Страница:
Но не сказал. Слова уже были лишними, в дело вступили персты, судорожно расстегивающие пуговицы на ее темной кофточке. Она подняла заплаканные глаза, вопросительно посмотрела на него. И он не выдержал, слизнул языком с ее ланит соленые дорожки. Дорожки эти привели к ее губам. Губы были все те же — мягкие и теплые, и перси были те же — упругие и гладкие, да и вся она была та же. Наверное, поэтому сделала с ним то же, что и пятнадцать лет назад. Правда, разодрать одежду на себе она не позволила, сама скинула со все еще гибкого стана многочисленные юбки. Зато, хотя он был уже на полном взводе, немного с ним поиграла. И как в тот давний день добилась своего: он с рычанием опрокинул ее на кушетку, расплющив своей тяжестью белые перси, с рычанием вошел в нее и с рычанием забился на извечно желанном теле.
И только, перестав содрогаться в оргазме, обнаружил, что кожа на ее тонкой шее и над персями тоже испещрена тонкими, аки ниточка, незнакомыми морщинками. Но противно ему не стало. Ведь былая ненависть к ней ушла. Он снова был пятнадцатилетним уверенным в себе подростком, снова до жути любил свою первую женщину и снова понимал, что прошел испытание Додолой.
Однако об этом, кроме Репни, знал лишь клокотавший на горелке чайник.
Потом они сели пить чай. То ли от чая, то ли от пережитого соития мать Ясна раскраснелась, морщинки на ее лице разгладились, глаза заискрились — перед Репней сидела если и не девчонка, то почти молодая женщина.
— Значит, теперь вы работаете здесь? — спросила мать Ясна, снова оглядев кабинет.
— Нет, — сказал Репня. — Работаю я в земской больнице ассистентом хирурга. А здесь токмо прирабатываю в вечернее и, если требуется, в ночное время. Кому-то ведь надо и трупы резать.
— Неужели вам не хватает основного заработка? Врачи в больницах имеют хорошо оплачиваемую практику.
Репня хотел сказать, что холостому мужчине требуется гораздо больше денег, чем находящейся на обеспечении казны волшебнице. Но не сказал: ему показалось, что эта часть его жизни не касается никого, даже матери Ясны. Ему вдруг захотелось, чтобы зазвонил входной колокольчик, чтобы потребовалось открыть приемный люк. А потом взять в руки скальпель. Не должно здесь быть этого чаепития — в нем есть что-то неправильное, то, чего в жизни не бывает: жизнь, как бы мы ни надеялись, далека от содержания эротических юношеских снов.
Колокольчик не зазвонил. А мать Ясна продолжала свои расспросы.
— Вы ведь не женаты, насколько мне известно?
— Не женат.
Репне вдруг показалось, что это не просто праздный интерес. С какой стати вообще мать Ясна явилась сюда? Что ей от него нужно?
— В вас борются два духа, мой мальчик, дух Семаргла, с его отвращением к женщинам, и дух Перуна. Отсюда и все сложности. Мне очень жаль, что вам не удалось обуздать в себе Семаргла. Его дух при исчезнувшем Таланте — лишь генератор неизбежных бед.
— Зачем вы мне это говорите? — спросил Репня, стиснув персты. — Зачем вы явились сюда?!
Его любовь к матери Ясне стремительно улетучивалась. Он снова увидел, что перед ним сидит стареющая женщина, которой почему-то пожелалось сексуальных приключений со своим бывшим воспитанником. С одним из бывших… Неужели ей это не надоело? Ведь вся ее жизнь была сплошным сексуальным приключением. В котором ломались хрупкие жизни ее юных любовников…
Мать Ясна встала, подошла к нему, по-хозяйски погладила по голове. Репня, не удержавшись, резким движением оттолкнул ее руку.
— Ну-ну, мой мальчик… Успокойтесь. Вы слишком агрессивны в обращении с женщиной!
И тут Репня вспомнил, что, когда он лежал на теле этой старухи, у него не было ни малейшего желания бить ее. Неужели он излечился от своей болезни? Или это Ясна его излечила?.. Впрочем, ведь она же волшебница.
Он вдруг обнаружил, что впервые подумал о ней просто как об «Ясне». Без добавочного словечка «мать». Ведь матерью она ни для него, ни для любого другого из словен не являлась. И пусть секс не лишал ее, в отличие от всех прочих волшебниц, Таланта, но ведь ребенка родить она все-таки побоялась! Ему показалось, что она чего-то ждет от своего бывшего воспитанника, но чего, он не ведал, а спросить боялся.
— Значит, вы желаете знать, зачем я захотела с вами встретиться? — В голосе Ясны зазвучали резкие металлические нотки. — Все очень просто, мой мальчик, все очень просто… Вам ведь известно, какие задачи возложило на меня государство. И я должна решать эти задачи… К сожалению, в последнее время мне стали надоедать пятнадцатилетние ничего не умеющие юнцы. Вот я и решила воспользоваться помощью опытного, знающего толк в сексе мужчины. И должна сказать, вы полностью вылечили меня. Я опять чувствую в себе дух Додолы.
Репня вспыхнул. Ясна снова, как и пятнадцать лет назад, обвела его вокруг перста. Он-то подумал, что она тоже вспоминает тот памятный день, а она… Какой же он осел! Как он мог подумать, будто эта, с позволения сказать, женщина может чувствовать хоть что-то, похожее на любовь! Всю свою жизнь она ломала души неокрепших пацанов, и дальше будет заниматься тем же, покудова ее тело будет манить юнцов, не успевших еще познать женщин помоложе.
В нем с новой силой вспыхнула ненависть. Эта женщина воспользовалась им, как своего рода массажером. Сама являясь машиной по естественному отбору среди начинающих волшебников, она и его сделала машиной. И ведь решилась же, сучка, на такое! Не стала искать любовника на стороне — пришла к тому, кто уже был ею однова сокрушен.
— Я благодарна вам за помощь, мой мальчик! Вы были на высоте. А теперь мне пора.
Репня стал медленно подниматься из-за стола:
— Ну нет!.. Вы думаете, я позволю вам снова ломать жизнь мальчишек? Как бы не так! — Он загородил телом дверь.
Ясна фыркнула, неторопливо направилась к шкафу, взяла свою шляпку. Потом смерила Репню с ног до головы презрительным взглядом, подошла вплотную и прошипела:
— Чем же вы собираетесь помешать мне, вы, бесталанный щенок, годный лишь на то, чтобы резать мертвечину? Я получила от вас все, чего желала. Прочь с дороги!
Он уложил ее на пол одним ударом, и удар этот был страшен. Однако она не потеряла сознания, приподнялась на локтях, пытаясь сесть, и прохрипела:
— Щенок бесталанный…
На этот раз он ударил Ясну в челюсть ногой, вогнав все остальные слова, которыми она хотела его одарить, обратно в глотку.
Остальное проходило как бы за пределами его сознания. Он рычал, но ему казалось, что рычит совсем не он, а кто-то другой, и не здесь, а далеко-далеко. Он наносил по трепыхающемуся на полу телу удар за ударом, но ему виделось, что эти удары наносят все несостоявшиеся волшебники, и это в них во всех живет неотвязная мысль: «Убью стерву!» Как ни странно, но судорожные движения забиваемой насмерть женщины не были защитой. Она даже не пыталась прикрыть руками голову. Она лежала на спине и неотрывно смотрела на своего мучителя, даже не зажмуриваясь, когда на нее обрушивался очередной удар. Потом ее губы сделали попытку произнести какую-то фразу, и, наверное, произнесли, но избивающая ее банда так и не расслышала какую, а повторить Ясна не успела — очередной удар сотни ног пришелся стерве в висок и стал смертельным.
Стихло рычание многочисленных глоток. Наступила звенящая тишина, и Репня с удивлением обнаружил, что он тут один. Он да лежащее на полу тело. Лицо Ясны превратилось в сплошной синячище, и из этого месива выглядывали остановившиеся глаза, в которых навсегда застыло странное ощущение — словно перед смертью ее посетило озарение, и она поняла, что это расплата за содеянное.
Репня помотал головой. Его вдруг заколотила мелкая дрожь — он наконец осознал, что такое натворил.
И если бы сейчас раздался звук колокольчика, Репня бы тоже расценил его, как расплату за содеянное. И пошел бы открывать дверь, и равнодушно выслушал бы ахи и охи, и не подумал бы сопротивляться, когда за ним явятся стражники.
Но Мокоши было угодно, чтобы колокольчик не зазвонил.
Репня помаленьку пришел в себя. В кабинете по-прежнему висела звенящая тишина. За стеной в прозекторской лежали мертвые тела. Перед ним тоже лежало мертвое тело. Мертвецы в морге — это нормально, скорее лишним был тут он, живой. Но мертвые не должны лежать в кабинете, здесь люди отдыхают, заполняют документы, пьют чай и занимаются любовью. Иногда.
Репня снова взглянул в лицо убитой им женщины. Это оказалось непростым делом, и он удивился: уж ему-то вздрагивать от такой картины!..
Все было прекрасно. Пожалуй, даже хорошо знакомые с Ясной люди не опознали бы сейчас лежащий перед ним труп. И аура наверняка уже погасла. Значит, так тому и быть! Вот токмо содержимое ее сумочки… Он оглянулся. Впрочем, нет, сумочки с нею не было, это он помнит точно. Тогда карманы!
Он обшарил тело. Правый карман пуст, в наперсеннике токмо то, чему там и положено находиться. Впрочем, он ведь уже лазил туда сегодня. Как давно это было! И как будто не с ним вовсе!
Конверт он нашел в левом кармане. Обычный белый конверт, с маркой княжеской почты. Надпись: «Репне Бондарю». Он было начал вскрывать конверт, но опомнился — ведь в любой момент фаэтон мог привезти очередного мертвеца. Схватился за начинающий остывать труп, поднял на руки. Какой же все-таки она была легкой, даже опосля смерти!.. Перенес тело в приемную, положил на стол, вернулся в кабинет, проверил, нет ли на полу крови.
Крови не было — сам того не желая, он бил аккуратно, не нанеся никаких серьезных внешних повреждений. Синяки и неглубокие ссадины не в счет — с них много крови не бывает. Но пол вымыл. У-у-уф! Все остальное может и подождать несколько минут. Снять с мертвой одежду, сложить тряпки в сборник да заполнить документы. Он оформит ее как неизвестную бродяжку. Мало ли таких привозят в морг, уж ему ли не знать! Так безвестными и хоронят, если родственники не находятся. А у Ясны родственников нет. Ее, правда, будет искать вся Колдовская Дружина вкупе со стражей и министерством безопасности… Что ж, пусть ищут, все равно ее никто не узнает — мертвый волшебник ничем не отличается от мертвого простого человека. А что касается санитаров, якобы привезших тело, — заполним документацию неразборчиво. Ну накажут за небрежность, но доказать злого умысла никто не сможет.
Он сел за стол, вскрыл конверт.
«Мой мальчик! — гласило послание. — Раз вы читаете эти строки, то все уже закончено. Я мертва. Значит, мой замысел претворен в жизнь. Простите за то, что избрала вас орудием своего самоубийства, но боги запрещают человеку лишать себя жизни собственными руками. Простите меня и за все остальное, за все зло, что я вам принесла. Если бы я понимала это раньше!.. Если бы я была женщиной!.. Нет, я была в первую очередь членом Колдовской Дружины, да еще с таким удивительным неуничтожимым Талантом. Но вы нашли способ его уничтожить, и я еще раз благодарю вас за это. К сожалению, я слишком поздно поняла, что женщина лишь тогда может быть счастливой, когда рядом с нею ее дети. Увы, природа обделила меня способностью рожать, а своим школьным воспитанникам я не столько помогала взлетать в небо, сколько подрезала крылья. Тем, же кто взлетал, я и вовсе была не нужна. Потому я и пришла сегодня к вам. Хоть на несколько минут, но я была вам нужна. Пусть даже не я, а мое тело. Если все пройдет по моему плану, вам нечего бояться. Я оставила в школе записку, что слагаю с себя обязанности члена Колдовской Дружины, но понимая, что, в силу определенных причин, мою отставку не примут, предпочитаю исчезнуть. Оформите случай со мной, как смерть неизвестной при неясных обстоятельствах. Я попытаюсь наложить на себя перед смертью отвращающее интерес заклятье, и к моему телу отнесутся равнодушно. Постараюсь наложить заклятье и на вас — чтобы в вашей ауре не было следов совершенного убийства. Так что если вы не привлечете к себе когда-либо внимания волшебников, работающих на стражу, то легко избежите наказания. А я буду уверена, что моя смерть предотвратит чью-нибудь предстоящую гибель. Не удивляйтесь — я давно знаю, что вы способны на это. Потому я и прилагала в школе все усилия, чтобы вы не прошли испытания Додолой. Если бы вы стали волшебником, ваша душа привела бы вас в объятия Ночи. Но насчет своей ауры вы станете уверены токмо опосля того, как встретитесь с кем-нибудь из сильных волшебников — а вдруг вы убили меня слишком быстро, и я не успела наложить на вас полного заклятья… Это моя маленькая месть вам за совершенное убийство — побудьте немного в неведении относительно вашей дальнейшей судьбы. Все-таки убийство должно быть наказано — пусть хотя бы и таким образом. Надеюсь, боги простят меня. Ясна».
Перед подписью стояло слово «мать», но оно было зачеркнуто.
О Сварожичи, подумал Репня. Как же мне все это сразу не пришло в голову?! Почему меня не озаботило то, что я убиваю волшебницу безо всякого сопротивления с ее стороны?! Да она бы одним движением бровей перевела мою агрессивность на меня самого. Воистину она меня знала…
Но она знала Репню гораздо лучше, чем он сам. Он избегал волшебников высокой квалификации в течение месяца опосля совершенного убийства. Весь этот месяц он жил в страхе разоблачения. За эту пытку он убил бы ее еще раз. Увы, теперь она была уже вне пределов его досягаемости.
Через месяц он случайно встретился со Светозаром Смородой. Это был волшебник достаточно высокой квалификации, чтобы обнаружить в ауре беседующего с ним человека линии состоявшегося убийцы. Не обнаружил — Ясна успела.
И нет худа без добра. Тело Ясны действительно излечило его. Ему больше не требовалось для удовлетворения избивать своих любовниц. Но во второй раз он жениться все равно не стал.
19. Ныне: век 76, лето 2, червень
И только, перестав содрогаться в оргазме, обнаружил, что кожа на ее тонкой шее и над персями тоже испещрена тонкими, аки ниточка, незнакомыми морщинками. Но противно ему не стало. Ведь былая ненависть к ней ушла. Он снова был пятнадцатилетним уверенным в себе подростком, снова до жути любил свою первую женщину и снова понимал, что прошел испытание Додолой.
Однако об этом, кроме Репни, знал лишь клокотавший на горелке чайник.
Потом они сели пить чай. То ли от чая, то ли от пережитого соития мать Ясна раскраснелась, морщинки на ее лице разгладились, глаза заискрились — перед Репней сидела если и не девчонка, то почти молодая женщина.
— Значит, теперь вы работаете здесь? — спросила мать Ясна, снова оглядев кабинет.
— Нет, — сказал Репня. — Работаю я в земской больнице ассистентом хирурга. А здесь токмо прирабатываю в вечернее и, если требуется, в ночное время. Кому-то ведь надо и трупы резать.
— Неужели вам не хватает основного заработка? Врачи в больницах имеют хорошо оплачиваемую практику.
Репня хотел сказать, что холостому мужчине требуется гораздо больше денег, чем находящейся на обеспечении казны волшебнице. Но не сказал: ему показалось, что эта часть его жизни не касается никого, даже матери Ясны. Ему вдруг захотелось, чтобы зазвонил входной колокольчик, чтобы потребовалось открыть приемный люк. А потом взять в руки скальпель. Не должно здесь быть этого чаепития — в нем есть что-то неправильное, то, чего в жизни не бывает: жизнь, как бы мы ни надеялись, далека от содержания эротических юношеских снов.
Колокольчик не зазвонил. А мать Ясна продолжала свои расспросы.
— Вы ведь не женаты, насколько мне известно?
— Не женат.
Репне вдруг показалось, что это не просто праздный интерес. С какой стати вообще мать Ясна явилась сюда? Что ей от него нужно?
— В вас борются два духа, мой мальчик, дух Семаргла, с его отвращением к женщинам, и дух Перуна. Отсюда и все сложности. Мне очень жаль, что вам не удалось обуздать в себе Семаргла. Его дух при исчезнувшем Таланте — лишь генератор неизбежных бед.
— Зачем вы мне это говорите? — спросил Репня, стиснув персты. — Зачем вы явились сюда?!
Его любовь к матери Ясне стремительно улетучивалась. Он снова увидел, что перед ним сидит стареющая женщина, которой почему-то пожелалось сексуальных приключений со своим бывшим воспитанником. С одним из бывших… Неужели ей это не надоело? Ведь вся ее жизнь была сплошным сексуальным приключением. В котором ломались хрупкие жизни ее юных любовников…
Мать Ясна встала, подошла к нему, по-хозяйски погладила по голове. Репня, не удержавшись, резким движением оттолкнул ее руку.
— Ну-ну, мой мальчик… Успокойтесь. Вы слишком агрессивны в обращении с женщиной!
И тут Репня вспомнил, что, когда он лежал на теле этой старухи, у него не было ни малейшего желания бить ее. Неужели он излечился от своей болезни? Или это Ясна его излечила?.. Впрочем, ведь она же волшебница.
Он вдруг обнаружил, что впервые подумал о ней просто как об «Ясне». Без добавочного словечка «мать». Ведь матерью она ни для него, ни для любого другого из словен не являлась. И пусть секс не лишал ее, в отличие от всех прочих волшебниц, Таланта, но ведь ребенка родить она все-таки побоялась! Ему показалось, что она чего-то ждет от своего бывшего воспитанника, но чего, он не ведал, а спросить боялся.
— Значит, вы желаете знать, зачем я захотела с вами встретиться? — В голосе Ясны зазвучали резкие металлические нотки. — Все очень просто, мой мальчик, все очень просто… Вам ведь известно, какие задачи возложило на меня государство. И я должна решать эти задачи… К сожалению, в последнее время мне стали надоедать пятнадцатилетние ничего не умеющие юнцы. Вот я и решила воспользоваться помощью опытного, знающего толк в сексе мужчины. И должна сказать, вы полностью вылечили меня. Я опять чувствую в себе дух Додолы.
Репня вспыхнул. Ясна снова, как и пятнадцать лет назад, обвела его вокруг перста. Он-то подумал, что она тоже вспоминает тот памятный день, а она… Какой же он осел! Как он мог подумать, будто эта, с позволения сказать, женщина может чувствовать хоть что-то, похожее на любовь! Всю свою жизнь она ломала души неокрепших пацанов, и дальше будет заниматься тем же, покудова ее тело будет манить юнцов, не успевших еще познать женщин помоложе.
В нем с новой силой вспыхнула ненависть. Эта женщина воспользовалась им, как своего рода массажером. Сама являясь машиной по естественному отбору среди начинающих волшебников, она и его сделала машиной. И ведь решилась же, сучка, на такое! Не стала искать любовника на стороне — пришла к тому, кто уже был ею однова сокрушен.
— Я благодарна вам за помощь, мой мальчик! Вы были на высоте. А теперь мне пора.
Репня стал медленно подниматься из-за стола:
— Ну нет!.. Вы думаете, я позволю вам снова ломать жизнь мальчишек? Как бы не так! — Он загородил телом дверь.
Ясна фыркнула, неторопливо направилась к шкафу, взяла свою шляпку. Потом смерила Репню с ног до головы презрительным взглядом, подошла вплотную и прошипела:
— Чем же вы собираетесь помешать мне, вы, бесталанный щенок, годный лишь на то, чтобы резать мертвечину? Я получила от вас все, чего желала. Прочь с дороги!
Он уложил ее на пол одним ударом, и удар этот был страшен. Однако она не потеряла сознания, приподнялась на локтях, пытаясь сесть, и прохрипела:
— Щенок бесталанный…
На этот раз он ударил Ясну в челюсть ногой, вогнав все остальные слова, которыми она хотела его одарить, обратно в глотку.
Остальное проходило как бы за пределами его сознания. Он рычал, но ему казалось, что рычит совсем не он, а кто-то другой, и не здесь, а далеко-далеко. Он наносил по трепыхающемуся на полу телу удар за ударом, но ему виделось, что эти удары наносят все несостоявшиеся волшебники, и это в них во всех живет неотвязная мысль: «Убью стерву!» Как ни странно, но судорожные движения забиваемой насмерть женщины не были защитой. Она даже не пыталась прикрыть руками голову. Она лежала на спине и неотрывно смотрела на своего мучителя, даже не зажмуриваясь, когда на нее обрушивался очередной удар. Потом ее губы сделали попытку произнести какую-то фразу, и, наверное, произнесли, но избивающая ее банда так и не расслышала какую, а повторить Ясна не успела — очередной удар сотни ног пришелся стерве в висок и стал смертельным.
Стихло рычание многочисленных глоток. Наступила звенящая тишина, и Репня с удивлением обнаружил, что он тут один. Он да лежащее на полу тело. Лицо Ясны превратилось в сплошной синячище, и из этого месива выглядывали остановившиеся глаза, в которых навсегда застыло странное ощущение — словно перед смертью ее посетило озарение, и она поняла, что это расплата за содеянное.
Репня помотал головой. Его вдруг заколотила мелкая дрожь — он наконец осознал, что такое натворил.
И если бы сейчас раздался звук колокольчика, Репня бы тоже расценил его, как расплату за содеянное. И пошел бы открывать дверь, и равнодушно выслушал бы ахи и охи, и не подумал бы сопротивляться, когда за ним явятся стражники.
Но Мокоши было угодно, чтобы колокольчик не зазвонил.
Репня помаленьку пришел в себя. В кабинете по-прежнему висела звенящая тишина. За стеной в прозекторской лежали мертвые тела. Перед ним тоже лежало мертвое тело. Мертвецы в морге — это нормально, скорее лишним был тут он, живой. Но мертвые не должны лежать в кабинете, здесь люди отдыхают, заполняют документы, пьют чай и занимаются любовью. Иногда.
Репня снова взглянул в лицо убитой им женщины. Это оказалось непростым делом, и он удивился: уж ему-то вздрагивать от такой картины!..
Все было прекрасно. Пожалуй, даже хорошо знакомые с Ясной люди не опознали бы сейчас лежащий перед ним труп. И аура наверняка уже погасла. Значит, так тому и быть! Вот токмо содержимое ее сумочки… Он оглянулся. Впрочем, нет, сумочки с нею не было, это он помнит точно. Тогда карманы!
Он обшарил тело. Правый карман пуст, в наперсеннике токмо то, чему там и положено находиться. Впрочем, он ведь уже лазил туда сегодня. Как давно это было! И как будто не с ним вовсе!
Конверт он нашел в левом кармане. Обычный белый конверт, с маркой княжеской почты. Надпись: «Репне Бондарю». Он было начал вскрывать конверт, но опомнился — ведь в любой момент фаэтон мог привезти очередного мертвеца. Схватился за начинающий остывать труп, поднял на руки. Какой же все-таки она была легкой, даже опосля смерти!.. Перенес тело в приемную, положил на стол, вернулся в кабинет, проверил, нет ли на полу крови.
Крови не было — сам того не желая, он бил аккуратно, не нанеся никаких серьезных внешних повреждений. Синяки и неглубокие ссадины не в счет — с них много крови не бывает. Но пол вымыл. У-у-уф! Все остальное может и подождать несколько минут. Снять с мертвой одежду, сложить тряпки в сборник да заполнить документы. Он оформит ее как неизвестную бродяжку. Мало ли таких привозят в морг, уж ему ли не знать! Так безвестными и хоронят, если родственники не находятся. А у Ясны родственников нет. Ее, правда, будет искать вся Колдовская Дружина вкупе со стражей и министерством безопасности… Что ж, пусть ищут, все равно ее никто не узнает — мертвый волшебник ничем не отличается от мертвого простого человека. А что касается санитаров, якобы привезших тело, — заполним документацию неразборчиво. Ну накажут за небрежность, но доказать злого умысла никто не сможет.
Он сел за стол, вскрыл конверт.
«Мой мальчик! — гласило послание. — Раз вы читаете эти строки, то все уже закончено. Я мертва. Значит, мой замысел претворен в жизнь. Простите за то, что избрала вас орудием своего самоубийства, но боги запрещают человеку лишать себя жизни собственными руками. Простите меня и за все остальное, за все зло, что я вам принесла. Если бы я понимала это раньше!.. Если бы я была женщиной!.. Нет, я была в первую очередь членом Колдовской Дружины, да еще с таким удивительным неуничтожимым Талантом. Но вы нашли способ его уничтожить, и я еще раз благодарю вас за это. К сожалению, я слишком поздно поняла, что женщина лишь тогда может быть счастливой, когда рядом с нею ее дети. Увы, природа обделила меня способностью рожать, а своим школьным воспитанникам я не столько помогала взлетать в небо, сколько подрезала крылья. Тем, же кто взлетал, я и вовсе была не нужна. Потому я и пришла сегодня к вам. Хоть на несколько минут, но я была вам нужна. Пусть даже не я, а мое тело. Если все пройдет по моему плану, вам нечего бояться. Я оставила в школе записку, что слагаю с себя обязанности члена Колдовской Дружины, но понимая, что, в силу определенных причин, мою отставку не примут, предпочитаю исчезнуть. Оформите случай со мной, как смерть неизвестной при неясных обстоятельствах. Я попытаюсь наложить на себя перед смертью отвращающее интерес заклятье, и к моему телу отнесутся равнодушно. Постараюсь наложить заклятье и на вас — чтобы в вашей ауре не было следов совершенного убийства. Так что если вы не привлечете к себе когда-либо внимания волшебников, работающих на стражу, то легко избежите наказания. А я буду уверена, что моя смерть предотвратит чью-нибудь предстоящую гибель. Не удивляйтесь — я давно знаю, что вы способны на это. Потому я и прилагала в школе все усилия, чтобы вы не прошли испытания Додолой. Если бы вы стали волшебником, ваша душа привела бы вас в объятия Ночи. Но насчет своей ауры вы станете уверены токмо опосля того, как встретитесь с кем-нибудь из сильных волшебников — а вдруг вы убили меня слишком быстро, и я не успела наложить на вас полного заклятья… Это моя маленькая месть вам за совершенное убийство — побудьте немного в неведении относительно вашей дальнейшей судьбы. Все-таки убийство должно быть наказано — пусть хотя бы и таким образом. Надеюсь, боги простят меня. Ясна».
Перед подписью стояло слово «мать», но оно было зачеркнуто.
О Сварожичи, подумал Репня. Как же мне все это сразу не пришло в голову?! Почему меня не озаботило то, что я убиваю волшебницу безо всякого сопротивления с ее стороны?! Да она бы одним движением бровей перевела мою агрессивность на меня самого. Воистину она меня знала…
* * *
Она знала его. Все получилось шито-крыто. Ее тело действительно не привлекло к себе внимания. Колдовская Дружина искала свою сестру где угодно, токмо не в моргах. А когда начала искать в моргах, было уже поздно: тело избитой неизвестной женщины давно лежало под слоем земли на Савинском погосте, в его дальнем углу, где хоронили нищих и бродяг.Но она знала Репню гораздо лучше, чем он сам. Он избегал волшебников высокой квалификации в течение месяца опосля совершенного убийства. Весь этот месяц он жил в страхе разоблачения. За эту пытку он убил бы ее еще раз. Увы, теперь она была уже вне пределов его досягаемости.
Через месяц он случайно встретился со Светозаром Смородой. Это был волшебник достаточно высокой квалификации, чтобы обнаружить в ауре беседующего с ним человека линии состоявшегося убийцы. Не обнаружил — Ясна успела.
И нет худа без добра. Тело Ясны действительно излечило его. Ему больше не требовалось для удовлетворения избивать своих любовниц. Но во второй раз он жениться все равно не стал.
19. Ныне: век 76, лето 2, червень
Трапеза у Остромира получилась достаточно странной.
Удивительным оказалось уже то, что на обеде не присутствовал Всеслав Волк. Свет усиленно пытался вспомнить хоть один случай, когда бы секретарь не составлял компанию руководителю Колдовской Дружины, но ничего подобного так и не вспомнил. Кроме того, ему показалось, что среди охранников резиденции Кудесника царит явное оживление. Похоже, Остромир ждал неприятностей. И Свет бы не удивился, сообщи тот ему какую-либо сногсшибательную новость. Например, поставь гостя в известность, что уходит в отставку по состоянию здоровья и предлагает на свое место кандидатуру чародея Смороды.
Обед, однако, начался, а новостями и не пахло. Не называть же новостью то, что на первое подали холодный малиновый суп с варениками и сливками: Кудесник любил потчевать своих гостей сладкими супами. На взгляд же Света, суп этот был слишком приторным. Зато на второе подали фаршированного гуся. Повар Кудесника умел создать из гуся и яблок настоящий шедевр. И Свет воспользовался возможностью получить удовольствие. Дома такого блюда не отведать: Касьян, как ни подталкивал его Свет, на подобный подвиг оказался не способен. Птица была его слабым местом. Зато все остальное он умел сотворить лучше, чем повар Кудесника. Впрочем, сам Кудесник уже не мог оценить кулинарных талантов своего кухаря. Его желудка хватало лишь на нечто усиленно протертое и не очень аппетитное на вид.
Беседа за столом шла никчемная. Кудесник рассказывал, какого судака выловил один из его слуг в Ильмене на прошлой седмице, а Света так и подмывало поинтересоваться, попробовал ли уху из оного судака сам Кудесник или только слюнки глотал. Потом старик принялся расспрашивать Света, как тот борется с духом Перуна. Свет поведал о занятиях фехтованием и умолчал о литературных потугах: эта новость могла оказаться оцененной неправильно. Всей Дружине было известно, что из книг Кудесник уважает лишь учебники по волшебным наукам. Более того, злые языки утверждали, будто из оных учебников старик уважает лишь те томики, к коим приложил десницу автор по имени Остромир.
Словоблудие продолжалось почти до самого конца трапезы. Кудесник задавал глупейшие вопросы и с полным вниманием выслушивал глупейшие ответы, которые выдавал ему собеседник. Разумеется, Свет понимал, что разговор этот имеет под собой какую-то логическую основу, но определить ее, как ни старался, не сумел.
И лишь когда подали фруктовые соки (спиртного у Кудесника не водилось), Остромир отослал слуг из трапезной и задал первый серьезный вопрос:
— Скажите-ка мне, брате, что вы думаете по поводу убийства академика Барсука?
Свет понял, что Кудесник, даже не успев получить предварительных выводов от сыскников, пожелал узнать мнение чародея Смороды. Наверное, у него были для этого причины.
— Я участвовал в проявлении спектрограммы на месте убийства, — сказал Свет. — Полное отсутствие всяких следов. В спектре лишь короткий болевой шок. Это означает одно из двух: либо Барсука убил хорошо ему знакомый человек, либо академик попросту не видел убийцу. А вот кучер убийцу точно не видел — это сыску уже известно. На мой взгляд, есть два варианта — преступление совершил либо волшебник, либо человек, прикрытый волшебником. Но колдовство в деле замешано обязательно.
Кудесник почесал белесую бровь:
— А если кучер является сообщником убийцы и покрывает его?
Свет пожал раменами:
— Теоретически это, конечно, возможно, но на практике вряд ли. Тогда бы кучер после убийства скрылся. Ведь они должны были понимать, что с ним наверняка будут работать сыскники. Его же расколют в два счета… Нет, полагаю, кучер полностью чист.
Кудесник размышлял, шевеля губами. Свет смотрел на него и думал, что Остромиру уже не по силам его работа. Вон каким изможденным выглядит лицо старика. Словно он трое суток трудился. Или две седмицы не ел.
— Наверное, вы правы, — проговорил наконец Кудесник. — Должен вам сказать, что его величество весьма озабочен возможными последствиями этого преступления.
Свет кивнул: это было и ежу понятно. Он ждал, что Кудесник даст ему задание подключиться к расследованию убийства. Но нет — Остромир спросил:
— Что там у вас с этой девицей-паломницей?
— Пока ничего определенного сказать не могу. — Свет развел руками. — На лазутчицу она не очень похожа.
— А на мать Ясну?
Свет лишь пожал раменами — врать Остромиру все равно было бессмысленно.
— Активизируйте работу с нею, — сказал Кудесник. — Это очень важно. — Он встал. — Не буду больше вас задерживать. Благодарю за то, что приняли приглашение отобедать со мной. Старику так приятно, когда кто-либо скрашивает его одиночество за столом.
Свет знал, что Остромир неравнодушен к этикету, и тоже рассыпался в благодарностях за приглашение. Попрощались сердечно, за руку.
Когда Свет вышел из трапезной, непонятная суета среди охранников уже завершилась. Все было тихо-мирно — как всегда. Откуда-то появился Всеслав Волк, проводил гостя до кареты.
— Домой, — сказал Свет Петру: сегодня была пятница, день обязательной тренировки.
Он забрался в карету, откинулся на спинку сиденья, недоумевая, для чего же вызывал его Кудесник. Ведь не для того же, чтобы накормить гусем с яблоками. И когда карета въехала на Вечевой мост, все понял.
Остромир попросту прощупывал чародея Светозара Смороду: не он ли является волшебником, замешанным в убийстве академика Ярополка Барсука.
А потом кукла перестала изображать из себя увлеченную читательницу, отложила книгу в сторону и сказала:
— У вас в доме принято убирать комнаты в присутствии гостей?
Вопрос поставил Забаву в тупик. Неужели куклища и в самом деле считает себя гостьей?.. Или это сказано для того, чтобы начать разговор?
«Куклища», похоже, сообразила, что ее вопрос оказался прислуге не под силу. А может, попросту измаялась в одиночестве, и ей очень хотелось поговорить. Во всяком случае, тут же продолжила:
— Странный у вас хозяин!..
— Почему? — спросила Забава.
— Ну как же! — с воодушевлением отозвалась Вера. — Приглашает к себе в дом гостью, а сам никаких знаков внимания ей не оказывает.
Еще вам знаки внимания оказывать, подумала Забава. Но разговор завязался, а такой ответ лишь прервал бы его на неопределенное время. Если не на всегда. И потому Забава сказала:
— Мой хозяин очень занятый человек. Его разные глупости не интересуют.
— Глупости?! — Гостья фыркнула. — А кто он такой, ваш хозяин?
Забаве вдруг показалось, что кукла завязала разговор не просто так. Осторожнее, голубушка, сказала она себе. Как бы вас не превратили в дойную корову! Не лучше ли покамест прикинуться дурочкой?..
— Мой хозяин чародей, — сказала она, пожав раменами.
— Чародей? — Кукла удивилась. — А что это значит? Он волшебник, что ли?
— Волшебник. И очень высокопоставленный.
Кукла потерла лоб. Похоже, ей и в голову не приходило, что она находится во власти волшебника. А может, попросту разыгрывала удивление.
Осторожнее, Забавушка, напомнила себе Забава. Не дайте себя обвести вокруг перста.
Но похоже, вокруг перста кукла ее обводить не собиралась. Она посмотрела на Забаву с сомнением, словно не верила тому, что услышала.
— Этот айсберг, и вдруг волшебник! Мало верится…
Забава не знала, что такое айсберг. Она поняла только, что это вряд ли что-то хорошее, и бросилась защищать своего возлюбленного.
— Сама вы… асбер… Да если хотите знать, он очень хороший! Он меня на работу взял, когда…
Она осеклась, поняв, что едва не наговорила лишнего. Совсем не обязательно этой кукле знать такие вещи.
Кукла смотрела на нее с легкой улыбкой, и были в этой улыбке странная жалость и… понимание, что ли?.. Или покровительство?.. Забава и сама не могла понять, что еще было в этой улыбке. Но вспомнила, что так иногда смотрела на нее мать Заряна. А она, Забава, никогда не знала, как отвечать на такой взгляд — то ли виновато потупить глаза, то ли дерзко вскинуть подбородок. Однако в данном случае не оставалось ничего, кроме как вскинуть подбородок.
Улыбка стерлась с лица куклы. Но и гневная гримаса, как того ждала Забава, не родилась.
— Уж очень он холоден, — сказала кукла осуждающе. — Рядом с ним кажется, что вас замораживают.
— Так он же волшебник! — воскликнула Забава. — Они все такие. Они же не могут вести себя, как обычные люди. Разве вы этого не знаете?
Кукла вздохнула:
— Видите ли… Вам, наверное, не говорили. Дело в том, что я очень многого не помню. Не знаю, что со мной произошло, но…
— Ах вот в чем дело?! — Забава постаралась, чтобы удивление была разыграно как можно правдоподобнее.
И похоже, это удалось. Во всяком случае, во взгляде куклы что-то изменилось.
— Теперь понимаете? — Голос ее зазвучал доверительно. — Я даже не знаю, в этой ли стране я родилась или откуда-то приехала.
— Говорите-то вы по-нашему…
— Зато совершенно не помню своей жизни. Мне даже кажется, что меня величают вовсе не Вера. Что это имя кто-то в мою память вложил. — Кукла растерянно развела руками, помолчала. Потом полюбопытствовала: — Так вы говорите, волшебники все холодные?
— Вообще-то, ходят слухи, будто они холодны потому, что им не нужны женщины. Но я думаю, это ерунда…
Глаза гостьи удивленно распахнулись.
— А их у вас много, волшебников этих?
— Наверное, много.
— Тогда вы правы. Конечно, могут быть отдельные мужчины, не нуждающиеся в женщинах. Но много таких мужчин быть не может.
— Вы и вправду так думаете?
— Конечно. Ведь если мы с вами нуждаемся в них, то и они должны нуждаться в нас.
И столько в гостье было веры в свои слова, что Забава чуть было не ляпнула: «Если бы так…» Но вовремя вспомнила, что она тут не для того, чтобы делиться с неизвестной девицей своей сердечной болью, и с еще большим усердием принялась вытирать давно уже вытертую пыль, размышляя, как бы повернуть разговор на куклу.
Кукла сделала это сама:
— Слушайте, а не может быть так, что меня заколдовал какой-нибудь волшебник? Потому я и не помню ничего.
— Зачем? — Забава удивленно пожала раменами. — Волшебники ничего не делают бесплатно. Так могло быть, если только вы сами попросили его и заплатили деньги.
— В самом деле? — Гостья задумалась. — Слушайте, а может ваш хозяин расколдовать меня?
Забава снова пожала раменами:
— Не знаю. Наверное, может. Он очень справный волшебник. Как это говорят… ква-ли-фи-цированный. А у вас есть чем заплатить?
— Ну деньги-то всегда можно заработать. — Гостья легкомысленно махнула рукой. — Буду ему должна. Расплачусь, когда заработаю.
— А что вы умеете делать?
— Что я умею делать… — Гостья почесала затылок. — А вправду… Что я умею делать?.. Совершенно не помню. — Она помолчала. — Подождите-ка… Ведь если ваш хозяин меня расколдует, то я вспомню, что я умею делать. А если не сумеет расколдовать, то я ему и платить не должна. Логично?
Удивительным оказалось уже то, что на обеде не присутствовал Всеслав Волк. Свет усиленно пытался вспомнить хоть один случай, когда бы секретарь не составлял компанию руководителю Колдовской Дружины, но ничего подобного так и не вспомнил. Кроме того, ему показалось, что среди охранников резиденции Кудесника царит явное оживление. Похоже, Остромир ждал неприятностей. И Свет бы не удивился, сообщи тот ему какую-либо сногсшибательную новость. Например, поставь гостя в известность, что уходит в отставку по состоянию здоровья и предлагает на свое место кандидатуру чародея Смороды.
Обед, однако, начался, а новостями и не пахло. Не называть же новостью то, что на первое подали холодный малиновый суп с варениками и сливками: Кудесник любил потчевать своих гостей сладкими супами. На взгляд же Света, суп этот был слишком приторным. Зато на второе подали фаршированного гуся. Повар Кудесника умел создать из гуся и яблок настоящий шедевр. И Свет воспользовался возможностью получить удовольствие. Дома такого блюда не отведать: Касьян, как ни подталкивал его Свет, на подобный подвиг оказался не способен. Птица была его слабым местом. Зато все остальное он умел сотворить лучше, чем повар Кудесника. Впрочем, сам Кудесник уже не мог оценить кулинарных талантов своего кухаря. Его желудка хватало лишь на нечто усиленно протертое и не очень аппетитное на вид.
Беседа за столом шла никчемная. Кудесник рассказывал, какого судака выловил один из его слуг в Ильмене на прошлой седмице, а Света так и подмывало поинтересоваться, попробовал ли уху из оного судака сам Кудесник или только слюнки глотал. Потом старик принялся расспрашивать Света, как тот борется с духом Перуна. Свет поведал о занятиях фехтованием и умолчал о литературных потугах: эта новость могла оказаться оцененной неправильно. Всей Дружине было известно, что из книг Кудесник уважает лишь учебники по волшебным наукам. Более того, злые языки утверждали, будто из оных учебников старик уважает лишь те томики, к коим приложил десницу автор по имени Остромир.
Словоблудие продолжалось почти до самого конца трапезы. Кудесник задавал глупейшие вопросы и с полным вниманием выслушивал глупейшие ответы, которые выдавал ему собеседник. Разумеется, Свет понимал, что разговор этот имеет под собой какую-то логическую основу, но определить ее, как ни старался, не сумел.
И лишь когда подали фруктовые соки (спиртного у Кудесника не водилось), Остромир отослал слуг из трапезной и задал первый серьезный вопрос:
— Скажите-ка мне, брате, что вы думаете по поводу убийства академика Барсука?
Свет понял, что Кудесник, даже не успев получить предварительных выводов от сыскников, пожелал узнать мнение чародея Смороды. Наверное, у него были для этого причины.
— Я участвовал в проявлении спектрограммы на месте убийства, — сказал Свет. — Полное отсутствие всяких следов. В спектре лишь короткий болевой шок. Это означает одно из двух: либо Барсука убил хорошо ему знакомый человек, либо академик попросту не видел убийцу. А вот кучер убийцу точно не видел — это сыску уже известно. На мой взгляд, есть два варианта — преступление совершил либо волшебник, либо человек, прикрытый волшебником. Но колдовство в деле замешано обязательно.
Кудесник почесал белесую бровь:
— А если кучер является сообщником убийцы и покрывает его?
Свет пожал раменами:
— Теоретически это, конечно, возможно, но на практике вряд ли. Тогда бы кучер после убийства скрылся. Ведь они должны были понимать, что с ним наверняка будут работать сыскники. Его же расколют в два счета… Нет, полагаю, кучер полностью чист.
Кудесник размышлял, шевеля губами. Свет смотрел на него и думал, что Остромиру уже не по силам его работа. Вон каким изможденным выглядит лицо старика. Словно он трое суток трудился. Или две седмицы не ел.
— Наверное, вы правы, — проговорил наконец Кудесник. — Должен вам сказать, что его величество весьма озабочен возможными последствиями этого преступления.
Свет кивнул: это было и ежу понятно. Он ждал, что Кудесник даст ему задание подключиться к расследованию убийства. Но нет — Остромир спросил:
— Что там у вас с этой девицей-паломницей?
— Пока ничего определенного сказать не могу. — Свет развел руками. — На лазутчицу она не очень похожа.
— А на мать Ясну?
Свет лишь пожал раменами — врать Остромиру все равно было бессмысленно.
— Активизируйте работу с нею, — сказал Кудесник. — Это очень важно. — Он встал. — Не буду больше вас задерживать. Благодарю за то, что приняли приглашение отобедать со мной. Старику так приятно, когда кто-либо скрашивает его одиночество за столом.
Свет знал, что Остромир неравнодушен к этикету, и тоже рассыпался в благодарностях за приглашение. Попрощались сердечно, за руку.
Когда Свет вышел из трапезной, непонятная суета среди охранников уже завершилась. Все было тихо-мирно — как всегда. Откуда-то появился Всеслав Волк, проводил гостя до кареты.
— Домой, — сказал Свет Петру: сегодня была пятница, день обязательной тренировки.
Он забрался в карету, откинулся на спинку сиденья, недоумевая, для чего же вызывал его Кудесник. Ведь не для того же, чтобы накормить гусем с яблоками. И когда карета въехала на Вечевой мост, все понял.
Остромир попросту прощупывал чародея Светозара Смороду: не он ли является волшебником, замешанным в убийстве академика Ярополка Барсука.
* * *
Забава прибиралась, чувствуя на себе взгляд гостьи. Кукла, едва горничная появилась в светлице, взяла с полки первую попавшуюся — как показалось Забаве — книгу, с ногами забралась в кресло и принялась усиленно делать вид, будто читает. Забава решила покамест не обращать на нее внимания. Она вытирала пыль, переставляла с места на место стулья и пыталась сообразить, как ей приступить к выполнению хозяйского задания. Ничего умного в голову не приходило, и Забава маялась, физически ощущая, как растет в комнате напряжение. А поелику работать в полной тишине она не привыкла, ничего не оставалось, как начать напевать себе под нос.А потом кукла перестала изображать из себя увлеченную читательницу, отложила книгу в сторону и сказала:
— У вас в доме принято убирать комнаты в присутствии гостей?
Вопрос поставил Забаву в тупик. Неужели куклища и в самом деле считает себя гостьей?.. Или это сказано для того, чтобы начать разговор?
«Куклища», похоже, сообразила, что ее вопрос оказался прислуге не под силу. А может, попросту измаялась в одиночестве, и ей очень хотелось поговорить. Во всяком случае, тут же продолжила:
— Странный у вас хозяин!..
— Почему? — спросила Забава.
— Ну как же! — с воодушевлением отозвалась Вера. — Приглашает к себе в дом гостью, а сам никаких знаков внимания ей не оказывает.
Еще вам знаки внимания оказывать, подумала Забава. Но разговор завязался, а такой ответ лишь прервал бы его на неопределенное время. Если не на всегда. И потому Забава сказала:
— Мой хозяин очень занятый человек. Его разные глупости не интересуют.
— Глупости?! — Гостья фыркнула. — А кто он такой, ваш хозяин?
Забаве вдруг показалось, что кукла завязала разговор не просто так. Осторожнее, голубушка, сказала она себе. Как бы вас не превратили в дойную корову! Не лучше ли покамест прикинуться дурочкой?..
— Мой хозяин чародей, — сказала она, пожав раменами.
— Чародей? — Кукла удивилась. — А что это значит? Он волшебник, что ли?
— Волшебник. И очень высокопоставленный.
Кукла потерла лоб. Похоже, ей и в голову не приходило, что она находится во власти волшебника. А может, попросту разыгрывала удивление.
Осторожнее, Забавушка, напомнила себе Забава. Не дайте себя обвести вокруг перста.
Но похоже, вокруг перста кукла ее обводить не собиралась. Она посмотрела на Забаву с сомнением, словно не верила тому, что услышала.
— Этот айсберг, и вдруг волшебник! Мало верится…
Забава не знала, что такое айсберг. Она поняла только, что это вряд ли что-то хорошее, и бросилась защищать своего возлюбленного.
— Сама вы… асбер… Да если хотите знать, он очень хороший! Он меня на работу взял, когда…
Она осеклась, поняв, что едва не наговорила лишнего. Совсем не обязательно этой кукле знать такие вещи.
Кукла смотрела на нее с легкой улыбкой, и были в этой улыбке странная жалость и… понимание, что ли?.. Или покровительство?.. Забава и сама не могла понять, что еще было в этой улыбке. Но вспомнила, что так иногда смотрела на нее мать Заряна. А она, Забава, никогда не знала, как отвечать на такой взгляд — то ли виновато потупить глаза, то ли дерзко вскинуть подбородок. Однако в данном случае не оставалось ничего, кроме как вскинуть подбородок.
Улыбка стерлась с лица куклы. Но и гневная гримаса, как того ждала Забава, не родилась.
— Уж очень он холоден, — сказала кукла осуждающе. — Рядом с ним кажется, что вас замораживают.
— Так он же волшебник! — воскликнула Забава. — Они все такие. Они же не могут вести себя, как обычные люди. Разве вы этого не знаете?
Кукла вздохнула:
— Видите ли… Вам, наверное, не говорили. Дело в том, что я очень многого не помню. Не знаю, что со мной произошло, но…
— Ах вот в чем дело?! — Забава постаралась, чтобы удивление была разыграно как можно правдоподобнее.
И похоже, это удалось. Во всяком случае, во взгляде куклы что-то изменилось.
— Теперь понимаете? — Голос ее зазвучал доверительно. — Я даже не знаю, в этой ли стране я родилась или откуда-то приехала.
— Говорите-то вы по-нашему…
— Зато совершенно не помню своей жизни. Мне даже кажется, что меня величают вовсе не Вера. Что это имя кто-то в мою память вложил. — Кукла растерянно развела руками, помолчала. Потом полюбопытствовала: — Так вы говорите, волшебники все холодные?
— Вообще-то, ходят слухи, будто они холодны потому, что им не нужны женщины. Но я думаю, это ерунда…
Глаза гостьи удивленно распахнулись.
— А их у вас много, волшебников этих?
— Наверное, много.
— Тогда вы правы. Конечно, могут быть отдельные мужчины, не нуждающиеся в женщинах. Но много таких мужчин быть не может.
— Вы и вправду так думаете?
— Конечно. Ведь если мы с вами нуждаемся в них, то и они должны нуждаться в нас.
И столько в гостье было веры в свои слова, что Забава чуть было не ляпнула: «Если бы так…» Но вовремя вспомнила, что она тут не для того, чтобы делиться с неизвестной девицей своей сердечной болью, и с еще большим усердием принялась вытирать давно уже вытертую пыль, размышляя, как бы повернуть разговор на куклу.
Кукла сделала это сама:
— Слушайте, а не может быть так, что меня заколдовал какой-нибудь волшебник? Потому я и не помню ничего.
— Зачем? — Забава удивленно пожала раменами. — Волшебники ничего не делают бесплатно. Так могло быть, если только вы сами попросили его и заплатили деньги.
— В самом деле? — Гостья задумалась. — Слушайте, а может ваш хозяин расколдовать меня?
Забава снова пожала раменами:
— Не знаю. Наверное, может. Он очень справный волшебник. Как это говорят… ква-ли-фи-цированный. А у вас есть чем заплатить?
— Ну деньги-то всегда можно заработать. — Гостья легкомысленно махнула рукой. — Буду ему должна. Расплачусь, когда заработаю.
— А что вы умеете делать?
— Что я умею делать… — Гостья почесала затылок. — А вправду… Что я умею делать?.. Совершенно не помню. — Она помолчала. — Подождите-ка… Ведь если ваш хозяин меня расколдует, то я вспомню, что я умею делать. А если не сумеет расколдовать, то я ему и платить не должна. Логично?