Страница:
— Прекратите, прекратите весь этот ужас! — закричала она, и мужчина, стоявший рядом, взглянул на Еву с любопытством.
— О, куколка, а ты, оказывается, новенькая и еще не бывала у нашего любезного хозяина? Иди ко мне, и ты узнаешь, что на свете случаются вещи и почище!
Мужчина, не теряя времени, грубо облапал Еву и хладнокровно полез к ней под юбку, но ей удалось резким движением вырваться из цепких рук незнакомца, а присутствующие почти мгновенно хаотично, словно молекулы, передвигаясь по гостиной, оттерли Еву от нахала. Целью Евы по-прежнему оставалась Фрэнси, и она пыталась не терять ее из виду. Фрэнси, запеленатую в плед, уже выносили из комнаты, но она, прежде чем окончательно покинуть место действия, в последний раз вызвала бурю восторгов и всеобщий хохот, когда ногой, торчавшей из шерстяного кокона, по пути сбила на пол накурившегося до одури мужчину.
«Что делать?» — лихорадочно думала Ева, провожая глазами готовую вот-вот исчезнуть сестру Дэвида. Она была совершенно бессильна помочь ей — вокруг ни одного друга, даже свой автомобиль она оставила дома! И теперь она даже не в состоянии проследить, куда повезут бедную девушку.
И тут ею овладела страшная ярость, когда ни рассуждать, ни строить какие-либо планы уже невозможно. Вобрав в легкие как можно большевоздуха, она закричала что есть мочи, стараясь перекричать, заглушить хохот, вопли, разного рода бред, доносящиеся изо всех углов огромного помещения.
— Верни назад Фрэнси сию же минуту, ты, сумасшедший развратный кретин!
Ева схватила за локоть первого же попавшегося ей человека, пытаясь внушить ему, что девушке, той, которую сейчас увозят, всего семнадцать лет, что это не что иное, как похищение и, значит, уголовно наказуемое деяние, что Брэнт Ньюком и его приятели — не более чем шайка преступников и маньяков…
Слова, казавшиеся такими убедительными и логичными, замерли в ее горле, потому что человек, которого она просила о помощи, повернулся к ней лицом, и Ева увидела, что рядом с ней стоит не кто иной, как сам Брэнт Ньюком во всей своей красе. Еве в это мгновение показалось, что исчез и зал, и люди, его наполнявшие, сразу же стих шум, и она вместе с Брэнтом каким-то непонятным образом перенеслась на необитаемый остров, где никого, кроме них, нет. Он молчал и улыбался, но его холодные глаза таили в себе пустоту и равнодушие. В них, по обыкновению, не отражалось ни чувств, ни эмоций.
— Можно, я уйду? — тихо спросила Ева, неизвестно по какой причине перейдя на шепот. — Вы, наверное, и в самом деле сумасшедший, если полагаете, что похищение девушки пройдет для вас безнаказанно. Разве вашу голову ни разу не посетила мысль, что Фрэнси тоже человек и ее никто не имеет права продавать, как вещь…
— Но я только что совершил это, милочка. И, кажется, сделка прошла удачно и как раз вовремя. Ну, ты же отлично знаешь, что из себя представляет эта пташка. Разве ты не понимаешь, что Фрэнси будет лучше у Дерека с его ребятами в Нью-Мексико? Впрочем, у меня имеется одно предложение, давай обсудим все это один на один и по возможности спокойно. И не волнуйся о Фрэнси — гарантирую тебе, Дерек придется ей по вкусу, он не станет обижать малышку. Вполне возможно, он выглядит несколько своеобразно, но на самом деле Дерек весьма дельный психиатр и к тому же занимается проблемами социальной адаптации подростков со всевозможными психическими сдвигами. Ему кое-что известно о Фрэнси и ее мазохистских наклонностях. Хотя мне, честно-говоря, больше бы хотелось побеседовать о твоих собственных наклонностях, Ева. Наша беседа долго откладывалась, но я заранее тебя предупреждал, что наша встреча все равно неизбежна.
Брэнт крепко держал Еву за руку, и ее запястье стало ныть. Но речь Брэнта значительно сильнее, чем физическая боль, подействовала на нее. Она никак не могла взять в толк, зачем он говорил ей весь этот бред.
«Господи, — в отчаянии подумала она, г — неужели в доме Ньюкома, среди стечения такого количества людей, не осталось ни одного нормального здравомыслящего человека?»
Ева сделала робкую попытку освободиться и в последней надежде обвела глазами гостиную — вдруг рядом объявится Тони Гонзалес или какое-нибудь другое знакомое лицо? Между тем хватка Брэнта становилась все более настойчивой и жесткой, и Ева осознала, что ее куда-то ведут помимо ее воли. И в то же мгновение, когда она уже шла за Брэнтом и ничего не могла поделать, в ее памяти огненными знаками отчеливо всплыло предупреждение Марти, бедной, несчастной Марти, загубленной и растоптанной Брэнтом Ньюкомом.
Глава 19
— О, куколка, а ты, оказывается, новенькая и еще не бывала у нашего любезного хозяина? Иди ко мне, и ты узнаешь, что на свете случаются вещи и почище!
Мужчина, не теряя времени, грубо облапал Еву и хладнокровно полез к ней под юбку, но ей удалось резким движением вырваться из цепких рук незнакомца, а присутствующие почти мгновенно хаотично, словно молекулы, передвигаясь по гостиной, оттерли Еву от нахала. Целью Евы по-прежнему оставалась Фрэнси, и она пыталась не терять ее из виду. Фрэнси, запеленатую в плед, уже выносили из комнаты, но она, прежде чем окончательно покинуть место действия, в последний раз вызвала бурю восторгов и всеобщий хохот, когда ногой, торчавшей из шерстяного кокона, по пути сбила на пол накурившегося до одури мужчину.
«Что делать?» — лихорадочно думала Ева, провожая глазами готовую вот-вот исчезнуть сестру Дэвида. Она была совершенно бессильна помочь ей — вокруг ни одного друга, даже свой автомобиль она оставила дома! И теперь она даже не в состоянии проследить, куда повезут бедную девушку.
И тут ею овладела страшная ярость, когда ни рассуждать, ни строить какие-либо планы уже невозможно. Вобрав в легкие как можно большевоздуха, она закричала что есть мочи, стараясь перекричать, заглушить хохот, вопли, разного рода бред, доносящиеся изо всех углов огромного помещения.
— Верни назад Фрэнси сию же минуту, ты, сумасшедший развратный кретин!
Ева схватила за локоть первого же попавшегося ей человека, пытаясь внушить ему, что девушке, той, которую сейчас увозят, всего семнадцать лет, что это не что иное, как похищение и, значит, уголовно наказуемое деяние, что Брэнт Ньюком и его приятели — не более чем шайка преступников и маньяков…
Слова, казавшиеся такими убедительными и логичными, замерли в ее горле, потому что человек, которого она просила о помощи, повернулся к ней лицом, и Ева увидела, что рядом с ней стоит не кто иной, как сам Брэнт Ньюком во всей своей красе. Еве в это мгновение показалось, что исчез и зал, и люди, его наполнявшие, сразу же стих шум, и она вместе с Брэнтом каким-то непонятным образом перенеслась на необитаемый остров, где никого, кроме них, нет. Он молчал и улыбался, но его холодные глаза таили в себе пустоту и равнодушие. В них, по обыкновению, не отражалось ни чувств, ни эмоций.
— Можно, я уйду? — тихо спросила Ева, неизвестно по какой причине перейдя на шепот. — Вы, наверное, и в самом деле сумасшедший, если полагаете, что похищение девушки пройдет для вас безнаказанно. Разве вашу голову ни разу не посетила мысль, что Фрэнси тоже человек и ее никто не имеет права продавать, как вещь…
— Но я только что совершил это, милочка. И, кажется, сделка прошла удачно и как раз вовремя. Ну, ты же отлично знаешь, что из себя представляет эта пташка. Разве ты не понимаешь, что Фрэнси будет лучше у Дерека с его ребятами в Нью-Мексико? Впрочем, у меня имеется одно предложение, давай обсудим все это один на один и по возможности спокойно. И не волнуйся о Фрэнси — гарантирую тебе, Дерек придется ей по вкусу, он не станет обижать малышку. Вполне возможно, он выглядит несколько своеобразно, но на самом деле Дерек весьма дельный психиатр и к тому же занимается проблемами социальной адаптации подростков со всевозможными психическими сдвигами. Ему кое-что известно о Фрэнси и ее мазохистских наклонностях. Хотя мне, честно-говоря, больше бы хотелось побеседовать о твоих собственных наклонностях, Ева. Наша беседа долго откладывалась, но я заранее тебя предупреждал, что наша встреча все равно неизбежна.
Брэнт крепко держал Еву за руку, и ее запястье стало ныть. Но речь Брэнта значительно сильнее, чем физическая боль, подействовала на нее. Она никак не могла взять в толк, зачем он говорил ей весь этот бред.
«Господи, — в отчаянии подумала она, г — неужели в доме Ньюкома, среди стечения такого количества людей, не осталось ни одного нормального здравомыслящего человека?»
Ева сделала робкую попытку освободиться и в последней надежде обвела глазами гостиную — вдруг рядом объявится Тони Гонзалес или какое-нибудь другое знакомое лицо? Между тем хватка Брэнта становилась все более настойчивой и жесткой, и Ева осознала, что ее куда-то ведут помимо ее воли. И в то же мгновение, когда она уже шла за Брэнтом и ничего не могла поделать, в ее памяти огненными знаками отчеливо всплыло предупреждение Марти, бедной, несчастной Марти, загубленной и растоптанной Брэнтом Ньюкомом.
Глава 19
Брэнт Ньюком отвел Еву в бар и, не спуская глаз с ее лица, выразительным движением требовательно протянул руку по направлению к бармену. Тот вложил ему в руку стакан с напитком, который Брэнт незамедлительно передал Еве, все еще продолжая сжимать узкое запястье бедной женщины стальными тисками пальцев. Автоматическим движением руки, не задумываясь, в настроении ли она пить, Ева приняла дар Брэнта, Рука Евы, находившаяся в плену у Ньюкома, болела все сильнее. Временами Ева даже еле сдерживала себя, чтобы не застонать от боли.
— Давай-ка выпьем, уважаемая мисс Мейсон, — напыщенно произнес Брэнт, — выпьем за приятную беседу, которая ожидает нас впереди. Ты, надеюсь, расскажешь мне все о бедняжке Фрэнси и о том, как ты о ней беспокоишься? Не забудь только поведать о ее старшем брате Дэвиде, большом любителе надрать задницу своей обожаемой сестренке. И я, в свою очередь, расскажу тебе кое-что, а может быть, даже и покажу, если будет настроение.
По неизвестной причине пальцы Евы обрели былую твердость, и она держала стакан уже не трепетной рукой. Брэнт своим стаканом подтолкнул стакан Евы к ее губам.
— Пей, милочка, не тяни. А то я совсем уж потеряю терпение.
Слова Брэнта не звучали ни грозно, ни зловеще, пожалуй, даже лениво, но все время рука Ньюкома стальным капканом стискивала и до боли сжимала нежное запястье Евы. Той оставалось лишь подчиниться и выполнить команду — отпить из стакана, чтобы избежать дальнейшего сжатия железных тисков. Одна-единственная мысль поселилась в голове у Евы — скорее бежать, бежать, уносить ноги от этого вежливого красивого маньяка Брэнта Ньюкома. И Марти, и Питер были абсолютно правы на его счет — Ньюком действительно опасен даже для физического существования человека. Почти театральное действо, в которое помимо своей воли была вовлечена Ева, понемногу превращалось в реальность, и возникала самая настоящая угроза и для самой Евы, не говоря уже 6 бедняжке Фрэнси. Особенно для Фрэнси — ее необходимо срочно спасать. А что будет с ней самой? Действительно, что в состоянии сделать с ней Брэнт? Убить ее? Нет, даже это чудовище не пойдет на открытое преступление. Просто он, наверное, в состоянии причинить ей вред другим путем… Ева содрогнулась, пролив остатки жидкости из стакана Брэнта себе на платье.
Брэнт весьма вежливо помог промокнуть салфеткой пролитую жидкость, причем совершил это настолько быстро, что она оказалась не в состоянии избежать его прикосновений. Брэнт криво усмехнулся.
— Не любишь, когда к тебе прикасаются, милочка? Что-то не больно верится в это, особенно когда взглянешь на центральный разворот «Стада». А может быть, я принадлежу к полу, который тебе противен? Недаром ты свила себе гнездышко вместе с Марти Мередит!
В ответ на его слова Ева пришла в ярость — да как он смеет даже упоминать имя Марти! И ее страх перед кошмарным хозяином внезапно улетучился.
— Ах ты, подонок…
Однако поколебать хладнокровие Брэнта она едва ли смогла.
— Прибереги страсть на потом, когда мы останемся одни. Вот тогда называй меня любыми гадкими словами сколько тебе влезет. Я слишком долго ждал того момента, когда я смогу трахнуть тебя, лапочка. Поэтому давай укроемся с тобой от всех и посмотрим, на что ты способна, Ева Мейсон!
Смысл слов Брэнта еще не до конца дошел до Евы, а коварный хозяин уже тянул ее куда-то, ни секунды не сомневаясь в согласии Евы. Он в буквальном смысле этого слова тащил ее сквозь толпу гостей, и люди молча расступались, давая им проход, слишком занятые собой, чтобы придавать значение очередному приключению Брэнта.
Ева, сжатая стальным капканом Брэнта, беспомощна следовала за ним. Она даже боялась устроить сцену, потому что могла убедиться, как и в случае с Фрэнси, что всякие сцены в этом доме воспринимаются как дополнительное развлечение. Она никогда бы не пошла на подобное унижение. ..
Брэнт провел Еву через дверь, которую она не заметила раньше, и ввел в странную комнату, пробурчав при этом, что помещение это не совсем в его вкусе и комната, на его взгляд, чуточку «перетяжелена».
— Но зато большинство людей, побывавших здесь, получают впечатление на всю жизнь. Кроме того, комнатка изгоняет из душ некоторые ненужные иллюзии. Фрэнси называла ее «игротекой» или «комнатой для игр» — не помню точно, но уверен, что здесь есть где развернуться. Ты согласна со мной?
Ева остановилась сразу же, как только вошла туда, озираясь с ужасом вокруг себя. Зрелище оказалось настолько заразительным, что она забыла даже про боль в руке и про то, что ее привели в «игротеку» силой и помимо ее желания. На первый взгляд комната напоминала специально подготовленное для определенной цели помещение. И потолок и стены были выкрашены в два цвета — черный и белый, чередовавшиеся между собой. Со всех сторон висели огромные зеркала, расположенные под разными углами, но так, что в каждом из них отражалась огромная кровать, расположенная в центре комнаты. По углам этой комнаты располагались осветительные устройства, дававшие поток света огромной силы, способные чуть ли даже не ослепить человека, если их включить на полную мощность, что Брэнт и продемонстрировал несколько раз, нажав и включив скрытые тумблеры. Кроме кровати, занимавшей центральную часть помещения, единственным предметом мебели являлся стол, обитый кожей, со стулом за ним. Большие подушки были кучей свалены у одной из стен.
Ева вдруг с ужасом услышала, что за ее спиной с лязгом захлопнулась дверь, и снова страх хищным зверем вцепился в ее внутренности. В конце концов, не может же нормальная женщина постоянно пребывать в обстановке кошмара? Тем не менее она находилась в знаменитой «игротеке» Брэнта Ньюкома, доставленная в эти стены волоком, словно соломенная кукла, а главное — Брэнт схватил ее за плечи и развернул лицом к себе, разглядывая ее лицо в упор своими неживыми глазами. Так, глядя прямо ей в глаза и, казалось, вымораживая душу лишенным всяких эмоций взглядом, он холодно сообщил ей:
— Сейчас самое время сбросить с себя одежду, Ева.
Голос его ничуть при этом не дрогнул, будто он предлагал ей стакан виски или прогулку на автомобиле. Еве показалось даже сначала, что она ослышалась. Тем не менее смысл его слов не оставлял никаких сомнений. Она почувствовала, как страх уже который раз за вечер уступает место., гневу. Она попыталась придать своему голосу холодность и твердость, но он предательски дрожал. Даже по ее собственному разумению, он звучал слабо и беспомощно.
— Послушайте, я не решаюсь верить в то, что происходит. Ваши мерзости зашли уже слишком далеко. Вы только что заявили, что желаете поговорить со мной о Фрэнси, а сами… Я немедленно уезжаю из вашего дома, вы это понимаете?
— Ах, Ева! Может быть, уже довольно притворяться? Ты меня разочаровываешь. Честно говоря, я ожидал от тебя большего. По крайней мере, мне показалось, что ты, на худой конец, умна. — Потом он добавил, несколько смягчившись: — Прежде всего, я не приглашал тебя в гости сегодня вечером, ведь так? Ты пришла сюда по собственному желанию, и спрашивается, зачем? Не иначе как тебе захотелось потрахаться со мной. Мы ведь уже обсуждали как-то возможность такого события, помнишь?
Он пальцами руки коснулся щеки Евы. Она с негодованием отпрянула, вздрогнув от неожиданности и отвращения и не скрывая этого. Однако находящиеся прямо перед ней глаза Брэнта яркой леденящей пустотой невольно притягивали взгляд женщины, парализовывали ее и как бы отбирали у нее силу. Она ничего не отвечала, и ее молчание, а также хорошо заметная паника, охватившая ее, обманули многоопытного Брэнта. Он решил, что она, наконец, примирилась с происходящим, и его губы расползлись в победной улыбке.
— А ведь я прав, Ева, что бы ты там ни говорила. Ты явилась сюдапереспать со мной. Разве не так? И не стоит разыгрывать из себя недотрогу. Подобные вещи, знаешь ли, происходили с людьми и раньше. Но тебе следует поторопиться — слишком много времени ушло на болтовню, а мне еще нужно проявить внимание к своим гостям.
Где-то там, в глубине души, Ева надеялась на то, что слова Брэнта пусть грубая, но шутка, что он для чего-то испытывает ее, но когда она привычно проговорила свое «нет, я не хочу, не буду…», то почувствовала, как плохо ей повинуются язык и губы. Пальцы Брэнта снова напомнили о своей железной хватке острой болью в руке.
— Нет, Ева, ты хочешь и будешь! Обещаю, тебе понравится. Впрочем, я собираюсь быть с тобой в любом случае — разве тебе это не понятно?
Голос Брэнта набирал металл и становился все жестче.
— Хватит играть в глупые игры, куколка. Давай сократим до минимума бессмысленную болтовню, хотя бы для разнообразия. Слушай, а вдруг ты просто мазохистка вроде Фрэнси и жаждешь, чтобы тебя изнасиловали? Так, возможно, тебя стоит для начала побить?
Теперь уже обе руки Евы находились в плену у Брэнта, он притягивал ее за руки к себе, прожигая ее насквозь голубыми холодными углями своих глаз, но продолжая при этом говорить спокойно и как бы равнодушно, что еще более усиливало в груди Евы чувство нереальности происходящего.
— Прекрати, остановись, — продолжала Ева настаивать на своем, тихо всхлипывая. — Я не позволю тебе овладеть мной (она даже не заметила, как отбросила официальное «вы» и начала говорить Брэнту «ты»). Ты ошибаешься, пойми, ты ошибаешься. Я ни в чем не похожа на Фрэнси!
Ее слова звучали жалко и неубедительно даже для нее самой, и Брэнт расхохотался и сжал ее несчастные запястья с неимоверной силой. Ева уже не могла сдержать крика боли.
— Не надо! Зачем ты делаешь мне больно?
Брэнт сделал еще одну попытку урезонить Еву и опять заговорил спокойно и даже вежливо:
— Ева, машина уже запущена в ход, и ее невозможно остановить. Если ты предпочитаешь, чтобы тебя взяли силой, полагаю, что я способен осуществить это в лучшем виде. Если же ты не разденешься сама, то я сорву с тебя твои тряпки. Кто знает, вдруг страх и боль вызовут у тебя, наконец, желание… Вероятно, ты предпочитаешь, чтобы с тебя платье снимали вместе с кожей?
Несмотря на ее слабые протесты и попытки к сопротивлению, Брэнт перешел к более решительным действиям — одной рукой он удерживал ее уже онемевшие от боли руки, другой же придавил горло как шлагбаумом. Она почувствовала, что задыхается, и была в состоянии только хрипеть — ничего, кроме ужасных харкающих звуков, уже не вырывалось из ее глотки. Брэнт тем временем ослабил удушье, добившись того, что его жертва почти перестала сопротивляться, и той же рукой, которой только что душил ее, схватил голову Евы за затылок и начал покрывать ее лицо жадными и грубыми поцелуями. Более того, пальцы Брэнта стали атаковать лицо Евы, давить на ее рот и щеки, в то время как голова женщины продолжала оставаться в стальных тисках его локтевого сгиба и практически не могла шевелиться. Сильные, как металлические пружины, пальцы Ньюкома вынудили Еву приоткрыть рот, куда тут же, словно варвар в захваченную крепость, ворвались его язык и губы, и Ева ощутила, как они уже вовсю хозяйничают там.
Задыхаясь и плача, Ева опять попыталась оттолкнуть его от себя, но он был подобен скале — такой же твердый и неумолимый. Его рот по-прежнему продолжал сокрушать ее нежные губы. Ко всему прочему, сознание Евы начало странным образом мутнеть и плыть, и она в панике припомнила, что перед экскурсией в «игротеку» выпила какую-то дрянь из рук Ньюкома. А если по его распоряжению бармен подмешал в ее стакан наркотик? Вполне вероятно, поскольку она чувствовала, что ее силы все больше и больше убывают, и еще раньше отметила про себя, что язык и губы во время разговора повиновались ей с трудом. Теперь же у нее сложилось ощущение, что ее мозг постепенно отделяется от тела, унося сознание в иные миры, хотя именно сейчас ей требовались полный контроль и самообладание. Словно в полусне, она продолжала попытки сопротивления, но не могла избавиться от привкуса, появившегося во рту от жалящих поцелуев Брэнта, от его губ и зубов.
Неожиданно для Евы Ньюком предпринял новую атаку — прижимаясь ртом к ее губам, он, пользуясь тем, что она была в полубессознательном состоянии, внезапно выпустил ее руки из своих стальных объятий и, рванув за ворот платья, одновременно толкнул женщину с силой назад. Она стала падать на пол, и он, уловив это мгновение, разорвал и сорвал с Евы платье одним резким движением. Теперь она оказалась перед ним совершенно обнаженная, если не считать крохотных трусиков, и задрожала от унижения и наркотиков, которыми он ее все-таки напичкал, и, кроме того, от прохладного воздуха, сразу охватившего все ее тело.
«Так, значит, он все-таки собирается изнасиловать ее? — пронеслось в мозгу у Евы. — Это были не просто попытки испугать и приручить очередную жертву. Он с самого начала имел в виду именно это!..»
В ее несчастной голове смешались обрывки фраз, крики, хаотически громоздились всевозможные ужасы, но мысль о насилии прочертила свой путь ясно и безапелляционно.
«Дэвид, спаси меня! Ведь я нахожусь в „игровой комнате“ Брэнта Ньюкома только из-за тебя. Боже мой! Насколько же я недооценивала жестокость и решительность этого изобретательного садиста. После стольких предупреждений, стольких слов, сказанных о нем самой себе. Это все кошмар, который бывает только во сне. Дэвид, я столько раз повторяла твое имя! Разбуди же меня, Дэвид!»
Голая, с опухшими от варварских поцелуев губами и не совсем осознающая происходящее из-за действия наркотика, Ева тем не менее отползала по ковру от Брэнта, словно загнанное, испуганное животное.
— Пожалуйста, не надо больше, правда! Все зашло слишком далеко. Я так больше не могу. Прекрати, все равно я не буду твоей…
Он смеялся. Его глаза отражали свет рефлекторов, словно полированные камушки. А за блестящей голубой роговицей — ничего! Такие же глаза бывают у котов, выходящих по мартовским делам на прогулку… Ничего не выражающие, пустые, но загадочные глаза, обремененные особой тайной, известной лишь посвященным. Сколько раз Ева видела подобные глаза у кошек в детстве, а вот теперь перед ней — человек. Ева отметила краем уплывающего сознания, что он тоже, наверное, принял наркотик, отчего его зрачки расширились и знаменитые голубые глаза Брэнта приобрели от этого фиолетовый оттенок.
Брэнт Ньюком не приближался к ней. Он стоял, возвышаясь над ней, подобно памятнику языческому богу, и наблюдал за ее робкими неверными движениями. Руки его между тем — сильные красивые руки атлета — споро расстегивали брюки. Брэнт раздевался.
— Вот так-то лучше, Ева Мейсон. Куда лучше! — сказал он неожиданно смягчившимся голосом. — У тебя и в самом деле великолепная фигура. Тупица Фрэнси мне все уши прожужжала, что ты костлявая, как вешалка, но под одеждой все выглядит совершенно по-иному. Будь умницей, сними с себя, наконец, эти трусишки. Ведь ты не откажешь мне в такой безделице?
Минутная передышка на полу позволила Еве кое-как сосредоточиться и напрячь все свои силы. Она вскочила и бросилась к двери и уже стала поворачивать ручку, как он настиг ее сзади. Обхватив ее тело руками, Брэнт хохотнул прямо в ухо отчаявшейся женщине. В то время как его ладони двинулись вниз по Евиному торсу, касаясь ее трепещущих грудей, а затем дальше, по бедрам, забираясь в промежность и заставляя ее стонать от стыда и унижения. Ева пыталась развернуться и оттолкнуть Брэнта, но наркотик, добавленный в ее выпивку, действовал с каждой минутой все сильнее и сильнее, лишая ее тело всякой возможности противостоять Брэнту. Вероятно, почувствовав, что она лишилась последней надежды на спасение и предалась отчаянию, Брэнт, в свою очередь, резким движениям развернул Еву лицом к себе и тыльной стороной руки ударил ее по щеке, а потом, размахнувшись, и по другой. Ева вскрикнула от боли и поднесла инстинктивно ладони к лицу, защищаясь от ударов, но мгновенно руки Брэнта оказались уже на ее бедрах, срывая и разрывая тонкую полоску ткани, ее последний защитный покров.
Затем Брэнт снова толкнул Еву — на этот раз по направлению к кровати. Пытаясь сохранить равновесие, она сделала несколько неверных шажков назад, но тут ей под колени угодил край огромного ристалища — главного украшения «игротеки» Брэнта, и она упала прямо на кровать, то есть совершила все именно так, как и было рассчитано Брэнтом. Ярчайший свет софитов ослепил ее на мгновение, а потом, словно в дымке, она увидела в зеркале, занимавшем собой весь потолок, собственную фигурку, показавшуюся ей бледной и немощной, и созерцала себя до тех пор, пока другое тело, куда более могучее и массивное, не закрыло от нее собственное отражение.
Ева инстинктивно начала сопротивляться, как только почувствовала на себе тело Брэнта. В ужасе и отчаянье она пустила в ход весь арсенал женских средств ведения боевых действий, включая ногти и зубы. В глазах Брэнта, по-прежнему ничего не выражающих и равнодушных, на какое-то мгновение мелькнул даже отблеск некоего чувства — удивления, что ли? Неужели он и в самом деле предполагал, что она сдастся без борьбы?
— Нет, никогда, — закричала она снова, — никогда я не буду твоей, не буду, не буду! — и повторяла эти слова снова и снова распухшими искусанными губами, уже не обращая внимания на посыпавшиеся на нее вновь удары.
— Господи, чего же ты хочешь? — не выдержал, наконец, хозяин «игротеки», изобразив в голосе некоторую степень негодования. — Вот ведь непослушная девчонка попалась! Ты что, нуждаешься в предварительных играх, которые бы тебя распаляли? Хочешь, чтобы я полизал твою письку, иначе не можешь? Ну, тогда лежи смирно, и я тебе доставлю такую радость. Сказал же — лежи смирно, шлюха!
Как доказательство серьезности намерений хозяина за словами последовал удар огромной силы, почти что нокаутировавший Еву. Еле-еле, сквозь полену слез, застилавшую глаза, Ева смогла различить, как отражение Брэнта на зеркальном потолке сместилось вниз к ее ногам. Теперь Брэнт занимал положение между ее ног, крепко держа Еву за бедра и стараясь развести их как можно шире. Ева попыталась выскользнуть из его объятий и, извиваясь всем телом, поползла на спине прочь. Но вот ее голова уперлась в огромную спинку чудовищной кровати, и ползти стало некуда. Брэнт контролировал каждое движение Евы и по-прежнему оставался в первоначальной позиции.
— Не-е-е-е-е-ет! — в последний раз успела крикнуть она перед тем, как он пальцами вошел в нее.
— Все-таки ты красива. Красива и внизу тоже. У тебя здесь, между ног, запрятаны отличные румяные губки, куколка, а я их видел предостаточно, уж можешь мне поверить. Но какой смысл прятать подобную красоту?
Он нагнул голову… Плача, стеная, зовя на помощь и почти умирая от страха и унижения, Ева тем не менее изо всех сил пыталась вырваться, ускользнуть от него, дергаясь и брыкаясь ногами. И Брэнт действительно некоторое время находился в невыгодном для себя положении, поскольку сильные ноги Евы вставали на пути к источнику его наслаждения и мешали ему сосредоточиться на нем.
— Прекрати брыкаться, чертова девка, — уже со злобой говорил Брэнт, пытаясь восстановить положение и оказаться на высоте. — Лежи смирно, дрянь, не то мне придется…
Пока Брэнт выражал таким образом свое отношение к поведению Евы, та сидела, прислонившись спиной к спинке кровати и отчаянно отбивалась от него ногами. Брэнт внезапно прекратил попытки посягнуть на самое дорогое у мисс Мейсон и тем сбил ее с толку-. Но стоило ей на секунду опустить ноги, как Брэнт ухватился за них и рванул Еву вниз так, что она вновь съехала на спину, и борьба возобновилась бы на прежних позициях, если бы Ева вдруг не увидела расширившимися от ужаса глазами, что, оказывается, в комнате они не одни…
Люди, много людей, десятки людей стояли и смотрели на них, смеясь и переговариваясь друг с другом.
«Господи, когда они только успели открыть замок и войти?» — подумала Ева, ловя на своем теле десятки вожделеющих глаз, — они рассматривали ее, исследовали ее тело, прикидывали, хорошо ли с ней в постели… Ева попыталась было крикнуть, но ее и без того уже натруженные криком связки смогли издать лишь нечто, сходное с шипением. Она попыталась прикрыться от жадных взоров, сорвав покрывало с кровати, но от нее не ускользнуло, что Брэнт уже покидал поле битвы. Он медленно поднялся с кровати, подошел к Еве, кое-как старающейся прикрыть наготу, и окинул ее взглядом, в котором на миг промелькнуло сожаление. Или ей это только показалось?
В комнате слышались раскаты громкого голоса Джерри Хормона:
— А мы за вами чуток понаблюдали, когда вы, птенчики, укрылись в своем гнездышке. Брэнт, старичок, ты что, решил заделаться эгоистом?
— Давай-ка выпьем, уважаемая мисс Мейсон, — напыщенно произнес Брэнт, — выпьем за приятную беседу, которая ожидает нас впереди. Ты, надеюсь, расскажешь мне все о бедняжке Фрэнси и о том, как ты о ней беспокоишься? Не забудь только поведать о ее старшем брате Дэвиде, большом любителе надрать задницу своей обожаемой сестренке. И я, в свою очередь, расскажу тебе кое-что, а может быть, даже и покажу, если будет настроение.
По неизвестной причине пальцы Евы обрели былую твердость, и она держала стакан уже не трепетной рукой. Брэнт своим стаканом подтолкнул стакан Евы к ее губам.
— Пей, милочка, не тяни. А то я совсем уж потеряю терпение.
Слова Брэнта не звучали ни грозно, ни зловеще, пожалуй, даже лениво, но все время рука Ньюкома стальным капканом стискивала и до боли сжимала нежное запястье Евы. Той оставалось лишь подчиниться и выполнить команду — отпить из стакана, чтобы избежать дальнейшего сжатия железных тисков. Одна-единственная мысль поселилась в голове у Евы — скорее бежать, бежать, уносить ноги от этого вежливого красивого маньяка Брэнта Ньюкома. И Марти, и Питер были абсолютно правы на его счет — Ньюком действительно опасен даже для физического существования человека. Почти театральное действо, в которое помимо своей воли была вовлечена Ева, понемногу превращалось в реальность, и возникала самая настоящая угроза и для самой Евы, не говоря уже 6 бедняжке Фрэнси. Особенно для Фрэнси — ее необходимо срочно спасать. А что будет с ней самой? Действительно, что в состоянии сделать с ней Брэнт? Убить ее? Нет, даже это чудовище не пойдет на открытое преступление. Просто он, наверное, в состоянии причинить ей вред другим путем… Ева содрогнулась, пролив остатки жидкости из стакана Брэнта себе на платье.
Брэнт весьма вежливо помог промокнуть салфеткой пролитую жидкость, причем совершил это настолько быстро, что она оказалась не в состоянии избежать его прикосновений. Брэнт криво усмехнулся.
— Не любишь, когда к тебе прикасаются, милочка? Что-то не больно верится в это, особенно когда взглянешь на центральный разворот «Стада». А может быть, я принадлежу к полу, который тебе противен? Недаром ты свила себе гнездышко вместе с Марти Мередит!
В ответ на его слова Ева пришла в ярость — да как он смеет даже упоминать имя Марти! И ее страх перед кошмарным хозяином внезапно улетучился.
— Ах ты, подонок…
Однако поколебать хладнокровие Брэнта она едва ли смогла.
— Прибереги страсть на потом, когда мы останемся одни. Вот тогда называй меня любыми гадкими словами сколько тебе влезет. Я слишком долго ждал того момента, когда я смогу трахнуть тебя, лапочка. Поэтому давай укроемся с тобой от всех и посмотрим, на что ты способна, Ева Мейсон!
Смысл слов Брэнта еще не до конца дошел до Евы, а коварный хозяин уже тянул ее куда-то, ни секунды не сомневаясь в согласии Евы. Он в буквальном смысле этого слова тащил ее сквозь толпу гостей, и люди молча расступались, давая им проход, слишком занятые собой, чтобы придавать значение очередному приключению Брэнта.
Ева, сжатая стальным капканом Брэнта, беспомощна следовала за ним. Она даже боялась устроить сцену, потому что могла убедиться, как и в случае с Фрэнси, что всякие сцены в этом доме воспринимаются как дополнительное развлечение. Она никогда бы не пошла на подобное унижение. ..
Брэнт провел Еву через дверь, которую она не заметила раньше, и ввел в странную комнату, пробурчав при этом, что помещение это не совсем в его вкусе и комната, на его взгляд, чуточку «перетяжелена».
— Но зато большинство людей, побывавших здесь, получают впечатление на всю жизнь. Кроме того, комнатка изгоняет из душ некоторые ненужные иллюзии. Фрэнси называла ее «игротекой» или «комнатой для игр» — не помню точно, но уверен, что здесь есть где развернуться. Ты согласна со мной?
Ева остановилась сразу же, как только вошла туда, озираясь с ужасом вокруг себя. Зрелище оказалось настолько заразительным, что она забыла даже про боль в руке и про то, что ее привели в «игротеку» силой и помимо ее желания. На первый взгляд комната напоминала специально подготовленное для определенной цели помещение. И потолок и стены были выкрашены в два цвета — черный и белый, чередовавшиеся между собой. Со всех сторон висели огромные зеркала, расположенные под разными углами, но так, что в каждом из них отражалась огромная кровать, расположенная в центре комнаты. По углам этой комнаты располагались осветительные устройства, дававшие поток света огромной силы, способные чуть ли даже не ослепить человека, если их включить на полную мощность, что Брэнт и продемонстрировал несколько раз, нажав и включив скрытые тумблеры. Кроме кровати, занимавшей центральную часть помещения, единственным предметом мебели являлся стол, обитый кожей, со стулом за ним. Большие подушки были кучей свалены у одной из стен.
Ева вдруг с ужасом услышала, что за ее спиной с лязгом захлопнулась дверь, и снова страх хищным зверем вцепился в ее внутренности. В конце концов, не может же нормальная женщина постоянно пребывать в обстановке кошмара? Тем не менее она находилась в знаменитой «игротеке» Брэнта Ньюкома, доставленная в эти стены волоком, словно соломенная кукла, а главное — Брэнт схватил ее за плечи и развернул лицом к себе, разглядывая ее лицо в упор своими неживыми глазами. Так, глядя прямо ей в глаза и, казалось, вымораживая душу лишенным всяких эмоций взглядом, он холодно сообщил ей:
— Сейчас самое время сбросить с себя одежду, Ева.
Голос его ничуть при этом не дрогнул, будто он предлагал ей стакан виски или прогулку на автомобиле. Еве показалось даже сначала, что она ослышалась. Тем не менее смысл его слов не оставлял никаких сомнений. Она почувствовала, как страх уже который раз за вечер уступает место., гневу. Она попыталась придать своему голосу холодность и твердость, но он предательски дрожал. Даже по ее собственному разумению, он звучал слабо и беспомощно.
— Послушайте, я не решаюсь верить в то, что происходит. Ваши мерзости зашли уже слишком далеко. Вы только что заявили, что желаете поговорить со мной о Фрэнси, а сами… Я немедленно уезжаю из вашего дома, вы это понимаете?
— Ах, Ева! Может быть, уже довольно притворяться? Ты меня разочаровываешь. Честно говоря, я ожидал от тебя большего. По крайней мере, мне показалось, что ты, на худой конец, умна. — Потом он добавил, несколько смягчившись: — Прежде всего, я не приглашал тебя в гости сегодня вечером, ведь так? Ты пришла сюда по собственному желанию, и спрашивается, зачем? Не иначе как тебе захотелось потрахаться со мной. Мы ведь уже обсуждали как-то возможность такого события, помнишь?
Он пальцами руки коснулся щеки Евы. Она с негодованием отпрянула, вздрогнув от неожиданности и отвращения и не скрывая этого. Однако находящиеся прямо перед ней глаза Брэнта яркой леденящей пустотой невольно притягивали взгляд женщины, парализовывали ее и как бы отбирали у нее силу. Она ничего не отвечала, и ее молчание, а также хорошо заметная паника, охватившая ее, обманули многоопытного Брэнта. Он решил, что она, наконец, примирилась с происходящим, и его губы расползлись в победной улыбке.
— А ведь я прав, Ева, что бы ты там ни говорила. Ты явилась сюдапереспать со мной. Разве не так? И не стоит разыгрывать из себя недотрогу. Подобные вещи, знаешь ли, происходили с людьми и раньше. Но тебе следует поторопиться — слишком много времени ушло на болтовню, а мне еще нужно проявить внимание к своим гостям.
Где-то там, в глубине души, Ева надеялась на то, что слова Брэнта пусть грубая, но шутка, что он для чего-то испытывает ее, но когда она привычно проговорила свое «нет, я не хочу, не буду…», то почувствовала, как плохо ей повинуются язык и губы. Пальцы Брэнта снова напомнили о своей железной хватке острой болью в руке.
— Нет, Ева, ты хочешь и будешь! Обещаю, тебе понравится. Впрочем, я собираюсь быть с тобой в любом случае — разве тебе это не понятно?
Голос Брэнта набирал металл и становился все жестче.
— Хватит играть в глупые игры, куколка. Давай сократим до минимума бессмысленную болтовню, хотя бы для разнообразия. Слушай, а вдруг ты просто мазохистка вроде Фрэнси и жаждешь, чтобы тебя изнасиловали? Так, возможно, тебя стоит для начала побить?
Теперь уже обе руки Евы находились в плену у Брэнта, он притягивал ее за руки к себе, прожигая ее насквозь голубыми холодными углями своих глаз, но продолжая при этом говорить спокойно и как бы равнодушно, что еще более усиливало в груди Евы чувство нереальности происходящего.
— Прекрати, остановись, — продолжала Ева настаивать на своем, тихо всхлипывая. — Я не позволю тебе овладеть мной (она даже не заметила, как отбросила официальное «вы» и начала говорить Брэнту «ты»). Ты ошибаешься, пойми, ты ошибаешься. Я ни в чем не похожа на Фрэнси!
Ее слова звучали жалко и неубедительно даже для нее самой, и Брэнт расхохотался и сжал ее несчастные запястья с неимоверной силой. Ева уже не могла сдержать крика боли.
— Не надо! Зачем ты делаешь мне больно?
Брэнт сделал еще одну попытку урезонить Еву и опять заговорил спокойно и даже вежливо:
— Ева, машина уже запущена в ход, и ее невозможно остановить. Если ты предпочитаешь, чтобы тебя взяли силой, полагаю, что я способен осуществить это в лучшем виде. Если же ты не разденешься сама, то я сорву с тебя твои тряпки. Кто знает, вдруг страх и боль вызовут у тебя, наконец, желание… Вероятно, ты предпочитаешь, чтобы с тебя платье снимали вместе с кожей?
Несмотря на ее слабые протесты и попытки к сопротивлению, Брэнт перешел к более решительным действиям — одной рукой он удерживал ее уже онемевшие от боли руки, другой же придавил горло как шлагбаумом. Она почувствовала, что задыхается, и была в состоянии только хрипеть — ничего, кроме ужасных харкающих звуков, уже не вырывалось из ее глотки. Брэнт тем временем ослабил удушье, добившись того, что его жертва почти перестала сопротивляться, и той же рукой, которой только что душил ее, схватил голову Евы за затылок и начал покрывать ее лицо жадными и грубыми поцелуями. Более того, пальцы Брэнта стали атаковать лицо Евы, давить на ее рот и щеки, в то время как голова женщины продолжала оставаться в стальных тисках его локтевого сгиба и практически не могла шевелиться. Сильные, как металлические пружины, пальцы Ньюкома вынудили Еву приоткрыть рот, куда тут же, словно варвар в захваченную крепость, ворвались его язык и губы, и Ева ощутила, как они уже вовсю хозяйничают там.
Задыхаясь и плача, Ева опять попыталась оттолкнуть его от себя, но он был подобен скале — такой же твердый и неумолимый. Его рот по-прежнему продолжал сокрушать ее нежные губы. Ко всему прочему, сознание Евы начало странным образом мутнеть и плыть, и она в панике припомнила, что перед экскурсией в «игротеку» выпила какую-то дрянь из рук Ньюкома. А если по его распоряжению бармен подмешал в ее стакан наркотик? Вполне вероятно, поскольку она чувствовала, что ее силы все больше и больше убывают, и еще раньше отметила про себя, что язык и губы во время разговора повиновались ей с трудом. Теперь же у нее сложилось ощущение, что ее мозг постепенно отделяется от тела, унося сознание в иные миры, хотя именно сейчас ей требовались полный контроль и самообладание. Словно в полусне, она продолжала попытки сопротивления, но не могла избавиться от привкуса, появившегося во рту от жалящих поцелуев Брэнта, от его губ и зубов.
Неожиданно для Евы Ньюком предпринял новую атаку — прижимаясь ртом к ее губам, он, пользуясь тем, что она была в полубессознательном состоянии, внезапно выпустил ее руки из своих стальных объятий и, рванув за ворот платья, одновременно толкнул женщину с силой назад. Она стала падать на пол, и он, уловив это мгновение, разорвал и сорвал с Евы платье одним резким движением. Теперь она оказалась перед ним совершенно обнаженная, если не считать крохотных трусиков, и задрожала от унижения и наркотиков, которыми он ее все-таки напичкал, и, кроме того, от прохладного воздуха, сразу охватившего все ее тело.
«Так, значит, он все-таки собирается изнасиловать ее? — пронеслось в мозгу у Евы. — Это были не просто попытки испугать и приручить очередную жертву. Он с самого начала имел в виду именно это!..»
В ее несчастной голове смешались обрывки фраз, крики, хаотически громоздились всевозможные ужасы, но мысль о насилии прочертила свой путь ясно и безапелляционно.
«Дэвид, спаси меня! Ведь я нахожусь в „игровой комнате“ Брэнта Ньюкома только из-за тебя. Боже мой! Насколько же я недооценивала жестокость и решительность этого изобретательного садиста. После стольких предупреждений, стольких слов, сказанных о нем самой себе. Это все кошмар, который бывает только во сне. Дэвид, я столько раз повторяла твое имя! Разбуди же меня, Дэвид!»
Голая, с опухшими от варварских поцелуев губами и не совсем осознающая происходящее из-за действия наркотика, Ева тем не менее отползала по ковру от Брэнта, словно загнанное, испуганное животное.
— Пожалуйста, не надо больше, правда! Все зашло слишком далеко. Я так больше не могу. Прекрати, все равно я не буду твоей…
Он смеялся. Его глаза отражали свет рефлекторов, словно полированные камушки. А за блестящей голубой роговицей — ничего! Такие же глаза бывают у котов, выходящих по мартовским делам на прогулку… Ничего не выражающие, пустые, но загадочные глаза, обремененные особой тайной, известной лишь посвященным. Сколько раз Ева видела подобные глаза у кошек в детстве, а вот теперь перед ней — человек. Ева отметила краем уплывающего сознания, что он тоже, наверное, принял наркотик, отчего его зрачки расширились и знаменитые голубые глаза Брэнта приобрели от этого фиолетовый оттенок.
Брэнт Ньюком не приближался к ней. Он стоял, возвышаясь над ней, подобно памятнику языческому богу, и наблюдал за ее робкими неверными движениями. Руки его между тем — сильные красивые руки атлета — споро расстегивали брюки. Брэнт раздевался.
— Вот так-то лучше, Ева Мейсон. Куда лучше! — сказал он неожиданно смягчившимся голосом. — У тебя и в самом деле великолепная фигура. Тупица Фрэнси мне все уши прожужжала, что ты костлявая, как вешалка, но под одеждой все выглядит совершенно по-иному. Будь умницей, сними с себя, наконец, эти трусишки. Ведь ты не откажешь мне в такой безделице?
Минутная передышка на полу позволила Еве кое-как сосредоточиться и напрячь все свои силы. Она вскочила и бросилась к двери и уже стала поворачивать ручку, как он настиг ее сзади. Обхватив ее тело руками, Брэнт хохотнул прямо в ухо отчаявшейся женщине. В то время как его ладони двинулись вниз по Евиному торсу, касаясь ее трепещущих грудей, а затем дальше, по бедрам, забираясь в промежность и заставляя ее стонать от стыда и унижения. Ева пыталась развернуться и оттолкнуть Брэнта, но наркотик, добавленный в ее выпивку, действовал с каждой минутой все сильнее и сильнее, лишая ее тело всякой возможности противостоять Брэнту. Вероятно, почувствовав, что она лишилась последней надежды на спасение и предалась отчаянию, Брэнт, в свою очередь, резким движениям развернул Еву лицом к себе и тыльной стороной руки ударил ее по щеке, а потом, размахнувшись, и по другой. Ева вскрикнула от боли и поднесла инстинктивно ладони к лицу, защищаясь от ударов, но мгновенно руки Брэнта оказались уже на ее бедрах, срывая и разрывая тонкую полоску ткани, ее последний защитный покров.
Затем Брэнт снова толкнул Еву — на этот раз по направлению к кровати. Пытаясь сохранить равновесие, она сделала несколько неверных шажков назад, но тут ей под колени угодил край огромного ристалища — главного украшения «игротеки» Брэнта, и она упала прямо на кровать, то есть совершила все именно так, как и было рассчитано Брэнтом. Ярчайший свет софитов ослепил ее на мгновение, а потом, словно в дымке, она увидела в зеркале, занимавшем собой весь потолок, собственную фигурку, показавшуюся ей бледной и немощной, и созерцала себя до тех пор, пока другое тело, куда более могучее и массивное, не закрыло от нее собственное отражение.
Ева инстинктивно начала сопротивляться, как только почувствовала на себе тело Брэнта. В ужасе и отчаянье она пустила в ход весь арсенал женских средств ведения боевых действий, включая ногти и зубы. В глазах Брэнта, по-прежнему ничего не выражающих и равнодушных, на какое-то мгновение мелькнул даже отблеск некоего чувства — удивления, что ли? Неужели он и в самом деле предполагал, что она сдастся без борьбы?
— Нет, никогда, — закричала она снова, — никогда я не буду твоей, не буду, не буду! — и повторяла эти слова снова и снова распухшими искусанными губами, уже не обращая внимания на посыпавшиеся на нее вновь удары.
— Господи, чего же ты хочешь? — не выдержал, наконец, хозяин «игротеки», изобразив в голосе некоторую степень негодования. — Вот ведь непослушная девчонка попалась! Ты что, нуждаешься в предварительных играх, которые бы тебя распаляли? Хочешь, чтобы я полизал твою письку, иначе не можешь? Ну, тогда лежи смирно, и я тебе доставлю такую радость. Сказал же — лежи смирно, шлюха!
Как доказательство серьезности намерений хозяина за словами последовал удар огромной силы, почти что нокаутировавший Еву. Еле-еле, сквозь полену слез, застилавшую глаза, Ева смогла различить, как отражение Брэнта на зеркальном потолке сместилось вниз к ее ногам. Теперь Брэнт занимал положение между ее ног, крепко держа Еву за бедра и стараясь развести их как можно шире. Ева попыталась выскользнуть из его объятий и, извиваясь всем телом, поползла на спине прочь. Но вот ее голова уперлась в огромную спинку чудовищной кровати, и ползти стало некуда. Брэнт контролировал каждое движение Евы и по-прежнему оставался в первоначальной позиции.
— Не-е-е-е-е-ет! — в последний раз успела крикнуть она перед тем, как он пальцами вошел в нее.
— Все-таки ты красива. Красива и внизу тоже. У тебя здесь, между ног, запрятаны отличные румяные губки, куколка, а я их видел предостаточно, уж можешь мне поверить. Но какой смысл прятать подобную красоту?
Он нагнул голову… Плача, стеная, зовя на помощь и почти умирая от страха и унижения, Ева тем не менее изо всех сил пыталась вырваться, ускользнуть от него, дергаясь и брыкаясь ногами. И Брэнт действительно некоторое время находился в невыгодном для себя положении, поскольку сильные ноги Евы вставали на пути к источнику его наслаждения и мешали ему сосредоточиться на нем.
— Прекрати брыкаться, чертова девка, — уже со злобой говорил Брэнт, пытаясь восстановить положение и оказаться на высоте. — Лежи смирно, дрянь, не то мне придется…
Пока Брэнт выражал таким образом свое отношение к поведению Евы, та сидела, прислонившись спиной к спинке кровати и отчаянно отбивалась от него ногами. Брэнт внезапно прекратил попытки посягнуть на самое дорогое у мисс Мейсон и тем сбил ее с толку-. Но стоило ей на секунду опустить ноги, как Брэнт ухватился за них и рванул Еву вниз так, что она вновь съехала на спину, и борьба возобновилась бы на прежних позициях, если бы Ева вдруг не увидела расширившимися от ужаса глазами, что, оказывается, в комнате они не одни…
Люди, много людей, десятки людей стояли и смотрели на них, смеясь и переговариваясь друг с другом.
«Господи, когда они только успели открыть замок и войти?» — подумала Ева, ловя на своем теле десятки вожделеющих глаз, — они рассматривали ее, исследовали ее тело, прикидывали, хорошо ли с ней в постели… Ева попыталась было крикнуть, но ее и без того уже натруженные криком связки смогли издать лишь нечто, сходное с шипением. Она попыталась прикрыться от жадных взоров, сорвав покрывало с кровати, но от нее не ускользнуло, что Брэнт уже покидал поле битвы. Он медленно поднялся с кровати, подошел к Еве, кое-как старающейся прикрыть наготу, и окинул ее взглядом, в котором на миг промелькнуло сожаление. Или ей это только показалось?
В комнате слышались раскаты громкого голоса Джерри Хормона:
— А мы за вами чуток понаблюдали, когда вы, птенчики, укрылись в своем гнездышке. Брэнт, старичок, ты что, решил заделаться эгоистом?