Романовский Владимир. Америка — как есть

   Может, император надеялся, что Рузвельт снимет эмбарго после этого? Может, Гитлер надеялся, что самая большая армия в мире не будет воевать, а сдастся в плен на третий день?
   Все это по самой меньшей мере странно. Можно предположить, что вошедшие в моду за несколько лет до этого супер-разведчики всех стран запутали решительно всех лидеров шквалом противоречащих друг другу данных.
   Жемчужный Залив на острове О'аху — очень неплохое место для тех, кто служит в американских вооруженных силах. Гавайи — прелестная гряда островов в Тихом Океане, все там ходят загорелые круглый год. Японцы выбрали для атаки именно Гавайи, но не из-за климата, а просто потому, что острова эти — в пределах досягаемости, более или менее. Велик Тихий Океан. До Калифорнии им было просто не доплыть и не долететь, если с боеприпасами.
   Вся база была уничтожена вместе с персоналом, и Рузвельт растерялся не меньше, чем Сталин незадолго до этого. Но собрался с мыслями. Началась изнурительная драка на островах, которая продолжалась до самого конца Второй Мировой. Очень медленно, очень натужно, американцы отбирали у японцев остров за островом, подходя все ближе и ближе к Японии. Учитывая количество участников, потери были огромны с обеих сторон. Тут надо вспомнить, что Америка и Япония были в общемировом конфликте единственными странами, не подписавшими конвенцию по поводу неиспользования отравляющих газов. Замечательная перспектива.
   И тем не менее, эта драка в Тихом Океане не ощущалась дома, как реальная. Война в Европе была куда реальней, особенно после вступления в нее американских частей. Прибывающие с европейского фронта на побывку солдаты в некоторых случаях даже удивлялись — как? разве идет война с Японией? а я и забыл.
   Через пять дней после атаки на Перл Харбор, Германия и Италия объявили войну Соединенным Штатам.
   Во второй половине 1942-ого года немецкое командование наконец сообразило, чего именно ему не хватает. Бестолковая Операция Барбаросса, не разгромленная в самом начале просто потому, что оборона была не менее бестолковой, переосмыслилась. Советской Армии все еще не хватало боеприпасов и одежды. Немцы рванулись к Сталинграду.
   Рузвельт, возможно, не очень хорошо себе представлял, чем грозит балансу власти в мире проход немцев через Сталинград и обладание ими вследствие этого каспийской нефтью. Черчилль представлял гораздо лучше. Легкомысленное с виду отношение Рузвельта к этому вопросу пугало британского премьера.
   Возможно, Сталин также хорошо понимал положение вещей. Под Сталинградом полегло в общей сложности около двух миллионов солдат. К нефти Гитлера не пустили.
   По официальному радио сообщали о грандиозных потерях врага после каждой значительной битвы, а о своих потерях умалчивали. Во всех странах. Выбрав самый драматический, самый напряженный момент, Бразилия, дабы продолжить традицию, объявила Германии войну. Американцы к тому времени уже высадились в Италии и брали город за городом — по слухам, не без помощи американского филиала итальянской мафии, с коим достигнута была договоренность. Во всяком случае, осведомленность американского контингента по поводу того, где чего в Италии лежит и каким лесом идти, и полная растерянность пытавшихся удерживать территорию немецких подразделений наводят на подозрения.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. К ВОПРОСУ О ДВУСМЫСЛЕННОСТЯХ

   К середине двадцатого века пропаганда бюрократизировалась не меньше, чем остальные отрасли деятельности. Появилось очень много смысловых слоев, и выводить из них четкие формулы, понятные массам, дабы направлять энергию этих масс в нужное русло, становилось все труднее. И все труднее было извлекать из этих формул выгоду, поскольку редкий пропагандистский лозунг не состоял в противоречии с десятком других лозунгов.
   Как объяснить массам, например, почему идет война с Германией? Можно сказать, что есть немцы, а есть нацисты (в России тогда говорили — фашисты), и нацисты плохие, а немцы хорошие. Но хорошие немцы вынуждены поддерживать плохих нацистов. И вот нацисты объявили войну всем и вся, и мы с ними благородно сражаемся, а хорошие немцы вынужденно подчиняются коварным приказам.
   Далее пропагандистская линия, для масс, развивалась таким образом:
   Рука об руку с братским русским народом мы сражаемся с нацистами. У этого братского народа есть лидер, которого русский народ сам себе выбрал — Джозеф Сталин (Дядя Джо). О его прошлых проказах, в том числе о его союзе с Гитлером, вспоминать не нужно — всем свойственно ошибаться, даже лидерам. Нацистскую гидру мы задушим вместе, а потом будем дружить крепко.
   Массы на такое не очень-то покупались, поскольку это слишком сложно для масс — нацисты отдельно, немцы отдельно.
   Массы поняли это так, что все немцы — нацисты. Их не очень разубеждали в этом. Идет война с немцами, и немцы сволочи все. Посему никого не удивило в России, например, когда всех немцев Поволжья отправили за Урал на всякий случай. Правда, в России не только в Поволжье немцы, а вообще везде, и каждый десятый в некоторых регионах. Но это детали.
   В Америке все это оказалось более сложным делом.
   (С японцами было проще. Сто двадцать тысяч японцев определили в зоны удержания и задержания, где они и жили до конца войны. Зоны обнесены были проволокой, не всегда колючей. Стояла вооруженная охрана. Были случаи, поначалу, когда в передвигающихся вне зоны японцев стреляли. К концу войны все зоны за исключением одной (Тюль) жили мягким режимом. Большинству населения зон было позволено работать и ходить вне заграждений. Приблизительно две трети этих японцев были гражданами США, многие из них родились в Америке. Правда и то, что многие из них получили образование в Японии, непременной частью которого было привитие учащемуся почтения к Императору. Указ о создании таких зон подписал сам Ф.Д. Рузвельт. Когда протестующие подали апелляцию, Верховный Суд поддержал решение Конгресса и Президента.
   Частичные компенсации были выплачены японцам в 1948-м году. В восьмидесятых годах правительство США принесло извинения пострадавшим).
   А с немцами случился казус.
   На сегодняшний день, к примеру, немцы составляют самую большую этническую группу Америки — впереди англосаксов. Во времена Второй Мировой немцев тоже было очень, очень много, и своих, живших в Америке поколениями, и новоприбывших — большое их количество переехало в Новый Свет между двумя мировыми войнами, по разным причинам. Йорквилл — часть нью-йоркского Ист-Сайда — стал НЕМЕЦКИМ районом. Работали рестораны, бары и магазины с немецкими названиями. В витринах висели знаменитые на весь мир колбасы. Лилось рекой пиво. Гремела немецкая музыка (не Вагнер, разумеется, но простонародная, фокстроты под губную гармошку, Лили Марлен, и прочая). Этих немцев нельзя было изолировать, арестовать, отправить куда-нибудь подальше от источников массовой информации, им нельзя было заткнуть рот — родственные и дружеские связи немцев охватывали всю территорию Соединенных Штатов. Этнические немцы составляли немалую часть американских фермеров. Немало этнических немцев было в Военном Департаменте. Немалая часть американских войск в Европе состояла понятно из кого. И, наконец, главнокомандующим союзных сил назначен был американец по фамилии Айзенхауэр. Предки его прибыли в Новый Свет в далеком восемнадцатом веке. И все же… и все же…
   Кто-то где-то вспоминал историю, а также восторженное эссе Марка Твена о Берлине, в коем сказано следующее:
   «Улицы очень чистые. Их поддерживают в этом состоянии — не молитвами, разговорами, и прочими нью-йоркскими методами, но ежедневной и ежечасной работой скребком и шваброй».
   Немцы — строители и фермеры. Немцы — инженеры. Немцы — работники.
   Прогрессивно мыслящие дарвинисты, пожинающие плоды своих «идей» по поводу происхождения человека от обезьяны и соответствующих социальных отношений, ужаснувшись тому, на что способен человек, предоставленный самому себе, стали искать замену христианской доктрине. А что? Раз человека создал вовсе не Бог, но эволюция и случай, стало быть, все дело в происхождении и естественном отборе — и теории о превосходстве немецкой расы над всеми остальными логическиабсолютно верны. А как же! Вон фермы в Южной Дакоте — ежели хорошая ферма, добротная, эффективно работает, содержится в порядке — значит хозяин немец. Если где в мире стоит здание, на славу построенное — строил немец. Ежели какой-то регион где-то на планете живет сытно в то время, как вокруг — недоедание и расхлябанность — значит, в регионе доминируют немцы. Да, тысячу раз да, но нельзя же так… Они, немцы, действительно — люди дела и люди работы, но зачем же пальба и порабощение и расстрелы, и прочая, и прочая — страшно ведь! Больно ведь!
   А вы, дамы и господа, думали, что «естественный отбор» — это слова такие красивые просто, да?
   Сегодня принято валить на Ницше и даже на Вагнера. Мол, это Ницше придумал, что арийцы — это да, а все остальные погулять вышли.
   На самом деле правда, если быть честным до конца, в дарвинистском мировосприятии выглядит именно так, как ее представляли себе недоучки из Гестапо. Увы и еще раз увы. А именно:
   Арийцы — это немцы и их родственники. Самая деловая, самая работящая, самая мыслящая этническая группа на земле. Спорить с этим можно, но глупо.
   Евреи — это люди с внутриэтнической спайкой, думающие только о своих, и так далее. Евреи предприимчивы, пассионарны, и все время всех путают. Рабы из них получаются плохие. В печку.
   Цыгане — эти вообще никому не нужны. Попрошайки. В печку.
   Негры — рабы получаются из них с трудом. Вон посмотрите, чего в США получилось. Дойдут руки — разберемся.
   Славяне и прочая шваль. Рабы выйдут из них сносные, если выявить и уничтожить пассионарную часть. Ленивы — нужно пороть. Мы не дадим им пить, всего и делов.
   Средиземноморцы — э… неплохо поют. Пусть поют.
   Азия — пока у нас не дошли руки, но понятно, что азиатские арийцы — это японцы, остальные азиаты — примерно тоже самое, что наши славяне, евреи, цыгане, и прочая.
   Все очень логично. Все «по науке». Именно поэтому многие перепугались.
   Дарвинисты из испугавшихся вспомнили, что есть такая вещь — гуманизм. Вроде бы не имеющая отношение к собственно Библии. (Имеющая, и прямое, но об этом постарались не вспомнить). Но тут оказалось, что понятие это придумали… опять же немцы.
   Замкнутый круг какой-то.
   И это было только — полбеды.
   Антинемецкие настроения, поддерживаемые пропагандой, могли оказаться в конечном счете опасными — и в Европе, и в Америке.
   За дело взялась американская армия, уже в то время — самый деловой, самый прагматичный институт на планете. Наставляемый Дуайтом Айзенхауэром.
   Появился социальный заказ, который армия готова была оплатить. Нужно было издать что-нибудь, не явно пропагандистское, но доказывающее неопровержимо, что немцы на самом деле — вовсе не принципиально милитаристский народ, что они не монстры, но люди как люди. И хорошие тоже бывают. Выбор армейцев пал на сценариста с социалистическими тенденциями по имени Алберт Молтс (в России известен как Альберт Мальц). Молтс был выходцем из еврейской семьи, посему его можно было упрекнуть лишь в беспринципности, но не в предвзятости — по мысли заказчиков, очевидно. И с заказом он, сценарист, справился блистательно, написав роскошный роман «Крест и Стрела».

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. МУЖЕСТВО, ЧЕСТЬ, ПАТРИОИЗМ

   Всю историю человечества основную часть солдат в любом большом военном конфликте составляют сопляки возрастом от позднего отроческого до позднего юношеского — скажем, до двадцати двух лет. Традиция эта удобна по нескольким причинам. Сопляков легче учить подчиняться командам. Лозунги для них внове. Они меньше, в массе, склонны к состраданию, чем люди с опытом. Они здоровее и выносливее. У них по большей части нет семьи и детей, посему им не мешают в исполнении функций пушечного мяса обыкновенные человеческие соображения.
   Высадка союзных сил в Нормандии была плохо подготовлена, плохо спланирована, плохо проведена, и окончилась более или менее катастрофой. Прикрывавшая высадку авиация нанесла несколько ошибочных ударов по своим. Сопляки, прибывшие драться с закаленными пятью годами войны немцами познали вагнеровский ужас.
   Американские пилоты, взлетающие из Англии, знали статистику. Норма — двадцать четыре боевых вылета. Средняя выживаемость — двенадцать вылетов. Поэтому некоторая часть летного состава предпочитала после нескольких вылетов садиться в Швейцарии и там сдаваться под домашний арест до окончания войны, ссылаясь на неисправности в моторе.
   На первых порах у американцев в Европе ничего не получалось. Рузвельт вел яростные беседы с Айзенхауэром. «Почему вы отступаете!», возмущался Президент. «Мы не отступаем», яростно отвечал генерал, злясь на штабных крыс в Вашингтоне. «Мы бежим».
   Говорят, Черчилль, наблюдая за провалом высадки, даже связался со Сталиным и потребовал, чтобы тот усилил боевые действия на своем фронте, дабы отвлечь немцев. И, говорят, Сталин согласился.
   Это логично. Сталин помнил провал своей армии в первый год конфликта с Гитлером. А в 1944-м году Советская Армия казалась непобедимой всему миру. На войне быстро учатся. Нужно было оказать союзникам услугу.
   Понемногу американские части освоились, окрепли, поднаторели, попривыкли к потерям, получили подкрепления, амуницию, продовольствие, и перешли в наступление.
   По одной из похожих на правду легенд, Гитлер, удрученный событиями во Франции, все спрашивал соратников — горит ли Париж? По его задумке, перед тем, как сдать Город Света американцам, его следовало сжечь. Впрочем, таких легенд о Гитлере много. По другой легенде он хотел «стереть с лица земли» Ленинград. Ни в первом, ни во втором случае ничего технически сложного не было. Казалось бы — если хотел бы, то сжег бы и стер бы. Но, может, соратники отговорили.
   У пляжей Флориды всплывали трупы — жертвы немецких субмарин в Атлантике, но вскоре и с субмаринами научились бороться.
   Воюя на два фронта, немецкая армия стремительно выдыхалась. Все острее ощущалась нехватка топлива.
   Осенью 1944-ого года фермеры на полях собрали неплохой урожай. Уничтожение миллионов людей, невозникновение новых семей из-за того, что потенциальные отцы были на фронте, ослабление немецкой военной машины — все это способствовало производству излишка. Излишком воспользоваться не сумели — по всему миру развелось неимоверное количество мошенников, спекулировавших на излишках. Снимали фильмы о войне, в которых не было ни одного правдивого кадра — по всему миру. В фильмах этих средних лет актеры играли сопляков.
   Германия насквозь пропиталась цинизмом и двусмысленностью. В уютном некогда католическом Мюнстерланде слагали песенки-обращения к летчикам-союзникам, вроде «Милый Томми, не надо здесь бомбить, враг в Берлине». Вся Германия понимала, конечно же, что война скоро кончится не в пользу Германии, но говорить об этом вслух было все еще опасно.
   Прохладным октябрьским вечером 1944-ого года в берлинской опере с огромным успехом шел четырехактный веристский шедевр итальянца Джакомо Пуччини «Богема», на французский сюжет. Пели, конечно же, по-немецки. По соседству падали бомбы.
   Меж тем Рузвельт, Сталин и Черчилль решили собраться и обсудить создавшееся положение. Для переговоров выбрали дворец в Ливадии, близ Ялты, поскольку там в феврале-марте было тепло, сухо, и приятно во всех отношениях. Рузвельт хотел было пустить в ход свой безотказный шарм, но Черчилль в благородном порыве предупредил его — «Сталин не любит светский треп». Тем не менее, жизнерадостность и насмешливость Рузвельта требовали выхода. На многих фотографиях, сделанных на этой встрече, видны усилия Президента скрыть улыбку.
   Исторический курьез:
   Расчувствовавшийся Черчилль с бокалом шампанского в руке предложил выпить за здоровье короля Великобритании. Рузвельта заинтересовало, что на это скажет «дальновидный и умный», по мнению самого Черчилля, Сталин. Сталин, большой дипломат и любитель хорошего тона, сказал, что, как республиканец, не может пить за здоровье монарха. Рузвельту перевели. Глядя на слегка растерянного Черчилля и посуровевшего дальновидного Сталина, аристократ из Хайд-Парка, делая серьезное лицо, предложил:
   Ну тогда давайте выпьем за здоровье Калинина.
   Неизвестно, оценил ли Сталин водевильную шутку. Чувство юмора у него, как и у Черчилля, было примитивно-мещанское. Возможно, Черчилль тоже не понял. К тому ж пренебрегли королем.
   Американские войска на подходе к Парижу расступились и из дипломатических соображений позволили французскому контингенту, наскоро составленному из сил Сопротивления и военных в изгнании, взять столицу.
   Это только из сегодняшнего далека кажется, что любой нормальный француз предпочел бы, чтобы от немцев Париж освободил бы Рузвельт, а не Сталин. А тогда, в конце войны, далеко не все выглядело так гладко. Советский Союз все еще был светлой мечтой прогрессивно-эволюционной части человечества, даже в Америке — о Франции и говорить нечего, она всегда прогрессивнее всех.
   Как-то попав, полвека спустя, на празднование освобождения Парижа, я поймал себя на том, что глупо улыбаюсь. Величественный Отель де Вилль, тот самый, где Людовик и Анна принимали когда-то участие в Марлезонском Балете, затянут был в огромный флаг Французской Республики. На площади перед зданием присутствовали в большом количестве немецкие туристы с фотоаппаратами. Ни американских, ни английских флагов нигде не было видно. И молчали в Нормандии десятки тысяч могил с лежащими в них американскими сопляками, отдавшими в далеком 1944-м году жизнь — вот уж трудно сказать, за что именно. Теперь уже — трудно.
   Все эти громкие события политического и военного характера заслонили главное, а именно — в 1940-м году хоккейная команда Нью-Йорк Рейнджерз выиграла Кубок Стенли. В финале ньюйоркцы играли с Торонто. По крайней мере три матча из семи должны были состояться в нью-йоркском Мэдисон Сквер Гарден — в то время, до переезда, совершенно роскошном здании. Но не состоялись — арену занял гастролирующий цирк. Дирекция арены, видимо, не рассчитывала на такое резвое продвижение городской команды в кубковом турнире. И пришлось все матчи играть в Торонто. Болельщики следили за играми по радио.
   Следующий кубок Рейнджеры выиграли только пятьдесят четыре года спустя. В восьмидесятых болельщики соседних Айлендерз, суперкоманды, команды-династии, скандировали на матчах с Рейнджерами — «1940! 1940!»
   Рузвельт не дожил до окончания войны. Отдыхая в Уорм Спрингс и собираясь на конференцию в Сан-Франциско, где он должен был благословить свое детище — Организацию Объединенных Наций — он сидел в кресле и подписывал какие-то депеши, в то время как художница Элизабет Шуматофф рисовала его портрет. Его хватил удар, он потерял сознание и умер, спустя несколько часов.
   Харри Труман, вице-президент, заступил на новую должность.
   Этот человек был очередным исключением в американской политике — недоучился в свое время. И хотя за время общения с людьми образованными он много познал и многим воспользовался, своим простым происхождением и отсутствием достойного диплома он любил бравировать. Тем более что это было очень даже модно в то время (Русский Эксперимент не прошел для мира даром).
   Была встреча американского и русского контингентов на реке Эльбе, бомбежка Дрездена (чтобы русским не достался), взятие Советской Армией, понесшей дикие потери при этом, того, что осталось от Берлина, фотография страстного матроса, целующего восхищенную медсестру в Таймз Сквер в Нью-Йорке, символизирующая окончание войны, затем, уже после этого, взятие скромным канадским контингентом Голландии (об этом почти никто почему-то не знает), взятие армией Маршала Конева Праги, парады Победы, чествования, счастье — а война тем временем продолжалась. Но было это где-то там (неопределенный жест рукой), далеко. Вне цивилизации.
   Сталин решил повоевать с Японией. Оказалось, что американские силы в Тихом Океане как начали брать в 1941-м году остров за островом, так и по сей день берут. Со все увеличивающимися потерями. Но и там дело явно близилось к концу. Поворотным моментом в тихоокеанском конфликте считается битва за атолл Мидвей в 1942-м году (!). Уже американские бомбардировщики бомбили Токио, уже в Пентагоне строились планы высадки.
   В Неваде прошли первые испытания атомной бомбы.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. ЭВОЛЮЦИОННАЯ РОМАНТИКА

   В самом начале сороковых годов Металлургическая Лаборатория Чикагского Университета, Лаборатория Радиации Калифорнийского Университета и Факультет Физики Колумбийского Университета в Нью-Йорке начали работы над совместным проектом, который частично финансировали государственные структуры.
   В сорок втором году Лесли Гроувз, начальник армейских строителей, руководивший постройкой Пентагона, назначен был главой разработок нового оружия. Сам он был против этого назначения. Директором научной части он назначил Дж. Роберта Оппенхаймера, человека радикальных взглядов (разведка была против, ФБР было против, но Гроувз настоял). К делу было привлечено немалое количество физиков со всего света, включая беглых немцев, естественно. Альберта Эйнштейна наняли в качестве консультанта.
   Теория Эйнштейна, равно как и последующие выкладки квантовой механики, представляет некоторый романтический интерес для людей, склонных к размышлениям об особенностях устройства Вселенной. В чисто практическом смысле опубликование этой теории привело лишь к созданию атомной бомбы и атомных электростанций. Польза от этих двух изобретений в высшей степени сомнительная.
   Расщепление атома есть не что иное, как следующая ступень уничтожения структуры вещества. Уничтожение более полное, происходящее на атомарном, а не молекулярном, уровне — и поэтому получаемой энергии гораздо больше, чем при обычном сжигании. Способы применения полученной таким образом энергии малочисленны и катастрофически опасны. Поддерживание атомных электростанций в рабочем состоянии в отсутствие обслуживающих мощностей, работающих на нефти, возможным не представляется.
   Две атомные бомбы, сброшенные на два японских города в 1945-м году, произвели неизгладимое впечатление на весь мир.
   Дело было вовсе не в реальных данных. Вторая Мировая известна куда бОльшими разрушениями и количеством жертв, хоть мирных, хоть военных, при атаке на города — взять тот же Сталинград или Дрезден или Берлин. Касательно же тех кто находился близко и впоследствии умер, хватив дозу радиации — по миру в то время ходили несметные толпы медленно умирающих калек. То бишь в собственно гуманитарном смысле ничего особенно выдающегося в хиросимском инферно не было. Бывало лучше и бывало хуже.
   Всех поразил именно драматический аспект ситуации — бомб было всего две штуки.
   При таком раскладе воеватьбыло совершенно бессмысленно. Японцы сдались сразу.
   Что было бы, если бы эти две бомбы не состоялись — во всяком случае, тогда?
   Много разного. Неизвестно, больше или меньше было бы человеческих жертв. Император настроен был сопротивляться до конца, как Гитлер, только еще упорнее. Имелся ядовитый военный газ, наверняка ждавший американцев по высадке (и наверняка американцы имели на этот случай свои запасы всего того же самого). Собственно, количество возможных жертв во время вторжения и было основным аргументом в пользу атомной атаки.
   Но, несомненно, военный авантюризм в своем все еще классическом виде продолжался бы без этих бомб еще какое-то время. И, безусловно, рано или поздно кто-нибудь попробовал бы атомную бомбу в действии. Возможно более мощную.
   Побежденные сидели во Дворце Справедливости в городе мейстерзингеров Нюрнберге. Их судили, применяя законы, о существовании которых мир ранее не слышал. Удивительно, но ничеготолкового и интересного не было сказано ни со стороны победителей, ни со стороны побежденных. Ну разве что Иона Никитченко, судья из Советского Союза, мещанского сословия и с плохим воспитанием (к этому стали привыкать во всем мире, что, мол, Советским Союзом правят агрессивные мещане) говорил вещи, от которых у остальных участников краснели уши (не у немцев — эти, побежденные, сами были того же сословия). К примеру, такая фраза — «Если мы тут будем объективничать, это замедлит процесс». Одним из пикантных аспектов биографии Никитченко было его участие в показательном суде в 1937-м и 1938-м году в Москве. В частности, именно он вынес приговор Зиновьеву.
   Собственно на процессе этом настоял именно Сталин, любивший политическую драматургию, на той самой конференции в Ялте. Черчилль хотел просто сослать побежденных куда-нибудь, где бы их заставляли трудиться (!!), или расстрелять по-тихому, и Рузвельт был не против такого оборота дел. Но Сталин, развлекавшийся показательными процессами сам, решил поделиться опытом с союзниками и убедил их, что процесс будет весьма поучительный (то бишь, будет, чем поразвлечься).
   Прогрессивный мир согласно кивал отупевшими идеологическими лицами. После этого процесса борьба с нацистами и фашистами приняла наконец-то общемировой характер. Пресса и телевидение смело борются с ними до сих пор. Это очень удобно — бороться с несуществующим противником — победа гарантированна.