевскую власть таким диким и жестоко наказуемым способом.
Отказываясь признать эти свои слова, Райс тем не менее устыдился холодности своего общения с той, которую еще полчаса назад пытался спалить огнем страсти. Он прекрасно понимал, как трудно будет ей, воспитанной в традициях норманнской феодальной знати, понять, что заставило его пойти на столь незаконный шаг для отвоевания наследства. А еще труднее будет объяснить ей роль кимерского народа в этом тяжелом для всех конфликте.
И все же Райс, расстроенный мрачной для него перспективой в скором времени вернуть девушку обратно ее родным, снова пошел с ней рядом и попытался кое-что объяснить, закончив свой рассказ о возвращении в Уэльс.
– Итак, когда я возвратился домой обкраденным, не имеющим поддержки у своего народа, мне не оставалось ничего другого, как вызвать Ллойда на поединок. Не на битву, но на страшный бой вдвоем. Он согласился, но с условием, что, учитывая его возраст, сражаться за него станет другой. – Кожа на скулах принца потемнела. – Я согласился, и он выслал против меня моего же друга детства, Оувейна.
– Оувейна?! – Линет была потрясена. Как могло оказаться так, что самый близкий соратник принца, человек, которому он доверил Алана, сражался с ним на поединке, ставкой которого было целое королевство?
Но Райс коротко кивнул, и отвратительная циничная усмешка вновь появилась на его губах.
– Оба мы были отличными бойцами, но годы, проведенные мной в местных стычках на стороне моего воспитателя, поставили меня в более выгодное положение. Увы, репутация пламенного воина, заслуженная мной среди всех норманнов – включая и твоего отца, – еще не дошла до ушей Ллойда. Он думал, что победить «мальчика», проведшего столько лет в заточении, будет делом нетрудным…
– Но ты победил! – невольно вырвалось у Линет с горячечной гордостью, которую Райс тут же почувствовал.
– Да, вышло, как ты сказала. Я победил… и подарил Оувейну жизнь, несмотря на то, что имел полное право ее забрать. – Странная улыбка застыла при этих словах на лице принца. – Тогда в отместку Ллойд поджег дом моего отца.
Линет незаметно смахнула слезинку. Какую бы гордость ни испытывал Райс при воспоминании о своей победе, она тысячекратно перекрывалась болью и гневом от подлого поступка врага. И, словно в подтверждение ее мысли, злая горечь пропитала дальнейшие слова принца.
– Он предпочел оставить от замка лишь холодный пепел, лишь бы не видеть меня победителем в теплом, родном доме моего детства.
– Значит, твой нынешний дом не наследственный? – Вопрос девушки остался без ответа, но она и без того поняла, почему жилище принца, несмотря на свои размеры, так бедно и так отличается от ее представления о королевских покоях.
Райс медленно опустил голову, и весеннее солнце зажгло в его пшеничных волосах маленькие золотистые искорки. Все еще пребывая в прошлом, принц все же заговорил о своих попытках вернуть былое великолепие:
– И вот, когда я завоевал в стране мир и выиграл поединок, я хотел и своему замку придать тот блеск, который подобает резиденции кимерского принца… – В глазах Райса вспыхнул теплый блеск, словно он говорил не о печальном прошлом, а о светлом будущем. – К тому времени из Нормандии я привез множество сундуков, наполненных добычей – наградой благородного труда неутомимого моего меча, и надеялся, что они достойно украсят роскошные залы отцовского дома. – Лицо принца снова помрачнело, и он покачал головой, как будто отгоняя грустные мысли. – Что ж, теперь я украшу ими свое собственное жилище.
– Я надеюсь, что это будет уже скоро. – Линет инстинктивно почувствовала, что принцу нужна поддержка, и теплые слова сами сорвались у нее с губ: – Я буду горячо молиться, чтобы мир посетил тебя и ты смог выполнить все задуманное!
Снисходительная улыбка взрослого над ребячьей глупостью на миг коснулась лица принца, когда он внимательно посмотрел прямо в глаза девушке, и она со стыдом поняла, что сказала явную нелепость, ибо успех принца напрямую зависел от поражения ее отца. Но не желая смущать девушку и дальше, Райс, про себя поблагодарив ее за столь искреннее намерение, продолжил свой рассказ уже в другом ключе:
– Но после победы в поединке, которая давала мне право управлять страной, я должен был завоевать и расположение народа – иначе я не мог считаться настоящем принцем. – Говоря это, Райс искоса смотрел на Линет, которая низко опустила голову и упрямо покусывала губы, явно силясь понять его слова. – Люди прекрасно знали об условиях того соглашения, по которому я был отправлен в изгнание, знали, что я должен вернуться, если отец серьезно заболеет, но им дерзко солгали, уверив, что я извещен о смерти отца. И вот проходили недели, месяцы, а я все не возвращался, и они поверили в ту ложь, что я променял тяжелую Ответственность уэльского наследства на веселую жизнь в Нормандии.
– А на самом деле гонец не был послан? – Линет недоуменно подняла глаза, и сверкнувшее в них возмущение в очередной раз позабавило принца, вызвав на его губах улыбку, от которой сердце у девушки заколотилось сильнее. Он утвердительно покачал головой, и солнечные лучи вновь заиграли в его кудрях.
– Сейчас я попытаюсь тебе объяснить, почему здесь, в Уэльсе, так важна для принца поддержка народа и почему ею так дорожат. Уэльсцы – не сервы, мой народ – народ свободный и гордится своей свободой настолько, что готов защищать ее до последней капли крови с оружием в руках.
Райс серьезно и внимательно посмотрел в глаза Линет, в которых увидел понимание и поддержку; это обрадовало его несказанно, – значит, девица не только чувственна, но и умна…
– Я был отличным стратегом, но у меня не было постоянной армии. Люди, ответившие на мой призыв вооружаться, жили на этих скалистых холмах и никак не зависели от меня, в отличие от наемников твоего отца, который дает им хлеб и кров. Нет, они пришли на мой зов, зная, что я хочу лишь защитить нашу землю, их дома и семьи от подлых воров!
При очередном оскорблении отца Линет вознамерилась было открыть рот, но принц резко поднял руку и не дал разговору свернуть в бесполезное русло обсуждений достоинств и недостатков графа Годфри – вместо этого он просто обратил ее внимание на особенности психологии его народа.
– Там, в Нормандии, я так и не получил известия о смерти отца, но здесь, в Уэльсе, кимеры верили в мое предательство, и мне пришлось потратить целых пять долгих лет, чтобы возвратить их доверие и веру в то, что я никогда добровольно их не покину. – Черные глаза нехорошо сузились. – Только Грания до сих пор отказывается этому верить и не признает никаких моих клятв.
Нахмуренная Линет молча смотрела на первую клейкую зелень, осыпавшую деревья, что росли по обеим сторонам хорошо утоптанной дороги, – повсюду весело глядели желтые подснежники и лиловые фиалки, свившие себе гнездышки в жухлой прошлогодней траве, а сверху ими любовались бледные цветы яблонь и диких вишен, обещавших обильные плоды летом. Девушка лихорадочно высчитывала, что если ее похититель находится в Уэльсе только пять лет, а до того десять лет отсутствовал, то, должно быть, он женился на Грании только по возвращении. Но почему тогда он выбрал себе в подруги женщину, отказавшуюся верить в чистоту его помыслов по отношению к кимерскому народу?
Но Райс слишком торопил осла к последнему повороту, за которым виднелся широкий просвет, и потому не заметил на лице девушки смущенно-растерянного выражения. Плащ его развевался от быстрой ходьбы, и вскоре он уже широким жестом обвел открывшуюся перед ними чудесную картину, словно предлагая Линет полюбоваться ею.
– Владение Ньювид-Фарм… цель нашего путешествия.
Карие глаза распахнулись, изучающе глядя на маленький зеленый луг и уютный домик, построенный на самой его середине. Белое строение со всех сторон было окружено плотными рядами плодовых кустов, а сзади притулились еще несколько крохотных пристроек. Линет наклонилась вперед, чтобы получше разглядеть домик, но ее внимание тут же было отвлечено видом двух мальчиков, почти одинаковых по возрасту, которые сражались деревянными мечами на утоптанной земле у низкого крылечка.
Оба мальчика упоенно фехтовали, но было очевидно, что Алан уступает противнику, голова которого была увенчана шапкой черных кудрей; еще несколько секунд – и оружие вылетело у Алана из рук, а к его обнаженной груди приставлен вражеский меч, что в настоящем поединке означало бы неминуемую смерть. Но сейчас, даже несмотря на разделяющее их расстояние, Линет услышала веселый смех брата, а в ответ не менее заразительный – его соперника, который, забыв о победе, бросился к товарищу и протянул руку, помогая подняться. Затем Алан отряхнулся и, увидя приближавшуюся пару, неожиданно покраснел как рак.
Хорошо зная брата, Линет, конечно, сразу догадалась о причине его столь явного замешательства: конечно, мальчику было стыдно потерять меч перед знаменитым воином, тем более что раньше все вокруг, начиная от стражников Рэдвелла и заканчивая его воспитателем Озриком, беспрестанно уверяли наследника в том, что он отлично владеет оружием. Проиграть бой на глазах смертельного врага – это была соль, посыпанная на незажившую рану.
– Не беда, Алан! – ободрила брата Линет, как только они подъехали на расстояние человеческого голоса. – Время и опыт сделают тебя настоящим воином, как и всех мужчин в нашем роду!
Алан недовольно дернул плечом, всем видом показывая, что придает мало значения случившемуся.
– Я просто полагал, что это будет неплохим времяпрепровождением. Поэтому мы с Дэвидом, – мальчик слегка запнулся и указал на стоящего позади коренастого товарища, молчаливо и внимательно рассматривающего Линет, – долго искали деревца подходящего размера, а затем Дэвид попросил своего брата, чтобы он обточил их наподобие… мечей, которыми можно упражняться. – Алан нагнулся и с видимым равнодушием поднял с земли выбитый из его рук меч. – Их доделали только сегодня утром, и вот Дэвид учил меня неизвестным мне приемам, а я покажу ему, что умею, потом… Может быть, завтра.
Но Линет не стала слушать дальнейших объяснений брата и сделала вид, что заинтересовалась обточкой деревянных лезвий, ибо сразу же поняла превосходство нигде не учившегося уэльского мальчика над годами тренировавшимся норманнским ровесником.
– Алан! – Низкий голос принца звучал спокойно и даже мягко. – Я сам до семнадцати лет пользовался лишь коротким детским мечом, и, когда мне вручили настоящий тяжелый меч, он показался мне невыносимо тяжелым и громоздким. Но, как видишь, я научился с ним обращаться.
Светло-карие мальчишеские глаза подозрительно сузились, словно ожидали от подобных речей доблестного врага какого-нибудь подвоха.
– Ну, а теперь посмотрим на тебя в деле, – продолжил Райс. – Я знаю, ты уже неплохо владеешь клинком, однако многие из тех, кто показывал чудеса виртуозности на показательных поединках, умирали на поле боя… Выигрывает сражение не тот, кто умеет лихо вертеть мечом, – гораздо важнее способность оставаться хладнокровным и уметь оценивать слабые стороны противника, находя в этом преимущества для себя. Тот же, кто в атаке теряет голову, проигрывает неизбежно.
Совершенно пристыженный именно этой своей недавней ошибкой, Алан крепко сжал губы и задрал подбородок так, словно ему нанесли прямое оскорбление.
– Ладно, парень, не стоит так обижаться. Я вовсе не собирался оценивать твои способности, а всего лишь дал совет, полагая, что он сможет сослужить тебе добрую службу в дальнейших сражениях. – Принц впервые открыто улыбнулся и повернулся к Дэвиду. – Не сомневаюсь, что леди Линет порадуется зрелищу двух барашков, резвящихся на лугу непосредственно вблизи от нее. – И, взобравшись на камень, Райс замер в ожидании поединка.
Нахмурившись, Дэвид послушно направился к овсяному полю, широко перешагивая через мокрые полосы весенней грязи. Плечи его ссутулились, словно на них физически давила ответственность за нынешнее развлечение норманнской леди. Первые два-три дня, проведенные с ее братом, дались ему нелегко, обоих снедал дух соперничества, но вскоре, не имея личных поводов для ненависти и вынужденные оба общаться на языке, одинаково для них чуждом, мальчики сблизились. По правде говоря, для Дэвида был в радость неожиданный компаньон его возраста, ибо играть маленькому уэльсцу приходилось редко. И сейчас, быстро оглянувшись через плечо, Дэвид еще раз убедился в том, что и норманнская леди никоим образом не похожа на подлого врага, точно так же, как и ее брат.
Линет же приятно поразило столь доброе отношение Орла к ее брату, и поэтому она с радостью отправилась вслед за Дэвидом через невысокую каменную стену, ограждавшую границы поля, на котором действительно робко прижимались к матери крошечные ягнята. При виде их девушка ощутила уже совершенный восторг и засыпала Дэвида вопросами о ферме и ее бессловесных обитателях, вскоре после чего они стали дружно и весело хохотать, рассматривая кудрявые комочки, рассыпавшиеся по густой зеленой траве…
Как только смеющаяся пара скрылась за ближайшей изгородью, Райс неожиданно наклонился почти к самому уху Алана.
– Вместо того чтобы постоянно бросаться в дикие, но необдуманные атаки против хорошо владеющего мечом соперника, я предлагаю тебе иную тактику: выжди момент, когда он проявит себя сам. Таким образом ты сможешь угадать, в чем состоят его слабые стороны и промахи в ведении боя.
Юный воспитанник поневоле удивленно вскинул на Райса карие глаза, и тот едва сдержал смех.
– Небольшое промедление, когда ты смотришь врагу прямо в лицо, не есть признак слабости, как ты, вероятно, подумал. Скорее, это демонстрация силы и хладнокровия, ничуть не уступающая смелой атаке, и она, как правило, приводит к растерянности противника. Такая задержка при умелом обращении с оружием – почти гарантия успеха. – И, выпрямившись во весь свой огромный рост, принц положил руку на плечо заложнику, не отводя глаз от пристального карего взора. – Ну как, опробуешь мой совет в ближайшем же поединке?
Мягкое полуденное солнце блеснуло на волосах мальчика, когда он коротко кивнул, и губы его решительно сжались.
Тогда принц окликнул Линет и Дэвида, которые продолжали веселиться за стеной, играя с пушистыми комочками. Маленький уэльсец, обрадованный продолжением новой и интересной игры, перепрыгнул через ограду и выпалил, не дав опомниться ни Райсу, ни Алану:
– Так мы сражаемся вновь?
Увидев на замкнутом лице брата выражение крайней решимости, Линет ободряюще кивнула ему и ласково улыбнулась с видом заговорщицы.
Алан в ответ скорчил хитрую гримасу и без слов подал противнику его деревянный меч, сам же отступил назад и приготовился к бою. Выждав какое-то время, Дэвид бросился в атаку, но его соперник, выказывая одновременно быстроту и ловкость, неуловимым движением отклонился и в тот же момент нанес Дэвиду точный удар в левую сторону груди. Поединок кончился в несколько секунд, принеся Алану победу, которую не могли дать долгие годы упорных тренировок.
– Ты мертв! – счастливо засмеялся мальчик, как будто не чувствовал столь странного противоречия своих слов своему поведению.
Зато Линет при радостном вопле брата горестно опустила голову. Правда, тут же она заставила себя вспомнить, что мальчики играют в войну испокон веков и вряд ли когда-нибудь перестанут играть, и потому, не желая омрачать победу, она приветственно помахала мальчику рукой.
Райс, однако, заметил тень, пробежавшую по лицу девушки в то время, как он приносил поздравления победившему норманнскому мальчишке, и догадался о ее причине: несомненно, Линет подумала о том, что настанет время, и два эти малыша встретятся на поле боя, где ставкой будет жизнь каждого из них.
– И кто же мертвец? – Вопрос был задан спокойно, но в нем сквозила насмешливая тревога.
– Мертвец – это я! – Кривляясь, Дэвид направился в сторону появившегося Оувейна. – Но первым-то я его прикончил!
– Ну что ж, тогда все в порядке. – Оувейн пожал массивными плечами. – Сражение с мертвецом в счет не идет, если, конечно, покойник не привидение… Хо-хо-хо! – И, раскатившись басом на последних словах, он, подхватив Дэвида под мышки, высоко подкинул его в воздух. – Пошли. Кухарка из меня плохая, но миски найдутся, и голодными мы не останемся. – Пропустив мальчиков вперед, Оувейн повел новоприбывших в маленький, но опрятный домик, радостно освещенный гудевшим посреди комнаты очагом.
Оба гостя и мальчики немедленно уселись на скамьи, стоявшие по обеим сторонам деревянного гладко оструганного стола, на котором лежал темный ржаной хлеб и стоял кувшин с чистой прозрачной водой. Собрав в охапку старые глиняные миски, которые, казалось, вот-вот хрустнут в его железных лапах, хозяин, не спеша, подошел к железному котлу, висевшему над огнем. Линет изумленно раскрыла глаза – котел почти весь был охвачен пламенем, а Оувейн без страха опускал туда ложку, чтобы наполнить миски приготовленным варевом. Движения его были ловки и даже грациозны, миски так и мелькали, а Линет в очередной раз поразилась этому таинственному смуглому человеку.
– Тушеное мясо? – в голосе Орла прозвучали жалобные нотки.
Оувейн молча занял свое место напротив принца, отхлебнул из миски, сдвинул густые черные брови и лишь тогда намеренно удивленно проговорил:
– Да, никак, тебе не по душе тушенка, а?
Райс сделал обиженное лицо.
– Только тогда, когда ее подают день за днем, день за днем, день…
И оба взрослых мужчины разразились таким громким сердечным смехом, что Линет поперхнулась.
Продолжая хохотать, Райс с трудом выговорил:
– Ну меня спасет только возвращение Юнид!
Линет неожиданно для себя нахмурилась, глядя, как оба мужчины чуть ли не строят друг другу рожи, а глаза их насмешливо блестят. Так значит, тушеное мясо – не единственная пища уэльсцев, как она полагала, получая с начала заточения только его? И если Юнид умеет готовить и другие кушанья, то почему?.. Неужели этот опытный воин, знающий все на свете, не может разобраться с таким простым делом, как кухня в собственном доме? И девушка не выдержала:
– Так, может быть, прежде чем Юнид отправится врачевать в следующий раз, ты попросишь ее научить готовить свою жену?
– Жену? – удивленно вырвалось у Райса, и он, недоуменно дернув плечом, поглядел на Оувейна. – Ну, ради того чтобы пища была разнообразной, я однажды, возможно, и решусь на такой подвиг.
– Но… Грания… – Голосок Линет смолк под проницательным темным взором.
– …моя сестра! – Золотистые брови принца соединились в одну линию, выражающую неприкрытое удивление. Как эта девица, живущая в его доме уже неделю, не могла не понять столь простой вещи? Ведь если бы он был женат, неужели бы он позволил себе обнимать ее так, как делал это еще несколько часов назад? Впрочем, здесь дело, конечно, не в браке, обнимать девственную и высокородную дочь заклятого врага – дело недостойное само по себе, не говоря уже о том, что он поклялся вернуть ее целой и невредимой. А пленница, надо смотреть правде в глаза, сама того не зная, обладает такой властью над его телом да и, пожалуй, душой, что может привести даже к тому, что он пойдет на клятвопреступление. Ведь он был уже готов на это там, в лесу! Но больше такое не повторится! Кулаки Райса побелели от напряжения, и глиняный кувшин, оказавшийся в его руке, хрустнул, превратившись в кучу осколков.
Все продолжали молча есть ненавистную тушенку с хлебом, но в комнате повисла нехорошая угрожающая тишина. Принц мрачнел все больше, а Линет, как назло, не могла скрыть рвущейся наружу радости от того, что герой ее мечтаний оказался свободен и что теперь она может не упрекать себя за радости, похищенные у другой. Оставалась только вина перед отцом, которого она предавала своими грезами, а теперь еще и всевозрастающим чувством к его смертельному врагу. Она глотала тушенку, совершенно не понимая, что и как ест.
Но вот последняя ложка в последний раз стукнула о пустую миску, и Оувейн, чувствуя на себе ответственность хозяина дома, решил все-таки нарушить гнетущее молчание.
– Ну, друзья, поели славно. Теперь нас подстерегает другая опасность: все мы вынуждены говорить не на родном языке, и потому порой можем высказать не совсем то, что думаем… вернее, хотим.
– Прости меня, Оувейн, – вдруг вмешался в разговор взрослых Алан, до тех пор не обращавший ни на кого внимания. – Мне бы хотелось говорить на твоем языке, но…
Принц был очень силен, и объятие его причиняло почти боль, но Линет, охваченная зажженным им темным огнем, растекающимся по жилам, уже не чувствовала боли, а лишь беспомощно и сладко выгибалась под его руками. Он был горяч, он пылал, и девушке хотелось только одного – растаять в этом огне, отдавшись его мужественности, его силе, его власти… Ощущение реальности покинуло ее.
В это время ослик, раздраженный непонятной остановкой, незаметно отбежал в сторону, и только железные руки удержали Линет от падения на мокрую землю прямо под ноги принцу, чего она только что так боялась.
– Чертова скотина! – в сердцах выругался Райс. Сердце его дико стучало в груди, но, крепко прижимая к себе девушку, он все же властно поймал осла свободной рукой, стараясь не глядеть вниз на удивленные медовые глаза, на ресницы, все еще дрожащие от желания, и всеми силами удерживаясь от стремления вновь припасть к божественному напитку алых губ.
Овладев собой последним усилием воли, принц все же осторожно усадил Линет обратно в седло и, не говоря ни слова, снова взялся за поводья, продолжая изматывающий обоих путь. Повисло тягучее неловкое молчание, которое Райс намеренно не прерывал, осмысливая для себя последствия того факта, что он знает теперь наверное про ту опасность, которая исходит от этой соблазнительной пленницы. Зная противника, легче держать оборону, и к тому же девица останется в его руках еще не дольше нескольких дней. Стоит лишь прекратить всякое общение, а там… Но последняя мысль неожиданно вызвала у Райса острое сожаление, и уголок его рта дернулся в холодной, но мучительной усмешке.
Линет же бездумно смотрела вперед, туда, где солнце расцвечивало золото прядей, падавших на широкую спину в черном плаще. Принц не шел теперь рядом, а, отойдя на два шага, заставлял ни в чем не повинное животное двигаться быстрее, чем оно намеревалось. Осел недовольно всхрапывал, а девушка с тоской и отчаянием отрывалась от принца и отворачивалась к лесу, в котором причудливо и таинственно играли зеленые тени.
Молчание становилось невыносимым, и Линет была уже готова заговорить первой, признавая свою неправоту, свою гадкую слабость, порожденную глупыми детскими фантазиями, но… воспоминание о недавнем объятии было так сладко, и сладость эту не могла заглушить ни вина перед его женой, ни предательство по отношению к отцу, о котором девушка боялась и думать. Больше того, сейчас сладость была уже следствием не прекрасной внешности принца, а гордости за его великолепные и мужественные подвиги.
Неожиданно Линет осознала, что весь их минувший разговор и страстный порыв могут дорого обойтись несчастному Пайвелу, ибо принц, вероятно, подумал, что болтливый юноша рассказал ей всю историю завоевания кимерской земли ее хозяином, вернувшимся из постыдной ссылки. Но это было не так, именно об этом Пайвел ей никогда и не рассказывал.
И, не привыкшая взваливать свою вину на кого-нибудь другого, Линет решилась признаться Райсу, что преданный Пайвел говорил лишь о нескольких битвах, но вовсе не о путях и интригах, вернувших Уэльскому Орлу трон.
– Об этом говорил не только Пайвел, – тихо, но настойчиво начала Линет, отрывая взгляд от золотистых волос и опуская его совсем к земле, где, почти задевая ее, развевались полы черного плаща.
Но тема, столь животрепещущая для девушки, была совершенно скучна Райсу, уже давно позабывшему об их разговоре и углубившемуся в размышления совсем иного сорта. Он неохотно обернулся и бросил через плечо такой холодный темный взор, что Линет, все еще нежащаяся в тепле его недавнего объятия, обомлела.
– Я имею в виду… – запнулась она, но все же продолжила: – Ведь ты сам первый упомянул о том, что тебе надо было вновь завоевать царство! – И прежде чем принц замедлил шаг и успел сказать что-то в ответ, Линет напомнила ему произнесенные несколько дней назад слова: – Тогда, в первое утро, когда мы с Аланом хотели убежать! Тогда ты сказал Грании, что правишь не только по праву рождения, но еще по праву поединка и по воле народа.
Последнее утверждение, кстати, было малопонятно Линет. Разумеется, она знала, что мужчины сражаются за владение землями и даже Вильгельм завоевал английскую корону именно таким способом, но принял он такие труды лишь для того, чтобы подвластные ему бароны впредь уже не осмеливались заниматься тем же. Для этого был издан суровый закон о том, что собственность любого норманнского дворянина, рискнувшего объявить войну другому обладателю подаренных английских земель, немедленно присоединяется обратно к землям короны. Закон этот соблюдался неукоснительно, и только самые неразумные пытались оспаривать порой королевскую власть таким диким и жестоко наказуемым способом.
Отказываясь признать эти свои слова, Райс тем не менее устыдился холодности своего общения с той, которую еще полчаса назад пытался спалить огнем страсти. Он прекрасно понимал, как трудно будет ей, воспитанной в традициях норманнской феодальной знати, понять, что заставило его пойти на столь незаконный шаг для отвоевания наследства. А еще труднее будет объяснить ей роль кимерского народа в этом тяжелом для всех конфликте.
И все же Райс, расстроенный мрачной для него перспективой в скором времени вернуть девушку обратно ее родным, снова пошел с ней рядом и попытался кое-что объяснить, закончив свой рассказ о возвращении в Уэльс.
– Итак, когда я возвратился домой обкраденным, не имеющим поддержки у своего народа, мне не оставалось ничего другого, как вызвать Ллойда на поединок. Не на битву, но на страшный бой вдвоем. Он согласился, но с условием, что, учитывая его возраст, сражаться за него станет другой. – Кожа на скулах принца потемнела. – Я согласился, и он выслал против меня моего же друга детства, Оувейна.
– Оувейна?! – Линет была потрясена. Как могло оказаться так, что самый близкий соратник принца, человек, которому он доверил Алана, сражался с ним на поединке, ставкой которого было целое королевство?
Но Райс коротко кивнул, и отвратительная циничная усмешка вновь появилась на его губах.
– Оба мы были отличными бойцами, но годы, проведенные мной в местных стычках на стороне моего воспитателя, поставили меня в более выгодное положение. Увы, репутация пламенного воина, заслуженная мной среди всех норманнов – включая и твоего отца, – еще не дошла до ушей Ллойда. Он думал, что победить «мальчика», проведшего столько лет в заточении, будет делом нетрудным…
– Но ты победил! – невольно вырвалось у Линет с горячечной гордостью, которую Райс тут же почувствовал.
– Да, вышло, как ты сказала. Я победил… и подарил Оувейну жизнь, несмотря на то, что имел полное право ее забрать. – Странная улыбка застыла при этих словах на лице принца. – Тогда в отместку Ллойд поджег дом моего отца.
Линет незаметно смахнула слезинку. Какую бы гордость ни испытывал Райс при воспоминании о своей победе, она тысячекратно перекрывалась болью и гневом от подлого поступка врага. И, словно в подтверждение ее мысли, злая горечь пропитала дальнейшие слова принца.
– Он предпочел оставить от замка лишь холодный пепел, лишь бы не видеть меня победителем в теплом, родном доме моего детства.
– Значит, твой нынешний дом не наследственный? – Вопрос девушки остался без ответа, но она и без того поняла, почему жилище принца, несмотря на свои размеры, так бедно и так отличается от ее представления о королевских покоях.
Райс медленно опустил голову, и весеннее солнце зажгло в его пшеничных волосах маленькие золотистые искорки. Все еще пребывая в прошлом, принц все же заговорил о своих попытках вернуть былое великолепие:
– И вот, когда я завоевал в стране мир и выиграл поединок, я хотел и своему замку придать тот блеск, который подобает резиденции кимерского принца… – В глазах Райса вспыхнул теплый блеск, словно он говорил не о печальном прошлом, а о светлом будущем. – К тому времени из Нормандии я привез множество сундуков, наполненных добычей – наградой благородного труда неутомимого моего меча, и надеялся, что они достойно украсят роскошные залы отцовского дома. – Лицо принца снова помрачнело, и он покачал головой, как будто отгоняя грустные мысли. – Что ж, теперь я украшу ими свое собственное жилище.
– Я надеюсь, что это будет уже скоро. – Линет инстинктивно почувствовала, что принцу нужна поддержка, и теплые слова сами сорвались у нее с губ: – Я буду горячо молиться, чтобы мир посетил тебя и ты смог выполнить все задуманное!
Снисходительная улыбка взрослого над ребячьей глупостью на миг коснулась лица принца, когда он внимательно посмотрел прямо в глаза девушке, и она со стыдом поняла, что сказала явную нелепость, ибо успех принца напрямую зависел от поражения ее отца. Но не желая смущать девушку и дальше, Райс, про себя поблагодарив ее за столь искреннее намерение, продолжил свой рассказ уже в другом ключе:
– Но после победы в поединке, которая давала мне право управлять страной, я должен был завоевать и расположение народа – иначе я не мог считаться настоящем принцем. – Говоря это, Райс искоса смотрел на Линет, которая низко опустила голову и упрямо покусывала губы, явно силясь понять его слова. – Люди прекрасно знали об условиях того соглашения, по которому я был отправлен в изгнание, знали, что я должен вернуться, если отец серьезно заболеет, но им дерзко солгали, уверив, что я извещен о смерти отца. И вот проходили недели, месяцы, а я все не возвращался, и они поверили в ту ложь, что я променял тяжелую Ответственность уэльского наследства на веселую жизнь в Нормандии.
– А на самом деле гонец не был послан? – Линет недоуменно подняла глаза, и сверкнувшее в них возмущение в очередной раз позабавило принца, вызвав на его губах улыбку, от которой сердце у девушки заколотилось сильнее. Он утвердительно покачал головой, и солнечные лучи вновь заиграли в его кудрях.
– Сейчас я попытаюсь тебе объяснить, почему здесь, в Уэльсе, так важна для принца поддержка народа и почему ею так дорожат. Уэльсцы – не сервы, мой народ – народ свободный и гордится своей свободой настолько, что готов защищать ее до последней капли крови с оружием в руках.
Райс серьезно и внимательно посмотрел в глаза Линет, в которых увидел понимание и поддержку; это обрадовало его несказанно, – значит, девица не только чувственна, но и умна…
– Я был отличным стратегом, но у меня не было постоянной армии. Люди, ответившие на мой призыв вооружаться, жили на этих скалистых холмах и никак не зависели от меня, в отличие от наемников твоего отца, который дает им хлеб и кров. Нет, они пришли на мой зов, зная, что я хочу лишь защитить нашу землю, их дома и семьи от подлых воров!
При очередном оскорблении отца Линет вознамерилась было открыть рот, но принц резко поднял руку и не дал разговору свернуть в бесполезное русло обсуждений достоинств и недостатков графа Годфри – вместо этого он просто обратил ее внимание на особенности психологии его народа.
– Там, в Нормандии, я так и не получил известия о смерти отца, но здесь, в Уэльсе, кимеры верили в мое предательство, и мне пришлось потратить целых пять долгих лет, чтобы возвратить их доверие и веру в то, что я никогда добровольно их не покину. – Черные глаза нехорошо сузились. – Только Грания до сих пор отказывается этому верить и не признает никаких моих клятв.
Нахмуренная Линет молча смотрела на первую клейкую зелень, осыпавшую деревья, что росли по обеим сторонам хорошо утоптанной дороги, – повсюду весело глядели желтые подснежники и лиловые фиалки, свившие себе гнездышки в жухлой прошлогодней траве, а сверху ими любовались бледные цветы яблонь и диких вишен, обещавших обильные плоды летом. Девушка лихорадочно высчитывала, что если ее похититель находится в Уэльсе только пять лет, а до того десять лет отсутствовал, то, должно быть, он женился на Грании только по возвращении. Но почему тогда он выбрал себе в подруги женщину, отказавшуюся верить в чистоту его помыслов по отношению к кимерскому народу?
Но Райс слишком торопил осла к последнему повороту, за которым виднелся широкий просвет, и потому не заметил на лице девушки смущенно-растерянного выражения. Плащ его развевался от быстрой ходьбы, и вскоре он уже широким жестом обвел открывшуюся перед ними чудесную картину, словно предлагая Линет полюбоваться ею.
– Владение Ньювид-Фарм… цель нашего путешествия.
Карие глаза распахнулись, изучающе глядя на маленький зеленый луг и уютный домик, построенный на самой его середине. Белое строение со всех сторон было окружено плотными рядами плодовых кустов, а сзади притулились еще несколько крохотных пристроек. Линет наклонилась вперед, чтобы получше разглядеть домик, но ее внимание тут же было отвлечено видом двух мальчиков, почти одинаковых по возрасту, которые сражались деревянными мечами на утоптанной земле у низкого крылечка.
Оба мальчика упоенно фехтовали, но было очевидно, что Алан уступает противнику, голова которого была увенчана шапкой черных кудрей; еще несколько секунд – и оружие вылетело у Алана из рук, а к его обнаженной груди приставлен вражеский меч, что в настоящем поединке означало бы неминуемую смерть. Но сейчас, даже несмотря на разделяющее их расстояние, Линет услышала веселый смех брата, а в ответ не менее заразительный – его соперника, который, забыв о победе, бросился к товарищу и протянул руку, помогая подняться. Затем Алан отряхнулся и, увидя приближавшуюся пару, неожиданно покраснел как рак.
Хорошо зная брата, Линет, конечно, сразу догадалась о причине его столь явного замешательства: конечно, мальчику было стыдно потерять меч перед знаменитым воином, тем более что раньше все вокруг, начиная от стражников Рэдвелла и заканчивая его воспитателем Озриком, беспрестанно уверяли наследника в том, что он отлично владеет оружием. Проиграть бой на глазах смертельного врага – это была соль, посыпанная на незажившую рану.
– Не беда, Алан! – ободрила брата Линет, как только они подъехали на расстояние человеческого голоса. – Время и опыт сделают тебя настоящим воином, как и всех мужчин в нашем роду!
Алан недовольно дернул плечом, всем видом показывая, что придает мало значения случившемуся.
– Я просто полагал, что это будет неплохим времяпрепровождением. Поэтому мы с Дэвидом, – мальчик слегка запнулся и указал на стоящего позади коренастого товарища, молчаливо и внимательно рассматривающего Линет, – долго искали деревца подходящего размера, а затем Дэвид попросил своего брата, чтобы он обточил их наподобие… мечей, которыми можно упражняться. – Алан нагнулся и с видимым равнодушием поднял с земли выбитый из его рук меч. – Их доделали только сегодня утром, и вот Дэвид учил меня неизвестным мне приемам, а я покажу ему, что умею, потом… Может быть, завтра.
Но Линет не стала слушать дальнейших объяснений брата и сделала вид, что заинтересовалась обточкой деревянных лезвий, ибо сразу же поняла превосходство нигде не учившегося уэльского мальчика над годами тренировавшимся норманнским ровесником.
– Алан! – Низкий голос принца звучал спокойно и даже мягко. – Я сам до семнадцати лет пользовался лишь коротким детским мечом, и, когда мне вручили настоящий тяжелый меч, он показался мне невыносимо тяжелым и громоздким. Но, как видишь, я научился с ним обращаться.
Светло-карие мальчишеские глаза подозрительно сузились, словно ожидали от подобных речей доблестного врага какого-нибудь подвоха.
– Ну, а теперь посмотрим на тебя в деле, – продолжил Райс. – Я знаю, ты уже неплохо владеешь клинком, однако многие из тех, кто показывал чудеса виртуозности на показательных поединках, умирали на поле боя… Выигрывает сражение не тот, кто умеет лихо вертеть мечом, – гораздо важнее способность оставаться хладнокровным и уметь оценивать слабые стороны противника, находя в этом преимущества для себя. Тот же, кто в атаке теряет голову, проигрывает неизбежно.
Совершенно пристыженный именно этой своей недавней ошибкой, Алан крепко сжал губы и задрал подбородок так, словно ему нанесли прямое оскорбление.
– Ладно, парень, не стоит так обижаться. Я вовсе не собирался оценивать твои способности, а всего лишь дал совет, полагая, что он сможет сослужить тебе добрую службу в дальнейших сражениях. – Принц впервые открыто улыбнулся и повернулся к Дэвиду. – Не сомневаюсь, что леди Линет порадуется зрелищу двух барашков, резвящихся на лугу непосредственно вблизи от нее. – И, взобравшись на камень, Райс замер в ожидании поединка.
Нахмурившись, Дэвид послушно направился к овсяному полю, широко перешагивая через мокрые полосы весенней грязи. Плечи его ссутулились, словно на них физически давила ответственность за нынешнее развлечение норманнской леди. Первые два-три дня, проведенные с ее братом, дались ему нелегко, обоих снедал дух соперничества, но вскоре, не имея личных поводов для ненависти и вынужденные оба общаться на языке, одинаково для них чуждом, мальчики сблизились. По правде говоря, для Дэвида был в радость неожиданный компаньон его возраста, ибо играть маленькому уэльсцу приходилось редко. И сейчас, быстро оглянувшись через плечо, Дэвид еще раз убедился в том, что и норманнская леди никоим образом не похожа на подлого врага, точно так же, как и ее брат.
Линет же приятно поразило столь доброе отношение Орла к ее брату, и поэтому она с радостью отправилась вслед за Дэвидом через невысокую каменную стену, ограждавшую границы поля, на котором действительно робко прижимались к матери крошечные ягнята. При виде их девушка ощутила уже совершенный восторг и засыпала Дэвида вопросами о ферме и ее бессловесных обитателях, вскоре после чего они стали дружно и весело хохотать, рассматривая кудрявые комочки, рассыпавшиеся по густой зеленой траве…
Как только смеющаяся пара скрылась за ближайшей изгородью, Райс неожиданно наклонился почти к самому уху Алана.
– Вместо того чтобы постоянно бросаться в дикие, но необдуманные атаки против хорошо владеющего мечом соперника, я предлагаю тебе иную тактику: выжди момент, когда он проявит себя сам. Таким образом ты сможешь угадать, в чем состоят его слабые стороны и промахи в ведении боя.
Юный воспитанник поневоле удивленно вскинул на Райса карие глаза, и тот едва сдержал смех.
– Небольшое промедление, когда ты смотришь врагу прямо в лицо, не есть признак слабости, как ты, вероятно, подумал. Скорее, это демонстрация силы и хладнокровия, ничуть не уступающая смелой атаке, и она, как правило, приводит к растерянности противника. Такая задержка при умелом обращении с оружием – почти гарантия успеха. – И, выпрямившись во весь свой огромный рост, принц положил руку на плечо заложнику, не отводя глаз от пристального карего взора. – Ну как, опробуешь мой совет в ближайшем же поединке?
Мягкое полуденное солнце блеснуло на волосах мальчика, когда он коротко кивнул, и губы его решительно сжались.
Тогда принц окликнул Линет и Дэвида, которые продолжали веселиться за стеной, играя с пушистыми комочками. Маленький уэльсец, обрадованный продолжением новой и интересной игры, перепрыгнул через ограду и выпалил, не дав опомниться ни Райсу, ни Алану:
– Так мы сражаемся вновь?
Увидев на замкнутом лице брата выражение крайней решимости, Линет ободряюще кивнула ему и ласково улыбнулась с видом заговорщицы.
Алан в ответ скорчил хитрую гримасу и без слов подал противнику его деревянный меч, сам же отступил назад и приготовился к бою. Выждав какое-то время, Дэвид бросился в атаку, но его соперник, выказывая одновременно быстроту и ловкость, неуловимым движением отклонился и в тот же момент нанес Дэвиду точный удар в левую сторону груди. Поединок кончился в несколько секунд, принеся Алану победу, которую не могли дать долгие годы упорных тренировок.
– Ты мертв! – счастливо засмеялся мальчик, как будто не чувствовал столь странного противоречия своих слов своему поведению.
Зато Линет при радостном вопле брата горестно опустила голову. Правда, тут же она заставила себя вспомнить, что мальчики играют в войну испокон веков и вряд ли когда-нибудь перестанут играть, и потому, не желая омрачать победу, она приветственно помахала мальчику рукой.
Райс, однако, заметил тень, пробежавшую по лицу девушки в то время, как он приносил поздравления победившему норманнскому мальчишке, и догадался о ее причине: несомненно, Линет подумала о том, что настанет время, и два эти малыша встретятся на поле боя, где ставкой будет жизнь каждого из них.
– И кто же мертвец? – Вопрос был задан спокойно, но в нем сквозила насмешливая тревога.
– Мертвец – это я! – Кривляясь, Дэвид направился в сторону появившегося Оувейна. – Но первым-то я его прикончил!
– Ну что ж, тогда все в порядке. – Оувейн пожал массивными плечами. – Сражение с мертвецом в счет не идет, если, конечно, покойник не привидение… Хо-хо-хо! – И, раскатившись басом на последних словах, он, подхватив Дэвида под мышки, высоко подкинул его в воздух. – Пошли. Кухарка из меня плохая, но миски найдутся, и голодными мы не останемся. – Пропустив мальчиков вперед, Оувейн повел новоприбывших в маленький, но опрятный домик, радостно освещенный гудевшим посреди комнаты очагом.
Оба гостя и мальчики немедленно уселись на скамьи, стоявшие по обеим сторонам деревянного гладко оструганного стола, на котором лежал темный ржаной хлеб и стоял кувшин с чистой прозрачной водой. Собрав в охапку старые глиняные миски, которые, казалось, вот-вот хрустнут в его железных лапах, хозяин, не спеша, подошел к железному котлу, висевшему над огнем. Линет изумленно раскрыла глаза – котел почти весь был охвачен пламенем, а Оувейн без страха опускал туда ложку, чтобы наполнить миски приготовленным варевом. Движения его были ловки и даже грациозны, миски так и мелькали, а Линет в очередной раз поразилась этому таинственному смуглому человеку.
– Тушеное мясо? – в голосе Орла прозвучали жалобные нотки.
Оувейн молча занял свое место напротив принца, отхлебнул из миски, сдвинул густые черные брови и лишь тогда намеренно удивленно проговорил:
– Да, никак, тебе не по душе тушенка, а?
Райс сделал обиженное лицо.
– Только тогда, когда ее подают день за днем, день за днем, день…
И оба взрослых мужчины разразились таким громким сердечным смехом, что Линет поперхнулась.
Продолжая хохотать, Райс с трудом выговорил:
– Ну меня спасет только возвращение Юнид!
Линет неожиданно для себя нахмурилась, глядя, как оба мужчины чуть ли не строят друг другу рожи, а глаза их насмешливо блестят. Так значит, тушеное мясо – не единственная пища уэльсцев, как она полагала, получая с начала заточения только его? И если Юнид умеет готовить и другие кушанья, то почему?.. Неужели этот опытный воин, знающий все на свете, не может разобраться с таким простым делом, как кухня в собственном доме? И девушка не выдержала:
– Так, может быть, прежде чем Юнид отправится врачевать в следующий раз, ты попросишь ее научить готовить свою жену?
– Жену? – удивленно вырвалось у Райса, и он, недоуменно дернув плечом, поглядел на Оувейна. – Ну, ради того чтобы пища была разнообразной, я однажды, возможно, и решусь на такой подвиг.
– Но… Грания… – Голосок Линет смолк под проницательным темным взором.
– …моя сестра! – Золотистые брови принца соединились в одну линию, выражающую неприкрытое удивление. Как эта девица, живущая в его доме уже неделю, не могла не понять столь простой вещи? Ведь если бы он был женат, неужели бы он позволил себе обнимать ее так, как делал это еще несколько часов назад? Впрочем, здесь дело, конечно, не в браке, обнимать девственную и высокородную дочь заклятого врага – дело недостойное само по себе, не говоря уже о том, что он поклялся вернуть ее целой и невредимой. А пленница, надо смотреть правде в глаза, сама того не зная, обладает такой властью над его телом да и, пожалуй, душой, что может привести даже к тому, что он пойдет на клятвопреступление. Ведь он был уже готов на это там, в лесу! Но больше такое не повторится! Кулаки Райса побелели от напряжения, и глиняный кувшин, оказавшийся в его руке, хрустнул, превратившись в кучу осколков.
Все продолжали молча есть ненавистную тушенку с хлебом, но в комнате повисла нехорошая угрожающая тишина. Принц мрачнел все больше, а Линет, как назло, не могла скрыть рвущейся наружу радости от того, что герой ее мечтаний оказался свободен и что теперь она может не упрекать себя за радости, похищенные у другой. Оставалась только вина перед отцом, которого она предавала своими грезами, а теперь еще и всевозрастающим чувством к его смертельному врагу. Она глотала тушенку, совершенно не понимая, что и как ест.
Но вот последняя ложка в последний раз стукнула о пустую миску, и Оувейн, чувствуя на себе ответственность хозяина дома, решил все-таки нарушить гнетущее молчание.
– Ну, друзья, поели славно. Теперь нас подстерегает другая опасность: все мы вынуждены говорить не на родном языке, и потому порой можем высказать не совсем то, что думаем… вернее, хотим.
– Прости меня, Оувейн, – вдруг вмешался в разговор взрослых Алан, до тех пор не обращавший ни на кого внимания. – Мне бы хотелось говорить на твоем языке, но…