«Вспомни, что ты обещал! — кричала она, растирая косметику по мокрому от слез лицу. — Обещал, что будем жить красиво, богато, независимо! Этим ты казался мне талантливей, умней своих друзей. А на поверку, что мы имели? Одно предательство по отношению к моей вере в тебя. Какую убогую жизнь мы вели? Чем ты отличался от миллионов серых людишек, живущих от зарплаты до пенсии? Если бы ты не чувствовал себя предателем, то выбросил бы этого макаронника за дверь. Так нет! Сразу смекнул, что не сможешь тягаться с ним. Что, воспротивившись моему уходу, будешь обязан создать мне те самые условия, на которые я рассчитывала в Италии! Поэтому и согласился на развод, предатель!»
   С тех пор он и не мог понять — кто же кого предал. Из туалета Рябушкин вернулся не один. Рядом с ним пружинистой спортивной походкой шел молодой низколобый парень лет тридцати. С широченными плечами, обтянутыми черным вязаным свитером с глубоким вырезом. В черных волосах на груди блестел крупный золотой крест.
   — Посмотри на этого придурка, — кричал Рябушкин, подталкивая спутника к Евгению. — Он нам хочет объяснить, что такое предательство! Нам?! Профессорам в этом вопросе?! Спроси его, спроси!
   Низколобый смотрел неприветливо. От его взгляда хотелось увернуться, как от брошенного в тебя камня.
   Опасаясь столкновения, Евгений протянул руку:
   — Петелин. Будем знакомы.
   — Нахичивань. Ваня. Что за спор?
   — Никакого, — заверил Евгений. — Николай про жену рассказывал.
   — Он всем рассказывает. Какие проблемы?
   — Спроси его, Вань, спроси! — настаивал Рябушкин, которому шампанское, видимо, ударило в голову. — Он же, наверное, понятия не имеет, кто такой Ваня — Нахичивань!
   — Обо мне всей России известно, — нехотя согласился Нахичивань. — Пять сберкасс, три банка на моем счету. Понял?
   — Так это вас приговорили к высшей мере? — вспомнил Евгений о споре в газетах вокруг этого бандита.
   Вопрос явно доставил удовольствие низколобому налетчику. Он довольно хмыкнул:
   — А говоришь — не слышал.
   — И кого — то расстреляли вместо вас? — не смог сдержать ужаса Евгений.
   — Приговор приведен в исполнение. Так что правосудие восторжествовало. Еще вопросы есть?
   — Нет.
   — Это хорошо, что не любопытный. Давай выпьем. А с лысым не спорь.
   Рябушкин, нырнув за стойку, достал стакан для Вани и пожаловался:
   — Он считает, что меня предала жена.
   — Уже не считаю, — печально признался Евгений. Предложение низколобого его несколько успокоило. Он еще не знал, что конфликты между обитателями подземелья не допускались. Каждый клиент имел свою цену, и десятки камер слежения контролировали ситуацию, чтобы в любой момент охрана могла воспрепятствовать драке или членовредительству. Зато оскорблять друг друга можно было, не стесняясь в выражениях.
   — Предательство — единственная правда между людьми, — строго произнес Нахичивань. Налив полстакана виски, разом выпил, поморщившись. — С самого рождения все предают друг друга. На этом основаны бизнес, торговля и любое государство. А как иначе? Человек, если он не полный идиот, делает то, что ему выгодно. Но раз выгодно мне, то невыгодно тебе. Потому что всем выгодно быть не может. Единственное, что сделали умные люди, так это заменили слово «предать» на два других — «подставить» и «кинуть». Вот и живем — кого кидаем, кого подставляем, а кто — то кидает и подставляет нас. И какие проблемы? Лысого жена не предала. Она его «заказала». Любил он ее. А Танька сначала заказывала манто, потом брюлики, потом тачки, потом виллу в Каннах, ну и в конце концов — господина Рябушкина. Чувствуешь разницу?
   — Чувствую. Давай выпьем! — у Евгения от тирады Нахичивани улучшилось настроение. Приятно было находиться в компании людей, которых «кинули» так же, как и его. Из объяснений налетчика он понял основное — здесь даже у самых низколобых вырабатывается философский взгляд на жизнь. У попавших сюда очень скоро пропадало желание жаловаться и пенять на судьбу. Каждый из них, находясь на воле, понимал, что рано или поздно все закончится контрольным выстрелом в голову, поэтому временная отсрочка, купленная за деньги с самых секретных счетов, — возможность впервые в жизни окончательно расслабиться.
   Так следовало поступать и Евгению. Только в отличие от остальных обитателей «рая для богатых», он в реальной жизни не смог насладиться ни роскошью, ни женщинами, ни богатством. Зато при скромности его прошлых запросов жизнь под землей с виски, устрицами и женщинами, пахнущими «Шанель», действительно можно было воспринять как компенсацию за неудачно выбранную судьбу.
   Допив бутылку, Евгений почувствовал, что тоже становится философом. И только мысли о Кире не давали ему покоя.

Глава 29

   В клинике Киры творилось нечто невообразимое. Ариадна Васильевна окрепла, пересела с травматологической кровати на механизированное по последнему слову техники инвалидное кресло и принялась наводить свой порядок. Она бесшумно каталась по коридорам, совала нос во все углы, начиная от туалетов и заканчивая операционной, нервировала персонал, делала бестактные замечания с видом новой придирчивой хозяйки больницы.
   Чаще других вступал с ней в выяснения отношений Петр Наумович. При виде старухи его благостное светлое лицо приобретало багровый оттенок. Присущий ему юмор испарялся, и он начинал кричать.
   — Сколько можно просить, чтобы вы оставались в своей палате! Здесь не банк и не богоугодное заведение! В клинике люди либо лечатся, либо умирают! Здоровым здесь делать нечего!
   — Кому где находиться, буду решать я! — в ответ ледяным тоном сообщала Ариадна Васильевна. — Вы тут все существуете на деньги моего сына.
   От этой фразы Чиланзаров терял остатки терпения. Срывал с себя халат, бросал его медсестре и гневно заявлял:
   — Ноги моей больше не будет в этой клинике! — после чего с шумом врывался в кабинет к Кире.
   — Опять? — уныло спрашивала она.
   Петр Наумович молча махал рукой, доставал из шкафчика водку, выпивал подряд две маленькие рюмочки и тяжело опускался в кресло.
   — Хорошо, перевезем ее домой, — ни о чем не спрашивая, соглашалась Кира. — Ты сам настоял, чтобы она прошла еще один реабилитационный курс.
   — Я доктор. Моя обязанность — поставить ее на ноги, после чего задушить собственными руками.
   — Ну, ну… И без тебя немало людей, готовых пойти на это. Каждый должен заниматься своим делом.
   Отдышавшись, Чиланзаров взял себя в руки.
   — Кира, пока мы будем существовать на ее деньги, она не даст спокойно работать.
   — Кто тебе сказал, что мы существуем на них? Никому, даже близкому другу Петру Наумовичу, она никогда не признавалась, что получала материальную поддержку от Артема. Более того, поскольку это происходило не напрямую, а через посреднические фирмы, Кира и сама перестала испытывать чувство благодарности к бывшему мужу. Ведь деньги тратились не на ее женские прихоти, а на помощь людям. Все вокруг понимали, что без Артема тут не обходится, но тактично предпочитали не задавать откровенных вопросов. Вторжение старухи в систему финансирования грозило тяжелыми последствиями, вплоть до потери клиники. Этого Кира допустить не могла. Поэтому после одного из скандалов, возникших между Чиланзаровым и Ариадной Васильевной, впервые подумала о завещании. Она решила отказаться от него в обмен на гарантии финансирования клиники. О чем и сообщила Петру Наумовичу.
   Рассказ о визите Сурова и сделанном им предложении Чиланзаров выслушал внимательно. Без иронических комментариев и скептических оценок.
   — Его предложение плохо пахнет. Обычно передел собственности намного кровавей, чем ее присвоение. Ада без боя не сдастся. А это означает еще одно убийство.
   — Поэтому я и хочу отказаться в ее пользу.
   — Наивно полагаешь, что тебе позволят это сделать?
   — Кто?
   — Те, кого представляет твой Суров.
   — Не посмеют.
   — О… сомневаюсь.
   — Петя, ну не убьют же они меня?
   — Почему?
   Трогательное отношение Чиланзарова к ней всегда обезоруживало Киру. Пожалуй, он был единственным ее другом, который на сто процентов соответствовал этому понятию. Иногда ее раздражала его осторожность и готовность в любой ситуации из массы вариантов прогнозировать самый пессимистический. Но уж если на чем — то настаивал, то можно было верить беспрекословно. При этом с характерным прищуром правого глаза он напоминал: «Если хирург принял решение оперировать, то отрезает навсегда».
   — Что же мне делать? — нервно закуривая, спросила Кира.
   — Не предпринимать никаких самостоятельных шагов. Я должен быть рядом. Чем больше людей будет в курсе этого завещания, тем сложнее при случае от тебя избавиться.
   — Может, дать утечку в прессу?
   — Не вздумай! Сейчас необходимо обеспечить надежную охрану Аде. Придется ее оставить в клинике. И хорошо бы распустить слух, что у нее начались осложнения… Только, чтобы она не моталась в своей коляске по коридорам! — взвился он, внезапно вспомнив обиду.
   — Отлично! — согласилась Кира. — Пусть думают, что она при смерти. Тогда никто не станет на нее покушаться.
   — И никаких посещений.
   — А как это сделать?
   — Не знаю. Придумай что — нибудь.
   — Может, посадить ее на депрессанты?
   — Я давал клятву Гиппократа, — развел руками Чиланзаров.
   — Хорошо, посоветуюсь с Алей.
   — Надеюсь, две бабы найдут средство угомонить третью. А мне пора к больным. Они здесь тоже имеются.
* * *
   Не подозревая о «заговоре врачей», Ариадна Васильевна перебралась в комнату отдыха персонала и устроила в ней свой кабинет, куда вызывала для доклада руководство банка. И Хапсаев, и Усиков, и даже Фрунтова держались с ней подчеркнуто вежливо, но настороженно, что рождало в ее душе подозрительность. Не на кого было опереться. Поэтому с нетерпением ждала появления Петелина. Но в назначенный час вместо него явился мрачный Смеян.
   — Что еще? — предчувствуя неладное, спросила она.
   — Волохова застрелили.
   — Гену? Он же был у меня недавно!
   — Убил предположительно официант. В клубе. Там обнаружили еще два трупа — управляющего и повара. Я на всякий случай отменил приезд Петелина к вам.
   — Почему?
   — Нужно получить информацию об этом убийстве. Не исключено, что могут быть затронуты интересы банка.
   — — С чего бы?
   — — Волохов встречался со многими заинтересованными лицами. С Крюгером, Вакулой и, что очень настораживает, с Суровым.
   — — Мужем Киры? Они друзья? — встрепенулась Ариадна Васильевна. Она быстро достала сигарету и закурила.
   Смеян последовал ее примеру. Неторопливо набил трубку, спокойно раскурил. О его внутреннем напряжении свидетельствовали три глубокие морщины, одна из которых рассекла лоб, а две другие легли бороздами по щекам.
   — Не тяни! — приказала Ариадна Васильевна. Осмотрела комнату отдыха, похожую скорее на гостиную «новых русских», с множеством золотой лепнины на потолке, с картинами в тяжелых рамах, с экстравагантной стильной итальянской мебелью и аквариумом в полстены. — Здесь нет подслушивающих устройств. Если ты их не установил.
   — Я боюсь не стен, а вас, — Смеян задумчиво постучи мундштуком трубки о верхние зубы.
   — И правильно делаешь, — согласилась Ариадна Васильевна.
   Смеян в который раз отметил про себя твердокаменность характера старухи. Она не позволяла никому давить на себя и не принимала в свой адрес никаких даже самых незначительных упреков. А уж попытки уличить ее во вранье или двуличии обречены были на провал.
   — Мне бы не хотелось, чтобы сведения, которыми я с вами поделюсь, раньше времени получили огласку.
   — Это зависит от их ценности, — не сдавалась она.
   — Речь пойдет об убийце вашего сына… Сигарета выпала из ее руки на зеленый пушистый ковролин. Именно такой реакции Смеян и ожидал. Он поднял окурок, затушил, протянул ей пепельницу.
   — Тебе известно его имя? — с трудом выговорила старуха, резко подавшись вперед.
   — Пожалуй…
   Об этой минуте Ариадна Васильевна мечтала долгими бессонными ночами, ради этого известия жила и выживала. Впившись взглядом в Смеяна, она вся превратилась в слух.
   — Сначала обрисую ситуацию… — начал он.
   — Сначала имя!
   — Его вы узнаете из сопоставления фактов.
   — Прекрати! — заорала Ариадна Васильевна и швырнула в него пепельницу.
   Начальник СБ едва успел пригнуться, но ему на голову все же упал натюрморт, в раму которого попала малахитовая штуковина. Выбравшись из — под картины, он решил больше не рисковать. Пересел в кресло — качалку и, потирая твердеющую шишку на голове, со злостью произнес:
   — Суров. Алексей Суров. Бывший муж вашей бывшей невестки.
   — Все — таки она… сволочь… — вместе с дымом выдохнула старуха.
   — Пока трудно утверждать, что Кира принимала активное участие или была инициатором убийства, но в том, что без нее не обошлось, сомневаться не приходится.
   — Где доказательства? Мне нужны неопровержимые улики! Я должна быть уверена, — старуха подъехала на своем кресле почти вплотную к Смеяну. Его обдало тяжелым запахом лекарств, табака и пряных цветочных духов.
   — Мы еще не в суде, поэтому постарайтесь вникнуть в смысл моего расследования.
   — Никакого суда не будет. Смерть за смерть, и никаких адвокатов!
   — Вам подать воды?
   Ариадна Васильевна, закурив новую сигарету, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. После нескольких секунд немого обуздания эмоций охрипшим голосом произнесла:
   — Говори. Перебивать не буду.
   Смеян, размахивая трубкой, как дирижерской палочкой, принялся излагать.
   — Начну с того, что об освобождении Петелина не знал никто, кроме меня и похитителей. Однако информация не просто просочилась, а намеренно была передана Фрунтовой. И не кем — нибудь, а Суровым, и не где — нибудь, а в бизнес — клубе Волохова. Это первое звено. Далее займемся Кирой. Именно она со ссылкой на прорицательницу сообщила мне о месте содержания Петелина. Но Кира могла получить эту информацию не только от Ядвиги, но и от своего бывшего мужа Сурова, поскольку дважды с ним встречалась. Сначала у себя на квартире, потом здесь, в клинике. Так вот, мне доподлинно известно, что особняк, в котором прятали Петелина, принадлежит Федеральной службе охраны секретной информации, а Алексей Суров имеет давние дружеские отношения с заместителем руководителя этой службы генералом Вольных.
   — Зачем спецслужбам понадобилось убивать Артема? — недоверчиво спросила Ариадна Васильевна.
   — Их использовали в личных целях. Когда стало известно, что Артем при поддержке вице — премьера Суховея готовится купить «Сибирсо», в среде бизнесменов началась паника. Ею и решил воспользоваться Суров. После того как Кира разошлась с Артемом…
   — Он ее вышвырнул! — перебила старуха.
   — Неважно. Кира осталась одна. Но при этом сохранила права на наследство, так как ваш сын не аннулировал завещание, по которому она становилась владелицей контрольного пакета уставного фонда банка, оцениваемого в сто миллионов долларов…
   Должно быть, Ариадна Васильевна едва не поте — ряла сознание, потому что повалилась в сторону Смеяна и мертвой хваткой вцепилось ему в плечо.
   — Нет… нет… невозможно, — хрипела она. — Артем поклялся, что уничтожил это завещание. Он написал другое, по которому все принадлежит мне.
   Насилу вернув старуху в кресло, Смеян продолжил:
   — На сегодняшний день юридически существуют два завещания. Поэтому вас и пытались взорвать в момент захоронения останков. А Петелина убрали, думая, что он — ваш человек. Там его хорошо обработали и теперь он готов работать на них. Об этом свидетельствует его встреча с Кирой в квартире Артема. Мы хотели записать их разговор, но Кира предусмотрительно выключила записывающую аппаратуру. Чем подтвердила свою причастность к заговору… Теперь о тех, кто входит в преступную группу. Это прежде всего Суров и его бывшая жена Кира. А также Петелин — руководить которым будет ваша подруга Фрунтова…
   — При чем тут Неля?! — вспыхнула Ариадна Васильевна, уязвленная таким поворотом расследования.
   — Она мне соврала. С Суровым встреча состоялась не в бизнес — клубе Волохова, где они, очевидно, пересекались ранее, а в каком — то другом месте.
   — Вы уверены?
   — Допрашивать ее без вашего разрешения я не стал. Но это и неважно. Последним участником сговора является Егор Пантелеймонович Вакула, переметнувшийся на сторону Сурова. Об этом стало известно Волохову. Не случайно он к вам тогда приезжал. Непонятно только, почему он не сообщил о заговоре. После визита он был уже обречен… Вот вкратце схема происшедшего.
   — Так кто убил Артема?
   — Исполнителей в федеральной службе достаточно. А непосредственно «заказал» его — Алексей Суров.
   Догорая, сигарета обожгла сухие пожелтевшие пальцы Ариадны Васильевны. Она вскрикнула и бросила бычок на пол. Потом, очнувшись, ледяным тоном произнесла:
   — Всех до единого уничтожить! Всех! Но прежде они должны признаться в содеянном. Понял меня? Никакого суда, никакой прокуратуры! Я сама буду и обвинителем, и судьей!
   Смеян явно гордился тем, что распутал это убийство. Он мечтал о публичном процессе, который должен был стать торжеством его криминалистического таланта. Поэтому ему совсем не улыбалась тайная расправа над организаторами убийства.
   — Мы не имеем права отвечать преступлением на преступление! Это поставит нас самих вне закона.
   — Месть матери руководствуется собственными законами! — железным голосом заявила Ариадна Васильевна. — И не вздумай мне перечить!
   — Раз так — я умываю руки.
   — Трусишь? Или сам не веришь в то, что наговорил?
   — Верю. Поэтому сделаю все, чтобы довести дело до суда, — жестко ответил Смеян. — А вы будете молчать, пока вас не вызовут на официальный допрос.
   — Не дождешься!
   Зная непреклонный характер старухи, ее вспыльчивость и бесцеремонность, полковник понимал, что может нажить в ней скорее врага, чем союзника. Будь он на сто процентов уверен в своих выводах, ни за что бы не посвятил в них Ариадну Васильевну. В стройной цепочке логических построений не хватало самого элементарного — улик и вещественных доказательств. В расследовании заказных убийств как раз они — то становились самым уязвимым местом обвинения. Оставалось только одно — путем утечки информации заставить организаторов этого преступления занервничать и начать перегруппировывать силы для защиты. Поэтому старуха была тем самым рупором, которым следовало действовать осторожно, но решительно. Сложность заключалась в том, что она почти не поддавалась психологической обработке. На нее невозможно было надавить, трудно было уговорить, а уж что — либо запретить и подавно. Единственное, на что она попадалась, так это на провокации. Игра с ней напоминала китайскую забаву — дерганье тигра за хвост. Но иного выбора не было.
   — Вы своими действиями спугнете всю компанию, — настойчиво продолжал увещевать он.
   — С каких это пор ты стал считать меня глупее себя? Дай мне ухватить за космы Киру, и эта тварь расскажет все как на духу. Не говорю уже о Фрунтовой. А других признаний мне и не нужно.
   — С Кирой делайте, что хотите, она ваша родственница, — небрежно согласился Смеян, — а Нелли Стасиевна уже давно работает на сторону. С ней у вас не получится. Доверьте ее мне.
   Как он и ожидал, Ариадна Васильевна попалась на провокацию. Немного подумав, тряхнула фиолетовыми волосами и согласилась.
   — Хорошо, пусть будет по — твоему. Шум поднимать не время. За Кирой следи сам, а Фрунтовой займусь я. О, она почувствует, что значит предать меня. Любая иезуитская пытка покажется ей детской забавой. Но ежели она окажется невиновной, гляди у меня…
   — Не окажется, — спокойно заверил Смеян.
   — Посмотрим, какой ты Пинкертон.
   — Давно пора понять, уважаемая Ариадна Васильевна, что вас окружают враги, — напоследок заметил полковник.
   — Да, — согласилась она, — и мне очень бы не хотелось узнать, что вы в их числе.
   — Я друг Артема. Этим сказано все.
   — А я его мать и наследница! Почему мне никто не доложил о старом завещании? Его нужно немедленно уничтожить!
   — Оно лежит в сейфе адвокатской конторы «Маркович и сыновья» в Амстердаме.
   — Ну и что? У тебя нет денег туда слетать?!
   — Его может получить только Кира.
   — Какая разница? Бери ее за волосы и отправляйтесь немедленно. Пока она при мне не порвет эту бумажку, доверия к тебе не будет.
   Как бы нагло и бесцеремонно ни звучали требования старухи, в них была определенная логика. Сушествование второго завещания ставило под угрозу ее жизнь. А смерть старухи не входила в ближайшие планы Смеяна.
   — Я постараюсь выполнить ваше поручение лишь при условии наших договоренностей.
   — Кроме Фрунтовой, ни с кем. Но не затягивай, иначе сама продолжу расследование.
   Смеян выбил пепел из трубки в кадку с пальмой и, не прощаясь, вышел.

Глава 30

   После посещения Смеяном клиники в деловых кругах столицы прошел слух, что старуха внезапно почувствовала себя плохо и находится чуть ли не в реанимации. Главный врач Чиланзаров категорически отказывался сообщать какие — либо сведения о состоянии ее здоровья. Кира всячески уклонялась от расспросов, перестала бывать в клинике, старалась держаться в стороне от пересудов.
   Из — за ухудшения самочувствия Ариадны Васильевны завис вопрос о дальнейшей судьбе Петелина. Работа «Крон — банка» оказалась парализованной, поскольку никто не мог взять на себя смелость диктовать его финансовую стратегию. Все с волнением ожидали развязки ситуации. Алексей Суров несколько раз пытался встретиться с Фрунтовой и Хапсаевым, но они под разными предлогами противились продолжению контактов. Зато с большей долей откровенности повел себя начальник кредитного отдела Эдуард Семенович Усиков. Он передал через Клима Молодече, что готов к дальнейшим переговорам. На этом фоне началось расследование убийства Геннадия Волохова. Его смерть казалась настолько закономерной, что не подвергалась обсуждению.
   «Это должно было рано или поздно случиться» — таково было общее мнение.
   Смеян начал тотальную слежку за Кирой. Он не сомневался, что резкое ухудшение здоровья старухи — дело рук бывшей невестки и ее сообщников. Его усилия не пропали даром. Служба безопасности банка сумела записать короткий телефонный разговор между Усиковым и Климом Молодече, из которого стало известно о планирующейся встрече с Кирой.
   Осторожный Суров отказался снова встречаться в «Кабанчике» и совершенно неожиданно предложил прогулку в Измайловском парке. Кира согласилась приехать туда только для того, чтобы при свидетелях заявить бывшему мужу, что она отказывается от наследства в пользу Ариадны Васильевны. Этим, как она надеялась, будет положен конец омерзительной истории.
   По предварительной договоренности, все четверо приехали на метро и встретились на платформе станции «Измайловская». Со стороны они казались иностранцами, впервые отъехавшими от привычного центра. Руководство взял на себя Клим.
   — Нам направо. Там хорошая дорожка.
   — Вот что значит заниматься связями с общественностью, — подзадорил его Усиков.
   Кира шла молча, позволив Сурову взять ее под руку. Несмотря на будний день, в парке гуляло много народа. В основном молодые мамы с колясками, раскрасневшиеся от беготни дети и степенные пенсионеры. Периодически возникали и исчезали среди заснеженных кустарников лыжники. Снег сверкал на солнце. Легкий морозец пощипывал щеки. Голова кружилась от бодрого звенящего воздуха.
   — Благодать! — воскликнул Усиков.
   — Никогда здесь не был, — признался Суров.
   Кира сняла варежки и закурила. Она не испытывала желания любоваться природой и бродить по заснеженным аллеям парка. Вообще зимой предпочитала находиться либо в квартире, либо в теплой машине.
   — Надеюсь, мы не околеем здесь?
   — О, у меня имеется микстура, — похлопал по висевшей через плечо сумке Клим.
   — Тогда наливай. А то меня что — то знобит. Клим взглянул на Сурова, словно ждал от него разрешения. Киру такое поведение разозлило еще больше.
   — Еще чего?! Желание дамы — закон!
   Они свернули на тропинку, ведущую к нескольким полукругом стоявшим скамейкам, запорошенным снегом. Между ними вместо стола возвышался массивный пень, на который Клим жестом фокусника, смахнув снежинки, стал выставлять бутылки и коробочки с закуской.
   — Настоящий пикник! — потирая руки, оценил Усиков.
   Суров беспокойно осмотрелся, будто за каждым Деревом их поджидала опасность. Не увидев ничего подозрительного, все же заметил:
   — Лучше бы отойти поглубже в парк.
   — Как раз там — то и небезопасно. Тут мы на виду, — понимая его настороженность, успокоил Клим.
   — Мы еще и в шпионов играем? — съязвила Кира и первая взяла пластиковый стаканчик с водкой.
   — Ну, за наш «Крон — банк»! — предложил Усиков.
   — И что б никто не сомневался! — поддержал Клим.
   И за его хозяйку, — свой стаканчик, наполнен — ный кока — колой, Суров приблизил к стаканчику Киры.
   — Без тостов на природе пьется здоровее, — не поддалась на удочку Кира.