Роджерс Розмари. Опасный мужчина

   Вероятно, настало время напомнить ей о некоторых вещах.
   — Открой дверь, Тори, — произнес он, не повышая голоса. — Сейчас же.
   — Уходи!
   Она передвинула что-то в комнате, потом раздался скрип кровати.
   Ник вдруг подумал, что она может находиться там с кем-то. Эта мысль мгновенно отрезвила его. Он ощутил холодную ярость. Отступив на шаг, он ударил ногой в дверь чуть выше ручки. Она тотчас поддалась, тонкое дерево треснуло. Дверь с грохотом распахнулась.
   Тори в одиночестве сидела на коленях посреди кровати. Она с вызовом посмотрела на Ника. Распущенные волосы окутывали ее плечи; вьющиеся локоны были нежными и чуть выгоревшими на солнце, глаза сверкали, точно драгоценные камни. Ник прислонился к косяку, обвел девушку насмешливым взглядом, который всегда приводил ее в бешенство.
   — Что с тобой, черт возьми?
   — Ты испортил дверь.
   — Я заплачу за нее.
   Услышав донесшийся из коридора голос, он повернулся и успокоил изумленного парнишку, которого послали выяснить причину шума. Потом Ник шагнул в комнату, закрыл дверь и подтащил к ней стол.
   Тори молчала, по-прежнему сидя на коленях посреди кровати в старой ночной рубашке с кружевной отделкой и хлопчатобумажных панталонах, доходивших до колен. Она ничего не сказала, когда он подошел к окну и открыл его. Девушка закуталась в одеяло. В комнату ворвался холодный влажный ветер, и шторы затрепетали.
   — Чьими деньгами ты заплатишь за разбитую дверь? — язвительно спросила она, когда Ник повернулся. — Теми, что украл у моего отца?
   — С какого момента это стало тебя беспокоить? Я помню, какое-то время ты почти держала их в своих маленьких липких ручках. И держала бы сейчас, если бы я не оказал тебе услугу и не избавил от них.
   — Оказал мне услугу? Негодяй! Ты не имеешь права говорить мне такие вещи, потому что не знаешь правду… Тебе не пришло в голову, что это — мое единственное наследство? Ты использовал меня! У тебя нет никаких чувств… Ты поступил подло!
   Он изучающе поглядел на ее гневное лицо и рассердился на себя. Его голова безжалостно болела. Будь проклято виски, которым угощал его Кейси. Этот умник должен был запастись более качественным спиртным.
   — Пока ты не начала докучать мне моралью, Тори, следует напомнить тебе, что я знаю, откуда взялись эти деньги. Мне известно гораздо больше, чем ты полагаешь, поэтому, если ты собираешься изливать праведный гнев, прими во внимание, что люди вроде Патрика Райена, продающие оружие наемникам и индейцам, повинны в смерти многих людей. Дельцы вроде твоего отца и дяди способствуют возникновению мелких междоусобных стычек, а иногда и серьезных войн.
   — Как ты благороден! Я видела, как хладнокровно ты убивал Такетта и индейцев. Какая разница между убийством многих людей и одного человека? По-моему, никакой. В любом случае речь идет о смерти.
   — К твоему сведению, — отчеканил он, — убитые мной индейцы были вооружены новейшими ружьями. Хочешь ты знать это или нет, но они стреляли из точно таких же винтовок, сотни которых были найдены в винном погребе твоего отца. Шошоны не могли случайно оказаться на таком расстоянии от своих территорий и открыть огонь, когда мы неожиданно натолкнулись на них.
   Тори помолчала, краска возмущения отхлынула от ее лица. Нику стало жаль ее, но ему, черт возьми, надоели обвиняющие взгляды девушки.
   — Это не оправдывает похищения денег моего отца.
   — Для тебя имеют значение только деньги?
   Она удивленно посмотрела на него и покачала головой:
   — Нет. Почему ты вечно заставляешь меня защищаться? Ты не прав, однако ставишь все с ног на голову, и виноватой оказываюсь я.
   — Послушай, мне не хочется спорить. Я хочу спать. Если ты желаешь поспорить, советую тебе отправиться в салун. Там немало мужчин, которые пойдут тебе навстречу. Конечно, они захотят оказать тебе и другие услуги, но ты, наверно, не станешь возражать. Во всяком случае, до утра. Тогда ты вытащишь из шкафа свою мораль, стряхнешь с нее пыль и наденешь на себя снова.
   Бросившись на Ника, она застала его врасплох. Ногти девушки вонзились в его лицо, и он отступил на несколько шагов. Когда он снова обрел равновесие, то, рассердившись, стиснул ее руки и безжалостно завел назад. Потом грубо толкнул Тори на кровать, навалился на вырывающуюся девушку, вдавил ее руки в тонкий матрас.
   — Успокойся, дикая кошка! Quien llama el torn aguanta la cornada — тот, кто дразнит быка, должен ждать его рогов. Вспомни об этом в следующий раз, когда захочешь обвинить меня. Правда — обоюдоострое оружие.
   — Избавь меня от твоих выражений.
   — Хорошо. А ты избавь меня от нравоучений.
   Тори вырывалась и ерзала, изумляя Ника своей яростью. Она пыталась ударить его. Подержав ее несколько минут, он тихо выругался. Что на нее нашло? Он думал, что застанет Тори спящей, а не такой буйной. Ник с раздражением почувствовал, что ее едва прикрытое одеждой тело пробудило в нем невольное возбуждение.
   Должно быть, она почувствовала это, потому что внезапно замерла и посмотрела на техасца широко раскрытыми глазами.
   — Отпусти меня, Ник.
   Уступая загадочной дьявольской силе, которую он не желал игнорировать, Ник наклонил голову и прижался губами ко рту девушки, прежде чем она успела увернуться. Господи, она была такой нежной и сладкой. Он проклинал ее за то, что она завела его.
   — О, почему ты так поступаешь? — простонала Тори, когда он поцеловал маленькую, пульсирующую на шее жилку. Однако принимала его ласки с готовностью, которую не могла скрыть. — Клянусь, я ненавижу тебя…
   Возможно, она иногда ненавидела Ника, но не могла отрицать, что хотела его, жаждала этих ощущений, вздрагивала от его прикосновений. В этом заключается некая справедливость, подумал Ник, компенсация за то проклятое желание, которое он испытывал.
   Он улыбнулся, глядя на нее:
   — Можешь ненавидеть меня, Венера, только делай это так же хорошо, как сейчас…
   Снова заявив о своей ненависти, она обняла его за шею и подставила свои губы. Он заглушил ее слова ртом, забывая обо всем, кроме облегчения, которое сулило ее тело. Позже он уткнулся лицом в душистую ямку между ее плечом и шеей. Дыхание Ника шевелило влажные локоны Тори. Наконец он почувствовал, что она сделала движение.
   — Пожалуйста, позволь мне встать.
   Через мгновение Ник отпустил ее и стал молча наблюдать за тем, как она вскочила с кровати, надела нижнее белье, затем юбку и блузку, которые он купил ей в Санта-Кларе. Ее движения были быстрыми, немного неловкими. Расчесав волосы, девушка надела чулки и туфли, нахмурилась из-за того, что хлопчатобумажная ткань еще не просохла.
   Ник молча вытянулся на постели, положил руки под голову и смотрел, как Тори отодвигает тяжелый стол от двери. Он не предложил ей помощь и почувствовал, что она скорее умрет, чем обратится к нему. Наконец Тори удалось оттащить стол в сторону и приоткрыть дверь. Бросив на Ника полный ненависти взгляд, она выскочила в коридор и хлопнула дверью, которая тотчас со скрипом распахнулась снова. Ник посмотрел на дверь и подумал, следует ли ему догонять девушку.
   Люди, сидевшие в салуне Кейси, были недостаточно цивилизованными, некоторые из них давно не видели хорошеньких женщин, не считая преждевременно постаревшей от жизненных тягот Салли. Эффектная, полная огня Тори обязательно привлечет ненужное внимание.
   Но там все еще находился благоразумный Кейси, который не допустит ничего плохого, потому что Тори приехала с его другом. Может быть, ей дать понять, что Ник не напрасно ограждал ее от толпы похотливых старателей? Она скоро вернется назад после нескольких столкновений с мужчинами, которых он там видел.
   Ник поднялся с кровати и закрыл дверь.

Глава 24

   Огорченная тем, что ему удалось с такой легкостью преодолеть ее сопротивление, Тори помчалась по узкому коридору, едва освещенному масляными лампами, которые шипели и издавали неприятный запах. Будь проклят Ник Кинкейд! Она всегда уступала ему.
   Перед ней видением пронесся образ обнаженного Ника, левая рука которого лежала под его темной головой; он многозначительно улыбался прищуренными глазами, раскинувшись на кровати. Этот образ терзал Тори. Конечно, он знал, что она не устоит перед его натиском. Ник пользовался этим с самого начала, с их встречи на берегу. Ей казалось, что он видит ее насквозь. Она отдалась ему без колебаний и сомнений.
   Господи, она действительно была слепой дурочкой. Все это время видела в нем воина, которым руководил важный и благородный — с его точки зрения — мотив. Считала его отважным человеком. На самом же деле он был заурядным вором. Но если Ник не был клиентом ее отца, почему не сказал об этом раньше? Вероятно, из-за денег. О, она почти забыла о них. Ей необходимо лишь купить билет до Бостона и оплатить дорожные расходы. Она собиралась отдать свое наследство дяде Симесу, чтобы он распорядился им. Он знал, что делать с такими деньгами.
   Тори добралась до двери салуна и остановилась в нерешительности, почувствовав обращенные на нее любопытные взгляды, заметила похоть в глазах мужчин. Испуганная девушка дерзко вздернула подбородок. Пусть они смотрят. Они ничего не добьются. Она бросала им вызов — пусть они говорят что угодно о том, что она одна пришла в комнату, заполненную мужчинами. Она имела право здесь находиться, хотя предпочла бы оказаться совсем в другом месте.
   — Мисс Смит? Похоже, вам не удалось заснуть.
   Изумленная Тори повернулась. Кейси приветливо улыбался, но его взгляд был настороженным.
   — Надеюсь, комната вам понравилась?
   — Я не видела более уютной комнаты с того дня, когда покинула Монтерей, но она слишком тесна для двоих. Я вышла подышать свежим воздухом.
   Обведя взглядом салун, заполненный табачным дымом, запахом виски и немытыми старателями, Кейси из вежливости не стал указывать на очевидное.
   — Тогда позвольте мне отвести вас к нашему лучшему столу. Ужин пришелся вам по вкусу? Или вы хотите, чтобы я попросил Салли предложить вам что-то другое?
   Пища была приличной, хотя и не слишком обильной. Тори осталась голодной, но сейчас меньше всего думала о еде. Она покачала головой.
   — Я вполне сыта. Не найдется ли у вас вина?
   — Вина? К сожалению, нет. Мои клиенты предпочитают более крепкие напитки, и ради прибыли я потакаю их вкусам.
   Улыбнувшись, он взял ее под руку и повел через толпу мужчин к маленькому столику, стоящему в глубине комнаты. Покачивающаяся лампа бросала свет на столики стены. Вместо ковра на полулежал слой опилок, деревянные стены были некрашеными. Простая мебель для простых людей, подумала Тори. Она с огорчением обнаружила, что Ник был прав. Эти суровые на вид мужчины бросали на нее дерзкие взгляды. Она почувствовала себя неловко и обрадовалась присутствию Кейси, который, похоже, был джентльменом. Слегка поклонившись, он обещал принести ей кофе. Этот человек казался воспитанным, он тактично не упомянул о разбитой двери, не поинтересовался, почему Тори пришла сюда, а не осталась с Ником.
   Она решила, что не вынесет еще одной ночи в обществе Ника, зная, что скоро, возможно, уедет и никогда больше не увидит его. Она сожалела о своих чувствах, казалась себе брошенной, одинокой. Последние недели отняли у нее то, что она всегда считала своей опорой. Теперь она могла рассчитывать только на Бостон. И конечно, на Питера. Его кольцо с маленькими бриллиантами и аметистом все еще находилось у нее на пальце. Оно символизировало обещание. Захочет ли он взять ее в жены, когда узнает правду? Когда она расскажет ему о Нике? Она должна будет это сделать. Она не могла обманывать его. Как он отреагирует? Испытает шок или разочарование? Придет в ярость?
   Представить Питера разъяренным было трудно. Казалось, что он не может быть грубым, в отличие от Ника Кинкейда, для которого насилие было образом жизни. Он будто сросся с оружием, постоянно носил на ремне пару револьверов и ножи, был дерзким, опасным и бесстрастным.
   Он не дорожил ничем, даже собственной жизнью. Почему она думала, что он полюбит ее, захочет, чтобы она осталась с ним, или скажет, что поедет с ней?
   Когда Кейси принес кофе, Тори постаралась улыбнуться. Она осторожно отхлебнула горячий и крепкий напиток. Кейси сел на стул возле девушки и изучающе посмотрел па нее, лениво играя металлической ложкой, оставленной на столе предыдущим посетителем.
   — Какое впечатление произвели на вас наши золотые прииски, мисс Смит?
   — Я мало видела их, но то, что мне удалось разглядеть, кажется примитивным. Люди стоят по колено в ледяной воде, многократно наклоняясь с плоским ситом в руках, — и ради чего? Им не каждый день удается заработать даже доллар. — Она покачала головой. — Я не понимаю, что притягивает сюда старателей.
   — Не понимаете? Соблазн большого богатства, надежда на прекрасное будущее — вот что манит многих. — Он вытянул руку, указывая на многолюдную комнату. — Видите этих людей? Почти все они приехали сюда с пустыми карманами, без гроша за душой. Если они останутся бедняками, в их жизни ничего не изменится. Но сейчас они полны надежд, мечтают о ярком, чудесном будущем. Некоторые люди живут, ни о чем не мечтая. Эти старатели могут хотя бы мечтать.
   — Да, и, скорее всего, они быстро расстанутся со своими иллюзиями. Произойдет то, что происходит всегда, когда простые люди стремятся к богатству: некто с большими деньгами скупит все, что они имеют, и оставит их с носом. В мире столько бесчестных людей, что у честных почти нет шансов.
   Она поняла, что в ее словах звучит горечь, и увидела изумление в глазах Кейси. Если бы ее отец не был алчным и бесчестным, она, возможно, осталась бы в Бостоне, а не искала пристанища в комнате за салуном с человеком, который думает только о своем благополучии.
   — Мы очень редко видим здесь таких красивых женщин, как вы, мисс Смит. Простите меня, кое-кто считает, что я слишком любопытен, но могу я спросить вас, как вы познакомились с Кинкейдом?
   — Конечно. — Она поставила чашку с горячим кофе на стол и посмотрела на Кейси. — Он знал моего отца. Они впервые встретились несколько лет назад в Техасе.
   — О! Я тоже знаю Кинкейда уже несколько лет. Думаю, вы это поняли. Я давно не видел его. Похоже, он совсем не изменился.
   — Несомненно, — пробормотала она и хмуро посмотрела на кофе. — По-моему, он из тех людей, которые никогда не меняются.
   — Слава Богу. — Очевидно, она выдала свое удивление, потому что он улыбнулся и пожал плечами. — В нем есть много такого, что вызывает восхищение. Я признаю, что порой он кажется слишком отчаянным, но мы живем в лихое время. Некоторые люди не могут сидеть на крыльце своего дома, надеясь на лучшее будущее. Мужчины вроде Кинкейда идут в бой и сражаются за безопасность тех, кто предпочитает не покидать своего крыльца.
   — Он сражается за безопасность? — изумленно произнесла она и покачала головой. — Неприятности неотступно следуют за ним. Если они отстают, он находит их сам. По-моему, безопасность и Ник Кинкейд — нечто несовместимое.
   — Однако, — лицо Кейси расплылось в улыбке, — в сражении я бы предпочел Кинкейда любому другому союзнику. Я уверен, что вы слышали поговорку — «Надежен, как рейнджер в схватке». Это сказано про Ника Кинкейда.
   — Не понимаю, почему все сводится к драке, почему мужчины должны действовать на таком примитивном уровне! Неужели в мире не осталось места для разговоров, спокойного обсуждения принципов и идей? Почему все должны быть такими… жестокими? Мужчины борются за власть, стремятся подавлять более слабых. Да поможет Господь любому, кто станет на пути мужчины, решившегося на что-то…
   Ее руки сжались в кулаки, в горле образовался комок, голос дрожал от гнева. Что с ней происходит? Она испытывала беспокойство, ярость, неуверенность… и страх.
   Кейси поднял брови, на его губах играла едва заметная улыбка.
   — Кажется, я имею дело с защитницей женских прав, верно, мисс Смит? Я вовсе не осуждаю такую позицию, просто хочу знать правду. В споре всегда полезно знать убеждения оппонента.
   — Простите меня, если я позволила себе резкость, мистер Кейси. Должно быть, дело в длительном путешествии. Мне требуется свежий воздух — здесь так накурено. Вы извините меня?
   Он встал одновременно с ней; в его глазах появилось беспокойство.
   — Вы позволите мне сопровождать вас?
   — Нет-нет. Я хочу несколько минут побыть в одиночестве. Дождь прекратился, я лишь постою на дворе.
   — При других обстоятельствах я бы согласился. Но этот лагерь весьма многолюден, здесь немало безнравственных типов. Я бы чувствовал себя спокойней, если бы вы…
   — Мистер Кейси, я привыкла к обществу безнравственных типов и вполне полагаюсь на мою способность позаботиться о себе. Ценю ваше внимание, но я подышу свежим воздухом всего несколько минут. Не представляю, что может со мной случиться возле вашего заведения. А теперь извините меня.
   Последние слова она произнесла чуть повышенным тоном, и Кейси шагнул в сторону, пропуская девушку. От дыма у нее першило в горле и резало в глазах; шум, запахи виски и немытых мужчин вызывали головокружение. Она должна выйти во двор, пока ее не вытошнило.
   Когда Тори открыла дверь, в дом ворвался холодный воздух. Девушка поежилась. Ей следовало захватить плащ или хотя бы теплую накидку, от которой пахло влажной шерстью и дымом. «Но я не вернусь назад, тем более после проявленного мною упорства», — подумала Тори.
   Она захлопнула за собой дверь и осторожно наступила на большой плоский камень, лежащий за порогом. Зашагала вдоль стены салуна. Желтый свет из окон падал на землю маленькими желтыми квадратами. Вдоль улицы на некотором расстоянии друг от друга стояли дома. Они были не столь красивыми, как принадлежавший Кейси, но, похоже, в каждом из них находились салун или лавка.
   Несмотря на влажность, воздух был прозрачным, чистым и освежающим. Тори постояла в тени под козырьком дома, дыша всей грудью. У нее в голове начало проясняться. С улицы доносились смех и музыка. С крыши постоянно капала вода. Хотя она стояла под навесом, влага попадала на ее волосы и плечи.
   Ее самочувствие улучшилось. Повернувшись, Тори увидела в освещенном окне мужчину. Испугавшись, ахнула, а мужчина тихо засмеялся. Через мгновение, оказавшись на улице, он произнес:
   — Не бойтесь, мэм. Я не сделаю вам ничего плохого. Кинкейд попросил меня привести вас к нему, но я ждал, когда вы освободитесь.
   — Кинкейд? — Она нахмурилась, потерла руками предплечья, покрывшиеся от холода пупырышками. — Он может подождать. Я прекрасно себя чувствую.
   — Не сомневаюсь, мэм. Но все же, по-моему, вам лучше пойти со мной. Если у вас есть какие-то проблемы, вы можете обсудить их с ним.
   Возмущенная Тори посмотрела на стоящего в тени человека. Он показался ей высоким, худощавым и светловолосым. Какое высокомерие. Это так похоже на Ника — послать за ней какого-то мужлана, от которого разило виски и чем-то еще менее приятным. Ей следовало отказаться, но мысль o новом спектакле, сменившем тот, что она устроила в салуне, испугала Тори. К тому же туман уже выветрился из ее головы, и она ощутила усталость. Девушке захотелось лечь в постель, даже если придется спать в одной комнате с Кинкейдом.
   — Хорошо, — произнесла она, ежась от холода, — отведите меня к нему. Хотя я не нуждаюсь в эскорте.
   — О, не знаю, мэм. Когда хорошенькие леди ведут себя неосторожно, с ними случаются неприятности. — Он протянул ей руку, и, когда она заколебалась, крепко сжал ее запястье. — А теперь пойдемте со мной.
   Его злорадный, самодовольный тон заставил ее отпрянуть.
   — Пожалуй, я все же…
   — О нет, вы пойдете со мной, я не желаю ничего слышать. — Он резко дернул ее за руку и потащил на немощеную улицу.
   Тори открыла рот, собираясь закричать, но не смогла сделать это, почувствовав у своего горла холодное лезвие ножа.
   — На вашем месте я бы не стал шуметь, мэм. Эти звуки могут оказаться последними в вашей жизни.
   Напуганной Тори пришлось шагать по грязи, задыхаясь от ярости. Его пальцы впились в руку девушки, причиняя ей боль. Она смутно видела хижины и новые дома. Он тащил ее за собой по улице, потом нырнул в переулок между двумя зданиями и начал спускаться по склону. Когда Тори упала, незнакомец выругался и дернул руку девушки так, что едва не оторвал ее. Нож постоянно напоминал ей о смертельной опасности.
   В этот раз она познала страх — тошнотворный, сжимающий сердце, — страх, который она еще никогда не испытывала.
   Все смешалось воедино — изнурительная тряска в седле, дожди, холодные ночи, пара теплых солнечных дней. Тори обдумывала способы, которыми могла бы убить своего похитителя. Ей снилось, что она уничтожает жестокого человека, который постоянно заставлял ее двигаться дальше.
   Он не раскрыл своего имени, назвал себя капралом, и любая попытка выяснить, кто он такой, приводила к безжалостному наказанию. Тори быстро поняла, что лучше не задавать вопросов и воздерживаться от любых реплик. На ее лице, руках и бедрах темнели следы ударов.
   Он не насиловал ее, однако она подозревала с нарастающим страхом, что, когда перестанет бояться погони, он сделает то, что хотел, — это было понятно по выражению его глаз, по дерзким словам, произносимым им в дороге. Держа девушку перед собой на своей крупной, костлявой лошади, он иногда задевал рукой груди Тори, поглаживал или щипал через блузку ее соски, получал удовольствие от ее вскриков. Она с трудом выносила его грубое обращение и выпады в адрес Ника Кинкейда.
   На самом деле он хотел убить техасца, но не был готов сделать это. Поэтому он захватил женщину Кинкейда.
   Все это Тори слышала словно в забытьи, спасавшем ее от худшего — от шока, который она могла испытать, полностью осознав опасность. Но эта пелена рассеялась, и угроза обрела резкие очертания.
   — Поторопись, сучка! У меня нет времени потакать твоим капризам, поэтому делай, что тебе велят.
   Он давал ей лишь несколько мгновений на удовлетворение необходимых потребностей.
   Она поднялась и стала поправлять юбки. Он вынырнул из зарослей юкки, посмотрел на нее с хищной ухмылкой на лице. В его светлых глазах горели маленькие голубые огоньки. Она выдержала его взгляд, не дрогнув и сохранив столько достоинства, сколько могла сохранить в подобных обстоятельствах.
   — Я закончила, — сухо заявила Тори, выйдя через кусты на маленькую лужайку, на которой они остановились.
   Он схватил руку Тори и резко выкрутил назад, обдал ее горячим дыханием и крепко прижал к себе.
   — Не строй из себя леди, сучка. Я сумею сбить с тебя спесь. Когда мы доберемся до моего лагеря, я покажу тебе, какой услужливой ты можешь быть.
   Он намотал ее волосы на свой кулак и потянул назад. Тори откинула голову, беспомощно подставляя ему шею и грудь. Он воспользовался этим, тихо засмеялся, когда она выразила свое возмущение. Засунул свою грубую, шершавую руку в вырез блузки, сжал пальцами грудь девушки. Тори попыталась вырваться, и он ущипнул ее.
   Испытывая сильную боль, она невольно задергалась. Он схватил ее еще сильнее, зажал сосок между большим и указательным пальцами. Наконец Тори замерла, понимая, что любое движение только усилит ее страдания.
   — Правильно. Ты быстро умнеешь. Жаль, что сейчас у меня нет времени продолжить твое обучение, но скоро оно появится. Как только мы доберемся до лагеря, я покажу тебе такое, что Кинкейду и в голову не приходило. Ты будешь визжать и корчиться… я еще не встречал женщину, которой не нравилось бы жестокое обращение…
   Заставляя себя не двигаться, Тори подумала о том, что прежде она убьет его. Он никогда не овладеет ею так, как это делал Кинкейд, пробуждавший в ней острую боль желания, даривший восхитительное облегчение. «Господи, Ник… где ты? Почему этот человек так тебя ненавидит? Волнуешься ли ты за меня или думаешь, что я сбежала по собственной воле?»
   Он приедет за ней. Она чувствовала это. Он знает, что, как бы она ни сердилась, она никогда не покинула бы его среди ночи без денег и планов. Ник приедет за ней… обязательно приедет.
   Она продолжала думать о Кинкейде в тот момент, когда капрал резко поднял ее юбку и грубо сунул руку между ее бедер, причиняя боль. Он засмеялся, когда она отпрянула, обдал ее своим кислым дыханием. К горлу девушки подкатилась желчь, Тори едва не вытошнило. Она не позволит этому человеку изнасиловать ее, не позволит ему выполнить свои обещания… Господи, она не сумеет остановить его!
   Капрал оттолкнул от себя девушку, все еще держа ее за волосы. Используя их как поводья, потащил Тори к лошади и заставил сесть впереди себя. Серовато-коричневое животное, которое ей дал Кинкейд, было привязано веревкой к седлу капрала. Они поехали по лесистому склону, где пахло сосновыми иголками.
   Она беспомощно заерзала в седле перед капралом, зажатая между его животом и высокой лукой седла, и он засмеялся. — Мы будем некоторое время ехать вместе, красотка. Мне нравится, как ты трешься об меня. Мой лагерь уже близко. Мы доберемся до него очень скоро, и я научу тебя кое-каким штукам, пока Кинкейд не приедет за своей смертью. Усмехнувшись, он потянул блузку вниз и обнажил груди девушки. Холодный ветер заставил соски отвердеть. Когда Тори инстинктивно попыталась прикрыть свое тело, он отбросил ее руку.
   — Нет, ты поедешь так, чтобы я мог касаться тебя, когда захочу, мечтать о том, что меня ждет в ближайшее время. Мне нравится ждать, думать об этом, представлять, как это произойдет. Мой конец твердеет от этого так сильно, что я ощущаю боль. Да, мне нравится преодолевать твое сопротивление, приручать тебя… ты будешь умолять меня сделать это… Господи! Мой конец вздрагивает от одних этих мыслей, я не знаю, чего хочу больше — трахнуть тебя или убить Ника Кинкейда…