"Легкомыслие и страсти погубили меня", - писал он перед тем, как нажать курок браунинга, вложенного ему в руки. И мог добавить: "Погубили меня, как я хладнокровно и бессовестно погубил многих других, как я, даже из могилы, ещё погублю десятки тысяч".
   Потери Австро-Венгрии в четырех сербских кампаниях исчислялись в полмиллиона убитых и раненых. Редль, прямо или косвенно, явился причиной значительной части этих потерь Невозможно подсчитать, сколько солдат Австро-Венгрии было убито или ранено на русском фронте в боях и при катастрофических поражениях, вызванных его предательством.
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
   Преемники Штибера в овечьей шкуре
   Все военные разведки Европы считали себя вполне готовыми к событиям любого рода и масштаба. Но большая их часть, однако, показала, что они действительно готовы ко всему, за исключением того, чему всей своей деятельностью помогали, - имеется в виду всеобщая война. Это неожиданное и более чем чувствительное "открытие" привело к тому, что все воюющие державы в отношении разведки оказались совершенно безоружными. Сразу стало нехватать шпионских кадров, поскольку любой мало-мальски пригодный, обученный и надежный офицер уже работал в разведке мирного состава. А пополнения черпать было неоткуда.
   Такой судьбы не миновала и Германия, несмотря на всю громкую репутацию её разведки и весь размах, с которым эта агрессивная держава готовилась к мировой войне. Германские приготовления к этому крупнейшему европейскому конфликту принято считать чуть ли не самым совершенным примером военной основательности и предусмотрительности. Тем любопытнеечитать откровения полковника Вальтера Николаи, офицера генерального штаба, руководившего военной разведкой Германии во время мировой войны 1914-1918 гг.:
   "На войну смотрели, как на чисто военное дело, и потому её готовил и обслуживал отдел военной разведки. Лишь постепенно генеральный штаб понял, как плохо была поставлена на деле разведка гражданских властей. Однажды утром в Шарлевиле мне нужно было передать сообщение начальника генерального штаба генерала фон Фалькенгайна рейхсканцлеру Бетман-Гольвегу. Он попросил меня присесть на минуту и сказал:
   - Расскажите, каково положение у противника Я решительно ничего об этом не знаю
   Картина совсем не та, какую, как я думаю, представляла, разведслужба при Бисмарке!"
   Картина, действительно, была не та, и этого, кажется, не понимал угодливый полковник генерального штаба.
   Необычайно эффективная "разведка при Бисмарке" была лично создана и деспотически управлялась Вильгельмом Штибером, талантливейшим учеником самого Бисмарка, а не каким-нибудь бездарным чиновником, вроде Николаи, предававшим и презиравшим всех штатских.
   В германской армии считалось неприличным вспоминать о деятельности Штибера или даже просто упоминать его имя. Хотя именно с помощью его мощной секретной службы были одержаны громкие победы и создана империя. Отрицать её достижения и пренебрегать преимуществами и возможностями такого шпионажа значило оказывать пангерманской мечте не лучшую услугу.
   Вот как объяснял это полковник Николаи:
   "С незапамятных времен офицеры корпуса штабистов предпочитали практическую службу в полковых штабах жизни в Берлине и тамошней теоретической работе. И когда разразилась война, лучшие из них оказались на штабных постах на фронте.
   Это обстоятельство отразилось на секретной службе. Ее центральные органы также были переведены на фронт. Из немногих офицеров, обученных этому роду деятельности, лучшие вознаграждены были освобождением от работы в полковых штабах, а остальные - распределены между командирами армий в качестве офицеров разведслужбы. По общему представлению, секретная служба, шпионаж должны были найти себе применение главным образом на театрах войны. Но ввиду быстрого продвижения на Западе, где мы в первую очередь искали военного решения, в армейском командовании господствовал сильный скептицизм насчет возможностей и пользы шпионажа. Это заходило так далеко, что во время наступления через Бельгию командование одной армии оставило офицера разведки в Льеже как ненужный балласт"
   Такова была мнимо грандиозная довоенная германская секретная служба, офицеры которой после подготовки "награждались" освобождением от работы в полковых штабах!
   Николаи продолжает:
   "Не могло остаться незамеченным в армии, где было весьма развито чувство субординации, и то, что начальником разведслужбы был самый младший по выслуге начальник отдела в верховном командовании, притом гораздо моложе начальников отделов полевого генерального штаба и военного министерства. Гражданские власти также привыкли к генштабистам в более высоких чинах, чем майор. Мне приходится подчеркивать эти личные соображения, ибо они позволяют объяснить затруднения, с которыми встретилась в работе наша разведывательная служба. Эти же соображения объясняют, почему она так отставала от того, чего враг добился долгой довоенной подготовкой и поддержкой государственных деятелей, решивших воевать и победить".
   Сознавая недостаточную подготовленность секретной службы, власти, конечно, и до войны пытались посредством крупных стратегических маневров выяснить, какие требования предъявит к этой службе возможная война. Но эти теоретические изыскания носили чисто военный тактический и стратегический характер В их ходе никто не пытался выяснить ни хозяйственного и политического состояния вра жеских государств, ни системы их пропаганды. Широкая разведка мирового масштаба никогда не была предметом хотя бы теоретического рассмотрения. Действительность оставляла в тени всякую конценпцию прошлого.
   Всякую, кроме концепции Бисмарка - Штибера, которая была исключительно немецкой и процветала всего поколение назад!
   На эту устаревшую армейскую позицию презрения к бездарной гражданской власти и становится Николаи. "Задачи, возглагаемые на военную разведку в мирное время, расширились с началом войны", - благодушно утверждает он. В действительности он хитрит, но все же предоставим ему слово.
   "В мирное время эта служба была единственным источником сведений о военном потенциале враждебных государств".
   Николаи столь непримиримо разносил слабость и трусость гражданских властей, особенно из числа тех, кто уже умер и, следовательно, не мог оправдываться, что в конце концов это вознаградилось. С явной иронией описывает Николаи полицейских чиновников, которые прибыли по назначению в его полевой штаб, облаченные "в бриджи, длинные чулки и фетровые шляпы с перьями, в уверенности, что в такой экипировке они способны совершить чудеса в секретной службе."
   Взгляды, высказанные Николаи, характерны не только для Германии. Агент-любитель в лююбых странах является либо комической фигурой, либо чудовищным невеждой в области шпионажа и контршпионажа, либо и тем и другим одновременно Но не только персонал был повсюду некомпетентен: средства, отпускаемые на разведку, были всюду недостаточны, за исключением двух воюющих стран: Великобритания имела их достаточно; России же ещё предстояло научиться с толком их расходовать.
   Николаи, однако, с горечью жалуется на то, что скаредный рейхстаг выделил германской разведке только 50-процентную прибавку, повысив ассигования до 450 000 марок вместо 300 000.
   Возможно, до сведения изумленного германского рейхстага довели донесения шпионов о расточительности русского царя. Кроме того, бюджет армии на 1912 год составлялся под личным воздействием Людендорфа, а тот никогда не отступал, если предстояло посостязаться с русскими.
   Из этой увеличенной субсидии 50 000 марок были отложены в 1913 году на случай "чрезвычайных политических трений". Нетрудно сообразить, какие "чрезвычайные политические трения" были видны руководителям разведки в 1913 году. Ведь даже такая ничтожная сумма, как девятая часть всей германской субсидии, могла быть истрачена на смягчение австро-балканских трений и тем самым на предотвращение военного взрыва. Но современным отделам разведки и секретной службы платят не за защиту страны от себя самой или её правящего класса. Не управляют они и историческими событиями, хотя и изучают их в процессе развития. В теории разведка не провоцирует и не предотвращает военных действий, но собирает информацию о силах, открыто, тайно или потенциально враждебных, стараясь помешать деятельности их агентов, интриганов и шпионов.
   Полководец не может быть вполне уверен в том, что он действительно полководец, пока не поведет войска в сражение. Государственный деятель должен вдохновлять и укреплять свое отечество, иначе он умрет, не зная, достоин ли в истории хотя бы примечания. Но начальник секретной службы должен нести бреся службы из года в год, как бы ни были продолжительны мирные затишья. Никакому главарю шпионов нет нужды толкать их на разжигание войны, чтобы узнать, как они будут действовать, ибо заранее знает, как мало могут совершить даже лучшие его агенты, если речь идет о чем-нибудь действительно важном, что может быть потом поставлено в заслугу.
   Основной недостаток германской разведки состоял не в фактическом сговоре с Бертольдами и Конрадами, с военной партией Вены и потсдамскими милитаристами, а в редком во всей истории Пруссии отсутствии бдительности, зоркости и должной подготовки. Поскольку в Германии не было нового Бисмарка, постольку нереальны были и надежды на появление нового Штибера. Германский шпионаж - и на фронтах войны, и в других местах - не мог преодолеть своей отсталости, сколько бы Николаи ни старался его обелить и оправдать. С другой стороны, германская контрразведка с самого начала страдала малочисленностью штата, но её сотрудники овладевали своим ремеслом, становились все искушеннее и до конца войны оставались грозой для врагов.
   Немецкая разведка в Англии
   Многие в Германии, включая придворных, офицеров, журналистов и политиков, видимо, были совершенно не готовы к тому, что после объявления войны Англия присоединится к Франции, России, Бельгии и Сербии. Английские офицеры капитан Тренч, капитан Брандон и Бертрам Стюарт были арестованы, осуждены за шпионаж и брошены в германские тюрьмы. Все указывало на солидарность Англии с блоком враждебных Германии держав, но впечатление, произведенное объявлением Англией войны Германии, было самым ошеломляющим событием августа 1914 года.
   И настал день, когда германскому морскому министерству и генеральному штабу пришлось на деле испытать его последствия; день, когда все контрразведчики Антанты узнали о немецкой "шпионской цепочке", которую англичане спокойно распутали и поместили её звенья куда следует.
   За несколько лет до войны кайзер Вильгельм был с визитом в Лондоне, и английские секретные агенты, на которых возложили ответственность за его безопасность, обратили внимание на странное поведение одного из членов свиты кайзера. Они знали, что этот офицер - заместитель начальника германской морской разведки. С безрассудством, столь часто отличавшим публичные выступления самого Вильгельма, этот флотский капитан зашел в скромное заведение цирюльника Карла Густава Эрнста по улице Каледониан-Роуд. Британские контрразведчики принялилсь наблюдать за этим безвестным лондонцем. Эрнст, родившийся в Германии, формально являлся британским подданным. Шестнадцать лет он содержал одну и ту же скромную лавчонку и в течение неустановленного периода дополнительно зарабатывал фунт в месяц тем, что служил "почтовым ящиком" разведки.
   Плату он получал небольшую, но риск и хлопоты были велики. Письма с инструкциями для германских шпионов прибывали пачками. Поскольку на них уже были наклеены английские почтовые марки, Эрнст попросту относил их в ближайшее почтовое отделение. Приходившие на его имя ответы он тотчас же переотправлял своим хозяевам в Шарлоттенбург или по какому-нибудь явочному адресу в нейтральную страну. За исключением редко менявшихся фамилий и адресов, он мало что знал о центральной инстанции, управлявшей всеми его операциями. Эрнст не был специально обученным агентом, проникнутым корпоративным духом, столь характерным для прусского офицерства. Эти достоинства достались в удел его начальнику, который и провалил все дело.
   Получив эту тонкую нить, британские контрразведчики начали вскрывать и читать всю корреспонденцию, приходившую на имя Эрнста, откуда бы она ни поступала. Многие месяцы, предшествовавшие началу войны, за германской разведкой в Англии вели незаметное, но систематическое наблюдения.
   Упомянутым нескромным "начальником" был не Густав Штейнхауэр. Но его собственный рассказ о контакте с германским шпионажем в Англии показывает, до какой степени и он повинен был в полном и фатальном провале Германии. Бывший частный детектив, приобревший некоторый опыт в американском агентстве Пинкертона Штейнхауэр обнаруживал вкус к переодеваниям и коммивояжерскую тягу сорить деньгами. Похоже, он страдал болезнью, занесенной Алланом Пинкертоном в федеральную секретную службу в период американской гражданской войны: он ничего не смыслил ни в военном, ни в морском шпионаже, если только дело не шло о расследовании уголовного преступления.
   Штейнхауэр без всякого стеснения называл себя "маэстро шпионов кайзера", что не только подчеркивает его собственную посредственность, но и довольно ярко характеризует весь довоенный уровень германской секретной службы. По сравнению с талантливыми деятелями военных лет - Генрихсеном, Максом Вильдом, Зильбером, Генрихом Штаубом или Бартельсом, которые пошли на огромный риск служения Германии во вражеских странах, "маэстро" Штейнхауэр вообще вряд ли был шпионом. Служа за границей, он отдавал все время, свободное от жалоб на скупость хозяев, почтительным заботам о собственной безопасности. Ни один из первоклассных авторитетов германской военной разведки не считает его услуги настолько серьезными, чтобы вообще о нем упоминать, но как агент политической полиции, служивший при Муле и фон-Тауше, он стяжал себе репутацию умелого сыщика. Несмотря на свое тщеславие и страсть к переодеваниям, он был прирожденным контрразведчиком, настойчивым, динамичным и беззастенчивым. Англия и её союзники должны быть благодарны тому германскому руководителю, который отвлек его в пользу шпионажа.
   За десять дней до начала военных действий, в последнюю неделю июля 1914 года, в Англии базировались 26 агентов германской разведки. Среди них был их хозяин Штейнхауэр, руководитель шпионской сети. Он прибыл из Бельгии, из Остенде, ибо его "концепция" секретной службы влекла его в это время года на самые приятные курорты континента. Тае он и разъезжал, встречаясь и беседуя со своими агентами, которые не принимали всерьез его предсказаний неизбежности войны. Они слишком долго жили в Англии, чтобы поверить в воинственность английского народа. Короче говоря, они совершенно не годились в секретные военные агенты в случае войны. И англичане не намерены были дать им усовершенствоваться.
   Штейнхауэр отправился в Уолтемстон повидаться с Кронауэром, который многие годы способствовал развитию германского шпионажа в Англии. Однако Кронауэра англичане уже "накрыли". Штейнхауэр без труда обнаружил полицейскую засаду. Со смешной наивностью он сообщает, что "в Берлине с некоторых пор известно было, что корреспонденцию Кронауэра вскрывают". Штейнхауэр полагал, что агенты, следящие за парикмахерской, готовят примитивную ловушку для него самого. Он избежал этого, выворотив наизнанку свое двустороннее пальто и соблюдая прочие приемы маскировки. Но так как он спешил в другое место, то облегчил свою совесть тем, что послал Кронауэру и другим своим корреспондентам - цирюльникам, булочникам, главным официантам и мелким торговцам - шифрованное распоряжение приготовиться к началу военных действий.
   Война надвигалась; но Штейнхауэру нужно было ещё съездить на север и обследовать возможные военные базы английского Большого флота. Переодевшись рыбаком и обманув приятеля, шотландского удильщика рыбы, Штейнхауэр пробрался в Скана-Флоу. Ловя здесь рыбу при помощи лески, имевшей узелки, он сделал промеры глубины и смог утвердительно ответить на вопрос германского морского министерства: могут ли крупные броненосцы британского флота базироваться на Скапа-Флоу?
   Самым странным в этой миссии Штейнхауэра представляется то, что германское морское министерство так недопустимо долго медлило с обследованием бухты Скапа-Флоу. Еще в 1909 году германский и английский флоты начали готовиться к смертной схватке. Каждый пояс брони, накладывавшийся на новый германский военный корабль, каждая пушка, устанавливавшаяся на борту, означали подготовку к битве с англичанами. Но германская разведка ждала почему-то наступления "настоящего дня" - иначе говоря, того дня, когда война в Северном море станет почти совершившимся фактом, чтобы отправить Штейнхауэра обследовать естественную и почти неприступную базу Большого флота, который как раз тогда был мобилизован в ответ на сухопутные и морские приготовления Германии.
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
   Драма начинается: уберите занавес
   Настало время прекратить полировку и смазку огромной и прекрасно оснащенной машины европейского милитаризма и приступить к наполнению её резервуаров человеческой кровью Большие дороги Континента задрожали от топота подкованных железом сапог. Больше не было нужды в парадах и осенних маневрах - Сербия вооружается, не желая дать уничтожить себя, Австро-Венгрия мобилизуется. Мобилизуется Россия.
   Утром 31 июля 1914 года генерал фон Мольтке, начальник германского генерального штаба, подписал приказ об объявлении с полудня состояния военной угрозы.
   Так была окончательно развязана война Германия тотчас же начала мобилизацию, и за ней последовала союзница России - Франция Немцы нарушили нейтралитет маленькой Бельгии, стремясь вторгнуться во Францию на широком фронте, и Британская империя вступила в войну против Германии, не желая допустить появления германских полчищ у Ламанша. В течение одной недели все великие цивилизованные державы, не исключая самых отдаленных и нейтральных, оказались потрясенными до основания.
   Один из офицеров британского штаба, говорят, как-то заметил, что его родина, по всей вероятности, повторит опыт наполеоновских войн: начнет войну с наихудшей в Европе разведкой и кончит её с наилучшей Но если сопоставить британскую разведку с разведками других европейских стран, то получится впечатление, что британская "худшая" разведка работала все же довольно недурно. И уж, конечно, лучше всех действовала контрразведка Англии; правда, главным образом благодаря промахам её врагов.
   Персонал контрразведывательного отдела состоял всего из четырех офицеров, трех следователей и семи канцелярских служащих. Но в случае надобности в преследовании шпионов неприятеля принимали участие особый сыскной дивизион нового Скотленд-Ярда и все полицейские силы британских островов.
   Густав Штейнхауэр несколько отложил срок своего бегства, чтобы предупредить своего эдинбургского агента, пианиста мюзик-холла Джоржа Кинера. Этот шпион был убежден, что будущая война его не коснется, ибо из великих держав в войну будут вовлечены только Англия и Россия. Отто Вейгельс, германский агент в Гулле, посмеялся над предостережением Штейнхауэра, и теперь, когда англичане замкнули круг вокруг "цепочки Эрнста", Вейгельс оказался в числе немногих, сумевших ускользнуть из расставленной сети. Штейнхауэр просто написал Шапману, своему экситерскому агенту, чтобы он передал предупреждение Эрнсту в Лондон. Шапман удрал, Штейнхауэр благополучно и не торопясь добрался до Гамбурга. Эрнст и 21 других германских агента были арестованы 5 августа, на другой день после объявления войны.
   Жившие в Лондоне агенты были захвачены при облаве, устроенной сыщиками, телеграммы, вовремя посланные начальникам полиции в провинцию, дали возможность арестовать остальных. И вот завеса, погуще лондонских туманов, окружила Великобританию, ослепив германскую разведку Прусский генерал фон Клук не скрыл своего изумления, когда его 1-я армия, атаковав левый фланг союзников, армию Ланрезака, наткнулась на британскую регулярную армию.
   Акт о защите государства ещё не действовал, а Эрнст и его "цепочка" уже были взяты под стражу. Многие из его сообщников по секретной службе были подданными кайзера, и их можно было арестовать только на время войны наказание немалое. Цирюльник, зарабатывавший фунт стерлингов в месяц, которого Штейнхауэр пытался спасти при помощи открытки, в конце концов поплатился семью годами каторжных работ.
   Эта успешная ликвидация всей сети германского шпионажа в Англии, положившая вообще начало английским удачам, быстро принесла ощутимые плоды. Британская экспедиционная армия пересекла Ла-Манш без препятствий и незаметно для врага. И если бы численность регулярных войск была вдвое больше, их нажим, который почувствовал один только фон Клук, остановил бы вторгшиеся армии фон Бюлова и Хаузена. Клук мог бы изменить весь ход войны на Западном фронте. Одно только неожиданное для немцев присутствие этих войск, не говоря уж об их численности, оказывало существенное воздействие на отступательный маневр, известный под названием "битва на Марне": армия Френча и 5-я французская армия Ланрезака спаслись от сокрушительной катастрофы.
   Эти две армии, состоявшие из тринадцати французских и четырех английских дивизий, к 23 августа, находясь под командой Жоффра, едва не попали в германскую ловушку, 1-я и 2-я армии фон Клука обходили их с севера, а 3-я армия Хаузена - с востока. Своевременный отход этих двух армий военные историки объясняют тремя причинами: осторожностью Ланрезака, преждевременной атакой 2-й германской армии и непредусмотренным германской разведкой прибытием англичан на левый фланг.
   - Что за олухи меня окружают? Почему мне не сказали, что в Англии у нас нет шпионов? - якобы сказал взбешенный кайзер, узнав о том, с какой быстротой армия Френча прибыла на передовые позиции.
   Мрачно настроенные чины генерального штаба согласились с Вильгельмом, что теперь придется пересмотреть все германские планы.
   - Необходимо немедленно отправить в Англию первоклассного шпиона, распорядился Вильгельм, - а главное, такого немца, на патриотизм которого можно было бы вполне надеяться.
   Германская морская разведка была тем более встревожена, что британская армия все ещё считалась слишком малочисленной и "презренной", как выразился кайзер, чтобы беспокоить кого-либо в Германии. Очевидно, не имея под рукой "первоклассного шпиона", морская разведка спешно отправила в Шотландию злополучного лейтенанта запаса Карла-Ганса Лоди. Так как он согласился действовать в качестве временного "эрзац-шпиона", то на его неопытность посмотрели сквозь пальцы. Лоди хорошо знал Англию, так как служил на пароходной линии "Гамбург - Америка" гидом для туристов. Он бегло говорил по-английски "с американским акцентом" - мелочь, которую обычно упускали из виду другие германские шпионы, пытавшиеся выдавать себя за американцев. В сентября 1914 года он очутился в Эдинбурге с паспортом американского туриста Чарльза Инглиса, на котором наклеена была, однако, его фотография, ловко подмененная Подлинный мистер Инглис незадолго до того был в Берлине, просил завизировать его паспорт и дожидался, покуда на Вильгельмштрассе разыщут его "затерявшийся" документ, с которым Лоди как раз и явился к британским портовым властям. По требованию американского посольства, Инглису выдали другой паспорт и извинились перед ним. Лоди, тем временем, успел отправить телеграмму в Стокгольм, незаметно перебрался из гостиницы на частную квартиру и, взял напрокат велосипед, начал обследовать окрестности.
   Как новичок в секретной службе, он страдал чрезмерным усердием в заметании следов. Он задавал слишком много вопросов, проявляя чрезмерный интерес к гавани в Росайте, и вообще проявлял отнюдь не туристское любопытство к английскому флоту. Уже при отправлении своей первой телеграммы Лоди обратил на себя внимание. Она была адресована в Стокгольм Адольфу Бурхарду, когда ещё не занесенному британской морской разведкой в обширный список подозрительных лиц, и в ней Лоди неосторожно выразил враждебные Германии чувства. Даже в начале войны цензоры были не так уж легковерны, лицо, чересчур прозрачно пишущее для цензуры, явно заслуживало в её глазах усиленной слежки Шпионы, работавшие после Лоди, прибегали к этой прозрачной уловке в почтовой переписке, и их письма неизменно задерживались для испытания на симпатические чернила То, что Лоди в телеграмме столь бурно и откровенно радовался неудачам немцев, обращаясь к нейтральному адресату, не соответствовало ни американской, ни нейтральной позиции. Пять раз писал он Бурхарду. Только одно из этих писем пропущено было в Швецию, да и то потому, что оно помогло подтвердить циркулировавший в первые месяцы войны слух о том, будто русская армия высадилась в Шотландии и перевезена оттуда во Францию для участия в сражении на Эне. То, что Лоди подхватил и передал это лживое сообщение, не свидетельствует о его уме, ибо в то время военные обозреватели и корреспонденты только и писали, что об этой армии русских. Такой многообещающий молодой человек, как Карл Лоди, при достаточной тренировке в области секретной службы, мог бы сделаться весьма хорошим разведчиком, вместо этого он зря погубил себя. Чтобы успокоить кайзера и заменить порвавшуюся "цепочку" Эрнста, Лоди бросили в неприятельскую страну, не посвятив даже в тайны шифров, кодов или пользования симпатическими чернилами.