Страница:
Он вошел в келью, неся в руках накрытый покрывалом странный предмет, который, после того как пестун поставил его на стол и снял покрывало, оказался круглой деревянной клеткой — на манер птичьей. Но в этой клетке сидела кошка — правда, не черная, а серая. Она равнодушно оглядела мальчишек сквозь прутья зелеными глазами и, свернувшись в клубочек, замурлыкала.
— Что ж, мальчики мои, — сказал отец Ходыня, — сегодня мы непосредственно приступаем к тому, ради чего вас сюда собрали. Первое, что вам следует себе уяснить — колдовская наука является одним из китов, на которых держится могущество и благополучие любого развитого государства. А потому она требует к себе чрезвычайно серьезного отношения. Обыкновенное мальчишеское любопытство — это не то, на чем зиждется колдовство. — Отец Ходыня строго посмотрел на Репню Бондаря. — Колдовство зиждется на трудолюбии и чувстве ответственности, а чувство ответственности не позволяет воспитаннику совать свой нос туда, до чего он еще не дорос… Бондарь!
Репня встал, виновато глядя на пестуна. Отец Ходыня подошел к полке и взял в руки банку, на которую покушался Репня. Открыл крышку, поднес банку к воспитанникам.
— Любопытные могут посмотреть.
Любопытными оказались все. Заглянул, разумеется, и Свет: интересно ведь. Банка была полна какого-то серебристого порошка.
— Это высушенные цветы папоротника, — сказал пестун. — При неправильном с ними обращении могут свести волшебника-недоучку с ума. — Глаза отца Ходыни сделались холодными и строгими. — Надеюсь, впредь столь легкомысленным образом ваше любопытство проявляться не будет. А воспитанник Бондарь сегодня вечером пять раз перепишет «Правила обращения с колдовскими атрибутами»! Ясно?
— Ясно. — Репня мученически вздохнул.
Вздохнул и Свет: свободного времени у Репни сегодня не будет — «Правила» насчитывали сорок параграфов на четырех страницах. Если потратить на каждую страницу по десять минуточек, переписка займет более трех часов!..
— Это наказание научит вас, Репня, чувству ответственности, — сказал пестун. — А для всех остальных послужит уроком.
Репня сел, уныло посмотрел на Света. Свет изобразил на лице горячее сочувствие и подмигнул наказанному.
— Теперь займемся непосредственно материалом нашего сегодняшнего занятия, — продолжал отец Ходыня. — Прежде чем мы приступим с вами, судари мои ясноглазые, к вопросам, связанным с теорией колдовской науки, я бы хотел, чтобы вы уяснили для себя две вещи. — Он сделал паузу и убедился, что все его слушают. — Вещь первая. Изучение волшебства — это главным образом одиночество. — Он поднял указательный перст десницы. — Вестимо, существуют стандартные заклинания и стандартный набор колдовских атрибутов, но… — Он снова сделал паузу. — Талант каждого из вас сугубо индивидуален. Кому-то Семаргл дал больше, кому-то меньше, и вам самим предстоит определять наилучшие для себя заклинания и атрибуты. К примеру, — он снова обвел воспитанников глазами, — каждый волшебник, хоть и используя стандартные заклинания, по-своему накладывает охранное заклятье на двери помещений. Мощь заклятья, длительность его действия и трудности, с коими столкнется тать, возжелавший проникнуть в заклятые вами двери, зависят от технологии наложения заклятья. На практических занятиях каждому из вас предстоит опытным путем подобрать наиболее подходящую персонально для каждого из вас технологию: ритм заклинания, интонационную окраску, предметную атрибутику… В силу разницы в Талантах то, что найдет для себя Бондарь, окажется малоподходящим для Смороды и наоборот. Поэтому мы и отрываем вас от ваших родителей, поэтому каждый из вас живет отдельно от других воспитанников, поэтому ни один волшебник не заводит собственной семьи. Ясно?
— Ясно! — хором отозвались воспитанники.
— А теперь вторая, еще более важная вещь. Ее я вам продемонстрирую экспериментально. Так будет гораздо нагляднее.
Отец Ходыня подошел к полке, выбрал несколько коробочек, достал из ящика стола ступку и пестик. Бросив в ступку по щепотке каких-то кристалликов из разных коробочек, он принялся растирать содержимое пестиком. Потом достал из стола тонкую свечку на низком подсвечнике и зажег ее. Воспитанники, уже понявшие, что наблюдают некое колдовское действо, во все глаза следили за манипуляциями своего пестуна.
Отец Ходыня простер к клетке с кошкой руки, нараспев произнес непонятные слова. Кошка встала, потянулась, снова замурлыкала, помахивая пушистым хвостом. Отец Ходыня что-то крикнул, вскинул руки к потолку.
И тут шерсть на кошке встала дыбом. Кошка зашипела, потом заорала благим матом и принялась носиться по клетке на манер белки в колесе.
Отец Ходыня взял щепотку порошка из ступки, бросил в пламя свечи. Полыхнул багровый всполох, по келье поплыл вкусный запах.
Свет с шумом перевел дыхание и почувствовал, как его сердце ухнуло куда-то в самый низ живота. И навалился страх, жуткий, душный, беспросветный. Вокруг Света взметнулись в небо толстые колья, забушевал кругом кровавый огонь. И сквозь огонь уставилась на него мерзкая морда какой-то образины. Сердце скакнуло из живота под горло, и он задохнулся от ужаса, закрыл глаза руками, сжался в комок, пытаясь втиснуться в землю. А потом раздался за кольями громоподобный рык…
Все исчезло. Воспитанники с испугом смотрели друг на друга, дрожащие и потные. Отец Ходыня открыл клетку, взял кошку на руки, погладил, почесал за ухом. Кошка успокоилась, улеглась вздыбленная шерсть, поднялся трубой хвост. Пестун посадил кошку назад, в клетку, и прикрыл покрывалом.
Отставив клетку в сторону, он обвел взглядом перепуганных мальчишек, покивал головой.
— То, что я сейчас вам показал, называется «Ночное волшебство». Оно направлено не на пользу, а во вред живым существам. Я специально проделал этот эксперимент, чтобы вы на всю жизнь запомнили, чем может обернуться для других людей — и не токмо людей — ваше творчество. — Он снова обвел взглядом воспитанников. — Собственно говоря, я всего-навсего напугал это животное, а потом дал вам почувствовать, что оно в данный момент ощущает. Однако сам по себе страх может оказаться причиной смерти, и тогда я бы стал убийцей. К счастью, этого не случилось, а то бы я был немедленно дисквалифицирован… Что вы ощутили, Бондарь? — Он посмотрел на Репню.
— Жуть! — только и сумел произнести Репня.
— Вот именно — жуть, — сказал пестун. — А могло быть и хуже. И потому занятия Ночным колдовством категорически запрещены как для отроков, так и для мужей-волшебников. Пойманные на нем немедленно подвергаются наказанию.
— А каково это наказание? — тут же спросил Репня.
— А наказанием является лишение вас Таланта.
— Разве человека можно лишать Таланта? — с сомнением произнес Свет. — Ведь Талант дан ему Семарглом.
Отец Ходыня кивнул:
— Вы правы, мальчик. Однако Талант дается Семарглом для того, чтобы человек использовал его на благо других людей. Пока это все, что вам следует знать и понимать. Итак, я формулирую два основных закона жизни волшебников. — Он опять поднял перст десницы. — Первое. Сила колдуна — в одиночестве. Второе. Ночное колдовство лишает колдуна Таланта. Повторите.
Воспитанники повторили.
И повторяли не один год.
10. Ныне: век 76, лето 2, червень
11. Взгляд в былое: век 75, лето 76, 11 день листопада
— Что ж, мальчики мои, — сказал отец Ходыня, — сегодня мы непосредственно приступаем к тому, ради чего вас сюда собрали. Первое, что вам следует себе уяснить — колдовская наука является одним из китов, на которых держится могущество и благополучие любого развитого государства. А потому она требует к себе чрезвычайно серьезного отношения. Обыкновенное мальчишеское любопытство — это не то, на чем зиждется колдовство. — Отец Ходыня строго посмотрел на Репню Бондаря. — Колдовство зиждется на трудолюбии и чувстве ответственности, а чувство ответственности не позволяет воспитаннику совать свой нос туда, до чего он еще не дорос… Бондарь!
Репня встал, виновато глядя на пестуна. Отец Ходыня подошел к полке и взял в руки банку, на которую покушался Репня. Открыл крышку, поднес банку к воспитанникам.
— Любопытные могут посмотреть.
Любопытными оказались все. Заглянул, разумеется, и Свет: интересно ведь. Банка была полна какого-то серебристого порошка.
— Это высушенные цветы папоротника, — сказал пестун. — При неправильном с ними обращении могут свести волшебника-недоучку с ума. — Глаза отца Ходыни сделались холодными и строгими. — Надеюсь, впредь столь легкомысленным образом ваше любопытство проявляться не будет. А воспитанник Бондарь сегодня вечером пять раз перепишет «Правила обращения с колдовскими атрибутами»! Ясно?
— Ясно. — Репня мученически вздохнул.
Вздохнул и Свет: свободного времени у Репни сегодня не будет — «Правила» насчитывали сорок параграфов на четырех страницах. Если потратить на каждую страницу по десять минуточек, переписка займет более трех часов!..
— Это наказание научит вас, Репня, чувству ответственности, — сказал пестун. — А для всех остальных послужит уроком.
Репня сел, уныло посмотрел на Света. Свет изобразил на лице горячее сочувствие и подмигнул наказанному.
— Теперь займемся непосредственно материалом нашего сегодняшнего занятия, — продолжал отец Ходыня. — Прежде чем мы приступим с вами, судари мои ясноглазые, к вопросам, связанным с теорией колдовской науки, я бы хотел, чтобы вы уяснили для себя две вещи. — Он сделал паузу и убедился, что все его слушают. — Вещь первая. Изучение волшебства — это главным образом одиночество. — Он поднял указательный перст десницы. — Вестимо, существуют стандартные заклинания и стандартный набор колдовских атрибутов, но… — Он снова сделал паузу. — Талант каждого из вас сугубо индивидуален. Кому-то Семаргл дал больше, кому-то меньше, и вам самим предстоит определять наилучшие для себя заклинания и атрибуты. К примеру, — он снова обвел воспитанников глазами, — каждый волшебник, хоть и используя стандартные заклинания, по-своему накладывает охранное заклятье на двери помещений. Мощь заклятья, длительность его действия и трудности, с коими столкнется тать, возжелавший проникнуть в заклятые вами двери, зависят от технологии наложения заклятья. На практических занятиях каждому из вас предстоит опытным путем подобрать наиболее подходящую персонально для каждого из вас технологию: ритм заклинания, интонационную окраску, предметную атрибутику… В силу разницы в Талантах то, что найдет для себя Бондарь, окажется малоподходящим для Смороды и наоборот. Поэтому мы и отрываем вас от ваших родителей, поэтому каждый из вас живет отдельно от других воспитанников, поэтому ни один волшебник не заводит собственной семьи. Ясно?
— Ясно! — хором отозвались воспитанники.
— А теперь вторая, еще более важная вещь. Ее я вам продемонстрирую экспериментально. Так будет гораздо нагляднее.
Отец Ходыня подошел к полке, выбрал несколько коробочек, достал из ящика стола ступку и пестик. Бросив в ступку по щепотке каких-то кристалликов из разных коробочек, он принялся растирать содержимое пестиком. Потом достал из стола тонкую свечку на низком подсвечнике и зажег ее. Воспитанники, уже понявшие, что наблюдают некое колдовское действо, во все глаза следили за манипуляциями своего пестуна.
Отец Ходыня простер к клетке с кошкой руки, нараспев произнес непонятные слова. Кошка встала, потянулась, снова замурлыкала, помахивая пушистым хвостом. Отец Ходыня что-то крикнул, вскинул руки к потолку.
И тут шерсть на кошке встала дыбом. Кошка зашипела, потом заорала благим матом и принялась носиться по клетке на манер белки в колесе.
Отец Ходыня взял щепотку порошка из ступки, бросил в пламя свечи. Полыхнул багровый всполох, по келье поплыл вкусный запах.
Свет с шумом перевел дыхание и почувствовал, как его сердце ухнуло куда-то в самый низ живота. И навалился страх, жуткий, душный, беспросветный. Вокруг Света взметнулись в небо толстые колья, забушевал кругом кровавый огонь. И сквозь огонь уставилась на него мерзкая морда какой-то образины. Сердце скакнуло из живота под горло, и он задохнулся от ужаса, закрыл глаза руками, сжался в комок, пытаясь втиснуться в землю. А потом раздался за кольями громоподобный рык…
Все исчезло. Воспитанники с испугом смотрели друг на друга, дрожащие и потные. Отец Ходыня открыл клетку, взял кошку на руки, погладил, почесал за ухом. Кошка успокоилась, улеглась вздыбленная шерсть, поднялся трубой хвост. Пестун посадил кошку назад, в клетку, и прикрыл покрывалом.
Отставив клетку в сторону, он обвел взглядом перепуганных мальчишек, покивал головой.
— То, что я сейчас вам показал, называется «Ночное волшебство». Оно направлено не на пользу, а во вред живым существам. Я специально проделал этот эксперимент, чтобы вы на всю жизнь запомнили, чем может обернуться для других людей — и не токмо людей — ваше творчество. — Он снова обвел взглядом воспитанников. — Собственно говоря, я всего-навсего напугал это животное, а потом дал вам почувствовать, что оно в данный момент ощущает. Однако сам по себе страх может оказаться причиной смерти, и тогда я бы стал убийцей. К счастью, этого не случилось, а то бы я был немедленно дисквалифицирован… Что вы ощутили, Бондарь? — Он посмотрел на Репню.
— Жуть! — только и сумел произнести Репня.
— Вот именно — жуть, — сказал пестун. — А могло быть и хуже. И потому занятия Ночным колдовством категорически запрещены как для отроков, так и для мужей-волшебников. Пойманные на нем немедленно подвергаются наказанию.
— А каково это наказание? — тут же спросил Репня.
— А наказанием является лишение вас Таланта.
— Разве человека можно лишать Таланта? — с сомнением произнес Свет. — Ведь Талант дан ему Семарглом.
Отец Ходыня кивнул:
— Вы правы, мальчик. Однако Талант дается Семарглом для того, чтобы человек использовал его на благо других людей. Пока это все, что вам следует знать и понимать. Итак, я формулирую два основных закона жизни волшебников. — Он опять поднял перст десницы. — Первое. Сила колдуна — в одиночестве. Второе. Ночное колдовство лишает колдуна Таланта. Повторите.
Воспитанники повторили.
И повторяли не один год.
10. Ныне: век 76, лето 2, червень
Свет появился в Институте нетрадиционных наук без четверти два. Ждать не пришлось ни минуты. Охрана была предупреждена, и стражник тут же проводил чародея к академику Барсуку.
Войдя в кабинет, Свет поздоровался и огляделся. Он уже бывал здесь раньше и потому сразу заметил, что в кабинете произошла перестановка. Нет, рабочий стол Барсука стоял на прежнем месте, у дальней стены. Не сменили своих привычных мест и шкафы, в которых, помимо трудов Барсука, хранились многочисленные документы, необходимые ему в работе. Зато стол для совещаний увеличился в размерах, и за ним сидели отнюдь не сотрудники академика. Впрочем, сотрудники академика — двое молодых людей — в кабинете тоже присутствовали. Они стояли у небольшого демонстрационного столика, который расположился возле шкафов. На столике разместилось странное сооружение: колесо на оси с изогнутой, как ворот у кладезя, ручкой, над колесом на металлических спицах два небольших металлических шарика. Рядом с сооружением, на простенькой деревянной подставке лежала украшенная хохломской росписью шкатулка.
На странное сооружение бросали любопытные взгляды все присутствующие. Во главе стола восседал белогривый и сухой, как жердина, Кудесник Колдовской Дружины Остромир. Хозяин кабинета, академик Ярополк Барсук, маленький и худенький, похожий на бородатого мальчишку, занимал место ошую, а справа от Кудесника утвердился министр безопасности Путята Утренник. Здесь же пребывали читающий какую-то бумагу секретарь Кудесника Всеслав Волк и привычно сверкающий лысиной опекун министерства безопасности от палаты чародеев Буня Лапоть. Остальные были Свету незнакомы, но по их мундирам можно было сделать вывод, что они представляют на совещании различные ведомства министерства ратных дел. Впрочем, никого из воевод не было: по-видимому, обещанные на сегодня чудеса большого интереса у высшего военного руководства еще не вызывали.
Едва Свет сел на свободный стул, Путята Утренник встал:
— Начнем, пожалуй, судари мои… Мы собрались с вами здесь для того, чтобы присутствовать при эксперименте, подготовленном академиком Барсуком. Смею надеяться, что эксперимент этот будет иметь весьма огромное значение. И потому отношение министерства ратных дел к происходящему представляется мне несколько легкомысленным. Впрочем, я надеюсь, что присутствующие на нашем совещании сотрудники министерства сумеют оценить увиденное и доведут информацию до воевод. — Министр безопасности посмотрел строгим взглядом на ратников и повернулся к Барсуку: — Прошу вас, академик!
Поднялся хозяин кабинета:
— Я бы хотел сначала продемонстрировать уважаемым сударям результаты нашей работы, начатой в грудне прошлого лета. Хотел бы также попросить всех присутствующих приберечь вопросы на потом, а покудова выполнять все мои просьбы.
Он сделал знак своему сотруднику. Тот взял со стола хохломскую шкатулку и подал академику.
Барсук повернулся к присутствующим:
— Я хотел бы пояснить сударям ратникам, почему на эту демонстрацию приглашен чародей Сморода. Дело не токмо в том, что он самый сильный в стране щупач и потому работает на министерство безопасности.
Свет слегка удивился — называть себя работником этого государственного органа он бы не стал. Впрочем, академик мог и не знать сути взаимоотношений чародея Смороды с учреждением, возглавляемым Путятой Утренником.
— Дело еще в том, — продолжал Барсук, — что, опосля Кудесника, чародей Сморода — самый сильный в стране волшебник, и потому заклятье, наложенное на любой предмет совместно Кудесником и чародеем Смородой, вряд ли может быть снято кем бы то ни было в приемлемые для нашего эксперимента сроки.
Ратники переглянулись, но предпочли оставить это вступление без комментариев. Лишь один из них кивнул головой.
Академик снял с шуйцы поблескивающий изумрудом перстень, открыл крышку шкатулки и положил украшение внутрь. Затем передал шкатулку одному из своих сотрудников. Тот вернул разукрашенный ящичек на прежнее место, на подставку рядом со странной установкой.
— Поелику судари ратники — не волшебники, я поясняю свои действия. Сейчас я попрошу Кудесника и чародея Смороду наложить на шкатулку охранное заклятье. Перстень я положил туда потому, что заклятье, наложенное на пустую шкатулку, оказывается гораздо более слабым, чем то же заклятье, наложенное на шкатулку, в которой лежит ценная вещь. Волшебникам это хорошо известно.
— Академик совершенно прав, — отозвался Кудесник.
Барсук удовлетворенно потер руки:
— А теперь я прошу Кудесника и чародея Смороду наложить на шкатулку совместное охранное заклятье.
Свет с Кудесником переглянулись, кивнули друг другу. Их ауры, видимые из присутствующих только волшебниками, стали ярче, глаза закрылись, губы шевельнулись.
— Заклятье наложено, — сказал Кудесник.
Барсук снова потер руки:
— Могут ли присутствующие здесь волшебники подтвердить наложение заклятья?
— Подтверждаю, — сказал Всеслав Волк.
— Подтверждаю, — эхом отозвался Буня Лапоть.
— Сколько бы времени потребовалось вам, чтобы снять наложенное заклятье? — спросил Барсук.
Буня и Волк прикрыли глаза, пошевелили губами.
— Думаю, не менее получаса, — сказал Лапоть.
Волк лишь согласно кивнул.
— Судари ратники могут проверить, — сказал Барсук. — Прошу кого-нибудь попытаться достать мой перстень.
Один из представителей министерства ратных дел, рыжебородый и широкоплечий, встал, сделал несколько шагов к демонстрационному столу и вдруг остановился.
— У меня нет ни малейшего желания прикасаться к вашей шкатулке!
Академик слегка улыбнулся:
— И не удивительно… Как известно, действие охранного заклятья в том и заключается, чтобы у незванных гостей пропало всякое желание взять охраняемый предмет или войти в охраняемое помещение.
— Это известно всем и каждому. — Ратник пожал раменами и вернулся за стол.
Барсук снова, на этот раз хитро, улыбнулся.
— А теперь прошу всех присутствующих внимательно следить за происходящим! — Академик сделал знак одному из своих сотрудников.
Тот подошел к странной установке на демонстрационном столике, взялся за ручку и принялся крутить ее. Некоторое время ничего не происходило. Кто-то из ратников, таращивших глаза на крутящего ручку молодого человека, шумно перевел дыхание.
И тут между металлическими шариками с треском проскочила маленькая молния. Свет аж вздрогнул — так велико было напряжение ожидания. И тут же ощутил: охранное заклятье на шкатулке исчезло. Сейчас перстень академика мог бы стать добычей любого татя, стоило бы только выставить шкатулку на улицу. Свет обменялся удивленным взглядом с Кудесником.
— Прошу вас снова попытаться открыть шкатулку, — предложил академик рыжебородому.
Тот скривился, но встал. Сделал по направлению к демонстрационному столику два шага, остановился. Потом решительно подошел, взял шкатулку в руки, достал перстень и передал его академику.
— Что скажут судари чародеи? — поинтересовался Барсук, водворяя перстень на привычное место.
— Заклятье снято! — удивленно воскликнул Буня Лапоть.
— Могли ли снять его Кудесник и чародей Сморода?
— Могли, — сказал Буня. — Но они этого не делали.
— Мы бы заметили, — отозвался Всеслав Волк, глядя в сторону своего начальника.
Кудесник уже справился с удивлением и спокойно смотрел на Барсука, ожидая объяснений. Барсук вновь удовлетворенно потер руки, дал знак своим сотрудникам. Те накрыли установку кожаным футляром и покинули кабинет.
Академик обвел присутствующих довольным взглядом:
— Только что, судари, вы наблюдали действие электроновой машины. Мы обнаружили, что электроновый разряд снимает действие охранных заклятий.
Свет посмотрел на присутствующих. Кудесник и министр безопасности выглядели абсолютно спокойными. Буня Лапоть и секретарь Кудесника были откровенно ошарашены. Буня аж рот разинул. На лицах ратников был нарисован непобедимый и несгибаемый скептицизм.
Рыжебородый вдруг фыркнул:
— Не вижу смысла в применении такой машины. Она слишком велика по размерам, в силу чего для работы лазутчиков практически не пригодна.
— Я бы просил присутствующих воздержаться от скоропалительных выводов, — сказал Барсук. — На первый взгляд наша машина действительно не годится для практического применения. Но… — Он сделал долгую паузу. — Если моя теория о том, что природная молния имеет электроновый характер, верна, то применение электронства может иметь немалое оборонное значение.
— А ведь былины говорят о том, Перун должен поразить Семаргла молнией и Семаргл опосля того потеряет всю свою силу, — сказал вдруг Кудесник. — Это ведь одна из причин, почему он не откликается на чувства Додолы…
— Да, — отозвался Барсук. — А кроме того, науке давно уже известно, что природная молния уничтожает любые заклятья.
— К тому же, — сказал доселе молчавший министр безопасности, — кто даст нам гарантию, что электроновую машину нельзя уменьшить до карманных размеров? Ручное огнестрельное оружие, как известно, поначалу тоже нельзя было спрятать в карман.
Ошарашенный рыжебородый сидел с распахнутым ртом, а Свет вдруг подумал, что это совещание может иметь далеко идущие последствия. И не только для жизни чародея Смороды, но и для судьбы всей страны.
Сам Остромир после эксперимента выглядел спокойным, даже равнодушным. Зато приблизившийся к Свету Всеслав Волк едва сдерживал дрожь в голосе:
— Брате чародей! Кудесник приглашает вас в его карету.
Свету и самому стоило бы после такого приглашения с трудом сдерживать дрожь в голосе — редко кому доводилось удостоиться чести проехаться в служебной карете Кудесника, — но, когда он отдавал распоряжения Петру, в голосе его не звучало ни малейшего намека на возбуждение.
И теперь, сидя напротив Кудесника и его секретаря за плотно задернутыми шторами служебной кареты, Свет не ощущал никакого волнения. Судя по ходившим в последнее время среди волшебников слухам, разговор с Кудесником рано или поздно все равно должен состояться, так почему бы ему не произойти теперь? Света, правда, несколько смущало присутствие Всеслава Волка, но, с другой стороны, не зря же говорят, что у Кудесника нет секретов от своего секретаря! Потому эта должность так и обзывается… Чародею вдруг пришло в голову, что если бы варяги или ляхи сумели каким-либо образом завербовать Всеслава Волка, то ему как лазутчику цены бы не было. Только вот беда — зацепить его нечем. Волк не мздоимец и не тать, а уж насчет бабского племени — на чем ловят немало ратников и светских — и говорить нечего. Впрочем, все равно Кудесник очень быстро бы разоблачил новоявленного лазутчика — пусть Остромир и не столь силен, как Свет, в выявлении злых намерений, зато ему нет равных в обнаружении лжи. Потому он, кстати, и доверяет секретарю как самому себе. Хотя лжеца, прикрытого другим волшебником, думается, не удалось бы разоблачить и Кудеснику — слишком слабы у таких людей изменения в ауре. Иначе Буня Лапоть с Путятой Утренником не стали бы огород городить, сразу поселяя Веру к Свету. Для начала показали бы ее Кудеснику — и, возможно, на этом бы все и завершилось…
Остромир некоторое время сидел, откинувшись на спинку сиденья и прикрыв глаза. Свет понял, что Кудесник обдумывает увиденное. Потом старик вдруг встрепенулся, выпрямился, тряхнул седой гривой и сказал:
— Ну-с, братие мои, что вы можете сказать по поводу показанного нам в кабинете академика? — Он повернулся всем телом к секретарю. — Сначала вы, Всеслав.
Волк задумчиво покусал костяшку перста:
— Полагаю, у министерства безопасности прибавится работы. И министр, судя по его словам, это уже хорошо понял. Организация охраны академика и его сотрудников — лишь начало. Опричь охраны, надо будет выявить всякого, кто мог наблюдать за экспериментами Барсука — вплоть до уборщиц — и позаботиться о том, чтобы вражеские лазутчики не могли войти с ними в контакт. Работа немалая и не слишком привычная: доднесь министерству безопасности больше приходилось заниматься различными направлениями традиционной, волшебной науки, а электронство, как я понимаю, волшебникам не подчиняется. И все же, в связи с тем, что резко увеличивается количество замешанных в деле, министерству безопасности потребуется более активная помощь со стороны Дружины. Хотя то, что нетрадиционной наукой занимаются люди, не владеющие Талантом, значительно облегчает нашу задачу.
Кудесник слушал внимательно, не сводя глаз со своего секретаря. Из этого Свет сделал вывод, что равнодушие главного волшебника княжества было напускным: на самом деле возникшие проблемы его в немалой степени взволновали. Когда Волк закончил, острые глаза Кудесника впились в Света.
— А ваше мнение, чародей?
Карета вдруг остановилась. Свет выглянул в боковое окошечко. Оказывается, они подъехали к пересечению Медведевской и улицы Берегинь — одному из немногих столичных росстаней, которые уже требовали руководства проездом со стороны стражника-регулировщика. Впрочем, стражник быстро разглядел знаки на служебной карете Кудесника.
— Я во всем согласен с чародеем Волком, — сказал Свет, когда экипаж снова тронулся, — но полагаю, что проблемы, которые теперь встанут перед Дружиной, несколько глубже… Жаль, что с нами нет сейчас чародея Лаптя. Министерству безопасности действительно придется менять методы своей работы, но брат Лапоть в первую очередь волшебник… То, что нам продемонстрировал академик Барсук, может в немалой степени затронуть именно волшебников. Конечно, в нынешнем виде продемонстрированная нам машинка практически неприменима, однако по судьбе отдельных технических устройств мы прекрасно знаем, что все они поддаются изменениям и улучшению. В этом преимущество нетрадиционной науки перед волшебством. Разумеется, министерству безопасности придется менять организацию своей работы, но, по-видимому, многое придется менять и в деятельности Колдовской Дружины. На мой взгляд, установка, созданная академиком Барсуком, гораздо опаснее для нас, чем кажется на первый взгляд. Если простой человек сможет снимать охранное заклятье, наложенное даже наиболее высококвалифицированными волшебниками, то такому заклятью будет грош цена. И тогда наши волшебники останутся без изрядной части своей работы.
— Так может, попросту стоит добиться запрета на подобные научные исследования? — сказал Всеслав Волк.
Кудесник молчал, и Свет понял, что тот ждет от него продолжения.
— Добиться запрета на исследования Барсука мы, разумеется, сумеем, — сказал он. — Дружина обладает для этого достаточным общественным весом. Тем паче что волхвоват, как мне кажется, должен нас поддержать… Но история учит, что запретами проблемы не решаются. Разве у нас есть гарантия, что подобными исследованиями не занимаются варяги, ляхи или австро-германцы? А тогда своим запретом мы попросту нанесем удар по обороноспособности собственной страны. Если же на Западе электронством не занимаются, то мы тем более должны активизировать эту работу. Ведь если установка академика Барсука снимает охранное заклятье, то, возможно, подобная установка способна снимать и другие заклятья… Кстати, молния Перуна, насколько я знаю, снимает все волшебные заклятья… И если Барсук прав насчет электронового характера молнии, то такая установка, судари, вполне может быть использована в интересах обороны…
— А вы, пожалуй, правы, — сказал Всеслав Волк. — Я об этом не подумал.
Кудесник по-прежнему безмолвствовал, и Свет продолжил:
— Исходя из вышесказанного, получается, что мы должны не запрещать подобные исследования, а, наоборот, помогать им. А чтобы развитие нетрадиционной науки не преподнесло нам досадных сюрпризов, надо, чтобы ею занимались, помимо дюжинных людей, и волшебники.
Кудесник наконец нарушил свое молчание:
— Но ведь тогда придется менять всю систему подготовки волшебников.
— Конечно! — Свет понял, что заботит Кудесника. — Наши поколения уже вряд ли способны освоить новые знания. Но детей надо учить по-другому. И чем скорее начнем, тем лучше! Нетрадиционная наука, как известно, развивается очень и очень быстро.
— Мы способны ее и попридержать, — сказал Всеслав Волк.
— Нашу — да, — согласился Свет. — Но не забывайте о других странах. Их маги могут не последовать нашему примеру.
Кудесник вновь погрузился в раздумья. Замолчал и его секретарь. А Свет понял, что высказанные им мысли были для Остромира не слишком неожиданными. И не удивился, что, когда его высадили возле Вечевого моста (Кудеснику не надо было переезжать Волхов), Остромир попрощался с ним необычайно тепло.
Свет некоторое время смотрел вслед удаляющейся карете, украшенной эмблемами Колдовской Дружины, потом подозвал ожидающего неподалеку Петра, сел в свой экипаж и хотел было отправиться к площади Первого Поклона. Однако вовремя вспомнил, что теперь свободен от ежедневной проверки заподозренных в лазутчестве паломников.
Войдя в кабинет, Свет поздоровался и огляделся. Он уже бывал здесь раньше и потому сразу заметил, что в кабинете произошла перестановка. Нет, рабочий стол Барсука стоял на прежнем месте, у дальней стены. Не сменили своих привычных мест и шкафы, в которых, помимо трудов Барсука, хранились многочисленные документы, необходимые ему в работе. Зато стол для совещаний увеличился в размерах, и за ним сидели отнюдь не сотрудники академика. Впрочем, сотрудники академика — двое молодых людей — в кабинете тоже присутствовали. Они стояли у небольшого демонстрационного столика, который расположился возле шкафов. На столике разместилось странное сооружение: колесо на оси с изогнутой, как ворот у кладезя, ручкой, над колесом на металлических спицах два небольших металлических шарика. Рядом с сооружением, на простенькой деревянной подставке лежала украшенная хохломской росписью шкатулка.
На странное сооружение бросали любопытные взгляды все присутствующие. Во главе стола восседал белогривый и сухой, как жердина, Кудесник Колдовской Дружины Остромир. Хозяин кабинета, академик Ярополк Барсук, маленький и худенький, похожий на бородатого мальчишку, занимал место ошую, а справа от Кудесника утвердился министр безопасности Путята Утренник. Здесь же пребывали читающий какую-то бумагу секретарь Кудесника Всеслав Волк и привычно сверкающий лысиной опекун министерства безопасности от палаты чародеев Буня Лапоть. Остальные были Свету незнакомы, но по их мундирам можно было сделать вывод, что они представляют на совещании различные ведомства министерства ратных дел. Впрочем, никого из воевод не было: по-видимому, обещанные на сегодня чудеса большого интереса у высшего военного руководства еще не вызывали.
Едва Свет сел на свободный стул, Путята Утренник встал:
— Начнем, пожалуй, судари мои… Мы собрались с вами здесь для того, чтобы присутствовать при эксперименте, подготовленном академиком Барсуком. Смею надеяться, что эксперимент этот будет иметь весьма огромное значение. И потому отношение министерства ратных дел к происходящему представляется мне несколько легкомысленным. Впрочем, я надеюсь, что присутствующие на нашем совещании сотрудники министерства сумеют оценить увиденное и доведут информацию до воевод. — Министр безопасности посмотрел строгим взглядом на ратников и повернулся к Барсуку: — Прошу вас, академик!
Поднялся хозяин кабинета:
— Я бы хотел сначала продемонстрировать уважаемым сударям результаты нашей работы, начатой в грудне прошлого лета. Хотел бы также попросить всех присутствующих приберечь вопросы на потом, а покудова выполнять все мои просьбы.
Он сделал знак своему сотруднику. Тот взял со стола хохломскую шкатулку и подал академику.
Барсук повернулся к присутствующим:
— Я хотел бы пояснить сударям ратникам, почему на эту демонстрацию приглашен чародей Сморода. Дело не токмо в том, что он самый сильный в стране щупач и потому работает на министерство безопасности.
Свет слегка удивился — называть себя работником этого государственного органа он бы не стал. Впрочем, академик мог и не знать сути взаимоотношений чародея Смороды с учреждением, возглавляемым Путятой Утренником.
— Дело еще в том, — продолжал Барсук, — что, опосля Кудесника, чародей Сморода — самый сильный в стране волшебник, и потому заклятье, наложенное на любой предмет совместно Кудесником и чародеем Смородой, вряд ли может быть снято кем бы то ни было в приемлемые для нашего эксперимента сроки.
Ратники переглянулись, но предпочли оставить это вступление без комментариев. Лишь один из них кивнул головой.
Академик снял с шуйцы поблескивающий изумрудом перстень, открыл крышку шкатулки и положил украшение внутрь. Затем передал шкатулку одному из своих сотрудников. Тот вернул разукрашенный ящичек на прежнее место, на подставку рядом со странной установкой.
— Поелику судари ратники — не волшебники, я поясняю свои действия. Сейчас я попрошу Кудесника и чародея Смороду наложить на шкатулку охранное заклятье. Перстень я положил туда потому, что заклятье, наложенное на пустую шкатулку, оказывается гораздо более слабым, чем то же заклятье, наложенное на шкатулку, в которой лежит ценная вещь. Волшебникам это хорошо известно.
— Академик совершенно прав, — отозвался Кудесник.
Барсук удовлетворенно потер руки:
— А теперь я прошу Кудесника и чародея Смороду наложить на шкатулку совместное охранное заклятье.
Свет с Кудесником переглянулись, кивнули друг другу. Их ауры, видимые из присутствующих только волшебниками, стали ярче, глаза закрылись, губы шевельнулись.
— Заклятье наложено, — сказал Кудесник.
Барсук снова потер руки:
— Могут ли присутствующие здесь волшебники подтвердить наложение заклятья?
— Подтверждаю, — сказал Всеслав Волк.
— Подтверждаю, — эхом отозвался Буня Лапоть.
— Сколько бы времени потребовалось вам, чтобы снять наложенное заклятье? — спросил Барсук.
Буня и Волк прикрыли глаза, пошевелили губами.
— Думаю, не менее получаса, — сказал Лапоть.
Волк лишь согласно кивнул.
— Судари ратники могут проверить, — сказал Барсук. — Прошу кого-нибудь попытаться достать мой перстень.
Один из представителей министерства ратных дел, рыжебородый и широкоплечий, встал, сделал несколько шагов к демонстрационному столу и вдруг остановился.
— У меня нет ни малейшего желания прикасаться к вашей шкатулке!
Академик слегка улыбнулся:
— И не удивительно… Как известно, действие охранного заклятья в том и заключается, чтобы у незванных гостей пропало всякое желание взять охраняемый предмет или войти в охраняемое помещение.
— Это известно всем и каждому. — Ратник пожал раменами и вернулся за стол.
Барсук снова, на этот раз хитро, улыбнулся.
— А теперь прошу всех присутствующих внимательно следить за происходящим! — Академик сделал знак одному из своих сотрудников.
Тот подошел к странной установке на демонстрационном столике, взялся за ручку и принялся крутить ее. Некоторое время ничего не происходило. Кто-то из ратников, таращивших глаза на крутящего ручку молодого человека, шумно перевел дыхание.
И тут между металлическими шариками с треском проскочила маленькая молния. Свет аж вздрогнул — так велико было напряжение ожидания. И тут же ощутил: охранное заклятье на шкатулке исчезло. Сейчас перстень академика мог бы стать добычей любого татя, стоило бы только выставить шкатулку на улицу. Свет обменялся удивленным взглядом с Кудесником.
— Прошу вас снова попытаться открыть шкатулку, — предложил академик рыжебородому.
Тот скривился, но встал. Сделал по направлению к демонстрационному столику два шага, остановился. Потом решительно подошел, взял шкатулку в руки, достал перстень и передал его академику.
— Что скажут судари чародеи? — поинтересовался Барсук, водворяя перстень на привычное место.
— Заклятье снято! — удивленно воскликнул Буня Лапоть.
— Могли ли снять его Кудесник и чародей Сморода?
— Могли, — сказал Буня. — Но они этого не делали.
— Мы бы заметили, — отозвался Всеслав Волк, глядя в сторону своего начальника.
Кудесник уже справился с удивлением и спокойно смотрел на Барсука, ожидая объяснений. Барсук вновь удовлетворенно потер руки, дал знак своим сотрудникам. Те накрыли установку кожаным футляром и покинули кабинет.
Академик обвел присутствующих довольным взглядом:
— Только что, судари, вы наблюдали действие электроновой машины. Мы обнаружили, что электроновый разряд снимает действие охранных заклятий.
Свет посмотрел на присутствующих. Кудесник и министр безопасности выглядели абсолютно спокойными. Буня Лапоть и секретарь Кудесника были откровенно ошарашены. Буня аж рот разинул. На лицах ратников был нарисован непобедимый и несгибаемый скептицизм.
Рыжебородый вдруг фыркнул:
— Не вижу смысла в применении такой машины. Она слишком велика по размерам, в силу чего для работы лазутчиков практически не пригодна.
— Я бы просил присутствующих воздержаться от скоропалительных выводов, — сказал Барсук. — На первый взгляд наша машина действительно не годится для практического применения. Но… — Он сделал долгую паузу. — Если моя теория о том, что природная молния имеет электроновый характер, верна, то применение электронства может иметь немалое оборонное значение.
— А ведь былины говорят о том, Перун должен поразить Семаргла молнией и Семаргл опосля того потеряет всю свою силу, — сказал вдруг Кудесник. — Это ведь одна из причин, почему он не откликается на чувства Додолы…
— Да, — отозвался Барсук. — А кроме того, науке давно уже известно, что природная молния уничтожает любые заклятья.
— К тому же, — сказал доселе молчавший министр безопасности, — кто даст нам гарантию, что электроновую машину нельзя уменьшить до карманных размеров? Ручное огнестрельное оружие, как известно, поначалу тоже нельзя было спрятать в карман.
Ошарашенный рыжебородый сидел с распахнутым ртом, а Свет вдруг подумал, что это совещание может иметь далеко идущие последствия. И не только для жизни чародея Смороды, но и для судьбы всей страны.
* * *
Из Института нетрадиционных наук Свет возвращался в служебной карете Кудесника.Сам Остромир после эксперимента выглядел спокойным, даже равнодушным. Зато приблизившийся к Свету Всеслав Волк едва сдерживал дрожь в голосе:
— Брате чародей! Кудесник приглашает вас в его карету.
Свету и самому стоило бы после такого приглашения с трудом сдерживать дрожь в голосе — редко кому доводилось удостоиться чести проехаться в служебной карете Кудесника, — но, когда он отдавал распоряжения Петру, в голосе его не звучало ни малейшего намека на возбуждение.
И теперь, сидя напротив Кудесника и его секретаря за плотно задернутыми шторами служебной кареты, Свет не ощущал никакого волнения. Судя по ходившим в последнее время среди волшебников слухам, разговор с Кудесником рано или поздно все равно должен состояться, так почему бы ему не произойти теперь? Света, правда, несколько смущало присутствие Всеслава Волка, но, с другой стороны, не зря же говорят, что у Кудесника нет секретов от своего секретаря! Потому эта должность так и обзывается… Чародею вдруг пришло в голову, что если бы варяги или ляхи сумели каким-либо образом завербовать Всеслава Волка, то ему как лазутчику цены бы не было. Только вот беда — зацепить его нечем. Волк не мздоимец и не тать, а уж насчет бабского племени — на чем ловят немало ратников и светских — и говорить нечего. Впрочем, все равно Кудесник очень быстро бы разоблачил новоявленного лазутчика — пусть Остромир и не столь силен, как Свет, в выявлении злых намерений, зато ему нет равных в обнаружении лжи. Потому он, кстати, и доверяет секретарю как самому себе. Хотя лжеца, прикрытого другим волшебником, думается, не удалось бы разоблачить и Кудеснику — слишком слабы у таких людей изменения в ауре. Иначе Буня Лапоть с Путятой Утренником не стали бы огород городить, сразу поселяя Веру к Свету. Для начала показали бы ее Кудеснику — и, возможно, на этом бы все и завершилось…
Остромир некоторое время сидел, откинувшись на спинку сиденья и прикрыв глаза. Свет понял, что Кудесник обдумывает увиденное. Потом старик вдруг встрепенулся, выпрямился, тряхнул седой гривой и сказал:
— Ну-с, братие мои, что вы можете сказать по поводу показанного нам в кабинете академика? — Он повернулся всем телом к секретарю. — Сначала вы, Всеслав.
Волк задумчиво покусал костяшку перста:
— Полагаю, у министерства безопасности прибавится работы. И министр, судя по его словам, это уже хорошо понял. Организация охраны академика и его сотрудников — лишь начало. Опричь охраны, надо будет выявить всякого, кто мог наблюдать за экспериментами Барсука — вплоть до уборщиц — и позаботиться о том, чтобы вражеские лазутчики не могли войти с ними в контакт. Работа немалая и не слишком привычная: доднесь министерству безопасности больше приходилось заниматься различными направлениями традиционной, волшебной науки, а электронство, как я понимаю, волшебникам не подчиняется. И все же, в связи с тем, что резко увеличивается количество замешанных в деле, министерству безопасности потребуется более активная помощь со стороны Дружины. Хотя то, что нетрадиционной наукой занимаются люди, не владеющие Талантом, значительно облегчает нашу задачу.
Кудесник слушал внимательно, не сводя глаз со своего секретаря. Из этого Свет сделал вывод, что равнодушие главного волшебника княжества было напускным: на самом деле возникшие проблемы его в немалой степени взволновали. Когда Волк закончил, острые глаза Кудесника впились в Света.
— А ваше мнение, чародей?
Карета вдруг остановилась. Свет выглянул в боковое окошечко. Оказывается, они подъехали к пересечению Медведевской и улицы Берегинь — одному из немногих столичных росстаней, которые уже требовали руководства проездом со стороны стражника-регулировщика. Впрочем, стражник быстро разглядел знаки на служебной карете Кудесника.
— Я во всем согласен с чародеем Волком, — сказал Свет, когда экипаж снова тронулся, — но полагаю, что проблемы, которые теперь встанут перед Дружиной, несколько глубже… Жаль, что с нами нет сейчас чародея Лаптя. Министерству безопасности действительно придется менять методы своей работы, но брат Лапоть в первую очередь волшебник… То, что нам продемонстрировал академик Барсук, может в немалой степени затронуть именно волшебников. Конечно, в нынешнем виде продемонстрированная нам машинка практически неприменима, однако по судьбе отдельных технических устройств мы прекрасно знаем, что все они поддаются изменениям и улучшению. В этом преимущество нетрадиционной науки перед волшебством. Разумеется, министерству безопасности придется менять организацию своей работы, но, по-видимому, многое придется менять и в деятельности Колдовской Дружины. На мой взгляд, установка, созданная академиком Барсуком, гораздо опаснее для нас, чем кажется на первый взгляд. Если простой человек сможет снимать охранное заклятье, наложенное даже наиболее высококвалифицированными волшебниками, то такому заклятью будет грош цена. И тогда наши волшебники останутся без изрядной части своей работы.
— Так может, попросту стоит добиться запрета на подобные научные исследования? — сказал Всеслав Волк.
Кудесник молчал, и Свет понял, что тот ждет от него продолжения.
— Добиться запрета на исследования Барсука мы, разумеется, сумеем, — сказал он. — Дружина обладает для этого достаточным общественным весом. Тем паче что волхвоват, как мне кажется, должен нас поддержать… Но история учит, что запретами проблемы не решаются. Разве у нас есть гарантия, что подобными исследованиями не занимаются варяги, ляхи или австро-германцы? А тогда своим запретом мы попросту нанесем удар по обороноспособности собственной страны. Если же на Западе электронством не занимаются, то мы тем более должны активизировать эту работу. Ведь если установка академика Барсука снимает охранное заклятье, то, возможно, подобная установка способна снимать и другие заклятья… Кстати, молния Перуна, насколько я знаю, снимает все волшебные заклятья… И если Барсук прав насчет электронового характера молнии, то такая установка, судари, вполне может быть использована в интересах обороны…
— А вы, пожалуй, правы, — сказал Всеслав Волк. — Я об этом не подумал.
Кудесник по-прежнему безмолвствовал, и Свет продолжил:
— Исходя из вышесказанного, получается, что мы должны не запрещать подобные исследования, а, наоборот, помогать им. А чтобы развитие нетрадиционной науки не преподнесло нам досадных сюрпризов, надо, чтобы ею занимались, помимо дюжинных людей, и волшебники.
Кудесник наконец нарушил свое молчание:
— Но ведь тогда придется менять всю систему подготовки волшебников.
— Конечно! — Свет понял, что заботит Кудесника. — Наши поколения уже вряд ли способны освоить новые знания. Но детей надо учить по-другому. И чем скорее начнем, тем лучше! Нетрадиционная наука, как известно, развивается очень и очень быстро.
— Мы способны ее и попридержать, — сказал Всеслав Волк.
— Нашу — да, — согласился Свет. — Но не забывайте о других странах. Их маги могут не последовать нашему примеру.
Кудесник вновь погрузился в раздумья. Замолчал и его секретарь. А Свет понял, что высказанные им мысли были для Остромира не слишком неожиданными. И не удивился, что, когда его высадили возле Вечевого моста (Кудеснику не надо было переезжать Волхов), Остромир попрощался с ним необычайно тепло.
Свет некоторое время смотрел вслед удаляющейся карете, украшенной эмблемами Колдовской Дружины, потом подозвал ожидающего неподалеку Петра, сел в свой экипаж и хотел было отправиться к площади Первого Поклона. Однако вовремя вспомнил, что теперь свободен от ежедневной проверки заподозренных в лазутчестве паломников.
11. Взгляд в былое: век 75, лето 76, 11 день листопада
О том, что ныне ему предстоит испытание Додолой, Свет узнал перед утренней трапезой. Новость эта взволновала его так, что он с трудом заставил себя поесть. В голову лезли мысли о неудаче, о неизбежном изгнании из школы. Если бы знать хоть, что оно из себя представляет, это испытание!.. К чему подобная таинственность?
Отец Ходыня, разумеется, заметил состояние воспитанника. Подошел, потрепал по плечу:
— Не волнуйтесь, мой мальчик! Все будет в полном порядке. — Он строго посмотрел на тарелку с едва тронутым омлетом. — А вот голодовка может вам токмо помешать. — Строгость с лица пестуна исчезла, оно стало спокойным и доброжелательным.
Отец Ходыня, разумеется, заметил состояние воспитанника. Подошел, потрепал по плечу:
— Не волнуйтесь, мой мальчик! Все будет в полном порядке. — Он строго посмотрел на тарелку с едва тронутым омлетом. — А вот голодовка может вам токмо помешать. — Строгость с лица пестуна исчезла, оно стало спокойным и доброжелательным.