Страница:
Подавшись вперед и оперевшись рукой о луку седла, он бросил на девушку суровый взгляд.
Вчера ей казалось, что он смотрел на нее с уважением, но сейчас лицо Ника выражало лишь холодную враждебность и настороженность.
— Я доставлю тебя в Сан-Франциско, — сказал он спустя мгновение. — Только не так быстро, как тебе хочется.
— Но почему?
Он выпрямился и заставил своего большого черного коня пойти шагом.
— Наберись терпения, Тори. Ты ведь не хочешь попасть в руки дяди Себастьяна?
— По-моему, я угодила из огня да в полымя, — заявила девушка, глядя на спину Ника. Когда он пожал плечами, она стиснула зубы.
— Тогда двигайся на запад, и ты встретишь дона Себастьяна на главной дороге.
Тори не была уверена, что сможет найти главную дорогу; подозревала, что Ник не отпустит ее и она лишь потерпит поражение в очередной стычке. Поэтому, плотно сжав губы, девушка последовала за ним. При первой возможности она удерет от него. А когда окажется в Сан-Франциско, постарается сдать его властям. Это пойдет ему на пользу.
Они продолжали ехать, но Тори показалось, что они движутся по кругу. Поздним вечером Ник разбил лагерь в чаще, соорудил примитивный навес из пушистых ветвей кедра, молодой поросли и веревок.
Тори ожидала, что он поведет себя как вчера. Поэтому немного удивилась, когда он не стал этого делать, а лишь молча завернулся возле нее в одеяло и строгим голосом велел не ерзать. Некоторое время она лежала неподвижно, вздрагивая при каждом его шевелении, но потом задремала и проснулась лишь утром, когда Ник грубо тряхнул ее за плечо:
— Вставай, Тори. Пора ехать дальше.
Этот день прошел так же, как предыдущий; Тори привыкла к такому распорядку, она ехала за Ником, погрузившись в свои мысли. Думала о Бостоне и Питере, о Сине, с горечью спрашивала себя, как бы он отреагировал, увидев свою кузину грязной, в рваной одежде. Тори не удалось отстирать ее в ручье, юбка выгорела на солнце, а волосы, которые Син поглаживал с восхищением, превратились в бесформенный узел; она закрепила его на затылке, чтобы пряди не падали на лицо.
Бедный Син, он всегда так беспокоился о ней, упрекал в излишней импульсивности и несдержанности, но она-то знала, что он получал удовольствие от ее выходок и со смехом рассказывал о них своему приятелю.
«Обуздать Тори сможет только сильный человек, если она вообще способна признать себя побежденной, в чем я сомневаюсь. Однако даже попытка сделать это вызывает восхищение!»
Приятель Сина согласился, и они засмеялись. Тори, стоящая на крыльце, подслушала беседу, но, присоединившись к ним, скрыла это. Ее немного задело, что Син говорил о ней как о диком животном или собаке, нуждающихся в дрессировке, но все же она обрадовалась, что он признал силу ее характера. Что бы подумал он сейчас?
Пока она путешествовала с Кинкейдом, ей приходилось разыгрывать смирение, но она знала, что при первой возможности без колебаний расстанется с ним. Она начала подозревать, что он не торопится доставить ее в Сан-Франциско, однако не могла понять, почему лейтенант тянет время. Явно не потому, что ее общество доставляло ему удовольствие.
Теперь он разговаривал с ней сухо, его лицо оставалось бесстрастным, как у индейца, а глаза — холодными. Тори раздражала его отчужденность. Он держался так, словно она ничего для него не значила. Что, конечно, было правдой. Она значила для него не больше, чем он для нее.
На закате обессилевшую девушку стали нещадно кусать мелкие насекомые; она не поверила своему счастью, когда Ник остановился у скалистой вершины и указал куда-то рукой.
— Сегодня мы заночуем в поселке.
Она посмотрела вперед и с радостью и облегчением увидела то, что вряд ли можно было назвать поселком. Это больше походило на лагерь поселенцев. Но такие мелочи не имели значения. Она сможет лечь в постель, поесть горячую пищу, возможно, достать чистую одежду. А главное — избавиться от Ника Кинкейда.
— Пора бы, — сказала она и увидела, что он прищурил глаза в ответ на ее язвительный тон. Тори не было до это дела. Какая разница, что он думает? Когда они окажутся в поселке, она сообщит лейтенанту, что больше не нуждается в его помощи. Даже если придется потратить целый месяц на поиски нового проводника!
С вершины горы казалось, что поселок находится близко, но когда они стали спускаться по склону, поросшему можжевельником и усеянному камнями, Тори поняла, что до этого места еще ехать и ехать. Маленькие огоньки мерцали в сумерках, почти не приближаясь к всадникам. Когда они достигли долины и услышали лай собак, было довольно темно. Ник и Тори двигались по главной — и единственной — улице.
Из примитивной хижины, возле которой стояли мелкие строения, доносилась музыка. К жерди, соединявшей два столба, были привязаны лошади. Кто-то хрипло смеялся.
— Куда ты привез меня? — спросила Тори и возмутилась, не услышав ответа. — Ник Кинкейд, я не намерена останавливаться в каком-то… борделе, так что даже не думай об этом.
Он повернулся, чтобы посмотреть на нее. Свет из квадратного окна упал на лицо Ника, и Тори увидела в его глазах желтый блеск.
— В таком виде тебя вряд ли пустят в приличный бордель, Тори. Конечно, ты можешь попросить…
— Будь ты проклят!
Ник засмеялся, вызвав у нее приступ раздражения. Она стиснула зубы, чтобы воздержаться от реплик, способных подлить масла в огонь. Скоро, успокаивала себя Тори, она отделается от него. И тогда ей больше не придется думать о нем, бояться его прикосновений, поцелуев, она не будет унижать себя нескромными мечтами.
Черт возьми, что с ней? Почему она думала о нем? Почему оказалась такой слабой? Какая нелепость! Она хочет скорее избавиться от него.
Он привел ее не в бордель, но она с грустью подумала, что ей было бы спокойнее в публичном доме. Гостиница представляла из себя жалкую хижину, в крошечной комнате едва ли могли расположиться одновременно два человека. Там были кровать, шаткий стол с треснувшим кувшином, старый тазик и даже стопка тонких полотенец.
Бросив взгляд на эту клетушку, Ник пожал плечами. Когда Тори спросила, где он собирается спать, он удивленно ответил:
— Здесь. А ты что подумала? На конюшне? Я не настолько безразличен к себе. Конечно, если тебя это не устраивает, ты можешь воспользоваться конюшней. Или даже борделем. Если ты вымоешься, то, возможно, снова обретешь товарный вид. Только не рассчитывай на большие деньги. Даже в этом захолустье клиенты желают, чтобы от шлюх пахло лучше, чем от мокрых собак.
Еще недавно его колкости спровоцировали бы гневную отповедь, но сейчас Тори была слишком усталой, грязной и голодной. Она равнодушно пожала плечом:
— Наверно, я заслуживаю оскорблений, но сейчас меня не задевают твои слова. И мысли тоже. Надеюсь, твоей галантности хватит на то, чтобы позволить мне смыть грязь в одиночестве. Я буду тебе очень благодарна.
Удивленно помолчав, Ник пожал плечами и направился к двери.
— У меня есть дела, так что комната в твоем распоряжении. Но не пытайся запираться. Эту дверь вышибет и трехлетний ребенок.
Она посмотрела вслед Нику, но он уже вышел из комнаты и с тихим щелчком закрыл дверь. Несколько минут Тори сидела на тонком продавленном матрасе и слушала тишину, изредка нарушаемую смехом и музыкой, доносящимися через открытое окно. Дуновения ветра еле заметно шевелили штору.
Повернув голову, Тори увидела в комнате незнакомую женщину. Потом поняла, что это ее собственное отражение в маленьком грязном зеркале, висевшем на стене напротив кровати. Девушка медленно поднялась, прошла по комнате и посмотрела в зеркало.
Боже праведный, неужели это незнакомое существо с большими глазами, обгоревшим носом и растрепанной гривой — действительно она? Тори едва сдержала смех, потом ей захотелось заплакать. Расческа и туалетные принадлежности, которые она держала в седельной сумке, вряд ли помогут ей привести себя в порядок. Для этого потребовалось бы чудо.
Услышав негромкий стук, она сказала: «Войдите!» — и с любопытством уставилась на седую женщину, приоткрывшую дверь.
— Извините меня, мэм, но ваш муж сказал, что вам понадобится это.
— О, но он мне вовсе…
Тори вовремя замолчала, поняв, что ей не следует говорить, что мужчина, с которым она делит комнату, не является ее мужем. Девушка заставила себя улыбнуться.
— Что именно?
И тут она увидела в коридоре мускулистого юношу с тяжелой лоханью в руках. Эта ванна была небольшой, деревянной, но, конечно, сулила больший комфорт, нежели тазик и треснувший кувшин.
— Это будет стоить лишних пятнадцать центов, — сказала миссис Брейди, жестом пригласив юношу в комнату. — И еще пять центов за мыло. Ваш муж — очень настойчивый человек. Я сказала ему, что уже слишком поздно разводить огонь и греть воду, но он заявил, что вам необходима горячая ванна. Я сама родила троих и знаю, что это такое. Длинное путешествие не пошло вам на пользу, поэтому я согласилась сжечь немного дров, чтобы вы почувствовали себя лучше.
Тори молча выслушала женщину; растерянность девушки сменилась шоком, за которым последовало изумление. Значит, она не только жена Ника Кинкейда, но еще и беременная женщина! Как забавно. Тори не смутило то, что миссис Брейди ввели в заблуждение. Если небольшой обман поможет ей вымыться в горячей воде, она согласна участвовать в нем.
— Вы очень добры, миссис Брейди. Несомненно, горячая ванна поможет… в моем положении.
Ей удалось искренне и убедительно покраснеть; после короткой беседы о том, как лучше питаться и ухаживать за малышом, миссис Брейди велела вспотевшему подростку принести ведра с водой. Затем женщина удалилась, напоследок посоветовав подождать, пока вода немного остынет, чтобы ребенок не родился с красными пятнами на коже.
— Такое случилось с племянницей моего мужа. Мыло на столе. Позовите меня, когда захотите, чтобы ванну унесли.
Тори радостно посмотрела на лохань, которая когда-то была бочкой для хранения виски, и улыбнулась. Она заберется в воду, от которой исходит пар, хоть это и грозило красными пятнами несуществующему ребенку.
Раздевшись, она шагнула в лохань, погрузилась в воду и издала счастливый стон. Улыбаясь, вымыла волосы, потом тело. Ванна была такой маленькой, что Тори приходилось наклоняться, чтобы ополоснуть себя водой, но это не огорчало девушку. Возможно, Ник Кинкейд был не таким уж и плохим. Просто сейчас она впервые заметила это.
Наконец-то он проявил к ней доброту. Она цинично спросила себя, чем ей придется заплатить за это.
Салун занимал самое красивое здание в Медвежьем Ручье. Там были стойка, дюжина столиков со стульями, деревянный пол. На стене висела картина в позолоченной раме с изображением обнаженной пышнотелой красотки, лежавшей на обтянутом красным бархатом диване.
Ник заказал виски, хмуро посмотрел на бокал, покрутил его пальцами. Он не знал, что на него нашло, но обессилено опущенные плечи Тори, усталый голос заставили его облегчить ее участь. Это не ударило по карману, тем более что Тори должна была по прибытии в Сан-Франциско возместить все расходы.
Вряд ли они доберутся до города в ближайшее время, с огорчением подумал Ник. Его потрясло, что в пещере он потерял самообладание, поддался на ее умышленную провокацию. Он не ожидал столь сильного приступа ярости, охватившего его, когда она недвусмысленно выдала свое участие в аферах отца.
Это встревожило Ника до такой степени, что ей удалось довести его до безумия.
— Эй, — произнес кто-то.
Техасец оторвал взгляд от бокала, поднял брови и посмотрел на стоящего возле него человека.
— Я вас знаю?
— Вряд ли, — отозвался Ник.
— Нет, погодите, я встречал вас в Монтерее. Видел вас на площади возле форта два месяца назад. Вы ловко орудуете ножом.
Ник ничего не ответил и лишь бросил на человека холодный взгляд. Незнакомец отвел глаза в сторону, слегка нахмурился. Молчание длилось до тех пор, пока человек не кашлянул со смущенным видом. Пробормотав что-то об очередном бокале, он удалился. Этот короткий эпизод не остался незамеченным. Краем глаза Ник увидел, что второй незнакомец внимательно наблюдает за ним от дальнего конца стойки.
Однако больше никто не побеспокоил Ника. Допив спиртное, он бросил монету на стойку и покинул салун. Поднявшийся ветер шал по улице пыль и клочки бумаги. Песок вызвал жжение в глазах Ника. В воздухе стояли запахи жареного мяса и лука, где-то поблизости лаяла собака.
Он предоставил Тори достаточно времени. Должно быть, она уже приняла ванну. Вероятно, вода еще не остыла, и он сможет воспользоваться ею.
Резко постучав в запертую дверь комнаты, он услышал шаги девушки и подумал, что вряд ли она захочет впустить его. Но ключ повернулся в замке, и дверь распахнулась. Ник заморгал от изумления. Он не увидел рваной одежды и растрепавшейся косы. На Тори были чистая белая блузка и юбка с узором. Распущенные волосы обрамляли лицо еще влажными локонами. На загорелой коже блестела легкая испарина.
Тори улыбнулась:
— Надеюсь, теперь я выгляжу лучше.
— Несомненно.
— Ты был внимателен, я благодарна тебе за то, что ты позаботился о ванне.
Прислонившись плечом к косяку, он лениво осмотрел девушку с головы до пят. Если ванна смогла смягчить ее характер, то, возможно, горячая пища совершит чудо.
— Ты голодна, Венера?
— Просто умираю!
Он усмехнулся, отметив пыл, с которым она произнесла эти слова.
— Тогда позволь мне воспользоваться ванной с водой, а потом мы отправимся в маленькое заведение, которое я приметил возле салуна. Там вкусно пахнет жареным мясом и луком.
Поколебавшись, она кивнула:
— Я подожду тебя внизу в гостиной.
— В гостиной? Слишком громкое название для темного закутка. Я быстро управлюсь.
Когда он спустился вниз, миссис Брейди уже живописала тяготы родов. Смугло-розовое лицо Тори побледнело.
— Пойдем, дорогая, — невозмутимо произнес Ник, подойдя к Тори, взяв ее за руку и подняв с дивана. — Ты должна поесть за двоих.
Миссис Брейди тоже встала и энергично закивала головой:
— О да, вашей жене требуется здоровая пища! Если бы вы приехали пораньше… Я подавала на ужин цыплят и печеные яблоки, но, конечно, другие постояльцы уже все съели, не оставив ни крошки. Сходите к Харри Старку, он вас славно накормит. Надеюсь, что вы успеете — в последнее время его таверна закрывается рано. Кажется, Харри мучает подагра. Я подаю завтрак тоже рано, так что спускайтесь поскорее, чтобы занять места.
Ник бережно подвел Тори к входной двери, помог выйти на крыльцо, словно она действительно была беременной. Вслед им неслись советы и предостережения миссис Брейди.
— Как ты додумался до такого? — спросила девушка, когда гостиница осталась позади. — Мне пришлось выслушивать мрачные истории, и теперь никогда не захочется стать матерью. Все так ужасно.
Он насмешливо посмотрел на Тори:
— Хорошая пища поможет тебе оправиться. И помни — ты ешь за двоих.
Когда она засмеялась, он подумал, что никогда не слышал радостного смеха Тори. Он показался Нику чудесным. Как жаль, что в дальнейшем все будет иначе. Когда они окажутся в Сан-Франциско и она обнаружит, что он захватил ее деньги, вряд ли ему удастся приблизиться к ней настолько, чтобы услышать, как она смеется или плачет.
Глава 18
Вчера ей казалось, что он смотрел на нее с уважением, но сейчас лицо Ника выражало лишь холодную враждебность и настороженность.
— Я доставлю тебя в Сан-Франциско, — сказал он спустя мгновение. — Только не так быстро, как тебе хочется.
— Но почему?
Он выпрямился и заставил своего большого черного коня пойти шагом.
— Наберись терпения, Тори. Ты ведь не хочешь попасть в руки дяди Себастьяна?
— По-моему, я угодила из огня да в полымя, — заявила девушка, глядя на спину Ника. Когда он пожал плечами, она стиснула зубы.
— Тогда двигайся на запад, и ты встретишь дона Себастьяна на главной дороге.
Тори не была уверена, что сможет найти главную дорогу; подозревала, что Ник не отпустит ее и она лишь потерпит поражение в очередной стычке. Поэтому, плотно сжав губы, девушка последовала за ним. При первой возможности она удерет от него. А когда окажется в Сан-Франциско, постарается сдать его властям. Это пойдет ему на пользу.
Они продолжали ехать, но Тори показалось, что они движутся по кругу. Поздним вечером Ник разбил лагерь в чаще, соорудил примитивный навес из пушистых ветвей кедра, молодой поросли и веревок.
Тори ожидала, что он поведет себя как вчера. Поэтому немного удивилась, когда он не стал этого делать, а лишь молча завернулся возле нее в одеяло и строгим голосом велел не ерзать. Некоторое время она лежала неподвижно, вздрагивая при каждом его шевелении, но потом задремала и проснулась лишь утром, когда Ник грубо тряхнул ее за плечо:
— Вставай, Тори. Пора ехать дальше.
Этот день прошел так же, как предыдущий; Тори привыкла к такому распорядку, она ехала за Ником, погрузившись в свои мысли. Думала о Бостоне и Питере, о Сине, с горечью спрашивала себя, как бы он отреагировал, увидев свою кузину грязной, в рваной одежде. Тори не удалось отстирать ее в ручье, юбка выгорела на солнце, а волосы, которые Син поглаживал с восхищением, превратились в бесформенный узел; она закрепила его на затылке, чтобы пряди не падали на лицо.
Бедный Син, он всегда так беспокоился о ней, упрекал в излишней импульсивности и несдержанности, но она-то знала, что он получал удовольствие от ее выходок и со смехом рассказывал о них своему приятелю.
«Обуздать Тори сможет только сильный человек, если она вообще способна признать себя побежденной, в чем я сомневаюсь. Однако даже попытка сделать это вызывает восхищение!»
Приятель Сина согласился, и они засмеялись. Тори, стоящая на крыльце, подслушала беседу, но, присоединившись к ним, скрыла это. Ее немного задело, что Син говорил о ней как о диком животном или собаке, нуждающихся в дрессировке, но все же она обрадовалась, что он признал силу ее характера. Что бы подумал он сейчас?
Пока она путешествовала с Кинкейдом, ей приходилось разыгрывать смирение, но она знала, что при первой возможности без колебаний расстанется с ним. Она начала подозревать, что он не торопится доставить ее в Сан-Франциско, однако не могла понять, почему лейтенант тянет время. Явно не потому, что ее общество доставляло ему удовольствие.
Теперь он разговаривал с ней сухо, его лицо оставалось бесстрастным, как у индейца, а глаза — холодными. Тори раздражала его отчужденность. Он держался так, словно она ничего для него не значила. Что, конечно, было правдой. Она значила для него не больше, чем он для нее.
На закате обессилевшую девушку стали нещадно кусать мелкие насекомые; она не поверила своему счастью, когда Ник остановился у скалистой вершины и указал куда-то рукой.
— Сегодня мы заночуем в поселке.
Она посмотрела вперед и с радостью и облегчением увидела то, что вряд ли можно было назвать поселком. Это больше походило на лагерь поселенцев. Но такие мелочи не имели значения. Она сможет лечь в постель, поесть горячую пищу, возможно, достать чистую одежду. А главное — избавиться от Ника Кинкейда.
— Пора бы, — сказала она и увидела, что он прищурил глаза в ответ на ее язвительный тон. Тори не было до это дела. Какая разница, что он думает? Когда они окажутся в поселке, она сообщит лейтенанту, что больше не нуждается в его помощи. Даже если придется потратить целый месяц на поиски нового проводника!
С вершины горы казалось, что поселок находится близко, но когда они стали спускаться по склону, поросшему можжевельником и усеянному камнями, Тори поняла, что до этого места еще ехать и ехать. Маленькие огоньки мерцали в сумерках, почти не приближаясь к всадникам. Когда они достигли долины и услышали лай собак, было довольно темно. Ник и Тори двигались по главной — и единственной — улице.
Из примитивной хижины, возле которой стояли мелкие строения, доносилась музыка. К жерди, соединявшей два столба, были привязаны лошади. Кто-то хрипло смеялся.
— Куда ты привез меня? — спросила Тори и возмутилась, не услышав ответа. — Ник Кинкейд, я не намерена останавливаться в каком-то… борделе, так что даже не думай об этом.
Он повернулся, чтобы посмотреть на нее. Свет из квадратного окна упал на лицо Ника, и Тори увидела в его глазах желтый блеск.
— В таком виде тебя вряд ли пустят в приличный бордель, Тори. Конечно, ты можешь попросить…
— Будь ты проклят!
Ник засмеялся, вызвав у нее приступ раздражения. Она стиснула зубы, чтобы воздержаться от реплик, способных подлить масла в огонь. Скоро, успокаивала себя Тори, она отделается от него. И тогда ей больше не придется думать о нем, бояться его прикосновений, поцелуев, она не будет унижать себя нескромными мечтами.
Черт возьми, что с ней? Почему она думала о нем? Почему оказалась такой слабой? Какая нелепость! Она хочет скорее избавиться от него.
Он привел ее не в бордель, но она с грустью подумала, что ей было бы спокойнее в публичном доме. Гостиница представляла из себя жалкую хижину, в крошечной комнате едва ли могли расположиться одновременно два человека. Там были кровать, шаткий стол с треснувшим кувшином, старый тазик и даже стопка тонких полотенец.
Бросив взгляд на эту клетушку, Ник пожал плечами. Когда Тори спросила, где он собирается спать, он удивленно ответил:
— Здесь. А ты что подумала? На конюшне? Я не настолько безразличен к себе. Конечно, если тебя это не устраивает, ты можешь воспользоваться конюшней. Или даже борделем. Если ты вымоешься, то, возможно, снова обретешь товарный вид. Только не рассчитывай на большие деньги. Даже в этом захолустье клиенты желают, чтобы от шлюх пахло лучше, чем от мокрых собак.
Еще недавно его колкости спровоцировали бы гневную отповедь, но сейчас Тори была слишком усталой, грязной и голодной. Она равнодушно пожала плечом:
— Наверно, я заслуживаю оскорблений, но сейчас меня не задевают твои слова. И мысли тоже. Надеюсь, твоей галантности хватит на то, чтобы позволить мне смыть грязь в одиночестве. Я буду тебе очень благодарна.
Удивленно помолчав, Ник пожал плечами и направился к двери.
— У меня есть дела, так что комната в твоем распоряжении. Но не пытайся запираться. Эту дверь вышибет и трехлетний ребенок.
Она посмотрела вслед Нику, но он уже вышел из комнаты и с тихим щелчком закрыл дверь. Несколько минут Тори сидела на тонком продавленном матрасе и слушала тишину, изредка нарушаемую смехом и музыкой, доносящимися через открытое окно. Дуновения ветра еле заметно шевелили штору.
Повернув голову, Тори увидела в комнате незнакомую женщину. Потом поняла, что это ее собственное отражение в маленьком грязном зеркале, висевшем на стене напротив кровати. Девушка медленно поднялась, прошла по комнате и посмотрела в зеркало.
Боже праведный, неужели это незнакомое существо с большими глазами, обгоревшим носом и растрепанной гривой — действительно она? Тори едва сдержала смех, потом ей захотелось заплакать. Расческа и туалетные принадлежности, которые она держала в седельной сумке, вряд ли помогут ей привести себя в порядок. Для этого потребовалось бы чудо.
Услышав негромкий стук, она сказала: «Войдите!» — и с любопытством уставилась на седую женщину, приоткрывшую дверь.
— Извините меня, мэм, но ваш муж сказал, что вам понадобится это.
— О, но он мне вовсе…
Тори вовремя замолчала, поняв, что ей не следует говорить, что мужчина, с которым она делит комнату, не является ее мужем. Девушка заставила себя улыбнуться.
— Что именно?
И тут она увидела в коридоре мускулистого юношу с тяжелой лоханью в руках. Эта ванна была небольшой, деревянной, но, конечно, сулила больший комфорт, нежели тазик и треснувший кувшин.
— Это будет стоить лишних пятнадцать центов, — сказала миссис Брейди, жестом пригласив юношу в комнату. — И еще пять центов за мыло. Ваш муж — очень настойчивый человек. Я сказала ему, что уже слишком поздно разводить огонь и греть воду, но он заявил, что вам необходима горячая ванна. Я сама родила троих и знаю, что это такое. Длинное путешествие не пошло вам на пользу, поэтому я согласилась сжечь немного дров, чтобы вы почувствовали себя лучше.
Тори молча выслушала женщину; растерянность девушки сменилась шоком, за которым последовало изумление. Значит, она не только жена Ника Кинкейда, но еще и беременная женщина! Как забавно. Тори не смутило то, что миссис Брейди ввели в заблуждение. Если небольшой обман поможет ей вымыться в горячей воде, она согласна участвовать в нем.
— Вы очень добры, миссис Брейди. Несомненно, горячая ванна поможет… в моем положении.
Ей удалось искренне и убедительно покраснеть; после короткой беседы о том, как лучше питаться и ухаживать за малышом, миссис Брейди велела вспотевшему подростку принести ведра с водой. Затем женщина удалилась, напоследок посоветовав подождать, пока вода немного остынет, чтобы ребенок не родился с красными пятнами на коже.
— Такое случилось с племянницей моего мужа. Мыло на столе. Позовите меня, когда захотите, чтобы ванну унесли.
Тори радостно посмотрела на лохань, которая когда-то была бочкой для хранения виски, и улыбнулась. Она заберется в воду, от которой исходит пар, хоть это и грозило красными пятнами несуществующему ребенку.
Раздевшись, она шагнула в лохань, погрузилась в воду и издала счастливый стон. Улыбаясь, вымыла волосы, потом тело. Ванна была такой маленькой, что Тори приходилось наклоняться, чтобы ополоснуть себя водой, но это не огорчало девушку. Возможно, Ник Кинкейд был не таким уж и плохим. Просто сейчас она впервые заметила это.
Наконец-то он проявил к ней доброту. Она цинично спросила себя, чем ей придется заплатить за это.
Салун занимал самое красивое здание в Медвежьем Ручье. Там были стойка, дюжина столиков со стульями, деревянный пол. На стене висела картина в позолоченной раме с изображением обнаженной пышнотелой красотки, лежавшей на обтянутом красным бархатом диване.
Ник заказал виски, хмуро посмотрел на бокал, покрутил его пальцами. Он не знал, что на него нашло, но обессилено опущенные плечи Тори, усталый голос заставили его облегчить ее участь. Это не ударило по карману, тем более что Тори должна была по прибытии в Сан-Франциско возместить все расходы.
Вряд ли они доберутся до города в ближайшее время, с огорчением подумал Ник. Его потрясло, что в пещере он потерял самообладание, поддался на ее умышленную провокацию. Он не ожидал столь сильного приступа ярости, охватившего его, когда она недвусмысленно выдала свое участие в аферах отца.
Это встревожило Ника до такой степени, что ей удалось довести его до безумия.
— Эй, — произнес кто-то.
Техасец оторвал взгляд от бокала, поднял брови и посмотрел на стоящего возле него человека.
— Я вас знаю?
— Вряд ли, — отозвался Ник.
— Нет, погодите, я встречал вас в Монтерее. Видел вас на площади возле форта два месяца назад. Вы ловко орудуете ножом.
Ник ничего не ответил и лишь бросил на человека холодный взгляд. Незнакомец отвел глаза в сторону, слегка нахмурился. Молчание длилось до тех пор, пока человек не кашлянул со смущенным видом. Пробормотав что-то об очередном бокале, он удалился. Этот короткий эпизод не остался незамеченным. Краем глаза Ник увидел, что второй незнакомец внимательно наблюдает за ним от дальнего конца стойки.
Однако больше никто не побеспокоил Ника. Допив спиртное, он бросил монету на стойку и покинул салун. Поднявшийся ветер шал по улице пыль и клочки бумаги. Песок вызвал жжение в глазах Ника. В воздухе стояли запахи жареного мяса и лука, где-то поблизости лаяла собака.
Он предоставил Тори достаточно времени. Должно быть, она уже приняла ванну. Вероятно, вода еще не остыла, и он сможет воспользоваться ею.
Резко постучав в запертую дверь комнаты, он услышал шаги девушки и подумал, что вряд ли она захочет впустить его. Но ключ повернулся в замке, и дверь распахнулась. Ник заморгал от изумления. Он не увидел рваной одежды и растрепавшейся косы. На Тори были чистая белая блузка и юбка с узором. Распущенные волосы обрамляли лицо еще влажными локонами. На загорелой коже блестела легкая испарина.
Тори улыбнулась:
— Надеюсь, теперь я выгляжу лучше.
— Несомненно.
— Ты был внимателен, я благодарна тебе за то, что ты позаботился о ванне.
Прислонившись плечом к косяку, он лениво осмотрел девушку с головы до пят. Если ванна смогла смягчить ее характер, то, возможно, горячая пища совершит чудо.
— Ты голодна, Венера?
— Просто умираю!
Он усмехнулся, отметив пыл, с которым она произнесла эти слова.
— Тогда позволь мне воспользоваться ванной с водой, а потом мы отправимся в маленькое заведение, которое я приметил возле салуна. Там вкусно пахнет жареным мясом и луком.
Поколебавшись, она кивнула:
— Я подожду тебя внизу в гостиной.
— В гостиной? Слишком громкое название для темного закутка. Я быстро управлюсь.
Когда он спустился вниз, миссис Брейди уже живописала тяготы родов. Смугло-розовое лицо Тори побледнело.
— Пойдем, дорогая, — невозмутимо произнес Ник, подойдя к Тори, взяв ее за руку и подняв с дивана. — Ты должна поесть за двоих.
Миссис Брейди тоже встала и энергично закивала головой:
— О да, вашей жене требуется здоровая пища! Если бы вы приехали пораньше… Я подавала на ужин цыплят и печеные яблоки, но, конечно, другие постояльцы уже все съели, не оставив ни крошки. Сходите к Харри Старку, он вас славно накормит. Надеюсь, что вы успеете — в последнее время его таверна закрывается рано. Кажется, Харри мучает подагра. Я подаю завтрак тоже рано, так что спускайтесь поскорее, чтобы занять места.
Ник бережно подвел Тори к входной двери, помог выйти на крыльцо, словно она действительно была беременной. Вслед им неслись советы и предостережения миссис Брейди.
— Как ты додумался до такого? — спросила девушка, когда гостиница осталась позади. — Мне пришлось выслушивать мрачные истории, и теперь никогда не захочется стать матерью. Все так ужасно.
Он насмешливо посмотрел на Тори:
— Хорошая пища поможет тебе оправиться. И помни — ты ешь за двоих.
Когда она засмеялась, он подумал, что никогда не слышал радостного смеха Тори. Он показался Нику чудесным. Как жаль, что в дальнейшем все будет иначе. Когда они окажутся в Сан-Франциско и она обнаружит, что он захватил ее деньги, вряд ли ему удастся приблизиться к ней настолько, чтобы услышать, как она смеется или плачет.
Глава 18
Он разбудил Тори на рассвете, проникнув в нее. Она сонно обняла его за шею и отдалась охватившим ее ощущениям. Все слилось воедино — сладкое безумие, медленное пробуждение, чувственный шепот в полумраке, страстные желания, которые он вызывал в ней своими ласками и поцелуями, заставляя парить в воздухе. Потом острое ощущение, будто она обожглась о солнце, и временное забытье.
Она снова заснула и проснулась лишь тогда, когда Ник мягко потряс ее за плечо:
— Пойдем, Венера. Нам пора. Надо спешить, не то миссис Брейди отдаст твой завтрак кому-то другому.
Она открыла глаза и застенчиво улыбнулась, чувствуя себя немного неловко после всего происшедшего между ними. Он молча, с сочувственной улыбкой протянул ей влажное полотенце, чтобы она протерла сонные глаза.
Похоже, за ночь что-то изменилось. Они ели в маленькой, на удивление чистой столовой. Сначала Тори немного смущалась, но когда словоохотливая, доброжелательная хозяйка завела с ними беседу о «золотой лихорадке», из-за которой в Медвежий Ручей стали приезжать люди — правда, задерживались здесь немногие, — девушка начала успокаиваться.
Вчера, теплым, ласковым вечером, когда пыльную улицу освещали лишь огни салуна и даже смех звучал приглушенно, Тори приняла Ника как близкого человека. Возможно, причина отчасти заключалась в хорошем ужине. Ник разговорился, начал отвечать на ее вопросы. Она не удивилась, услышав, что он родом из Техаса. Не стало сюрпризом и то, что он получил образование, окончив университет, совершил турне по Европе.
К тому времени когда они вернулись в гостиницу и поднялись по узким ступеням крутой лестницы в свою маленькую комнату, ненависть и злость, которые прежде испытывала Тори, сменились невольным расположением. Это чувство нельзя было назвать доверием или нежностью, и все же теперь ее твердое намерение при первой возможности покинуть Ника исчезло, уступив место сомнениям. Может ли она доверять ему? Вдруг он снова станет тем человеком, которого она видела в пещере? Господи, не превратится ли она опять в наивную дурочку? Почему пребывает в таком смятении, зная, что он переменчив, как хамелеон, и непредсказуем, как ветер?
Но есть ли у нее выбор? Медвежий Ручей — это не бурлящая столица. Люди, которые попадались Тори на глаза, похоже, не подсказали бы ей правильную дорогу даже к краю поселка, не говоря уже о Сан-Франциско. Значит, не важно, может она доверять ему или нет. Сейчас она могла полагаться только на Кинкейда.
После сытного завтрака они попрощались с миссис Брейди и покинули Медвежий Ручей.
Ник и Тори снова въехали в густой лес, под кроны высоких мамонтовых деревьев, где было темно и прохладно. Безмолвная торжественность обстановки напоминала атмосферу храма. Над головами щебетали птицы, ветер слегка раскачивал верхние ветви. Копыта тихо опускались на многолетний слой листьев, от которых пахло плесенью.
Ник ехал по узкой тропе впереди Тори, сливаясь в единое целое с длинноногим черным конем. Он не пользовался безжалостными шпорами, которые носили многие испанцы и калифорнийцы, а направлял животное коленями. Кинкейд казался индейцем, с детства привыкшим к седлу. Тори мысленно видела, как он, обхватив ногами лошадь, скачет с развевающимися черными волосами по техасской равнине.
Амулет, который она заметила раньше, тускло блестел на шее Ника. Девушка спросила его об этой вещице, не рассчитывая, что он ответит ей, но Кинкейд сделал это. Она не удивилась, услышав, что он, еще будучи непокорным подростком, жил какое-то время среди команчей.
— Мой отец воспитывал во мне чувство ответственности, — Ник скривил губы, посмеиваясь над самим собой, — и я решил пожить с моим другом-индейцем на равнине, где, как я думал, никто не будет ограничивать мою свободу и требовать соблюдения каких-то правил.
— Ты действительно насладился обретенной свободой?
Он посмотрел куда-то вдаль. Его взгляд был холодным, отрешенным.
— Я обнаружил, что там существуют совсем другие правила. Иногда они определяют грань между жизнью и смертью. Я вырос там, где жизнь могла быть тяжелой, но на моем столе всегда была пища, я мог не бояться дикой природы и знал, что в случае серьезной опасности меня защитят. Но, пожив среди команчей, я понял, что на свете существует только один неоспоримый факт — человек может лишиться жизни за одно мгновение. Для меня это было важным открытием.
Больше Тори не задавала вопросов. Некоторое время они ехали молча, каждый думал о своем. В последнее время она тоже сделала несколько важных открытий, испытав потрясение и боль, узнав об отце и матери такое, о чем никогда не догадывалась. Единственным человеком, который не удивил ее, был Диего, но, как знать, может, если бы она осталась в Буэна-Висте, он тоже преподнес бы ей какой-нибудь сюрприз.
О, ей так хотелось ясности. После упорядоченной и размеренной жизни ее настоящее казалось таким запутанным. Прежде она надеялась, что все станет на свои места. Но сейчас эмоции были неясными и переменчивыми, она бросалась из одной крайности в другую, ощущая себя былинкой во власти ветра.
Когда они добрались до реки Пескадеро, где им предстояло встретиться с Джилом и Колетт, Кинкейд велел девушке дожидаться его в зарослях ив, а сам отправился на поиски приятеля.
— Но почему я не могу пойти с тобой? — Тори нахмурилась. — Я не хочу оставаться одна.
Ник вздернул бровь, уголок его рта поднялся в насмешливой улыбке, всегда раздражавшей девушку.
— Поскольку ты, похоже, имела дело с огнестрельным оружием, я оставлю тебе револьвер, если с ним ты будешь чувствовать себя уверенней.
— Ты не боишься, что я застрелю тебя? — с легкой обидой в голосе пробормотала Тори, но все же взяла протянутое им оружие и нахмурилась — револьвер оказался увесистым.
— «Кольт-уокер», — сказал Ник и улыбнулся Тори, которая явно удивилась, увидев необычный револьвер. — Это шестизарядная пушка. Возможно, она немного длинновата, но если направить ее в нужную сторону, она отлично сработает.
— Не представляю, как из нее можно стрелять.
— Поверь мне, она знает свое дело. Мне это доподлинно известно. Помнишь мой прерванный визит в Бостон? Вижу, что помнишь. Я ездил туда для изучения патентов на оружие. Прежде чем меня выставили из твоего славного города, я раздобыл необходимую информацию. Когда началась мексиканская война, техасский рейнджер Сэм Уокер отыскал в Нью-Джерси мистера Кольта, и они вместе усовершенствовали существующий револьвер. Такое оружие применялось против мексиканцев, оно действует безупречно.
— Хорошо. Надеюсь, мне не придется пускать его в ход.
— Думаю, да, но все-таки не торопись, рассмотри получше мишень. У меня еще сохранились оставленные тобой царапины, я не хочу получить новую рану.
Она не стала извиняться. Он ведь тоже вел себя в тот вечер не как джентльмен и получил то, что, по ее мнению, заслуживал.
— Если бы ты не напугал меня, я бы тебя не оцарапала.
— О, я говорю не о тех царапинах, дикая кошка.
Его ухмылка была возмутительной. Тори вспыхнула при явном напоминании об их утренней страсти.
— Не нужно быть таким грубым, Ник Кинкейд.
Сидя на коне, он приблизился к девушке, взял ее за подбородок и поцеловал так крепко, что у Тори закружилась голова; она испугалась, что выронит револьвер.
— Оставайся здесь. Это место вряд ли затопит, так что ты будешь здесь в безопасности, а я тем временем проверю обстановку, найду Джила и узнаю, удалось ли ему оторваться от преследователей.
Когда он уехал, все стихло. Тори смотрела на бегущую коричневую воду. Ей казалось, что револьвер тяжелеет в руке с каждой минутой. Она слезла с лошади и села на камень. Яркие лучи солнца слепили глаза. После недавней грозы все казалось невероятно чистым, и только вода по-прежнему оставалась мутной. Ник сказал, что Пескадеро впадает в океан, но в этом месте река напоминала неторопливый ручей.
Было тепло, солнце припекало, дул легкий ветерок, журчание воды убаюкивало Тори.
Сквозь дрему она услышала странный звук, открыла глаза и прищурилась из-за яркого солнца. Ветер пошевелил ветви ив, сорвав с них листья и закрутив в потоке. Сентябрь уже заканчивался. Тори вздрогнула, села и дотронулась до лежащего на ее коленях револьвера, желая ободрить себя.
Внезапно услышав треск, девушка вскочила на ноги и в спешке едва не уронила револьвер. За первым выстрелом последовали другие. Тори стала карабкаться по скалистому берегу к тому месту, где ее лошадь паслась на заливном лугу с густой травой. Девушка поскользнулась, снова обрела равновесие, схватила поводья и заставила животное поднять голову. Густые заросли ив служили надежным укрытием. Тори провела рукой по носу лошади, успокаивая ее, и поспешила в чащу.
Охваченная паникой, она крепко сжимала рукоятку револьвера и проклинала дрожащие пальцы. «Господи, что я здесь делаю?» — испуганно подумала Тори. Ей следовало остаться в Бостоне, в цивилизованном мире, где самая большая опасность заключалась в том, что человек мог попасть под колеса повозки с пивной бочкой… Будь проклят Ник Кинкейд, который покинул ее и носится сейчас бог знает где…
Прогремели новые выстрелы, потом она услышала крики и неистовое гиканье, заставившие ее вздрогнуть. У Тори пересохло во рту, сердце билось так отчаянно, что она слышала, как пульсирует кровь; колени начали подгибаться, и пришлось уцепиться за уздечку лошади, чтобы не упасть.
«Что он говорил? Убедись, что мишень выбрана верно, и тщательно прицелься. Что-то вроде этого».
Когда Тори услышала треск в кустах, расположенных в дюжине ярдов от нее, она подняла револьвер, держа палец на спусковом крючке. Тяжелый ствол слегка покачивался из стороны в сторону. Девушка сделала глубокий вдох, прищурилась, посмотрела вдоль блестящего дула с голубоватым отливом и стала ждать…
Вдруг из высокой раскачивающейся травы между деревьями вынырнули кони. Тори увидела Джила и Колетт, за которыми следовал Ник. Повернувшись в седле, он стрелял из винтовки назад. В воздухе ощущался запах пороха, от оружия поднимались облачка дыма. Девушка вышла из ивового убежища, лишь когда Джил приказал ей сесть на лошадь. Держа револьвер в руке, она забралась на свою испуганно фыркающую кобылу. Мужчины и Колетт поравнялись с Тори, и она заметила в глазах Ника грозный блеск. Он осадил коня, который почти встал на дыбы.
Она снова заснула и проснулась лишь тогда, когда Ник мягко потряс ее за плечо:
— Пойдем, Венера. Нам пора. Надо спешить, не то миссис Брейди отдаст твой завтрак кому-то другому.
Она открыла глаза и застенчиво улыбнулась, чувствуя себя немного неловко после всего происшедшего между ними. Он молча, с сочувственной улыбкой протянул ей влажное полотенце, чтобы она протерла сонные глаза.
Похоже, за ночь что-то изменилось. Они ели в маленькой, на удивление чистой столовой. Сначала Тори немного смущалась, но когда словоохотливая, доброжелательная хозяйка завела с ними беседу о «золотой лихорадке», из-за которой в Медвежий Ручей стали приезжать люди — правда, задерживались здесь немногие, — девушка начала успокаиваться.
Вчера, теплым, ласковым вечером, когда пыльную улицу освещали лишь огни салуна и даже смех звучал приглушенно, Тори приняла Ника как близкого человека. Возможно, причина отчасти заключалась в хорошем ужине. Ник разговорился, начал отвечать на ее вопросы. Она не удивилась, услышав, что он родом из Техаса. Не стало сюрпризом и то, что он получил образование, окончив университет, совершил турне по Европе.
К тому времени когда они вернулись в гостиницу и поднялись по узким ступеням крутой лестницы в свою маленькую комнату, ненависть и злость, которые прежде испытывала Тори, сменились невольным расположением. Это чувство нельзя было назвать доверием или нежностью, и все же теперь ее твердое намерение при первой возможности покинуть Ника исчезло, уступив место сомнениям. Может ли она доверять ему? Вдруг он снова станет тем человеком, которого она видела в пещере? Господи, не превратится ли она опять в наивную дурочку? Почему пребывает в таком смятении, зная, что он переменчив, как хамелеон, и непредсказуем, как ветер?
Но есть ли у нее выбор? Медвежий Ручей — это не бурлящая столица. Люди, которые попадались Тори на глаза, похоже, не подсказали бы ей правильную дорогу даже к краю поселка, не говоря уже о Сан-Франциско. Значит, не важно, может она доверять ему или нет. Сейчас она могла полагаться только на Кинкейда.
После сытного завтрака они попрощались с миссис Брейди и покинули Медвежий Ручей.
Ник и Тори снова въехали в густой лес, под кроны высоких мамонтовых деревьев, где было темно и прохладно. Безмолвная торжественность обстановки напоминала атмосферу храма. Над головами щебетали птицы, ветер слегка раскачивал верхние ветви. Копыта тихо опускались на многолетний слой листьев, от которых пахло плесенью.
Ник ехал по узкой тропе впереди Тори, сливаясь в единое целое с длинноногим черным конем. Он не пользовался безжалостными шпорами, которые носили многие испанцы и калифорнийцы, а направлял животное коленями. Кинкейд казался индейцем, с детства привыкшим к седлу. Тори мысленно видела, как он, обхватив ногами лошадь, скачет с развевающимися черными волосами по техасской равнине.
Амулет, который она заметила раньше, тускло блестел на шее Ника. Девушка спросила его об этой вещице, не рассчитывая, что он ответит ей, но Кинкейд сделал это. Она не удивилась, услышав, что он, еще будучи непокорным подростком, жил какое-то время среди команчей.
— Мой отец воспитывал во мне чувство ответственности, — Ник скривил губы, посмеиваясь над самим собой, — и я решил пожить с моим другом-индейцем на равнине, где, как я думал, никто не будет ограничивать мою свободу и требовать соблюдения каких-то правил.
— Ты действительно насладился обретенной свободой?
Он посмотрел куда-то вдаль. Его взгляд был холодным, отрешенным.
— Я обнаружил, что там существуют совсем другие правила. Иногда они определяют грань между жизнью и смертью. Я вырос там, где жизнь могла быть тяжелой, но на моем столе всегда была пища, я мог не бояться дикой природы и знал, что в случае серьезной опасности меня защитят. Но, пожив среди команчей, я понял, что на свете существует только один неоспоримый факт — человек может лишиться жизни за одно мгновение. Для меня это было важным открытием.
Больше Тори не задавала вопросов. Некоторое время они ехали молча, каждый думал о своем. В последнее время она тоже сделала несколько важных открытий, испытав потрясение и боль, узнав об отце и матери такое, о чем никогда не догадывалась. Единственным человеком, который не удивил ее, был Диего, но, как знать, может, если бы она осталась в Буэна-Висте, он тоже преподнес бы ей какой-нибудь сюрприз.
О, ей так хотелось ясности. После упорядоченной и размеренной жизни ее настоящее казалось таким запутанным. Прежде она надеялась, что все станет на свои места. Но сейчас эмоции были неясными и переменчивыми, она бросалась из одной крайности в другую, ощущая себя былинкой во власти ветра.
Когда они добрались до реки Пескадеро, где им предстояло встретиться с Джилом и Колетт, Кинкейд велел девушке дожидаться его в зарослях ив, а сам отправился на поиски приятеля.
— Но почему я не могу пойти с тобой? — Тори нахмурилась. — Я не хочу оставаться одна.
Ник вздернул бровь, уголок его рта поднялся в насмешливой улыбке, всегда раздражавшей девушку.
— Поскольку ты, похоже, имела дело с огнестрельным оружием, я оставлю тебе револьвер, если с ним ты будешь чувствовать себя уверенней.
— Ты не боишься, что я застрелю тебя? — с легкой обидой в голосе пробормотала Тори, но все же взяла протянутое им оружие и нахмурилась — револьвер оказался увесистым.
— «Кольт-уокер», — сказал Ник и улыбнулся Тори, которая явно удивилась, увидев необычный револьвер. — Это шестизарядная пушка. Возможно, она немного длинновата, но если направить ее в нужную сторону, она отлично сработает.
— Не представляю, как из нее можно стрелять.
— Поверь мне, она знает свое дело. Мне это доподлинно известно. Помнишь мой прерванный визит в Бостон? Вижу, что помнишь. Я ездил туда для изучения патентов на оружие. Прежде чем меня выставили из твоего славного города, я раздобыл необходимую информацию. Когда началась мексиканская война, техасский рейнджер Сэм Уокер отыскал в Нью-Джерси мистера Кольта, и они вместе усовершенствовали существующий револьвер. Такое оружие применялось против мексиканцев, оно действует безупречно.
— Хорошо. Надеюсь, мне не придется пускать его в ход.
— Думаю, да, но все-таки не торопись, рассмотри получше мишень. У меня еще сохранились оставленные тобой царапины, я не хочу получить новую рану.
Она не стала извиняться. Он ведь тоже вел себя в тот вечер не как джентльмен и получил то, что, по ее мнению, заслуживал.
— Если бы ты не напугал меня, я бы тебя не оцарапала.
— О, я говорю не о тех царапинах, дикая кошка.
Его ухмылка была возмутительной. Тори вспыхнула при явном напоминании об их утренней страсти.
— Не нужно быть таким грубым, Ник Кинкейд.
Сидя на коне, он приблизился к девушке, взял ее за подбородок и поцеловал так крепко, что у Тори закружилась голова; она испугалась, что выронит револьвер.
— Оставайся здесь. Это место вряд ли затопит, так что ты будешь здесь в безопасности, а я тем временем проверю обстановку, найду Джила и узнаю, удалось ли ему оторваться от преследователей.
Когда он уехал, все стихло. Тори смотрела на бегущую коричневую воду. Ей казалось, что револьвер тяжелеет в руке с каждой минутой. Она слезла с лошади и села на камень. Яркие лучи солнца слепили глаза. После недавней грозы все казалось невероятно чистым, и только вода по-прежнему оставалась мутной. Ник сказал, что Пескадеро впадает в океан, но в этом месте река напоминала неторопливый ручей.
Было тепло, солнце припекало, дул легкий ветерок, журчание воды убаюкивало Тори.
Сквозь дрему она услышала странный звук, открыла глаза и прищурилась из-за яркого солнца. Ветер пошевелил ветви ив, сорвав с них листья и закрутив в потоке. Сентябрь уже заканчивался. Тори вздрогнула, села и дотронулась до лежащего на ее коленях револьвера, желая ободрить себя.
Внезапно услышав треск, девушка вскочила на ноги и в спешке едва не уронила револьвер. За первым выстрелом последовали другие. Тори стала карабкаться по скалистому берегу к тому месту, где ее лошадь паслась на заливном лугу с густой травой. Девушка поскользнулась, снова обрела равновесие, схватила поводья и заставила животное поднять голову. Густые заросли ив служили надежным укрытием. Тори провела рукой по носу лошади, успокаивая ее, и поспешила в чащу.
Охваченная паникой, она крепко сжимала рукоятку револьвера и проклинала дрожащие пальцы. «Господи, что я здесь делаю?» — испуганно подумала Тори. Ей следовало остаться в Бостоне, в цивилизованном мире, где самая большая опасность заключалась в том, что человек мог попасть под колеса повозки с пивной бочкой… Будь проклят Ник Кинкейд, который покинул ее и носится сейчас бог знает где…
Прогремели новые выстрелы, потом она услышала крики и неистовое гиканье, заставившие ее вздрогнуть. У Тори пересохло во рту, сердце билось так отчаянно, что она слышала, как пульсирует кровь; колени начали подгибаться, и пришлось уцепиться за уздечку лошади, чтобы не упасть.
«Что он говорил? Убедись, что мишень выбрана верно, и тщательно прицелься. Что-то вроде этого».
Когда Тори услышала треск в кустах, расположенных в дюжине ярдов от нее, она подняла револьвер, держа палец на спусковом крючке. Тяжелый ствол слегка покачивался из стороны в сторону. Девушка сделала глубокий вдох, прищурилась, посмотрела вдоль блестящего дула с голубоватым отливом и стала ждать…
Вдруг из высокой раскачивающейся травы между деревьями вынырнули кони. Тори увидела Джила и Колетт, за которыми следовал Ник. Повернувшись в седле, он стрелял из винтовки назад. В воздухе ощущался запах пороха, от оружия поднимались облачка дыма. Девушка вышла из ивового убежища, лишь когда Джил приказал ей сесть на лошадь. Держа револьвер в руке, она забралась на свою испуганно фыркающую кобылу. Мужчины и Колетт поравнялись с Тори, и она заметила в глазах Ника грозный блеск. Он осадил коня, который почти встал на дыбы.