— Ты говоришь это только из-за ненависти к нему!
   — Я это говорю, основываясь на достоверных фактах! — он сжал губы и постарался успокоиться, — Хорошо, если у нас с тобой пошла такая беседа, я постараюсь тебе кое-что объяснить.
   — Надеюсь, ты будешь объективным и непредвзятым.
   Хоттабыч пропустил последние слова дочери мимо ушей.
   — Закон о приватизации нужен вовсе не твоему Пантову, а местным олигархам, которые дают деньги на его избирательную компанию и поддерживают предпринимательскую фракцию в думе. А в думу на новый срок Михаилу Петровичу ох, как нужно попасть! Потому что уголовных грешков за ним — великое множество. Сутенерство, контрабанда, подтасовка избирательных бюллетеней…
   — Я не верю ни одному твоему слову. Впрочем, — после недолгой паузы, тяжело вздохнула она, — это не твои слова. Это слова Агейко!
   — Ты слепа, дочь! — развел руки спикер, — Делай, как знаешь. Только не забывай, что у тебя ещё есть Филька.
   Он вышел из кухни. Эдита, закрыв лицо ладонями, громко разрыдалась. Она не понимала, кто её обманывает — отец или Пантов. Но то, что ей кто-то лжет, она догадывалась.

7

   «Я ведь тебя, сука, все равно бы нашел. Даже если бы ты удрал не во французский легион, а в какой-нибудь африканский» — вспомнил Бобан слова боевого товарища, когда Евнух открыл дверцу его машины. Что мог ему ответить Борис Бобин? Что, завербовавшись, искал смерти? Он лишь положил руки на руль и опустил на них голову.
   … На утро он понял — умирает. Ему становилось все хуже и хуже. Но заставляя себя не обращать внимания на боль, он даже обрадовался тому, что все мучения вот-вот останутся позади. Он надолго терял сознание и приходил в себя минут на десять. Пытался приподнять голову и оглядеться, но снова проваливался в темноту. Последнее, что он запомнил — два человека взяли его за ноги, стащили на носилки и бросили в машину. А в сознание он пришел только через трое суток и увидел не закопченные своды полевой палатки, а возмутительно белый потолок.
   — Мы тебя все же выцарапали у той, что с косой, — улыбнулся ему сержант, командир подразделения, — Теперь выздоравливай — и в строй.
   Но когда он окончательно оклемался и приехал в расположение батальона, его вызвали в штаб и спросили: «Хотите продолжить службу?» «Нет, наслужился. Спасибо за все». Ему безропотно отдали вещи, паспорт и триста сорок долларов, которые набежали, пока он валялся на госпитальной койке.
   Он вышел за ворота части и задумался: каким путем возвращаться в Россию? И возвращаться ли? Решил заглянуть в Польшу. Может быть там найдется, какая-нибудь работенка? Он был согласен подработать даже вышибалой в каком-нибудь кабачке, или слесарем в автомастерской.
   До Праги он ехал зайцем. Пару раз его ссаживали с электропоездов, но он залезал обратно. От чешской столицы до Варшавы тоже добирался на перекладных: прятался от проводников, умолял, уговаривал, но доехал. То ли его вид вызывал жалость, то ли среди чехов остались ещё добрые люди, забывшие об оккупации советскими войсками их страны, но в одно прекрасное утро Борис Бобин оказался в Варшаве. Но не повезло — угодил в лапы полицейских. У него до сих пор не было зарубежного паспорта.
   Трое суток он измерял шагами пустоту одиночной камеры, а когда его освободили, довезли до автобусной станции, отдали только сорок долларов, которых и хватило на билет до Бреста. Два месяца он отработал кочегаром в Минске и, поднакопив денег на билет, решил отправиться в родной город.
   Со своим одноклассником Вовкой Неароновым он встретился случайно, и тот, с завистью оглядев мускулистую фигуру, Борьки Бобина, предложил ему работу в качестве телохранителя у депутата Пантова. О том, что ему пришлось пережить за последний год бывший воин-десантник и французский легионер не рассказывал никому.
   И вот неожиданная встреча с Евнухом.
   Он приподнял голову и посмотрел в глаза бывшему товарищу:
   — Что ты хочешь от меня? Ну, убей…
   — Нет, друг, смерть — самый легкий выход из положения. Месть должна быть равноценной.
   — Я же хотел, чтобы ты жить остался…
   — А мне показалось, что ты спасал свою шкуру.
   — Думай, как знаешь.
   — Тогда нам нужно встретиться где-нибудь в укромном местечке и поговорить. С чувством, с толком, с расстановкой.
   То, что Бобан выглядел физически крепче и сильнее Евнуха, было неоспоримым фактом. Но то, что Евнух славился своей быстрой смекалкой и аналитическим умом, знал каждый боец в их разведывательной роте. «Конечно, предполагал Бобан, Евнух не будет с ним состязаться в силе, а непременно придумает что-нибудь, от чего кровь может застыть в жилах даже у него, многое повидавшего за свою недолгую жизнь, Борьки Бобина. Но он не хотел выглядеть трусом. К тому же свой ход он уже сделал.
   — Говори, где и когда? — ответил он.
   — Я тебе позвоню. Надеюсь, что ты не собираешься завтра же увольняться с такой выгодной работы?
   Он хлопнул ладонью по его руке, как они всегда делали перед операцией в Чечне.
   — Не мели глупостей. Страшнее того, что с нами произошло, уже не будет.
   — Страшнее того, что произошло со мной, — поправил Евнух и, как будто боясь обжечься отдернул руку от Бобана, — Пока ты своим концом расписывался с Кляксой в доме отдыха, я мочился через трубочку и сгорал от жажды мести.
   Он с силой захлопнул дверцу машины, показывая, что разговор закончен, но тут же снова повернулся к нему:
   — И вот ещё что. Прошу тебя не как бывшего друга, а как человека: оставь Кляксу в покое. И ты, и твой начальник. Ей не нужны больше его букеты.
   — Хорошо, — кивнул головой Бобан. — Я больше не приеду.

ЗАСЕДАНИЕ 8. ГОЛОСОВАНИЕ

1

   Денис Карлович Бурмистров в недоумении повертел в руках конверт с пятью сургучовыми печатями. На лицевой стороне отправления был изображен малыш с несколькими надувными шариками и сделана типографская надпись: «Поздравляем с днем рождения». В нижнем уголке конверта, где обычно указывается обратный адресат, синел прямоугольный штамп фирмы — отправителя — «Заказные услуги». Еще один штамп «Заказное», который стоял на самом верху, показался Денису Карловичу слишком огромным и зловещим.
   Банкир достал из кармана коробочку с золотой ковырялкой и, заметно волнуясь, через несколько секунд запустил её в ухо. «Странно, — подумал он, — очень странно. Сургуч, которым почтовые работники давно уже не пользуются. Нелепое поздравление, и абсурдное название фирмы, о которой он не имел никакого представления. Да и почему секретарь сама не вскрыла письмо, как это всегда делалось при получении банковской корреспонденции, а принесла его нераспечатанным сразу ему?»
   — Откуда это, Настя? — поднял глаза Денис Карлович на секретаря.
   — Принес посыльный. Дождался, чтобы я его зарегистрировала, как заказное, и попросил, не распечатывая, вручить лично вам в руки.
   — А как выглядел этот посыльный?
   — Обыкновенный мальчишка-подросток, которые обычно в дни летних каникул подрабатывают на почте. Да он не первый раз доставляет к нам заказную корреспонденцию.
   Словно боясь обжечься, банкир бросил конверт на стол и, ещё раз взглянув на надпись «Заказное», попросил:
   — Откройте, Настя.
   Девушка, чуть уловимо дернув губами, принялась надламывать печати.
   «Заказное, заказное… — крутилось в голове у Бурмистрова, — Не с черным ли умыслом был поставлен этот штамп? Уж он-то, бывший авторитет и нынешний председатель правления банка „Интерресурс“ знал, что скрывается за этим словом. Только за последний год в стране были „заказаны“ несколько банкиров. Президент нефтяного коммерческого банка вместе со своим телохранителем — расстрелян на загородной даче. Управляющий технического банка — в подъезде собственного дома. Председатель правления банка „Русь“ отравлен в столовой. Президент стройбанка подорвался, когда, усевшись в свой автомобиль, отдал приказ водителю трогаться. Труп ещё одного банкира обнаружили в лифте… Получали ли они перед смертью подобные конверты?
   Девушка, вынув тонкий листок и пробежав по нему глазами, улыбнулась:
   — Это не нам. Видимо, ошиблись адресом.
   Но её слова не произвели на Бурмистрова никакого утешительного воздействия.
   — Что там? — даже привстал он.
   — Какого-то Леонида Докучаева поздравляют с днем рождения и просят, чтобы он никогда не забывал о старых друзьях.
   Денис Карлович, выронив из руки ковырялку, медленно опустился в кресло.
   — Вы свободны, Настя.
   — А письмо вернуть обратно на почту?
   — Не стоит. Это чья-то шутка. Оставьте его пока у меня.
   Когда девушка вышла, он откинулся на спинку и закрыл глаза.
   И все-таки они его вычислили. Конечно, теперь его мало интересовал вопрос о том, кто и за какую цену мог продать уголовному миру информацию о добром здравии и коммерческом процветании Докучая. Но ни бывший карманник Анисим, ни совладелец туристической фирмы рэкетир Мороз, ни бывший фарцовщик Марк никогда бы не посмели самостоятельно выйти на авторитетов и рассказать об обмане. О том, как съезжались со всех концов страны хоронить в закрытом гробу не обезображенного до неузнаваемости Леньку Докучая, а совсем неизвестное тело какого-то лихача-любителя. Впрочем, тот же разорившийся на компьютерной торговле Анисим, или Марк, получивший самую маленькую долю капитала, могли за приличный куш сообщить о Докучае-банкире кому-нибудь из третьих лиц. Кому? Кто этот третий? Почему он не захотел шантажировать самого Бурмистрова, а ни с того ни с сего накапал авторитетам? Значит этот человек или обладает несметным богатством и за что-то пытается отомстить Денису Карловичу, или чересчур идейный, с большим самомнением о себе. Богаче себя Бурмистров в этой области никого не видел. А из идейных, как ему казалось, он знал лишь одного человека — журналиста Агейко. И если к газетчику попали материалы о прошлом банкира, то он, несомненно бы придумал, какой ход им дать. Не спроста же бывший мент напрашивался на интервью, в котором Денис Карлович ему отказал.
   Но не о мести теперь нужно было думать, а о том, как не стать «заказанным» и побыстрее уносить ноги.
   Он взял конверт и снова вынул из него сложенный вдвое листок.
   «Милый наш друг Леха Докучай! От всего сердца поздравляем тебя с днем рождения. Мы очень рады этому событию, надеемся в самое ближайшее время увидеться с тобой и по душам покалякать о былых деньках. Ах, хитрец, как же ты нас растрогал, а потом и насмешил своей выдумкой — вот уж нахохочемся при встрече! А пока, наш вновь новорожденный, береги себя и не делай глупостей. Помни: мы всегда рядом с тобой. Группа товарищей».
   Надо срочно что-то предпринимать.
   Он нажал на кнопку селектора и попросил секретаря принести ему точный баланс денежных средств. Затем переключился и пригласил в кабинет начальника охраны. Тут же в дверь постучали и в комнату вошел пожилой мужчина. Это был бывший подполковник, начальник одного из отделов федеральной службы разведки.
   — Вызывали, Денис Карлович?
   — Мне кажется, что нужно усилить службу охраны и увеличить число моих телохранителей, — без всяких вступлений, сказал Бурмистров.
   — Есть на то основания? — разведчик внимательно посмотрел в глаза своему боссу.
   — У банкиров они всегда есть. Разве вы не читаете газет? Что ни день — то убийство.
   — Извините, но мне нужно точно знать, кому вы насолили и началась ли за вами охота?
   Бурмистров посмотрел на пустую коробочку, где должна была храниться ковырялка, и, не обнаружив её на месте, потянулся к уху пальцем: ну разве расскажешь даже собственному начальнику охраны, что насолил он не кому-нибудь из конкурентов по банковскому бизнесу, а бывшим друзьям-авторитетам.
   Он, Бурмистров, как никто другой из крупных предпринимателей, ясно представлял масштабы криминального бизнеса и знал, что жизнь любого делового человека всегда находится в опасности. В то же время, хотя и пользовался услугами охраны, но придерживался мнения, что как раз его жизни, угрожать ничто не может. При этом, исходя из личной практики, знал: если захотят убить — то убьют непременно. А многочисленный штат охранников содержал, только лишь отдавая дань сложившейся в бизнес-кругах моде.
   Но неожиданное письмо со скрытыми угрозами о скорой расправе, заставило его забыть о фатальности и собственном мнении. Нет, конечно же, о своем лихом прошлом, он не станет рассказывать не то чтобы начальнику охраны, а даже родной матери.
   — Так вы уверены, что за вами началась охота? — переспросил подполковник.
   — Мне подкинули письмо от воров в законе, которые требуют, чтобы я с ними делился. Иначе…
   — А вы мне его можете показать?
   — Нет. Я сжег его в порыве гнева.
   — Это плохо, — вынес заключение начальник охраны, — По крайней мере по тексту можно было догадаться, в какой стадии находится покушение на вас.
   — Не понял? — поднял испуганные глаза Бурмистров.
   — Вы человек умный, поэтому не буду от вас скрывать: предотвратить убийство, когда киллер уже «в работе», очень сложно. Если замысел находится в ранней и даже средней стадии, то нужна всего лишь профилактика. Но когда приказ получен и остается только нажать на спусковой крючок пистолета или снайперской винтовки…
   — Вы меня очень утешили, — выдохнул Бурмистров и, вспомнив фразу «Надеемся в самое ближайшее время увидеться с тобой и по душам покалякать о былых деньках», добавил, — Но мне кажется разговор в письме шел не об убийстве, а о похищении.
   — Это уже легче. Недельки на две, пока не выясним, кто ведет на вас охоту, вам придется лечь в убежище.
   — А как же дела, работа? Руководство области не правильно поймет мое отсутствие.
   — Вам что дороже, жизнь или дела?
   — Тогда я предпочел бы найти убежище за границей. По крайне мере можно будет оправдаться — улетел за новыми кредитами.
   — Вот куда бы я вам не советовал ехать, так это за границу. Там вас найдут в два счета.
   Бурмистров не стал требовать объяснений. Он ещё помнил, что за рубежом отлично поставлен компьютерный учет прибывших и не слишком скрывается информация о конкретном местонахождении человека. За месяц перед своей «смертью» они с Морозом летали в Германию, где укрылся «богатенький Буратино» — торговец нефтепродуктами, не пожелавший платить налоги их группировке. Через своего человека в посольстве они определили не только страну, но и гостиницу, где поселился «нефтяник». Остальное было делом техники, и через неделю они вернулись в Россию с забитым до отказа долларами чемоданчиком.
   Правда, был и другой, нелегальный путь перехода через границы. Но Бурмистров решил пока послушаться совета своего охранника, а «нелегалку» использовать в случае самой крайней необходимости. Тогда, когда придет срок совсем и навсегда убираться из страны. Но для этого нужно было перевести все собственные накопления на зарубежные счета.
   — Может быть мне отправиться в отпуск, с удочкой на берег тихой речки? — спросил он.
   — Вы меня правильно поняли. Я позабочусь и об этом, и о том, чтобы охрана на эти дни была усилена. А пока не отлучайтесь никуда из здания банка без моего разрешения.
   Когда секретарь положила перед ним балансовый отчет, Бурмистров дал новое распоряжение.
   — Настенька, сию минуту найдите мне Пьера Кантону. Пусть со мной свяжется…
   Только сейчас он вспомнил о французе, который как-то на досуге рассказывал ему об одном теневом российском коммерсанте, который решил оплатить покупку банка в Монако, выложив пятьсот миллионов франков наличными. А почему бы ему, Бурмистрову, не стать партнером Кантоны? Он не претендует на многое. Пусть Пьер в случае успеха при приватизации сам командует и распоряжается водными объектами и ресурсами, а он, вложив свою часть средств, тоже станет совладельцем и будет получать небольшую долю доходов. Ведь у него, Лехи Докучая, хватит денег купить не один, а два банка. А уж на пай для приобретения водообъектов хватит тем более. Ну, а если Кантона не согласиться, то можно снова поменять фамилию и спокойно жить за рубежом опять же на проценты от банковских вкладов.
   Он не спеша перелистал балансовый отчет, несколько раз ткнул пальцем в кнопки калькулятора и впервые за весь день улыбнулся: даже процентов, на которые он будет жить в цивилизованной стране, хватит не только на питание, но и на дорогие забавы до конца жизни.
   Но улыбка мгновенно исчезла, когда он снова задался вопросом: так кто же на него накапал?

2

   Пьера Кантону разбудил телефонный звонок. Но он не стал скидывать с себя одеяло и подниматься к аппарату. Он лишь повернулся на бок и теперь смотрел на спящую рядом с ним Кляксу. «Надо же, — подумал он, — назначил свидание одной, а пришла совершенно другая, Та, которую совсем не ожидал больше увидеть. В этой непонятной России — не все как у людей».
   Кантона нежно подул на черную челку Кляксы, но девушка лишь поморщилась и натянула на голову одеяло.
   От выпитого накануне вечером шампанского, Кантону немного поташнивало. Когда телефонные трели смолкли, он снова зарылся лицом в подушку, заставляя себя поспать ещё хотя бы часок. По опыту он знал, что только крепкий сон может вылечить и избавить его от похмелья. Но уснуть ему так и не удавалось. В памяти всплывал вчерашний день.
   Когда в парке, где они договаривались встретиться с Леночкой Пряхиной, в назначенный час появилась Светка Марутаева, француз подумал, что это всего лишь обыкновенное стечение обстоятельств. Он даже стал крутить головой и озираться: не направляется ли с другой аллеи помощница депутата. Кантона даже на миг представил, как симпатичные девушки, каждая из которых ему по своему нравится, возьмут с двух сторон его под руки, и все вместе они будут гулять по парку. А вдруг случится совсем наоборот: две соперницы начнут выяснять отношения друг с другом и, чего доброго, драться и царапаться. Ему даже стало неловко. Но, к его удовольствию, чуда не произошло. Светка приблизилась к нему и как ни в чем не бывало произнесла:
   — А Леночка не придет. Я — вместо нее. Это наш сюрприз для тебя.
   Кантона не знал, как себя вести в таких случаях. Но выручила Клякса — взяла его под руку и увлекала в глубь парка.
   — Мы с Ленкой — давние подруги. И пока я ездила домой к родителям, наказала ей, чтобы она не оставляла тебя без присмотра. А ты, я вижу, даже успел в неё влюбиться. Так, Пьер?
   — Нет-нет, — изобразил Кантона на лице вымученную улыбку и стал оправдываться, — Мне было интересно с Еленой. Мы говорили на французском. Она помогала мне на презентации. Я и не знал, что вы с ней подруги. Ведь познакомились мы совсем случайно…
   Клякса остановилась и строго заглянула ему в глаза.
   — Может быть, ты от меня что-то скрываешь? Сознавайся, что между вами было?
   — Нет, ничего не было. Абсолютно ничего! У тебя очень деликатная подруга.
   Клякса дружески улыбнулась:
   — Я знала, что тебе будет с ней интересно. Так, куда мы пойдем? В кафе? Боже мой, как я хочу шампанского!
   — У меня в номере — «Мадам Клико». — Сказал Кантона.
   — Кто такая Клико — твоя жена? Но ведь ты говорил, что холостяк? — Клякса в одно мгновение оттолкнула от себя француза.
   Пьер засмеялся:
   — «Мадам Клико» — это сорт лучшего французского шампанского.
   Светка снова взяла его под руку и недовольно хмыкнула:
   — Черт, навыдумывают же! Шампанское — мадам Клико!
   — Но у вас же есть водка Горбачев, Распутин, Калашников. Я слышал, что даже с названием «Сталин» появилась…
   — Как хочется попробовать эту Клико! — Светка, вцепившись в рукав Пьера, и чуть ли не силком тащила его к выходу из парка.
   …Телефон звонил почти каждые пять минут.
   — Ну сними же ты эту проклятую трубку! — морщась от занудливых гудков, попросила Клякса.
   Он рывком скинул ноги с постели и, не стесняясь своей наготы, подошел к журнальному столику.
   — Алло?
   — Господин Кантона? С вами хотел бы переговорить Денис Карлович Бурмистров. Секундочку, я вас переводу.
   — Пьер? Я ищу тебя полдня, даже грешным делом стал думать, что ты сбежал в свою Францию.
   Кантоне показалось, что банкир чем-то сильно взволнован.
   — А что случилось, Денис? Опять забастовка? Или в очередной раз в думе отвергли закон о приватизации?
   — Да нет, — успокоил Бурмистров, — Здесь как раз все без движения. У меня к тебе личный и заинтересованный разговор. Где мы можем вечером встретиться?
   Кантона посмотрел на Кляксу и вспомнил о позднем ночном звонке Пантова.
   — Михаил Петрович Пантов приглашал меня в ресторан. Мы хотели поговорить о дальнейшем ходе избирательной компании.
   — В каком ресторане вы договорились встретиться?
   — В «Золотом Роге».
   — Хорошо. Тогда я подскочу к закрытию. Ты в состоянии подпития сможешь хотя бы немного соображать? — в трубке послышался натянутый смех Бурмистрова.
   Кантона, подумав о спиртном, сморщился.
   — Не говори мне о выпивке, Денис. Я, кажется, вчера перебрал лишнего и меня до сих пор мутит.
   — Но у нас в России просто так в рестораны не ходят.
   — Я закажу двести граммов пива.
   — Ну тогда обязательно дождись меня. Очень важный для нас обоих деловой разговор. Очень…
   Он положил трубку и с восхищением посмотрел на Кляксу. Полуобнаженная, до пояса прикрывшись одеялом, она сидела на постели и расчесывала свои длинные черные волосы. Он запрыгнул в кровать, обнял её за плечи и поцеловал в спину.
   — Ты как себя чувствуешь, девочка?
   — Ты говорил про двести граммов пива…
   — А до вечера не потерпишь?
   — Я хочу пива, — требовательно сказала она.
   Ему не хотелось одеваться и спускаться в бар. Но ему очень хотелось, чтобы она не покидала его.
   — Тогда подписываем договор, — сказал он, — Я одеваюсь и иду за пивом…
   — А я сопровождаю тебя вечером в ресторан?
   — Как ты догадалась?
   — Там будет депутат Пантов?
   — Да.
   — Мне бы очень не хотелось с ним встречаться.
   — Вы знакомы?
   — Он пытался ухаживать за мной.
   Кантона с интересом посмотрел на Кляксу.
   — А ты?
   — Дала от ворот поворот. Он слишком стар для меня, Пьер!
   — И больше он ухаживать не пытается?
   — Пытается.
   — Тогда мы просто обязаны пойти в ресторан вместе. Увидев тебя со мной, он навсегда забудет даже про попытки об ухаживании.
   — Ты его плохо знаешь! — с искрой надежды оглянулась на него Клякса.
   — Я тебе говорю! Стоит мне сказать ему несколько слов, он будет обходить тебя дальней дорогой.
   Светка, бросив в сторону расческу, сладко потянулась.
   — Что же это за слова такие?
   Он снова поцеловал её в плечо.
   — Мои деньги на его избирательную компанию. Просто, он может их лишиться.
   — Я тебя люблю, Пьер, — отвечая на его поцелуй, сказала она, — И готова подписать с тобой договор. Беги за пивом.
   Пантов выбрал столик в ложе второго этажа. Сверху просматривался огромный зал, заставленный столами, накрытыми белоснежными скатертями. Посетителей было немного, и официанты в белых рубашках и с огромными черными бабочками на шее беседовали между собой около сцены варьете.
   Пантов их не мог не заметить. Высокий стройный француз в черном смокинге и с осиной талией любовница в длинном красном платье с глубоким декольте. Пантов сверху видел, как к изящной парочке подошел метрдотель и кивком головы, указав в сторону балкона, показал вход на лестницу.
   Клякса была бесподобна и даже без труда затмила бы испанскую красоту легендарной Кармен. Грациозно присев на стул, который любезно подвинул к ней Пьер, она слегка покраснела и отвернулась от Пантова, который хищно пожирал её глазами. От Кантоны это не ускользнуло и, чтобы решить все проблемы раз и навсегда, он взял Светку за руку и обратился к депутату:
   — Моя невеста. Вы не знакомы?
   — Встречались, — почти себе под нос проговорил поникший Пантов.
   Как ни отказывался от выпивки Кантона, Пантов сначала настоял на одной рюмке коньяка, потом на другой.
   — Как ваши избирательные дела? — наконец спросил повеселевший Пьер.
   — Что называется «фифти-фифти». По-моему мы слишком рано начали предвыборную компанию. Мой имиджмейкер сделал заключение, что рабочие водообъектов устали бастовать, а потому разошлись по домам.
   — Но разве не вы требовали денег и торопили меня и Бурмистрова финансировать забастовки и пикеты?
   Пантов дернул плечами:
   — Тогда это давало положительный эффект. А сейчас, налакавшись и устав от дармовой водки, многие рабочие предпочли сдаться.
   — Кому сдаться? — не понял Кантона.
   — Женам. По моему разумению теперь требуется другой возбудитель активности наших сторонников.
   — Ваших сторонников, — уточнил Кантона.
   — Не цепляйтесь к словам, Пьер, — разливая по рюмкам коньяк, и искоса бросив взгляд на Кляксу, ответил Пантов. — Моя победа на выборах — эта ваша победа.
   — Пока я никаких сдвигов и успехов не вижу. Закон до сих пор не принят, насосные станции приходят в негодность, трубопроводы ржавеют. А я только пачками выбрасываю франки и доллары. Мне все чаще кажется — на ветер.
   — Думаете я такой неблагодарный? — поставив пустую рюмку на стол, вдруг спросил Пантов.
   В ту же секунду он нагнулся, достал дипломат и, рукой сдвинув тарелки с закусками в сторону, положил его на стол.
   — Я приготовил вам подарок. От души.
   Кантона подпер рукой подбородок и с интересом наблюдал за Пантовым.