Страница:
Ты не против. Питер, если я еще немного потреплюсь о Дэвиде? Ну, конечно, не против. Ты же душка. По крайней мере, я прекрасно осознаюсвое место, которое занимаю в твоей жизни. Но мне, сказать по чести, хотя бы не противно перед тобой исповедаться.
Иногда я задаюсь вопросом — что же Дэвид хочет от меня добиться? Да и не только от «меня — от женщин вообще. Что он ждет, что ему нужно? Если бы я только знала — я постаралась бы соответствовать его идеалу. Старомодно звучит, не так ли? Словно фраза из душещипательного фильма тридцатых годов. Я где-то читала, что банальность — это правда, уставшая от повторений. А я сейчас говорю типичные банальности.
Не бсслокойся, Питер, я не выкину ничего неожиданного. Чего бы мне ни стоило, я не отстану от Дэвида. У меня есть такое чувство, что, в конце концов, я смогу стать для него необходимой — своего рода привычкой, навязчивой идеей в худшем случае. Все, что мне остается — всегда быть у него под рукой, не устраивать сцен ревности и ждать. Ждать того момента, когда он созреет. А тем временем — тем временем я потихоньку превращаюсь в шлюху, то есть в женщину того copra, которых он терпеть не может. Как-то раз он заявил: «Я смогу любить только такую женщину, которую буду уважать, которой буду безусловно доверять и которая не будет искать развлечений на стороне, если мне придется задержаться на работе или уехать по делам» — и при этом посмотрел на меня с легким презрением. Он также сказал мне, что знает о моих нынешних увлечениях и, возможно, о тебе, Питер. Ты знаешь, Питер, ведь у меня сейчас достаточно мужчин. Раньше, еще до Дэвида, я была ужасно разборчива и даже приглашение на обед принимала далеко не от всякого. Теперь же, встречаясь с мужчиной, я почти всегда оказываюсь с ним в постели. Часто это люди, которых я почти не знаю и до которых мне — как до лампочки. И все потому, что я чувствую в этом определенную необходимость. Я пытаюсь доказать себе, что тоже имею определенные права — ибо каков поп, таков и приход. Питер, а может, я становлюсь нимфоманкой?
— Что-то ты слишком возбуждена, Ева. Может быть, выключим на время магнитофон? И потом, ты опять задаешь мне вопросы.
— Я все понимаю, Питер, но мне необходима помощь. Честное слово! Что со мной происходит? Я просыпаюсь по ночам и задаю себе постоянно этот вопрос. Я боюсь, что у меня не все в порядке с психикой. Но еще больше я боюсь потерять Дэвида. Вернее, те — крохи со стола его внимания, которые он мне еще уделяет. Но для меня нет страшнее этой потери.
— Мне следовало бы догадаться о твоих, сомнениях заранее. Ну какого черта я всегда лезу со своим психоанализам к тем женщинам, с которыми сплю? Ладно уж, Ева, рассказывай все до конца. Ты, значит, утверждаешь, что он сильно изменился с тех пор, как вы сблизились снова?
— Он действительно изменился. И я тоже. Причем все преимущества на его стороне. Он знает, что я люблю его. Господи, я повторяю ему словалюбви, как попугай. Они просто сами выскакивают из меня. И он этим пользуется. Обращается со мной, как с какой-нибудь вещью. Я и в самом деле его вещь, только не хотелось бы, чтобы он был в этом слишком уверен. Вот, к примеру, несколько дней назад, когда мы находились у него дома… Даже не знаю, стоит ли рассказывать тебе подобные вещи…
— Только не останавливайся, продолжай дальше, ты весьма меня заинтриговала. Ты же знаешь, что такого рода вещи меня особенно интересуют.
— Боюсь, что вряд ли тебя слишком заинтересуют мои глупости. Но, если хочешь. Ведь ты же в курсе, что мы с Дэвидом трахаемся, именно этим мы тогда и занимались. Прямо на диване в гостиной, даже не раздеваясь. Мы иногда занимаемся любовью таким способом.
Была суббота, и мы только что заявились к нему домой. Он ожидал приезда своих родственников — у него две сестры и брат, как ты знаешь, и они должны были вот-вот подъехать. Короче говоря, он очень спешил. При этом мы решили испробовать новый способ совокупления — я прижималась спиной к диванной подушке, а он наезжал на меня спереди, раскинув мои ноги по сторонам. Получалось довольно забавно… Жаль, Питер, что ты не можешь увидеть себя в зеркале сейчас…
Так вот, в самый разгар нашего занятия в дверь внезапно позвонили, и он, услышав звонок, с силой оттолкнул меня от себя, как будто то, чем мы только что занимались, вдруг сделалось грязным и неприличным. Да, да, именно грязным — об этом свидетельствовало выражение его лица. Он вскочил, торопливо застегивая брюки и глядя на меня с некоторой дозой отвращения, если хочешь. А потом он сказал… Знаешь, что он брякнул? «Вставай скорей, Ева, ради Бога. Ты выглядишь, словно дешевая потаскуха, сидя на диване враскорячку».
В этот момент я его ненавидела, Боже, как я его ненавидела! Но себя больше во сто крат. За то, что пришла к нему, за то, что позволяю обращаться с собой подобным образом, — оказывается, меня можно использовать, а потом отбросить, как грязную тряпку.
— Но что же, в сущности, произошло?
— А ничего. Я встала и удалилась в ванную, чтобы привести себя в порядок и успокоиться. В это время он встречал своих детишек. Я сказала «детишек»? Ошибочка. Фрэнси не ребенок. Она сестра Дэвида, та, которая постарше. Ей семнадцать, и когда она приезжает к Дэвиду, то разыгрывает перед ним роль эдакой соплячки. Но она — клянусь тебе, Питер, она прекрасно поняла, чем мы с ним занимались. Я даже покраснела, когда она взглянула на меня. Дальше — больше. Дэвид попросил меня сходить с ней за покупками. Купить что-нибудь из одежды. «Бедная» Фрэнси, она выросла из всех своих платьев, ей нужно новое.
— У Евы такой хороший вкус, я уверена, что она поможет мне выбрать что-нибудь действительно крутое, — заявила она.
Говорю тебе, Питер, крошка Фрэнси уже вполне сложившаяся женщина, хотя бы в плане дамских уловок. А Дэвид просто туп и не замечает очевидных вещей. Ему все кажется, что его сестричка — бедное невинное дитя, из тех, что пытаются собрать лунный свет в подол платьица!
Мне пришлось воспользоваться своей машиной, потому что Дэвид повез Рика и Лайзу в зоопарк. И, само собой разумеется, как только мы остались одни, она и думать забыла про свои девчачьи повадки. Для начала она спросила у меня, какого я мнения о Дэвиде как о мужчине. И пока я пыталась найти подходящий ответ, она небрежно так мне сообщила, что у меня с Дэвидом ничего не получится, потому что, цитирую, «Дэйв любит трахаться и у него всегда было полно баб». Кавычки закрываются. И весь этот ужас она излагала мне нежнейшим детским голоском.
Собственно, она все еще ребенок, как бы ни выпендривалась. Я постаралась, как могла, закрыть избранную ею тему для разговора. Я поведала ей, что меня не так-то просто шокировать, хотя, надо отдать ей должное, в ее ремарках было довольно ума и наблюдательности. Я сообщила Фрэнси и об этом и добавила, что не считаю ее крохой и вполне способна оценить ее проницательность.
— Но Дэйв-то думает по-другому. Он все еще принимает меня за сосунка, а я — женщина. Могу поспорить, что в некоторых вопросах я дам тебе сто очков вперед, — так выразилась негодница, а потом прибавила, ухмыляясь, что догадывается, насколько бы мне хотелось ее треснуть, и выразила удивление, отчего я не делаю этого.
— По крайней мере, я говорю то, что думаю. Я тебя не люблю, и ты прекрасно чувствуешь это, разве не так?
Мне и на самом деле захотелось ее ударить. Наш поход в магазин завершился на стадии вооруженного нейтралитета. Поскольку ей было нужно новое платье, ей пришлось прибегнуть к моей помощи, чтобы выбрать что-нибудь приличное. Кстати, и на этой почве мы повздорили тоже. Дерьмо! С тех пор мы и не разговаривали по-настоящему, но, по-моему, положение вещей определилось как нельзя яснее.
— Ты рассказала Дэвиду о вашей беседе?
— Ну, конечно, нет — как бы я осмелилась? Он слишком привязан к своему семейству и уж особенно чувствителен ко всему, что касается Фрэнси. Он говорит, что она очень нуждается в заботе и ласке и гордится ею, поскольку она хорошенькая и прилично учится. У него есть экономка, но Дэвид искренне уверен, что всем в доме заправляет Фрэнси. И он постоянно твердит о том, какая из нее со временем получится отличная мать и жена. Я не в силах разочаровывать его. А кроме того, он мне не поверит и возненавидит за сказанное. Он еще, не дай Бог, подумает, что я ревную его к сестре или, что еще хуже, что я ее недолюбливаю. И тогда… Впрочем, как ни крути, а все сводится к одному — я не могу позволить себе потерять Дэвида. И насколько я в силах, я буду за него бороться. Питер! Скажешь ты мне, наконец, что делать? — Извини, милая, твое время истекло. Пора тебе превратиться из пациентки в любовницу, стать сладким пончиком с дырочкой посередине.
— Ах ты, пожиратель пончиков. Да у тебя одно только на уме!
— Ты сама об этом сказала, значит, хотела! Давай-ка попробуем, как у тебя было с Дэвидом. Садись так, чуть ниже… хорошо!
— Ох, Питер, что б тебя! Прекрати сейчас же, ну пожалуйста… Ох!
Глава 12
Иногда я задаюсь вопросом — что же Дэвид хочет от меня добиться? Да и не только от «меня — от женщин вообще. Что он ждет, что ему нужно? Если бы я только знала — я постаралась бы соответствовать его идеалу. Старомодно звучит, не так ли? Словно фраза из душещипательного фильма тридцатых годов. Я где-то читала, что банальность — это правда, уставшая от повторений. А я сейчас говорю типичные банальности.
Не бсслокойся, Питер, я не выкину ничего неожиданного. Чего бы мне ни стоило, я не отстану от Дэвида. У меня есть такое чувство, что, в конце концов, я смогу стать для него необходимой — своего рода привычкой, навязчивой идеей в худшем случае. Все, что мне остается — всегда быть у него под рукой, не устраивать сцен ревности и ждать. Ждать того момента, когда он созреет. А тем временем — тем временем я потихоньку превращаюсь в шлюху, то есть в женщину того copra, которых он терпеть не может. Как-то раз он заявил: «Я смогу любить только такую женщину, которую буду уважать, которой буду безусловно доверять и которая не будет искать развлечений на стороне, если мне придется задержаться на работе или уехать по делам» — и при этом посмотрел на меня с легким презрением. Он также сказал мне, что знает о моих нынешних увлечениях и, возможно, о тебе, Питер. Ты знаешь, Питер, ведь у меня сейчас достаточно мужчин. Раньше, еще до Дэвида, я была ужасно разборчива и даже приглашение на обед принимала далеко не от всякого. Теперь же, встречаясь с мужчиной, я почти всегда оказываюсь с ним в постели. Часто это люди, которых я почти не знаю и до которых мне — как до лампочки. И все потому, что я чувствую в этом определенную необходимость. Я пытаюсь доказать себе, что тоже имею определенные права — ибо каков поп, таков и приход. Питер, а может, я становлюсь нимфоманкой?
— Что-то ты слишком возбуждена, Ева. Может быть, выключим на время магнитофон? И потом, ты опять задаешь мне вопросы.
— Я все понимаю, Питер, но мне необходима помощь. Честное слово! Что со мной происходит? Я просыпаюсь по ночам и задаю себе постоянно этот вопрос. Я боюсь, что у меня не все в порядке с психикой. Но еще больше я боюсь потерять Дэвида. Вернее, те — крохи со стола его внимания, которые он мне еще уделяет. Но для меня нет страшнее этой потери.
— Мне следовало бы догадаться о твоих, сомнениях заранее. Ну какого черта я всегда лезу со своим психоанализам к тем женщинам, с которыми сплю? Ладно уж, Ева, рассказывай все до конца. Ты, значит, утверждаешь, что он сильно изменился с тех пор, как вы сблизились снова?
— Он действительно изменился. И я тоже. Причем все преимущества на его стороне. Он знает, что я люблю его. Господи, я повторяю ему словалюбви, как попугай. Они просто сами выскакивают из меня. И он этим пользуется. Обращается со мной, как с какой-нибудь вещью. Я и в самом деле его вещь, только не хотелось бы, чтобы он был в этом слишком уверен. Вот, к примеру, несколько дней назад, когда мы находились у него дома… Даже не знаю, стоит ли рассказывать тебе подобные вещи…
— Только не останавливайся, продолжай дальше, ты весьма меня заинтриговала. Ты же знаешь, что такого рода вещи меня особенно интересуют.
— Боюсь, что вряд ли тебя слишком заинтересуют мои глупости. Но, если хочешь. Ведь ты же в курсе, что мы с Дэвидом трахаемся, именно этим мы тогда и занимались. Прямо на диване в гостиной, даже не раздеваясь. Мы иногда занимаемся любовью таким способом.
Была суббота, и мы только что заявились к нему домой. Он ожидал приезда своих родственников — у него две сестры и брат, как ты знаешь, и они должны были вот-вот подъехать. Короче говоря, он очень спешил. При этом мы решили испробовать новый способ совокупления — я прижималась спиной к диванной подушке, а он наезжал на меня спереди, раскинув мои ноги по сторонам. Получалось довольно забавно… Жаль, Питер, что ты не можешь увидеть себя в зеркале сейчас…
Так вот, в самый разгар нашего занятия в дверь внезапно позвонили, и он, услышав звонок, с силой оттолкнул меня от себя, как будто то, чем мы только что занимались, вдруг сделалось грязным и неприличным. Да, да, именно грязным — об этом свидетельствовало выражение его лица. Он вскочил, торопливо застегивая брюки и глядя на меня с некоторой дозой отвращения, если хочешь. А потом он сказал… Знаешь, что он брякнул? «Вставай скорей, Ева, ради Бога. Ты выглядишь, словно дешевая потаскуха, сидя на диване враскорячку».
В этот момент я его ненавидела, Боже, как я его ненавидела! Но себя больше во сто крат. За то, что пришла к нему, за то, что позволяю обращаться с собой подобным образом, — оказывается, меня можно использовать, а потом отбросить, как грязную тряпку.
— Но что же, в сущности, произошло?
— А ничего. Я встала и удалилась в ванную, чтобы привести себя в порядок и успокоиться. В это время он встречал своих детишек. Я сказала «детишек»? Ошибочка. Фрэнси не ребенок. Она сестра Дэвида, та, которая постарше. Ей семнадцать, и когда она приезжает к Дэвиду, то разыгрывает перед ним роль эдакой соплячки. Но она — клянусь тебе, Питер, она прекрасно поняла, чем мы с ним занимались. Я даже покраснела, когда она взглянула на меня. Дальше — больше. Дэвид попросил меня сходить с ней за покупками. Купить что-нибудь из одежды. «Бедная» Фрэнси, она выросла из всех своих платьев, ей нужно новое.
— У Евы такой хороший вкус, я уверена, что она поможет мне выбрать что-нибудь действительно крутое, — заявила она.
Говорю тебе, Питер, крошка Фрэнси уже вполне сложившаяся женщина, хотя бы в плане дамских уловок. А Дэвид просто туп и не замечает очевидных вещей. Ему все кажется, что его сестричка — бедное невинное дитя, из тех, что пытаются собрать лунный свет в подол платьица!
Мне пришлось воспользоваться своей машиной, потому что Дэвид повез Рика и Лайзу в зоопарк. И, само собой разумеется, как только мы остались одни, она и думать забыла про свои девчачьи повадки. Для начала она спросила у меня, какого я мнения о Дэвиде как о мужчине. И пока я пыталась найти подходящий ответ, она небрежно так мне сообщила, что у меня с Дэвидом ничего не получится, потому что, цитирую, «Дэйв любит трахаться и у него всегда было полно баб». Кавычки закрываются. И весь этот ужас она излагала мне нежнейшим детским голоском.
Собственно, она все еще ребенок, как бы ни выпендривалась. Я постаралась, как могла, закрыть избранную ею тему для разговора. Я поведала ей, что меня не так-то просто шокировать, хотя, надо отдать ей должное, в ее ремарках было довольно ума и наблюдательности. Я сообщила Фрэнси и об этом и добавила, что не считаю ее крохой и вполне способна оценить ее проницательность.
— Но Дэйв-то думает по-другому. Он все еще принимает меня за сосунка, а я — женщина. Могу поспорить, что в некоторых вопросах я дам тебе сто очков вперед, — так выразилась негодница, а потом прибавила, ухмыляясь, что догадывается, насколько бы мне хотелось ее треснуть, и выразила удивление, отчего я не делаю этого.
— По крайней мере, я говорю то, что думаю. Я тебя не люблю, и ты прекрасно чувствуешь это, разве не так?
Мне и на самом деле захотелось ее ударить. Наш поход в магазин завершился на стадии вооруженного нейтралитета. Поскольку ей было нужно новое платье, ей пришлось прибегнуть к моей помощи, чтобы выбрать что-нибудь приличное. Кстати, и на этой почве мы повздорили тоже. Дерьмо! С тех пор мы и не разговаривали по-настоящему, но, по-моему, положение вещей определилось как нельзя яснее.
— Ты рассказала Дэвиду о вашей беседе?
— Ну, конечно, нет — как бы я осмелилась? Он слишком привязан к своему семейству и уж особенно чувствителен ко всему, что касается Фрэнси. Он говорит, что она очень нуждается в заботе и ласке и гордится ею, поскольку она хорошенькая и прилично учится. У него есть экономка, но Дэвид искренне уверен, что всем в доме заправляет Фрэнси. И он постоянно твердит о том, какая из нее со временем получится отличная мать и жена. Я не в силах разочаровывать его. А кроме того, он мне не поверит и возненавидит за сказанное. Он еще, не дай Бог, подумает, что я ревную его к сестре или, что еще хуже, что я ее недолюбливаю. И тогда… Впрочем, как ни крути, а все сводится к одному — я не могу позволить себе потерять Дэвида. И насколько я в силах, я буду за него бороться. Питер! Скажешь ты мне, наконец, что делать? — Извини, милая, твое время истекло. Пора тебе превратиться из пациентки в любовницу, стать сладким пончиком с дырочкой посередине.
— Ах ты, пожиратель пончиков. Да у тебя одно только на уме!
— Ты сама об этом сказала, значит, хотела! Давай-ка попробуем, как у тебя было с Дэвидом. Садись так, чуть ниже… хорошо!
— Ох, Питер, что б тебя! Прекрати сейчас же, ну пожалуйста… Ох!
Глава 12
Фрэнси Циммер стояла на углу и ждала, когда загорится зеленый свет. Она время от времени слегка касалась волос, словно желая убедиться, что ее новый сексуально выглядящий светлый парик по-прежнему на месте. Она чуть не взвизгивала от удовольствия, когда представляла себе реакцию девочек в школе, когда она, тщательно натянув парик в гардеробной, так, чтобы ни один темный волос не выбивался из-под него, торжественно вплыла в класс. Конечно, эти поганки пытались изобразить равнодушие и лишь перешептывались между собой, зато парни просто обалдели, когда ее увидели, и, как один, заявили, что она вылитая Фарра Фосе. Некоторые сразу же предложили отвезти ее домой, но она гордо отвергала их всех, намекая с загадочным видом на то. что она уже договорилась о свидании и ее кавалер должен вот-вот за ней заехать.
Она двинулась домой пешком, небрежно покачивая бедрами, и, конечно же, через несколько минут престарелый пижон, сидевший за рулем «кадиллака» последней модели, затормозил перед ней в облаке пыли и предложил подвезти до любого нужного ей места. Старикан довез ее до города и был весьма мил, так что если бы не заботливо водруженный на голову парик, она была бы не прочь остановиться с ним у любого мотеля и предложить ему оттрахать себя, если бы у него проснулась охота. Но она слишком потратилась на это убранство и слишком долго и тщательно напяливала его на себя — именно так, как требовалось, да и на косметику времени не пожалела, поэтому Фрэнси никак не могла позволить, чтобы дедуля разрушил столь трепетно созданный образ. Она с ним только поиграла самую капельку и позволила ему разглядеть, что она не носит трусиков под платьем, для чего слегка развела ноги. Старикан от этого чуть с ума не сошел, и Фрэнси на секунду испугалась, что он сию же минуту врежется своим авто в бетонное ограждение шоссе и они окажутся на дне залива. Она пообещала встретиться с ним позже в одном из баров — у нее ужасно важная встреча, понимаете ли, объяснила Фрэнси. Про себя она улыбнулась. Дедуля устанет ждать. После этого она пересекла дорогу — быстро и решительно, так, что каблучки глубоко впечатывались в асфальт. В сущности, она никому не лгала — у нее на самом деле была своего рода деловая встреча. И проделав этот не близкий путь, она пыталась себя уверить, что мужчина, к которому она направляется, просто не вправе ее отвергнуть.
Фрэнси миновала четыре квартала, не обращая внимания на взгляды и смешки, которыми ее одаривали проходившие мимо парни. Она двигалась целеустремленно, отложив все случайные встречи на потом. Фрэнси торопилась, к тому же она была не против пешеходной прогулки по Сан-Франциско, особенно если при этом была предоставлена самой себе. Она наслаждалась свободой, и ее внимание привлекало все — рекламы и вывески, снующие вокруг люди, другими словами, она ощущала себя участником развернувшегося действа, имя которому — большой город.
Студия располагалась, на удивление, в весьма респектабельном доме, за которым открывался чудесный вид на залив и знаменитый мост. Она думала, что подобные учреждения ютятся в бедных кварталах в гнусных домишках, где на первом этаже продают книги для взрослых и всевозможные сексуальные штучки из пластика или резины. Но ничего подобного — местечко оказалось что надо!
Фрэнси в очередной раз поправила волосы, возблагодарив Бога, что выглядит старше своих лет. В этом притоне чувствовался класс, что внушало уверенность в устойчивом экономическом положении фотографа, который сделал такие чудесные фотографии, демонстрировавшие во всех видах Еву.
Он должен попробовать Фрэнси в качестве фотомодели. Просто обязан! Она позвонила в квартиру фотографа снизу и, пройдя через автоматически отворившуюся дверь, ступила на бесшумный эскалатор. Голос фотографа звучал в микрофоне переговорного устройства глубоко и волнующе, и Фрэнси пыталась представить себе его внешность. Поначалу он казался слегка удивленным, когда она позвонила ему в первый раз, спрашивая о возможности найти работу. К счастью, ей удалось перед этим подслушать разговор Дэвида с Евой, и она была уверена, что после Евы тот не успел подыскать достойной замены. Ничего, теперь Еве не придется беспокоиться — даже если ей взбредет в голову еще разок продемонстрировать себя в журнале, место окажется занятым. До чего все-таки тупа Ева. Только и занимается тем, что пытается оправдаться перед Дэвидом из-за всякой ерунды! А что нашел в ней Дэвид — тоже вопрос. Она худовата, да и сиськи не больно велики. Может быть, она в постели черт знает что вытворяет? Дэвиду нравится всякое такое.
Фрэнси облизала губы перед тем, как войти, хотя уже намазала рот блеском для губ, и в упор уставилась в лицо человеку, открывшему дверь. Тот стоял в раскованной позе, в свободной мексиканской рубашке с вышивкой по вороту и рукавам и в белых джинсах. Его наряд дополняли сандалии. Он откровенно рассматривал ее, и она заставила себя точно так же, не торопясь, дать оценку изучавшему ее мужчине. Наконец, он улыбнулся и отступил в сторону, чтобы позволить ей проникнуть в глубь дома. Проходя внутрь, она почувствовала некоторое облегчение — первое испытание она прошла!
Фрэнси храбро проследовала в покрытую коврами комнату, остано-вившись на секунду, чтобы сбросить туфли. Ее обнаженные ступни почти до щиколотки утонули в высоком ворсе. Черт возьми, это было приятное чувство.
— Браво! Достойный жест, и прекрасно отработанный к тому же. Мне по сердцу твои манеры, детка.
Фрэнси резко повернулась на пятках, чтобы взглянуть на невидимого собеседника, который, казалось, слегка поддразнивал и подначивал ее. Второй человек, находившийся в комнате, был одет более небрежно, чем тот, кто открыл Фрэнси дверь. Его тонкая рубашка была расстегнута до пояса и даже не заправлена в брюки. Он сидел в кресле, беззаботно закинув одну ногу на подлокотник, и его невозможно яркие голубые глаза уже раздевали Фрэнси, вперив пронизывающий взгляд в ее тело. Фрэнси не осталась в долгу и во все глаза изучала незнакомца, пока Джерри, фотограф, представлял их друг другу.
— Брэнт Ньюком — Фрэнси… как там тебя? Ну, да все равно. Какая разница, какая у человека фамилия в конце концов! Если ты не против, Фрэнси, Брэнт некоторое время побудет с тобой и развлечет тебя немного, а я пока подготовлю все к съемкам. Как-никак, а я должен придерживаться определенного распорядка.
Итак, он согласился испытать ее в качестве манекенщицы — фантастика! Тем не менее не стоит особенно выказывать радость.
Тем временем Брэнт Ньюком продолжал методично исследовать Фрэнси, и на лице его при этом читалось легкое презрение. Фрэнси же судорожно пыталась вспомнить, где она видела лицо голубоглазого незнакомца. Возможно, в каком-нибудь журнале мод, подытожила она свои наблюдения, поскольку парень был достаточно хорош собой, чтобы оказаться и манекенщиком, и киноактером.
Фрэнси продолжала свои размышления и в той комнате, куда Джерри отвел ее для того, чтобы она переоделась в короткую открытую блузу, которую последний приготовил для нее, разложив на широкой кровати. Джерри оказался нормальным парнем и вполне пришелся ей по вкусу, но Брэнт Ньюком, что называется, поразил ее воображение. Прежде всего, он был самым красивым мужчиной, которого ей когда-либо приходилось видеть, а во-вторых, ей нравилось, как откровенно он ее разглядывал, даже не пытаясь этого скрыть. Вообще-то она никогда не была в особом восторге от блондинов, но блондин по имени Брэнт Ньюком тревожил ее воображение и вызывал трепет во всем ее теле. Было очевидно, что Брэнт тоже об этом догадывался. Появившись перед хозяевами снова, на этот раз в коротком кимоно в японском духе, Фрэнси демонстративно проплыла по помещению, чуть покачивая бедрами и высоко задрав подбородок. Талию она перетянула поясом, но так, чтобы на груди кимоно было в достаточной степени открыто. Пусть они убедятся, какие у нее красивые ключицы и груди. К тому же у нее есть бедра, настоящие крутые бедра, не то что у этой тошей сучки Евы!
В комнате находился импровизированный подиум — длиннющий диван без ножек, который тянулся по всей длине огромного окна. По его пространству были разбросаны яркие подушки, и Джерри жестом предложил Фрэнси занять на подиуме место, в то время как он сам трудился над осветительной аппаратурой и устанавливал фотокамеру на штатив. По полу в разных направлениях тянулись разноцветные провода, объединяя разрозненные предметы, предназначенные для фотосъемки в общую, хорошо продуманную систему. Джерри несколько раз включил и выключил софиты, проверяя их работу и едва не ослепив Фрэнси, и проговорил, указывая на здания напротив, стальными громадами врезавшимися в голубое небо.
— Начнем с того, что ты расположишься напротив окон, птенчик, я постараюсь использовать небоскребы в качестве заднего плана. Да, пожалуй, такой ракурс подойдет лучше всего.
Фрэнси пробралась на мягкую платформу у окна, стараясь не задеть разбросанные кругом провода и прочие элементы оборудования, перехватив по пути напряженный взгляд Брэнта, и остановилась в ожидании дальнейших указаний. Она чувствовала легкое возбуждение, предшествовавшее началу первых в ее жизни фотопроб, которые, она была уверена, сделают из нее настоящую фотомодель, о чем она долго и упорно мечтала. Может быть, в один прекрасный день она тоже станет украшением разворота для «Стада», интересно только, как ее старший братец переживет подобное?
Джерри колдовал у софитов и камеры, ловя ее силуэт в видоискатель, добавляя и уменьшая поток ослепительно яркого света, обдававшего ее временами нестерпимым жаром. Теперь она уже не могла созерцать голубоглазого незнакомца, но постоянно чувствовала его присутствие. Здесь, в белесом свете мощных фотоламп, она, наконец, вспомнила, где видела этого парня. Его портрет красовался в журнале «Море» и предварял собой статью, именовавшуюся «Новое поколение плейбоев». Она вспомнила, что в журнале писали о его огромном состоянии, об участии Брэнта в автомобильных гонках, а также о его любовных историях с известнейшими кинозвездами и о скандальных вечеринках, которые он имел обыкновение закатывать на своей загородной вилле. Он начал сильно интересовать Фрэнси, и она тут же дала себе слово, что не пожалеет усилий и сделает все, от нее зависящее, чтобы он заметил ее, запомнил по-настоящему.
— Нормально, дорогая, все идет хорошо. А теперь скинь тряпку, которую я тебе выдал, и встань боком — хочу заснять тебя в профиль, — надеюсь, ты в курсе, что обладаешь абсолютно сногсшибательным бюстом?
Вздрагивая от волнения, охватившего все ее существо, Фрэнси сбросила кимоно и, нагая, застыла на фоне розовеющего от наступающего вечера неба.
Еще через полчаса съемок, когда все ее тело ныло при малейшей попытке изменить позу, Джерри, наконец, смилостивился и дал ей возможность передохнуть.
— Можешь расслабиться, дорогая, пока я буду менять пленку в аппарате, и выпить немного — Брэнт нальет тебе какого-нибудь пойла, если тебе нужно подкрепить силы.
Все еще полуослепшая от яркого света софитов, Фрэнси тем не менее храбро шагнула в темный провал комнаты, дабы всем своим видом продемонстрировать собственное бесстрашие и хладнокровие. Она даже не потрудилась накинуть на голое тело кимоно и почти на ощупь добралась до противоположного конца помещения, где неясным для ее мигающих глаз силуэтом девушку поджидал Брэнт.
Фрэнси потребовала у него виски (этот напиток предпочитала Ева, поэтому просьба Фрэнси прозвучала вполне светски), и пока Брэнт наливал виски из высокой красивой бутылки, ее зрение снова адаптирова-лрсь к обычному освещению.
«Ну, как я себя вела?» — ужасно хотелось спросить Фрэнси, но она решила, что это будет слишком по-детски, поэтому промолчала, решив предоставить инициативу Брэнту.
Он протянул ей стакан и беззастенчиво окинул взглядом ее обнаженное тело. Она почувствовала, как по ее телу разлилось тепло от его взгляда, виски же огненной струйкой обожгло ей пищевод, поскольку Брэнт не разбавил его, и Фрэнси пришлось поначалу сделать над собой некоторое усилие, чтобы проглотить первую порцию.
«Вот удача, — подумала она. — Этот пижон миллиардер и находится в одной комнате со мной, он рассматривает мои прелести и даже не пытается скрыть, что хочет мной обладать…»
Фрэнси была права — она прекрасно знала этот мужской взгляд, которым ее на улице часто провожали парни, и такой же огонек вспыхивал теперь в голубых глазах Брэнта. Он вытянул вперед руку и ухватил ее за грудь, при этом сильно ее сжал.
— Неплохо. Приятно потрогать настоящую вещь, а не нашпигованную силиконом. Не знаю, сколько тебе заплатит Джерри за свои картинки, но я дам тебе вдвойне всего лишь за одну — специально для меня. Только тебе придется снять этот блондинистый парик. Уверен, что твои настоящие темные волосы придадут тебе куда больше прелести, чем это воронье гнездо из обесцвеченной пакли. И еще — позу и ракурс для съемки подберу я сам. Не беспокойся, если будешь стараться — премия тебе обеспечена.
Тут он подмигнул ей и ухмыльнулся, хотя в глубине его взора не было и намека на юмор. На самом деле Брэнт не шутил.
— Так ты будешь вести себя как следует, а, Фрэнси?
Фрэнси все еще чувствовала прикосновение руки Брэнта к своей груди, а неразбавленное виски, которым она угостилась с легкой руки Брэнта, жгло ей внутренности и растекалось по жилам, зажигая в теле огонь и вызывая чувственную дрожь, которую она испытала лишь однажды — когда четверо мальчишек из класса подвергли ее «инициации», так, по крайней мере, выразился один из них. Пронизывающий взгляд Брэнта почему-то напомнил ей о тех процедурах, которым ребята подвергли ее тогда — и все вместе, и по отдельности.
Брэнт молчал в ожидании ответа, как вдруг она почувствовала, что Джерри, неслышно войдя в комнату, встал за ее спиной.
— Похоже на то, что Фрэнси уже получила от тебя соответствующее предложение, правда, Брэнт? Вот жалость-то какая! А я слишком увлекся профессиональными обязанностями и не успел найти соответствующий подход к малышке!
— Я надеюсь, что Фрэнси не откажет нам обоим. Что скажешь, воробышек?
В тот момент, впервые за все семнадцать лет существования, Фрэнси поняла, что живет на полную катушку. Двое взрослых мужчин стояли рядом с ней, совершенно обнаженной, и неспешно, спокойными голосами вели беседу о том, как будут заниматься с ней любовью. Впрочем, на некоторое время съемки возобновились. На этот раз Джерри делал более откровенные снимки, а его ракурсы становились все раскованнее. Фрэнси едва не захихикала, когда представила себе лицо Дэвида, рассматривающего один из снимков, вышедших из рук Джерри. Мысль об ужасе, который испытает ее брат, взглянув на подобную фотографию, а главное, о том, какое наказание последует за этим, заставляли ее трепетать и ощущать легкую слабость в ногах. По этой причине лицо Фрэнси приобрело несколько рассеянный и отсутствующий вид, который безумно пришелся по душе Джерри, и он не уставал повторять, что она абсолютно естественна, а естественность дорого стоит.
Когда завершилось то, что Джерри окрестил «официальной частью», Фрэнси отправилась в спальню вместе с Брэнтом и Джерри, на ходу стаскивая с себя парик. Длинные темные волосы каскадом заструились вокруг ее плеч, когда она легла в постель с Брэнтом и соединилась с ним на глазах у Джерри, который непрерывно щелкал камерой, стараясь получить как можно больше крупных планов. Когда Брэнт выполнил свою миссию в постели, его место занял Джерри, камера же перекочевала в руки Брэнта, и настала его очередь щелкать затвором. После всего этого они снова выпили, усевшись на диване, разглядывая с интересом моментальные снимки, полученные с помощью «поляроида». Фотографии оказались самой настоящей порнографией и так подействовали на Фрэнси, что она буквально вцепилась в промежность Брэнта и не успокоилась до тех пор, пока он, спихнув Фрэнси на под, не принялся трахать ее опять, уже не слишком резво, и сопровождая движения любви ироническими комментариями по поводу чувственности и ненасытности девушки в любви. Его смех и шуточки, казалось, еще больше возбуждали Фрэнси, поскольку она настолько вышла из себя, что начала кусаться и царапаться. Тогда он ударил ее довольно сильно, а потом хладнокровно врезал еще несколько раз, надеясь таким путем остановить разбушевавшуюся стихию любви в душе семнадцатилетней нимфоманки. Приступ истерики прошел, онапокорилась ему и, прижавшись к его ногам, стала молить задыхающимся от страсти голосом, чтобы он не прекращал ударов, а, наоборот, продолжил наказание.
Она двинулась домой пешком, небрежно покачивая бедрами, и, конечно же, через несколько минут престарелый пижон, сидевший за рулем «кадиллака» последней модели, затормозил перед ней в облаке пыли и предложил подвезти до любого нужного ей места. Старикан довез ее до города и был весьма мил, так что если бы не заботливо водруженный на голову парик, она была бы не прочь остановиться с ним у любого мотеля и предложить ему оттрахать себя, если бы у него проснулась охота. Но она слишком потратилась на это убранство и слишком долго и тщательно напяливала его на себя — именно так, как требовалось, да и на косметику времени не пожалела, поэтому Фрэнси никак не могла позволить, чтобы дедуля разрушил столь трепетно созданный образ. Она с ним только поиграла самую капельку и позволила ему разглядеть, что она не носит трусиков под платьем, для чего слегка развела ноги. Старикан от этого чуть с ума не сошел, и Фрэнси на секунду испугалась, что он сию же минуту врежется своим авто в бетонное ограждение шоссе и они окажутся на дне залива. Она пообещала встретиться с ним позже в одном из баров — у нее ужасно важная встреча, понимаете ли, объяснила Фрэнси. Про себя она улыбнулась. Дедуля устанет ждать. После этого она пересекла дорогу — быстро и решительно, так, что каблучки глубоко впечатывались в асфальт. В сущности, она никому не лгала — у нее на самом деле была своего рода деловая встреча. И проделав этот не близкий путь, она пыталась себя уверить, что мужчина, к которому она направляется, просто не вправе ее отвергнуть.
Фрэнси миновала четыре квартала, не обращая внимания на взгляды и смешки, которыми ее одаривали проходившие мимо парни. Она двигалась целеустремленно, отложив все случайные встречи на потом. Фрэнси торопилась, к тому же она была не против пешеходной прогулки по Сан-Франциско, особенно если при этом была предоставлена самой себе. Она наслаждалась свободой, и ее внимание привлекало все — рекламы и вывески, снующие вокруг люди, другими словами, она ощущала себя участником развернувшегося действа, имя которому — большой город.
Студия располагалась, на удивление, в весьма респектабельном доме, за которым открывался чудесный вид на залив и знаменитый мост. Она думала, что подобные учреждения ютятся в бедных кварталах в гнусных домишках, где на первом этаже продают книги для взрослых и всевозможные сексуальные штучки из пластика или резины. Но ничего подобного — местечко оказалось что надо!
Фрэнси в очередной раз поправила волосы, возблагодарив Бога, что выглядит старше своих лет. В этом притоне чувствовался класс, что внушало уверенность в устойчивом экономическом положении фотографа, который сделал такие чудесные фотографии, демонстрировавшие во всех видах Еву.
Он должен попробовать Фрэнси в качестве фотомодели. Просто обязан! Она позвонила в квартиру фотографа снизу и, пройдя через автоматически отворившуюся дверь, ступила на бесшумный эскалатор. Голос фотографа звучал в микрофоне переговорного устройства глубоко и волнующе, и Фрэнси пыталась представить себе его внешность. Поначалу он казался слегка удивленным, когда она позвонила ему в первый раз, спрашивая о возможности найти работу. К счастью, ей удалось перед этим подслушать разговор Дэвида с Евой, и она была уверена, что после Евы тот не успел подыскать достойной замены. Ничего, теперь Еве не придется беспокоиться — даже если ей взбредет в голову еще разок продемонстрировать себя в журнале, место окажется занятым. До чего все-таки тупа Ева. Только и занимается тем, что пытается оправдаться перед Дэвидом из-за всякой ерунды! А что нашел в ней Дэвид — тоже вопрос. Она худовата, да и сиськи не больно велики. Может быть, она в постели черт знает что вытворяет? Дэвиду нравится всякое такое.
Фрэнси облизала губы перед тем, как войти, хотя уже намазала рот блеском для губ, и в упор уставилась в лицо человеку, открывшему дверь. Тот стоял в раскованной позе, в свободной мексиканской рубашке с вышивкой по вороту и рукавам и в белых джинсах. Его наряд дополняли сандалии. Он откровенно рассматривал ее, и она заставила себя точно так же, не торопясь, дать оценку изучавшему ее мужчине. Наконец, он улыбнулся и отступил в сторону, чтобы позволить ей проникнуть в глубь дома. Проходя внутрь, она почувствовала некоторое облегчение — первое испытание она прошла!
Фрэнси храбро проследовала в покрытую коврами комнату, остано-вившись на секунду, чтобы сбросить туфли. Ее обнаженные ступни почти до щиколотки утонули в высоком ворсе. Черт возьми, это было приятное чувство.
— Браво! Достойный жест, и прекрасно отработанный к тому же. Мне по сердцу твои манеры, детка.
Фрэнси резко повернулась на пятках, чтобы взглянуть на невидимого собеседника, который, казалось, слегка поддразнивал и подначивал ее. Второй человек, находившийся в комнате, был одет более небрежно, чем тот, кто открыл Фрэнси дверь. Его тонкая рубашка была расстегнута до пояса и даже не заправлена в брюки. Он сидел в кресле, беззаботно закинув одну ногу на подлокотник, и его невозможно яркие голубые глаза уже раздевали Фрэнси, вперив пронизывающий взгляд в ее тело. Фрэнси не осталась в долгу и во все глаза изучала незнакомца, пока Джерри, фотограф, представлял их друг другу.
— Брэнт Ньюком — Фрэнси… как там тебя? Ну, да все равно. Какая разница, какая у человека фамилия в конце концов! Если ты не против, Фрэнси, Брэнт некоторое время побудет с тобой и развлечет тебя немного, а я пока подготовлю все к съемкам. Как-никак, а я должен придерживаться определенного распорядка.
Итак, он согласился испытать ее в качестве манекенщицы — фантастика! Тем не менее не стоит особенно выказывать радость.
Тем временем Брэнт Ньюком продолжал методично исследовать Фрэнси, и на лице его при этом читалось легкое презрение. Фрэнси же судорожно пыталась вспомнить, где она видела лицо голубоглазого незнакомца. Возможно, в каком-нибудь журнале мод, подытожила она свои наблюдения, поскольку парень был достаточно хорош собой, чтобы оказаться и манекенщиком, и киноактером.
Фрэнси продолжала свои размышления и в той комнате, куда Джерри отвел ее для того, чтобы она переоделась в короткую открытую блузу, которую последний приготовил для нее, разложив на широкой кровати. Джерри оказался нормальным парнем и вполне пришелся ей по вкусу, но Брэнт Ньюком, что называется, поразил ее воображение. Прежде всего, он был самым красивым мужчиной, которого ей когда-либо приходилось видеть, а во-вторых, ей нравилось, как откровенно он ее разглядывал, даже не пытаясь этого скрыть. Вообще-то она никогда не была в особом восторге от блондинов, но блондин по имени Брэнт Ньюком тревожил ее воображение и вызывал трепет во всем ее теле. Было очевидно, что Брэнт тоже об этом догадывался. Появившись перед хозяевами снова, на этот раз в коротком кимоно в японском духе, Фрэнси демонстративно проплыла по помещению, чуть покачивая бедрами и высоко задрав подбородок. Талию она перетянула поясом, но так, чтобы на груди кимоно было в достаточной степени открыто. Пусть они убедятся, какие у нее красивые ключицы и груди. К тому же у нее есть бедра, настоящие крутые бедра, не то что у этой тошей сучки Евы!
В комнате находился импровизированный подиум — длиннющий диван без ножек, который тянулся по всей длине огромного окна. По его пространству были разбросаны яркие подушки, и Джерри жестом предложил Фрэнси занять на подиуме место, в то время как он сам трудился над осветительной аппаратурой и устанавливал фотокамеру на штатив. По полу в разных направлениях тянулись разноцветные провода, объединяя разрозненные предметы, предназначенные для фотосъемки в общую, хорошо продуманную систему. Джерри несколько раз включил и выключил софиты, проверяя их работу и едва не ослепив Фрэнси, и проговорил, указывая на здания напротив, стальными громадами врезавшимися в голубое небо.
— Начнем с того, что ты расположишься напротив окон, птенчик, я постараюсь использовать небоскребы в качестве заднего плана. Да, пожалуй, такой ракурс подойдет лучше всего.
Фрэнси пробралась на мягкую платформу у окна, стараясь не задеть разбросанные кругом провода и прочие элементы оборудования, перехватив по пути напряженный взгляд Брэнта, и остановилась в ожидании дальнейших указаний. Она чувствовала легкое возбуждение, предшествовавшее началу первых в ее жизни фотопроб, которые, она была уверена, сделают из нее настоящую фотомодель, о чем она долго и упорно мечтала. Может быть, в один прекрасный день она тоже станет украшением разворота для «Стада», интересно только, как ее старший братец переживет подобное?
Джерри колдовал у софитов и камеры, ловя ее силуэт в видоискатель, добавляя и уменьшая поток ослепительно яркого света, обдававшего ее временами нестерпимым жаром. Теперь она уже не могла созерцать голубоглазого незнакомца, но постоянно чувствовала его присутствие. Здесь, в белесом свете мощных фотоламп, она, наконец, вспомнила, где видела этого парня. Его портрет красовался в журнале «Море» и предварял собой статью, именовавшуюся «Новое поколение плейбоев». Она вспомнила, что в журнале писали о его огромном состоянии, об участии Брэнта в автомобильных гонках, а также о его любовных историях с известнейшими кинозвездами и о скандальных вечеринках, которые он имел обыкновение закатывать на своей загородной вилле. Он начал сильно интересовать Фрэнси, и она тут же дала себе слово, что не пожалеет усилий и сделает все, от нее зависящее, чтобы он заметил ее, запомнил по-настоящему.
— Нормально, дорогая, все идет хорошо. А теперь скинь тряпку, которую я тебе выдал, и встань боком — хочу заснять тебя в профиль, — надеюсь, ты в курсе, что обладаешь абсолютно сногсшибательным бюстом?
Вздрагивая от волнения, охватившего все ее существо, Фрэнси сбросила кимоно и, нагая, застыла на фоне розовеющего от наступающего вечера неба.
Еще через полчаса съемок, когда все ее тело ныло при малейшей попытке изменить позу, Джерри, наконец, смилостивился и дал ей возможность передохнуть.
— Можешь расслабиться, дорогая, пока я буду менять пленку в аппарате, и выпить немного — Брэнт нальет тебе какого-нибудь пойла, если тебе нужно подкрепить силы.
Все еще полуослепшая от яркого света софитов, Фрэнси тем не менее храбро шагнула в темный провал комнаты, дабы всем своим видом продемонстрировать собственное бесстрашие и хладнокровие. Она даже не потрудилась накинуть на голое тело кимоно и почти на ощупь добралась до противоположного конца помещения, где неясным для ее мигающих глаз силуэтом девушку поджидал Брэнт.
Фрэнси потребовала у него виски (этот напиток предпочитала Ева, поэтому просьба Фрэнси прозвучала вполне светски), и пока Брэнт наливал виски из высокой красивой бутылки, ее зрение снова адаптирова-лрсь к обычному освещению.
«Ну, как я себя вела?» — ужасно хотелось спросить Фрэнси, но она решила, что это будет слишком по-детски, поэтому промолчала, решив предоставить инициативу Брэнту.
Он протянул ей стакан и беззастенчиво окинул взглядом ее обнаженное тело. Она почувствовала, как по ее телу разлилось тепло от его взгляда, виски же огненной струйкой обожгло ей пищевод, поскольку Брэнт не разбавил его, и Фрэнси пришлось поначалу сделать над собой некоторое усилие, чтобы проглотить первую порцию.
«Вот удача, — подумала она. — Этот пижон миллиардер и находится в одной комнате со мной, он рассматривает мои прелести и даже не пытается скрыть, что хочет мной обладать…»
Фрэнси была права — она прекрасно знала этот мужской взгляд, которым ее на улице часто провожали парни, и такой же огонек вспыхивал теперь в голубых глазах Брэнта. Он вытянул вперед руку и ухватил ее за грудь, при этом сильно ее сжал.
— Неплохо. Приятно потрогать настоящую вещь, а не нашпигованную силиконом. Не знаю, сколько тебе заплатит Джерри за свои картинки, но я дам тебе вдвойне всего лишь за одну — специально для меня. Только тебе придется снять этот блондинистый парик. Уверен, что твои настоящие темные волосы придадут тебе куда больше прелести, чем это воронье гнездо из обесцвеченной пакли. И еще — позу и ракурс для съемки подберу я сам. Не беспокойся, если будешь стараться — премия тебе обеспечена.
Тут он подмигнул ей и ухмыльнулся, хотя в глубине его взора не было и намека на юмор. На самом деле Брэнт не шутил.
— Так ты будешь вести себя как следует, а, Фрэнси?
Фрэнси все еще чувствовала прикосновение руки Брэнта к своей груди, а неразбавленное виски, которым она угостилась с легкой руки Брэнта, жгло ей внутренности и растекалось по жилам, зажигая в теле огонь и вызывая чувственную дрожь, которую она испытала лишь однажды — когда четверо мальчишек из класса подвергли ее «инициации», так, по крайней мере, выразился один из них. Пронизывающий взгляд Брэнта почему-то напомнил ей о тех процедурах, которым ребята подвергли ее тогда — и все вместе, и по отдельности.
Брэнт молчал в ожидании ответа, как вдруг она почувствовала, что Джерри, неслышно войдя в комнату, встал за ее спиной.
— Похоже на то, что Фрэнси уже получила от тебя соответствующее предложение, правда, Брэнт? Вот жалость-то какая! А я слишком увлекся профессиональными обязанностями и не успел найти соответствующий подход к малышке!
— Я надеюсь, что Фрэнси не откажет нам обоим. Что скажешь, воробышек?
В тот момент, впервые за все семнадцать лет существования, Фрэнси поняла, что живет на полную катушку. Двое взрослых мужчин стояли рядом с ней, совершенно обнаженной, и неспешно, спокойными голосами вели беседу о том, как будут заниматься с ней любовью. Впрочем, на некоторое время съемки возобновились. На этот раз Джерри делал более откровенные снимки, а его ракурсы становились все раскованнее. Фрэнси едва не захихикала, когда представила себе лицо Дэвида, рассматривающего один из снимков, вышедших из рук Джерри. Мысль об ужасе, который испытает ее брат, взглянув на подобную фотографию, а главное, о том, какое наказание последует за этим, заставляли ее трепетать и ощущать легкую слабость в ногах. По этой причине лицо Фрэнси приобрело несколько рассеянный и отсутствующий вид, который безумно пришелся по душе Джерри, и он не уставал повторять, что она абсолютно естественна, а естественность дорого стоит.
Когда завершилось то, что Джерри окрестил «официальной частью», Фрэнси отправилась в спальню вместе с Брэнтом и Джерри, на ходу стаскивая с себя парик. Длинные темные волосы каскадом заструились вокруг ее плеч, когда она легла в постель с Брэнтом и соединилась с ним на глазах у Джерри, который непрерывно щелкал камерой, стараясь получить как можно больше крупных планов. Когда Брэнт выполнил свою миссию в постели, его место занял Джерри, камера же перекочевала в руки Брэнта, и настала его очередь щелкать затвором. После всего этого они снова выпили, усевшись на диване, разглядывая с интересом моментальные снимки, полученные с помощью «поляроида». Фотографии оказались самой настоящей порнографией и так подействовали на Фрэнси, что она буквально вцепилась в промежность Брэнта и не успокоилась до тех пор, пока он, спихнув Фрэнси на под, не принялся трахать ее опять, уже не слишком резво, и сопровождая движения любви ироническими комментариями по поводу чувственности и ненасытности девушки в любви. Его смех и шуточки, казалось, еще больше возбуждали Фрэнси, поскольку она настолько вышла из себя, что начала кусаться и царапаться. Тогда он ударил ее довольно сильно, а потом хладнокровно врезал еще несколько раз, надеясь таким путем остановить разбушевавшуюся стихию любви в душе семнадцатилетней нимфоманки. Приступ истерики прошел, онапокорилась ему и, прижавшись к его ногам, стала молить задыхающимся от страсти голосом, чтобы он не прекращал ударов, а, наоборот, продолжил наказание.