… Вспомнились события восьмилетней давности… Офис «Гермеса» в Теплом Стане. И невзрачный человечек в сером костюме, сидящий напротив него… Пирогов… Илья Николаевич Пирогов… Представитель тюменской торговой компании… Тот, который приехал вместо якобы заболевшего, а фактически бесследно исчезнувшего Дмитриева… И вот он здесь… Вышел из джипа «Мицубиси». А в боковую дверь казино, контролируемого бандой Гнедого, подстроившего всю ту аферу в девяносто первом году, шустро нырнули крутолобые парняги с сумками в руках… А ведь, небось, за выручкой приехали… Что-то надо делать… Но что? Выпускать Игоря уже поздно… И нельзя терять ни минуты, братва может спохватиться из-за внезапного ухода Игоря. Но надо бы и проследить за джипом… Видимо, скоро они заберут выручку и уедут… Но не с Игорем же ехать вслед за ними… А шантажировать Живоглота можно только братом, а не каким-то там лже-Пироговым. А будет ещё там в сумках что-то или нет, кто знает? Машина одна, разделиться нельзя… Что же делать? Что делать? — лихорадочно соображал Алексей, кусая губы и не слыша вопросов Олега Никифорова.
   — Что, прибалдели, братаны? — раздался откуда-то справа хрипловатый басок. — А ну-ка, выкладывайте, что вы такое задумали. То гнали, как на пожар, а теперь тут сидят, кумекают, застыли, как истуканы… Эй! Шугнитесь, братаны!
   — Алешка! — обрадовался Олег и толкнул в спину Кондратьева. Игорь Глотов продолжал сидеть неподвижно, ибо чувствовал у своих ребер дуло пистолета. — Эй, Кондратьев, знакомься, это твой тезка Алексей Красильников.
   Красильников был одет в куртку защитного цвета и такие же широченные брюки. На голове была кепка с длинным утиным козырьком. Весело и задорно глядели голубые глаза. Из под кепки выбивались густые русые с проседью волосы. Могучие усы почти прикрывали верхнюю губу.
   Он обошел машину и сел рядом с Алексеем.
   Они крепко пожали друг другу руки.
   — Горжусь тобой, — произнес Красильников. — И тем не менее имею претензию. Сам хотел отомстить, но ты опередил… — Тут повернулся назад, уставился на Игоря и моментально понял ситуацию.
   — Брат Живоглота, — шепнул Олег и вкратце объяснил ситуацию.
   — А кто это такой был? — повернулся к Игорю Кондратьев. — Тот, маленький, который вышел из джипа?
   — Я братву не продаю! — гордо произнес Игорь. — Кончайте на месте, все равно, ни хера я вам не скажу…
   — Времени нет с тобой разбираться, — проворчал Алексей. — Я скажу. Это тот человек, который в девяносто первом году приехал вместо Дмитриева…
   — Да что ты? — встрепенулся Олег. — Надо же его…
   — Так, времени терять не будем, — предложил Красильников. — Вы езжайте, куда хотели, а наблюдение за этими беру на себя. Тут за углом у меня две тачки. Неприметные, грязные, с фальшивыми номерами. И несколько отборных ребятишек… Все сделаем, как надо… Тут интересное дело может получиться… Ну, ты молодец, Кондратьев… Глаз у тебя, как алмаз… Память тоже…
   — Такое не забывается, — вздохнул Кондратьев. — Сколько раз во сне эту морду видел…
   — Ладно. Вы вперед. А мы следим за этими. Ну, давайте… Скоро уж там очухаются. И то странно, что они до сих пор не выскочили за живоглотиком.
   Кондратьев тронул машину с места…
   … А потом этот ужасный прокол с Инной. Как он казнил себя за глупость и нерасторопность… И тогда, в машине раздался звонок.
   — Тезка. Хорошие новости… И не просто хорошие, а замечательные… Мы выследили твоих корешей… Они везли деньги в общак… И скоро собираемся совершить туда вооруженный налет. Предлагаем тебе, Олегу и Валерке поучаствовать в этом мероприятии, — сказал Красильников. — Дуйте ко мне — Можайское шоссе, угол Рябиновой улицы… Это моя хаза и одновременно штаб. Сюда подгребут наши ребята… Уже кое-кто есть в наличии. Витька Иванов, например, тот, который отключил свет в поселке у Гнедого и сделал слепки с замков директора казино. Обалденный чувак… Барон ещё приехал, просится в дело, только я что-то сомневаюсь, брать его с собой или нет… И вы трое очень даже пригодитесь. Давай, жми на полную. Жду…
   … Безуспешно попытавшись что-то выяснить у глухонемой наркоманки, которую выдавали за Инну, её выставили вон. Надо было действовать. И немедленно. Взятие воровского общака было бы такой козырной картой, которую побить было бы невозможно…
   Набралось восемь человек. Но стоили они восьмидесяти… Прошедшие суровую школу афганской войны, снайпера, десантники, мастера рукопашного боя, они ещё и прошли науку ненависти к тем, кто мешал им теперь спокойно жить. Они решили дать решительный бой отморозкам, не признающим никаких честных методов борьбы, не гнушающимся никакими провокациями, и защитить друг друга… Все были в курсе всего, ни от одного человека ничего не утаивалось. Все знали о том, что произошло в девяносто первом с Кондратьевым, знали о том, что на него покушались и в тюрьме, знали о том, что он взорвал в машине кровавого отморозка и садиста Шервуда-Гнедого, того самого, который наверняка организовал взрыв на Востряковском кладбище, унесшем жизни десяти лучших ребят, в том числе Олега Шелеста и Сергея Фролова, все знали и о том, что похищена любимая женщина Кондратьева и находится в опасности. И ребята были готовы показать все, на что способны… Девятым был Барон, которого тоже взяли с собой, только Красильников взял с него слово, что он до последнего момента останется в машине и зря рисковать не будет — все-таки возраст, отсутствие опыта в подобных делах…
   На трех машинах, зеленой «Ниве», серой «Волге» и машине Алексея поехали к месту… Ехать было совсем недалеко — от Рябиновой улицы до нужного поворота на Рублево-Успенском шоссе доехали за двадцать пять минут. Надо было спешить — темнота была им на руку. А рассвет уже не за горами.
   Машины оставили довольно далеко от дома, где хранился общак. Дальше пошли пешком…
   … Первого часового, стоявшего около дома, убил ножом в сердце сам Алексей Красильников. Тот даже не успел ничего понять, мешком свалившись на землю…
   Тщательно осмотрели дом. По счастью, был он невелик… Четыре окна, одна дверь…
   У каждого окна встало по человеку. К двери пошел Кондратьев. Барон остался в машине со своим «Байярдом» наготове.
   Сигналом к штурму должен был стать камень, брошенный в окно. Только раздался звук разбитого стекла, как оттуда послышались автоматные очереди. Но автоматы были и у нападавших. И стреляли они лучше, опыт был богатейший…
   Уже через десять минут целые и невредимые афганцы сидели в доме… На полу лежало четыре трупа… А в дверях Кондратьев встретил своего старого знакомого, пытавшегося улизнуть под шумок.
   — Доброе утро, Илья Николаевич Пирогов, — приветствовал его Кондратьев сильным ударом в челюсть. Тот упал на крашеный пол тимохиной фазенды и потерял сознание.
   А в это время Алексей Красильников вскрывал тяжеленные чемоданы и пересчитывал наличность. Это было довольно сложно и остальные стали помогать ему…
   — Двадцать три лимона, сто пятьдесят две тысячи баксов! — торжествующе провозгласил Олег Никифоров, подытожив подсчет.
   — Ничего себе улов! — восхищался Виктор Иванов. — Игра стоила свеч…
   — А все Кондратьев, — восхищался Красильников, закуривая сигарету. — Вот зоркий глаз. Не угляди он своего давнего знакомого, ничего бы и не было…
   — Зоркий глаз через раз, — проворчал Алексей, помня, что Инна ещё в опасности.
   Тем временем Комар пришел в себя и присел на полу среди лежащих трупов.
   — Так кто же ты таков, а? — спросил Алексей. — Говори, если хочешь жить…
   — Да не жить мне все равно, — усмехнулся Комар. — Я так — живой трупик среди мертвых трупов… Стреляй, Кондратьев, мне в лоб, и на том тебе будет спасибо… Фамилия моя Комаров. Кличка Комар. Профессия — кидала. Должность — хранитель общака. Все… Финита ла комедиа… Эге, вижу тут знакомые лица — и Барон тут… И бессмертный Алексей Григорьевич… Да, крутейшую компанию вы сколотили… Нет, мне точно крышка… Финита ла комедиа…
   Он лег спиной на пол, сложил как покойник на груди свои хилые ручки стал терпеливо ждать пули в лоб.
   — Тебе лет-то сколько? — спросил его Кондратьев.
   — Мне идет сорок третий годочек… Пожил вполне прилично, с достатком… Семьей и детьми не обременен… Плакать обо мне будет некому… А вы посмеетесь, и на том спасибо… — И снова взъерошил свои жидкие покрытые перхотью волосы.
   — Так поживи ещё столько же, не желаешь? — поинтересовался Кондратьев.
   — Есть шанс? — спросил Комар.
   — Ага…
   — Что надобно? — присел он на полу.
   — Позвонить Живоглоту и сказать ему, что в кассе казино крупная недостача. Пусть пришлют сюда кого-нибудь, желательно, Лычкина…
   — И всего-то и делов-то? — подивился элементарности условия Комар. — Телефон сюда! — скомандовал он.
   …Прошел только час… И вот Алексей спускается по скрипучим ступенькам вниз.
   … — Я так и знал, что это ты, — прошептал Михаил, вылезая из машины и бросая пистолет на землю.
   Алексей положил свой пистолет в карман и медленно подошел к Михаилу.
   — Никаких нотаций, никаких слов, Лычкин, — произнес он, подойдя вплотную к нему. — Один вопрос — где Инна?
   — Покажу, — прошептал Лычкин, глядя в землю. — Садитесь в машины. Поехали. Не так далеко. Волоколамское шоссе…
   — Только позвони сначала Живоглоту, — предложил Барон, подходя сзади к Лычкину. — И постарайся, чтобы разговор прошел натурально…
   Но Живоглот позвонил сам. А когда стал сомневаться в искренности слов Лычкина, трубку передали Комару.
   Молча сели по машинам. Втолкнули в машину и Лычкина, находящегося в состоянии некой прострации.
   — А я-то как же? — спросил Комар.
   — А тебе транспорт не положен, — усмехнулся Кондратьев. — Пешком дотопаешь…
   — А вы меня не того? — поражался Комар.
   — Тебе же обещали, а офицерское слово — не то, что ваше… Нас ты не заложишь, резону тебе нет… Наверняка, у такого пройдохи, как ты где-то спрятаны и денежки и подлинный загранпаспорт на чужое имя. Откапывай и улепетывай отсюда… И чем быстрее, тебе же будет лучше… Нам ты уже не нужен, а вот большому хозяину можешь понадобиться… Очень уж ему захочется содрать с тебя шкуру… Пошел отсюда, Комар!
   Стрелка часов как раз приближалась к семи. По пути остановились на двенадцатом километре Волоколамского шоссе, где Кондратьева ожидал неприметный серый «Москвич». Хотелось обойтись как можно меньшими жертвами при освобождении Инны. Если бы его привезли именно эти люди, Живоглот бы на какое-то время поверил в то, что все идет по его плану и ослабил бы бдительность…
   К машине они подошли вдвоем с Лычкиным. Увидев Михаила, двое посланцев насторожились. Так не договаривались.
   — Надо ехать, ребята, — тихо, обреченным голосом произнес Лычкин.
   — Это ещё почему?
   И тут, словно из-под земли выросли какие-то два человека и влезли к ним в узкий салон машины. Одним из них был Красильников, другим — длинный, тощий Виктор Иванов. Посланцы увидели направленные на них дула пистолетов.
   — Только что нами взят общак вашей банды, — открыто сказал Красильников. — И перебита куча людей, в том числе Свист, Тимоха и … и Комар, — добавил он, немного подумав. — Сейчас мы уложим и вас. Дорогу мы знаем от Лычкина, так что у вас единственная задача — заткнуться и везти Кондратьева к Живоглоту. И там вести себя естественно и непринужденно. Тогда вам будет сохранена жизнь… Поняли?
   Посланцы бросили вопросительные взгляды на управляющего казино, втиснутого между двумя Алексеями на заднем сидении. Тот мрачно кивнул в знак подтверждения.
   — Тогда поехали, нам-то что? — фыркнул один. — Сдался нам этот Живоглот, раз все прахом пошло…
   Тогда Красильников и Иванов вылезли из машины. Медленно вылез и Михаил. Его повели к другой машине. И странный кортеж медленно поехал по Волоколамскому шоссе в сторону от Москвы…

17.

   … — Долго, однако, они не едут, — стал нервничать Игорь. — Случилось, что ли, что?
   — Не переживай, Игоряха, — зевнул Живоглот. — Все будет путем. Ты ещё молод и неопытен… Если в нашем деле каждую задержку переживать, крыша поехать может… Если мандражировать, так уж мне… Сам понимаешь, скоро приедет главный босс, он с меня спросит за гибель Гнедого, только с меня и больше ни с кого. А я ему тепленького предоставлю этого капитана. И все — место Гнедого за мной. А твой корифан Мишель сядет на мое, он хоть трусоват, но башка у него варит… А что? Разве Гнедой смелым был? А вон делами каким ворочал… А ты будешь управляющим казино, братишка… В бабках утонем, Игоряха, сотни бойцов под нашим началом ходить будут… Но если мы его не возьмем, не могу сказать точно, что со мной будет… Живой нам нужен Кондратьев, чтобы его сдать на руки боссу. В крайнем случае, его труп…
   — А ты сам-то его видел когда-нибудь, босса-то?
   — Видел один раз. Я с Гнедым ездил на одну презентацию. В охране у него был.
   — Ну и как он? Что за человек?
   — А никакой. Обычный. Полный, невысокого роста. В очень дорогом костюме, в очень дорогом галстуке. С очень дорогими часами. И все остальное очень дорогое… Такие обычно в президиумах сидят, делами ворочают. А у него фабрики, заводы свои, магазины… И мелочевкой не гнушается, бабки ему в карман рекой текут… Таких, как Гнедой у него полно… Но вообще-то он преданных людей ценит. И хорошо им платит. А точнее — они ему хорошо платят за надежную крышу. У него всюду люди — в правительстве, в банках, в милиции, в ФСБ, у него многомиллионные счета в Швейцарии… Это мне как-то Гнедой по пьяни рассказал. И добавил, что начинал он простым блатырем, самым обычным блатырем, карманником… Но в восьмидесятых годах резко попер вверх, очень резко… В струю, как говорится, попал. И Гнедой ему очень обязан, он ему ещё при его первой ходке помог и с нар его потом вытащил… Но и Гнедой в долгу не остался, он жизнью так или иначе рисковал, в конце концов и дорисковался, а тот всегда был не при чем, хоть и имел львиную долю с доходов Гнедого. И других авторитетов.
   — И что, все беспрекословно ему подчиняются? Никто не возбухает никогда?
   — Почему не возбухают? Славка-Цвет, например, возбухнул, самодеятельность проявил, так его упекли, как миленького. За наркоту и оружие сел, и никто ему не помог, хоть он и крупный авторитет… А вышел, и на поклон к боссу. И тот его снова принял, он опять у него делами ворочает… Посадил его недавно заместителем директора крупной фирмы, а ты бы видел его морду… Глянешь — блевать потянет, слова сказать не может, одни матюги. А вот заместитель директора, и все… И бабки гребет лопатой… Но если какое толковище, прет туда просто из одного интереса, хоть его никто туда не посылает. И махается там, и шмалит от всей души… Видел я его в деле… Чистый тигр, да и только, и зубами и когтями, лишь бы врага своего укокошить любыми средствами… А против босса — фук, захочет — на нары посадит, или вообще в деревянный костюмчик оденет…
   — Ну а враги-то у босса этого есть?
   — Есть один. Черный его погоняло. Они давно что-то не поделили. И как их ни пытались помирить, ничего не получается. И знаю одно — боится босс Черного, очень боится… Ну, что было на Востряковском, сам знаешь… И догадываешься, наверное, кто это дело устроил… А неделю спустя на Черного покушение было, водила его погиб, из-за того, что они похожи обликом и местами поменялись… А сейчас и Черный стал большим боссом, тоже делами большими ворочает. Ладно, что нам до них? Мы люди маленькие, но денежки можем поиметь немалые. Если, разумеется, все по уму делать будем. И боссу Кондратьева этого, мелочь пузатую выложим… Да, что они так задерживаются, ума не приложу, — встал Живоглот с места и стал ходить по комнате взад-вперед. — А ну-ка, звякну Мишелю.
   Голос Лычкина в трубке ободрил Живоглота.
   — Как там? Все путем? — спросил Живоглот.
   — Да не очень…, — ответил Лычкин. — С бабками какой-то прокол… Куда эти двести десять штук делись, ума не приложу… Придется тебе самому разбираться… Вообще, бери дело в свои руки. Ты теперь хозяин…
   — Да? — встряхнул мощными плечами Живоглот. — А что у тебя голос такой? Как будто ты задыхаешься?
   — Голос?… Так… Я с Комаром поцапался, чуть не пободались с ним… Он на меня все валит, а я-то тут при чем? Я, сам знаешь… где был… Какие дела… Чуть отлучился, сразу недостача…
   — А ну-ка, дай мне к трубочке Комарищу, — потребовал Живоглот. Отчего-то ему не понравился прерывистый, надрывной голос Лычкина, что-то неестественное было в нем.
   — Алло, Живоглот! — послышался в трубке звонкий голосок Комара. — Ты скажи своему кенту-управляющему, если он ещё раз на меня хвост поднимет, я не погляжу на его заслуги и маслину ему в лоб вгоню… Меня сам Гнедой ценил… Я…
   — Ладно, разберемся, — проворчал Живоглот. — Давайте, мухой или комариком сюда ко мне оба… Разборочку маленькую устроим. Быстро! — скомандовал он. Голос Комара как-то успокоил его.
   Через час с небольшим за окном послышался шум двигателя машины.
   — Вот они, наконец-то, — облегченно вздохнул Живоглот. — Давай в ту комнату, к окну, держи его на всякий пожарный под прицелом. И будь там, пока не позову.
   Игорь бросился к окну соседней комнаты. Увидел подъезжающий к дому заляпанный грязью «Москвич», который посылали за Кондратьевым. Из него по одному вылезли двое посыльных и Алексей Кондратьев, в кожаной короткой курточке, грязной до умопомрачения и столь же грязных джинсах, перепачканных при перестрелке около Тимохиного домика. Он выходил из машины медленно, опустив седую голову.
   — Доставили, как миленького, — усмехнулся Игорь. — А строил из себя крутого, вояка гребаная…
   Живоглот, однако, принял меры предосторожности. В предбаннике приехавших встречало четверо головорезов с пистолетами в руках. Сам он стоял в дверях комнаты, упершись руками в бока.
   — Милости просим, какие люди, какие гости… Как я рад вас видеть, — юродствовал он. — Прошу, прошу… Я надеюсь, высокому гостю у нас понравится… Прошу извинить за то, что принимаю вас в столь захудалом помещении… Но, что поделаешь? Кромешная нищета… Это про нас только говорят, что мы какие-то там крутые, а на самом деле мы законопослушные налогоплательщики, и, когда выплатим родному государству все налоги, у нас остается только на скромную пищу. Вот и сейчас на нашем скорбном столе только пара бутылок пива, правда, импортного, и остатки соленых орешков… Да где-то, помнится, был ещё вчерашний хлеб, а сосиски уже сожрали… Ртов-то сколько, сами поглядите, Алексей Николаевич…
   Кондратьев молча прошел в комнату и вопросительно поглядел на Живоглота.
   — Садитесь, капитан Кондратьев, — предложил Живоглот, пододвигая ему колченогий венский стул. — Еще раз мои извинения за нашу скудость. К тому же здесь ужасно холодно, дом запущенный, непротопленный… Говенный, честно говоря, домишка… Но… чем богаты… Так, я за вами поухаживаю, открою гостю бутылочку пивка, промочите горло с устатку… Какой-то вы грязный, Алексей Николаевич, где это вы так перемазались, позвольте вас спросить?
   — Да что же вы все молчите, как сыч, Алексей Николаевич? — продолжал гаерничать донельзя довольный Живоглот. — Помнится, тогда по телефону вас невозможно было остановить…
   — Ладно, что там говорить, твоя взяла, — пробасил Алексей. — Где Инна?
   — Здесь, здесь, в соседней комнате, — охотно сказал Живоглот. Встал и пошел к двери.
   — Одну минуточку, — попросил Алексей, тоже вставая с места. — Погоди немного, мне надо кое-что тебе сказать…
   — Так…, — насторожился Живоглот. — Что вы имеете сказать, бравый капитан?
   — Понимаешь, — как-то замялся Алексей, переминаясь в своих перемазанных джинсах нога на ногу. — Тут такое дело…
   И в этот момент за окном послышался шум двигателя машины и визг тормозов. Все произошло мгновенно… Грохот в предбаннике и несколько пистолетных выстрелов. Не успел Живоглот сунуть руку в карман куртки, как Алексей выхватил из своей куртки пистолет и выстрелил прямо в голову Живоглоту. Пуля попала ему в лоб, и залитый кровью, он грохнулся на пол. В это время в комнату влетели высокий Виктор Иванов в ветровке защитного цвета, Алексей Красильников с взлохмаченными густыми волосами и торчащими усами, в камуфляжной защитной форме и бородатый Барон в кожаной куртке. Двое посланцев Живоглота из «Москвича» стояли около стены, ни живы не мертвы от страха.
   — Порядок, — хриплым голосом произнес Красильников. Встряхнул густыми с проседью волосами. — А вы пошли отсюда! Садитесь на свой «Москвич» и чтобы духу вашего здесь не было! — крикнул он посланцам, и через несколько секунд их и след простыл.
   — Ловко ты, — покачал головой Барон. — Двоих наповал…
   — Достигается упражнением, Барон, — мрачно заметил Красильников. — Я как-никак был снайпером в Афгане… Впрочем, и ты тоже не хило стреляешь. Того, у стены классно замочил…
   — А ты ещё сомневался во мне… Какие наши годы…, — самодовольно произнес Барон. — И Виктор тоже прекрасно стреляет. Он, оказывается, большой специалист не только по электрике и по снятию слепков, но и по вождению автомобиля и по пулевой стрельбе с экстремальных ситуациях.
   Видя, что Живоглот мертв, Алексей бросился в соседнюю комнату. Там, связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту, извивалась на кровати в одном нижнем белье Инна. Окно было разбито и оттуда дул холодный ветер.
   Алексей подбежал к не й и вытащил из её рта кляп.
   — Там…, — простонала она, указывая на окно. — Он разбил окно и… туда…
   — Ничего, далеко не убежит, — успокоил её Алексей.
   Затем аккуратно развязал её. Он мучительной боли она не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой… Он взял её на руки и понес в соседнюю комнату. Она увидела валяющийся на полу труп Живоглота, и глаза её загорелись огнем ненависти.
   — Скотина, — прошептала она. — Паршивая скотина… Туда тебе и дорога…
   В это время в комнатушку ввели Михаила Лычкина, который с ужасом и обреченностью в глазах глядел на происходящее…
   Инна, превозмогая боль, бросилась к нему и ударила кулаком в лицо.
   — Сволочь, сволочь, — бормотала она. — Я убью тебя…
   Красильников встал между ней и Лычкиным.
   — Не надо его убивать. Мы уготовили для него иную участь… Он взял у Кондратьева пистолет и положил себе в карман. — Иди сюда, парень! — пробасил он и повел Лычкина в соседнюю комнату.
   Барон бережно усадил Инну на стул.
   — Спасибо вам, — прошептала она. — Спасибо… Я думала — все… Я думала, нас с Алексеем сейчас будут мучить на глазах друг у друга… И готовилась к этому… А этот…, — указала она на безжизненный труп Живоглота на полу, — привел сторожить меня какого-то мерзавца, очень на него похожего. И тот сунул мне в рот кляп… А я слышала голос Алексея… Я готовилась к самому страшному… — Тут она не выдержала и разрыдалась. Алексей накинул ей на плечи свою куртку, сел рядом с ней, молчал и гладил по растрепанным волосам.
   Тем временем в соседней комнате Красильников надел на руки нитяные перчатки, вытащил из кармана Кондратьевский пистолет и аккуратно протер его носовым платком.
   — А теперь свою ручонку давай, парень, — пристально глядя на Лычкина, произнес он.
   — Нет…, — прошептал Михаил, поняв суть происходящего. — Нет… Только не это…
   Тогда ему в голову было направлено дуло пистолета.
   — Полагаешь, побоюсь нажать на курок? — процедил Красильников. — Только что на твоих глазах двоих уложил, а теперь побоюсь из-за ценности твоей священной особы? Ну!!! Давай руку!
   Михаил протянул руку, и в неё был вложен пистолет. Только тогда он понял, что пистолет разряжен. Но ему было все равно, воля была полностью парализована. Именно в таком положении Красильников связал ему ноги и бросил на пол.
   — Ты теперь волыну-то брось, чего вцепился в нее? — усмехнулся Красильников и вышел из комнаты.
   Именно в этот момент Виктор Иванов втолкнул в комнату Игоря Глотова.
   — Коляку убили, Коляку убили, братана убили, — зарыдал Игорь, увидев труп брата и бросился к нему.
   — И, самое главное, кто убил, — глянул на него своим острым пронзительным взглядом Красильников.
   — Как кто убил? Вы и убили,… — показал на Кондратьева Игорь, захлебываясь слезами.
   — Почему это мы? — пожал плечами Красильников. — Это не мы, мы его и вовсе убивать не хотели… Это твой дружок Лычкин его убил… Мы малость замешкались, он его и… того…
   Игорь недоверчиво поглядел с пола на Красильникова.
   — Да, братишка, вот он его и убил, — тяжело вздохнул Красильников. — Твой братан попенял ему, что он его заложил. А заложил именно он, иначе как бы мы сюда попали, сам посуди… Хотел его застрелить, но тот выхватил свой пистолет и в лоб ему… Так-то вот, откуда такая ловкость взялась, ума не приложу… Но, ничего, следствие и суд разберутся, что к чему, наши доблестные органы не проведешь… А ну! — крикнул он Алексею и Виктору. — Вяжите его, этот живоглотыш тоже опасен… И надо все побыстрее… караулить их тут, что ли, мы должны до утра? Времени нет, дела надо делать…
   Алексей, и Виктор принесли из соседней комнаты веревки и связали Игоря по рукам и ногам. Барон при всем этом спокойно сидел за столом, потягивал пиво из горлышка и курил «Вирджинию-Слим».
   — А, однако, неплохой у них вкус, должен вам заметить, — лениво произнес он. — «Туборг» — прекрасное пиво, господа, хоть я, в принципе, и не очень большой охотник до пива… Жаль только, что тут так холодно, несмотря на май месяц… Не то, что в моем чудненьком деревянном домике, не так ли, Капитан?