Рогоза Юрий. День рождения Буржуя - 2

   Вслед за ней пробирался парень. Он размахивал над головой роскошным букетом, окликал ее по имени, расталкивал людей. Но густое месиво пешеходов почему-то не желалo перед ним расступаться.
   - Эй, ты что?! - Пожарский наконец нагнал Лизу и ухватил ее за рукав. - Я ору-ору. По-моему, вся улица, кроме тебя, оглянулась.
   - Олег... - выдохнула девушка и, секунду помедлив, порывисто бросилась ему на шею.
   - Ты что, Лиз? - Олег отвел в сторону безнадежно измятый букет. Эй, да что с тобой?
   - Ничего... Я думала... Я думала... - слезы уже обильно капали у нее из глаз. - Ты сказал, что будешь прямо под знаком...
   - Да успокойся ты... Лизунь, слышишь, успокойся...
   Пожарский, ошарашенный такой бурной реакцией, даже немного растерялся. Но Лиза быстро справилась со слезами и уже требовательно спросила:
   - Где ты был?
   - Как раз под знаком я и был. Как обещал. Но тут гаишник заявился. Чуть номера не снял. Пришлось за угол отъехать, - и, заметив, что слезы опять просятся ей на глаза, добавил поспешно: - Да успокойся ты: меня и не было-то несколько минут.
   - Извини, - всхлипнула Лиза, - я дура и истеричка. Извини, пожалуйста.
   - Извиняю. Только идем скорее к машине, а то там, где я ее оставил, тоже стоянка запрещена.
   Вера очень спешила. Она точно знала, что Зина сегодня дежурит в частной клинике до десяти вечера, знала, что желание застать подругу на работе - глупая прихоть, знала, что времени в обрез и, скорее всего, она не успеет. Но упрямо неслась, чувствуя, как тепло бьется под сердцем новая надежда. Оказывается, проснувшаяся надежда тоже может сводить с ума...
   В кабинет гинеколога Вера вломилась тараном, так что распахнутая ею дверь грохнулась о пристенок. Мывшая руки Зина в испуге отпрыгнула от умывальника. Узнав Веру, только покачала головой: дескать, к странностям подруги ей не привыкать.
   - Ух... - перевела Вера дыхание. - Хорошо, что застала тебя!
   - А чего ж не позвонила? - успокоившаяся врачиха вытерла руки и взглянула на подругу. Что-то в ней изменись лось, что-то было не так. Зина истолковала перемену по-своему: - Какая ты свеженькая! В сауне была, что ли?
   - Ага. Почти. Слушай, а за дополнительную плату можно продлить твой рабочий день?
   - Можно и без дополнительной, если попросить по-человечески.
   - По-человечески прошу: сделай анализы.
   - Что, сейчас, что ли? - всплеснула руками Зина.
   - Ага.
   Гинеколог снова покачала головой. Нет, но странности подруги в последнее время стали, однако, зашкаливать.
   - Ты даешь, Вера Леонидовна, - сказала Зина вслух. - А с какой такой радости?
   - Ну сделай, трудно тебе?
   - Мне-то не трудно. Лаборатория уже закрыта. Так что, как говорится, приходите завтра.
   - Вот черт! - досадливо щелкнула пальцами Вера. - А я летела к тебе как угорелая... - и она с надеждой посмотрела на Зину: - Но ты-то хоть свободна? Неохота одной оставаться.
   - А что? Проблемы?
   - Да нет, так - дурью маюсь. - Вера старалась говорить как можно равнодушней, но в самый последний момент голос у нее едва заметно дрогнул: - На душе как-то неспокойно.
   Пробираясь внутрь дома, Толстый насвистывал бравурный марш, в такт ему колотил кулаком по стенам и громко топал ногами. Когда он заявился сюда, в эту чертову Кудлину берлогу, последний раз - среди ночи да еще и после ведьминых откровений, - Буржуй спросонья едва его не пристрелил. Не признал, вишь ли! Пусть-ка теперь попробует сказать, что не признал. И Толстый дурашливо заблеял испуганным козликом.
   В просторной комнате под стеклянным фонарем он уже привычно бросил на стол пакеты с продуктами и уселся в знакомое кресло. Поерзал, устраиваясь поудобней, и прокричал в никуда фразу, которая стала для них чем-то вроде пароля:
   - Привет покойничку!
   Улыбаясь, он прислушивался к тому, как зашуршала за его спиной занавесь, как скрипнула рассохшаяся половица. И вдруг чей-то голос - уж точно не Буржуя - тихо и очень спокойно прозвучал за спиной:
   - От покойничка слышу.
   Этот голос, надменно-равнодушный, чуть цедящий слова, Толстый узнал бы из тысячи других. Он вскочил из кресла и резко развернулся лицом к говорившему.
   Перед ним, ничуть не изменившийся - разве что чуть больше седины стало на висках, - стоял, поигрывая толстой лакированной тростью, Кудла. И глаза его цвета проточной воды смотрели на Толстого спокойно и чуть устало.
   - Н-да... А парнишка-то шустрый! И нетерпеливый, ждать не любит. Они сейчас все такие. Да и правильно: время - деньги.
   Мовенко расхаживал по своему кабинету, прихлебывал чай из стакана в подстаканнике, говорил жестко, цинично, зло. За майором единственным здоровым глазом следил Борихин и страдальчески морщился. Второй глаз у сыщика заплыл, бровь над ним прикрывала уродливая наклейка, а на скуле пылал кровоподтек.
   - Что, беспокоит? - Мовенко наконец заметил на лице товарища болезненную гримасу. - Может, все-таки в госпиталь?
   - Да нет, все нормально. Так, ребра ремнем стиснуло.
   - А ты у нас примерный водитель! - криво усмехнулся Мовенко. Ремень безопасности пристегиваешь.
   - Какой там... Я его на ходу еле застегнул.
   - Это как же ты успел?
   - Жить захочешь - успеешь!
   Жить Борихину в те мгновения кошмарного сна наяву действительно очень хотелось. Может, неожиданно нахлынувшая жажда жизни и выручила его в тот момент. Ничем другим он не мог объяснить, как - при его-то водительском мастерстве! - умудрился вывернуть машину на поднимающуюся вверх улицу против плотного встречного движения влепить в столб уже теряющий скорость автомобиль без особых для себя последствий.
   - Тоже верно... - согласился со словами Борихина майор и вернулся к прежней теме: - Этот твой молодой-ранний точно не знает, что ты у меня?
   - Откуда? Я три квартала успел проехать. А потом еще без тормозов неизвестно сколько...
   - Тогда давай так. Ты пока посиди у меня, а мы с ребятами возьмем его по-быстрому...
   - Погоди ты. Еще разобраться во всем надо.
   - Разобраться? Да тут любой стажер за пять минут разберется! Пока мы с тобой разговаривали, он сидел в машине, так?
   - Ну так.
   - Времени у него было предостаточно, так?
   - Естественно.
   - Естественно... - передразнил друга Мовенко. - А потом он наотрез отказался сесть в машину, собираясь якобы пройтись пешком чуть ли не на другой конец города. Тебе улик не хватает?
   Борихин снова поморщился, но только, видимо, не боль в ребрах мучила его на этот раз. Он неохотно признал:
   - В общем, конечно, складывается. Как говорится, все одно к одному.
   - Вот именно. Одно к одному.
   - Ну а его ночные приключения?
   - Ты-то хоть мальчишку передо мной не изображай, ладно? - Майор начинал злиться уже по-настоящему. - Обычная шелуха для отвода глаз. И для отвода подозрений. Мол, ищите, дядечки, злобных киллеров в "командирских" часах, а я, хороший мальчик Вася, тут совершенно ни при чем: сам от них пострадамши. Не знаешь, что ли, как это делается?
   Конечно, Борихин знал. Недаром ведь столько лет проходил в ментах! Но знал он и другое: как легко шьются дела теми, кому хочется и удобно их пришить. А улики против Василия слишком уж удобно выстраивались в обвинительный приговор. Хоть сейчас - в камеру. К тому же что-то не давало Борихину поверить, что его молодой помощник способен на подлость. Уж настолько-то в людях он разбирается!
   Размышления Борихина майор принял за молчаливое согласие.
   - Ладно, хватит предположения строить. Я вызываю группу, направился он к телефону.
   - Погоди. Не надо группу, - Борихин прикрыл трубку ладонью. - Ты, кстати, даже не допустил, что тормоза могли испортить, пока Василий здесь, с нами, был.
   Толстый медленно осел в кресло.
   - Т-ты... - хрипло выдавил он из враз пересохшей глотки. В его глазах плескался ужас. Не сознательное опасение одного человека перед лицом другого, таящего угрозу, не подсознательный инстинктивный страх перед неведомой опасностью, а глубинный, почти мистический ужас, корни которого уходят в бог весть какие глубины и измерения. Сердце Толстого ухнуло и провалилось вниз, по хребту от копчика и до шеи словно кто-то провел холодными пальцами, во рту появился кислый привкус. Перед ним стояло привидение.
   - Я. Здравствуй.
   Голос Кудлы был до странности бесцветным и мертвенно-спокойным, но это был голос существа во плоти. И звуки его привели Толстого в себя. Перед ним стоял человек, едва не лишивший его жизни. Перед ним стоял человек убивший его друзей. Перед ним стоял враг.
   - Сука... - горло Толстого опять перехватило, на эта раз - от слепой ярости.
   Ноги гиганта сами по себе напружинились, тело приготовилось к броску, он приподнялся в кресле. Но Кудла, видимо, был к этому готов. Набалдашник его трости несильно, казалось бы, ткнулся в какую-то точку на теле Толстой и тот, бессильно обмякнув, снова рухнул в кресло.
   - Перестань, - в лишенном эмоций голосе Кудлы неожиданно прорезались примирительные нотки. - Последний раз, когда мы виделись, я сделал тебе больно. Не нужно, чтобы это повторилось.
   - Мне плевать, - прохрипел Толстый и так вцепился подлокотники, что костяшки пальцев побелели. - Я тебе горло вырву, падаль...
   - Успокойся. Иначе мне действительно придется убить тебя, - голос Кудлы снова стал завораживающе, гипнотически спокойным, но глаза продолжали оставаться настороженными. - А я пришел совсем не за этим. - Слепящая ярость ушла. Теперь Толстый уже мог смотреть на противника с холодным расчетом, взвешивая свои шансы.
   - Ты - покойник, - бросил он, чтобы выиграть время. - Если не я, то Буржуй...
   Кудла иронично ухмыльнулся.
   - Уж кто меня точно не убьет, так это наш маленький подкидыш. Скорее я его убью, потому что он это заслужил. Если ты перестанешь сверкать глазами и ждать, когда я расслаблюсь, мы сможем спокойно поговорить.
   - Не о чем нам говорить, - отрезал Толстый.
   - Есть, - без всякого нажима заверил его Кудла. Ясный рассудок только сейчас в полной мере вернулся к Толстому. А вместе с ним - и беспокойство. Он выплеснул его в вопросе:
   - Где... Буржуй?
   - Как и положено трупу - на кладбище...
   Лежавший на столе мобильный телефон зазвонил. Толстый протянул к нему руку, но Кудла молниеносным ударом трости разбил трубку и едва ли не тем же движением смахнул осколки аппарата на пол.
   В комнате повисла тишина. Ее нарушали шаги Кудлы, который, постукивая тростью о ладонь, принялся расхаживать по поскрипывающим половицам. При этом он совершенно беззаботно поворачивался к Толстому спиной. Но даже в такие моменты тот чувствовал на себе взгляд Кудлы - бдительный, жесткий. Наконец хозяин дома остановился, присел на краешек стола и взглянул на Толстого.
   - То, что мне пришлось стрелять в тебя, - единственное во всей этой истории, о чем я жалею. Но у меня не было выхода - ты это тоже понимаешь.
   - А все эти трупы, кровь?
   - Это входило в правила игры, - с усталым безразличием Кудла пожал плечами. - Мне и сейчас плевать на них. Я ни о чем не жалею. Вернее, почти ни о чем. - Он усмехнулся и чуть пошевелил тростью, но в этом движении таилась явная угроза. - И перестань, наконец, сжиматься комок, чтобы наброситься на меня. Ты потерял форму. Толстый, и я все чувствую...
   - Да, потерял форму, - гигант зло сверкнул глазами. - Потому что лежал трупом. Только слышал обрывки голосов и мочился под себя. А еще испытывал на себе то, что чувствуют люди на электрическом стуле!
   - Я уже говорил, - с тягучим сожалением произнес Кудла, - мне действительно жаль. Мы с тобой - воины, и оба понимаем, что умереть тебе было бы лучше, но не моя вина, что ты такой сильный.
   - Был сильный, - из горла Толстого вырвался не то всхлип, не то стон. - Пока ты, мразь, не превратил меня в то, во что превратил.
   - Понимаю, - Кудла покивал головой, - ты никогда не простишь меня, но я пришел не просить у тебя прощения.
   - Где Буржуй? - снова спросил Толстый о том, что его сейчас тревожило больше всего.
   - Я уже ответил тебе: он на кладбище. Ты сам позвал его туда. Вернее, я от твоего имени. Телефон - очень удобная штука, правда? Особенно, если хорошо владеешь голосом...
   - Что с ним? - Толстый невольно подался вперед.
   - Ничего, - трость в руках Кудлы опять угрожающе дрогнула. - Если не принимать во внимание, что он так и остался маленьким смешным человечком. Но это уже, согласись, не моя вина.
   - Ты хоть понимаешь, что все равно не уйдешь живым?
   - Ну и что? Смерть - всего лишь часть жизни! - Кудла произнес эту фразу просто и искренне, а потом с вялым любопытством взглянул на Толстого. - И потом, с чего ты решил, что я дам убить себя?
   - Почему тебя не арестовали? - ответил вопросом на вопрос Толстый.
   - С какой стати? - брови Кудлы поползли вверх. - Если ты имеешь в виду смерть всех этих клоунов, то доказать мою вину невозможно.
   - Борихин все знает...
   - Ну и что? - Кудла пренебрежительно дернул щекой. - Борихин облезлый мент-неудачник, а я - крупный бизнесмен, и к тому же - гражданин Соединенных Штатов. Так что оставим в стороне ментов и прочие глупости. Все это бред и суета. Я бы давно забыл эту историю. Но я оставил в этой части света единственное, что было мне по-настоящему дорого - любимую женщину, а дворняжка-Буржуй позволил убить ее. И, конечно, не придумал ничего более умного, чем спрятаться от собственного страха, гоняясь за мной по миру и прячась в моем собственном доме.
   Совершенно ошеломленный тем, что услышал, Толстый едва сумел выдавить из себя:
   - Это ты убил Амину...
   Одним прыжком Кудла слетел со стола, оказавшись в ногах у Толстого, тростью пережал тому горло и придавил его затылок к спинке кресла. Потом прошипел:
   - Еще раз скажешь это и услышишь напоследок, как будет хрустеть твое горло.
   - Давай... - прохрипел Толстый. - Вперед...
   - Нет, - злобные огоньки в глазах Кудлы внезапно потухли, и он опустил трость. - Если только ты сам не вынудишь меня. - Он на шаг отступил от кресла, потом очень неспешно направился к двери, а на полпути оглянулся. - Я пересек океан только потому, что знаю: ни ты, ни твой друг-найденыш не сможете ни найти убийцу, ни отомстить. Это сделаю я. Передай мои слова Буржую. И еще передай: пусть убирается из моего дома. Здесь живут воспоминания, которыми я не собираюсь делиться ни с кем, тем более - с ним.
   Солнце закатилось за кромку леса, и длинные закатные тени расползлись уютным сумеречным полумраком. Буржуй сидел, привалившись спиной к тыльной стороне собственного надгробного камня. Так его невозможно было заметить с проселочной дороги, проходившей рядом с могилами, а местные, это он точно знал со слов Толстого, не любят появляться здесь, да еще и когда время близится к ночи. Кстати, Толстый. Он почему-то сильно опаздывал. И что это за блажь у него появилась назначать встречи в таких местах? Помнится, он всегда недолюбливал кладбища. С минуту поразмыслив над этой странной причудой друга, Буржуй извлек из кармана телефон и нажал кнопку, под которой был закодирован номер Толстого. Длинные гудки. Владимир пожал плечами, спрятал трубку и, откинув голову так, что затылок оперся о шершавую поверхность еще теплого камня, прикрыл глаза...
   ...Потылычиха торопливо семенила по проселку мимо бывшей усадьбы покойной бабы Кати. Из города пришлое добираться последней электричкой, и теперь, в темень, нужно было миновать это страшное место. Мотря ускорила шаг. И вдруг ноги помимо ее воли свернули на тропинку, ведущую к могилам. Бабка дернулась, попыталась вернуться на дорогу, но ноги не повиновались и несли ее дальше. Потылычиха перекрестилась, пробормотала: "Свят-свят-свят" и покорилась жуткому порыву...
   ...В полудрему проник неясный шорох. Буржуй открыл глаза и удивился: вокруг совсем стемнело. От тропинки до него доносились шаркающие шаги и одышливое старческое сопенье. Он осторожно выглянул из-за камня. К могилам, то и дело озираясь, приближалась какая-то бабка. Буржуй снова укрылся за плитой и затаил дыхание. Шаги приблизились. Старуха долго кряхтела, что-то бормотала себе под нос, потом речь ее, прерываемая горестными вздохами, зазвучала яснее:
   - Просты мэнэ, Катэрыно, зарады Господа... И вы проститэ, диточкы... Гришна я баба... Tилькы Господь знае, яка гришна... Васыль просыть скажы, що знаеш... А що казаты... Кому я допоможу?.. Вы, диточкы, у Царстви Божому, вы сами всэ знаетэ... А я вжэ дожыву coби, як судылося... - У пораженного словами бабки Буржуя невольно вырвалось сдавленное восклицание, и покаянный тон старухи немедленно изменился. - Що такэ?.. Хто там?.. проговорила она с ужасом. - Свят-свят-свят... Якщо ты людына - выходь!.. Нэ лякай стару... Чуеш, выходь!..
   Какую-то минуту Буржуй колебался, не стоит ли затаиться, или молча броситься к близкой леваде, но потом решил, что так может до смерти перепугать пожилого человека, и счел за лучшее показаться. Кашлянув предварительно, он очень медленно и осторожно, выглянул из-за камня. Хотел как лучше. Но вышло хуже некуда.
   - А-а! - захлебнулась старуха коротким вскриком, схватилась за сердце и ничком рухнула на землю. Буржуй тут же вскочил на ноги и подбежал к неподвижному телу. Склонился над ним и, крякнув от усилия, перевернул бабку на спину.
   - Послушайте. Эй! Бабуся! Вот черт! - На всякий случай он проверил пульс, хотя и без того было слышно хриплое дыхание потерявшей сознание старухи. Потом он пошлепал ее по щекам. И безрезультатно. - Да что ж такое... - Буржуй беспомощно озирался.
   Выбор у него оставался небогатый. Справа виднелись огни села, но туда нести бабку ему не хотелось - слишком многие его там помнили и знали, что умер он страшной смертью. Слева, на отшибе, светились окна одинокой хаты. В ней, Владимир это знал, жила ворожка Стефания. А она, по словам Толстого, догадывалась, что он, Буржуй, жив, да и полумертвые от страха старухи - это как раз ее профиль. Выбирать не приходилось. Крякнув от усилия, Коваленко взвалил тяжеленное тело на себя и, пошатываясь, побрел к хате сельской колдуньи.
   Буржуй покрылся потом и выбился из сил, пока дотащил наконец до дома Стефании огрузневшую в беспамятстве бабку. Осторожно привалив ее к беленой стене, он с трудом распрямился и, отдуваясь, подошел к окну...
   ...Доктор Костя склонился над ветхими ворожкиными тетрадями. Глаза его слипались, но он - скорее по привычке, чем из чувства долга - упорно вчитывался в текст. К тому же он знал, что Стефания придирчиво проверит заданный на сегодня урок.
   - ...Взяты травыночку любыстку... - монотонно твердил Константин, отвлекаясь временами на критические замечания: - Ну и почерк! Прямо какой-то церковнославянский устав, честное слово. И вообще - что это за срочность такая?! Ну чисто тебе мединститут перед сессией... Так. Травыночку любистку, змынаты з сушеною пэчинкою cиpoи жабы... фу, гадость... и заклынаты, як напысано... Вид кого наслано, тому видислано... и маета и страшни корчи... Господи, страсти-мордасти какие. - Он встал, подошел к холодильнику, вынул кольцо колбасы, надкусил его и, почесывая живот, вернулся к "конспектам". Так. Страшни корчи та лыхо в хати... Хай тэбэ оборотни забэруть...
   Где-то вдалеке жутко завыла не то собака, не то волк. Костя вздрогнул, недовольно поморщившись встал и подошел к окну, чтобы задвинуть занавеску - глухая сельская темнота всегда пугала его, а тут еще эти душераздирающие звуки! Прежде чем отгородиться от ночи, доктор выглянул на улицу и тут же отпрянул. Со двора на него глядело чье-то лицо - в свете полной луны бледное, как рыбье брюхо. Очень осторожно доктор снова приблизил голову к оконному стеклу, прикрыв от света глаза ладонью. И дико взвизгнул. На него смотрел покойный Буржуй и противно шевелил губами.
   Костя опрометью бросился назад, укрылся за столом и, крестясь, принялся твердить какие-то обрывки заклинаний:
   - Изыди! Геть! Геть вид мене! - Доктор перекрестил окно, и лицо за ним пропало. - Господи, да как же там? - От страха Костя позабыл все магические формулы и теперь, чуть не плача, пытался припомнить нужные: - Ночи сыну, иди в домовину... - Лицо за окном появилось вновь, и этого душа начинающего колдуна вынести уже не смогла. - А-а-а!!! - завопил доктор что есть мочи и ринулся вон из хаты.
   Оказавшись на улице, он помчался не разбирая дороги к недалекому лесу, который почему-то казался ему теперь самым надежным прибежищем.
   - Доктор, стойте! Не бойтесь! Да стойте же! - кричал ему в спину Буржуй, но это только заставило Константина прибавить шагу. Спотыкаясь на огородных кочках и оскальзываясь на раздавленных огурцах, он убегал все дальше. Буржуй растерянно посмотрел на бесчувственную, как и прежде, бабку и понесся следом за Костей. Нагнал он его уже неподалеку от опушки.
   - Да погодите вы! - задыхаясь от быстрого бега, крикнул Буржуй, но доктор припустил еще сильнее. И тогда Коваленко, не найдя другого выхода, прыгнул ему на спину. Тишину ночи разорвало полное ужаса завывание, от которого умолкли даже воющие псы. Поднявшийся на ноги Буржуй наклонился над неподвижным телом и в отчаянии схватился за голову: теперь у него на руках оказалось уже два полутрупа...
   ...То ли от этого вопля, то ли от ночной прохлады Потылычиха пришла в себя и испуганно огляделась по сторонам. Как она оказалась на подворье Стефиной хаты? Ведь послед нее, что помнила, - это бледное лицо мертвеца. Катерининого внука, выглянувшее из-за могильного камня. Явился-таки покойничек по ее грешную душу да почему-то не уволок за собой. Не веря собственному счастью, Мотря проворно поднялась на ноги и с удивительной для своей комплекции быстротой потрусила со двора.
   - Свят-свят-свят, - бормотала она на ходу, мелко крестясь. Прости и помилуй, святый Боже...
   ...Бледный и все еще трясущийся Костя чуть приподнялся на кушетке и спросил уже в который раз:
   - Это... Это правда вы?
   - Я, доктор, я, - досадливо махнул рукой Буржуй. - Сколько можно повторять.
   - Я имею в виду - живой? Ну то есть...
   - Да живой, живой...
   - А вас, простите, не затруднит?.. - смущенно начал доктор.
   - Что? - оборвал его Коваленко, которого уже начинала раздражать эта дурацкая ситуация.
   - Перекреститься, - договорил доктор. - Я, конечно, очень извиняюсь...
   Буржуй поморщился, но повернулся лицом к образам в углу Стефиной хаты и перекрестился.
   - Вот вам крест.
   Костя, который до этого момента упорно избегал какого-либо телесного контакта с сидевшим у него в ногах Коваленко, радостно схватил его за руку и зачастил:
   - Володя! Володенька! Я знал! Вот вы не поверите, а я всегда... всегда чувствовал... Какое счастье! Скажите, а... Амина и...
   - Нет, - нахмурился Буржуй. - Только я...
   - А... А как же тогда?.. - В Константине проснулось любопытство, но под угрюмым взглядом Буржуя он тут же осекся и забормотал: - То есть, я хотел сказать... В общем, неважно...
   - Я все расскажу вам, Костя. И вам, и всем остальным. Как только сам узнаю. А почему вы один? Где Стефания?
   - Ушла за травами. Сегодня же полнолуние, - пояснил Доктор. - А меня вот за свои, с позволения сказать, конспекты усадила. Заладила: вчыся, вчыся, покы я жива. Только и разговоров...
   - Болеет, что ли? - поинтересовался Буржуй.
   - Как же - болеет! - с сарказмом произнес Костя. - Она нас с вами переживет. Вы не волнуйтесь, я ей ничего не скажу, но хочу сразу предупредить: скрыть от нее что-либо трудно. Сами понимаете - ведьма!
   - Ничего, доктор. Можете и не скрывать. Я не собираюсь вечно прятаться, - Буржуй встал с кушетки. - Я, наверное, пойду.
   - Посидите еще немного. Пожалуйста, - взмолился Костя. - А то, если вы исчезнете так же, как появились, я буду думать, что сошел с ума и мне все это привиделось. Начитался тут всякого...
   Но Буржуя теперь занимало не Костино душевное здоровье, а то, куда мог подеваться Толстый. Он оглянулся уже в дверях:
   - Вы не сумасшедший, доктор. Это действительно я. И мы скоро увидимся. - И Коваленко шагнул за порог.
   Борихин возвращался домой до предела измотанный и злой. Усталость - это понятно: за всю его богатую событиями милицейскую жизнь таких деньков, как нынешний, - на пальцах одной руки пересчитать можно. А вот злость... Как ни защищал Борисыч Василия, а доводы Мовенко заронили все-таки сомнение в ментовскую душу. И теперь он злился за это на себя.
   Пересекая двор, Борихин поднял глаза на собственное окно и замер. В окне горел свет. Позабыв об усталости, Борисыч взлетел по лестнице, вытащил из кобуры пистолет и очень осторожно приблизился к двери. Та была прикрыта, но не заперта. Рывком, чтобы не заскрипели петли, сыщик приоткрыл ее и проник в коридор. Прижимаясь к стене, прокрался к комнате и сквозь застекленную дверь заглянул внутрь. У стола стоял Василий и рылся в картотеке, где хранилось единственное дело - дело Буржуя.
   Что-то перевернулось в душе старого мента. Он замер на секунду и тут же с нечленораздельным криком ввалился в комнату. Испуганный Василий выронил из рук бумаги, но больше ничего сделать не успел. Борихин повалил его на стол и ткнул стволом в лицо.
   - Что, не ожидал, юный подонок?! - осевшим от ярости голосом прохрипел сыщик. - Сволочь!
   - Шеф, - с трудом выдавил из себя полупридушенный парень, таращившийся на Борихина одним глазом. Второй, который начальник того и гляди мог выдавить стволом, Василий предусмотрительно зажмурил. - Вы что - того? Да отпустите меня, в конце концов, больно же!
   - Ничего, потерпишь, - с бешенством в голосе проревел Борисыч, вращая безумными от ярости глазами. - Ну что, все нашел, чего искал? На кого работаешь, а?
   Вася, понявший, что разговаривать с шефом в нынешнем его состоянии совершенно бесполезно, ребрами обеих ладоней резко ударил Борихина по пояснице, захватил руку с пистолетом, умело вывернул ее и провел бросок. Оружие осталось у него в руке, а шеф отлетел в дальний угол комнаты. Но тут же вскочил на ноги и с ненавистью уставился на помощника.